Текст книги "Сломленная Джульетта (ЛП)"
Автор книги: Лиса Рэйвен
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц)
– Ты набрал вес?
– Немного. Я тренируюсь.
– Бокс?
Он замирает.
– Да. Как ты узнала?
Пожимаю плечами.
– Догадалась.
Я снова тяну, но пуговицы не поддаются.
– У меня не получается.
– Оставь тогда, – говорит он напряженным голосом. – И так пойдет.
Еще одна попытка и пуговица отскакивает.
– Черт побери!
– Тейлор… – Он накрывает своей рукой мои руки. – Ради бога, просто… оставь.
Я замираю. Время замедляется.
Он касается меня.
Эффект мгновенный и изнурительный. Мое сердце начинает бешено биться, когда он издает прерывистый вздох. Я смотрю на его руку, которая накрывает мою. Она такая чужая. Такая знакомая. Неправильное и правильное переплетается друг с другом, отдаваясь импульсом внутри меня.
С болезненным восхищением, я наблюдаю, как он проводит большим пальцем по моим костяшкам словно в замедленном действии. Мне хочется отступить назад, но я словно застыла. Я не могу поднять на него взгляд, опасаясь того, что я могу сделать. Или что он сделает. И пусть ткань жакету и плотная, я все равно чувствую, что его сердце колотится быстрее моего. Его грудь быстро вздымается и опускается, и я понимаю, что что бы ни произошло следующие несколько секунд, это вполне может разрушить последние восемь месяцев выработанной отчужденности.
– Кэсси… – со стоном произносит он.
Он плотнее прижимает мои руки к своей груди, и в этот момент, моей решимости приходит конец. Я хочу распахнуть его жакет и прижаться губами к его коже. Вкусить тепло, и затем перейти к его шее. Кажется, ему тоже этого хочется, потому что он хватает мои руки и запускает их под одежду. Когда мои ладони прижимаются к его обнаженной груди, он так резко вздыхает, словно ему больно.
Я закрываю глаза и пытаюсь найти в себе силы остановиться. Я должна. Я больше не могу быть такой. Отчаянной и нуждающейся. Препятствия, разделяющие нас, не изменились. Особенно для него.
Я открываю глаза, чтобы встретиться с ним взглядом. Он обжигающ. Мрачен и напряжен, и уж слишком неотразим.
Решимость, где ты, когда так нужна?
Дело не в том, что он хочет снова быть со мной. Он просто хочет меня. А я хочу его. Колотящиеся сердца и гормоны, не дающие покоя.
Я провожу руками по его груди и чувствую под ними быстрый пульс, ища оправдание, чтобы позволить этому случиться. Позволить мне завладеть его телом, не нуждаясь больше ни в чем. Освободиться от ноющей сексуальной неудовлетворенности, которая преследует меня с того дня, как мы расстались.
Но этому нет оправданий. Не существует альтернативной реальности, где все было бы еще более неизмеримо хуже.
Я впиваюсь пальцами в его мышцы, прежде чем возвращаюсь к реальности. Найдя в себе силы которые я и не подозревала, что у меня есть, я отстраняюсь смущенная и раздраженная. Мне ненавистно то, что я чуть ли не растаяла от желания. Что всего лишь одно его мимолетное прикосновение, может все еще так сильно влиять на меня.
Я пристально смотрю на него и пытаюсь подобрать слова.
Он смотрит в ответ, с тем же явным потрясением.
– Какого черта это было? – Адреналин бурлит в моих венах, вызывая во мне жар и дрожь.
Он моргает и качает головой. Злой. На себя? Или же на меня?
– Понятия не имею. – Его челюсть сжимается, и он опускает голову. – Это было чертовски глупо. Я… я не должен был…
– Да, не должен был.
Он резко поднимает голову и смотрит на меня. Сейчас он уже точно злится на меня.
– Я не заметил, чтобы ты так уж быстро отстранилась. Ты дышала так же тяжело, как и я.
– Это не значит, что ты можешь… что мы должны… – я провожу пальцами по волосам. – Черт побери, Итан, мы должны были уже оставить это в прошлом! Я не должна это чувствовать, когда…
– Когда что?
– Когда ты рядом со мной! Когда ты трогаешь меня. Ты не можешь просто вот так… делать это со мной.
– Поверь мне, мне знакомо это чувство.
Я вскидываю руки.
– Я ничего не сделала!
– Тебе и не надо. Одного твоего существования достаточно, чтобы я страдал.
Печаль в его голосе заставляет меня остановиться, но это уменьшает во мне злости.
– Проехали, – говорю я, пытаясь расстегнуть платье. – Забудь об этом.
Он срывает с себя жакет и говорит:
– А что ты думаешь, я пытался делать весь этот гребаный год?
Корсет словно стянулся вокруг меня подобно питону, сжимая меня чуть ли не до удушья.
– Избавь меня от этой чертовой штуки!
Я поворачиваюсь, чтобы он смог расстегнуть мне молнию, и когда он это делает, я захожу в раздевалку. Я срываю с себя платье и надеваю обратно лифчик и футболку. Потом я собираю вещи и откидываю шторку. Он стоит на месте и смотрит на меня, словно хочет извиниться или что-то в этом роде.
Я не двигаюсь. Мы смотрим друг на друга. Никаких извинений не следует.
Ну, конечно.
Как обычно.
– О, привет, ребята!
Мы оба поворачиваемся и видим Джека Эйвери с охапкой костюмов в руках.
– Ого, я что-то прервал? Нужно уединение? Или гандоны?
Я издаю звук отвращения и протискиваюсь мимо него.
– Заткнись, Джек.
Когда я иду к выходу, я слышу, как Эйвери говорит:
– Чувак, ты так и притворяешься, что не сохнешь по ней? Насколько же ты заблуждаешься!
Когда я дохожу до двери, Холт говорит:
– В кои-то веки, я согласен с Кэсси, Эйвери. Заткнись на хрен!
Несколько часов спустя, я возвращаюсь домой, и моя кожа все еще покалывает от воспоминаний того, как мои руки прикасались к его груди. Они жаждут снова почувствовать его. Жаждут больше прикосновений.
Я со стоном заваливаюсь в постель, невероятно расстроенная.
Равнодушие? Ага, конечно.
Я без понятия, что значит это слово.
Мое единственное утешение, что и Итан не знает.
13
ИГНОРИРОВАНИЕ
Наши дни
Нью-Йорк
Квартира Кассандры Тейлор
Я прижимаюсь к чему-то теплому рядом с собой.
Хммм. Мужское тело. Мягкая кожа. Приятно пахнет.
Итан?
Чья-то рука обвивается вокруг меня, и я прижимаюсь еще сильнее, воссоздавая воспоминания о прикосновениях его губ и языка. Это пробуждает меня изнутри, вызывая во мне жажду большего.
Я кладу руку на его живот. Чувствую напряженные мышцы. Как же у него много мышц!
Стоп! Чересчур много мышц.
Я спускаюсь к его пупку.
– Милая, если ты спустишься еще ниже, нам придется переосмыслить мою сексуальную ориентацию, а я не думаю, что кто-то из нас готов к этому сейчас.
Я открываю глаза. Мой сосед Тристан, лежит рядом со мной с одним из дневников Итана в руках.
– Знаешь, я всегда думал, что твои истории об этом парне были приукрашены из-за боли и обиды, но после того, как я прочел это? Удивительно, что он вообще способен ходить прямо и говорить одновременно. Тут описывается нешуточное самобичевание. У него реально есть своя плетка? Или это все только в его голове?
Я хватаюсь за дневник, но он крепко обхватывает меня рукой и держит его вне моей досягаемости.
– Ну уж нет! Я слушал о его выходках целых три года. Думаю, я заслужил слегка заглянуть внутрь его безумия. И конечно, главный вопрос, откуда у тебя эти дневники? Пожалуйста, скажи мне, что не украла их, как сталкерша.
Я потираю глаза. Рановато для допросов Триса.
– Он сам дал мне их.
– Правда?
– Ага.
– На репетициях?
– Нет.
– Тогда где?
– В его квартире.
Он замолкает.
– Хмм. Значит ты пошла туда, взяла их и ушла, верно? Никакого романтического контакта? Вы ведь не предавались воспоминаниям о том, как ты одержима его членом?
– Тристан…
Он отстраняется и впивается в меня взглядом.
– Нет, не Тристанкай мне. Ты поклялась, что не будешь спешить с этим парнем, и вот я возвращаюсь утром домой и обнаруживаю твое соблазнительное белье на полу, дневники твоего героя-любовника на столе и раздражение от щетины по всему твоему лицу. Как по мне, вы решили все испортить до того, как дали этим отношениям еще один шанс.
– Ничего не было.
– Неужели мне надо проверить твои трусики, мокрые они или нет, а Мисс Врушка? Потому что у твоего лица такое состояние словно по нему прошлись пескоструйкой!
– Ладно-ладно, ничего особенного. Мы просто целовались.
– Просто целовались?
– И… трогали друг друга, прижавшись к стене.
Он выдыхает.
– Это не ничего.
– Это не секс.
– Но это и не медленно.
Я знаю, что он прав, но признать это – выше моих сил.
– Что ты хочешь, чтобы я сказала, Трис? Что это было глупо? Да. Знаю ли я, какого черта делаю с ним? Абсолютно, нет. Видела ли я порнографические сны с ним сегодня ночью? Черт возьми, да. Достаточно честно для тебя?
Я прижимаюсь к его груди, и он крепче обнимает меня, опуская свою голову на мою.
– Милая, я не пытаюсь вести себя, как придурок. Я просто не хочу, чтобы все снова пошло не так. Я знаю, что он, наверняка, переворачивает все внутри тебя наизнанку, но если ты поторопишься, то с тобой случится то же самое, что и с ним – ты испугаешься и дашь заднюю. И я уверен, никто из вас не хочет этого, так же?
– Да. Но когда бы я ни оказалась рядом с ним, я вижу лишь его и это пугает меня. А когда мы расстаемся, мне начинает казаться, что так нам будет лучше, и это тоже пугает меня.
Он гладит меня по руке.
– Страх естественен в этой ситуации, но главное – не позволять ему управлять собой. Испуганные люди либо закрываются и избегают причину своего страха, либо злятся и выходят из себя. Плохие новости для вас с Итаном в том, что вы испробовали уже оба варианта и ни один из них не увенчался успехом. А самая большая трагедия в том, что с самого момента вашего знакомства, вы безумно влюблены друг в друга и потратили слишком много времени на упрямое отрицание этого.
Я закрываю глаза, и я абсолютно не в восторге от того, как у меня сжимается все в груди от этого разговора. Трис вздыхает.
– Ну и, если тебя это утешит, – говорит он тихо. – одну вещь эти дневники доказывают точно – он всегда любил тебя.
Я смеюсь.
– Даже когда разбивал мне сердце?
– Ага. Даже тогда. В смысле, только послушай эту запись шестилетней давности.
Канун Нового года. Я едва ли могу функционировать с таким большим количеством мыслей в голове. Я чувствую себя безумцем. Я все думаю: что, если бы она исцелила меня? Если кто-то и смог бы, так это она. Я боюсь следующего года. Это будет дурацкая шарада, в которой я буду притворяться, что не хочу ее. Меня утомляет лишь одна мысль об этом. Я едва сдержался, когда она написала мне на Рождество, а это было всего лишь какая-то эсэмэска. Как, черт побери, я буду сопротивляться ей, когда она будет прямо передо мной? С грустными глазами, дрожащими губами и разбитым сердцем.
Часть меня надеется, что, когда я увижу ее снова, она сломается и начнет умолять меня быть с ней. Если она сделает это, я ни за что не смогу ей отказать. Пожалуйста, сделай так, чтобы она начала умолять меня. Нет, стоп, не надо. Черт! Я ненавижу это. Я хочу содрать с себя кожу. Счастливого гребаного Нового года!
Истории о его переживаниях прошлого никак не облегчают мои нынешние переживания, но каким-то образом знание того, что он был так же несчастен, как и я, доставляет мне странное удовлетворение.
Тристан переворачивает страницу.
– А вот тут его новогодние обещания:
Перестать думать о Кэсси. Перестать мечтать о Кэсси. Перестать представлять Кэсси, когда я мастурбирую. Быть добрее к маме и сестре. Стараться не представлять, как я бью отца по лицу каждый раз, когда он говорит что-то раздражительное. Больше бегать. Меньше пить. Быть лучшим человеком. Ради Кэсси.
Он убирает дневник и смотрит на меня.
– Ты должна признать, несмотря на свои страхи, парень был полностью одержим тобой.
– Это не оправдывает того, что он сделал.
– Я не думаю, что он хочет твоего прощения. Думаю, он хочет, чтобы ты поняла, что он был сбит с толку.
– И был тупицей.
– Ну да, еще тем тупицей. Ты только посмотри, ты даже меня заводишь – добросовестного любителя членов. Я понятия не имею, почему этот вспыльчивый гетеросексуальный паренек думал, что он может вообще как-то противостоять одержимости тобой.
Он продолжает листать страницы. Я лежу на месте и слушаю его ровное сердцебиение, пытаясь разобраться в своих чувствах к Итану.
– Трис?
– Хмм.
– Думаешь, такое возможно, что родственным душам, которые любят друг друга, не суждено быть вместе.
Он с секунду ничего не говорит, и потом убирает дневник.
– Думаю, лучше сформулировать вопрос иначе: думаешь ли ты сама, что это возможно?
Я не отвечаю ему, потому что, если я признаю, что у меня промелькнула такая мысль, маленькая искорка надежды внутри меня потухнет и умрет.
14
СТРАСТЬ
Пять лет назад
Округ Вестчестер, Нью-Йорк
Дневник Кассандры Тейлор
Дорогой дневник,
Люди – странные существа. Мы лжем каждый день тысячью разными способами. Самая распространенная ложь «Я прочитал правила и условия». Вторая по распространенности – «Я в порядке».
Некоторые люди считают, что актеры – просто профессиональные лжецы, которым платят за создание личностей, которые не являются их собственностью. Мы создаем героя из своего воображения, интерпретируем чьи-то слова, одеваемся в чью-то одежду, превращаемся в другого человека на долгие часы, дни, месяцы. Мы искусны в обманывании людей, но не так искусны в обманывании самих себя.
Самые опытные актеры хранят все свои составляющие в в маленьких коробочках, и достают их в бесконечном параде различных вариаций.
Раньше у меня это неплохо получалось и на сцене, и в жизни, но с тех пор, как мы с Итаном расстались, мои мысли путаются. В импровизированной картотеке, где я храню мои чувства к нему, отсек с надписью «Любимый» теперь надежно заперт. Как и отсек «Мой парень». Отсек с надписью «Друг» подрагивает и грозится открыться, но он так раздавлен под словами «боль» и «обида», что практически захоронен.
Я не говорю больше о нем. Ни с Руби. Ни с мамой. Ни даже с Элиссой, с которой я откровенничала дольше всех, потому что она всегда искала встречи со мной. Разговоры о нем поддерживали крошечные трещинки в моей решимости, и всегда вызывали дрожь и желание во мне.
Теперь все наладилось.
Я заперла свою страсть. Положила в сейф и закатала бетоном.
Мы с Итаном ходим на занятия, делаем свою работу, избегаем друг друга, когда это возможно и ворчим друг на друга, если нам вдруг это не удается. У нас нет терпения изображать платонические версии самих себя. Даже сейчас, спустя год с лишним после нашего расставания, наши сердца и тела борются с расстоянием и препятствиями, но мы приспособились игнорировать это.
Сейчас мы на втором курсе, и до сих пор нигде вместе не играли. Думаю, Эрика оставила попытки быть посредником между нами.
Таким образом, мы с Итаном вращаемся друг напротив друга. Занимаемся своими делами. Учимся искусству притворства. Оттачиваем мастерство лгать другим так же искусно, как мы лжем себе.
И каждое утро, первая мысль, которая проносится у меня в голове при виде него: Я в порядке.
Эрика прислоняется к своему столу.
– В этом семестре актерские задания фокусируются на страсти. Романтической, сексуальной, подавленной, жестокой, артистичной. Я буду давать каждому из вас выдержки, где по сюжету вам будут противостоять и бросать вызов. Некоторые из этих материалов заставят вас чувствовать себя некомфортно. Превратите эти чувства в нечто, что вы можете использовать. Многие пьесы носят противоречивый характер и содержат вопросы щекотливого характера. Я ожидаю, что вы зрело подойдете к этому. Мистер Эйвери, пожалуйста, обратите внимание, я наблюдаю за вами.
Джек наигранно изображает свою фирменную физиономию в стиле «Кто? Я?» и все смеются.
– У вас четыре недели на репетиции, а свои пьесы вы представите за неделю до Дня Президента. Вопросы?
Джек поднимает руку.
– Мистер Эйвери?
– Пожалуйста, скажите, что вы дадите мне отрывок из «Эквуса». Я всегда питал слабость к лошадям.
Все смеются.
– По правде говоря, нет. Вы будете выступать с Айей в маленькой пьеске под названием «Мягкие мишени». Она довольно противоречива в сексуальном плане.
Джек потирает руки вместе.
– Ооо, побольше деталей.
Эрика подавляет улыбку.
– Это о мужчинах, которые наслаждаются, когда их партнерши занимаются с ними содомией с помощью чудовищных страпонов.
С лица Джека сходит улыбка.
– Что?
Эрика протягивает списки групп, а Джек поворачивается к Лукасу и плаксивым голосом говорит:
– Она шутит, да? Это же шутка?
Я беру список и просматриваю его в поисках своего имени.
Убийство Сестры Джордж
Кэсси – сестра Джордж. Заядлая алкоголичка-лесбиянка. Бывшая актриса театра оперы. Психологический садист.
Миранда сыграет любовный интерес Джордж – Чайлди. Пассивную простую девушку.
Описание героини заставляет меня нервничать. Мне бы хотелось думать, что я справлюсь с этим вызовом, но эта героиня так далека от моих обычных ролей, что я сомневаюсь, что смогу сделать это.
Я просматриваю список других пьес. Во всех присутствует элемент шока или табу. Оказывается, Эрика не шутила насчет отрывка Джека. Он будет играть женатого бизнесмена, который платит госпоже, чтобы она его регулярно шлепала, унижала и проводила акты содомии. Когда я смотрю на Джека, он уже немного зеленый. Айя же напротив, улыбается с садистским ликованием. Она часто говорит Эйвери, как сильно хочет его отшлепать. Теперь у нее появится шанс.
Миранда, Трой и Анджела играют в какой-то пьесе под названием «Картина “Окна”», в которой люди влюбляются в неодушевленные предметы. Лукас и Зои играют в пьесе «Раздень меня», в которой супружеская пара любит переодеваться, а Холт играет вместе с Коннором в…
Я едва не смеюсь в голос. Мало того, что Эрика заставляет двух парней, презирающих друг друга, играть в одной пьесе, так это еще и «Враг изнутри» – трогательная история любви о солдате-гее, который принимает свою гомосексуальность.
О, боже!
Коннор играет роль замкнутого солдата-гея. Итан – опытный и заботливый – его любовный интерес, который убеждает его, что любить другого мужчину – вовсе не грех.
О, боже!
Я нахожу эту концепцию немного возбуждающей. В реальности, я с большой натяжкой могу представить, что Итан способен воплотить героя, который весь из себя влюбленный и терпеливый. Кроме того, он постоянно смотрит на Коннора так, будто хочет его поколотить. А тут ему надо убедить аудиторию, что он влюблен в него. Ох уж эта Эрика с ее сложными задачами!
Я бросаю на него быстрый взгляд. Он хмуро смотрит на лист бумаги, словно если он будет смотреть на него достаточно сконцентрировано, то написанное на нем изменится.
Из меня вырывается резкий смех. Он поднимает взгляд и злобно смотрит, поэтому я закусываю изнутри щеку, чтобы сдержать себя.
Да уж, этот семестр обещает быть веселым.
Эрика потирает лоб и вздыхает.
– Мисс Тейлор, вы должны прекратить смеяться. Мы теряем время.
– Извините, – говорю я, не в силах сдержать смех. – Я знаю, это не смешно. Просто…
Я лежу на полу, а Миранда сидит поверх меня, и каждый раз, когда я смеюсь, она начинает подпрыгивать вверх-вниз, отчего я смеюсь еще больше.
– Мисс Тейлор!
Хихиканье стихает, я делаю глубокий вдох и успокаиваю себя.
– Извините. Я готова.
Миранда вздыхает. Она привыкла целоваться с девочками. А я вообще-вообще нет.
– Хорошо. Давайте попробуем еще раз. Помните, это один из самых интимных моментов в пьесе. Момент, когда мы видим мимолетный проблеск уязвимой стороны Джордж. Как она искренне заботится о Чайлди, несмотря на то, как она обращается с ней. Нам надо почувствовать сексуальное напряжение между вами. Вам все ясно?
– Да. Вполне.
Но от этого ничуть не легче. Играть любовную сцену с Итаном и так было достаточно сложно. Играть подобное в сцене с другой девушкой – совершенно не входит в сферу моего опыта. И все же, именно на это и направлено обучение в этом семестре. Мы должны усвоить, что страсть – есть страсть, несмотря на то, кто в нее вовлечен.
Моя страсть сейчас в своего рода запущенном состоянии. Может именно поэтому у меня так много проблем.
– Хорошо. Встаньте и примите исходные позиции. Не торопитесь, сосредоточьтесь.
Я встаю напротив Миранды и закрываю глаза. Дышу. Напоминаю себе, что должна обращаться с Джордж, как и с любой другой героиней. Я проецирую себя в сознание Джордж, чтобы мне открылись ее мотивы. У нее есть опыт с женщинами. С Чайлди. Она любит ее, несмотря на то, что заставляет мучаться.
Мы начинаем сцену. Я раздражена, но Чайлди успокаивает меня. Гладит мое лицо. В кои-то веки, она делает первый шаг. Нежно целует меня, затем отстраняется, не зная, как я отреагирую. Я потрясена ее дерзостью, и несмотря на мой первый инстинкт – наказать ее, она смотрит на меня с такой надеждой, что я не могу заставить себя это сделать.
Я страстно целую ее в ответ. Она такая красивая. Столь же невинна, как и я испорчена.
Мы встаем на колени и продолжаем целоваться. Затем в акте невиданной смелости, она толкает меня на спину, садится поверх и прижимается ко мне, запуская пальцы в мои волосы. Она обхватывает меня ногами, и я целую ее в шею.
Мы говорим несколько последних реплик, тяжело дыша в кожу друг друга.
Сцена заканчивается, мы с Мирандой поднимаемся и ждем замечания Эрики.
– Что ж, леди, это было…
– Просто охренительно! – Джек вскакивает на ноги и дико аплодирует. – Лучшая пьеса на свете!
– Мистер Эйвери!
– Нет, серьезно, Эрика. Пусть эти девушки играют эту сценку до конца года! Потому что… да уж! Это очень… возбуждает. Волнительный материал.
– Чувак, – шепчет Лукас. – тебе надо присесть. Весьма очевидно, как ты наслаждался этим.
Эйвери тут же прикрывает свою промежность и садится. Все смеются.
– Заткнитесь, сучки. Передо мной целовались две горячие цыпочки. Чего вы ожидали? У каждого натурала в этой аудитории сейчас стояк. Эй, Холт. Приоткрой-ка свою промежность.
Итан закатывает глаза и показывает ему средний палец, но я замечаю, что его ноги скрещены таким образом, что его промежность скрыта от посторонних глаз.
Он смотрит на меня с секунду, потом опускает взгляд и ерзает на стуле.
Страсть, которую я разворошила в себе для этой сцены, сейчас направлена на него.
Я загоняю эмоцию подальше. Это все равно, что пытаться засунуть подушку в коробку из-под обуви.
Глупая страсть.
Вот почему, мы больше не друзья.
Оглушительный рев, сопровождаемый словом «Придурок!» доносится из соседней комнаты, и мы с Коннором обмениваемся взглядами. Наши друзья играют в какую-то дурацкую карточную игру. Сегодня вечер среды и мы по традиции, собрались дома у Джека.
Мы с Коннором ответственные за еду. Я может и не умею готовить, но могу открывать пакеты с вкуснейшими чипсами, а Коннор – просто король Замороженной Пиццы.
Из нас получилась отличная команда.
Я наблюдаю за тем, как она разворачивает несколько замороженных коржей с изяществом фокусника.
Я ловлю себя на том, что пялюсь на его руки.
У него прекрасные руки. На самом деле, бо́льшая часть его тела прекрасна. Песочно-каштановые волосы. Карие глаза. Красивое лицо. Хорошее тело.
А главное, он один из самых милых и заботливых мужчин, которых я когда-либо знала.
Жаль, что мне этого недостаточно.
– У меня торчит козявка?
– А?
Коннор улыбается, и внезапно вся комната становится ярче.
– Ты пялилась на меня. Я подумал, может у меня козявка на носу.
Я качаю головой.
– Нет. Просто любуюсь красотой.
Он пожимает плечами.
– Ладно. С этим я могу жить. Но если ты думаешь, что эти чипсы откроются сами по себе, то глубоко ошибаешься. Приступай к работе, леди.
Он протягивает мне миску, и я высыпаю туда «Доритос», он приподнимает бровь.
– Ты добавишь к ним свою знаменитую сальсу?
Я киваю.
– Ты уже знаешь меня достаточно хорошо, чтобы не сомневаться в моей крутости. – Я достаю банку сальсы и открываю ее. – Вуаля! Мне это стоило каких-то полутора баксов, просто идеально!
Он улыбается и посыпает пиццу сыром.
– Да ты полна́ талантов!
– Еще бы! Как и ты.
Он приподнимает упаковку с сыром.
– Да, если бы у меня не срослось с театром, пиццерии по всей стране выстроились бы в очередь, чтобы нанять меня.
– Ты так говоришь, как будто это твой запасной план. Мне напомнить тебе, что даже если у тебя все и получится, ты можешь еще работать пиццеристом? В театрах зарплаты фиговые.
Он смеется.
Да, но, чтобы достичь успеха в любой из сфер, мы сначала должны сдать задание этого семестра, и кажется, Эрика делает это как можно более сложным со всеми этими страстными сценами.
Он кладет пиццы в духовку и ставит таймер, в то время, как я хватаю два пива из холодильника и передаю ему одно из них.
– Ну, мне уже стоит начать искать вторую работу, потому что я с трудом справляюсь со своей сценой, не хохоча при этом так, будто я под кайфом.
– О, да ладно! – Он открывает пиво и делает глоток. – Тебе не о чем волноваться. Твоя сцена с Мирандой была потрясающей вчера.
– Ты это говоришь только, потому что ты парень, который возбуждается при виде двух целующихся девушках? Или ты основываешься на самом выступлении?
Он закатывает глаза.
– Кэсси, да брось! Я же не Джек. Я способен смотреть, как две девушки страстно целуются, и при этом не фантазировать.
Я приподнимаю бровь.
Он отворачивается и бормочет.
– Как бы это чертовски горячо ни было.
При упоминании его имени, Джек входит в кухню.
– Мы опять говорим о Миранде и Кэсси? Круто, потому что у меня к тебе вопрос, Кэсси. Миранда лучше целуется, чем Холт? Ее губы мягче? Кожа более гладкая? Уверен ответ будет утвердительным, но я бы хотел услышать это от тебя лично. Будь поточнее. – Он подходит к холодильнику, берет пиво и открывает его, прежде чем выжидающе посмотреть на меня.
– Забудь об этом, Джек. Мы с Мирандой целуемся, и не болтаем лишний раз. – Кроме того, я в совершенстве овладела искусством целоваться с кем-то и не сравнивать эти поцелуи с поцелуями Итана. Хотелось бы мне сказать, что со временем воспоминания о его губах померкли, но это не так. – К тому же, Коннор скоро продемонстрирует тебе детальный урок поцелуев с Холтом. Вы же репетируете завтра, да?
– К сожалению, – говорит Коннор и делает большой глоток пива.
Джек потирает руки.
– Думаю, Эрика собиралась по максимуму развлечь толпу, когда дала вам эти роли. Держу пари, это будет самый неловкий поцелуй в истории губ. Кэсси, ты не хочешь к ним присоединиться? У тебя есть возможность сорвать большой куш.
– Ни за что. Я верю, что у Коннора все получится.
Коннор делает еще один глоток пива.
– Спасибо за знак доверия, но мы оба знаем, что я и Холт облажаемся. Итан ни разу не играл, Итан ни разу не играл в любовной сцене с кем-то, кроме тебя, а если уж у него это не получилось ни с одной девочкой из нашей группы, то у него нет шансов и с парнем. Не говоря уже о парне, которого он явно ненавидит.
– Не думаю, что он ненавидит тебя.
Он бросает на меня быстрый взгляд.
– Каждый раз, стоит мне оказаться в полутора метрах от тебя, у него такой взгляд, словно хочет выбить из меня все дерьмо.
– Да, но это только потому, что он не знает, что ты занимался двенадцать лет каратэ, чтобы защищаться от своих придурковатых братьев.
– Даже если бы он знал, это не имело бы значения. Он все еще по уши влюблен в тебя, и мне жалко твоего следующего парня, потому что Холт скорее всего убьет его.
Я прислоняюсь к стойке и вздыхаю. Сомневаюсь, что то, что говорит Коннор – правда. Мне кажется, что Холт становится более равнодушным ко мне с каждым днем.
Коннор смеется, я поднимаю взгляд и вижу, что он смотрит на меня.
– Что?
– Ничего.
– Не увиливай, что?
Он пожимает плечами.
– Я просто подумал, что мне стоит как-нибудь поцеловать тебя на глазах Итана, чтобы просто посмотреть, взорвется ли его голова от ярости. Я подозреваю, что так и будет.
Я улыбаюсь и качаю головой
– Да уж. Давай не будем это делать.
Он ставит свое пиво на стойку и опирается руками по обе стороны от меня. Он не такой высокий, как Итан, но мне все же приходится посмотреть наверх, чтобы увидеть его лицо.
– Ты права. Несмотря на мои тренировки по каратэ, я рискую получить от него удачный удар. Было бы лучше, если бы ты сама поцеловала меня. Он никогда не поднимет руку на девушку. Особенно на тебя.
Он пристально смотрит на меня с выражением – Я шучу, но не совсем. Поцелуй меня.
Я избавлена от унизительной необходимости отказать ему, когда возвращается Джек, чтобы пополнить запасы пива.
– Если вдруг вы двое собираетесь обжиматься здесь, просто к сведению – никакого секса на кухонной стойке. Я не хочу, чтобы мой член был где-то, где был твой, если ты понимаешь, о чем я.
Коннор берет чипсы и сальсу.
– Я отнесу это ребятам, – бормочет он, и уходит в гостиную.
Я чувствую, что краснею и мне ненавистно это.
Джек качает головой, откупоривая еще четыре бутылки пива.
– Черт, Тейлор. Тебе мало того, что Холт полностью увяз в твоих узах? Решила еще и беднягу Коннора околдовать? Мальчику и так непросто.
Я сминаю пустую упаковку из-под чипсов и выбрасываю в урну.
– Я никого не околдовываю, Джек. Коннор видит во мне друга. Вот и все.
Он издает короткий смешок.
– Ну да, конечно. А я смотрю порно ради сюжета.
Я знаю, что он прав, но мысли об этом напрягают меня. С тех пор, как мы расстались, Коннор стал одним из самых моих близких друзей, и я люблю его на том же уровне, что и Руби. Но время от времени, он смотрит на меня таким образом, что я вспоминаю, что он хочет большего.
Итан же, с другой стороны, смотрит на меня все реже в последнее время.
Мне стыдно признаться, но я скучаю по его взглядам.
– Так, стоп!
Итан опускает голову и отходит от Коннора. Они работали над этой частью сцены последние сорок пять минут, и нет ни малейшего прогресса.
Они оба раздражены, как и Эрика.
– Это урок для всех присутствующих здесь, – говорит она, вставая и поднимаясь на сцену. – Будут времена, когда вам придется играть сцены с людьми, которые вас не привлекают, но тем не менее вы будете обязаны найти способ справиться с этим. Если у вас природная химия, это великолепно, а если нет, вы должны приучить себя воспроизводить ее.
– Легче сказать, чем сделать, – бормочет Холт.
Эрика игнорирует его.
– Такой тип сцен особенно сложен для мужчин, потому что в них есть гетеросексуальная перестройка, которая подразумевает, что если мужчина – гей, то он ненастоящий мужчина, и позвольте мне сказать, что это абсолютно не так. Это история о гомосексуалах, которые рискуют своей жизнью ради страны. И она написана мужчиной, который прожил это.
Она поворачивается к Холту и Коннору.
– Поэтому вам двоим надо преодолеть, какие бы мачо инстинкты вас ни сдерживали от близости друг с другом, и понять, что иногда вы не можете выбрать, в каком теле будет жить ваша половинка. Любовь – есть любовь. И люди, которым посчастливилось испытать это чувство, должны хвататься за это обеими руками. Эта пьеса именно об этом.
Холт тяжело опускается на одну ногу и потирает затылок. Кажется, он совершенно не понимает, как изобразить это. У Коннора та же проблема.
Эрика подзывает их к себе.
– Могу я посоветовать вам обоим, на минутку закрыть глаза и вспомнить человека, с которым у вас сильная эмоциональная и сексуальная связь? Представьте этого человека у себя в голове. Пусть то, что они заставляют вас чувствовать, ворвется в ваше тело, взбудоражит эмоции, заставит бурлить кровь внутри вас. – Оба парня закрывают глаза и дышат. Их тела немного расслабляются. – Вы чувствуете это?








