Текст книги "Черными нитями (СИ)"

Автор книги: Лина Николаева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 30 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Глава 7. Выступление

Мама и Агни что-то вязали и тихо переговаривались. Голоса больше напоминали шелест листьев, чем речь живых людей.

– Рейн, – позвала мать.

Он заглянул в маленькую тёмную комнату и зябко поёжился. Мама всегда открывала окна нараспашку, чтобы прогнать запах сырости и плесени, но он никак не уходил.

– Закрой окно, – попросил он. – Сегодня холодно, простудитесь.

– А болеть в Лице дорого, – мать слабо улыбнулась. – Рейн, я не могу идти на рынок, нога опять разболелась. Сходишь вместо меня?

– А не надо было открывать окна! – воскликнул он и кивнул. – Схожу. Вызови доктора. Пожалуйста. Я оплачу визит.

Агни по-доброму улыбнулась. Мать протестующе взмахнула рукой.

– Ну что ты говоришь! Ни у тебя, ни у Арджана нет плаща на зиму, и крыс надо потравить… – мама задумалась и перевела взгляд на окно.

Рейн подошёл и с хлопком закрыл его, затем навис над матерью и спросил:

– Если бы у нас были деньги, чего бы ты хотела?

Мать удивлённо подняла брови и улыбнулась:

– Ну зачем ты это спрашиваешь, разве важно, что я хочу? – Рейн настойчиво посмотрел на женщину. – Помнишь, в том доме у нас на кухне висели белые занавески?

Рейн помнил. Он прятался за ними, играя в прятки с воображаемым другом по имени Эл. А однажды, когда Кай поджёг их, взял вину на себя.

– А я хочу пояс, – с настойчивостью сказала Агни. – Из собачьей шерсти. – Мама и Рейн недоумённо уставились на старуху. – Хорошо помогает при больной пояснице!

– Рейн, ну к чему это? – мать устало вздохнула. – Ты же знаешь, что…

Он не стал слушать и вышел из комнаты, качая головой. Белые занавески и пояс из собачьей шерсти. Когда-то мать мечтала о рубинах, привезённых с островов Южного моря. Жене церковника не полагалось думать об украшениях, но однажды она шепнула Агни о своём желании, а Рейн услышал этот разговор. Как же рубины превратились в белые занавески?

Рейн плотно закрыл дверь в свою комнату. Два метра в длину, два в ширину – такая же камера была у него в Чёрном доме.

Он бросил плащ на низенькую кровать, затем бережно достал из карманов мешочки и с любовью посмотрел на них. Рейн опустился на пол – расстояние между полом и кроватью было не больше ладони. Он взял два мешка и запихнул в дальний угол. Тут же показалась недовольная крысиная морда. Зверёк блеснул красными глазками и посмотрел на Рейна.

– Стереги, подруга, – он улыбнулся и поднялся.

Вся его одежда грудой лежала на маленькой тумбе, вплотную стоящей к кровати.

– Тебе надо быть аккуратнее, – заметил Аст.

Рейн с сомнением поглядел на эту кучу. Старый чёрный плащ. Он носил его первые два года в Инквизиции. Агни всё обещала его перешить и подлатать, но никак не могла взяться за дело. Чёрные штаны. Выглядели лучше тех, которые на нём, но больше подходили для зимней погоды. Рейн вытянул из кучи чёрную рубашку, чёрный жилет, а затем положил обратно. В них он был на вечере у Я-Эльмона и в них же пойдёт в театр. Достал чёрную куртку и накинул на плечи.

– Одежда другого цвета у тебя есть? – усмехнулся Аст.

– Закончилась ещё в семнадцать, – Рейн усмехнулся так же, как демон. – Я куплю рубашку, – решил он. – Белую. И бордовую, – в голосе послышалось озорство.

Он не покупал одежду других цветов уже четыре года. Зачем, если весь мир крутился вокруг работы? Ношение цвета своего отделения оставалось обязательным для старших инквизиторов, но мир потихоньку выходил за стены инквизиторского дома, а значит, пора было примерить что-то новое.

Рейн спрятал под курткой короткий нож – так он чувствовал себя спокойнее, подхватил оставшийся мешок и сунул в карман. Он вышел из дома, держа руку на нём – кирины приятно согревали.

Рейн достал часы. Чуть больше четырёх. К пяти он должен быть в парке. От Первой до него не меньше часа ходьбы. Рейн провёл пальцем по трещине на стекле и задумчиво глянул на Аста. А ведь теперь он спокойно мог купить билет на трамвай или место в повозке. Новые возможности опьяняли, и Рейн громко рассмеялся.

– Не надо, – предостерегающе ответил Аст.

Рейн кивнул с кислым лицом. Он снова сжал мешочек в кармане. Это – занавески, пояс и переезд. Сам дойдёт. Полезнее.

Фигурку Эль он заметил ещё издалека. Она одиноко стояла у входа в парк и глазела по сторонам. Одетая в голубую юбку, коричневый бархатный жилет и маленькую меховую шапочку, Эль выглядела настоящей дочерью великого рода. И не скажешь, что отец жалел для неё лишний кирин.

Рейн увидел девушку, и уголки губ сами поползли вверх. «Она здесь из-за спора, это игра», – напомнил он себе. Пусть играет, а ему надо сделать так, чтобы в пятницу девушка пришла вновь, и сама захотела рассказать, как прошёл вечер с главами гильдий.

– Кира Эль, – Рейн положил руку на плечо и поклонился.

– Кир Рейн, – девушка присела и склонила голову. – Сегодня ты без маски, – она улыбнулась.

Рейн потянулся в карман, но рука замерла на середине.

– Нет, – жестко произнёс Аст. – Хочешь быть свободным, так сначала дай себе свободу сам. Хватит этих пряток. Пусть смотрят.

«Пусть смотрят», – мысленно повторил Рейн. Аст прав. Он уже не практик. И уже давно заплатил за всё. Может, сейчас другие в это не верили, но ещё поверят. Нужно только перестать прятаться.

– Да, сегодня я без маски, – Рейн поднял голову. – Я же не так плох, чтобы скрывать своё лицо?

Эль рассмеялась и спросила:

– Может быть, пройдёмся по Лицу? Скоро будет дождь, а в парке негде укрыться.

Рейн помедлил. Наверное, надо предложить ей зайти в кондитерскую, выпить кофе и съесть пирожное. Или что там принято делать? Рейн с растерянным лицом предложил Эль руку, и они неторопливо пошли по дороге.

– Рейн, правда, что практики – наёмники на службе Инквизиции?

Он нахмурился. Что, проверяет, выиграла ли спор? Если он не инквизитор, она ничего не сможет доказать рыжей.

– Нет, – жёстко ответил Рейн и сделал глубокий вдох. Надо держать себя в руках. Что ему, привыкать, что ли, к предубеждениям и выдумкам? – Как и все инквизиторы, мы приносим клятву, прежде чем поступить на службу.

– Клятву?

– В практики берут многих, это верно. Но затем мы три месяца учимся основам, а после даём обещание служить. – Рейн вздохнул, вспомнив слова. Тогда он ещё верил, что ему дали шанс бороться за правое дело, и это искупит его в глазах общества.

Он глянул на девушку и спросил:

– Ты видела Чёрный дом?

Она закивала.

– Его обходят стороной и не зря. Между пыточными комнатами и камерами… – Рейн ещё раз посмотрел на Эль, чтобы узнать её реакцию. Она широко округлила глаза, но молчала и не подавала виду, что боится или волнуется.

Рейн продолжил:

– …Есть большой зал. Он всегда плохо освещён, но в центре стоит статуя Яра из белого, почти прозрачного камня, и кажется, что она светится. Во время клятвы практики подходят к Яру, склоняются перед ним и говорят: «Где и кем бы я ни был рождён, я отдаю тебе своё сердце и кровь, и только смерть освободит меня от этого обещания». Звучит глупо, да?

Тогда Рейн во все глаза смотрел на освещённую фигуру каменного бога и даже чуточку верил, что тот услышит его и даст шанс снова быть принятым. Не услышал и не дал. Теперь он не смотрел на фигуры богов вовсе.

– Нет. Церковь ведь тоже даёт клятву. Что означают ваши слова? Ты не можешь уйти из Инквизиции?

– Да, уйти из Инквизиции можно только в могилу. Мы слишком много знаем, – ответил Рейн и поспешил улыбнуться. Хватит, он пришёл сюда не для того, чтобы говорить, а чтобы слушать. – Ты сказала, что хотела бы поступить в университет, – начал он. – На какой факультет? Почему отец запретил тебе?

Рейн искоса глянул на девушку. Ну давай же, расскажи про Я-Эльмона.

– На какой факультет? – повторила Эль. – Девушек принимают только в педагогический университет или на факультет искусств. Мой выбор не велик. Знаешь, когда мне было двенадцать, я хотела сбежать с цирком. В четырнадцать – играть в театре. В шестнадцать – стать художницей, – Эль мечтательно улыбнулась. – Я решила поступать на факультет искусств Лицийского университета.

– А что же отец? – поторопил Рейн.

Эль поджала губы.

– Он говорит, что это блажь, происки демона. А сам-то! – воскликнула она и тут же замолчала, осторожно посмотрев на Рейна. – Отец отправил меня учиться в закрытый пансион на юге. Я приезжала домой всего раз в год, и так на протяжении шести лет. Ему слуги стали ближе меня. Мы совсем не понимаем друг друга.

Рейн разочарованно вздохнул. Вчера девушка говорила так, будто отец ей доверял. Неужели она ничего не расскажет о нём?

– В чём же он не понимает тебя? – сочувственно вздыхая, спросил Рейн.

Они свернули на маленькую тихую улицу. На углу стояла булочная, и из неё доносился дивный запах корицы. В животе сразу заурчало.

– Легче рассказать, в чём он понимает меня! Мы оба не любим завтракать, и на этом всё. – Она вздохнула. – А когда отец услышал, что я хочу стать художницей! Сказал, что позорю его и весь наш род.

Рейн кивнул.

– Мой отец такой же.

– Церковники! – одновременно воскликнули Эль и Рейн и улыбнулись друг другу.

Улочка кончилась, и они вышли на Светлую – одну из главных улиц города. Солнце начало садиться и уже опустилось ровно между двух башен. Над ним тонкими линиями тянулись оранжевые облака. Они поднимались всё выше и выше и превращались в иссиня-чёрные грозовые тучи.

Девушка продолжила:

– Что плохого в том, чтобы рисовать? Если я нашла дело, которое делает меня счастливой, почему я не могу им заниматься? Почему говорят, что это от демона? – Эль посмотрела на Рейна, ища поддержки. Он быстро откликнулся:

– Что ты рисуешь?

– Людей. И природу.

Рейн кивнул, и Эль бойко заговорила:

– Ты посмотри на всё это! – она обвела руками улицу: высокие каменные дома, трамвай в конце дороги, несколько паромобилей, ждущих своей очереди проехать. – Когда я уезжала из Лица в пансион первый раз, он был так зелен, и какой свежий был воздух. А когда вернулась, леса вокруг города вырубили, а дороги заполонили все эти механические повозки с их едким дымом.

Эль с осторожностью посмотрела на Рейна, точно ждала, что он посмеётся над ней. Он ещё раз кивнул и улыбнулся с искренним интересом.

– А ведь люди – часть природы! Ты только посмотри! – щеки у девушки раскраснелись, в глазах загорелся озорной блеск. Она вытянула руки, и из рукавов показались тонкие запястья. – Вены так похожи на речной узор. И у каждого из нас родинки, как созвездия на небе, – она быстро коснулась щеки, на которой виднелись три маленькие родинки. – А шрамы напоминают удары молнии. Почему все закрывают глаза на это? Я хочу показать, что природа – удивительная, а мы – её часть и не должны отказываться от неё.

– А узор на пальцах похож на кольца срубленного дерева, – добавил Рейн. – Я и сам когда-то мечтал быть художником, когда-то очень давно.

Он почувствовал сожаление. Они ведь похожи. Оба не нашли понимания. Оба лишились мечты. Рейн был уверен: для Эль только подбери нужное слово, она заговорит со своим демоном, как и он. Они могли бы стать друзьями. Но её что-то толкнуло поспорить, а он слишком держался за работу в Инквизиции.

– Что же тебе помешало?

Рейн уставился на Эль.

– Ты не видишь, кто я? Ноториэсов берут только в убийцы. Вопрос лишь в том, кого им легче убивать: людей – и стать практиком, наёмником, или животных – и идти на скотобойню. Что мне помешало? Да я в лавку не могу зайти без косого взгляда, мне даже кисти и краски не продадут! Художник! – Рейн рассмеялся. – Детская мечта, не более, мне это уже не нужно.

– А что тогда нужно? Кем ты хочешь быть?

– Тем, кто живёт в доме под красной черепицей.

– Что? – Эль растерялась.

Рейн покачал головой и свернул на ярко освещённую фонарями шумную улицу.

– Все идут ко дворцу, – вдруг удивилась девушка.

Рейн огляделся. Он так вслушивался в её слова, что совсем перестал смотреть по сторонам. Вокруг становилось всё больше людей, и они, точно зная что-то, стягивались к королевскому дворцу.

Он стоял на набережной Эсты и считался самым большим зданием Лица. Некогда белый камень уже потемнел от времени, а вот черепица на крыше оставалась всё такой же ярко-красной. На центральном куполе реял флаг Кирии: белоснежная хищная птица на тëмно-синем поле.

По обе стороны от него тянулись бесконечные ряды арок, колонн и башен. Казалось, они возвышались над Лицем с какой-то даже гордостью и надменностью. Симметричный фасад украшали статуи королей государства: от Яра до Риса – всего двадцать две.

Площадь перед дворцом была выложена каменными чёрно-белыми плитами, которые переплетались в немыслимом узоре. От них даже рябило в глазах, но площадь считалась гордостью архитектуры Лица – как же, ведь даже она напоминала проклятую историю о Яре и Аше.

Площадь соединяла все части города в одной точке, и на ней всегда толпились гуляки и дельцы. В центре высилась массивная колонна, увенчанная статуей Яра Третьего – короля, который одержал окончательную победу над местными племенами и объединил Кирию.

По другую сторону площади полукругом, будто обнимая дворец, стоял строгий и величественный Дом Совета, где заседали первые лица государства. Через его арку шла целая толпа людей и что-то скандировала.

– Лучше уйти. – Рейн напряжённо огляделся. Он не любил толпы. Когда собиралось много людей, всегда что-то происходило.

– Стой! – воскликнула Эль. – Смотри, – она указала рукой на балкон дворца, нависающий над площадью. Рейн пригляделся и увидел фигуру короля. Он едва разглядел черты его лица, но узнал по длинным светлым волосам и бороде. Рядом с ним стоял незнакомец в тёмном, и издалека он напоминал грозную нахохлившуюся птицу.

Эль зашептала на ухо:

– Отец говорил, что вчера состоялись выборы нового великого судьи. Наверное, король Рис хочет представить его народу.

Рейн равнодушно пожал плечами и уже хотел уйти с площади, но народу становилось всё больше, его и Эль зажало со всех сторон и понесло вперёд. Они оказались так близко друг к другу, что девушка смущённо отвернулась, а Рейн почувствовал раздражение.

– Жители Лица! – начал король, но сквозь гомон толпы его слова долетели слабым шепотом.

Рейн плечом подтолкнул стоящего рядом мужчину. Тот повернулся с недовольным лицом, увидел метку ноториэса и протиснулся в сторону, освобождая место.

Рейн поднял воротник куртки, пытаясь прикрыть нос. От людей вокруг нестерпимо воняло потом и резкими духами.

– Жители Лица, – повторил Рис. Голос дрожал. Рейн несколько раз слышал выступления короля, и они всегда были громкими, уверенными, а каждое слово звучало гладко.

– Совет издавна стоит на страже покоя Кирии, и сейчас на место одного из стражей пришёл другой. Все мы были опечалены смертью Гикарта Ю-Дирта, который занимал должность великого судьи на протяжении четырнадцати лет и учил нас справедливости и честности. Верховные судьи выбрали одного из них, самого достойного…

Вдруг чьё-то горячее дыхание коснулось шеи. Рейн почувствовал, как в руку что-то вкладывают и инстинктивно сжал предмет.

– Привет, ноториэс, – послышался шепот. Он быстро обернулся, но увидел только, как девушка в тёмном нырнула в толпу. Это была она, та девчонка из дома на углу Паровой и Рассветной. Одна из Детей Аша. Он раскрыл кулак и увидел клочок бумаги. Рейн быстро сунул записку в карман и тревожно огляделся.

Король сделал паузу и продолжил:

– Совет просил меня назвать нового великого судью, – он заговорил более быстро, сбивчиво. – Вернее, велел. – По толпе пронёсся ропот. – Но я не буду. Опять во главе Кирии встал тот, кто не скажет вам ни слова правды!

Король то и дело бросал взгляды на мужчину в чёрном. Тот сначала сделал несколько осторожных шагов к нему, а затем бросился в темноту зала за спиной Риса. Король указал рукой в сторону Дома Совета.

– Они пытаются заставить вас молчать! Хотят, чтобы вы перестали слушать свой голос и отвернулись от силы, которая есть рядом с каждым.

Из зала вынырнули двое стражников. Рис закричал:

– От своего демона!

– Во имя Яра… – рядом послышался испуганный шепот Эль.

Стражники подхватили короля под руки. Он попытался вырваться, закричал:

– Яр не убивал Аша! Настоящая история братьев говорит…

Стражники вместе с королём скрылись в зале. На несколько секунд толпа замолчала, а затем взорвалась криками. Рейн вздрогнул. Настоящая история братьев. То, о чём он слышал от всех Детей Аша. Неужели и король?..

– Король болен, – эти слова пронеслись волной от первого ряда до последнего и назад.

Рейн крепко взял Эль за руку и стал пробиваться к выходу с площади. Все вокруг толкались, кричали. Казалось, ещё чуть-чуть, и толпа двинется вперёд, требуя ответа Совета.

Рейн петлял по улицам, и только когда вокруг никого не осталось, спрятавшись в тихом сквере между домами, позволил себе выпустить ладошку Эль. Он потёр подбородок и спросил:

– Что это было?

Он не ждал ответа девушки, вопрос задавался Асту, но Эль всё равно поделилась:

– Отец говорил, что король Рис уже не раз спорил с Советом и что-то пытался рассказать слугам.

Рейн ещё раз задумчиво потёр подбородок. Король напрямую обвинял Совет и вторил словам Детей Аша. Мог ли он встать на их сторону? И ради чего отважился на такой открытый бунт?

– Что король говорил слугам? – Рейн вгляделся в лицо Эль. – Что ты знаешь?

«Ну же!» – он едва мог устоять на месте от нетерпения. Девушка с неожиданной злостью воскликнула:

– Ничего я не знаю! Я кое-что слышала, но… Отец никогда не говорит со мной открыто!

Ну вот же, он совсем рядом. Надо только подобрать правильные слова. Рейн растерянно улыбнулся и пожал плечами.

– Я и сам ничего не знаю. Со всех сторон только слышится: настоящая история братьев, демоны… Я уже запутался.

Эту правду можно себе позволить. Рейн украдкой посмотрел на Аста, но тот оставался молчалив и холоден. Не одобрял.

– Мы должны это узнать! – с неожиданным напором воскликнула Эль, и Рейн удивился её решительности. Девушка горячо заговорила: – Отец никогда не скажет правду. Всё, что он мне говорит – больше молиться и трудиться. Как же, это ведь усмиряет демона, а женщины так легко поддаются ему! – Эль горестно всплеснула руками. – Я тогда тебе сказала, что слышала, как отец разговаривал с другими членами Совета, – девушка на миг смутилась и отвела глаза. – Отец ничего не говорил при мне. Я знаю только то, что подслушала. А подслушивать я умею, – Эль снова подняла глаза и коварно улыбнулась. Рейн едва узнавал в ней ту милую растерянную девушку, которая стояла перед ним только что. – Если родной человек не хочет быть честен со мной, я найду того, кто будет! – она упрямо вздёрнула подбородок вверх. – Даже если придётся отыскать самих Детей Аша.

Рейн хотел смеяться и кричать. Да эта Эль – настоящая находка! Птичку не надо ловить в клетку, она сама хочет сесть в неё и спеть нужную песню. И пусть Эль соврала, отец молчал при ней, но она уж постарается и добудет информацию: и про Совет, и про демонов.

– Будь осторожнее, – проворчал Аст. – Ты же видишь, она умеет кусаться.

Рейн дёрнул плечом, отмахиваясь от демона, и горячо зашептал:

– Меня заставляют выискивать и убивать Детей Аша, но я не знаю, так ли они не правы. Я не хочу делать неправильные вещи. Мне тоже нужна правда.

Эль закусила губу и задумалась.

– Я устала от молчания отца. Король Рис обвинил Совет, а значит, и его, но в чём? Я должна узнать, что задумал отец.

Рейн едва сдержал довольную улыбку. Да, эта птичка принесёт ему всё, что надо. Если Я-Эльмон что-то затевает, необходимо это узнать – и уж Д-Арвиль не поскупится, если информация будет того стоить.

– Хорошо, – решительно воскликнул Рейн. – Мы попробуем, – он на секунду сжал руки Эль и сразу отпустил. – А сейчас, – сделал паузу. – Кира Эль, разреши продолжить нашу прогулку. Ты была когда-нибудь на рынке?

– На рынке? – на личике девушки мелькнуло отвращение. – Зачем мне туда? Ты сам ходишь на рынок?

Рейн попытался улыбнуться, но улыбка вышла натянутой.

– Да, я туда хожу. Покупаю продукты, а ещё торгуюсь с продавцами. Обычно их пугает клеймо ноториэса, и они сбрасывают пару киринов.

– Я, – начала Эль и замолчала. Навстречу им бежала грязная собака с порванным ухом. Девушка подозвала её к себе, присела и стала гладить. Пёс доверчиво ткнулся мордой ей в руку.

– Не надо гладить бродячих псов, – заметил Рейн.

– Почему? Ты не любишь собак?

– Ты даёшь ему надежду. Он так и будет плестись за тобой и заглядывать в глаза, а ты закроешь дверь перед его носом. Не гладь собаку, которую не можешь забрать себе.

– А разве не все мы проходим тысячи километров ради такого мига? – Эль поднялась и мягко улыбнулась. – Пойдём. Что тебе нужно?.. – она сделала паузу. – на рынке? – девушка точно пробовала слово на вкус.

– Белые занавески и пояс из собачьей шерсти.

Эль рассмеялась, взяла его под руку и потянула за собой.

– И газета, мне нужна газета с объявлениями.

Рейн задумался. Отец сказал верно: кто падал сам, тот и встанет сам. Вернёт всё он тоже сам, как и потерял.