Текст книги "Волчье время (СИ)"

Автор книги: Линн Рэйда

сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 59 страниц)

Может быть, он успел проспать всего лишь несколько минут, а может – целый час, когда Ингритт растолкала его и заставила проглотить какую-то теплую жидкость с исключительно противным вкусом. Сидя на кровати и глотая эту дрянь, Олрис никак не мог отделаться от ощущения, что он забыл о чем-то очень важном, и, передавая Ингритт опорожненную кружку, наконец-то вспомнил, что конкретно его беспокоило.

– Ингритт… а это ничего, что я тут… у тебя? – Олрис наморщил лоб, пытаясь вспомнить слово, которое говорили в таких случаях в казарме. – Я тебя не скопыр… скорпометирую?

Ингритт насмешливо улыбнулась.

– Не «скопырметируешь», и не мечтай. Я лягу в лазарете. Доброй ночи.

– Доброй ночи, – пробормотал Олрис, падая обратно на подушку. – Все-таки ты самая… – он не договорил, заснув на полуслове. И уже сквозь сон почувствовал, как Ингритт укрывает его одеялом.

* * *

Олрис никогда бы не поверил в то, что после возвращения Нэйда в Марахэн он будет чувствовать себя гораздо лучше, чем в долгие месяцы его отсутствия – однако, так оно и было. С тех пор, как он напился допьяна на празднике в честь возвращения Рыжебородого, а Ингритт уложила его в лазарете, их пошатнувшаяся было дружба снова укрепилась. Казалось, они заключили молчаливый уговор – не вспоминать о месяцах, на протяжении которых они не перемолвились друг с другом ни единым словом, и не говорить о Ролане, из-за которого они поссорились.

Олрис не мог проводить с Ингритт много времени, так как у каждого из них имелась куча своих дел. И, тем не менее, не проходило дня, чтобы они не поболтали хотя бы несколько минут. Олрис только сейчас начал понимать, каким унылым и пустым казался Марахэн без Ингритт. И это было не единственной переменой к лучшему. После возвращения из Руденбрука Нэйд, казалось, потерял весь прежний интерес к его матери. За целый месяц он пришел к ней лишь однажды, и остался совсем ненадолго. Вероятнее всего, виной тому была мучительная боль в незаживающем колене, но это не мешало Олрису мечтать о том, что Нэйд совсем лишился мужской силы. Это было бы вполне заслуженным возмездием за все страдания, которых натерпелась его мать – да и многие другие женщины, если на то пошло.

В общем, все складывалось как нельзя лучше, и Олрис не помнил, чтобы он когда-нибудь чувствовал себя таким счастливым – разве что в далеком детстве, когда он жил с матерью, а Нэйда еще и в помине не было.

Так прошел почти целый месяц, а в последних числах сентября, когда Олрис только-только начал засыпать, лежа на своем жестком тюфяке в казарме, Дакрис неожиданно потряс оруженосца за плечо.

– Вставай и одевайся. Только тихо, – приглушенным голосом распорядился он. В другое время Олрис бы наверняка отметил необычную интонацию наставника, но в тот момент он просто встал, и, бестолково тараща слипающиеся глаза, начал одеваться, не особо вдумываясь, зачем это нужно. Дакрис давно приучил его беспрекословно выполнять свои приказы. Краем глаза Олрис видел, как в темноте так же бесшумно одевались еще несколько мужчин, но это зрелище его не удивило. В казарму постоянно кто-нибудь входил и выходил. Сменялись караулы, возвращались из деревни те, кто, подкупив дозорных, бегал к местным девкам…

Дакрис запахнулся в длинный темный плащ из плотной шерсти, и знаком показал Олрису, чтобы тот тоже взял свой плащ. «Значит, мы идем на улицу?» – подумал тот. Сонливость развеялась, и Олрис с любопытством вскинул взгляд на Дакриса. Он уже собирался спросить, что они будут делать, но наставник молча показал ему кулак, а потом прижал палец к губам. После такого Олрис предпочел воздержаться от вопросов, но его любопытство разгорелось еще сильнее. Когда они вышли из казармы, Олрис машинально посмотрел на небо. Оно было затянуто мрачными, предгрозовыми тучами, и только один небольшой клочок на западе остался чистым. В этом небольшом просвете можно было, приглядевшись, различить тусклые пятнышки нескольких звезд. Олрис внезапно осознал, что во двор вышли не только они с Дакрисом, но и, по меньшей мере, еще два десятка человек, одетых в одинаковые темные плащи, и людей постоянно прибывало. Из конюшен им навстречу выводили оседланных лошадей. Олрис застыл от удивления, когда безликий в темноте слуга подвел к нему его кобылу – до сих пор он всегда сам седлал лошадей и себе, и Дакрису, и не привык, чтобы кто-нибудь делал это за него.

– Быстрее, что ты там копаешься?.. – процедил Дакрис откуда-то сверху. Олрис вскочил в седло, чувствуя, что голова у него идет кругом.

– Открыть ворота, – не повышая голоса, произнес всадник рядом с Олрисом, обращаясь к стоявшему рядом с ним Рыжебородому. Мясник почтительно кивнул и замахал рукой дозорным.

Олрис во все глаза уставился на закутанную в темный плащ фигуру всадника, внезапно осознав, что видит короля – только одетого в точно такой же плащ, как у других гвардейцев, и надвинувшего на лицо широкий капюшон. Но задуматься о том, что это может значить, Олрис не успел – вся кавалькада всадников пришла в движение, и несколько минут спустя они уже неслись сквозь ночь, оставив стены замка позади. Вскоре они свернули в лес, и темнота вокруг сделалась совершенно непроглядной, но никто из всадников и не подумал ехать медленнее. Олрис боялся, что его лошадь, того и гляди, споткнется и сломает себе ногу, и никак не мог понять, почему никто из всадников не зажег факел, чтобы освещать дорогу. Мальчику казалось, что эта безумная ночная скачка через лес будет тянуться бесконечно, но потом темнота внезапно расступилась, и гвардейцы выехали на пологий берег Линда. Увидев перед собой реку, Олрис приподнялся в стременах. «Да я же знаю, где мы! – радостно подумал он. – Марахэн должен быть выше по течению… а вон – Драконий остров».

Глаза Олрис уже привыкли к темноте, так что сейчас он без труда различил лодки, вытащенные на берег, и фигуры нескольких мужчин, стоявших чуть поодаль. При виде этих людей Олрис почувствовал внезапный беспричинный страх – мгновенный и ошеломляющий, словно удар под дых. Хотя на первый взгляд стоявшие на берегу ничем не отличались от гвардейцев и были одеты в такие же темные плащи, Олрис с первого взгляда осознал, что эти люди – не из Марахэна. Сердце мальчика неистово забилось.

«Адхары!» – в панике подумал он. Адхаров – воинов, которые являлись из другого мира и служили королю, Олрис видел всего несколько раз за свою жизнь, и то издалека. Являясь в Марахэн, они не причиняли его жителям ни малейшего вреда, и вообще держались так, как будто бы не видят и не слышат ничего, что не касается отданных им приказов. То есть никаких поводов бояться их у Олриса как будто не было. А между тем, когда он видел их, ему обычно делалось так жутко, что хотелось убежать как можно дальше или, на худой конец, зажмуриться – совсем как в раннем детстве, когда его что-нибудь пугало.

Дакрис дернул его за рукав.

– Ты что, заснул?.. Привяжи лошадь и садись в одну из лодок.

«Если они тоже плывут с нами, то я лучше утоплюсь!» – подумал Олрис мрачно. Но, похоже, его мнения никто не спрашивал. По счастью, лодок было больше, чем адхаров, и в ту, где оказались Олрис и его наставник, не попал никто из них.

Когда они отчалили от берега, Дакрис внезапно наклонился к его уху и сказал:

– Ты слышал что-нибудь про то, что происходит на Драконьем острове?

Олрис помотал головой.

– Неудивительно. Об этом знают только те, кто ездит сюда вместе с королем – и ни один из них даже под страхом смерти не станет рассказывать о том, что знает. – Олрис дернул головой, словно взволнованная лошадь, и Дакрис успокоительно стиснул его плечо – Не беспокойся, тебе не придется делать ничего особенного – ты просто останешься на берегу и будешь стеречь лодки. Но это неважно. Если ты кому-то проболтаешься о том, что видел или слышал в эту ночь, тебя убьют. Это очень серьезно, Олрис! Не думай, что ты можешь рассказать о чем-нибудь своей подружке и попросить ее держать это в секрете – рано или поздно правда все равно раскроется, и тогда пострадать можешь не только ты, но и она.

Олрис похолодел.

– Я никому ничего не скажу. Клянусь! – заверил он.

Дакрис кивнул. Больше они не разговаривали. Даже когда нос их лодки мягко ткнулся в землю, и гвардейцы начали выпрыгивать из лодок и вытаскивать их на песчаный берег, Дакрис не сказал ему ни слова. Между собой гвардейцы тоже не разговаривали – миновав длинную песчаную косу, смутно белеющую в темноте, они уже у самой кромки леса поджигали свои факелы и исчезали за деревьями.

В своих просторных шерстяных накидках все мужчины выглядели одинаково, и Дакрис скоро потерялся среди остальных одетых в черное фигур. Олрис следил за ним, пока мог его видеть, но он не был до конца уверен в том, что провожает взглядом своего наставника, а не какого-нибудь постороннего гвардейца.

Судя по мелькающим между темных стволов отблескам света, ведущая на Холм тропа была достаточно крутой. Олрис задумался о том, что же такое спрятано в этом лесу, что ради этого король и несколько десятков его приближенных посещает этот небольшой, безлюдный остров, принимая столько поразительных предосторожностей, чтобы никто не знал об их ночной поездке.

Олрис опасался, что его оставят стеречь лодки одного, но скоро выяснилось, что с ним остается Бакко. Когда последние гвардейцы скрылись за деревьями, тот подошел к нему. В темноте узкое, скуластое лицо казалось незнакомым – можно было разглядеть только поблескивающие белки глаз и зубы. Бакко улыбался.

– И ты здесь, малыш? – то ли насмешливо, то ли сочувственно осведомился он. – Вот уж не думал, что тебя возьмут сюда еще, по меньшей мере, год, а то и два. Сколько тебе сейчас, четырнадцать?.. – «Почти четырнадцать», подумал Олрис, но поправлять гвардейца, разумеется, не стал. Мужчина сдавленно вздохнул. – Когда я первый раз попал сюда, мне было лет семнадцать. Но с тех пор, как началась эта возня с повстанцами, все постоянно куда-то спешат, как угорелые.

Олрис не был уверен, можно ли по-прежнему именовать «повстанцами» людей, которые владели уже почти всем равнинным Эсселвилем, но вступаться за мятежников было бы глупо. Вместо этого Олрис спросил:

– А почему эти поездки держат в такой строгой тайне?

Бакко уселся на песок, поджав под себя ногу, и похлопал по земле рукой, приглашая Олриса сесть рядом с ним. Когда тот опустился на песок, Бакко сказал:

– Положим, ты владеешь каким-то приемом, который позволяет тебе побеждать своих противников. Станешь ли ты рассказывать кому-нибудь, как именно работает этот прием?..

– Конечно, нет!

– Ну, вот и наш король не хочет, чтобы кто-нибудь узнал о том, что должно обеспечить нам победу. Дакрис наверняка предупредил тебя о том, что будет, если ты кому-нибудь обмолвишься о том, что видел или слышал этой ночью. Хотя к настоящим тайнам тебя не допустят еще очень долго. Их имеют право знать только те, кто уже выдержал все Испытания.

– А что это за испытания?..

– О, их довольно много, и чаще всего они растягиваются на много месяцев. Есть Испытание Безумием – это когда тебе в еду или в пиво подмешивают особый порошок, после которого люди теряют власть над собственным рассудком. Бывает, что человек выбалтывает свои самые сокровенные мысли и желания, или впадает в буйство, или убегает в лес, как дикий зверь. Обычно такой приступ продолжается от нескольких часов до двух-трех дней. Рассказывают, что какие-то люди кончали с собой, когда приходили в себя и начинали сознавать, что делали и говорили накануне – но сам я такого никогда не видел. Зато видел, как один парнишка сломал позвоночник, спрыгнув с замковой стены. Есть еще Испытание Болью – там тебе придется доказать, что ты способен терпеть боль. Есть Испытание Мечом – от него иногда освобождают тех, кто успел проявить себя в бою. О некоторых Испытаниях упоминать запрещено – когда ты их пройдешь, то обещаешь никому и никогда не говорить о том, что с тобой было. Обычно Испытания проходят вразнобой, так что ты никогда не будешь знать наверняка, что ожидает тебя в следующий раз.

– А можно ли отказаться проходить все эти Испытания?

Бакко выразительно пожал плечами.

– Можно. Но тогда ты уже никогда не станешь воином, и будешь до конца своей жизни оттирать котлы и убирать навоз, поскольку ни на что другое ты не годен.

Олрис почувствовал, что краснеет.

– Я вовсе не имел в виду себя! – сердито сказал он. – И вообще, ты очень ярко расписал, какие ужасы приходится переживать во время этих Испытаний, но так и не объяснил, ради чего все это делается… Те, кто выдержит все Испытания, становятся адхарами?

Бакко внезапно рассмеялся.

– Ах, так вот чего ты испугался! Ну ты и болван… да в Марахэне полным-полно людей, которые уже прошли все Испытания. Твой Дакрис, кстати говоря, один из них. А ты, похоже, не в восторге от адхаров?..

– Я их ненавижу! – вырвалось у Олриса.

Гвардеец хмыкнул.

– Ну, приятного в адхарах, безусловно, мало, но они бесценные союзники. Убить адхара почти невозможно, а в бою он стоит пятерых. Любая рана, нанесенная адхарами, смертельна. Король был бы круглым дураком, если бы отказался от таких вассалов только потому, что рядом с ними, видите ли, жутковато. Но не бойся – в эту ночь ты их больше не увидишь. Думаю, они уже отправились в свой мир… И кстати, раз уж ты спросил. Тот, кто сумеет выдержать все Испытания, может участвовать в магических обрядах и ходить между мирами, как адхары… или как дан-Энрикс, – сказал Бакко. Лицо у него смягчилось, взгляд внезапно сделался мечтательным. – Когда я прошел посвящение, мне показали город, который называется «Адель». Когда ты входишь в этот город, то идешь по улицам, сплошь вымощенным камнем – и все эти камни гладкие, одной и той же формы и размера, а вокруг домов растут цветущие деревья. И воздух пахнет чем-то сладким, как медовое пирожное… Земля в окрестностях этого города такая плодородная, что может давать урожай три раза в год. Там есть дворцы, в сравнении с которыми наш Марахэн – просто сарай. Мой провожатый показал мне гавани, где стоят корабли со всех концов их мира, и торговые ряды, где продают оружие, вино, меха и самые немыслимые пряности и фрукты. А если бы ты мог увидеть их мечи!.. Я думаю, что даже Ролан не сумел бы сделать ничего подобного. Король пообещал, что этот город совсем скоро будет нашим. И тогда мы уничтожим магию, которой пользуется Меченый, и сможем заново отвоевать весь Эсселвиль – если, конечно, захотим. Но если бы ты мог увидеть то, что видел я, ты бы сказал, что Эсселвиль можно оставить «Истинному королю» – пускай подавится!

Олрис уставился на Бакко. Он не мог понять – то ли гвардеец в очередной раз пытается разыграть его, а потом посмеяться над его доверчивостью, как это уже бывало раньше, то ли Бакко говорит серьезно.

– А когда ты ходил по тому городу… это был во сне или по настоящему? – уточнил он.

– По-настоящему, болван! Я же сказал тебе – прошедший посвящение может ходить между мирами. И я видел этот город так же ясно, как сейчас тебя…

С Холма донесся приглушенный крик. Бакко умолк на полуслове, глядя в сторону тропинки, по которой удалились королевские гвардейцы. Олрис потянулся к своему мечу, валявшемуся рядом на песке.

– Может, на них напали?.. – предположил он, успев во всех подробностях вообразить засаду, которую повстанцы могли бы устроить на Драконьем острове.

Гвардеец наградил его тяжелым взглядом.

– Замолчи, – негромко рыкнул он, продолжая напряженно вслушиваться в тишину. Лицо мужчины приняло сосредоточенное и торжественное выражение. Олрису очень хотелось знать, о чем он думает, но было очевидно, что у Бакко прошла всякая охота разговаривать. Заметив, что Олрис тоже прислушивается, пытаясь угадать, что происходит на холме, Бакко вздохнул и неожиданно отвесил ему легкий подзатыльник.

– Перестань, – сварливо сказал он. – Со временем узнаешь все, что нужно, а пока – не суй свой нос, куда не следует. Или ты думаешь, на Холм случайно допускают только тех, кто уже выдержал все испытания?..

Олрис сердито посмотрел на Бакко. Он готов был терпеть подзатыльники от Дакриса, но не от человека, который все время подбивает его воровать на кухне выпивку для себя и для своих дружков.

«Только попробуй попросить меня о чем-нибудь еще – увидишь, что тогда будет!» – с негодованием подумал он.

Прерванный разговор так и не возобновился. Они сидели, кутаясь в плащи, и перебрасываясь ничего не значащими фразами. В конце концов, Бакко повел плечами и протяжно, заразительно зевнул.

– Глаза так и слипаются… Я бы сейчас вздремнул – если бы только был уверен, что ты не помчишься прямиком на Холм, если тебя оставить без присмотра. Обещаешь, что не будешь делать глупостей?

Олрис состроил презрительную гримасу и пожал плечами.

– Обещаю, – сказал он. – Могу даже поклясться, если хочешь.

– Обойдусь… В конце концов, если решишь нарушить свое слово – то тебе же будет хуже. Разбуди меня, когда поймешь, что они возвращаются.

Гвардеец растянулся на песке, пристроив голову на локоть и завернувшись в плащ, как гусеница в кокон. Не то чтобы Олрис вообще не помышлял о том, чтобы нарушить свое обещание и попытаться хоть одним глазком взглянуть на то, что происходит на Холме, но под конец он все-таки решил, что это глупо. Он не знает обходных путей наверх – значит, придется идти по тропинке, по которой будут возвращаться король и его гвардейцы. Чего доброго, они наткнуться на него на полпути… Олрис не представлял, чем это может кончиться, но не хотел бы выяснять это на личном опыте.

С другой стороны, сидеть на прежнем месте тоже было невозможно – теперь, когда ему не с кем было разговаривать, он, того и гляди, уснет. Олрис скинул плащ, чтобы холод помог перебороть сонливость, и начал прохаживаться взад-вперед по песчаной косе вдоль берега. От темноты, осеннего тумана и тяжелой, давящей на уши тишины, ему мало помалу сделалось не по себе. Олрису чудилось, что он совсем один – не только на этом берегу, но и на всем Драконьем острове. Чтобы развеяться, он начал подбирать речную гальку, швырять ее в воду и пытаться по звуку определить, как далеко улетел очередной снаряд.

За время, пока Олрис дожидался возвращения гвардейцев, темнота вокруг как будто выцвела и посерела, так что с того места, где прохаживался Олрис, стало можно разглядеть в туманной дымке противоположный берег Линда. Когда мужчины начали спускаться с Холма, их факелы уже были потушены, поэтому Олрис заметил их только тогда, когда первые из них вышли из-за деревьев. Расталкивать Бакко было уже поздно, так что Олрис просто запустил в него последним из своих камешков и торопливо вытер руки о штаны, внезапно устыдившись собственных дурацких развлечений. Его взяли на Драконий остров, а он ведет себя, словно младенец…

– Эй, ты! Поди сюда, – окликнул Олриса высокий человек в темной накидке, вышедший из леса раньше остальных.

Еще не рассвело, и в поднимающемся от воды тумане разглядеть чье-то лицо было не так-то просто. Только подойдя к незнакомцу почти вплотную, Олрис, наконец, узнал в нем короля.

– Полей мне на руки, – отрывисто скомандовал мужчина, протянув ему большую кожаную флягу. Олрис никогда еще не видел короля так близко, и тем более не мог представить себе ситуацию, в которой тот бы обратился к нему напрямую – для подобного оруженосец Дакриса был слишком незначительной персоной.

В предрассветных сумерках матово смуглое лицо со скошенными тонкими губами казалось совсем бледным и как будто утомленным, на щеке виднелись присохшие брызги грязи. От одежды короля пахло железом, дымом от костра и прелыми листьями. Неудивительно, что, выбравшись на берег острова, он первым делом пожелал умыться… Олрис торопливо вытащил из фляги пробку и наклонил ее, так что на землю потекла тонкая струя воды. Король подставил под эту струю ладони, покрытые, как показалось Олрису, то ли грязью, то ли ржавчиной. На землю потекла мутная красноватая вода. Полы накидки распахнулась, и взгляд Олриса упал на тонкий серповидный нож, прицепленный к поясу короля. Лезвие было чистым, мокрым и блестящим – так бывает, если нож тщательно вытереть пучком травы.

Олрису вспомнился далекий, приглушенный крик, который он услышал ночью. Его взгляд остановился на темных подсохших брызгах на щеке у короля, и мальчика внезапно замутило. «Да ведь это же не грязь, а кровь! – подумал Олрис, холодея. – И на руках у него тоже кровь. Так вот почему Бакко говорил, что мне нельзя туда ходить… Если бы меня кто-нибудь заметил, то они убили бы и меня тоже».

В ушах Олриса противно зазвенело. Он прикусил губу, чтобы сдержаться и не отодвинуться от короля, который сейчас вызывал у него только страх и омерзение. Олрису почему-то вспомнилось, как много лет назад он наступил босой ногой на жившую в черничнике гадюку. Он был слишком мал, чтобы запомнить, был ли рядом кто-нибудь из сверстников или он пошел в лес совсем один – однако Олрис до сих пор отлично помнил ту секунду, когда под его ногой пружинисто свернулось гибкое, холодное чешуйчатое тело, источавшее смертельную угрозу. Сейчас Олрис испытывал что-то похожее, но выдать свои чувства было нельзя. Если король поймет, о чем он думает – ему конец.

Олрису казалось, что хуже, чем теперь, ему уже не будет, но следующая догадка поразила его еще больше первой. Дакрис бы не взял его на этот остров, если бы его не собирались рано или поздно удостоить Посвящения и допустить к участию в этих обрядах. Ну, конечно!.. Бакко ведь сказал ему об этом – только он был слишком занят мыслями об Испытаниях и о волшебных городах, чтобы понять истинный смысл его слов.

Король закончил отмывать с рук кровь и отошел, не удостоив Олриса ни одним словом. Но, пока мальчику не велели забираться в лодку, чтобы возвращаться в Марахэн, он продолжал стоять на том же месте, тупо глядя на песок у себя под ногами. Ему казалось, что внутри у него все заледенело – но теперь он точно знал, что это не от холода.

* * *

Женщина страдальчески смотрела на дан-Энрикса. Ее полное, отечное лицо покраснело от боли и мучительного напряжения.

– Опять, – одними губами выговорила она.

Меченый коротко кивнул.

– Когда вы почувствовали боль?

– Сегодня ночью. Кажется, сразу после полуночи.

– И вы терпели до утра, чтобы послать за мной?.. – спросил дан-Энрикс, едва удержавшись, чтобы не покачать головой.

– Я думала, вы спали, – извиняющимся тоном сказала она.

Крикс тяжело вздохнул.

– Ну разумеется, я спал. А вот вы, похоже, нет.

Меченый подошел к окну и закрыл ставни. В комнате сразу стало темнее, но зато несущийся со двора лязг походных кузниц словно отдалился, сделавшись гораздо тише. С того дня, как войско Истинного короля разместилось в Руденбруке, замок бывшего наместника этих земель напоминал военный лагерь. Его заполняли люди, которые без конца куда-то спешили, чистили оружие, чинили упряжь и держались так, как будто собирались не сегодня-завтра выступить в поход на Марахэн. Единственными комнатами, которых не коснулись никакие изменения, были несколько спален на втором и третьем этаже, которые оставили наместнику, его жене и дочери за то, что Уриенс открыл ворота Истинному королю и присягнул ему на верность.

Несколько дней спустя, когда жена наместника слегла в постель, король предложил Уриенсу помощь королевского врача, но тот вежливо отказался. Однако к вечеру его жене стало настолько плохо, что Уриенсу пришлось изменить свое решение. Алинард был занят в госпитале, так что к леди Адалане пошел Меченый. Осмотр хозяйки Руденбрука превратился в тягостное испытание для них обоих. Крикс никак не мог отделаться от ощущения, что даже камни в почках беспокоят леди Адалану меньше, чем чужой мужчина в ее спальне. Но за два последних дня она привыкла к его обществу и даже перестала обращать внимание на то, чтобы с ней рядом постоянно находилось несколько служанок для обеспечения благопристойности.

Меченый подошел к кровати и пощупал ей лоб – кожа была прохладная и липкая от пота – а потом присел на табурет у изголовья, рядом с низким столиком, и начал смешивать для женщины лекарство, которое должно было хоть чуть-чуть ослабить боль. Ни одна из тех трав, которые они испытывали с Алинардом, не обладала даже приблизительно таким эффектом, как те обезболивающие, которые использовались в таких случаях имперскими врачами, но приходилось обходиться тем, что есть.

– Вы пьете тот отвар, который я принес позавчера? – осведомился Меченый – больше затем, чтобы занять ее внимание, чем для того, чтобы действительно узнать ответ. Он знал, что леди Адалана пьет лекарство постоянно – кувшин, стоявший на прикроватном столике, был почти пуст.

– Да, я все время пью… вчера мне было легче. Я подумала, что все уже прошло, а теперь опять… мне кажется, я не спала всю ночь. Так больно… Почему так больно?! – влажные от пота пальцы с неожиданной для женщины силой сжались на его запястье. Серо-синие глаза хозяйки Руденбрука казались почти черными от страха.

Меченый осторожно разжал ее пальцы и на несколько секунд задержал ладонь женщины в своей.

– Не надо так бояться. Боль сейчас пройдет, – заверил он, протягивая ей стакан. – Если хотите, я побуду здесь, пока вы не заснете.

Интересно, если бы Рам Ашад мог видеть своего бывшего ученика, он бы одобрил этот небольшой обман, или, наоборот, сказал бы, что врачу не следует давать больным несбыточные обещания? Пожалуй, боль у леди Адаланы могла бы пройти только в том случае, если бы она приняла люцер, которого у них впомине не было.

Однако какая-то польза в его блефе все-таки была – из лица женщины мало-помалу уходило напряжение.

– Да… да, пожалуйста, не уходите, – сказала она, закрыв глаза. Но через несколько секунд снова открыла их и посмотрела на дан-Энрикса.

– Как вы считаете, король действительно простил моего мужа?..

Не ожидавший от нее подобного вопроса Меченый нахмурился. Уриенс был айзелвитом, сохранившим титул и влияние после поражения. В этом не было ничего необычного – многие айзелвиты, обладающие состоянием и титулом, переметнулись на сторону победителей и сохранили свою власть даже при гвиннах. Необычность состояла в том, что таких «подлипал» другие айзелвиты чаще всего ненавидели даже сильнее, чем завоевателей – а Уриенса в Руденбруке если не любили, то, по крайней мере, уважали. И, когда в эти земли пришли люди Истинного короля, внезапно оказалось, что никто из местных жителей не жаждет смерти бывшего наместника.

Атрейн считал, что это ничего не значит, и что с Уриенсом следует поступить так же, как с любым другим предателем, но Меченый придерживался на этот счет другого мнения, и на этот раз король прислушался не к сенешалю, а к нему.

– Что заставляет вас думать, что король имеет что-нибудь против вашего мужа, леди Адалана? – прямо спросил Крикс. – Мне кажется, король отнесся к нему настолько хорошо, насколько это вообще возможно в данных обстоятельствах.

– Он – да. Но лорд Атрейн…

– Атрейн никогда не нарушит волю короля, – твердо ответил Меченый. – Вашему мужу ничего не угрожает. Спите.

Лицо женщины разгладилось, и, к удивлению дан-Энрикса, она действительно вскоре заснула. Во сне она дышала глубоко и ровно – совсем не так, как человек, который даже в забытьи продолжает бороться с болью. Меченый подумал, что, возможно, следует еще раз тщательно проверить действие всех трав, которые они использовали для приготовления лекарства.

Потом в дверь тихонько постучали. Крикс был уверен в том, что это кто-то из служанок леди Адаланы, но мгновение спустя из-за двери послышался преувелительно почтительный голос Лювиня.

– Прошу простить, госпожа Адалана. Лорд дан-Энрикc не у вас?..

Крикс тяжело вздохнул и начал заворачивать в кулек остатки порошка, который он использовал для разведения лекарства.

– Сейчас выйду. Подожди за дверью, – сказал он, не повышая голоса. Меченый знал, что Рельни, привыкший прислушиваться к самым незначительным шорохам в лесу, его услышит.

В дверях Меченый чуть не столкнулся с дочерью наместника, Таирой, заходившей в спальню матери. Дан-Энрикс вежливо наклонил голову и смотрел в пол, пока девушка не прошла мимо. Даже не поднимая глаз, он чувствовал, что она смотрит на него и нарочно медлит у двери, надеясь, что он с ней заговорит. Крикс ничуть не сомневался в ее любви к матери, но все равно не мог отделаться от мысли, что она пришла сюда не столько ради нее, сколько в надежде повидаться с ним. На душе Крикса было неспокойно. В обществе Таиры он все время чувствовал неловкость и вину.

Когда он в первый раз увидел эту девушку, время как будто бы застыло, и дан-Энрикс на секунду перестал осознавать, где он находится. У нее были темные, густые волосы, немного бледное лицо и темно-синие глаза, похожие на штормовое море. Крикс чуть не бросился к ней, поскольку ему показалось, что он видит Лейду Гвенн Гефэйр. Но потом мираж рассеялся, и стало ясно, что девушка, показавшаяся ему точной копией Лейды, была не так уж похожа на нее. Совсем другое выражение лица и взгляд, другой рисунок губ и слишком мягкая, по-детски неопределенная линия скул и подбородка. В довершение всего, Таира была на несколько лет моложе Лейды. Перепутать их друг с другом было невозможно – и, однако, в первые дни жизни в Руденбруке Крикс часто ловил себя на том, что озирается по сторонам, ища Таиру взглядом, словно наваждение каким-то чудом могло повториться.

Когда дан-Энрикс спохватился, осознав, к чему способны привести все эти взгляды, было уже поздно. Девушка заметила его внимание – и истолковала его единственно возможным образом. Не зная, как поправить положение, Меченый напустил на себя безразличие – но этим только окончательно испортил дело. Вероятно, Нойе Альбатрос был прав, когда твердил, что «дайни» совершенно не умеет обращаться с женщинами.

Теперь девушка постоянно оказывалась там, где можно было невзначай столкнуться с Криксом, и взгляды, которые она бросала на него, делались все отчаяннее, а дан-Энрикс чувствовал себя последним негодяем.

Рельни, ожидающий его снаружи, выразительно скривился.

– Тебя не поймешь, дан-Энрикс! – сказал он, как только дверь за девушкой закрылась. – То ты смотришь на нее, как умирающий от жажды – на кувшин воды, то притворяешься, что вообще ее не замечаешь.

В голосе Лювиня слышалась досада. В первую секунду Меченый решил, что дочь наместника нравится ему самому, и Рельни сердится на то, что друг не ценит собственного счастья, но потом он вспомнил, что в последние несколько дней Лювинь вообще почти все время находился в дурном настроении и был сверх всякой меры раздражителен. Меченый посмотрел на Рельни более внимательно. В целом тот выглядел вполне обычно – разве что чуть припухла левая щека.