Текст книги "Черными нитями (СИ)"

Автор книги: Лина Николаева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 30 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Глава 8. Л-Арджан

Рейн настороженно прислушивался, приглядывался, как пёс, который хотел учуять след. Весь Лиц гудел. Повсюду слышалось: «Король сошёл с ума», «Совет продался», «Близятся выборы». Горожане собирались небольшими группами, шепотом передавали услышанное на площади и тут же расходились.

По улицам разгуливали напыщенные гвардейцы в сине-серебряной форме, суровые полицейские в алом. То тут, то там мелькали тени инквизиторов в чёрно-синем и чёрном – Второе и Третье отделения выискивали тех, кто мог замыслить заговор.

Весеннее солнце с каждым днём пекло сильнее, всё расцвело, воздух наполнился сладким ароматом цветов, но казалось, вот-вот разразится гроза. Город напоминал огромного зверя, который проснулся, почуял опасность и начал скалиться.

Впереди показалось мрачное здание дома Инквизиции. Рядом с ним снова стояла белёная тележка под навесом, а возле неё – усталый старик в потёртом пиджаке.

– Эй, мальчик, купишь капусту? – он встретил той же фразой.

Рейн покачал головой. Вот сумасшедший!

– А совет послушаешь?

Остановившись, практик медленно кивнул. Старик ответил:

– Когда мне было двадцать, я усвоил вторую истину: в мире, где все уродливы, красота сама становится уродством.

– Спасибо! – воскликнул Рейн и пошёл к Чёрному дому. А старик-то не промах. Эти бы слова – да сказать Совету. Разве не сделал он демонов этим самым «уродством»?

Рейн привычно замер перед дверью, ещё раз оглядел улицу перед ним и потянул дверь на себя. Сегодня в огромном холле было тихо. Слева от входа за столом из чёрного дерева сидел молодой мужчина и старательно писал. Перед ним стоял паренёк лет четырнадцати, согнув спину, как старик, и крепко обхватив себя руками. Зубы выбивали дробь.

Рейн посмотрел с сочувствием. Видел он таких уже, сам был на их месте. Даже отчаянный смельчак боялся перевоспитания. В народе болтали о чудовищных пытках, и каждый любил рассказать о «знакомом» парне или девушке, который не пережил истязаний, а его искалеченное тело потом нашли в сточной канаве рядом с Чёрным домом.

На самом деле были кнуты и калёное железо, а также голод и бесконечные проповеди. Ребёнок на перевоспитании получал один раз в день – краюшку хлеба, два раза – порцию боли и три – разговор с церковником. Считалось, что вместе это научит смирению и послушанию.

Как же. Спине стало горячо и больно, словно по ней снова прошлись кнутом. Рейн повёл лопатками и снова глянул на мальчишку. Он остановился и громко сказал:

– Это не твоя смерть. – И тут же пошёл к лестнице.

Так говорил старик, который сидел в камере напротив. Рейн видел его сквозь маленькое оконце на двери. Тот явно держался из последних сил и самому себе шептал эти слова подобно заклинанию. Спустя неделю, как Рейн попал на перевоспитание, старик пропал. Видимо, он нашел «свою» смерть, но мальчик тоже стал шептать так раз за разом, до и после каждого удара.

– Помолчи, ноториэс, – рявкнул мужчина за столом.

Рейн обернулся на него, выставил средний палец и поднялся на третий этаж. Перед дверью кабинета Энтона из стороны в сторону расхаживал Анрейк. Парень пришёл без маски, в новой одежде. Он остался в чёрном, но тонкая ткань рубашки и короткий плащ с вышивкой по краям так и выдавали, что он уже не готов быть практиком – в таком неудобно драться, прятаться или бежать.

– Рейн, – парень кивнул и попытался улыбнуться, но улыбка вышла неискренней. – Зачем ты идёшь к киру Д-Арвилю?

Рейн настороженно посмотрел на Анрейка и промолчал.

– Ты виделся с Эль, да? Она тебе что-то рассказала?

Рейн продолжал молчать. Анрейк скрестил руки на груди и грозно произнёс:

– Если ты не прекратишь это, я расскажу ей, зачем она тебе на самом деле!

– И лишишь Д-Арвиля информации? Не боишься вернуться в практики? Ты уже сказал, что тебе девчонка дороже службы?

– Она спасла меня! После этого я буду совсем бесчестным человеком, если позволю тебе так обращаться с ней!

Рейн закатил глаза и фыркнул.

– Если хочешь знать, твоя Эль не такая святая. Она поспорила с друзьями, что заговорит с практиком и пойдёт с ним на свидание. Это была просто игра, понимаешь? Кто станет общаться с практиком, а? Не важно с тобой или со мной. Она хоть раз за вечер подошла к тебе?

Анрейк молчал.

– Д-Арвиль сказал верно: если хочешь продвинуться, перестань играть в благородство. Никому оно к чёрту не нужно. Иначе бы ты был куда выше ноториэса.

Анрейк покачал головой.

– Ты из благородного рода, Рейн. Тебя воспитывали так же, как меня.

– И мы оба оказались в дерьме. Так чего стоит такое воспитание? Я не из благородного рода, я – ноториэс, вот моё происхождение.

Рейн прошёл мимо Анрейка, коротко постучал и вошёл. Место секретаря пустовало, но дверь в кабинет Д-Арвиля оказалась открыта.

– Входи, – сказал Энтон. – Садись, – он указал рукой на кресло напротив стола.

Глава отделения сегодня был собран и внимательно разглядывал карту Лица и его окрестностей. На ней виднелось несколько отмеченных точек в разных районах города: в богатом Ре-Эсте, тянущемся вдоль берегов реки, в старинном Прине – центре Лица, в сером Томе, полном торговцев и дельцов, в весёлом Рин-Рине с его игорными домами и борделями и даже в бедной грязной Таре, которую в народе называли Канавой.

– Не тянись так, Рейн, шею свернёшь, – усмехнулся Энтон и свернул карту.

– Покупаете новый дом?

– Ищу вам место для работы. Такое, где можно держать парочку плохих людей, чтобы их никто не слышал, переночевать при необходимости, но откуда легко удрать в любой момент.

Рейн выпрямился. Да это же шанс для него! Надо найти подходящее место, и Энтон не поскупится на награду.

– Анрейку понравится работа в таком месте? – фыркнул Рейн.

Энтон закатил глаза:

– Ты что, там будет работёнка для тебя! Анрейка я отправлю туда, куда ты ещё не заслужил вход.

– Куда? – спросил Рейн с вызовом.

– В мир благородства и богатства, – Энтон подмигнул. – В семьях великих и достойных родов сейчас его примут лучше, чем тебя.

Рейн потёр клеймо и опустил глаза. «И что?» – едва не прокричал он.

– Право быть ноториэсом, – тут же шепнул Аст. Рейн открыто посмотрел на Энтона и ответил:

– Я – Л-Арджан. Мой род идёт от Арейна, первого из соратников Яра. Может, сейчас у моей семьи нет того дома под красной черепицей и нет паромобиля, и даже повозки с лошадью, но это не делает нас ниже других. Я сполна искупил всё. Я не хуже ни одного из этих великих или благородных родов.

Энтон откинулся на спинку кресла и улыбнулся. Рейн первый раз увидел у него такую искреннюю улыбку.

– Это я и хотел услышать, Рейн. Я не из тех, кто довольствуется малым, но мне нужны помощники. Я не хочу искать сильных и верных, я воспитаю их сам. Мне нужно, чтобы вы всюду сумели найти себе место, лазейку – называй как хочешь. Анрейку необходимо научиться быть более гибким. Он должен узнать, как живётся внизу. А тебе следует вспомнить, как это – быть сыном благородного рода.

Рейн положил руку на щёку и прикрыл клеймо.

– Рабочий день уже начался, тебе надо идти к старшим инквизиторам. Треть из них – из обедневших родов, но в их именах есть буква. Ещё треть – сыновья богатеньких засранцев. И остальные – скользкие рыбёшки, которые готовы плыть к свету любой ценой. Ты должен быть сильнее их всех. Ты сам-то веришь, что сможешь?

– Смогу, – откликнулся Рейн, не чувствуя настоящей уверенности.

Он привык называть себя ноториэсом и выпячивать это, будто единственное достоинство. Люди не видели в нём никого другого, а он и перестал пытаться показать, что было что-то ещё.

Энтон точно понял его мысли и продолжил:

– Мне нравится твоя смелость и честность, Рейн, правда. Я не хочу, чтобы ты отказывался от этого, но мне нужно, чтобы ты нашёл место и среди практиков, и среди старших и главных инквизиторов. Я хочу, чтобы ты нашёл дорогу в общество. У меня большие планы на тебя. Стой на своём, как прежде, но перестань смотреть на мир вокруг с ненавистью. Это мешает. Хочешь или нет, ты – его часть. Тебя должны принять. Или хотя бы спрячь свою ненависть куда подальше. Как я.

Рейн скрестил руки на груди. Легко сказать! Он не обращал внимание на косые взгляды, злые шепотки, не обращал, как только мог. Но он уже достаточно бился об стену. Её не пробить. У ноториэса не может быть своего места.

Энтон улыбнулся по-отечески.

– Сегодня у меня сентиментальное настроение. Рейн, – глава сделал паузу и продолжил: – Я родился с фамилией Тим. Моя мать сбежала с моряком, когда мне было шесть, а отец каждый день напивался, пока не убил стражника и его не отправили на рудники Рьёрда. Я отчаянно искал работу, но меня взяли только в практики. Я брался за каждое задание, рисковал собой, лишь бы продвинуться. Но вот один из главных инквизиторов шепнул мне: не старайся, парень, бродяга с Третьей никогда не поднимется. Я решил ему не верить. Мне пришлось уехать на западный остров Ири и взять в жёны самую своенравную девицу из всех, какие только могут быть, и сколько крови она из меня выпила! Но я получил букву её рода и взял имя её отца. На западе другие традиции, и они дали мне опору. Я вернулся в Лиц через два года. Меня сразу сделали старшим инквизитором, затем главным, а после – личным практиком кира Э-Шейра, возглавлявшего нас в те годы. Больше пяти лет я был главой Инквизиции на Рьёрде, пока два месяца назад мне не пришло письмо с приказом приехать в Лиц.

Энтон снова сделал паузу. Рейн недоверчиво посмотрел на него. Глава Третьего отделения – из бедняков? Д-Арвиль так гордо держал голову и так уверенно себя вёл, а благородные черты лица не позволяли и тени сомнения – из хорошего рода, никак иначе.

– Рейн, где бы я ни был, я видел одно: не род, не удача, не должность определяют тебя, а только ты сам. Если ты будешь напоминать себе: я – практик, люди заметят только безжалостного убийцу. Если скажешь: я – ноториэс, они сразу вспомнят, что ты сделал тогда. Им будет плевать, что ты делаешь сейчас. Мы не выбирали, где и кем нам родиться, но мы выбираем, кем нам стать. Так подбери для себя правильное слово. Кто ты есть на самом деле?

Рейн хотел что-то ответить, но не знал что. Аст застыл и беспомощно посмотрел на Энтона. Такие слова Рейн всегда хотел услышать от отца, но так и не дождался. Всё внутри задрожало и сжалось.

– Кир Л-Арджан, идите, – Энтон махнул рукой в сторону двери. – Вы знаете, где собираются старшие инквизиторы. Они скажут, что делать.

Рейн поднялся, но не сдвинулся с места.

– Вам не хватает заданий? Дать ещё десяток или так и будете стоять столбом? – голос Энтона сделался холодным и строгим.

– Дайте, да, десяток или больше.

Рейн вдруг почувствовал себя верным псом перед хозяином. Он знал, что сам всё потерял, стал ноториэсом, но сотню раз обещал себе, что сам же поднимется, и слово «ноториэс» станет его главным оружием. Энтон давал шанс.

Глава прикрыл глаза и махнул рукой в сторону выхода.

– Наберитесь сил, кир Л-Арджан, вы мне понадобитесь позднее. Идите уже.

Рейн положил руку на плечо, поклонился и вышел. Закрыв дверь, он замер и посмотрел на Аста. Демон провёл рукой по волосам и улыбнулся спокойной улыбкой.

– А ведь дальше будет ещё сложнее, – заметил Рейн.

– Мы сами выбрали этот путь. Он ведёт в дом под красной черепицей.

Рейн покивал Асту и спустился на первый этаж.

Залы практиков и старших инквизиторов третьего отделения находились друг напротив друга. Оба помещения напоминали школьные классы: длинные ряды маленьких парт и молчаливые люди в чёрном за ними. У противоположной от входа стены стоял большой стол, заваленный бумагами, но вместо учителя за ним сидел один из главных инквизиторов. Он листал большие журналы и иногда подзывал одного или двух мужчин, протягивал им листок с заданием, и те сразу уходили.

Старшие немногим отличались от практиков – и те и другие не всегда знали, что делали, зачем, для кого, но должны были выполнить задание любой ценой. Разница заключалась в том, что вторым поручали более грязную работу. Практики пытали, старшие разговаривали и вытягивали сведения. Практики убивали, старшие запугивали. Практики вынюхивали, старшие договаривались. Работа обоих частенько переплеталась, а обычные люди вовсе не видели разницы.

Рейн замялся в дверях. Главные инквизиторы, которые распоряжались практиками, знали его, а что здесь? Надо представиться? Может быть, показать приказ о назначении?

– Фамилия? – сухо спросил главный инквизитор. Он был уже в годах – явно из тех, кто ценил спокойствие и не рвался выше. На щеке два шрама – должно быть, сам когда-то работал практиком.

– Л-Арджан, – громко ответил Рейн. К нему сразу повернулось несколько любопытных.

Главный кивнул.

– Садись. Получишь своё задание после остальных.

Рейн занял свободное место в конце зала и выдохнул. Рядом сидело человек двенадцать – назначение оставалось ждать недолго. Рейн потёр подбородок и улыбнулся. Увидеть бы сейчас лицо отца! Он ещё не сказал о повышении: ждал момента.

Двое сидящих рядом повернулись и впились острыми взглядами. Рейн выпрямился и холодно глянул на них. Знал он таких. Им много не надо, они не искали повод, чтобы укусить.

– Новенький, значит, – протянул один из них.

Рейн повернулся левой щекой и ухмыльнулся. Второй округлил глаза и воскликнул:

– Ноториэс!

– Да, и что? – откликнулся Рейн. Он поставил локти на стол, подпёр голову руками и с любопытством посмотрел на этих двоих. Они казались похожими: высоко задирали подбородок, хитро щурились, а при каждой улыбке показывали ровные белые зубы – такие были только у тех, кто не знал голода и грязи.

– Кто ты вообще такой? За что это ноториэса назначили в старшие?

Ещё один любопытный повернулся к ним. Это был Дерит. Дыхание перехватило, точно Рейна спиной прижали к дереву, а запястья свело судорогой, как если бы их держали связанными несколько часов.

– Это в прошлом! – взревел Аст и оскалился, как хищный зверь.

Парень удивлённо поднял брови, и Рейн выдохнул. Это другой. Показалось.

Он пожал плечами.

– За то же, что и всех. Кого надо – убил, где надо – промолчал, когда надо – сделал.

Один из старших ухмыльнулся, уже открыл рот, чтобы ответить, как Рейн приблизил лицо к нему, уставился в болотно-зелёные глаза и спросил:

– Ну вот что ты можешь мне сказать? Ну что, а? Да, я – ноториэс, я сам это знаю. Еще я – Л-Арджан, и у меня побольше, чем у многих, прав быть здесь.

– Молодой человек! – послышался скрипучий голос главного инквизитора. – Заберите своё задание на сегодня и ступайте.

Рейн встал из-за парты. Что-то останется прежним. Энтон просил подыскать слово, но в этом не было необходимости. Ноториэс, вот и всё. И быть им – действительно право.

Правильным считалось не отвечать, что бы ни говорили, ни делали другие, склонять голову, улыбаться. Быть молчаливым, послушным, смиренным – всё остальное ведь от демона. Но от ноториэсов не ждали правильных поступков, так ради чего принимать правила такой игры?

Рейн подошёл к главному, взял лист бумаги из морщинистой руки, отмеченной ожогом, и засунул в карман. Прочтёт в коридоре. Он медленно прошёл через зал, чувствуя на себе десяток колючих взглядов.

Он закрыл дверь, прислонился к стене и переглянулся с Астом. «Ублюдки», – подумал он. Из-за таких, как эти двое, он и стал ноториэсом. Почему подобных им никогда не замечали? Кто дал им те самые «особые права»?

Рейн покачал головой, потянулся в карман и достал лист. Бумага оказалась более серой и мятой, чем та, которую он получил от главного. «Девчонка из Детей Аша», – вспомнил Рейн. Из-за выступления короля Риса и Эль он совсем забыл о ней. «Хочет сказать спасибо?» – Рейн с сомнением посмотрел на записку и развернул её.

«Завтра в десять вечера в переулке».

Рейн беспомощно уставился на Аста и опустил руки.

В Лице были десятки переулков, но только один не требовал уточнения и только для двоих во всём мире.

Рейн жадно вгляделся в слова и торопливо прочёл ещё раз. Буквы «р» и «у» имели длинные-длинные хвосты. Он подсмотрел их у отца, и ему понравилось, как это выглядело на бумаге. Каю тоже понравилось

Руки задрожали, и Рейн с трудом убрал записку в карман, снова поглядел на Аста. Это же не мог быть Кай?

– Чья бы это ни была шутка, мы должны прийти, – решительно ответил Аст. Рейн медленно кивнул.

А если не шутка? Мог ли Кай тогда уйти? Но кем был тот обезображенный светловолосый мальчишка, которого они похоронили?

Рейн глубоко вдохнул и достал второй лист бумаги. До вечера ещё далеко, а работа сама себя не сделает.

Глава 9. Кай

Рейн переминался с ноги на ногу и напряжённо поглядывал то в одну сторону переулка, то в другую. Рядом тёмные дома с шершавыми стенами тянулись ввысь. Они стояли торцом, и окна были обращены в другую сторону – чужие не увидят. Одиноко горел фонарь, но свет шёл так слабо, что фигура любого прохожего сразу превращалась в неясную тень.

Когда отец выгнал Кая, ему было всего четырнадцать. Целый год Рейн встречался с ним в этом переулке, отдавал кирины и еду. Затем он поступил в Инквизицию, а Кай окончательно выбрал сторону Детей Аша, и встречи в переулке остались в прошлом.

Показалась высокая сухая фигура. Она двигалась бесшумно, по-кошачьи, хотя тяжёлые ботинки на ногах должны были стучать по камню. «Удобно пинать, неудобно бежать», – отметил Рейн и сделал шаг навстречу. Чужак явно был не из тех, кто прятался, но из тех, кто первым нападал, валил и наносил удар.

Он встал в круг света. Рейн увидел худое вытянутое лицо со шрамом на правой скуле. Светлые, цвета золотой пшеницы волосы аккуратно зачёсаны назад и выбриты на висках. Серо-голубые глаза смотрели строго и устало, из уголков тянулись лучики морщинок. Казалось, они принадлежали старику. Чужак хмурился и поджимал тонкие губы.

Светлая рубашка, жилет, галстук и небрежно наброшенное на плечи пальто делали его похожим на хитрого дельца. Только ботинки выдавали, что он был вовсе не дельцом. И уже не тем мальчишкой, который любил бегать босиком.

Он прислонился плечом к фонарю и небрежно бросил:

– Привет, Рейн.

Рейн хотел было подбежать к брату, сгрести в объятиях и уже сделал шаг вперёд, как Аст остановил его взмахом руки.

– Не надо, – предостерёг.

Рейн замер и ещё раз посмотрел на брата. Щенячья радость тут же уступила место расчёту практика. Где брат был всё это время? Как из лохматого парнишки с вечно плутовским взглядом он превратился в этого усталого, взрослого не по годам мужчину – и явно опасного? Да Кай ли это вовсе? Рейн снова увидел перед собой тело: нелепо раскинутые руки и месиво вместо лица – знал он, как практики оставляли такие раны, не понаслышке знал.

– Здравствуй, Кай, – холодно отозвался Рейн.

Парень сунул руки в карманы, медленно подошёл к нему и заглянул в глаза. Он был чуть ниже, такого же телосложения, но под пальто и рубашкой безошибочно угадывались крепкие мускулы.

– Ну рассказывай, братец.

Рейн держался всё того же холодного тона, но внутри опять возникло желание обнять брата. Куда пропал тот смешной паренёк, каким был Кай? Куда пропал он сам? Казалось, стоит им коснуться друг друга, как они снова окажутся в детстве – до всех этих лет, событий и переживаний. Но никакие жесты и слова не могли вернуть всего этого, и как бы не мечталось, прежним ничего уже не будет.

Кай первый раз улыбнулся, но улыбка вышла невесёлой.

– Что тебе рассказать, Рейн? Ты знаешь, как я год скитался по улицам, когда отец выгнал меня. Или ты хочешь услышать ту историю, в которой я всё так же скитался, но ещё начал прятаться от твоих дружков из Инквизиции? Так это тебе тоже известно.

Голос Кая стал звонким и зазвучал на свой возраст. Рейн не только вспомнил того мальчишку, но и ясно, как наяву, увидел его перед собой, несмотря на все жилеты, галстуки и холодные взгляды.

– Нет. Расскажи мне об этом, – в ответ на обвинение так и просилась колкость, и она бы потешила гордость, а затем сделала хуже.

Кай криво усмехнулся.

– Потом как-нибудь. Я здесь для другого.

– Ты ухмыляешься так же, как он, – с грустью сказал Аст и встал рядом с Каем.

Рейн напрягся, но старался не подавать виду. А что если брат хочет поквитаться с ним? Неважно, какую причину он выдумал. Если он уверен в своём, никакие слова и поступки не разрушат этой уверенности. Рейн хорошо знал Кая, и три года отсутствия не могли сделать их достаточно чужими друг для друга. Он понимал, как достучаться до того мальчишки, но прежде нужно было запастись терпением, чтобы отбиться от колкостей.

– Для чего же? – Рейн начал поднимать руки, чтобы скрестить на груди, и тут же опустил. Опасный жест. Руки всегда должны быть наготове, чтобы отразить удар или нанести.

– С тобой хотят поговорить.

– Кто?

– Ты знаешь кто.

Рейн фыркнул.

– Серьёзно, Кай? Я думал, это детские забавы. С каких пор ты стал верующим?

– Это не вера. Это выбор, выбор свободы.

– И хорошо они тебе платят?

– Платят не за веру, а за то, на что ты готов ради неё.

– Так вы – кучка фанатиков?

Кай взорвался:

– Тебе в твоей Инквизиции последние мозги отшибли?! А сколько платят тебе, что ты повторяешь басни Совета? Забыл, совсем мало. В среднем восемь-десять заданий в месяц, по сто пять киринов каждое, всё верно? Сколько там получается, скажешь или стыдно?

Всё внутри точно опалилось огнём, Рейн хотел закричать в ответ, броситься на эту светловолосую морду и хорошенько так по ней ударить. Вопреки обычному, Аст рядом не скалился, а смотрел спокойно и холодно. Рейн переглянулся с ним и сразу почувствовал себя спокойнее. Кто-то должен сделать шаг. Надо объясниться, обоим.

– Кай, идём отсюда. Нам есть о чём поговорить, – он взял предплечье брата и потянул за собой, как ребёнка. Шерстяное пальто на ощупь оказалось тонким и мягким – позволить такое могли немногие. «Откуда?» – спросил себя Рейн и бросил на Кая жадный взгляд.

Он прошёл хорошо знакомой дорогой до набережной, перелез через невысокую ограду и сел на каменный выступ. Внизу, метрах в двух, лежал песок, и на нём виднелись следы, но вечерних гуляк нигде не было видно. Чёрные волны с приятным шумом накатывались на берег и тут же спешили назад.

Встретившись в переулке, Рейн и Кай всегда шли к набережной, перелезали и сидели бок о бок, поглядывая на ленивые или мечущиеся воды Эсты.

Слышался плеск волн, крики чаек, далёкие гудки кораблей, но Кай точно исчез. Рейн знал: лучше не оборачиваться. Он должен сам захотеть сесть рядом. Брат всегда был таким: прикажи или попроси – ни за что не сделает, дай свободу – мигом выполнит, что нужно.

Кай ловко перемахнул через ограду. Тяжёлые ботинки вновь не издали ни звука. Он поправил пальто и сел в метре от Рейна. Они долго молчали и изредка переглядывались. Кай первым нарушил тишину:

– Не буду спрашивать, как дела. Я наблюдал за тобой.

– А за матерью с отцом?

Кай слегка покраснел, но не растерял уверенности.

– Нет. Они меня выгнали, значит, я им не нужен. Вот и они мне не нужны. – Рейн не понял, действительно ли в его голосе звучала детская обида, или это он хотел снова увидеть перед собой прежнего мальчишку. – Не обольщайся, за тобой я следил не потому, что скучал. Ты тоже сделал свой выбор. Меня попросили проследить.

– Не торопись, – подсказал Аст.

Рейн не стал задавать вопросов, но посмотрел на брата внимательно, требовательно. Во взгляде, осанке, чертах лица по-прежнему угадывалось много общего между ними. Они родились в одной стае, однако город их развёл. Один стал работать на псарне, а другой сбежал в лес к волкам. Кто сделал правильный выбор, Рейн не мог понять.

– Почему ты дал Адайн уйти?

– Адайн?

– А ты многих отпускаешь, что ли, инквизитор? Она сказала, ты сожалеешь, что инквизиторы пришли тогда, и хотел дать шанс хотя бы ей.

Рейн пожал плечами. Он и сам до сих пор не понимал себя. То ли это было слабостью, то ли искренним желанием. Рейн одновременно хотел служить Инквизиции, ведь это казалось единственным шансом вернуть долги, и в то же время страстно ненавидел данную клятву и всё, что должен был делать.

– Возможно.

– Рейн, – начал Кай, и голос вновь зазвучал устало, взросло не по годам. – Помнишь, что говорил отец? Он думал, что ты послушал своего демона, потому что тебя задирали другие ученики, как его когда-то. Обо мне он говорил иначе. Отец считал, что это всегда сидело во мне, я родился уже отмеченным Ашем, – Кай положил руку на плечо, где было большое родимое пятно. – От меня ничего не ждали. А я бы мог быть другим, я знаю. Потом ты убил того парня, и тебя отправили на перевоспитание. У брата ноториэса точно не было шансов повести себя иначе. Ты забрал и его жизнь, и мою.

Рейна передёрнуло. Он говорил себе те же самые слова. На его счету целых четыре жизни: Оксандра, отца, матери и Кая. И если первую уже не вернуть, то за другие он ещё мог расплатиться.

– Тогда я не понимал этого. Когда меня самого стали обзывать «ноториэсом», я подошёл к тебе и спросил: «Рейн, что мне делать?» Ты ответил: «Послушание, смирение, молчание». Я попытался. Раз ты смог, то и я должен был! Как же, старший брат ведь знает всё! Но потом я увидел, как ты ночью пробирался в свою комнату, весь в синяках и крови. А затем снова стал коситься в сторону, как прежде, до перевоспитания. Как и сейчас.

Рейн до боли закусил губу. Надо что-то сказать. Если он не ответит, то опять потеряет брата. Кай опередил его вопросом:

– Рейн, как это началось, ты помнишь? Кто кого обидел первым?

– Это я, – Рейн ответил громко, слишком громко. Даже волны перестали накатываться на берег, чтобы его могли услышать все.

Да, это он. В первом классе он дружил с Деритом. А потом захотел забрать у него что-то – уже даже забыл что, но парень не отдавал. Тогда Рейн нажаловался учителю, что видел, как Дерит разговаривал с демоном. Тот ласково назвал его церковником, пытаясь похвалить, и это разом превратилось в проклятие. Чтобы Дерита отправили на перевоспитание, слов Рейна было мало, но несколько ударов плетью мальчик заработал. И за каждый из них У-Крейн потом сделал сотню насмешек и столько же ударов.

– Так может, зло всегда сидело не во мне, а в тебе?

Рейн повернулся к брату и склонил голову набок.

– Кай, чего ты хочешь от меня? Я всегда был вспыльчив, и до сих пор мне стоит труда сдержать эту злость. Да, я слушаю демона. Это мой единственный друг, – Рейн сделал паузу и потёр клеймо. – Я до сих пор плачу по счетам. В Инквизицию я пошёл не от собственного желания, а потому что нужно было зарабатывать. Знаю, что погубил не только себя, и в этом моя вина. Но помнишь: кто падал сам, тот и встанет сам. Я не знаю, что мне сделать, чтобы отдать долг тебе, но пока я пытаюсь вернуть долг матери и отцу, вот и всё, понятно?

– Это не те слова, – шепнул Аст.

Да, не те. Вряд ли хоть одно из них могло утешить Кая. Он хотел другого, но и сладкая ложь ему была не нужна.

Брат снова долго молчал, а затем поднял лицо к небу, сделал глубокий вдох и продолжил:

– Когда отец выкинул меня из дома, ты приходил ко мне и отдавал всё, что у тебя было. Я это помню.

– Я тогда работал на скотобойне, – откликнулся Рейн. – Но там платили ещё меньше.

Кай кивнул.

– И ты решил уйти в Инквизицию. Я целый год скитался по домам Детей Аша, которые давали приют таким же беглецам, как я. Однако я не хотел жить у них в долгу, а ещё в долгу перед тобой, и всё время искал работу. Только вот меня, в отличие от тебя, даже разносить газеты не брали. Пришлось справляться иначе.

Кай сделал паузу, и Рейн не понял, что брат имел в виду. Он не рассказывал, что тогда искал работу.

– В Канаве не так плохо, как кажется, – Кай ухмыльнулся. – Там многому могут научить. Когда ты стал инквизитором, у тебя появилось две причины поймать меня: я принадлежал Детям Аша и ещё стал вором и обманщиком. Хотя я называю это иначе.

Кай развёл руками. Лицо оставалось спокойно, жёсткая складка в углу рта тоже расслабилась. Об этой странице в биографии брат явно не жалел.

– Ну и как же?

– Перераспределитель ресурсов, уравнитель или торговец.

Рейн невесело рассмеялся. Видели бы их родители! Две чёрные тени над рекой: обманщик с опытом вора и убийца с опытом мастера пыточных дел. Как тут говорить о долгах, если с такой работой их становилось всё больше день ото дня?

Рейн вдруг понял, что не слышит голоса совести и уж точно не хочет пристыдить брата. Каждый сделал свой выбор. Выжил, как сумел.

– Возьмёшь меня на работу? У вас же жалование побольше, чем у практиков?

Кай рассмеялся в ответ.

– Нет уж. У тебя другая доля. Всё-таки отец был прав. Во мне это всегда сидело. Я могу быть на этом месте. А ты на своём – нет. Иначе бы ты не отпустил Адайн, не предупредил бы тогда меня.

– Ты тоже не можешь. Иначе бы не сказал этих слов.

– Не будем играть в жертв судьбы, Рейн, – Кай снова сделался тем усталым взрослым мужчиной. – Что случилось, то случилось. Если мы соглашаемся, что сами сделали выбор, то мы на своём месте.

– Кай, что тогда произошло?

Брат поглядел на волны и прищурился.

– Я обустроил себе гнездо в Канаве и перестал жить в чужих домах, но пошли слухи, что инквизиторы кого-то выследили. И тут ты. Думаешь, я мог сбежать, бросив остальных? Пока мы пытались вывести всех и замести следы, пришли твои инквизиторы. Большинство убили, пару человек забрали – всё как всегда. Тебе ли не знать.

– Но как?..

Кай пожал плечами.

– Меня долго держали в подвалах Чёрного дома.

Рейн вздрогнул. Сколько раз он проходил мимо камеры Кая, не зная, что он там?

– Помнишь, ты показывал шрамы на своей спине? У меня теперь такие же, – Кай ухмыльнулся. – И не только они. Ты знаешь, как работают инквизиторы, мне не о чем рассказывать.

– Но почему тебя отпустили? И почему сказали, что ты погиб вместе с другими Детьми Аша?

Кай снова пожал плечами и поправил галстук.

– Я знаю, что и ты, и отец спрашивали обо мне. Наверное, вам отдали тело случайного мальчишки, чтобы вы не задавали лишних вопросов.

Рейн почувствовал озноб. Инквизиторы могли так сделать. Это в их духе. Не было той грязи, к которой они бы побрезговали прикоснуться.

– А меня – меня самого не отпускали.

Рейн недоумённо посмотрел на брата.

– Я сбежал.

– Как? – воскликнул Рейн. Никто не сбегал из Чёрного дома. Детей Аша прятали на нижнем этаже, где практики всегда сторожили двери, а сами камеры были хорошо защищены от любого воздействия, будь то отмычки, химикаты или даже бомбы. Их ведь строили не для обычных бродяг и убийц.

– Крысы, брат, – Кай ухмыльнулся уже в бесконечный раз. – Я приручил крыс, и они прогрызли для меня туннель.

«Невозможно!» – подумал Рейн, но не стал расспрашивать брата. Сам расскажет.

Он вдруг чётко увидел перед собой сразу двоих: вспыльчивого паренька, который за дорогим костюмом прятал обиду и ненависть, и старика, который выбрался из Чёрного дома и оставил там сердце.

– Кай, сколько тебе лет?