Текст книги "Венера из меди"
Автор книги: Линдсей Дэвис
Жанр:
Исторические детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 22 страниц)
IV
Прачечная «Орел», Фонтанный Дворик.
Из всех скрипучих многоквартирных домов в самых грязных переулках города, самый унижающий достоинство жильца – Фонтанный Дворик. Он всего в пяти минутах ходьбы от большой дороги в Остию2323
Остия (лат. Ostia) – античный порт Рима в устье Тибра.
[Закрыть], одной из самых важных в Империи, но эта язва в подмышке Авентина совсем иной мир. Наверху, на двойной вершине холма стоят большие храмы Дианы и Венеры, но мы жили слишком близко, чтоб любоваться их возвышенной архитектурой из нашей глубокой и темной путаницы безымянных тупичков. Здесь жилье было дешевым (для Рима). Некоторые из нас готовы заплатить более справедливому домовладельцу, лишь бы тот нанял парочку приставов и выселил нас на лучшую улицу с более свежим воздухом.
Моя квартира располагалась на верхнем этаже огромного ветхого здания. Весь первый этаж занимала прачечная; шерстяные туники, ожидавшие хозяев были единственными чистыми вещами в округе. Однако их первозданную чистоту можно было порушить одной прогулкой вниз по грязной улочке, что использовалась и для выхода из квартала и для слива нечистот. Повсюду была сажа от печи, в которой одноглазый поставщик канцелярских товаров варил зловонные чернила и дым, который напускал наш местный хлебопек Кассий, который, как ни один другой пекарь в Риме, мог обуглить каравай.
Это были опасные закоулки: только я потерял бдительность, и тут же вляпался по самые лодыжки в липкое коричневое дерьмо. Пока я ругался про себя и пытался очистить обувь о бордюрный камень, Ления, прачка, высунула свою круглую голову из-за развешанных на веревке туник. Увидев меня, она, как обычно, поспешила высмеять мою персону. Она была растрепана и напоминала садящегося на воду лебедя: дикие космы огненно рыжих крашеных волос, водянистые глаза и голос, хриплый от слишком большого количества кружек плохо перебродившего вина.
– Фалько! Где ты был всю неделю?
– За городом.
Было непонятно, поняла ли она, что я имел в виду Латомийскую тюрьму. Не то, чтоб Лении было все равно. Она слишком ленива, чтоб быть любопытной, если дело не касалось бизнеса. В этот круг включался и вопрос о том, получил ли мой грязный домовладелец Смаракт свою плату – и то, ее это стало интересовать только с тех пор, как она вознамерилась выйти за него замуж. Решение было принято по чисто финансовым соображениям (Смаракт, десятилетия выжимая деньги из бедняков, стал богат как Красс2424
Марк Лициний Красс (лат. Marcus Licinius Crassus) – римский политик и военачальник I в.д.н.э., скопил огромное богатство на сделках с недвижимостью и сборах арендной платы.
[Закрыть]), а теперь Ления готовилась к свадьбе с клинической страстью хирурга. (Зная, что пациент заплатит побольше за его услуги, после того как сам же его и искромсал ножом…)
– Я полагаю, что имею кредит, – усмехнулся я.
– Ты наконец-то научился выбирать женщин!
– Это так, все дело в совершенство моего лица, как у скульптур из паросского мрамора…
Ления, которая была строгим критиком изящных искусств, цинично захохотала.
– Фалько, ты – дешевая подделка!
– Только не я – у меня есть сертификат качества от дамы с хорошей репутацией! Ей нравится меня баловать. Я это заслужил, конечно… Сколько она заплатила?
Я видел, ротик Лении открылся, и она было собралась мне солгать, но потом сообразила, что я если мои манеры мне позволят обсуждать с дамой вопрос о своих долгах, то Елена Юстина должна будет мне сказать.
– За три месяца, Фалько.
– Юпитер!
Это было для меня неожиданностью. Максимум, сколько я мог жертвовать за раз в пенсионный фонд своего домовладельца – плата за три недели (да и то, с задержкой).
– Смаракт должен подумать, что его по радуге доставили прямо на Олимп!
По слегка помрачневшему лицу Лении я понял, что Смаракту еще только предстоит узнать, о свалившемся на него счастье. Она быстро сменила тему разговора.
– Какой-то человек все время заходит и спрашивает тебя.
– Клиент?
Я в тревоге подумал, а вдруг Главарь Подглядывающих уже узнал о моем отсутствии в тюрьме.
– А подробнее?
– Ох, мне и без него есть чем заняться, Фалько! Он является сюда каждый день, и каждый день я ему говорю, что тебя нет дома…
Я расслабился. У Анакрита не было никаких причин искать меня до сегодняшнего полудня.
– Хорошо, теперь я вернулся!
Я чувствовал себя слишком утомленным, чтоб возиться с тайнами.
Я направился вверх по лестнице. Мое жилище было на седьмом2525
Автор романа англичанка, а в Англии первый этаж называется «наземным», «второй» – «первым» и т.д.
[Закрыть] этаже, самом дешевом. У меня было достаточно времени, чтоб ощутить знакомые запахи мочи, гнилой капусты; засохший голубиный помет запачкавший каждую ступеньку; рисунки на стенах, далеко не все сделанные детской рукой; проклятия по поводу арендных ставок, скабрезные изображения. Я едва знал своих соседей, но я узнавал их бранящиеся голоса, когда проходил мимо. Некоторые двери были всегда закрыты, с их гнетущими тайнами; другие семьи едва занавешивали вход, что вынуждало соседей быть зрителями их печальной жизни. Голый карапуз выскочил из двери и, увидев меня, бросился обратно с криком. Сумасшедшая старуха на четвертом этаже, она всегда сидит в дверях и провожает каждого прошедшего мимо невнятным бормотанием, я приветствовал ее вежливым жестом, который выделялся среди обычных потоков ядовитых оскорблений.
Мне нужна практика; я спотыкался, когда наконец достиг верхнего этажа. На мгновение я прислушался: профессиональная привычка. Потом я повернул простую защелку и распахнул дверь.
Дом. Что-то вроде квартиры, куда вы приходите сменить тунику, прочитать послания от друзей и найти любой повод, чтоб снова умчаться куда-угодно. Но сегодня я не был готов столкнуться с кошмарами лестницы во второй раз, поэтому я остался дома.
За четыре шага я обошел свое жилище: офис с дешевой скамьей и столом, и спальня с кривобокой конструкцией, служившей мне кроватью. Обе комнаты были пугающе опрятны, это результат того, что моя ма могла целых три дня развлекаться уборкой, и ей никто не мешал. Я с подозрением огляделся, но никого больше тут не было. Тогда я снова все устроил по своему вкусу. Я сдвинул косо мебель, разворошил постель, повсюду наплескал воды, пока освежал зелень на балкончике и раскидал по полу одежду, которую носил.
После этого я почувствовал себя лучше. Теперь это снова был мой дом.
Посреди стола, где я никак не мог не заметить ее, стояла греческая чаша, я купил ее в антикварной лавке за два медных гроша и наглую улыбку; она была наполовину наполнена поцарапанными костяными фишками, некоторые из них имели необычную полосатую окраску. Я хмыкнул. Последний раз, когда я их видел, был ужасный семейный праздник, где моя маленькая племянница Марсия схватила их, чтоб поиграть, и проглотила большую часть: это были мои жетоны с ипподрома.
Когда ребенок съел что-то, что вы не хотите потерять, то у вас только один способ – если вы любите ребенка – чтоб вернуть утраченное. Я был знаком с этой неприятной процедурой с тех пор, как мой братец Фест проглотил обручальное кольцо матери и заставил меня помочь его найти. (Пока он не был убит в Иудее, что положило конец моим братским обязанностям, в нашей семье была традиция: Фест всегда оказывался в беде, и он всегда мог уговорить меня-дурака вытащить его из нее.) Глотание семейных ценностей было явной наследственной чертой; я только что провел три дня в тюрьме, желая запора милому, но безответственному ребенку моего безответственного братца.
Не было причин волноваться. Кто-то из моих сообразительных родственников – моя сестра Майя, вероятно, единственная кто могла все уладить – столь галантно вернула эти фишки. Чтоб отпраздновать, я поднял половицу, под которой я прятал от посетителей пол-кувшина вина, уселся на балкончике, закинув ноги на парапет и обратил все свое внимание на укрепляющий силы напиток.
Как только я устроился столь удобно, тут же явился посетитель.
Я слышал, как он входил, глотая воздух после долгого подъема. Я затаился, но он все же нашел меня. Он высунулся из-за створки двери и спросил меня оживленно:
– Ты2626
Обращение на «Вы» в Древнем Риме возникло только с III века н.э., и до V века применялось только по отношению к императору.
[Закрыть] Фалько?
– Не исключено.
У него были руки, тонкие как жерди для плетей гороха. Треугольное лицо сужалось к подбородку до точки. Узкие черные усы от уха до уха. Усы вы замечали сразу. Они словно делили на две половинки его лицо, выглядевшее слишком старым для его подросткового тела, словно бы он был беженцем из провинции, где двадцать лет страдал от голода и племенных войн. Истинная причина была не столь драматична. Просто он был рабом.
– Кто ты такой? – спросил я. К этому времени я уже достаточно согрелся на солнце и расслабился.
– Слуга из дома Гортензия Нова.
У него был легкий иноземный акцент, но он проделал долгий путь от невольничьего рынка, что является общей судьбой для всех военнопленных. Я предположил, что латинский язык он освоил еще в детстве, и теперь, вероятно, с трудом вспомнит свою родную речь. У него были синие глаза и, по-моему, был похож на кельта.
– У тебя есть имя?
– Гиацинт!
Он произнес это не опуская взгляда, словно посмел смеяться надо мной. Он был рабом, и у него было достаточно проблем, кроме как получать оскорбления от каждого встречного только потому, что какой-то надсмотрщик, мучившийся тяжким похмельем, дал ему греческое имя цветка.
– Рад знакомству, Гиацинт.
Я предупредил резкий ответ, который он держал наготове.
– Я никогда не слышал о твоем хозяине, Гортензии. Какая у него проблема?
– Если спросить его самого, он ответит, что никакой.
Люди часто говорят загадками, когда нанимают информатора. Очень немногие из клиентов оказываются способными спросить прямо: "Во сколько мне обойдутся доказательства, что моя жена спит с моим кучером?"
– Тогда почему же он послал тебя? – терпеливо спросил я слугу.
– Меня послала его родня, – поправил меня Гиацинт. – Гортензий Нов не знает, что я здесь.
Это убедило меня, что дело касается денариев2727
денарий (лат. denarius) – серебряная монета, стоимостью, первоначально в 10, затем в 16 медных ассов.
[Закрыть], и я взмахом руки пригласил Гиацинта на свою скамью; намек на деньги стоит того, чтоб посекретничать, и всегда заставляет меня навострить уши.
– Спасибо, Фалько; ты правильный парень!
Гиацинт воспринял мое предложение разделить скамью как предложение разделить и кувшин с вином; к моему негодованию он скрылся за дверью и нашел кубок для себя. Устроившись как дома под моей розой, он спросил:
– Это твоя идея устроить такое милое местечко для бесед с клиентами?
– Моих клиентов легко впечатлить.
– Тут воняет! Или это только одно из прибежищ, что у тебя есть в окрестностях Рима?
– Вроде того.
– Это единственный адрес, который у нас был.
Это единственный адрес, который я имел. Он попробовал вино и булькнул.
– Парнас!
– Подарок от благодарного клиента.
Не достаточно благодарного.
Я налил себе добавки, под этим предлогом я убрал кувшин подальше от него. Он искоса посмотрел на меня. Моя непринужденность заставила его начать сомневаться.
– Здесь есть все, что мне нужно, – сказал я, подразумевая, что, чтобы жить в такой нищете я должен быть круче чем выгляжу. – Те люди, кого я хочу видеть, знают, где меня искать – а от тех, кого не хочу, я могу избавиться при помощи лестницы… Все в порядке, Гиацинт, я не рекламирую свои услуги, но здесь то, что я могу предложить: я собираю информацию, главным образом о семейных делах…
– Разводы? – перевел он, с усмешкой.
– Верно! А также добывание сведений о намечающихся зятьях по поручению щепетильных отцов, или консультация наследников насчет, не включает ли еще не принятое наследство скрытые долги. Я занимаюсь беготней для юристов, если им требуются дополнительные доказательства – с явкой в суд, если потребуется. У меня есть контакты среди аукционистов, и я занимаюсь возвращением похищенных предметов искусства. Я не занимаюсь поиском дезертиров из армии или взысканием долгов. И не устраиваю гладиаторские бои.
– Брезгуешь?
– Здравый смысл.
– Мы просто хотим навести справки.
– Чем я обычно и занимаюсь! Все мои дела совершенно законны.
– Сколько ты берешь, Фалько?
– Зависит от сложности дела. Гонорар за результат, плюс подневная оплата. И я не даю никаких гарантий, кроме обещания сделать все, что в моих силах.
– Ты работаешь на Дворец? – внезапно спросил Гиацинт.
– На Дворец я сейчас не работаю.
Это походило на государственную тайну: производит приятный эффект.
– И потому ты здесь?
– Моя семья обратилась к одному из служителей Дворца, чтоб получить рекомендацию о тебе.
– Их промах! Если меня нанимают, я хорошо выполняю свою работу, и при этом не привлекаю лишнего внимания. Итак, Гиацинт, мы договорились?
– Я должен пригласить тебя домой. Там тебе расскажут о деле.
Я все равно намеревался туда сходить. Я предпочитаю видеть людей, которые мне платят.
– И куда идти?
– Район Широкой улицы2828
Широкая дорога (лат. Via Lata) – северный район города. Через него в город входила Фламиниева дорога, которая проходила через весь район и переходила в городскую улицу Via Lata.
[Закрыть], на Пинции2929
Холм Пинций (лат. Mons Pincius) – холм в северной части Рима. Был застроен богатыми виллами и засажен садами. Другое название Collis Hortorum (Садовый холм).
[Закрыть].
Я присвистнул.
– Приятно слышать! Гортензий и родня к какому сословию относятся?
– Вольноотпущенники.
Бывшие рабы! Это было для меня что-то новое. Но все же смена впечатлений после мстительных чиновников и лицемерных сенаторов.
– Ты имеешь что-то против? – спросил с любопытством Гиацинт.
– Отчего, если у них полновесные монеты?
– И правда… никаких причин, – сказал раб.
Он допил бокал и стал ждать, когда я налью еще, но у меня не было такого намерения.
– Мы живем недалеко от Фламиниевой дороги3030
Фламиниева дорога (лат. Via Flaminia) – важная римская дорога, которая вела из древнего Рима на север, в сторону Аримина (совр. Римини).
[Закрыть], Фалько, любой в том районе укажет наш дом.
– Если Гортензий ничего не знает об этом деле, когда мне прийти?
– Днем. Он коммерсант и уходит обычно из дома после завтрака.
– Чем он занимается?
Мой вопрос был обычным, но Гиацинт пожал плечами и проигнорировал его, что было странно.
– Так, а кого мне спросить?
– Сабину Поллию, или если ее не будет, Гортензию Атилию, но Поллия взяла на себя инициативу в этом деле.
– Жена?
Он хитро усмехнулся.
– Нов не состоит в браке.
– Ничего не говори больше! Значит женщины из его семьи хотят, чтоб я вспугнул охотницу за золотом?
Гиацинт посмотрел на меня, пораженный моей догадливостью.
– Когда холостяк имеет полный дом грозных женщин – и не говорите мне, что у Гортензия Нова это не так, – буркнул я, – потому что ты здесь, без его ведома – почему он считает, что решение его проблем лежит в браке с другой женщиной?
– Только скажи мне, что ты не занимаешься охотницами за золотом? – ответил приказчик.
– Все время занимаюсь! – заверил я его мрачно. – Охотницы за чужим золотом – замечательные женщины, основа моего бизнеса.
Уходя он сказал:
– Если когда-нибудь решишь снять квартиру поприличнее…
– Я подумываю.
– Спроси Косса, – предложил Гиацинт услужливо, – он агент на Длинной улице3131
Длинная улица (лат. Vicus Longus) – улица, проходившая вдоль долины, разделявшей холмы Квиринал и Виминал.
[Закрыть] – спит на ходу, но надежен. У него полно хороших предложений для деловых людей. Упомяни мое имя, и он, будь уверен, позаботится о тебе…
– Спасибо. Возможно, я так и поступлю.
Я догадался, что Гиацинт рассчитывал на чаевые за свой совет. У меня в подкладку туники зашит золотой квинарий3232
квинарий (лат. quinarius) – золотая монета в половину ауреуса (лат. aureus). Равна по стоимости 200 ассам. Под этим же названием ходила серебряная монета в 8 ассов.
[Закрыть], но не было никакой возможности расстаться с ним, дабы угодить рабу. Все что я смог найти, была стершаяся медная монетка, такую бы ни один уважающий себя прислужник в общественной уборной не взял в качестве входной платы.
– Благодарю тебя, Фалько. От нее мой выкупной фонд чуть не лопается!
– Извини. Я еще не заходил к своему банкиру!
Я постарался выдать свое нахождение в Латимийской тюрьме за секретную миссию в Нижней Парфии, чтоб он мог вернуться домой с благоприятным отчетом для моих возможных клиентов.
V
Вольноотпущенник Гортензий Нов жил в северной части города, на благоухающих склонах холма Пинций. Его дом стоял окруженный совершенно гладкой стеной, достаточной высоты, чтоб никто не мог заглянуть через нее. Дом не граничил ни с кем из богатых соседей. Ни у кого тут не граничил. Это был район, где участки богатых вилл были гораздо обширнее, чем общественные сады, которым позволялось заполнять промежутки между ними. Если я упомяну Сад Лукулла3333
Луций Лициний Лукулл (лат. Lucius Licinius Lucullus) – римский политик и военачальник I в.д.н.э., скопил огромные богатства за счет военной добычи, взятой в Понтийском царстве и Армении.
[Закрыть], который императрица Мессалина3434
Валерия Мессалина (лат. Valeria Messalina) – третья жена императора Клавдия. Отличалась крайне распущенным поведением.
[Закрыть] ценила так высоко, что приказала казнить владельца, когда тот отказался продать его, это даст верное представление об уровне частных имений на холме Пинций.
Я назвал свое имя в сторожке Гортензиевой усадьбы, затем поднялся вверх по склону по засыпанной гравием подъездной дорожке. Вокруг были красивые пейзажи, было чем полюбоваться. По счастью, перед этим я задержался у прилавка торговца сладостями и задал несколько вопросов, так что я был подготовлен к размеру богатства вольноотпущенника. Его деревья, подрезанные в форме крылатых грифонов, его бледные статуи богинь с широкими бровями, его изящные шпалеры, увитые розами и виноградом, его алебастровые урны с розовыми прожилками, его голубятни, его рыбные пруды, его мраморные скамьи в уединенных беседках с видами на аккуратно подстриженные газоны, все радовало глаз.
Меня пропустили мимо бронзовых сфинксов, охранявших лестницу белого мрамора перед входом в парадную прихожую с высокими черными колоннами. Там я потоптался осторожно своими сандалиями по бело-серой геометрической мозаике, пока не появился усталый слуга. Он выслушал мое имя и провел сквозь редкие папоротники и фонтаны в элегантный внутренний дворик, где один из трех вольноотпущенников Гортензиев установил самому себе статую, в своей лучшей тоге, важно глядящую и держащую свиток. Это как раз то, решил я, что необходимо будет в будущем жилище Фалько: я из каррарского мрамора, шикарный щеголь с большим количеством денег, который доволен своим мирком. Я сделал зарубку заказать такое – когда нибудь.
Я остался в приемной, один. Пока я шел через дом, я видел остатки догоревших свечей и факелов. Слабый аромат увядших гирлянд висел в коридорах, и время от времени, когда дверь приоткрывалась, до меня доносился звук убираемых после минувшей ночи блюд и подносов. Пришла весть от Сабины Поллии, она просила обождать. Я сообразил, что дама еще не вставала и не одета. Я решил отказаться от заказа в случае, если она окажется богатой, любящей закатывать пирушки шлюхой.
Через полчаса мне стало скучно и я вышел в коридор осмотреться. Повсюду висели ярко окрашенные занавеси, немного помятые; изящная мебель была расставлена случайным образом. Декор также являл собой странную смесь: белые отштукатуренные строгие потолки, а под ними настенная живопись с откровенными эротическими сценами. Это было так, словно хозяева дома скупали все, что им предлагал любой торговец, который заглядывал в дом, без всякой связи с общим проектом дома, не говоря уж о вкусе. Единственное что у этих произведений было общим – они стоили тысячи.
Я развлекался, пытаясь прикинуть аукционную цену Фидиевой3535
Фидий – древнегреческий скульптор.
[Закрыть] «Венеры, поправляющей сандалию» (которая имела все признаки, чтоб быть подлинником, в отличии от почти всех остальных работ Фидия, на которые вы натыкаетесь в Риме), когда позади меня распахнулась дверь и раздался женский возглас: «Вот ты где!»
Я повернулся с виноватым видом. Когда я увидел, как она выглядит, то не стал приносить официальных извинений.
Она была как персик. Она уже распрощалась со своим сорокалетием, но если она шла в театр, то привлекала к себе гораздо больше внимания, чем игра на сцене. Ее томные темно-коричневые глаза были обведены краской для век, даже оставаясь в первозданном виде, ее глаза могут нанести моральный вред любому человеку с нервной системой, столь же восприимчивой как моя. Глаза располагались на почти идеальном лице, а лицо принадлежало телу, которое заставило бы Фидиеву Венеру выглядеть торговкой яйцами вразнос, что проводит весь день на ногах. Она точно знала о эффекте, который производила; я стоял весь покрытый потом.
Так как я спрашивал Сабину Поллию, я предположил, что это она и есть. Из-за ее спины по направлению ко мне выдвинулись два крепких парня в ярко-синих туниках.
– Отзови своих псов! – приказал я. – У меня приглашение от хозяйки дома.
– Ты информатор?
Манера задавать прямые вопросы, давал возможность предположить, что она не леди.
Я кивнул. Она дала знак двум парням на флангах отступить. Они отошли в стороны как раз достаточно чтоб не мешать приватной беседе, но оставаясь достаточно близко, чтоб как следует намылить мне шею, если я вздумаю причинить обиду хозяйке. У меня не было никакого намерения так поступать, если кто-то не обидит меня первым.
– Если бы меня спросили, – сказал я откровенно, – леди не должны нуждаться в телохранителях в собственном доме.
Я старался не выражать своим лицом никаких эмоций, в то время пока дама пыталась сообразить, не обвинил ли я ее в том, что она публичная девка.
– Дидий Фалько. Сабина Поллия, я полагаю?
Я протянул ей руку для рукопожатия, обдуманный и совершенно не по правилам принятого этикета жест. Она не выглядела довольной, но приняла ее. У нее были маленькие руки с пальцами, украшенными множеством колец с драгоценными камнями; короткие пальцы с бледными овальными ногтями, как у девочки. Сабина Поллия решилась и отослала обоих парней в туниках цвета адриатического моря. Что леди должна была послать за дуэньей, она, очевидно, забыла. Она опустилась на кушетку, довольно неизящно; грациозная Венера снова получила преимущество.
– Расскажи мне о себе, Фалько!
Риск – моя профессия: она собралась развлечь себя, допрашивая меня.
– Ты частный информатор. Как давно занимаешься этим?
– Пять лет. С тех пор как покинул легион из-за ранения.
– Ничего серьезного?
Я ответил сухой, вялой улыбкой.
– Ничего, что помешало бы мне делать то, что я хочу!
Мы долго смотрели друг другу в глаза. С такой красоткой трудно было обговаривать условия моего найма.
Она была из тех кошечек с классическими формами: с прямым носом чуть ниже центра хорошо сбалансированного лица, чистой кожей и чрезвычайно ровными зубами – великолепным профилем, хотя лицу чуть-чуть не хватало эмоций, так как владельцы красивых лиц никогда не должны проявлять эмоций, чтоб получить то, что они хотят; кроме того так можно испортить краску на лице, которая им никогда не нужна, но которой они всегда пользуются. Она была хрупкой, и умело играла на этом – толстые браслеты со змеиными головами подчеркивали тонкость ее рук, и маленькие, по девичьи надутые губки. Все было продумано, чтоб заставить мужчину таять. Ни один не сможет уклониться, когда женщина приложит усилие, я покорно растаял.
– Я слышала, ты работаешь на Дворец, Фалько, хотя мой слуга сказал, что ты не хочешь об этом говорить…
– Правильно.
– Быть частным информатором должно быть увлекательно?
Она, очевидно, надеялась услышать скандальные откровения о бывших клиентах.
– Иногда, – ответил я нелюбезно. Большинство моих прежних клиентов были людьми, о которых я предпочел забыть.
– У тебя был брат, герой войны, как я слышала.
– Дидий Фест. Он заработал корону с зубцами3636
Возможно Corona Vallaris – награда за взятие полевого укрепления.
[Закрыть] в Иудее.
Мой брат Фест нашел бы это забавным, что я пользуюсь его заслугами.
– Ты знала его?
– Нет, а должна была?
– А многие женщины знали.
Я улыбнулся.
– Сабина Поллия, как я понимаю, есть что-то в чем я могу помочь тебе?
Эти куклоподобные существа могут оставить такую же рану, как стрела из метательной машины.
– И, в чем ты хорош, Фалько?
Я решил, что пришло время восстановить контроль над ситуацией.
– Госпожа, в чем я хорош – это в своей профессии. Мы можем вернуться к делу?
– Давно пора! – заявила Поллия обиженным тоном.
Почему я всегда оказываюсь виноват?
– Если я правильно понял Гиацинта, это семейная проблема? – спросил я несколько сурово.
– Не совсем! – Поллия засмеялась. Она снова надула губки, но это меня не обмануло: леди испытывала трудности. – Ты нужен нам, чтоб не пустить проблему в семью!
– Тогда давайте сперва опишем эту "семью". Здесь живет Гортензий Нов; кто еще?
– Мы все живем здесь. Я супруга Гортензия Феликса; Гортензия Атилия супруга Гортензия Крепито…
Браки между рабами: обычная ситуация.
– Нов, среди этого братского триумвирата, все еще счастливый холостяк?
– Пока еще, – ответила она с напряженностью в голосе. – Но они не братья, Фалько! С чего ты это взял?
Я был немного озадачен.
– Одинаковые имена; ты назвала вас всех семьей…
– Мы не состоим в родстве. Но мы – одна семья. Имя нашего патрона3737
Бывший хозяин раба. После освобождения вольноотпущенник юридически подчинен своему бывшему владельцу и выступает как клиент, поддерживая своего патрона, получая взамен покровительство в делах и в суде.
[Закрыть] Гортензий Павл.
В добавок к обычной неразберихе, когда каждый римлянин в знак почтения получает имя своего отца, такое же как его братья и собственные сыновья, здесь я имел целую банду бывших рабов, которые после освобождения носили фамилию своего бывшего хозяина. Женщины тоже.
– Гортензия Атилия – вольноотпущенница из того же самого дома?
– Да.
– Но не ты?
– Ах, нет, из того же.
– Твое имя другое…
Сабина Поллия подняла гордые полумесяцы бровей, забавляясь за мой счет.
– Я запутался! – признался я ничуть не смущаясь.
– Я состояла при хозяйке дома, – заявила она. Слова "принадлежала" и "была освобождена" не были произнесены. – Я взяла ее имя… Фалько, это имеет отношение к делу?
– Возможно, будет полезным.
Главным образом это поможет мне избежать случайного оскорбления; я не хотел бы случайно обидеть клиентов, которые мне платят, иначе я рискую, что мне заплатят меньше.
– Итак: вас пятеро, и вы получили свободу за хорошую службу… (По желанию Павла, без сомнения.) Вы живете с тех пор вместе; переженились между собой; работаете вместе, до сих пор.
Так как минимальный возраст для освобождения раба составляет тридцать лет, проницательный взгляд на Поллию позволял полагать, что она уже минимум десять лет как свободная. Возможно, и больше, подумал я бестактно по отношению к возрасту женщины.
– У вас установившееся хозяйство; вы явно процветаете. Об остальном несложно догадаться: сюда может прийти посторонний – возможно шлюха, но мы перейдем к ней через минуту – и схватить ваш незанятый конец. Вы хотите, чтоб я отшил ее?
– А ты догадлив, Фалько.
– Я люблю быть сытым… Как далеко зашло дело?
– Гортензий Нов формально обручен.
– Неосторожный человек! Прежде чем я соглашусь взяться за это дело, – я глубоко задумался, – скажи мне, почему я должен думать, что ты и Атилия просто не раздражены от того, что эта умная ловкачка может порушить ваш привычный распорядок в доме?
Поллия, кажется, признала этот вопрос справедливым.
– Естественно, нас заботит счастье нашего старого друга.
– Естественно! – воскликнул я, – Как я понимаю, вопрос заключается в деньгах?
– Если Гортензий Нов приведет в дом невесту, у которой будут добрые намерения, мы только поприветствуем ее.
Я посчитал чудом, что две женщины смогли разделить одно хозяйство, не говоря уж о трех. Я так и сказал. Она объяснила, как они достигли гармоничного сосуществования:
– Феликс и я живем в этом крыле; Крепито и Атилия в противоположном. Мы встречаемся для дел и развлечений в официальных помещениях в центре дома…
– А куда запихнули Нова?
– У него роскошные апартаменты на втором этаже, они его вполне устраивают, Фалько.
– Мы, холостяки, имеем умеренные запросы. Но если он женится, вы сможете разместить третью супружескую пару? – спросил я, задаваясь вопросом: было ли все с чем я должен был разобраться, обычной жилищной проблемой, которая так затрудняет семейную жизнь в Риме.
– Достаточно просто, – Сабина Поллия пожала плечами. – Наш архитектор пристроит новое крыло.
– Тогда мы подошли к главному вопросу: если Нов и его жена не создадут проблем внутри семьи, в чем тогда состоят твои и Атилии претензии к его подруге?
– Мы полагаем, она намерена его убить, – сказала Сабина Поллия.