Текст книги "Чистая работа"

Автор книги: Линда Ла Плант

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 26 страниц)

– Пожалуйста, не говори мне: «Уходи».

– Прости, у меня ведь только ты, больше нет никого.

– Тогда прекрати чепуху молоть. Никогда, никогда такого не говори. Мне очень больно, и я ничего не понимаю. Я тебя очень люблю.

В ответ он сказал еле слышно, но сказал:

– Я тебя люблю, Анна.

Они коснулись друг друга губами. Никаких страстных объятий, просто тихий нежный поцелуй. Он погладил ее по лицу:

– Я жду тебя весь день, жду, а потом веду себя как последний мерзавец.

– А я весь день жду не дождусь, когда к тебе приеду, – сказала Анна и подвинула стул, чтобы сесть рядом с ним и взять его за руку.

Он до боли сильно сжал ее ладонь, но она не обратила на это никакого внимания.

Вообще-то, Анне уже пора было ехать, но не хотелось нарушать тот удивительный покой, который в первый раз установился между ними. Когда он целовал ее на прощание, то шепнул на ухо, что будет считать часы до следующей встречи. В глазах у него вновь появились слезы, от этого просто разрывалось сердце.

Ленгтон махал ей рукой, пока она шла через парковку. Он уехал на своей коляске только тогда, когда она села в машину. Прошло немного времени, и она расплакалась. Никогда еще он не был таким беззащитным, таким зависимым от всех и никогда так не боялся будущего. По дороге домой ее раздирали противоречивые чувства. Анна отдавала себе отчет в том, что пока не представляет, как будет управляться с ним, когда он вернется домой. Если Ленгтон так и останется в теперешнем беспомощном состоянии, то вернуться на работу он не сможет. Анна знала, что ее любовь должна быть очень сильной, чтобы можно было жить с ним, даже если он до конца своих дней будет инвалидом.

Приехав домой, Анна все никак не могла успокоиться. Она сделала себе горячего шоколада, села с чашкой в постели и начала вспоминать родителей. Изабелла Тревис во многом была совершенным ребенком. В молодости, обучаясь в колледже искусств, она стала жертвой насилия. Отец Анны, Джек, расследуя это дело, сделался ее покровителем, а потом и мужем. Детство Анны было по-настоящему счастливым и безмятежным, родители ни словом не обмолвились о той травме, и она узнала правду только тогда, когда оба умерли. Сможет ли она принять Ленгтона и любить его, несмотря ни на что, как отец любил маму?

Анна продолжала готовиться к предстоящему суду над Мерфи, при этом каждый вечер она ездила к Ленгтону. Она очень уставала от езды туда-сюда и оттого, что утром надо было вставать и отправляться на работу. Когда прогноз был хороший, он радовался от всей души, а порой, когда сильно болело, настроение у него было гнусное. Лечение колена затягивалось, и Анну очень встревожил ее последний разговор со старшим медбратом.

Он сказал, что Ленгтон чувствует себя уже намного лучше, однако психологически он никак не может справиться со своей немощью. Анна и сама заметила, что он стал крайне раздражителен, но с удивлением услышала, что он впал в глубокую депрессию. Кроме того, Ленгтон стал прикладываться к спиртному и многие больные его недолюбливали.

Анне не стало легче, когда медбрат сказал ей, что многие полицейские в реабилитационный период ведут себя точно так же. Они настолько привыкли все всегда держать под контролем, что вынужденное бездействие катастрофически влияет на их психику, и ни медсестры, ни психотерапевты, ни психиатры ничем не могут помочь им до самой выписки. Анна не осмелилась спросить, есть ли вероятность, что Ленгтон вернется к работе. С каждым приездом она снова и снова убеждалась, что это нереально.

Однако по-настоящему встревожилась она только в выходные, когда нашла все-таки время прочесть вырезки из газет, которые взяла с собой из квартиры Ленгтона.

1.  Розыск сексуального маньяка, нападавшего на детей, который, сняв электронный браслет, бежал из общежития для выпущенных под залог.Фотография подозреваемого обведена кружком.

2.  Почему насильник, который так жестоко убил нашу красавицу-дочь, спокойно ходит по улицам?Заголовок подчеркнут двумя линиями.

3.  Изнасиловав двух женщин, этот латыш приехал в Англию. Здесь его обвиняют в убийстве школьницы.Лицо подозреваемого на фотографии перечеркнуто жирным крестом.

4.  Задержка в сто лет при рассмотрении заявок о предоставлении политического убежища.Подчеркивая этот заголовок, Ленгтон проткнул бумагу карандашом.

5.  Паспорта граждан Великобритании для 200 000 иностранцев.

6.  Политические беженцы прежде всего.Это подчеркнуто красным.

7. 23 преступника-иностранца выпущены на свободу.

8.  Преступники.Повторные преступления, среди них наркотики, серьезные нарушения общественного порядка, тяжкие телесные повреждения, два убийства. Каждое лицо на фотографии обведено кружком, под некоторыми подписаны какие-то даты.

9.  Кто ответит за провал? Тысяча осужденных оказалась неучтенной.И здесь Ленгтон подчеркнул некоторые разделы.

10.  Суперобщежития для освободившихся насильников.Статья отмечена жирным крестом.

11.  Охота за убийцами, выпущенными на свободу.

12.  Минута – и в Британии один новый иммигрант.На фотографии иммигранты закрывали лица, готовясь незаконно пересечь Ла-Манш.

13.  НЕЛЕГАЛЬНЫЙ ИММИГРАНТ, дважды высылавшийся из страны, работал в Центральном уголовном суде.

14.  Обратная реакция педофилов.Руководитель отдела службы пробации предупреждает: веб-сайт, созданный для идентификации осужденных преступников, может вынудить их скрыться от расправы.

15.  ДУРНАЯ КОМЕДИЯ. Человек, попросивший политического убежища, изнасиловал ребенка, получил за это восемь лет, но предпочел тюрьму депортации. Теперь за причиненные неудобства мы должны потратить на него пятьдесят тысяч.

16.  Права педофилов превыше прав их жертв.

17.  Цена жизни – шесть лет. За последние два года условно освобожденные, находящиеся под надзором полиции, совершили почти сотню преступлений. Эта чудовищная статистика – лишнее подтверждение неспособности правительства защитить своих граждан…

18.  ДОСЬЕ. 50 опасных преступников содержатся в открытых тюрьмах.

Подобных вырезок было еще около тридцати. Везде речь шла о неуклюжих действиях министерства внутренних дел при депортации нелегальных иммигрантов и тревожной ситуации, сложившейся в связи с этим. Зачем Ленгтон собирал все это? Ведь он не просто вырезал статьи, а читал их с карандашом в руке и обводил фотографии преступников.

Анна задумалась, не связан ли кто-нибудь из этих преступников с нападением на Ленгтона, однако все фотографии были помечены более ранними датами. Она сложила вырезки обратно в папку, намереваясь захватить их с собой, когда в следующий раз поедет к нему. Но тут ей вдруг пришло в голову, что, может, о них лучше не заговаривать? Ведь тогда все это будет выглядеть так, будто она шарила в его квартире. Анна решила, что лучше снова посоветоваться с Майком Льюисом.

Льюис сказал, что заедет после обеда. Он появился только в три часа и сразу же предупредил, что времени у него мало, потому что он занят по работе. Он мялся и вел себя очень скованно.

– Знаешь, мне очень неудобно, что я до сих пор не навестил его, но на работе совсем замотался, ребенок маленький, жена беременная… – заговорил он, явно чувствуя себя виноватым.

– Я почти каждый вечер к нему езжу, – сказала Анна и поставила перед Льюисом на стол чашку кофе.

– Говорят, дела у него не очень, – продолжил Льюис, глядя куда-то вбок.

– На выздоровление требуется время.

– Да, я тоже так думаю… мне так сказали.

– Баролли был у него?

– Не знаю, я давно с ним не разговаривал. Он над другим делом работает. Жизнь продолжается! – Льюис помолчал и затем спросил: – Так он что, на работу не вернется?

Анна пододвинула к нему свой стул и улыбнулась:

– Так говорят, но ты же знаешь его, как никто. Я думаю, что он легко не сдастся.

– Дело не в том, сдастся он или нет. Если он до сих пор не на ногах, значит, надежды нет и вряд ли он начнет ходить. Я-то знаю, бумажки перебирать Ленгтон ни за что не согласится. Поэтому, видишь ли, я не могу это принять, у меня нет сил видеть его таким.

Наступило долгое молчание. Анна терпеливо ждала. Льюис вдруг наклонил голову и сказал:

– Знаешь, я никак не могу забыть тот вечер, когда это случилось. Так и вижу лицо Ленгтона в момент, когда этот подонок набросился на него с мачете, и все думаю: мог ли я что-нибудь сделать, чтобы избежать этого? Ведь все произошло очень быстро. Мне казалось, что он истечет кровью. Баролли тоже переживает, он не работал несколько недель, ты знаешь. Мы так давно вместе… Мы действительно чувствуем вину. Ленгтон всегда был такой… – Льюис покачал головой. – Извини… – Он вынул платок и поднес его к глазам.

Анна взяла папку:

– Вот, нашла газетные вырезки в его квартире. Посмотри их, пожалуйста.

– Давай.

Она передала папку и вышла сделать кофе, оставив Льюиса ненадолго одного. Когда Анна вернулась, он сидел, разложив вырезки на столе перед собой.

– Налить еще кофе?

– Нет, спасибо. – Он откинулся на спинку и показал на вырезки. – Вот с этим делом мы работали. Девушку изнасиловал и убил нелегальный иммигрант Идрис Красиник. Его должны были депортировать, но он сумел улизнуть.

– Я читала дело.

– Мне кажется, Ленгтон вырезал все это потому, что бесился оттого, что случилось.

– Но даты здесь более ранние.

– По-моему, шеф собирался поднять вокруг всего этого большой шум. Посмотри сама: все эти статьи, толпы подонков разгуливают себе спокойно – и тишина. Министерство поднимает руки вверх, признает свое полное бессилие, служба пробации тоже сдается. Никто не отвечает за то, что произошло, вернее, за то, что происходит, а тюремные службы за голову хватаются, потому что тюрьмы переполнены. – Он вздохнул. – А мы, полиция, получается, остаемся крайними. Мы их ловим, а их выпускают или, как видишь из этой вот статьи… – Он взял одну вырезку. – Урода поселили в общежитие, а он снял свой электронный браслет, вышел и убил тринадцатилетнюю девчонку! Просто в голове не укладывается! Джимми все это давно уже достало.

Анна кивнула:

– Я сейчас как раз занимаюсь делом одного такого освобожденного под честное слово. Он убил женщину, тело обнаружила ее двенадцатилетняя дочь.

– Вот-вот. Я тебе признаюсь, среди нас многие подумывают о том, что пора завязывать с этой работой. На месте Ленгтона я бы ушел, получал бы себе спокойно пенсию и уехал бы подальше от этого чертова города. Все вышло из-под контроля, денег нет, людей не хватает, мы одни еще дергаемся как идиоты! Что он думал в этой ситуации делать, только он может тебе сказать.

– Он тебе звонил? В прошлый раз ты говорил мне, что вы созванивались.

– Да, он звонит – то на работу, то домой. Конечно, просто так он не сдастся, только я тебе уже говорил, я мало что могу сделать.

– Трудно поверить, что до сих пор не арестовали того, кто на него напал.

– Его так и не нашли. Вообще-то, планировалась вооруженная операция, только шефу некогда было ждать. – Льюис допил кофе и встал. – Ну, я пошел.

– Так что с нападением на Ленгтона?

– Ты же сама сказала, дело пока что не закрыто… – Льюис потер глаза. – Не могу же я бегать за ними в свободное от работы время. И потом, мы даже не представляем, где искать. Мы думаем, что он уже за границей, – да я тебе говорил. Расследование убийства уже закончили, когда мы поймали убийцу, и он получил все-таки свой приговор – пожизненный срок.

– А что, если приговор Ленгтона – это инвалидное кресло на всю жизнь? – в сердцах спросила Анна.

– Слушай, ну не надо так. Это от нас не зависит. Он ведь жив.

– Ты хочешь сказать, следствие велось бы более тщательно, если бы он погиб или умер от ран? Ты на это намекаешь?

– Нет!

– Тогда почему нельзя выследить тех, кто сделал с ним такое?

Льюис вздохнул:

– Сейчас создали новый отдел по работе с нелегальными иммигрантами, освобожденными под честное слово, нарушителями и прочими такими же. Их поддерживает министерство внутренних дел и…

– Очередная показуха! – яростно бросила Анна.

– Может, и показуха, но что-то же они делают, и, может быть, тебе стоит с ними поговорить. Хотя… – Он заколебался.

– Хотя что?

– Ну, намек в виде совета. Ты работаешь в убойном отделе, они совсем из другой команды, так что не стоит гнать волну.

– Гнать волну?

– Да. Если ты начнешь давить на них, им это не понравится. Пока что они прижимают уши из-за всех этих гневных газетных статей.

– А, понятно! Вот, оказывается, в чем все дело – в гневных статьях! Ушам своим не верю, Майк! Ведь Ленгтон чуть не умер!

Льюис сердито обернулся к ней:

– Я и сам это знаю, между прочим, я ведь с ним там был. Но мне надо думать и о своей собственной карьере. У меня ребенок маленький, второй на подходе, и я не могу себе позволить бегать из отдела в отдел. Мне это место очень нелегко досталось!

– Ты здесь только потому, что тебе помог Ленгтон, и ты это прекрасно знаешь!

Льюис сжал кулаки – до того она вывела его из себя, – в глубине души он чувствовал себя виноватым и признавал справедливость ее слов.

– Слушай, Анна, не ори на меня. Я слежу за всеми новостями, но не могу бросить все и гоняться за одним-единственным отморозком. Нам уже сказали, что он, скорее всего, смылся, укатил обратно к себе в Сомали. У них у всех фальшивые паспорта, он уже имя раз десять поменял, наверное!

– А другие? Ведь были же еще и другие подозреваемые, верно?

– Верно, – вздохнул Льюис снова с измученным видом.

– С ними что?

– Мы их ищем, а Красиник, которого мы арестовали за убийство Карли Энн, сейчас в тюрьме и трясется от страха, потому что он их сдал. Он без конца мелет что-то о вуду, и его даже держат в особом блоке – до того он боится, что его убьют. Не думай, что я умыл руки, это не так. Я искал, Баролли тоже искал. А теперь нам и о себе пора подумать.

Анна закрыла за Льюисом дверь. Она почти не старалась быть любезной и сдержанно поблагодарила его за то, что он пришел. Она все никак не могла поверить, что никто и пальцем не пошевелил, чтобы поймать тех, кто напал на Ленгтона, после того что с ним случилось.

Анна еще раз просмотрела вырезки, разложенные Льюисом на кофейном столике. Ничего удивительного, что у Ленгтона началась депрессия. Он чуть не умер от тяжелых ран, а теперь оказался в западне – в инвалидном кресле, из которого он вряд ли когда-нибудь встанет и вернется на работу. И к тому же он должен узнать, что вероятность отправить под суд человека, который с ним это сделал, тоже близка к нулю.

Анна взглянула на часы: почти четыре, так что пора ехать в магазин за виноградом, копченым лососем и бубликами, а потом отправляться в Глиб-хаус. Она сложила все вырезки обратно и открыла папку, которую в прошлый раз оставил ей Льюис.

Снимки погибшей Карли Энн Норт были ужасны: убийца нанес ей страшные раны. Анна два раза прочла сообщение о его аресте. Дежурный офицер полиции вызвал по рации помощь, когда заметил мужчин с телом. Он задержал Идриса Красиника, который при этом оказал серьезное сопротивление, но двое других, завидев патрульную машину, сумели убежать. Во время допроса, который проводил Ленгтон, Идрис признался, что это он убил Карли Энн, но утверждал, что те двое тоже были на месте преступления и держали девушку. Признался он и в групповом изнасиловании. Анализы ДНК подтвердили это. Адвокат Идриса надеялся, что он получит более мягкий приговор, назвав полиции имена своих сообщников. Ему ничего не оставалось, как дать их адрес. Ленгтон вместе с Льюисом и Баролли отправились допросить их на месте. Нападение на Ленгтона произошло в коридоре дома. Оба нападавших скрылись с места преступления.

Тут Анна вспомнила о времени. Она закончила читать, переоделась и вышла. Заехав сначала в магазин, она двинулась в сторону автострады М4. По пути Анна все время размышляла о своем разговоре с Льюисом и о документах, что лежали в папке. Перед самым выходом из дома она передумала и все-таки положила газетные вырезки в портфель.

Анна припарковала свой «мини» и потянулась за лежащими на заднем сиденье портфелем и пакетом с едой. Обернувшись, она чуть не выронила все из рук.

На ступеньках Глиб-хауса стоял Ленгтон. Стоял, улыбался во весь рот и приветственно махал ей рукой.

Счастливая Анна стремглав подбежала к нему.

– Ну-ну, не обнимай, а то упаду, – сказал он.

– Глазам не верю!

– Придется поверить. Я сам, без помощи, дошел из комнаты отдыха сюда, а теперь пойду обратно.

Он медленно повернулся и, осторожно ступая, двинулся вперед, открыв перед ней дверь, после этого он немного постоял и пошел дальше, к комнате отдыха. Она видела, как ему больно, но желание ходить было столь сильным, что он даже не опирался рукой о стену.

Наконец Ленгтон дошел до большого удобного кресла с высокой спинкой и опустился в него. Только после этого он посмотрел на Анну. Лицо у него блестело от пота.

– Возвращаюсь к нормальной жизни, Анна! Еще чуть-чуть – и выбегу тебя встречать.

Анна поставила на стол портфель и пакет с едой, а он протянул к ней руку:

– Подойди сюда. – Он привлек ее к себе, она склонилась над ним, сдерживаясь изо всех сил, чтобы не расплакаться. Он быстро поцеловал ее и глубоко вздохнул. – Если буду так продвигаться, к концу следующей недели выпишусь отсюда.

Она пододвинула стул и села рядом с ним.

– Как думаешь, получится? – спросил он.

– Здорово было бы, – ответила она, вынимая виноград, копченого лосося и бублики.

Ленгтон был чисто выбрит и одет не в пижаму, а в рубашку и брюки, хотя на ногах были шлепанцы.

– Ну, – обратился он к ней со знакомой улыбкой, – а теперь рассказывай, как прошел день.

Глава 4

Ленгтон пока еще окончательно не поправился, но состояние его здоровья явно улучшалось, и это придавало ему сил и уверенности в себе. Анна подозревала, что его пичкают болеутоляющими, но это не имело значения. Он пребывал в отличном расположении духа, и она решила, что сейчас лучше не омрачать настроение разговорами о его деле и не передавать то, о чем они говорили с Льюисом.

В воскресенье и самочувствие, и душевное состояние Ленгтона стали еще лучше, но Анна молчала, к нему приехали сначала Баролли со своей второй половиной, а сразу после них бывшая жена и приемная дочь. Китти была очень милым ребенком, и Анне всегда нравилось смотреть, как он с ней общается. Лорна, бывшая жена, почти все время оставалась в центре внимания, Анна довольствовалась скромной ролью статистки. Лорна тепло относилась к Анне, но Анна все равно чувствовала себя не в своей тарелке, потому что разговор зашел о маленьком сыне Лорны, фотографии которого она показывала Ленгтону. Анна понятия не имела, что у нее есть еще один ребенок, никогда даже речи не было о ее новом партнере – о том, что он у нее вообще имеется. Анна не участвовала в разговоре и решила, что ей лучше уехать: пусть Китти и Лорна подольше побудут с Джимми. Она немного обиделась, когда Ленгтон не стал ее задерживать, правда, он поцеловал ее и сказал Лорне, что Анна очень много для него сделала.

– Скорее всего, завтра я не смогу к тебе приехать, – сказала Анна Ленгтону, – скоро будет суд и…

Он махнул рукой:

– Да-да, занимайся своими делами. Только позвони мне, ладно?

– Хорошо, позвоню.

Она поцеловала его на прощание. Китти мило попросилась проводить ее до машины. Маленькая девочка была само очарование, она шла и без умолку рассказывала то о своем пони, то о том, как она учится играть на пианино. Иногда она называла Ленгтона папой, иногда – по имени.

– Ты ведь его очень любишь, да? – спросила ее Анна, открывая свою машину.

– Да. Он такой смешной! Мы с ним редко-редко видимся, потому что теперь у нас Томми, – ответила девочка, перепрыгивая с ноги на ногу.

– А Томми большой?

– Ему полтора годика, и он еще не говорит. Только плачет все время – зубки режутся.

– У мамы есть друг? – коварно спросила Анна.

– Какой друг?

– Ну… с кем вы с мамой живете?

– Ни с кем, только с мамой, и все.

– Понятно. А кто сидит с Томми?

– Няня. Она с нами живет, только на выходные уходит к себе.

Тут на крыльцо вышла Лорна и позвала дочь. Китти пошла к матери и помахала Анне рукой. Когда Анна выезжала с парковки, помахала ей и Лорна.

Вернувшись в свою квартиру, Анна почувствовала себя в полном смятении. Иногда у нее возникало ощущение, что по-настоящему она совсем не знает Ленгтона. Не то чтобы он был от природы скрытным, просто никогда не рассказывал ей о своей прошлой жизни.

Анна уже собиралась ложиться, когда зазвонил телефон. Это был Ленгтон. По голосу она поняла, что он пьян.

– Как… э-э-э… дела?

– Нормально. Самое главное, что у тебя все хорошо.

– Ага, отлично. Я немножко устал от такого количества визитеров. Вот-вот отрублюсь.

– И я тоже.

– Спасибо за угощение. Китти почти весь виноград умяла.

– Она прелесть.

– Да, хорошая девочка растет.

– Хорошая – и хорошенькая.

– На мать похожа.

– Ну да.

– Ладно, я просто хотел узнать, как ты добралась.

– Без проблем.

– Вот и отлично. Значит, завтра я тебя не увижу?

– Нет, я буду в суде.

– Ладно, приедешь, как сможешь. Крепкого сна. Люблю.

– И я тебя люблю.

Он помолчал немного и ответил:

– Да, знаю.

– Ну, спокойной ночи.

– Спокойной ночи.

Ленгтон повесил трубку. Анна немного подержала ее в руке и только потом опустила.

Вообще-то, дел у Анны было не так много. Дату суда уже назначили, поэтому из комнаты следственной бригады потихоньку убирали все ненужное, оставляя только те документы, которые были необходимы суду. Защитник и обвинитель звонили, уточняя разные детали, но, кроме этого, бригаде больше нечем было заняться. Анна должна была или перейти в другую бригаду, или остаться у Шелдона, в зависимости от того, чем он будет занят. Ей уже начинал нравиться Гарри Блант: вот уж у кого что на уме, то и на языке. Блант стоял у картотечного шкафа, когда в комнату в облаке одеколона вплыл Брендон.

Гарри обернулся к нему:

– Поговорим о личном, не возражаешь?

– Это смотря о чем.

– Об одеколоне, которым ты поливаешься. Меня от него тошнит, особенно по утрам.

– Он не из дешевых, – задиристо сказал Брендон.

– Извини, ты можешь брызгаться им чуть меньше?

– Ты-то сам хоть чем-нибудь пользуешься? Вот-вот. Больше нравится, когда потом несет, да?

Оба недобро посмотрели друг на друга, потом Брендон обернулся к Анне:

– А ты что скажешь?

Она пожала плечами.

– Ну, скажи, что ты думаешь? Женщинам обычно нравится, собственно, мне этот одеколон моя подруга подарила.

– Может, ты принюхался. Понятно, что одеколон очень дорогой, – чуть-чуть капнуть, и хватит.

– Слыхал? – торжествующе обернулся Брендон к Гарри. – Ей нравится!

Гарри хмыкнул и отошел, а Брендон начал обходить всех женщин в комнате. Краем глаза Анна видела, как он наклонялся к каждой и просил понюхать, как пахнет от его щек. Смех, да и только: замечание явно задело Брендона за живое.

Шелдон вышел из своего кабинета.

– Анна, – обратился он к ней, – мы ждем адвоката Мерфи. Он хочет поговорить с нами по защите – о фотографии и тому подобном. Так что когда он появится, отведи его в первую переговорную.

– Легкий хлеб, – сказал Блант, усаживаясь за стол, и Анна обернулась к нему. – Да противно! Его адвокат за одно это дело получит больше, чем я за год. И вообще, чего тут церемонии разводить, суд какой-то устраивать: и так все ясно, он же сам признался. К судье его оттащить, и пусть сажает на полную катушку. А еще лучше было бы вкатить этой скотине смертельную инъекцию. Лично я обеими руками за, только ведь никто из сволочных политиков и не заикнется о высшей мере – за места свои трясутся! Знаешь, сколько осужденных приходится у нас на одного инспектора службы пробации? Тридцать семь человек, и это не считая всякой мелюзги! Тридцать семь преступников, ты только подумай! Насильники, убийцы – и это их-то инспекторам полагается образумить, чтоб они не вздумали браться за старое. Ну разве не смешно? Хорошо, если по сорок минут на человека в неделю получится!

Гарри продолжал бы свою тираду и дальше, если бы не вмешался уже порядком раздраженный Брендон и не сказал, что адвокат Мерфи приехал и ждет в приемной.

Анна попросила Брендона проводить адвоката в переговорную номер один, как велел Шелдон.

Брендон был явно не в духе:

– Сама провожай, Тревис.

– И правильно, – вставил Блант. – Сама провожай, а то он до конца коридора не дойдет – не выдержит одеколонной атаки Брендона.

Брендон швырнул в Бланта книгу, и Блант расхохотался.

Анна пошла к двери и у выхода обернулась, чтобы спросить Брендона, как зовут адвоката. Брендон, уворачиваясь от смятой бумажки, запущенной в него Гарри Блантом, ответил, что адвоката зовут Люк Гриффитс и с ним надо держать ухо востро: это большой ловкач.

Анна ушла, а двое взрослых мужчин принялись перекидываться смятыми бумажками, как малые дети.

Люк Гриффитс тепло приветствовал Анну рукопожатием. Из приемной они прошли в тесную и душную комнату переговоров. Гриффитс галантно пододвинул Анне стул, а сам расположился напротив. На нем был элегантный костюм в тонкую полоску, голубая рубашка с белым воротничком и темный галстук. Белые манжеты, ухоженные руки с маникюром. Крупное лицо было идеально выбрито, волосы укладывал, по-видимому, парикмахер экстра-класса.

– Я не задержу вас, – произнес он негромким, хорошо поставленным голосом.

– Вам налить кофе?

– Нет, благодарю. В прошлый раз, когда я приезжал к вам, уже имел удовольствие отведать здешнего пойла, – ответил Гриффитс и, открыв портфель, вынул оттуда записную книжку, а из кармана пиджака тонкую золотую ручку. – Значит, вы детектив-инспектор Анна Тревис.

– Именно так.

– Как вам известно, Артур Джордж Мерфи – мой клиент. Я приехал к вам, чтобы прояснить кое-что, прежде чем я передам дело его барристеру.

Анна не ответила. Гриффитс какое-то время смотрел на пустую страницу, потом вывел на ней дату, взглянул на часы и проставил время.

– Вы встречались с сестрой мистера Мерфи, некой Гейл Данн, сейчас именующей себя Гейл Сикерт?

– Да.

– И она передала вам некую фотографию?

– Да.

– По этой фотографии впоследствии и опознали сообщника Мерфи, Вернона Крамера.

– Да.

– После чего вы обнаружили место проживания моего клиента.

– Да.

– Затем его арестовали, предъявив обвинение в убийстве Ирэн Фелпс.

– Да.

– Беседовали ли вы лично с мистером Крамером?

– Нет.

– А при допросе мистера Мерфи вы присутствовали?

– Нет.

Гриффитс записал что-то в блокнот и постучал ручкой по странице:

– Удивительно удачная находка, не правда ли?

– Да.

– Без этой фотографии вы не сумели бы выследить моего клиента.

– Вероятно.

На сей раз Гриффитс побарабанил ручкой по зубам:

– А вы понимаете, что Вернон Крамер обвиняется в умышленном укрывательстве преступника и в создании препятствий отправлению правосудия?

– Да.

– Неприятная парочка.

– Простите?

– Я сказал, неприятная парочка, но, увы, мы делаем то, что должны делать.

Анна промолчала.

– Мистер Мерфи теперь утверждает, что Вернон Крамер был соучастником в убийстве Ирэн Фелпс.

Анна даже откинулась на спинку стула. Вот это новость!

– Я лично сильно сомневаюсь в этом, – продолжал Гриффитс, – но тем не менее вынужден все проверить, потому что защита, разумеется, должна либо воспользоваться этим фактом, либо пренебречь им как явным измышлением.

– Насколько я знаю, мистер Мерфи признался в убийстве, но ни о каком сообщнике ни разу не упомянул, – сказала Анна. – Кроме того, по моим сведениям, анализ ДНК и экспертиза не подтверждают, что мистер Крамер тоже был в квартире миссис Фелпс.

– Так вы считаете, что он лжет?

– Я бы сказала – да.

– Скажите, а откуда у вас фотография мистера Крамера и мистера Мерфи?

– Ее дала мне сестра Мерфи, Гейл Сикерт.

– А имя Вернона Крамера вам тоже назвала миссис Сикерт?

– Нет. Она сказала, что имени его не может припомнить, помнит только, что говорил он с ньюкаслским акцентом и что через несколько месяцев он еще раз заезжал к ним.

– Получается, вы не знали, что у миссис Сикерт была когда-то связь с мистером Крамером?

Анна изумленно покачала головой:

– Нет. Она очень сердилась, что ее брат, мистер Мерфи, приехал к ним с этим человеком. Брата она не любит и не хочет поддерживать с ним никаких отношений. Она даже довольно прозрачно намекнула, что, когда она была еще подростком, он приставал к ней.

Гриффитс аккуратно записал все это и перевернул страницу.

– Значит, вам не показалось странным, что она хранит фотографию брата, который, по ее же словам, приставал к ней? Зачем хранить снимок такого человека?

– Понятия не имею.

– Видите ли, детектив-инспектор Тревис, мне сообщили несколько иную версию событий, а именно: как только миссис Сикерт вышла из комнаты, вы похитили у нее эту фотографию.

Анна гневно хлопнула ладонью по столу:

– Наглая ложь! Она сама дала мне снимок!

– У вас есть свидетели?

– Нет. Фотографию дала мне миссис Сикерт, я вообще не спрашивала, есть ли у нее фотографии брата. Она сама нашла ее в ящике шкафа и отдала мне. Ваш клиент, мистер Мерфи, видимо, сильно на нее обижен, или у них какие-то свои счеты. Вы очень умело манипулируете этой фотографией. А вы видели снимки тела Ирэн Фелпс? Вы знаете, что его нашла ее двенадцатилетняя дочь?

– Мне известно, что девочка…

– Ведь она всю жизнь будет помнить изуродованное, оскверненное тело матери! Она не забудет, как мать лежала, вся в крови, а ее убийца, ваш клиент, спокойно делал себе бутерброд тем же самым ножом, которым ее зарезал! – Анна в гневе оттолкнула свой стул. – Я не могу больше тратить время на разговор с вами, мистер Гриффитс! Как вы сказали, клиентов не выбирают, и сейчас ваш клиент – отвратительное, мерзкое животное. Надеюсь, вы спите спокойно, ведь вы же делаете все, чтобы облегчить его участь. А он должен сесть на всю оставшуюся жизнь!

– Детектив-сержант Тревис… – попробовал было прервать ее Гриффитс.

– Детектив-инспектор, с вашего позволения! И если захотите еще поговорить, встретимся в суде!

С этими словами Анна вышла и с грохотом захлопнула за собой дверь.

Створки дверей комнаты следственной бригады она толкнула так сильно, что они ударились о стены.

– Ну, Мерфи, ну, гадина! – вне себя от ярости крикнула она. – Теперь он говорит, что Крамер – его соучастник, и из-за этого подлеца мне устраивают форменный допрос…

К ней подошел Блант:

– Тише, ерунда все это, они блефуют. Ты же знаешь, эти типы, адвокаты, имя себе создают, ясно же, что дело решенное и в любом случае Мерфи признают виновным. Просто они хотят растянуть дело, вот и все.

Анна уперлась руками в бока:

– Господи, как же он меня взбесил!

Брендон сказал:

– Я тебе говорил, тот еще фрукт. Чего он хотел?

Блант протянул ей чашку с их действительно неважнецким кофе, и она пересказала весь свой разговор.

Брендон ухмыльнулся:

– А вдруг ты и правда взяла фотографию?

– Да нет же! Она сама мне ее дала!

– Значит, эта корова врет, и Мерфи тоже врет, ну и плевать. У нас есть надежное свидетельство экспертизы и есть признание этой мрази в убийстве. Если он сейчас начал толочь воду в ступе, значит, дело затягивается, суд откладывается, деньги тратятся, и все из государственного кармана!