Текст книги "Венера из меди"

Автор книги: Линдсей Дэвис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 22 страниц)

– У одинокой женщины, не имеющей опекуна, очень ограниченный круг общения.

– И верно, это ужасно, быть домохозяйкой, у которой никого не осталось, чтоб приветствовать его дома…

К этому времени, если бы я не слышал так много грязных подробностей о том, что случилось с ее мужьями, я вполне мог бы позволить ей одержать над собой верх. Я ожидал чего-то вроде приглашения на званый ужин у вампира. Мне была неприятна мысль, что эти тихие семейные привычки, лишь фасад, скрывающий расчетливую жестокость. Девушки, которые ткут и ходят по библиотекам должны быть безопасными.

– Ты должно быть в восторге, раз нашла астролога, предсказавшего, что твой следующий муж переживет тебя?

– Тюхе тебе это рассказала?

– Ты знала, что она сделает это. Ты же предупредила ее, что я иду по твоему следу? Она выглядела очень хорошо подготовленной к моему визиту.

– Мы, женщины-профессионалы держимся заодно. – ответила мне Северина сухим тоном, который напомнил мне и саму Тюхе.

– Ты закончил, Фалько? У меня есть еще чем сегодня заняться.

Я почувствовал разочарование, когда она прервала беседу. Затем я увидел, как она попыталась отыграть назад. Ошибкой была попытка избавиться от меня; мой допрос с пристрастием должно быть вызвал у нее смятение чувств. Несколько вяло она добавила:

– Если только у тебя есть еще какие-то вопросы?

Я слегка улыбнулся, давая понять, что ее защита выглядит уязвимой.

– Больше ничего.

Мои синяки сковывали тело. Все тяжелее становилось терпеть эту боль. Чтоб это прошло, потребуется несколько дней.

– Благодарю за потраченное на меня время. Если у меня появятся еще вопросы, я приду прямо сюда и просто задам их тебе.

– Как рассудительно!

Ее взгляд вернулся к моткам цветной шерсти в низенькой корзинке у ее ног.

– Признайся, – я решил подольститься, – служанка делает за тебя эту тяжелую работу, после того как гости уходят!

Северина подняла глаза:

– Не так, Фалько. – она позволила тени печали мелькнуть на ее, обычно сдержанном, лице. Трогательное зрелище. – Все на самом деле не так.

– Ах, замечательно. Мне понравилась твоя сказка. Я наслаждался хорошо сыгранной комедией.

Невозмутимая охотница за золотом приказала мне:

– Убирайся из моего дома, Фалько.

Она была жесткой, и, до определенной степени, честной; мне это нравилось.

– Я ухожу. И последний вопрос: шайка Гортензиев выглядит сплоченной маленькой кликой. Разве ты не чувствуешь себя неуместной?

– Я готова приложить усилия.

– Умная девочка!

– Это наименьшее, что я могу сделать для Нова.

Она была умна, но когда я уходил, ее глаза следовали за мной более пристально, чем следовало бы.

Я похромал в ближайшую открытую баню, прошел прямо в жаркое отделение и позволил своим синякам и ссадинам отмокать в горячей воде. Рана от меча, которую я нянчил, сидя в Латомийской тюрьме, частично открылась, когда меня бросали туда-сюда рабы охотницы за золотом. Я лежал в горячем бассейне, позволяя себе погрузиться в приятное забытье, и теребя незабинтованную рану; то, что не следует делать, но всегда делаешь.

В конце концов я вспомнил, что забыл предложить Северине отступные. Не беда. Я еще смогу сделать это предложение. Придется вернуться и поговорить о цене – в другой день. В другой день, когда я буду морально готов и мои конечности снова будут свободно двигаться.

Она была, определенно, проблемой. И мысль, что я мог бы бросить ей вызов, не беспокоила меня совершенно.

XXII

С меня было достаточно волнений на сегодня. Я не мог найти в себе сил, чтоб вскарабкаться на Пинций и сделать доклад своим клиентам, даже если бы я хотел получить еще ссадин из-за бабьей дури. Я решил также не раздражать Елену, щеголяя у Капенских ворот синяками, полученными от другой женщины. Так что оставалась лишь одна приятная перспектива: идти домой и завалиться на свою новую кровать.

Только я осторожно преодолел три лестничных пролета до своей квартиры, счастливый как никогда, что это не те шесть головокружительных лестниц в Фонтанном дворике, как я столкнулся с Коссом.

– Фалько! Ты выглядишь потрепанным…

– Девушка с избытком энергии. Что принесло тебя сюда, собираешь просроченную арендную плату?

– О нет, наши клиенты всегда платят вовремя.

Я постарался, чтоб мое лицо не выдало, какой шок его может ждать в будущем.

– Вдова с пятого этажа подала жалобу. Какой-то идиот нарушает ночной покой – хрипло поет песни и грохочет чем-то заполночь. Знаешь что-нибудь об этом?

– Ничего не слышал, – я понизил голос, – иногда эти живущие одиноко старые склочницы воображают всякое.

Естественно, Косс был готов скорее поверить в сумасшествие вдовы, чем в то, что некий другого квартиросъемщик, от которого вполне можно получить по морде за критику, имеет склонность к антиобщественному поведению.

– Я слышал, как вдова стучит в стену, – проворчал я, – я мог бы сказать об этом, но я очень терпимый человек.

– …Между прочим, – сказал я, плавно меняя тему разговора, – разве аренда в таком месте не предполагает наличия в доме привратника, чтоб носить воду и подметать лестницы?

Я ожидал, что он начнет препираться.

– Конечно, – согласился агент, – часть квартир не заселена, как ты знаешь. Но нанять привратника стоит в моем списке следующим пунктом…

Он был столь услужлив, что я даже дал ему чаевые, за его хлопоты, когда он уходил.

Входная дверь в мою квартиру была открыта, не было причины врываться с возмущенными воплями; знакомые звуки объяснили мне причину. Мико, мой ненадежный шурин, должно быть поделился моим новым адресом.

Я прислонился к дверному косяку. Несколько крупинок песка осыпало мои ноги, а один камушек попал в башмак.

– Доброе утро, мадам. Не здесь ли живет знаменитый Марк Дидий Фалько?

– Судя по грязи, здесь!

Она хлестнула по моим пальцам ног прутьями метлы, заставив меня подпрыгнуть.

– Привет, ма. Значит, ты меня нашла?

– Я полагаю, ты хочешь рассказать, где ты был?

– Что ты думаешь о моей квартире?

– Ни один из нашей семьи не жил в этом округе.

– Время и нам двигаться вверх!

Моя мать фыркнула.

Я попытался идти, будто слегка растянул мышцу во время приятной утренней тренировки на гимнастической арене. Это не удалось. Мать облокотилась на метлу:

– Что с тобой случилось на этот раз.

Шутка о некоей энергичной подруге показалась мне неуместной.

– Кое-какие люди с дурными манерами застали меня врасплох. Но это больше не повторится.

– Ой ли? – это был не первый случай, когда она заставала меня избитого прежде, чем мне удавалось где-нибудь скрыться и отлежаться. – В тюрьме ты был хотя бы целым.

– И терзаем большой крысой, ма! Мне повезло, что меня вытащили оттуда…

Она сильно стукнула меня метлой, чтоб показать, мол видит меня насквозь, как и все мои попытки солгать.

Раз я оказался дома, моя мать ушла. Наличие меня, ухмыляющегося сидя на табурете мешало ей вести поиски доказательств моей безнравственной жизни; она предпочла расстраивать себя в одиночестве, так она сможет поднять больший шум при оказии. Прежде чем покинуть квартиру, она сделала мне горячего вина со специями, что она принесла для моей кладовки на случай, если меня посетит кто-нибудь заслуживающий уважения. Утешенный, я лег спать.

Проснулся я после полудня, совершенно закоченевший, так как не удосужился приобрести какое-либо покрывало на кровать Юнии. После трех дней я так же нуждался в чистой одежде, и различных недостающих сокровищах, коими я обычно окружаю себя в месте, что зову домом. И так как сегодня я еще не чувствовал себя достаточно бодро, я решил совершить экспедицию в Фонтанный дворик.

Магазины были все еще закрыты ставнями, когда я прыгал по Авентину. На моей старой улочке все выглядело тихим. Бандиты моего домовладельца, Родан и Асиак, удостоили окрестности днем мира. Не было никаких признаков прихвостней Главаря Шпионов. В прачечной тоже все наслаждались сиестой. Я рассудил, что проход безопасен.

Я вскарабкался по лестнице и проскользнул в свою старую квартиру. Там я прихватил свои любимые туники, еще пригодную шляпу, праздничную тогу, подушку, пару более-менее целых (несмотря на пять лет использования) кухонных горшков, восковую табличку, на которой я временам царапал сентиментальные стихи, запасные башмаки и самое ценное имущество: десять бронзовых ложек – подарок Елены. Я запаковал все это в одеяло, которое принес домой из армии, и отправился обратно вниз по лестнице, закинув на спину свой сверток, как какой-нибудь взломщик, уносящий свою добычу.

Взломщику бы это сошло с рук. Настоящие воры могут забрать в доме десять возов старинного мрамора, кучу бронзовых статуй, все выдержанное фалернское вино8989
  Фалернское вино (лат. Vinum Falernum) – вино из северной Кампании. Считалось самым лучшим сортом и стоило в четыре раза больше обычного.


[Закрыть] и красивую дочь-подростка, и никто из соседей ничего не заметит. Я же ни в чем противозаконном не был замешан, и надо же было встретить какую-то грубую торговку колбасами, я прежде ее и не видел, которая заметила меня и подумала самое худшее. Даже в таком случае, большинство воров спокойно продолжили бы свой путь, пока свидетели хлопали глазами им вслед. Я встретил единственного на этом конце Авентина горожанина, который решил вмешаться. Только она увидела меня, спокойно удаляющегося прочь, как тут же подхватила свои огромные шерстяные юбки, издала вопль, что был слышен на другой стороне Тибра, и помчалась за мной.

Паника и досада смазали мои застывшие конечности. Я только припустил вверх по проулку… как два шпиона Анакрита выскочили от цирюльника, где им соскабливали полудюймовую щетину с подбородков. Я завопил, когда мой левый башмак оказался зажат под одной из гигантских ступней.

Я замахнулся своим свертком на второго шпиона. Внутри лежала моя любимая железная сковородка, и она заехала мужлану поперек горла: он отлетел назад с душераздирающим хрипом. Обладатель огромных лап был слишком близко, чтоб достаточно сильно его ударить, но его идея, как одолеть меня, заключалась лишь в том, чтоб созывать криком прохожих на помощь. Большинство из них знало меня, и когда они прекратили ржать над моим беспомощным положением, они стали издеваться над ним. Кроме того они были поражены видом продавщицы колбас – трех футов ростом – которая яростна нападала на нас со своим подносом полным салями. Мне удалось извернуться так, что этот, обутый в лодки, тип получил самые тяжелые удары, включая жестокий удар копченым гигантским фаллосом, который, должно быть, отбил у него вкус к перченой свинине на всю оставшуюся жизнь.

Но его гигантские ласты все еще топтались по моим ногам. Мне мешало то, что я был вынужден крепко держать свой сверток, так как я знал, что если я позволю какому-нибудь бездельнику из Тринадцатого района9090
  Авентин входил в тринадцатый административный район Древнего Рима.


[Закрыть] завладеть им, как не успею я и глазом моргнуть, он примется распродавать мое имущество с аукциона на ближайшем углу. Так что мы с Лапкой тесно прижались друг к другу, как какие-то атлеты на состязаниях по варварской борьбе, пока я пытался освободиться.

Я заметил, что второй соглядатай приходит в себя. В это время из прачечной, чтоб выяснить причину шума и суматохи, выбежала Ления, таща большой железный таз на своем бедре. Она окинула меня презрительным взглядом, и накрыла своим котлом мужика, которому до этого досталось моей сковородкой: не его день с железяками. На его череп обрушилась тяжесть таза, и ноги снова подогнулись. В этот момент мне удалось немного освободить из ловушки ногу, и я сумел двинуть Лапку коленом в ту часть тела, которая была гораздо менее развита, чем его ноги. Его подружка прокляла бы меня. Пальцы его ноги скорчились в агонии, я был свободен. Ления обрабатывала колбасницу, используя выражения, не годящиеся для храма. Я напоследок стукнул Лапку своей ношей, и не стал извиняться.

Я снова был дома.

После побоища на Авентине, здесь казалось смехотворно тихо. Я оживил обстановку, насвистывая грубую галльскую песенку, пока чокнутая вдова этажом выше не начала снова стучать. Она совершенно не имела понятия, как следует отбивать такт, как что я завершил свое выступление.

Измученный, я спрятал ложки Елены в тюфяке, а потом завернулся в изъеденное молью одеяло и рухнул на кровать.

Прохрапеть всю вторую половину дня – приятное времяпрепровождение, которое частные информаторы проделывают с искусной непринужденностью.

XXIII

На следующий день я проснулся освеженный, хотя все равно боль чувствовалась. Я решил пойти к Северине Зотике и поделиться с ней образцами своей мудрости, пока подходящие случаю высказывания так и вертятся на языке.

Перед уходом я позавтракал. Моя ма верит, что домашняя еда способна уберечь нравственность мальчика (особенно, когда ему приходится торчать дома, помешивая в кастрюльке). Я сообразил маленькую жаровню, способную подогреть оказавшуюся под рукой миску, а сооружение плиты оставил на потом. В августе не было достаточно желания таскать домой украденные на стройке кирпичи, только чтоб заполнить свою изящную квартиру, чадом, жаром и вонью от жареных сардин. С другой стороны, было бы проще покончить с этим разом, чем держать оборону от моей ма, по этому вопросу… Ма никогда не желала понять, что у частного информатора могут быть более важные дела, чем заниматься домашним хозяйством.

Я выпил медовый напиток домашнего приготовления, размышляя о том, что наличие суровых матерей может объяснить, почему большинство информаторов – скрытные одиночки, выглядящие так, будто они сбежали из дома.

Когда я прогуливался по Счетной улице, другие прохожие уже позабыли про завтрак и размышляли о возможности пообедать. Я благородной отрыжкой вспомнил свою собственную недавнюю трапезу, и после этого решил присоединиться к общей тенденции и стал подумывать, а не пора ли мне подкрепиться (тем более, что все затраты на еду здесь я мог отнести на "накладные расходы" в счете Гортензиям).

Появление искательницы золота отвлекло меня от мыслей о харчевне. Свитки у нее под мышкой говорили о том, что усердный школяр снова посетила библиотеку. В сырную лавку, что была перед ее квартирой, завезли товар, и перегородившая улицу ручная тележка с ведрами козьего молока и кругами сыра, завернутыми в ткань заставила ее выйти из портшеза. Когда я подошел, она саркастически отчитывала служащих лавки. Они допустили ошибку, начав оправдываться, мол они всего лишь делают свою работу; это позволило Северине Зотике в красках описать, как надо работать, если бы они имели хоть малейшее понятие о правилах пожарной безопасности, о распоряжениях местных властей насчет движения по улицам, о необходимости соблюдать тишину и порядок и не мешать окрестным жителям и прохожим.

Для Рима это была обычная сценка. Я отступил назад, пока она наслаждалась собственным красноречием. Перевозчики с ручной тележкой, разумеется, слышали все это и прежде, так что они отодвинули испачканное сливками ведро, чтоб она,если подберет свои юбки, смогла протиснуться мимо.

– Снова ты, – бросила она мне через плечо тоном, который многие из моих родственников склонны использовать, общаясь со мной. Я почувствовал, что она снова получает удовольствие играя с огнем.

– Да. Прошу прощения… – кое-что отвлекло меня.

Пока я поджидал в засаде Северину, какой-то мужлан на осле подъехал поговорить с торговцем фруктами из садов Кампаньи, с которым я совсем недавно беседовал. Старик вышел из-за прилавка и, казалось, о чем то умолял. Затем, когда грубиян, казалось, уже уезжал, он резко прижал своего осла к прилавку. Склонность к разрушению была в крови у скотины: он качнул крупом, так, словно его обучали развлекать зрителей на арене, между поединками гладиаторов. Все аккуратно выложенные ряды раннего винограда, абрикосов и ягод просыпались на дорогу. Наездник схватил один нетронутый нектарин, надкусил его, и с презрительным смехом бросил в сточную канаву.

Я уже бежал по дороге. Грубиян приготовился направить зад своего скакуна еще разок на прилавок, когда я вырвал у него уздечку и уперся ногами в землю:

– Осторожней, приятель!

Это был потрепанный наглый тип в вязаной коричневой шапочке, в ширину он был больше чем в высоту. Его руки были столь же толстые, как окорока из Бетики, а плечи застряли бы в триумфальной арке. Несмотря на свои мышцы, он выглядел нездоровым; его глаза были опухшие, а на пальцах были гнойные язвы. Даже в городе, полном прыщавых шей, он был чудом, покрытым фурункулами.

Пока осел пытался зубами ухватиться за уздечку в моих руках, мордоворот наклонился вперед и посмотрел на меня между острыми ушами.

– Ты меня еще узнаешь, – спокойно сказал я, – и я тебя узнаю! Меня зовут Фалько. Любой на Авентине скажет тебе, что я не могу просто стоять и смотреть, как какой-то хулиган портит имущество пожилого человека.

Его слезящиеся глазки метнулись к продавцу фруктов, который испуганно стоял посреди своих уничтоженных груш.

– Несчастный случай, бывает… – пробормотал старик, не глядя на меня. Вмешательство было, вероятно, нежелательным, но такое неприкрытое запугивание приводит меня в ярость.

– Несчастный случай можно было предотвратить! – прорычал я, обращаясь к громиле. Я потянул уздечку, чтоб оттащить осла подальше от прилавка. Он выглядел таким же жалким, как дикий жеребенок, только что пойманный в лесах Фракии9191
  Фракия – область на севере Греции.


[Закрыть], но если он меня попробует укусить, я был настолько сердит, что тут же сам вопьюсь в него зубами.

– Забери своего четвероногого вредителя на какой-нибудь другой утренний рынок, и не возвращайся сюда больше!

Затем я дал ослу такого пинка, что тот заревел и потрусил легким галопом прочь. Наездник оглянулся в конце улицы, я позволил ему видеть себя, все еще стоящим посреди дороги и наблюдающим за ним.

Небольшая толпа стояла молча. Большинство из них тотчас вспомнило о неотложных делах и поспешно рассеялось. Один ли двое помогли мне собрать фрукты старика. Во всяком случае они сгребли продукты и запихали останки их в ведро позади прилавка, придав уцелевшему вид, что будто ничего не произошло.

Как только прилавок стал выглядеть более опрятно, старик, казалось, расслабился.

– Ты знаешь этого дурня? – спросил я. – Что ему от тебя было нужно?

– Посыльный арендодателей…

Я мог догадаться.

– …Они хотят увеличить арендную плату за все помещения в первом ряду. Некоторые из нас, сезонных торговцев, не могут позволить себе платить больше. Я заплатил по старой ставке в июле, и попросил время… Это был ответом мне.

– Я могу чем-то помочь?

Он покачал головой в испуге. Мы оба знали, что я создал ему больше неприятностей, защитив его сегодня от громилы.

Северина все еще стояла на улице у своего дома. Она ничего не сказала, но выражение ее лица было странным.

– Извини, что убежал, – когда мы вернулись к входу в ее квартиру, я все еще кипел от негодования. – У тебя тот же хозяин дома, что и у лавок?

Она покачала головой.

– Кто владеет ими?

– Паевое общество. Недавно было много неприятностей.

– Действовали силой?

– Думаю, да…

Я не оказал продавцу фруктов никакой услуги. Это засело у меня в мозгу. По крайней мере, пока я шатался по этому району с целью слежки за Севериной, я мог бы присмотреть и за ним.

XXIV

После утренней поездки Северину ждали подкрепляющие силу напитки; я был приглашен присоединиться к ней. Пока нас обслуживали, она сидела нахмурившись; как и я она была озабочена нападением на торговца фруктами.

– Фалько, ты знал о проблемах торговца с арендодателем?

– Когда я увидел его запуганного, это было первое, что я начал подозревать.

Сегодня она надела синее, с глубоким стеклянно-серым отливом. Пояс был более тусклого оттенка, к которому она приплела оранжевую тесьму по краям. Синий придал неожиданную яркость ее глазам. Даже ее жесткие рыжие волосы, казалось, стали более роскошного оттенка.

– Итак, твоя лучшая часть натуры одержала верх.

Казалось, она была восхищена мной за то немногое, что я сделал. Я помешал ложкой свой напиток.

– И давно ты ненавидишь домовладельцев, Фалько?

– С тех пор, как первый начал напоминать мне о моей задолженности.

Северина смотрела на меня поверх своего кубка, недорогого, из красной глины, но удобного в руке.

– Сдача участков в аренду, это как заразная болезнь. Мой двоюродный дед имел на этот счет мнение…

Я запнулся. Она умела слушать: так что раз уж я начал, следовало продолжать.

– Мой двоюродный дед владел садом и торговал фруктами, он разрешил своему соседу держать у него в саду в сарайчике свинью. Двадцать лет они жили в мире и согласии, пока у соседа не завелись кое-какие деньги, и тот не предложил деду ежегодную плату. Мой дед сперва принял эти деньги, а потом задумался, должен ли его старый друг заплатить ему и за замену крыши в сарайчике! Это привело его в такой ужас, что он вернул тому деньги. Мой двоюродный дед Скаро рассказал мне эту историю, когда мне было около семи. Он рассказал, как будто это была просто история, но он предупреждал меня…

– Не становиться арендодателем? – Северина бросила на меня короткий взгляд. Я был одет в свою обычную залатанную тунику, повседневный пояс и не причесан. – Нет большей опасности, чем эта, верно?

– Охотники за приданым не обладают монополией на амбиции!

Она восприняла это с хорошим самообладанием.

– Мне лучше признаться. Причина, по которой владелец помещений под лавки не является моим домовладельцем…

Я догадался, – Эта квартира у тебя в собственности?

– Так получилось, я контролирую все сдаваемые в наем квартиры в этом квартале, но не магазины, я в них никакой доли не имею.

Она говорила смущаясь, так как это признание подводило нас к вопросу о ее быстро приобретенных наследствах. Я знал от резчика гемм в Субуре, что по крайней мере некоторые из арендаторов Северины были ею довольны. Но меня больше интересовало, как она сначала приобрела свою добычу, нежели как она ее после вложила.

Я встал. Мы были в комнате, окрашенной в яркий желто-охристый цвет, в комнате были складывающиеся двери. Я раздвинул их шире, надеясь увидеть зелень, но нашел только замощенный двор без единого деревца.

– А сад у тебя здесь есть?

Северина покачала головой. Я изобразил разочарование, отвернувшись от тоскливого затененного дворика.

– Конечно, ты продвигаешься слишком быстро. Сажать растения удел тех, кто склонен оставаться на месте… Не бери в голову, с Новом ты приобретешь половину Пинция…

– Да, хватит места, чтоб развлекаться фигурной стрижкой кустов… А какое у тебя жилье?

– Всего четыре комнаты, одна под офис. Я недавно снял эту квартиру.

– Нравится?

– Не очень; соседи шумные, мне не хватает балкона. Но там просторно, мне это нравится.

– Ты женат?

– Нет.

– Подружки?

Она заметила, что я колеблюсь.

– Позволь угадать – только одна? У тебя с ней проблемы?

– Почему ты так думаешь?

– Ты похож на человека, что любит переоценивать свои силы.

Она надо мной издевалась, но с пятью сестрами я научился игнорировать чужое чрезмерное любопытство. Северина, которая была умнее моих сестер, сменила тему:

– Когда ты за кем-то следишь, у тебя есть помощник?

– Нет, я работаю один.

Услышав это, она рассмеялась; я чувствовал, что по какой-то причине она все еще дразнит меня. Причину я выяснил много позже.

– Ты выглядишь смущенным, Фалько. Тебе не нравится, когда обсуждают твою личную жизнь?

– Я тоже человек.

– О да! Под личиной крутого мужлана скрывается очаровательная личность.

Это была липкая нить паутины: неприкрытая умелая лесть. Я почувствовал, что у меня по спине побежали мурашки.

– Брось это, Зотика! Если ты намерена продолжать этот приятный диалог, то я попрошу меня извинить.

– Расслабься, Фалько!

Я продолжал сопротивляться.

– Я не нуждаюсь в лести. Я и так знаю, что у меня большие карие глаза, я остроумен…

– Тонко!

– И кроме того, я ненавижу рыжих.

Ее взгляд стал пронзительным.

– Что тебе сделали рыжие?

Я слегка улыбнулся. Некая рыжеволосая девица когда-то сбежала с моим отцом. Но я вряд ли мог обвинить в этом все племя огненноволосых; я знал своего отца, и я знал, что это была его вина. Мое мнение было исключительно делом вкуса: рыжие никогда не притягивали меня.

– Может быть мы поговорим о деле? – предложил я, не позволяя ей продолжить расспросы обо мне.

Северина наклонилась к столу, наполнила свой кубок, затем взяла мой и долила его до края. Так как я подозревал ее в убийстве трех мужей, один из которых был аптекарь, я не исключал возможности, что меня отравят, поэтому я был в растерянности. Зная историю Северины, любой разумный человек отказался бы принять угощение из этих изящных бледных рук. С другой стороны в этом уютном доме, убаюканный приятной беседой, когда тебе предлагают изысканные закуски, казалось было бы плохими манерами отказаться. Был ли и я обезоружен этим так же как все предыдущие жертвы?

– Так что я могу сделать для тебя, Фалько?

Я поставил свой кубок, и водрузил свой подбородок на сплетенные пальцы.

– Я отплачу за комплимент тем, что буду совершенно прям.

Мы разговаривали без резкостей, в открытую, хотя серьезность дела усиливала напряженность. Она смотрела мне прямо в глаза, их расчетливая холодность была смягчена удовольствием, которое она, очевидно, получала от торга.

– Мои клиенты, женщины из дома Гортензиев, попросили меня выяснить, какая сумма потребуется, чтоб ты прекратила отношения с Новом.

Северина так долго молчала, что я начал перебирать свои слова в голове, ища неточность в формулировке. Но, должно быть, именно этого она и ожидала.

– Да, это сказано прямо, Фалько. Ты, видимо, имеешь богатый опыт, в предложении женщинам денег.

– Мой старший брат был светским человеком. Он в свое время удостоверился, чтоб я освоил, как опускать пол-денария в лифчик шлюшки.

– Грубо!

– Разницы никакой.

Я исполнил обязанности того Фалько, которого она назвала крутым мужланом, Северина откинулась назад.

– Что ж, это лестно! Сколько готовы предложить мне эти ужасные Поллия и Атилия?

– Скажи им, сколько ты хочешь получить. Если твое требование будет чрезмерным, я посоветую им отказаться. С другой стороны, мы обсуждаем цену жизни…

– Хотелось бы знать, что это такое! – Северина пробормотала сердито, почти шепотом. Она выпрямилась еще сильнее.

– Фалько, я спросила о предложении из чистого любопытства. Я не собираюсь порывать отношения с Новом. Всякая попытка подкупа будет лишь оскорблением и пустой тратой времени. Я уверяю тебя, то, что меня интересует, это не его деньги!

Последняя часть была произнесена с таким пылом,что я посчитал себя обязанным зааплодировать. Северина Зотика тяжело дышала, но она подавила свое раздражение, потому как нас прервали. Послышалось царапанье. Занавеска дрогнула. На мгновение, я почувствовал себя озадаченным, затем под кромкой занавески показался злой клюв и зловещий глаз с желтым веком, а за ними последовала белая голова и двенадцать дюймов (или около того) серых перьев, оттенка от лунной тени до угольно-черного.

Я заметил, что настроение Северины изменилось.

– Я не думаю, что ты захочешь держать попугая, Фалько? – вздохнула она. По моему мнению, место птицам на деревьях. Экзотических птиц – с их отвратительными болезнями – лучше оставить на их экзотических деревьях. Я покачал головой.

– Все мужики ублюдки! – проверещал попугай.