Текст книги "Чистая работа"

Автор книги: Линда Ла Плант

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 26 страниц)

Шелдон нетерпеливым взмахом руки остановил его:

– Это мы и так знаем. Что еще?

– Так вот, она увидела мать, кинулась к соседке, та сразу вызвала полицию. До приезда полицейских из местного участка девочка была у соседей, потом ее отвезли к дедушке с бабушкой. Как я понял, она никого не видела ни в квартире, ни на улице, говорит, не знает, кто хотел бы убить ее мать, не знает, был ли у Ирэн друг, встречалась ли она с кем-нибудь. Я предложил бы поговорить с ней еще раз, в более подходящей обстановке. Получается, у убитой было совсем мало знакомых, она не слишком любила развлекаться, но ее уважали, обе семьи, которые живут по соседству, отзываются о ней очень хорошо. Соседи сказали, что ничего не видели и не слышали и уж никак не ожидали ничего подобного. Никакие рабочие в последние дни не приходили, других посторонних в доме тоже не было. Место там хорошо охраняемое, камеры ничего не зафиксировали.

Шелдон кивнул, потянул за узел галстука и взглянул на Фрэнка Брендона.

– У меня почти то же самое, шеф: уважаемая женщина, хороший работник, каждое утро сначала в школу, потом в библиотеку, домой возвращалась почти в одно и то же время. Получается, убийство произошло после четырех, но до возвращения дочери домой.

– Да, да, и это мы знаем, – оборвал его Шелдон, показывая на Анну.

Ее рассказ оказался несколько подробнее. В середине его Шелдон сел на свое место. Он зевнул, посмотрел на часы и, когда Анна закончила, встал и показал на доску:

– Что нашли о бывшем муже?

Фрэнк, не вставая с места, раскрыл блокнот:

– Он агент по недвижимости, человек довольно состоятельный, женился второй раз, в новом браке двое детей. В день убийства был в Девоне. Сейчас выехал к дочери, так что мы сможем с ним встретиться.

Шелдон сунул руки в карманы.

– Хорошо… Будем надеяться, что эксперты что-нибудь накопают, ведь пока что у нас ни черта нет. Продолжаем обход каждого дома, каждой квартиры, надо выяснить, может, кто-нибудь что-нибудь видел или слышал. – Он обернулся к Анне: – Что?

– А орудие убийства было из квартиры жертвы?

– Точно еще не установлено. Правда, в наборе кухонных ножей не хватает самого большого, еще один нож лежал в кухонной мойке. Скорее всего, этот подонок отрезал себе хлеба и сделал бутерброд. Надеюсь, получим ДНК и хоть пару отпечатков, но, как я уже сказал, надо подождать, что они там нароют. Пока что внимательно просмотрите записи всех видеокамер в районе места убийства. На этом все. Сбор завтра в девять утра.

Анна удивилась, она впервые участвовала в следствии, которое работало строго с девяти до пяти. Она еще никогда не видела, чтобы комната бригады так стремительно пустела, только делопроизводители оставались что-то доделывать.

Анна собиралась заскочить на квартиру к Ленгтону, чтобы забрать почту, но, пока доехала домой, приняла душ, переоделась, было уже половина седьмого. Анна знала, что на автостраде М4 на выезде из Лондона в это время всегда пробки, так что нечего и рассчитывать добраться в Глиб-хаус раньше восьми. Она еле тащилась в своем ряду и все размышляла об этом деле. Выходило совсем тоскливо: так не похоже на работу с Ленгтоном, энергичным, не знающим усталости, не дающим покоя всем вокруг, всегда добивающимся результата. Она работала на многих делах, и до Ленгтона, и после, но, честно говоря, ни один старший инспектор ему и в подметки не годился.

Ленгтон уже дожидался ее, сидя в кресле-каталке в пустой комнате отдыха. Увидев Анну, он мрачно улыбнулся:

– Я тебя уже и не ждал.

– Знаешь, я сегодня начала новое расследование – жертву убили в ее же квартире, тело нашла дочь.

– Кто ведет? – мрачно поинтересовался он.

Анна назвала Шелдона и перечислила его команду, Ленгтон хмыкнул:

– Ноль без палочки! Терпеть не могу ни его, ни этого его громилу – мнит себя Бертом Рейнольдсом. Тоже мне кинозвезда! Торчал бы меньше в качалке, может, больше времени на работу оставалось бы… Пустышка!

Анна усмехнулась, он всегда не очень-то жаловал своих коллег по расследованию убийств, но сейчас высказал то, что у нее самой было на уме.

Ленгтон обвел пустую комнату рукой:

– Все кино смотрят – сидят, уставились в плазменный экран, ржут как кони.

– Что за кино?

– Понятия не имею. Опротивело мне здесь все: то ругаются, то стонут, то жалуются, и так без конца. Как будто к Стене Плача попал!

Он перевел дух и спросил, не привезла ли она почту. Она извинилась и сказала, что заберет ее завтра.

– Да ладно, не заморачивайся.

– Ничего. Просто вечером мне было некогда.

– Могу поспорить, Шелдон закруглился ровно в пять. Он ведь как часы: в девять начали, в пять – всё, до свидания.

Она, соглашаясь, засмеялась. Но ведь пока нет результатов из лаборатории и от экспертов, мотив преступления неясен и круг подозреваемых не определен.

Ленгтон взлохматил рукой волосы:

– Знаешь, когда о ДНК еще и понятия не имели, а эксперты не выезжали на работу в белых халатах, у нас, может, и не было столько доказательств, но никто и не выслуживался, а теперь все ждут научных подтверждений, однако иногда и это не помогает…

Анне вовсе не хотелось подробно говорить об этом деле, но Ленгтону было явно интересно. Она пересказала ему главное, он немного помолчал, а потом сказал, что не мешало бы проверить все общежития и учреждения социальной реабилитации бывших осужденных, расположенные в том районе.

– Похоже, будто ненормальный или подонок следил за тем, куда и когда ходила его жертва.

– Да, я тоже об этом подумала, район там не очень спокойный.

Он скривился от боли и потер колено.

– Что с тобой?

– Ничего. Парень-физиотерапевт так массирует мне колено, будто в регби играет, боль адская, но все равно больше пары шагов пройти никак не могу. Мне даже принесли раму такую, знаешь, с которой старики ходят. Так я им сказал, как только увидите, что я с этой штукой ползаю, сразу колите мне смертельную дозу морфия, и все дела!

Анна пробыла у Ленгтона почти два часа, потом он как-то сразу устал. У него слипались глаза, и она сказала, что сейчас уйдет, а завтра вечером снова приедет. Она уже встала, но он взял ее за руку:

– Слушай, нечего тебе кататься туда-сюда каждый день. Если ты совсем с этим делом зашиваешься, позвони, и хватит.

Она поцеловала его, и он крепко сжал ее ладонь:

– Прорвусь. Может, выйдет дольше, чем хотелось бы, но обещаю, в следующий раз, когда приедешь, встречу тебя стоя.

Она еще раз поцеловала его и ушла, оставив Ленгтона одиноко сидеть среди бесполезных для него спортивных тренажеров. Она не сказала ему, что хочет найти старшую медсестру, чтобы узнать, как у него идут дела.

Анне пришлось ждать почти полчаса. Сестра оказалась великаншей, ростом под метр восемьдесят, с широкой, очень приятной улыбкой.

– Что сказать… Он больной не из простых, всем тут дает прикурить, но очень упорный, очень. Только, видите ли, все это затянется на более длительное время, чем он думает. С коленным суставом не шутят. Я знаю, как ему больно, иногда ему лучше бы остановиться, не перегружать себя, но он отказывается, требует, чтобы ему дали болеутоляющее. Он недавно сильно расшибся: попробовал встать, поработать с тяжестями, только с таким ранением в грудь, как у него, надо быть осторожнее, не торопиться.

– Сколько он здесь пробудет?

– Обычный курс лечения – две недели, потом больные могут отправляться домой. Если надо лечиться дальше, они возвращаются к нам, есть такие, что месяцами ездят туда-сюда. Мне кажется, за Джеймсом надо будет наблюдать еще с полгода, не меньше.

– Как с полгода?

– Вот так. И то я не могу обещать, что он сможет ходить без посторонней помощи. Но если бы дело было только в этом… Он не может – или не хочет – успокаиваться, и рвение, с каким он стремится в тренажерный зал, совершенно понятно. Всем им кажется, что если заниматься до изнеможения, то не останется сил думать, разбираться в своих чувствах. Очень жаль, что в прошлом году разрушили систему поддержки таких офицеров, как Джеймс. Там такая дружба была, столько юмора! Меня очень волнует его изолированность, он не хочет вступать в контакт ни с кем из пациентов, а это рано или поздно закончится депрессией, я уверена.

По дороге домой Анна сама чуть не впала в депрессию. Только после часа ночи она добралась наконец до постели и от неимоверной усталости тут же провалилась в сон. Включить будильник она даже и не подумала, так что утром ей пришлось добираться в Брикстон в самый час пик.

Совещание уже началось, когда она тихо вошла в комнату и села за свой стол. Как она и предполагала, Шелдон распорядился проверить всех мужчин в этом районе, находящихся под надзором.

– Принимая во внимание жестокость, с которой было совершено нападение, искать надо, вероятно, того, кто уже привлекался за преступления, связанные с насилием. Так что давайте за работу, и посмотрим, сможем ли мы добиться за сегодняшний день лучших результатов.

Анна ничего не сказала. Она видела, как Блант и Брендон о чем-то посовещались с Шелдоном, затем разошлись. Шелдон сделал ей знак рукой, чтобы она зашла к нему в кабинет.

– Опоздали, – коротко бросил он.

– Да, извините, попала в пробку.

– Это не оправдание. Дисциплина превыше всего.

– Извините. Что нового от экспертизы? – быстро перевела она разговор.

– Ничего особенного. Вообще-то, я как раз собираюсь ехать туда, если хотите, можете присоединиться.

– Спасибо.

В напряженном молчании Анна устроилась на заднем сиденье патрульной машины и всю дорогу слушала, как Шелдон говорит со стоматологом. Так она решила, потому что Шелдон расспрашивал о корневых каналах и о цене, потом заговорил об имплантатах, потом опять о цене и, наконец, выругавшись, согласился перезвонить.

– Что-то с зубами? – спросила Анна.

– Не у меня, у жены, но врач частный и берет очень дорого. Полгода назад она ставила коронки на четыре передних зуба, вышло больше трех тысяч.

– Да, дорого, – вежливо, но рассеянно отозвалась она.

– Как у него дела?

– У кого, простите?

– У Ленгтона. Я слышал, состояние его было безнадежным.

Анна почувствовала, как у нее напряглась рука.

– Вовсе нет! Он скоро выписывается из Глиб-хауса, – соврала она в ответ.

– Да, он борец, с этим я спорить не буду, только, честно говоря, я его никогда не понимал. Возможно, именно поэтому он так и не дослужился до суперинтенданта. Может, хоть теперь получится, если его кинут на какую-нибудь бумажную работу.

Анна закусила губу.

– По-моему, он вполне способен вернуться в отдел.

– Да, конечно, так все говорят, только, знаете ли, просто так тоже не увольняют.

Ей захотелось как следует двинуть Шелдона по красной шее.

– Ему надо хорошенько подлечить колено физиотерапией, вот и все, – ответила она.

Шелдон обернулся, опершись рукой на спинку сиденья:

– Вы, наверное, часто будете туда ездить, так что передавайте от меня привет.

– Передам.

Анну задел этот прозрачный намек на близкие отношения с Ленгтоном, она очень старалась, чтобы их частная жизнь была именно частной.

– Я знавал его первую жену, – продолжал тем временем шеф. – Индианка, очень красивая женщина. Умерла от злокачественной опухоли, никто не ожидал.

– Да, вроде бы так.

– Он очень тяжело это переживал, впрочем, чему тут удивляться. По-моему, тогда он тоже попал в Глиб-хаус, хотя точно не помню.

– Нет, он там в первый раз.

– Ну, вы же знаете, слухи расползаются быстро.

– Да, знаю, – ответила Анна и откинулась на спинку сиденья в надежде, что разговор на этом закончится.

– Мы с вашим отцом работали вместе, – не унимался Шелдон. Как будто ему одного Ленгтона было мало, теперь еще и об отце вспомнил! – Да, знаете, всегда в форме. Характер был, скажу я вам, – поджилки тряслись у любого, – горяч, очень, очень похож на Ленгтона. Бумажную работу просто терпеть не мог. А сейчас он бы вообще от нее взвыл: на каждый чих объяснение надо писать.

К счастью, разговор оборвался, потому что они въехали на парковку морга.

В отличие от Ленгтона, Шелдон вел себя как настоящий джентльмен: открыл дверцу машины и пропустил Анну вперед, даже предупредил, чтобы она надела халат, как будто она никогда раньше не была на вскрытии.

Ирэн Фелпс дорого отдала свою жизнь. Руки были похожи на лоскутное одеяло: так их исполосовали раны, которые она получила, обороняясь. Щеки, шея и глаза были изрезаны крест-накрест, правый глаз проколот насквозь. Она умерла от удара, нанесенного точно в сердце: большой кухонный нож по самую рукоятку вошел в грудь. После этого ее еще извращенно изнасиловали. Из спермы и крови напавшего уже выделили ДНК.

Когда они с Шелдоном ехали обратно в участок, Анна продолжала хранить молчание.

Минут через пять Шелдон заговорил.

– Ну и что вы обо всем этом думаете? – спросил он, не оборачиваясь, Анна сидела позади него.

– Налицо жестокое нападение убийцы, который оставил ДНК и, скорее всего, отпечатки на ноже и по всей квартире.

– И…

– И я не думаю, что ограбление было его движущим мотивом, после убийства он, возможно, пошарил по квартире, но пришел он туда явно с целью убить. Он…

Шелдон перебил ее:

– Почему вы так говорите?

– Потому что раны очень тяжелые. Я думаю, он воспользовался удобным случаем, а не хладнокровно планировал.

– Продолжайте.

– Следов взлома нет, значит, возможно, он держал свою жертву, когда она открывала дверь. Из того, что я видела в квартире, не следует, что он профессиональный взломщик. Больше похоже, что после убийства и сексуального удовлетворения он начал буйствовать: расшвырял вещи, искал хоть какие-нибудь ценности. Мы знаем, что на одежде у него должны быть пятна крови, а так как никто не видел убийцу возле дома жертвы, он, вероятно, где-то спрятался и только потом вышел наружу.

Шелдон обернулся к Анне:

– Очень хорошее наблюдение!

– Ну, все это очевидно. Еще я думаю, что у него может быть судимость за изнасилование, страдает психической неустойчивостью; убивать он, может, и не убивал, но уверена, что это с ним не в первый раз.

– Что именно?

– Нападение. Секс был уже после смерти жертвы или, по крайней мере, при ее агонии. На умысел ничто не указывает, правда, он как-то проник в квартиру жертвы, то есть она могла его знать или хотя бы где-то встречала. Я не имею в виду, что они были хорошо знакомы, но она могла его где-нибудь видеть, и это опять наводит меня на мысль, что живет он неподалеку. Возможно, он поджидал ее, увидел, что она пришла домой, вошел следом и вынудил ее впустить его. Как мы знаем, с момента возвращения Ирэн домой и до того, как дочь обнаружила тело, прошло совсем немного времени, то есть все случилось меньше чем за час.

– А что вы думаете насчет бутерброда, который он себе сделал?

Анна пожала плечами:

– Проголодался.

На совещании Шелдон чуть ли не слово в слово повторил то, что сказала ему Анна. Она слушала и не верила своим ушам: Шелдон преподносил ее выводы так, будто сам до всего додумался. Отчет экспертизы наконец поступил: в кухне, коридоре и кабинете квартиры, где была убита Ирэн Фелпс, убийца оставил волокна ткани, два волоса и отпечатки пальцев.

К пятнадцати минутам пятого они вычислили подозреваемого, у которого была судимость преступления на сексуальной почве. Артур Джордж Мерфи, сорока семи лет, получил пожизненный срок за жестокое нападение с целью изнасилования, но отсидел меньше тринадцати лет. Другими словами, его выпустили под честное слово! Лет тридцать назад у того же Мерфи уже был срок за нападения на людей. Этот насильник со стажем, пусть даже выпущенный под честное слово и находящийся под надзором, спокойно мог убить Ирэн Фелпс.

Занявшись личностью Мерфи, они узнали о его прошлом еще больше. Сведения оказались просто поразительными. Несмотря на такую бурную жизнь, Мерфи считался малоопасным, хотя очевидно представлял угрозу. Даже после поверхностного изучения его дела всякому становилось ясно, что Мерфи не должен и носа показывать на улицу. Все началось в 1975 году, когда его осудили за нападения на женщин. В 1990 году он получил девять лет за изнасилование. Через шесть лет в Олд-Бейли, Центральном уголовном суде, установили, что нападал он на своих жертв с какой-то нечеловеческой жестокостью. Его приговорили к пожизненному сроку за изнасилование под угрозой смерти.

За несколько часов они узнали адрес Мерфи – проживал он через две улицы от Ирэн Фелпс. В прессе и на телевидении поместили объявления с предупреждением об опасности, которую он представлял, и просьбой немедленно обращаться в полицию, если кто-нибудь его увидит. В общежитии, предоставленном Мерфи службой пробации, обнаружились его вещи: перепачканная кровью одежда, кроссовки со следами крови на подошвах и шнурках, кипы порнографических журналов и разные мелкие вещи, принадлежавшие Ирэн Фелпс. Были еще справки из отдела социального обеспечения, телефоны службы пробации, а также двадцать два фунта наличными, положенные в конверт. Однако самого Мерфи не было, в общежитии его не видели уже два дня.

Шелдон просто взбесился, когда стали известны все эти подробности. Он стоял у стола и яростно тряс головой. Ни из службы пробации, ни из районной службы надзора за преступниками никто даже не удосужился сообщить в полицию об исчезновении Мерфи, и это уже выходило за всякие рамки. От злости лицо Шелдона стало темно-багровым.

– Поверить не могу! Этого подонка освобождают от пожизненного срока за изнасилование, он свободно выходит из своей общаги, убивает женщину, и никому дела нет! Служба пробации только и может, что ныть о недостатке финансирования и нехватке кадров, особенно здесь, в Лондоне; они нам даже не помогают, да, помощи от них – ноль, потому что этот сукин сын где-то здесь, и мы знаем, что он снова возьмется за старое!

Анна дала Шелдону выговориться – она была, в общем-то, согласна с ним: вся система – сплошной фарс. Надзор за Мерфи осуществлялся действительно из рук вон плохо.

– Я тут подумала, сэр, а что мы знаем о родителях Мерфи, о его родственниках? Нам известно, что он сбежал из общежития, не взяв с собой даже денег, значит, теперь он где-то скрывается. Возможно, его кто-то держит у себя или прикрывает.

– Кто же будет прикрывать такого зверя? Только не говорите мне про материнскую любовь – если мать его прячет, значит, они одного поля ягоды.

– Что-нибудь известно о его родителях?

– Ну да, какая-то сучка ощенилась… – Шелдон быстро пролистал папку. – Отец умер восемь лет назад. Мать зовут Берил Данн – бог знает, где она теперь. Брат умер, а вот младшая сестра Гейл Данн жива, только адрес ее не известен. Мы можем разыскать ее, но я хочу, чтобы вы поехали в отдел службы пробации, пусть дадут о нем самые подробные сведения.

Инспектор отдела службы пробации, который должен был осуществлять надзор за Мерфи и ему подобными, оказалась на удивление молоденькой девушкой. Изящная, опрятно одетая, в больших очках без оправы, она держалась неприветливо, словно заведомо отвергая любые претензии.

– Да будет вам известно, у нас под надзором более двухсот тысяч преступников.

– Но не в одном же районе, – как можно миролюбивее возразила Анна.

– Конечно нет, но и здесь их больше сотни. Я хочу сказать, что из этих двухсот тысяч примерно сто человек повторно совершают серьезное преступление. Это примерно процент.

Анна стиснула зубы:

– Меня интересует один конкретный преступник – Артур Джордж Мерфи.

– Да, да, понимаю, но я же вам объясняю: на нас давят, а фактически обвиняют во всех грехах, хотя у нас просто ресурсов нет, чтобы наблюдать за преступниками, даже за такими, о которых мы знаем, что они представляют большую, очень большую угрозу.

Анна глубоко вздохнула:

– Это лишь общие слова. А вот вам факт: Артур Мерфи беспрепятственно вышел из общежития и убил беззащитную женщину. Я пришла к вам не затем, чтобы слушать о трудностях, которые испытывает служба пробации, хотя для вас, конечно, это головная боль, да и вообще, все это очень печально. Мне нужны от вас имена знакомых, родственников, людей, с которыми он контактировал и которые, возможно, его укрывают.

– Мне запрещено разглашать личные сведения.

Тут терпение Анны лопнуло. Она вскочила и что было силы шарахнула ладонью по столу инспекторши:

– Ирэн Фелпс изнасиловали, надругались над ней, перерезали горло, искромсали тело, а ее двенадцатилетняя дочь все это обнаружила. Теперь она до конца своих дней будет вспоминать этот кошмар. Мы должны найти того, кто это сделал, и предъявить ему обвинение; мы должны изолировать его от общества, и теперь уже пожизненно. Так что будьте так добры, помогите мне, насколько это в ваших силах, а не ищите оправданий бездарной работе вашего отдела!

Анна так рванула дверцу своего «мини», что бедная машина покачнулась. У нее просто в голове не укладывалось, что она потратила кучу времени, а разыскала всего троих человек, к которым мог обратиться – или не обратиться – предполагаемый убийца. Его сестра Гейл Данн предпочла исчезнуть, после того как братец схлопотал срок за изнасилование, – уехала из Лондона в надежде оборвать с ним все связи. Двое других, как оказалось, недавно вышли из тюрьмы, где отбывали срок вместе с Мерфи. Их расселили в Лондоне по разным общежитиям, один был с электронным браслетом, так что найти их не составляло труда.

Вернувшись к себе в участок, Анна сообщила о том, что ей удалось добыть. Розыск двух бывших заключенных взял на себя Блант, ей же с Брендоном предстояла поездка к сестре Мерфи. Перспектива нюхать его одеколон на протяжении всего пути в Нью-Форест вовсе не улыбалась Анне. Она предпочла бы отправиться туда одна. Когда она предложила это, Шелдон, по своей отвратительной привычке, указал на нее пальцем и сказал:

– Это опасный человек. Я ни в коем случае не позволю вам ехать одной к его сестре. Если он там скрывается, что вполне возможно, никто из вас не имеет права рисковать. Так вот, я уже позвонил полицейским в Нью-Форест, чтобы они вас подстраховали. Как только приедете, звоните им в участок, чтобы они были начеку. Инспектор Тревис, вы теперь работаете не с безрассудным Ленгтоном, я своих берегу. Ну что ж, в путь!

Анна не ответила. Хотя Шелдон уже начинал ее доставать, она понимала, что тут он прав. Мерфи мог скрываться где угодно, и его на самом деле стоило опасаться.

Было установлено, что сестра Мерфи, Гейл Данн, проживает в Нью-Форесте. Поначалу, уехав из Лондона, она взяла фамилию Саммерс, но теперь была известна как Сикерт. Гейл снимала одноэтажный дом с множеством хозяйственных построек, она держала огород и свиней для продажи. Судя по состоянию жилья и земли, дела у нее шли неважно. Калитка болталась на петлях, а дорожка, ведущая к дому, была в сплошных выбоинах и лужах. На участке повсюду стояли ржавые остовы машин без колес. На лысом пятачке, который и назвать-то лужайкой было нельзя, валялись игрушки и детские велосипеды.

Брендон потянул носом и брезгливо сморщился:

– Господи, чем это так воняет?

– Свиньями. Вон там, позади дома, загоны.

Брендон настороженно огляделся по сторонам:

– Знаешь, а шеф был прав. Не нравится мне это место. Позвоню-ка я, пусть нас подстрахуют. Если Мерфи сидит где-нибудь в сарае, он запросто может рвануть отсюда.

– Может, тогда пусть они лучше сами его ищут, а нам не стоит и время тратить?

Анна проследила за его взглядом. Дом просто утопал в грязи.

– Что, боишься туфли испачкать?

Брендон сверкнул на нее глазами и отошел от входной двери, чтобы позвонить по мобильному телефону. Ей он махнул рукой, указывая, что надо пройти вперед и нажать кнопку звонка. Анна так и сделала, но ничего не услышала, тогда она нажала еще раз.

Брендон подошел к ней:

– Выехали сюда на двух машинах. Никто не отвечает, что ли?

– Звонок не работает, – ответила Анна и постучала в дверь.

Брендон подошел к окну, сложил руки ковшиком и попробовал заглянуть внутрь, потом опять вернулся к Анне:

– Не нравится мне здесь, давай подождем полицейских, тогда и зайдем.

Анна кивнула и посмотрела на часы:

– Может, она забирает из школы детей… Известно, с кем она живет? Что-то часто фамилию меняет.

– У них нет сведений. – Брендон сходил взглянуть на теплицы и сараи за домом и снова вернулся к Анне. – Чтобы спрятаться, лучше места не найдешь, правда? О господи, до чего же воняет. Как она только живет тут с детьми?

Анна кивнула: все вокруг казалось заброшенным. Как и Брендон, она попробовала заглянуть в окно.

– Давай сходим за дом, – предложила она.

Брендон отрицательно покачал головой:

– Нет, подождем.

– Собаки нет.

– Что?

– Я говорю, собаки нет. Обычно в частных домах держат собаку – сажают на цепь или выпускают бегать по участку. От этой тишины как-то неуютно.

– Да-а, – вздохнул он. – Ладно, я схожу за дом, а ты стой здесь. Ребята должны подъехать с минуты на минуту.

Анна снова кивнула, с улыбкой глядя на то, как Брендон закатывает брюки, чтобы пройти по грязной дорожке. Только он завернул за угол, как она услышала звук, похожий на мяуканье, сначала она так и подумала, что это котенок, но, прислушавшись, поняла, что плачет ребенок.

В это время на дорожку въехали две патрульные машины. Анна поспешила к ним навстречу и махнула рукой, чтобы одна машина завернула за угол, где был сейчас Брендон, а вторая подъехала к входной двери.

– На звонок не ответили, но в доме кто-то есть. Мне кажется, нужно громко постучать, чтобы вас услышали. Если и после этого никто не откроет, ломайте замок.

Появился Брендон в сопровождении одного из патрульных, другой пошлепал по грязи к сараям. У загонов вонь от свиней была просто тошнотворной. Дойдя до крайнего сарая, полицейский услышал, как остальные громко стучат в дверь.

– Полиция! Откройте, полиция!

Брендон подергал заднюю дверь, она тоже была закрыта на замок. Он отступил на шаг, навалился на дверь плечом один раз, другой, но только совместными усилиями с патрульным они смогли открыть ее.

В это время Анна с двумя другими полицейскими взломали входную дверь и оказались в прихожей.

– Полиция! Выходите, полиция!

Из дальней комнаты показалась маленькая перепуганная девочка, одетая в пижаму. Анна наклонилась к ней и раскрыла руки:

– Не бойся, малышка. Подойди сюда. Ну, подойди ко мне.

Девочка стояла как вкопанная, так что Анне пришлось сделать несколько шагов навстречу. Она обернулась к офицерам и, не повышая голоса, попросила их осмотреть переднюю комнату, где, как ей показалось, шевельнулась занавеска.

Анна присела на корточки перед девочкой:

– Где мама?

Девочка расплакалась.

– Как тебя зовут? Ну, не бойся меня. Подойди поближе, скажи, как тебя зовут?

Девочка заплакала громче, когда офицеры вышли из передней комнаты и доложили, что там никого нет.

Брендон тем временем осматривал кухню, в ней громоздились грязные тарелки и немытые сковороды. Он прошел в прихожую:

– В кухне пусто, но кто-то второпях сбежал.

Анна уже успокоила девочку и держала ее на руках.

– Не знаю, может ли она говорить, но она вся мокрая, а в гостиной тоже никого нет.

Брендон кивнул и открыл дверь спальни: грязное белье, три неубранные постели, детская кроватка. Повсюду раскиданы игрушки.

– Пусто, давай посмотрим здесь.

Оставалась только одна комната. Брендон очень осторожно приоткрыл дверь, отшатнулся и только потом широко распахнул ее.

Это была хозяйская спальня: кровать в полном беспорядке и тоже никого.

– Где мама? – опять спросила Анна девочку, которая наконец затихла, от нее несло мочой и, похоже, кое-чем еще. – Мамы нет дома, да?

В заднюю дверь вошел офицер, который осматривал сараи во дворе:

– Никого нет, но для подробного осмотра нам нужно больше людей. Тут все в запустении… есть куры, свиньи, коза, но больше из живых никого не заметил.

Брендон пожал плечами:

– Ну и что из этого следует?

Анна отнесла девочку в детскую и усадила ее там на стульчик.

– Ты знаешь, где мама? – снова начала она.

Ответа не было. Анна вздохнула, девочка молчала, точно немая, и перепуганно смотрела на нее широко открытыми глазами.

В дверном проеме показался Брендон. Анна посмотрела на него:

– Как ты думаешь, мне переодеть ее? Она вся мокрая и воняет.

– Я бы не стал, ну а ты как хочешь.

– Давай я тебя переодену.

Девочка молча отшатнулась от нее.

Тут они услышали, как к дому подъехал джип, это был старый «мицубиси» марки «сегун», он грохотал так, как будто был без глушителя. Брендон уже подошел к передней двери, когда из машины выпрыгнула женщина и с громкой бранью побежала к дому:

– Что случилось? Черт возьми, что тут происходит?

Она была высокая и тощая, в джинсах, резиновых сапогах и застиранной футболке, с завязанной на поясе мужской курткой.

Брендон остановил ее у двери:

– Гейл Сикерт? Детектив-инспектор Брендон.

– Да что случилось? – Она попробовала отпихнуть его и позвала: – Тина! Тина!

– Успокойтесь, дорогая. Это ваша малышка?

– Что случилось? А ну, пусти!

Брендон встал в проеме двери:

– С ребенком все в порядке. А вы не волнуйтесь. Нам нужно поговорить.

Анна вынесла девочку.

Гейл разрешили подойти к ней. Она крепко обняла дочь.

– Уроды полицейские, дверь мне сломали. В чем дело?

Брендон вывел офицеров на улицу и попросил их подождать в патрульных машинах.

Гейл переодела Тину и вывела из машины старшую дочь Шерон. Ей было лет семь, похожая на беспризорницу, худенькая, белобрысая, с прилизанными волосами и покрасневшими веками.

– Я поехала забрать ее из школы и отвезти моего Кита к другу, поиграть. Меня и не было-то всего минут двадцать. Вы же не будете докладывать об этом в эту чертову социальную службу, нет?

Анна попросила Брендона подвинуться, Гейл одной рукой начала качать переставшую наконец плакать Тину, а другой прижимала к себе Шерон.

– Гейл, извините, что мы вас так перепугали.

– Да вы просто вломились в дом, у вас никакого права на это не было, ребенок вон весь дрожит. Нет у вас такого права – в дом вламываться.

– Гейл, у нас есть такое право. Мы ищем вашего брата.

– Нет его тут! Я бы его, ненормального, и на порог-то не пустила. Я на вас жаловаться буду!

– Вашего брата разыскивают по подозрению в убийстве.

– А мне-то что? Сколько раз он садился, я уже со счета сбилась, а толку? Посадят – выпустят! Он больной, на всю голову больной. Я уже много лет его не видела, да попробовал бы он сюда сунуться, мой как муху его прихлопнет.

Гейл захлюпала носом. Младшая девочка, Тина, заметив это, снова расплакалась. Общее настроение передалось Шерон, и она, разревевшись, прижалась к матери.

Анна поставила на плиту чайник. Он весь был покрыт слоем жирной грязи, а в раковине валялись немытые тарелки. В кухне было отвратительно.

– Где ваш муж? – спросила она.

Гейл шмыгнула носом и вытерла лицо тыльной стороной ладони.

– Он ушел, когда я сюда переехала, смылся, гад!

– В смысле, мистер Саммерс?

– Ну да. Я поменяла фамилию на Сикерт, потому что живу сейчас с другим.