Текст книги "Волчье время (СИ)"

Автор книги: Линн Рэйда

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 59 страниц)

Явно не желая потерять лицо перед товарищами, остановившимися на безопасном расстоянии от энонийца, пойманный «дан-Энриксом» мальчишка извивался, как пиявка, и пытался лягнуть разведчика ногой. Меченый почувствовал, что с большим удовольствием искупал бы его в луже еще раз.

– Если не угомонишься, то я сейчас срежу палку и отлуплю тебя прямо на глазах у всех твоих дружков, – пообещал он мальчишке.

То ли тот совершенно выдохся, то ли – скорее – оценил угрозу по достоинству, однако отбиваться парень перестал. Крикс посмотрел в ту сторону, где исчезла девчонка.

– Какого Хегга вы кидались в нее грязью?

– Потому что она шлюха! – вякнул тот. – Она спала с солдатами, и с Вареком, и с Брамом, и даже с Лягухой…

Крикс прищурился. Если бы он в возрасте этого мальчишки выражался таким образом, Валиор бы его убил. Какая жалость, что отец этого парня, судя по всему, не видит в этом ничего особенного.

– Даже если это и так, это не ваше дело, – наставительно сказал «дан-Энрикс», выворачивая парню ухо. – Еще раз увижу, что ты в нее чем-нибудь швыряешься – получишь так, что месяц сесть не сможешь. Понял?..

– Понял, – еле слышно пробурчал мальчишка, безошибочно почувствовав, что пререкаться будет в высшей степени неумно.

Энониец отпустил его, и пленник отскочил от него, как ошпаренный. А потом, отбежав шагов на десять, яростно выкрикнул несколько угроз, сводившихся к тому, что энониец еще очень, очень пожалеет о своем поступке. А потом тут же пустился наутек, как будто Меченый и вправду собирался его догонять.

– Что это он там кричал? – презрительно спросил «дан-Энрикс».

Женщина, стоявшая в дверях трактира, откровенно рассмеялась.

– Так ведь это Рест, внук старосты. Воображает, что ему все можно…

– Ясно, – протянул «дан-Энрикс», вспомнив о Катти. Тот тоже думал, что ему все можно, а чуть что – стремглав несся жаловаться папочке. Но полностью уйти в воспоминания «дан-Энриксу» не удалось. Дразнящий запах из дверей корчмы неудержимо отвлекал его внимание. – Скажите, у вас можно купить хлеба?

– Все, что пожелаете, мессер. Заходите.

Крикс собирался уточнить, что он вовсе не рыцарь, но потом раздумал. Может, эта женщина и не считает его рыцарем, а просто, по привычке всех трактирщиков, пытается ему польстить. В столице содержатели трактиров тоже всякий раз «мессерили» недоучившихся лаконцев, чтобы те, раздувшись от сознания собственной важности, решили заказать что-нибудь подороже.

Корчма оказалась совсем маленькой – всего на три стола – но очень чистой и опрятной. Внутри витал теплый и сытный запах свежей сдобы.

Посмотрев, как энониец уплетает мягкий белый хлеб, хозяйка озабоченно спросила:

– Может, вам приготовить что-то посущественнее?

– Нет, спасибо, я не голоден. – «Просто устал от сухарей и прочей дряни», мысленно уточнил он. – Лучше налейте мне оремиса, если он у вас есть.

– Оремиса нет, мессер. Но зато есть вино и сидр.

Еще не хватало, по такой жаре мгновенно развезет, – вздохнул «дан-Энрикс» про себя. И улыбнулся женщине.

– Мне бы чего-нибудь попроще…

– Есть холодное молоко. Только сейчас из подпола. Хотите?..

Меченый представил себе пенистое, ледяное молоко, и у него, что называется, потекли слюнки. Он не мог припомнить, когда он в последний раз пил что-нибудь подобное.

– Давайте! – сказал Крикс, кладя на стол еще пару монет.

Когда пару минут спустя хозяйка поставила перед ним большую глиняную кружку, Крикс спросил:

– А что это за девушка, в которую они кидались грязью?

– Вы про Бренн, мессер? – женщина покосилась на окно. – Какая она «девушка»!.. К ней полдеревни ходит. Впрочем, это не ее вина. Она, бедняжка, малахольная.

В голосе женщины звучало снисходительное пренебрежение, какое подобает хозяйке корчмы по отношению к кому-то вроде этой Бренн.

– А кто она такая?

– Сестра Римуша Кривого. Его задавило на пароме пару лет назад. Он упал в воду, а лошади продолжали тянуть дальше – вот и не выплыл. Бренн всегда была не в себе, а тут еще за ней никто уже не мог присматривать. Мне кажется, она даже не очень поняла, что Римуш уже помер… Позаботиться о себе она совершенно не умеет, да и не умела никогда. Хвороста насобирает и оставит во дворе, тот мокнет под дождем. Печку не топит, поесть тоже забывает. Я ей иногда носила то, что посетители не доедят. Жалела ее все-таки… Хотя, пожалуй, ей бы даже лучше было, если бы она тогда тихонько померла.

– Почему «лучше»? – спросил Крикс, уже предчувствуя, что ничего хорошего он не услышит.

– Да как вам сказать, мессер… Зимой пришли солдаты Дарнторна. Один разъезд, всего шесть человек. Стояли здесь неделю или чуть подольше, никого не грабили, к девкам тоже особенно не лезли. Командир ихний запретил. А то станет кто-то заступаться и начнется свалка. Только Бренн-то ведь одна, родных у нее нет, за нее заступаться некому. Короче, после них она и вовсе спятила.

– Понятно… Заступиться, значит, было некому, – процедил Крикс. Будь перед ним мужчина, он, наверное, сказал бы что-нибудь еще. А может быть, и не сказал бы. Может, просто навернул бы разговорчивому собеседнику в зубы. Но сейчас все это было совершенно невозможно, и «дан-Энрикс» молча смотрел на хозяйку дома. Женщина, должно быть, все же что-нибудь почувствовала, потому что стала нервно протирать тряпкой чистую сухую миску. Наверное, в эту минуту она пожалела, что позвала чужака к себе.

Крикс отодвинул от себя запотевшую кружку с нетронутым молоком.

– Спасибо, – сказал он и встал. Пригнувшись перед дверью, вышел на залитый солнцем двор, отвязал рыжую от коновязи и зашагал прочь, ни разу не оглянувшись. Хотелось кого-нибудь убить. Или пойти и удавиться самому.

Струсили защитить несчастную девчонку от шестерых ублюдков в цветах лорда Сервелльда – ну ладно, пусть, не всем же быть героями… но неужели непременно нужно дойти до конца, до полного и окончательного скотства? «К ней тут полдеревни ходит»… А их детки, визжа от восторга, бросаются в Бренн комками грязи. Потому что шлюха. Он вот одному из этих малолеток ухо чуть не оторвал, а получается, что мелюзга не очень-то и виновата. Просто – яблочко от яблоньки…

Крикс спросил дорогу к дому Бренн у худенькой девчонки с острыми, выпирающими ключицами. Та ничуть не удивилась и даже немного проводила Рикса, пока в ряду домов не показалась полуобвалившаяся развалюха. «Тут» – сказала девочка, как будто бы теперь, при виде этого дома, еще могли оставаться какие-то сомнения по поводу того, кто именно в нем обитал. «Спасибо» – кивнул Крикс и пошел к дому через неопрятный и заросший травой двор. Дверь была открыта, хотя изнутри имелась ржавая щеколда. Войдя в дом, южанин с любопытством огляделся. Внутри все выглядело голым и неприбранным, как будто дом стоял пустым не меньше года. Изнутри дом был разделен на две неравных части – меньшая, за загородкой, вероятно, представляла собой спальню Бренн, а ее брат, пока был жив, спал в другой части – на топчане у окна.

Услышав, что в дом кто-то зашел, Бренн выглянула из-за загородки. Криксу показалось, что она испугана, но Бренн почти сразу же радостно улыбнулась.

– Римуш?.. Заходи скорее, я сейчас соберу на стол.

Крикс ощутил, как по спине ползет противный холодок. Все-таки одно дело – слышать, будто кто-то сумасшедший, и совсем другое – убедиться в этом самому.

– Я не твой брат, – сказал «дан-Энрикс», чувствуя себя довольно глупо. Что он, собственно, надеется ей объяснить? Она ведь не слепая…

Бренн, не слушая его, торопливо расставляла на столе щербатую посуду. Крикс готов был поспорить, что еды у нее нет – она просто привыкла накрывать на стол, когда брат приходил домой с этого своего парома.

Шаря взглядом по пустой комнате, Крикс обнаружил деревянный погребец. Внутри нашлась заплесневевшая лепешка и пара яиц. Должно быть, их оставил Бренн кто-нибудь из ее последних «посетителей»… при мысли о которых энониец снова разозлился так, что даже перестал пугаться сумасшествия хозяйки дома.

Бренн взяла две деревянные ложки, постояла несколько секунд, как будто бы задумавшись, что с ними делать, и неуверенно улыбнулась Риксу. Он вздохнул. На вид Бренн было лет семнадцать или даже меньше. Оставалось совершенно непонятным, что в ней находили эти Вареки с Лягухами – у самого-то Крикса ее внешность вызывала только жалость. Посчитать ее красивой было вовсе невозможно. Бледное одутловатое лицо с широким ртом и носом уточкой, нечесаные волосы, ветхое платье… единственной привлекательной чертой в облике Бренн были большие серые глаза, точнее – то доверчивое выражение, с которым Бренн смотрела на своего собеседника. Когда Крикс случайно встретился с ней взглядом, ему сделалось не по себе. После всего, что с ней случилось, смотреть с таким выражением на чужого неприветливого парня в кожаном доспехе, неожиданно ввалившегося в ее дом – это еще надо суметь… Впрочем, на того мелкого гаденыша, который первым стал швыряться в нее грязью, «малахольная», наверное, смотрела точно так же.

– Римуш, я забегу к Ланке с Мариком? Или мне посидеть с тобой?.. – спросила Бренн, вертя в руках злополучные ложки. Рукав сполз до локтя, и Крикс увидел несколько багровых синяков, похожих на оттиски пальцев. Кто-то держал ее за руки, а она вырывалась. И солдаты Дарнторна тут явно ни при чем – они уехали еще зимой, а синяки – вчерашние…

– Да, лучше посиди пока что здесь… Но только я не Римуш. Меня зовут Рик, – возразил Меченый рассеянно, не очень понимая, что он говорит. Сейчас Крикс чувствовал почти такую же беспомощность, как и в тот день, когда сэр Ирем показал ему приказ о заключении Дарнторна в Адельстан. Как и тогда, «дан-Энрикс» не видел ни одного приемлемого выхода из положения. Оставить все, как есть, было немыслимо. Помимо всего прочего, еще и потому, что тогда еще долго будет передергивать от каждого воспоминания о приступе своего «благородного» негодования в корчме. Разогнать свору мелюзги и гордо хлопнуть дверью – это может каждый. Это почти так же просто, как высокомерно осуждать чужое свинство. А вот если нужно что-то сделать самому, то сразу возникают тысячи сомнений, оговорок и препятствий.

Если уж начистоту, то что он мог? Взять сумасшедшую с собой? Нелепая идея. Ну, до лагеря-то он ее, положим, довезет, но вот куда ее пристроить дальше?..

Правда, в лагере решать подобные вопросы будет все же проще. Там есть Нойе, Лэн и Гилберт Тойн, который, хоть и жуткий пьяница, все-таки неплохой товарищ и, определенно, не дурак. Из минусов – там же остался Лео Ольджи, люто ненавидящий «дан-Энрикса». Он будет рад любой возможности устроить своему врагу какую-нибудь пакость.

– Бренн, у тебя есть другое платье, кроме этого?.. Или вообще какие-нибудь вещи? – спросил Крикс задумчиво.

Бренн непонимающе захлопала глазами. А на Меченого снова навалилось ощущение нелепости того, что он намеревался сделать. Энониец поднял руки к голове и помассировал виски.

– Не бери в голову, не так уж это важно… Хотя если честно, я и сам не знаю, что тут важно, а что нет. В балладах все ужасно просто – там герой просто сажает девушку на лошадь и увозит прочь, после чего все совершенно счастливы. Боюсь, на практике все будет несколько сложнее. А если еще и окажется, что ты не хочешь уезжать из этой сточной ямы – тогда вообще конец… Не стану же я тебя похищать, на самом деле. Знаешь что?.. Пойдем со мной, я тебе кое-кого покажу.

Он взял девушку за руку, почему-то вспомнив Лейду – как когда-то торопил ее спуститься в Нижний город, чтобы успеть к Братским скалам до захода солнца – и потянул Бренн на двор. Ладонь у нее оказалась влажной и холодной. Про себя Рикс молился, чтобы не оказалось, что девчонка, кроме всего прочего, боится лошадей.

Увидев своего хозяина, рыжая по привычке потянула морду к Риксу. Он достал из седельной сумки сухарик, предложил его кобыле, и она аккуратно сняла угощение с ладони.

Южанин покосился на стоявшую поодаль Бренн.

– Хочешь ее угостить? – спросил он без особенной надежды.

Бренн помедлила, но потом все-таки кивнула. Крикс покопался на дне сумки достал еще один сухарь.

– А как ее зовут?.. – спросила девушка внезапно. Вопрос был самым обычным, удивительно нормальным – и как раз поэтому он несказанно удивил «дан-Энрикса», не ожидавшего от Бренн чего-нибудь подобного.

– Кажется, «Герба», – отозвался Рикс, внезапно вспомнив имя, которое Гилберт называл ему в конюшне.

– Герба… – тихо повторила Бренн и протянула лошади сухарик. А когда кобыла приняла предложенное угощение, девушка осторожно, почти не касаясь, погладила рыжую атласистую морду. Наблюдающий за этим Рикс поймал себя на том, что улыбается – хотя за полчаса до этого мог бы побиться об заклад, что разучился это делать.

* * *

От «черной рвоты» умирают быстро, а вот выздоравливают – очень медленно. Прошел апрель и май, потом июнь, но улучшение никак не наступало. Слабость, свалившаяся на коадъютора, была поистине чудовищной. Первое время, поднимаясь на ноги, Ирем едва мог сделать несколько шагов по комнате, чтобы потом опять бессильно рухнуть на кровать. Порой, позволив слугам переменить себе постель или же съев тарелку супа, коадъютор чувствовал себя таким измотанным, как будто целый день провел в седле, а более серьезное усилие уже кончалось новыми приступами судорог или тяжелым, обморочным сном.

Еще одним тяжелым испытанием было постоянное безделье, доводившее рыцаря до приступов бессильной ярости. Зрение у него ухудшилось настолько, что после пары минут за чтением глаза начинали слезиться и болеть. Рам Ашад уверял, что это временно, но это было слабым утешением.

При каждом посещении лекарь твердил, что нужно не перетруждаться и спокойно ждать, пока силы мало помалу восстановятся, но Ирем придерживался на этот счет другого мнения. Мысль об уходящем времени мучила коадъютора и днем, и ночью. Он решил бороться с истощением и слабостью по принципу «клин клином вышибают». Залпом выпив кубок красного вина, дававшего короткий и фальшивый прилив сил, Ирем поднимался на ноги и старался сделать то, что делал бы обычно. Скажем, сесть к столу и разобрать бумаги. Или даже заново примериться к мечу. Эйсат для этих тренировок приходилось привязывать к руке, так как иначе удержать его не получалось.

За последние недели он добился значительных успехов. Настолько, что решился сделать следующий шаг – спуститься вниз и попытаться сесть на лошадь.

Собираясь с силами перед тем, как сесть в седло, Ирем похлопал Кору по теплой шее. Ему показалось, что кобыла его не узнала. Впрочем, он и сам бы себя не узнал. С начала болезни Ирем ни разу не смотрелся в зеркало, но в прошлом ему пару раз случалось видеть тех, кто выжил после «черной рвоты», и он обоснованно подозревал, что выглядит не менее паршиво.

Теперь нужно было как-то сесть на лошадь… сейчас это было ненамного проще, чем залезть на Разделительную стену. С первой попытки рыцарю не удалось даже поставить ногу в стремя, хотя прежде он не утруждал себя подобными мелочами и взлетал в седло, едва коснувшись лошадиной шеи. Ирем саркастически подумал, что он действует с изяществом мастерового, вздумавшего сесть на лошадь после феерической попойки. Кора явно думала так же, потому что удивленно отшатнулась.

Краем глаза Ирем увидел идущего через двор Ральгерда Аденора, и мысленно выругался. Вот ведь принесла нелегкая…

– Что это вы делаете, монсеньор? – приподнял бровь незваный посетитель, останавливаясь в нескольких шагах от рыцаря.

Лорд Ирем выразительно поморщился. Лорд Аденор стал появляться в Адельстане в то же время, когда коадъютор пошел на поправку, и отпала главная опасность – заразиться от больного «черной рвотой». Первым к Ирему явился Валларикс, приезд которого вызвал у коадъютора сильнейшую досаду. Ирем полагал, что в такое время, как сейчас, правитель должен неотлучно находиться во дворце, а уж никак не подвергать себя лишнему риску, выезжая в город – что он без обиняков и высказал Валлариксу. Была и менее весомая, но все же важная причина – Ирем не желал, чтобы друг видел его в таком жалком состоянии. Он положил немало сил, чтобы заставить императора дать слово, что тот больше не станет приезжать. И все бы ничего, но через пару дней к нему явился Аденор – Ирем едва поверил собственным ушам, когда Эрлано назвал ему имя визитера. Аденор жизнерадостно заявил, что он пообещал докладывать правителю о состоянии больного, так что коадъютору придется – он так и сказал, «придется» – время от времени мириться с его обществом. Будь у Валларикса чуть-чуть другой характер, Ирем обязательно решил бы, что король послал к нему Ральгерда Аденора в виде мелкой мести за ту отповедь, которой удостоился он сам. Но, к сожалению, не приходилось сомневаться в том, что Валлариксом двигали самые лучшие побуждения. А вот что двигало Ральгердом Аденором – это, как обычно, знал только сам Аденор.

Вельможа взял за правило, появляясь в Адельстане, обращаться к старому врагу преувеличенно почтительно, копируя при этом самые нелепые интонации Эрлано. В этом чувствовалась откровенная насмешка, но, во-первых, внешне гость держался безупречно, не давая ни малейших поводов для ссоры, а во-вторых – терпеть манеры Аденора стоило хотя бы для того, чтобы из первых рук узнать, что происходит при дворе.

Ирем проигнорировал вопрос своего гостя и сказал:

– Я буду вам очень признателен, если вы подниметесь наверх и подождете меня в моем кабинете. Я сейчас закончу.

– Рам Ашад сказал, что вы слишком торопите события, – заметил Аденор, бесцеремонность которого порой переходила всякие границы.

– Рам Ашад может говорить все, что ему угодно – это привилегия врача, – сказал лорд Ирем холодно, давая посетителю понять, что он-то такой привилегией отнюдь не обладает. – К сожалению, я не могу позволить себе валяться в постели столько, сколько посчитает нужным Рам Ашад. Мне необходимо как можно скорее приступить к своим обязанностям.

Раздражение на Аденора придало каларийцу сил, и он даже сумел вскочить в седло. Правда, в глазах мгновенно потемнело, но лорд Ирем не поддался слабости. Он подобрал повод и заставил Кору рысью пройтись по двору.

Когда он остановил лошадь, голова у сэра Ирема кружилась, к горлу подкатывала тошнота, но он не мог отделаться от чувства, словно снова выиграл схватку за Олений брод.

– Я вижу, вам и правда уже лучше, – сказал Аденор.

Ирем с трудом сдержал довольную улыбку. Спешившись, он ласково погладил Кору по плечу и спросил Аденора:

– Вы пришли только затем, чтобы узнать о моем состоянии, или у вас была еще какая-то причина?

– Я хотел обсудить с вами одно дело.

Коадъютор насторожился. Прежде Аденор не изъявлял желания говорить с ним о делах.

– Скажите, монсеньор: вы знаете, что капитаном стражи Северной стены назначили некоего Браэна Ниру? – спросил Ральгерд. Тон Аденора выражал глубокое сомнение, что кто-нибудь в здравом уме и трезвой памяти может сделать Браэна Ниру капитаном. Ирем раздраженно покосился на своего собеседника. То, что Аденор имел своих доглядчиков повсюду, от дворца до Алой гавани, порой было полезно, но стремление Ральгерда Аденора совать нос не в свое дело поистине не имело никаких границ.

– Естественно. Я сам подписывал этот приказ.

– Напрасно, монсеньор. По моим сведениям, этот человек поддерживает связь с мятежниками из Бейн-Арилля.

– Какая чушь! – скривился Ирем. – Браэн Ниру – самый честный человек из всех, кого я знал.

– Однако этот честный человек уже второй раз получает деньги из Бейн-Арилля и посылает туда весьма объемистые письма… или донесения. Последний раз деньги и письмо пришли сегодня утром. Если ваши люди арестуют Ниру в ближайшие несколько часов, есть некоторая вероятность, что письмо будет еще при нем.

– Это донос?.. – спросил сэр Ирем скучным голосом.

– Нет, монсеньор, это предупреждение. Мне показалось, что вам стоит знать, что человек, от которого зависит безопасность в городе, может служить доглядчиком Сервелльда Дарнторна.

– Я разберусь, – коротко сказал Ирем.

Аденор всегда обладал замечательным чутьем, вот и сейчас он сразу понял, что пора откланиваться. Приглашать его наверх, а уж тем более предлагать гостю угощение, Ирем сейчас не собирался. Оставшись один, рыцарь задумался о том, что делать дальше. Арестовывать Браэна Ниру он не стал бы, даже если бы поверил Аденору. Если письмо в самом деле из Кир-Кайдэ – то оно, конечно, уже уничтожено. Такие письма не хранят и уж тем более – не носят при себе.

Если бы речь шла не о Браэне, то коадъютор приказал бы установить за ним наблюдение и взять его с поличным в тот момент, когда он попытается послать в Бейн-Арилль хоть клочок бумаги. Но в случае с капитаном Ниру верить обвинениям Ральгерда Аденора было просто невозможно. Чтобы человек, известный своей неподкупностью, польстился на подачки Сервелльда Дарнторна?.. Чушь. Куда правдоподобнее выглядело предположение, что Браэн помешал каким-то махинациям самого лорда Аденора, и Ральгерд решил избавиться от слишком честного десятника руками Ордена.

Сбивало с толку, что вельможа действовал слишком прямолинейно, в лоб. Если бы Аденор просто высосал эту историю из пальца, он ни за что не стал бы подставляться сам. Скорее уж, продиктовал бы свой донос кому-то из подручных – хоть тому же Арно Диведу – а потом подсунул бы его гвардейцам через третьих лиц. А если Аденор заговорил об этом вслух, значит, он хотя бы отчасти верил в свои обвинения.

Ирем позвал Эрлано.

– Спустись к Северной стене и пригласи ко мне Браэна Ниру. Скажешь – мне необходимо с ним поговорить.

Ирем сделал ударение на слове «пригласи», показывая, что его желание встретиться с капитаном стражи исключительно неофициально, так что требовать у капитана тут же бросить все свои дела и мчаться в Адельстан не стоит. Но даже эта оговорка не могла улучшить ему настроения.

* * *

Браэн быстро шел в сторону Разделительной стены, гадая, зачем коадъютору потребовалось его видеть.

Полученный от Рикса кошелек Браэн положил за пазуху, и чувствовал себя так, как будто бы носил у тела неостывший уголь. Капитан не представлял, как сообщить «дан-Энриксу» о последних новостях.

Это было уже третье письмо от южанина. Первое Браэн получил вскоре после того, как Рикс исчез из города. Второе – в конце весны. К каждому посланию «дан-Энрикс» неизменно присоединял некую сумму денег, прося передать ее своей приемной матери. Браэн добросовестно передавал деньги по назначению, а в ответном письме сообщал Риксу, что у его родных все хорошо. Но Фила радовалась Браэну даже в том случае, когда он приходил без всяких новостей о среднем сыне. Надо полагать, десятник чем-то напоминал ей покойного мужа – тот тоже служил в городской страже. Браэн вскоре поймал себя на том, что стал бывать на Винной улице гораздо чаще, чем необходимо. Сперва он отнекивался, когда ему предлагали остаться пообедать, но потом привык. Пока десятник ел, Фила рассказывала ему о покойном Валиоре, о беспутном старшем сыне и – с законной гордостью – о Риксе. Браэна ее приветливость слегка смущала, и, прощаясь, он решал, что больше не станет злоупотреблять чужим гостеприимством, но несколько дней спустя, сам не заметив как, опять оказывался в доме Филы. Но потом его неожиданно назначили капитаном вместо старика Валька, и на Браэна свалилось столько забот, что он больше недели не бывал на Винной улице. Когда же он пришел туда опять, то из семьи «дан-Энрикса» на месте оказались только Арри и Тирен. Арри был голоден и до прихода стражника, по-видимому, несколько часов ревел, поскольку выдохся настолько, что мог только всхлипывать и икать. Выглядевший немного лучше Тирен сообщил капитану следующее – четыре дня назад Филу забрали в «Дом милосердия» во Вдовьей доле, потому что она заразилась «Черной рвотой», два дня назад закончилась еда, а позапрошлой ночью пропал Тен, который пообещал достать денег и еды, но так и не вернулся. Браэн сказал Тирену, что отведет их с Арри к папаше Пенфу, а дом пока запрет, но Тирен долго упирался – он хотел во что бы то ни стало дождаться брата. Под конец Браэн все же сумел его уговорить, а сам пешком отправился во Вдовью долю. Дурацкий поступок, если так подумать – к госпиталю все равно не подпускали посторонних, а расспросы о судьбе темноволосой женщины лет тридцати семи-восьми, попавшей к ним четыре дня назад, конечно, ничего не дали. «Белым сестрам» приходилось ежедневно принимать десятки женщин и мужчин, и они не могли отвечать на вопросы относительно каждого заболевшего в отдельности.

По-видимому, деньги Рикса следует пока отдать папаше Пенфу. А потом… Браэн постарался отогнать от себя мысль, что из всех заболевших «Черной рвотой» выздоравливает в лучшем случае одна десятая. Однако что написать Риксу – он по-прежнему не представлял.

Дойдя до Адельстана, Браэн осведомился, может ли он видеть коадъютора, и услышал, что лорд Ирем час назад уехал во вдорец.

– Уехал? – удивился Браэн. – Но я слышал, что он болен…

– Так оно и есть, – кратко ответил стражнику гвардеец.

– Выходит, во дворце случилось что-то важное?

– Не знаю, – так же лаконично отозвался рыцарь. Браэн понял, что он лжет, но допытываться не стал. В конце концов, он сам учил своих парней поменьше болтать о том, что довелось узнать на службе.

– Мессер Ирем вызывал меня к себе. Я подожду, пока он не вернется.

– Монсеньор не говорил, надолго ли он уезжает. Значит, может задержаться допоздна.

– Ничего страшного, я никуда не тороплюсь.

– Может быть, приказать, чтобы вам принесли вина? – спросил гвардеец более любезно.

Браэн с благодарностью кивнул. После такой жары промочить горло в самом деле было бы не лишним.

Капитан сидел в приемном зале, смакуя золотистое, прохладное вино, и размышлял, куда мог деться Тен. Повидимому, он опять подался воровать – где бы еще он собирался раздобыть еды и денег, о которых говорил младшему брату. Но вот что произошло потом?..

И вот теперь необходимо написать «дан-Энриксу», что его мать больна, а один из Близнецов уже вторые сутки пропадает неизвестно где. Браэна просто передергивало от подобной перспективы.

Дверь распахнулась, и в приемную вошел сэр Ирем. Браэн Ниру поднялся на ноги и встал навытяжку, держа ладонь на рукояти своего меча.

– Вы за мной посылали, монсеньор?..

Он старался не слишком откровенно рассматривать коадъютора, но все равно не мог не поразиться перемене в облике мессера Ирема. Рыцарь и в самом деле походил на выжлеца. Худой, землисто-бледный, с черными кругами под глазами, рыцарь прошел через комнату неровными, как будто рваными шагами, совершенно не похожими на прежнюю летящую походку коадъютора. Вдобавок ко всему в светлых волосах рыцаря появилась заметная седина.

Пару секунд рыцарь смотрел на Браэна, как будто бы пытался вспомнить, кто это такой и что он здесь забыл. Потом кивнул.

– Садитесь, капитан.

Браэн послушно опустился в кресло, а Ирем налил себе вина из принесенного для Браэна кувшина и залпом осушил свой кубок. Посмотрел на капитана сверху вниз – и неожиданно спросил:

– Скажите, Браэн, у вас есть враги?

– Простите, монсеньор?..

– Я спрашиваю: можете ли вы назвать людей, которым вы недавно чем-то досадили, и которые теперь хотели бы вам отомстить?

– Не думаю, мессер. А почему вы спрашиваете?

– Сейчас поймете… а насчет того, что у вас будто бы нет врагов – вы ошибаетесь. Похоже, вы кому-то здорово мешаете. Только сегодня утром я получил на вас донос – будто бы вы состоите в переписке с мятежниками из Бейн-Арилля. Меня даже заверили, что этим утром вы якобы получили из Кир-Кайдэ кошелек с деньгами и письмо.

Ирем произнес это небрежно, словно предлагая собеседнику вместе с ним посмеяться над нелепым обвинением, но при этом пристально взглянул на капитана.

Браэн отвел взгляд.

– Все верно, я сегодня получил письмо и кошелек, – медленно сказал он. – Один мой друг… он сейчас в войске сэра Родерика из Лаэра… выслал эти деньги для своей семьи. Я должен был передать их по назначению.

– Понимаю, – кивнул рыцарь. – Письмо вашего друга все еще при вас?

– Да, – глухо ответил Браэн.

– Могу я взглянуть?..

В принципе Браэн мог бы возмутиться и сказать, что коадъютор не имеет никакого права совать нос в чужие письма, а уж если он намерен это сделать, то обязан действовать совсем иначе. Прежде всего следует арестовать самого Браэна, затем официально объявить, что он будет допрошен по обвинению в измене, вызвать орденского скрибу, и только потом забрать злосчастное письмо. Кто-кто, а коадъютор-то уж должен был детально знать предписанный порядок. Так что оставалось совершенно непонятным, почему он вдруг решил им пренебречь.

В дозоре капитана Ниру тоже постоянно находились умники, считавшие, что всякие формальности не так уж и важны, но Браэн полагал иначе. Если не следовать букве закона, городская стража очень быстро станет походить на «доильщиков» из Алой гавани, которые пытались брать с торговцев деньги за «защиту» от налетчиков и прочего ворья. «Доильщики» тоже считали, что они поддерживают в городе порядок, только представления насчет порядка у них были совершенно не такими, как у Браэна или того же сэра Ирема.

Будь письмо не от Рикса, а от кого-нибудь другого, Браэн непременно встал бы в позу. Но сейчас – не мог. Ему казалось, что сэр Ирем потому и не стал давать делу законный ход, что знал – или, во всяком случае, подозревал – в чем дело. Браэн вытащил из кошелька измятую записку и протянул ее рыцарю.

Узнав почерк Рикса, Ирем вздрогнул так, что Браэн тут же понял – ни о чем он не догадывался.

Браэн перечитал письмо Рикса столько раз, что помнил его наизусть, так что сейчас ему казалось, что он читает его вместе с Иремом.

Ты спрашиваешь, не останусь ли я сам без денег, посылая их в Адель. Не бойся, не останусь. Я стал настоящим мародером – граблю мертвых без малейших угрызений совести, будь они хоть чужие, хоть свои. Сэр Родерик тоже неплохо платит за любые сведения о Дарнторне и его сброде. Так что за меня не беспокойся. Прилагаю к этому письму двести ассов – передай их Филе и скажи, что я прекрасно себя чувствую. Касательно другого твоего вопроса: слухи о Безликих – истинная правда, но об этом лучше никому не говори. Лэр с Нойе постоянно держатся поблизости – наверное, им кажется, что если на минуту отвернуться, то я тут же попаду в беду. На самом деле здесь не так опасно, как может показаться из Адели. Привет князю, Мирто, Лару и всем нашим!

Искренне твой,

Безымянный.

Ирем перечел письмо два раза, а потом поднял на Браэна тяжелый взгляд.

– Занятно, – деревянным голосом произнес он. – И как давно вы поддерживаете эту переписку, капитан?

Отмалчиваться было бесполезно.

– Первое письмо я получил в канун Эйслита.