Текст книги "Венера из меди"

Автор книги: Линдсей Дэвис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 22 страниц)

LXV

Я наблюдал, как Северина терзалась от неопределенности.

– Какая была бы ирония, Зотика, если бы я привел тебя в суд не из-за кого-либо из твоих мужей, или даже из-за убийства Нова, но обвинил бы в смерти людей, кто умерли сегодня! Старушка, я слышал только как она стучала в стену, и семья, про которую я даже не знал, что они жили там.

Мы оба сидели не шевелясь.

– Почему ты не задаешь вопросы? – усмехнулся я.

Она выдавила из себя:

– Твоя подруга в порядке?

– А тебе то какое дело?

Ее, все еще голубые, глаза уже давно сообщали, что она чувствует приближение опасности, но ее мысли лежали столь глубоко, что о них невозможно было догадаться.

– Ты ее знала, не так ли? – спросил я. В моем голосе было достаточно стали, чтоб она подумала, будто Елена погибла. – Она ходила в те же бани, что и ты.

– Я думала, это ты ее послал…

– Да, я понимаю тебя. Но ты ошибаешься. Это была ее собственная идея. Она, должно быть, хотела узнать, с кем я имел дело. Она никогда не говорила мне, или я запретил бы ей – попробовал бы, во всяком случае. Я в нее сперва и влюбился, из-за присущего ей духу противоречий.

– Что с ней случилось? – спросила Северина.

– Дом обрушился. Все, кто оказался внутри, погибли, – я сделал паузу. – О, нет необходимости даже раздумывать, мол стоит признаваться, Зотика, или нет! Я знаю, кто виноват. Косс мне рассказал. Ты знала. В сущности, это ты отдала распоряжение. Затем твой слуга пришел ко мне, чтоб предупредить меня, это была жалкая попытка заманить сегодня меня сюда – не заботясь, что кто-то может еще оставаться там!

В лице Северины что-то слегка изменилось, но так незаметно, что я не мог это определить. Не так как я хотел. Даже если она почувствовала сожаление, я был зол на нее.

– Я не питаю надежды предъявить тебе обвинение. Косс мертв. Он позволил себя опознать, и местные жители разобрались с ним.

В любом случае, домовладельцами были Гортензии, их агент ни в коем случае не должен был слушать твоих указаний. Зачем ты это сделала? Решила избавиться от меня, потому что я стал для тебя угрозой? Что заставило тебя передумать? Надежда, что я буду, в конце концов, полезен?

Наконец она заговорила.

– Ты должен быть благодарен, что я пыталась удержать тебя подальше от дома!

– Пока ты губила Елену?

Она была догадлива, она поняла, что я бы не был в состоянии даже говорить об этом, если бы это было правдой.

– Елены не было в тот момент дома, иначе ты была бы уже мертва. У тебя была причина, чтоб так поступить сегодня. Не притворяйся, что хочешь меня. Даже если бы ты это сделала, ты действительно полагаешь, что я согласился бы стать твоим – или чьим-либо еще – если бы я потерял ее так? Но твой мотив, он несколько сложнее. Я знал, что ты ревнива – и ты ревновала к нам обоим. Тебе была ненавистна сама мысль, что кто-то другой имеет то, что потеряла ты…

Я наклонился вперед, так что наши глаза стали на одном уровне, когда она опустилась на стул.

– Расскажи мне о Гае Церинте, Зотика.

Это было впервые, когда я точно знал, что удивил ее. Но даже сейчас она отказывалась говорить на эту тему.

– Ты сам, очевидно все знаешь!

– Я знаю, что ты и он, вы оба, вышли из дома Моска. Я знаю, что Церинт убил Гриттия Фронтона. Я мог бы это доказать, был свидетель. Но Парки152152
  Парки (лат. Parcae) – три богини судьбы у древних римлян.


[Закрыть] решили за меня, что Церинт не предстанет перед судом. Я знаю, что Церинт был раздавлен рухнувшей стеной. И я знаю, что это была стена дома, принадлежавшего Гортензию Нову.

Она закрыла глаза, другого подтверждения и не требовалось.

Я мог догадаться и об остальном:

– Церинт был рабом вместе с тобой. Что случилось – ты полюбила его? После того как вышла замуж за Севера Моска или раньше?

– Позже, – сказала она спокойно.

– Как только Моск умер, ты стала свободной женщиной с приличным наследством. Ты и Церинт могли вести приятную жизнь. Откуда столько жадности? Скопить огромное состояние было его идеей или твоей?

– Обоих.

– Очень по деловому! Как долго вы собирались продолжать?

– Фронтон должен был быть последним.

– Итак, первым был Моск – это Церинт выбрал для хозяина в амфитеатре место пожарче?

– Церинт покупал билет. Но ты не можешь винить его за солнце!

– Я могу винить его за то, что он не уберег от него пожилого человека – Моска! Затем аптекарь, Эприй. Вам и это удалось. И наконец, поставщик зверей. Там вы допустили две ошибки. Фронтон никогда не говорил вам, что у него есть племянник, который ожидал наследства, и еще он избивал тебя. Церинт, должно быть, был в состоянии смириться с тем, что ты ложишься спать с другими мужчинами, но он не мог вынести жестокого обращения с тобой. Его метод решения был столь ужасный, как только он смог придумать. Но Церинту вскоре случилось проходить под обычной непрочной постройкой Нова. В итоге ты пришла к тому, что у тебя была сомнительная репутация, мертвый любовник, деньги, к которым ты, вероятно, потеряла вкус, и тебе было нечем заняться, кроме как мстить.

Ее кожа выглядела как пожелтевший папирус, но дух ее оставался неизменным.

– Ты, Фалько, можешь сказать, что ты любишь.

– И ты ничего не предпримешь? Я так не уверен. Ты, должно быть, продолжила свой путь к Нову, пылая неподдельной страстью в своем сердце, но в ночь, когда я сообщил, что он мертв, это потрясло тебя, Зотика. Не притворяйся, что это не так! Я думаю, ты поняла истину: ненависть опустошает. Нов был мертв, но твой любовник тоже. Церинт никогда не узнает, что ты отомстила за него. На этот раз не с кем было поделиться своим триумфом. В этот раз ты была одна. Какая, как ты сказала мне, была польза от всего этого? Убийство Нова было ничем, по сравнению с составлением планов на будущее с тем, кого ты любила, не так ли, Зотика?

Северина качнула головой, не соглашаясь принять мои аргументы.

– Я знаю, Зотика! Я знаю, как ты себя чувствовала, когда потеряла его, и я знаю, что ты до сих пор это чувствуешь. Когда вы разделяете такое, другой человек навсегда становится твоей частью.

На этот раз она издала негромкий протестующий возглас. Но было слишком поздно; попытки заставить ее понять, какие я испытывал эмоции по отношению к Елене, мне надоели.

– Чего я не могу понять, так это то, как человек, который пережил тяжелую потерю, мог осознанно пытаться заставить кого-то пережить то же самое! По крайней мере, ради богов, когда погиб Церинт, тебе не пришлось стоять на улице и смотреть на обрушивающуюся стену!

Ее лицо дернулось. Я больше не желал смотреть на это.

– Я знаю, что Нова убила ты.

– Ты не знаешь как.

– У меня есть несколько зацепок.

– Недостаточно, Фалько.

– Я знаю, что ты подвигла Присцилла подумать о яде, и вероятно женщин дома Гортензиев тоже…

– Они ничуть не нуждались в намеке!

– Я знаю, что ты помешала глупому плану женщин, и, вероятно, помешала Присциллу тоже, но ты покинула дом до трапезы. Нервишки шалили, без Церинта, чтоб поддержать тебя? Но зачем, все подготовив, чтоб подозрение могло пасть на других, ты им не позволила это сделать? Почему, ты рисковала своим алиби, нанимая меня? О, ты любишь рисковать, Зотика, но ты по настоящему рисковала. Я не совершенно беспомощен. Я доказал их невиновность, даже если не могу доказать твою вину. Но почему ты не позволила им довести дело до конца, и сделать грязную работу за тебя?

Она ничего не сказал. Я понял ее ответ, она была одержима идеей мести.

– Ты так сильно ненавидела Нова, что должна была закончить все сама!

– Никаких доказательств, Фалько!

– Никаких доказательств, – согласился я. Нет смысла притворяться. – Их еще нет. Но доказательства обязательно существуют, и я найду их. Ты осудила себя тем, что пыталась сегодня сделать с Еленой. Она в безопасности, но я тебя никогда не прощу. Я могу быть столь же терпелив, как ты была с Новом, и подбираться столь же окольными путями. Ты теперь никогда не сможешь сомкнуть глаз, Зотика. Один неверный шаг, и я окажусь рядом…

Она встала. Она сопротивлялась.

– Елена никогда не останется с тобой, Фалько! Она выросла среди комфорта, и знает, что может добиться большего успеха. Кроме того, она слишком умна!

Я посмотрел на ее снисходительно.

– О, она останется.

– Придерживайся людей, подобных тебе, Фалько.

– Я и делаю это! – я резко развернулся. – Я ухожу.

– Я отблагодарю тебя и расплачусь с тобой за работу.

– Я ничего от тебя не хочу.

Северина печально рассмеялась.

– Тогда ты, Фалько, глупец! Если ты хочешь жить с дочерью сенатора, тебе нужно денег даже больше, чем добыли Церинт и я.

Ее подначка не смогла задеть меня.

– Да, мне нужны деньги. Мне нужны четыреста тысяч сестерциев, если быть точным.

– Чтоб войти в среднее сословие? Ты никогда этого не добьешься!

– Я сделаю это. И я сделаю это честным путем.

Мои достойные смеха социальные принципы, похоже разрушили ее отчаянные надежды подкупить меня в конце концов.

– Тебе следует остаться со мной, Фалько. Мы с тобой могли бы неплохо поработать в этом городе. Мы думаем похожим образом, у нас есть амбиции, мы никогда не сдаемся. Мы с тобой могли бы составить отличную компанию в любой области, какую бы мы выбрали…

– У нас нет ничего общего. Я это уже говорил тебе раньше.

Она протянула мне руку, со странной, серьезной церемонностью. Я знал, что я почти сломил ее. Я знал, что этого мне больше никогда не удастся.

Я нажал большим пальцем на медное кольцо, любовный подарок ей от Церинта.

– Итак, это все было лишь хитрой операцией отмщения, а? Все ради Венеры? Все ради любви?

Внезапно смех озарил ее лицо.

– Ты никогда не перестаешь пытаться, не так ли?

– Нет.

– Или терпеть неудачи, Фалько!

Это было ее знакомое мстительное прощание.

Когда я покидал дом, кое-кто только входил. Тип столь же пронырливый, как дядя букмекера: яркая туника, бронзовая кожа, полированные башмаки, много масла для волос – но не столь чванливый. Хотя прошло довольно времени с тех пор, как я его видел, я немедленно узнал его:

– Лузий!

Это был секретарь претора с Эсквилина.

LXVI

Как только я узнал его, мое сердце ёкнуло; я догадался, что затевается что-то новое. Мы топтались друг против друга на пороге.

– Я просто уходил, – улыбнулся я.

– Корвин слышал, что был еще один случай, по которому ее можно было бы заставить отвечать, – мы продолжали увиливать, и щурились друг на друга, словно соперники. – И насколько ты преуспел в этом деле? – спросил Лузий.

– Она снова отвертелась. Мне удалось разобраться, кто все устроил с импортером животных, но преступник мертв. Он был ее любовником, но без него недостаточно улик, чтоб привлечь ее к суду. Мне удалось добиться от нее признания, что у нее был какой-то партнер, и больше ничего.

– Никаких других доказательств? – спросил Лузий.

– Ни шиша.

У меня создалось впечатление, что он что-то скрывал. Я схватил его за локоть и вытянул под яркий свет бронзового фонаря, что висел над крыльцом Северины. Он не сопротивлялся.

– Что ты задумал, Лузий? Ты выглядишь таким довольным собой!

Секретарь расплылся в улыбке:

– Это мое, Фалько!

Я поднял обе руки отступая.

– Если ты что-то нашел… Это выгодная покупка, Лузий.

– Я получил улику в случае с аптекарем.

Я полагал, что мы там копали до изнеможения, но без каких-либо результатов.

– Как? Неужели тот врач, который его осматривал, наконец-то напишет отчет?

– Нет. Но он говорил тебе, что никогда не посещал Эприя до того?

Я кивнул:

– Очевидно, что его позвали при удушье, так как он жил на другой стороне улицы.

– И еще потому, что он был дурак… А вот, что я выяснил, – продолжал Лузий, – Эприй посещал другого лекаря.

– По поводу того знаменитого кашля, что свел его в могилу?

– У Эприя не было никакого кашля.

– Я догадываюсь, что ты поговорил с его постоянным шарлатаном?

– Ага. И я обнаружил, что этот врач лечил его от геморроя. Медикус считал, что Эприй был очень тщеславным, и так смущен своей проблемой, что Северина, скорее всего, не знала об этом.

– Имеет ли это какое-нибудь отношение к нашему вопросу?

– Ах, конечно! – Лузий, действительно был очень доволен собой. – Я показал этому постоянному доктору остатки пилюли от кашля, от которой, якобы, задохнулся Эприй, хотя и не сказал, что это такое. Она была довольно помята и частично растворилась, но он признал в ней свою работу.

– И что?

– Когда я сказал, с какого конца его пациента это было извлечено, он очень удивился!

Я уже начинал догадываться.

– Правильно, – весело сказал Лузий. – Она, должно быть, знала, что у Эприя есть коробочка волшебных пастилок – но он солгал об их назначении. "Таблетка от кашля", которая, по словам Северины, и вызвала удушье, была, на самом деле, одной из его геморройных свечей!

Я сказал, стараясь не слишком сильно давиться от смеха:

– Это вызовет в суде сенсацию!

По его лицу пробежала легкая тень.

– Я сказал, что это мое, Фалько.

– И что?

Он ничего не ответил. Я вспомнил, что ему нравятся рыжие.

– Ты с ума сошел, Лузий!

– Я еще окончательно не решил.

– Если ты пойдешь повидаться с ней, она сделает так, что ты примешь решение… Что вы все в ней нашли?

– Помимо скромных привычек, любопытных взглядов, и того факта, что мне придется ходить по лезвию ножа каждую минуту когда я буду с ней? – спросил секретарь, с грустью, показывая отсутствие каких бы то ни было иллюзий.

– Ну, во всяком случае ты ясно представляешь, что тебя ждет – тебе гораздо легче, чем большинству людей! Она говорит, что не намерена повторно вступать в брак, значит она активно ищет нового мужа. Шагай смело, мой мальчик, но не обманывай себя, что ты один из тех, кто может ею управлять…

– Не волнуйся. То, что осталось от этой пастилки, поможет в этом.

– Где эта отвратительная улика?

– В безопасном месте.

– Где, Лузий?

– Я не идиот. Никто не сможет добраться до нее.

– Если ты как-нибудь проговоришься ей, где она, ты покойник!

Лузий похлопал меня по плечу. Он прямо излучал спокойную уверенность, что почти напугало меня.

– Я отлично защитил себя. Если я умру, прежде чем меня похоронят, мои душеприказчики найдут эту улику, вместе с заявлением врача, данным под присягой, и пояснительной запиской.

Истинный судебный секретарь!

– А теперь, я пошел, – сказал он. – Пожелай мне удачи!

– Я не верю в удачу.

– Да и я, на самом деле, – признался Лузий.

– Тогда я скажу тебе следующее: я встречался с гадалкой, которая сказала мне, что следующий муж, которого Северина зацепит, доживет до глубокой старости… если только ты веришь гадалкам, я полагаю. У тебя есть сбережения?

– Может, что и найдется, – ответил Лузий осторожно.

– Не говори ей.

Лузий рассмеялся.

– И не собирался!

Я отошел от крыльца, он потянул веревку, чтоб позвонить.

– Я все же думаю, что тебе стоит сказать мне, куда ты положил смертельную конфетку.

Он подумал, и решил, что будет неплохо, если кто-то еще будет об этом знать.

– Недавно Корвин оставил свое завещание в Доме Весталок153153
  Дом Весталок (лат. atrium Vestae) – находился на Форуме, рядом с храмом Весты. Римляне часто отдавали на хранение весталкам важные документы и ценности.


[Закрыть]…

Обычное дело для сенатора.

– …Он позволил мне положить и мое туда же. Если со мной что-то случится, мои душеприказчики обнаружат, что у моего завещания довольно любопытная печать…

Он был прав; он не был идиотом. Никто, даже Император, не мог добраться до завещания, не имея надлежащих санкции, как только оно было передано на хранение под ответственность Девам.

– Удовлетворен? – спросил он меня, улыбаясь. Он был великолепен. Он мне нравился. Если бы у него не был такой ужасный вкус при выборе женщины, мы бы могли стать настоящими друзьями. Я даже подумал, с легким чувством зависти, что, возможно, наконец-то Северина Зотика встретила себе равного по силам соперника.

XLVII

Сенатор сидел в саду во дворе, разговаривая со своей супругой. На самом деле они выглядели так, как будто долго обсуждали какую-то тему, пока не устали от этого занятия; вероятно, они говорили обо мне. И если у Камилла Вера в руках была виноградная гроздь, и он продолжал помаленьку отщипывать ягоды, даже когда появился я, то Юлия Юста – чьи темные волосы в сумраке сделали ее поразительно похожей на Елену – не сделала ни малейшего движения, чтоб нарушить свой покой.

– Добрый вечер, сенатор – Юлия Юста! Я надеюсь, что найду вашу дочь здесь.

– Она заходит, – проворчал ее отец. – Берет взаймы мои книги; пользуется горячей водой; совершает набег на винный погреб! Ее матери обычно удается перекинуться с ней парой фраз. А я считаю, что мне повезло, когда вижу ее пятку, уже скрывающуюся за дверным косяком.

Я начал расплываться в улыбке. Вот человек, сидящий в своем саду посреди мотыльков и цветочных ароматов, который позволил себе вслух сетовать на свое дитя.

– …Я воспитал ее. Я виню только себя – она моя…

– И ты прав! – сказала его жена.

– Так она была здесь сегодняшним вечером? – вмешался я в их разговор, улыбнувшись матери Елены.

– О да! – ее отец громко вздохнул. – Я слышал, что твой дом упал, это так?

– Это иногда случается! По счастью, мы были…

Он махнул мне, приглашая присесть на резную каменную скамью.

– Твой дом рухнул, поэтому Елене Юстине надо было спросить у меня, как восстановить документы по наследству, оставленному ей тетей Валерией. Еще Елена забегала в свою старую комнату за платьями. И Елена просила передать тебе, что вы увидитесь позже…

– С ней все в порядке? – мне удалось втиснуться в этот поток слов. Я повернулся к ее матери, ожидая, что она растолкует их смысл.

– О, она кажется была как обычно, – прокомментировала Юлия Юста.

У сенатора закончились шутки, повисла тишина.

Я собрался с духом.

– Мне следовало прийти раньше.

Родители Елены обменялись взглядами.

– Почему? – пожал плечами Камилл. – Это и так довольно ясно, что происходит…

– Я должен был объясниться.

– Это извинения?

– Я люблю ее. Я не буду за это оправдываться.

Юлия Юста, должно быть внезапно дернулась, потому что я услышал, как ее серьги тонко зазвенели и складка ее столы прошуршала по камню.

Тишина затянулась. Я встал.

– Мне лучше пойти и найти ее.

Камилл рассмеялся.

– Могу ли я предположить, что ты знаешь, где ее искать. Или нам надо организовать поисковую партию?

– Я думаю, что знаю, где она.

Усталый, я брел. Я приближался к своему прежнему логовищу на высоком гребне Авентина. Я еле передвигал ноги, размышляя о собственных красивых домах богачей, и о тех жутких дырах, где, как они ожидают, должны будут ютиться бедняки.

Я вступил в Двенадцатый округ. Привычные запахи шибанули меня в нос. Насмешливый свист раздался сзади, правда без какой либо угрозы, когда я свернул в переулок.

Фонтанный дворик.

Из всех скрипучих многоквартирных домов в самых грязных переулках города, самый унижающий достоинство жильца – Фонтанный Дворик…

Перед лавкой цирюльника Родан и Асиак подняли свои гладиаторские туши со скамьи, где они сидели болтая, но потом опустили их обратно. Они могли выбрать какой-нибудь другой день, чтоб избить меня. Из прачечной до меня донеслось веселое пение, посредством которого Ления развлекала своего противного женишка. Рим полон женщин, планирующих, как бы обчистить своих мужиков. Усмехнувшись, я задался вопросом: удалось ли ей заставить его назначить день свадьбы?

Дверь открылась. На фоне ярко освещенного проема я увидел бесформенную массу, увенчанную несколькими тощими пучками волос: Смаракт!

За мою квартиру все было оплачено до ноября, не было смысла останавливаться и оскорблять его. Это подождет. Я мог бы поупражняться в риторике в какой-нибудь другой день. Сделав вид, что я не заметил его, я одернул плащ и натянул шляпу, так что я мог пройти мимо, изображая из себя некое зловещее привидение, закутанное в темноту. Он знал, что это был я, но отступил в сторону.

Я собрался с силами, затем подготовил себя к встрече с привычными неприятностями, первой из которых был подъем на шесть лестничных пролетов.

LXVIII

Жилище напоминало помойку.

Амфора, прихваченная из обители сенатора, стояла, прислонившись к тому, что должно было сойти за стол. Пробки не было. Так вот, что тут происходило, пока я отсутствовал, занимаясь расследованием… Два голубя из теста, истекавшие соком от изюма, стояли на старом сколотом блюде, клюв к клюву, как потрепанные влюбленные. Одному из них удавалось выглядеть вполне прилично, но у другого устало обвис хвост, как у меня.

Гламурная штучка, притворявшаяся, что она нужна, чтоб принимать корреспонденцию для меня, сидела на балкончике с чашкой вина, читая одну из моих личных восковых табличек. Вероятно одной из тех, что я не разрешил ей читать. Со стихами.

Она оставила еще одну чашку на столе, на случай, если заглянет по дороге ненароком кто-то, тоже любящий приличное вино. Я налил себе выпить. Затем я прислонился к складывающейся двери и постучал перстнем. Она сделала вид, будто ничего не заметила, но ее ресницы слегка вздрогнули, и я посчитал,что мое отважное появление принято во внимание.

– Фалько здесь живет?

– Когда ему этого захочется.

– У меня есть сообщение для него.

– Можешь передать через меня.

– Ты прекрасна.

Она подняла глаза.

– Привет, Марк.

Я одарил ее своей особой усмешкой.

– Привет, ягодка! Все закончилось. Ушел, как только смог.

– Ты ее привлечешь к суду?

– Нет.

Елена отложила мои стихи. Рядом с ней на скамье возвышалась небольшая пирамидка свитков. Она была облачена в одну из моих наиболее сомнительных туник, а ее ноги были впихнуты а пару моих же старых растоптанных шлепанцев.

Я сказал:

– Поручи мне отыскать девочку, что ворует мою одежду и грабит мою библиотеку!

– Это принесли от дяди Публия, – она указала на свитки. Я знал, что у сенатора был брат, который умер в этом году, "его забрало море" (совершил непростительную ошибку в политике).

– Его семья поспешно вернулась обратно в провинцию, где он когда-то служил в молодости…

– Ты все это прочитала сегодня вечером? – спросил я, опасаясь, что это обойдется дороговато, содержать такого быстрого читателя.

– Только просмотрела.

– Высмотрела что-то полезное?

– Я читала о царе Юбе154154
  Юба II – царь Мавретании (годы жизни 50 г. до н.э. – 23 г. н.э.), сын Юбы I. Считался другом Рима. Был женат на Клеопатре Селене II из династии Птолемеев. Написал несколько научных трудов, в том числе по ботанике.


[Закрыть]. Он женился на Клеопатре Силене155155
  Клеопатра Селена II – принцесса из династии Птолемеев, дочь римского полководца Марка Антония и царицы Египта Клеопатры VII.


[Закрыть], дочери Марка Антония156156
  Марк Антоний (лат. Marcus Antonius) – римский политический деятель и военачальник. Годы жизни 83 – 30 гг. до н.э. Был начальников кавалерии у Юлия Цезаря. После смерти Цезаря соперничал с Октавианом. Покончил с собой в Египте после поражения в битве у Акциума.


[Закрыть]. Он оказался довольно интересным человеком – для царя. Один из тех эксцентричных самодеятельных ученых, которые пишут подробные заметки о любопытных предметах – например, трактат о молочае.

– Добрый старый Юба!

– Ты знаком с молочаем?

– Естественно, – сказал я таким тоном, как будто подумал: "Что, о Гадес, это вообще за штука – молочай?" Я усмехнулся:

– Молочай это зеленое растение, самого болезненного цвета, с копьевидными листьями и сухими цветами…

Елена Юстина подняла брови и тихо уставилась на меня, что означало: "Откуда этот идиот знает о молочае?"

Я услышал сердечный смех, смех полный восторга, который она приберегала, чтоб поддразнивать меня:

– О, да ты ведь внук садовника!

– И полон сюрпризов! – сказал я в свою защиту.

– Ты умный, – ответила Елена, с нежностью глядя на меня.

– Мне нравится всем интересоваться. Я умею читать. Я прочитал все, до чего смогли дотянуться мои руки. Если ты оставишь эти свитки дома, я стану специалистом по царю Юбе к концу недели, – я чувствовал себя не очень здоровым, возможно, из-за неудачи в расследовании. – Я не мужлан с Авентина. Куда бы я не пошел, я обращаю внимание на детали. Я внимательно слушаю новости на Форуме. Когда люди что-то говорят, я прислушиваюсь к ним…

Терпеливое молчание Елены остановило мой горький, бурный поток слов.

– Я знаю, что у тебя, дорогая, есть что-то особенное, что ты хочешь рассказать мне о молочае.

Она улыбнулась. Я люблю когда Елена улыбается.

– Это можно использовать в медицине. Царь Юба назвал один сорт Эуфорбия, в честь своего врача. Эуфорбий использовал его в качестве слабительного. Но имей в виду, – язвительно добавила моя любимая, – я бы не позволила Эуфорбию заставить меня выпить и ложку этого!

– Отчего так?

– Доза должна быть очень тщательно отмерена. У молочая есть еще и другое применение.

– Расскажи мне, – пробормотал я, выжидательно глядя в ее блестящие прекрасные глаза.

– В провинции короля Юбы лучники используют его, чтоб смазать наконечники стрел. Молочай очень ядовит.

– Яд на стрелах обычно действует, вызывая быстрый паралич… так, и где, – спросил я, чтоб доставить ей удовольствие сообщив мне то, что я и так уже знал, – эта провинция, в которой когда-то служил твой дядя, и где правил этот склонный к наукам царь?

– Мавретания, – сказала Елена.

Я закрыл глаза.

Елена встала и обняла меня. Она заговорила тихим голосом, тем рассудительным тоном, какой она использовала, когда мы распутывали какой-нибудь сложный случай.

– Конечно, это ничего не доказывает. Адвокат может даже сказать, что это никакая не улика. Но если юрист со стороны обвинения зачитает вслух перед судом отрывок из трактата царя Юбы, а ты сообщишь суду о свитке, который видел в доме Северины, то тогда, если обвинитель будет достаточно убедителен, а ты постараешься выглядеть более в здравом уме, чем обычно – может получиться тот яркий штрих, который и поможет обвинить ее.

Я открыл глаза.

– У растений бывает млечный сок; я помню по прополке. Наверно, у него горький вкус. Возможно, она смешала его с медом, и Нов с жадностью его слопал…

Елена сильнее прижалась ко мне. Я стал пунцовым, но, как говорится, половину пути прошел навстречу сам.

– Ты понял, как она применила его? – спросила она.

– Мы оба это знали уже давно…

Елена кивнула.

– Она намазала отраву на то серебряное блюдо, которое использовали на ужине для тортов. Затем она покрыла его сверху своей белой глазурью, поэтому ни один из тортов не коснулся яда. Минний прислал семь штук, поэтому, когда Северина не смогла остаться на ужин, если бы все придерживались приличий – как мне позже сказали, так и было – то ее торт должен был бы остаться последним на блюде. Во время деловой части ужина, Гортензий Нов, очевидно, положил на него глаз. Когда присутствовавшие разошлись, он улизнул и бросился обратно в столовую. Он проглотил оставшуюся выпечку. Затем…

Я остановился.

– Затем, – Елена закончила за меня, – Гортензий Нов вылизал тарелку!

Это было бы уликой? Только косвенной. Но все доказательства в той или иной степени косвенные. Оборотистый адвокат не преминул бы указать на это.

Могло ли это иметь продолжение? Охотница за золотом добыла себе состояние. Она могла бы теперь измениться, ее мог бы заставить измениться Лузий. У меня были личные мотивы, чтоб привлечь к суду Северину, но у меня были еще более веские мотивы чтоб преследовать моего бывшего домовладельца Нова. Если бы Северина не убила Нова вместо меня, я сам стал бы убийцей сегодня вечером.

– Марк, ты выдохся. Лучше бы я ничего не говорила тебе. Ты сделал достаточно, теперь выброси это из головы!

– Нет клиента, – сказал я, – нет причины что-либо делать… Нет справедливости! – воскликнул я.

Правосудие, оно только для тех, кому оно по карману. Я же был бедняком. Я сам, при поддержке славной женщины, мог заработать денег, которых едва хватило бы, чтоб только дышать, не говоря уж о том, чтоб что-то накопить.

Справедливость никогда не оплачивает счета бедняков.

Я освободился из объятий Елены и вышел на балкон, глядя на темную тень Яникула. Вот место для жизни: хорошие дома с восхитительными садами на склонах и замечательными видами. Рядом с Тибром, но все таки отделенным рекой от от сутолоки города, с его шумом, грязью, суетой. Когда-нибудь, когда у меня будут деньги, Яникул мог бы оказаться местом, где стоило бы поискать дом.

Елена подошла сзади и уткнулась носом мне в спину.

– Сегодня я видел дом, который я куплю для тебя, если когда-нибудь мы станем богаты, – сказал я.

– На что он был похож?

– Стоит того, чтоб подождать…

Мы легли спать. Кровать тут была такой же ужасной, как я ее и помнил, но я чувствовал себя гораздо лучше, потому что в моих объятиях была Елена. Все еще были сентябрьские календы, еще только этим утром я обещал своей девушке уделить ей свое внимание. Я засыпал. Она будет ждать меня. Завтра утром мы проснемся вместе, чтоб ничем не заниматься, а только наслаждаться друг другом. Теперь, когда дело было закрыто, я мог оставаться в постели хоть целую неделю.

Я лежал так, все еще продолжая думать о том, что произошло сегодня. Когда Елена решила, что я уснул, она стала гладить мои волосы. Притворяясь спящим, я начал ласкать ее. Затем мы оба решили, что не стоит ждать завтрашнего утра.