Текст книги "Третий оттенок любви (СИ)"
Автор книги: Лина Каренина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 12 страниц)
Глава 3
До вечера, вернее, до прихода родителей, оставалась ещё уйма времени, и Вероника совершенно не знала, куда его деть. Эти моменты в каникулах она ненавидела больше всего. Вроде бы есть желание чем-то заняться, чем-то полезным или хотя бы увлекательным, но оглядываешься кругом и понимаешь, что на самом деле ничего не хочется или же просто не можешь придумать себе интересное занятие. Возможно, что именно это было одной из причин, почему девушка и начала записывать истории, придуманные богатым воображением. Там её героев ждали приключения, опасности, заговоры и… истинная любовь.
Бросив смотреть фильм, бросив мыть посуду, забыв про все домашние дела, Вероника направилась в свою комнату за телефоном и, взяв его, решила не сидеть одиноко в доме, а расположиться в беседке, в глубине небольшого сада.
Солнечные лучи лениво обогревали землю и окружающий уже отцветавший вишнёвый сад. Под этими лучами нежились кустарники и деревья, пока не тронутые осенью, и цветы, ещё прекрасные, без малейших намеков на затухание, едва колыхались на свежем летнем воздухе. Вероника сидела в излюбленной старой беседке из тёмного дерева в глубине тенистых зарослей. С самого детства она помнила этот сад, помнила, как бабушка с улыбкой смотрела на него, ещё когда жила с родителями и Вероникой, помнила и то, как вся семья собиралась вместе на уборку этого поистине дивного участка земли. Это были те редкие моменты, когда все могли собраться вместе. Даже звали тётю Наташу – сестру мамы, – и Дашку – дочь Натальи.
И вот сейчас, полностью погружённая в мысли о новой главе своего романа, Вероника почти не слышала шелест листвы и чириканье птиц. Перед её героиней стоял сложный выбор, последствия которого сильно повлияют на дальнейшее развитие сюжета. Над этим самым выбором начинающая писательница и сама долго думала, постоянно представляя себя на месте своей главной героини.
Спустя пару часов мучительных раздумий Ника отложила телефон и, запустив пальцы в мягкие русые волосы, устало откинулась на спинку лавочки. В который раз она сталкивалась с непреодолимой преградой недостаточно полного понимания ситуации, в которую попала её безбашенная героиня. "Была бы я там… – девушка кусала губы и с досадой смотрела на потухший экран. – Каким же может быть другой мир?.."
Мысли назойливо зужжали, полностью отрывая Веронику от реальности, пока резкий странный звук не вывел её из раздумий. Он исходил словно бы отовсюду, и испуганная, вскочившая со скамьи Ника только беспомощно оглядывалась, не зная, как объяснить себе это явление. Но спустя буквально пару секунд все заглохло, и возникшая тишина оглушила пространство. Не успела Ника двинуться с места, как её левую руку обожгло ярким огнём боли. Это было так же неожиданно, как и тот звук, и возникшая прямо сейчас перед беседкой фигура в закрытом тёмно-зелёном плаще.
Боль парализовала, заставила судорожно прижать к себе конечность и без сил опуститься вниз, на дощатый пол. Вероника не могла произнести ни единого звука: взгляд стал мутнеть, а сознание – медленно уплывать, гонимое болью и страхом. В последнее мгновение, когда девушка ещё осознавала происходящее вокруг, фигура сделала несколько угрожающих тяжёлых шагов вперёд.
Приглушённые крики, треск огня, взрывы, вой и другие болезненные звуки, смешанные в какофонию, сдавливали уши. Всё случилось так быстро, словно в самом жутком кошмарном сне. Сознание мгновенно пролетало сквозь толщу ревущего пространства, преодолевая бесконечное расстояние на огромной скорости. И, несмотря на творящийся снаружи мыслей ад, внутри леденела пустота, заполненная одним лишь мельтешащим белым шумом.
Вероника не сразу поняла, когда она наконец-то очнулась от этого ужаса. Перед глазами всё так же стояла пелена боли, уши плотно заложило, и как будто бы через вату она слышала уже свой крик. Голос сорвался, девушка захрипела, через силу пытаясь остановить эту муку.
Несколько долгих минут она старалась прийти в себя, ожидая, пока болезненный белый шум, как отголосок случившегося, отпустит истерзанное сознание. Девушка пыталась осмотреться вокруг, понять, где она находится. Но когда ей это удалось, Ника смогла выдохнуть спокойно. Она была в саду, на том же месте, в беседке. Вокруг словно ничего не изменилось. Только начало смеркаться. Багряный, как та режущяя боль, закат только разгорался за ветвями деревьев. Родители уже должны были приехать, но ни они, ни соседи – никто не прибежал на её вопль.
Вероника поморщилась, держась рукой за голову. Ей в глаза тут же бросилась вещь, которая уже успела стереться из её внимания за целый день.
Татуировка изменилась. Сердце Вероники болезнено сжалось вновь. Виноградная лоза всё такими же нежными узорами выглядывала из-под ослабших бинтов, но цвет её стал другим… Девушка мигом сняла бинты и увиденная картина поразила её ещё сильнее. Татуировка, некогда снежно-голубая, словно воды замерзшей горной реки, сейчас приобрела иной цвет: чёрная у основания, она едва заметно высветлялась до алого к кончикам последних завитков.
"Что это всё, чёрт возьми, значит?" – смятение в её голове не давало Нике даже пошевелиться. И только когда в окнах её дома зажёгся свет, Вероника резко вскинула голову, отрываясь от мыслей, быстро замотала бинтвми руку обратно и на дрожащих ногах побрела к родне.
– Дорогая, где ты была? – мама, уже одетая в домашнюю майку и штаны, стояла на пороге и строго смотрела на вернувшуюся из сада Нику. – Мы с отцом весь дом обыскали, а ты в саду пропадаешь?
В ответ девушка только устало кивнула. Цепкий взгляд женщины сразу же заметил изнурённое и печальное лицо дочери. Она решила не продолжать поучительную речь, а просто отступила в дом, позвав Нику за собой:
– Пойдём скорее. Ужин почти готов.
Вероника поспешила следом, чувствуя приятный долгожданный прилив сил в ногах.
В кухне уже сидел с газетой в руках отец, Павел Вячеславович. Не было заметно, что он так волновался и искал дочь, как описывала это его жена. Сейчас же, как и всегда, глава семейства был в серой рубашке, в свободных, таких же серых штанах, с тонкой оправой очков на морщинистой переносице, с любимой местной газетёнкой и в любимых тапочках. Он всегда разительно отличался от матери, которая не любила повседневную серость и носила яркие майки с "кричащими" надписями. Веронике казалось, что её мама застряла где-то в 2007-ом году, который она называла годом её второй молодости, хоть все её и убеждали в том, что она "и сейчас неплохо выглядит". О той эпохе говорила и её короткая прическа с косой длинной чёлкой на левый бок.
С самого прихода на кухню Вероника держалась боком, стараясь скрыть забинтованную руку. Девушка бы с радостью пошла в свою комнату и поужинанала бы потом, когда родители отправились в зал. Но, если мать пригласила её к столу, то отвертеться вряд ли получится…
– Мам, может я лучше у себя поужинаю?..
Вопрос повис угрожающей тишиной в небольшой комнатке. И даже отец заёрзал на стуле, чуть опустив край газеты и сочувствующе взглянув на дочь.
– Что значит "у себя", дорогая? – женщина почти беззвучно поставила тарелки на стол. – В этот редкий час, когда мы все вместе можем собраться, ты хочешь нас покинуть и опять запереться в своей комнате?
Это желание мгновенно усилилось в Нике, только она услышала тон матери. Девушка тихо вздохнула, старась унять вдруг поднявушуюся злость: в таких ситуациях лучше сохранять спокойствие. Однако на вопрос Татьяны Владимировны ответил уже её муж:
– Дорогая, ну не будь ты так строга, – начал он издалека, уберая газету в сторону. – Может, дочь твоя хочет уединиться, дабы початиться с друзьями. Они и так редкое явление в её жизни…
Татьяна Владимировна на самом деле всем сердцем переживала за социализацию дочери. Хоть Вероника ей старалась не рассказывать о всех своих проблемах, чтобы после не слышать нотки сочувствия и волнения в её голосе, но когда девушка почти год назад порвала в Даниилом, то не могла сдержать эмоций и расплакалась в объятиях матери. После этого Татьяна старается поддержать в дочери интерес к общению со сверстниками. Страется, но по-своему.
Женщина на несколько секунд задумалась, держа в руках чашку с кофе, и вдруг поменялась в лице, придя к каким-то своим выводам.
– Можешь ужинать и у себя, – она поставила чашку на поднос. – Но с условием, что через час ты спустишься и поможешь нам с отцом разобрать коробки с фотографиями, которые я нашла вчера на чердаке.
Ника удивилась, но, недолго думая, кивнула.
Через некоторое время она сидела в своей комнате на втором этаже, задумчиво смотря на остывавшую чашку с горячим чёрным напитком. Девушка уже поужинала, и все её мысли сосредоточились на одной лишь татуировке. Рассказывать матери о случившемся во сне не очень-то и хотелось: слишком велика вероятность того, что ей просто никто не поверит. "Может сказать, что я решила набить себе татуировку и съездила к знакомому в салон?" – от этих мыслей мурашки пробежали по спине. Тогда Нике пришла в голову другая идея.
Девушка быстро достала из шкафа легкую кофту, сетуя на то, что раньше об этом не додумалась, и столь же быстро натянула её на себя, а бинты всё же решила не снимать.
Вскоре она спускалась вниз, с подносом в руках. Татьяна Владимировна в это время расставляла чистую посуду в шкафчике, но, услышав шаги дочери, быстро обернулась и внимательно осмотрела принесенные тарелки.
– Пустые. Отлично, – женщина улыбнулась и кивнула в сторону посудомоечной машины. – Ставь и пойдем. А чего ты в водолазке? Неужели похолодало?
Вероника коротко пожала плечами, стараясь выражать эмоции более естественно, не выдавая взволнованность:
– Просто немного замёрзла, – и поскорее перевела тему: – А где же коробка с фотографиями?
– Уже в гостиной.
Это была довольно объёмная картонная коробка, кое-где заляпанная неизвестными пятнами и разводами, с немного смятыми уголками. На крышке наклеена пожелтевшая бумажка с надписью, которую больше нельзя прочесть из-за того, что чернила давно выцвели, но Ника могла педположить, что там когда-то было написанно "Фотографии". По высоте короб приходился сантиметров 30–40 и ещё больше в ширину, намекая на предстоящие довольно длительные часы работы. Не то чтобы Веронике не нравились подобные "копания в барахле", скорее наоборот: девушка была очень любопытна, ей всегда было интереснее то, как жили люди раньше, чем то, как живет она сейчас. Однако в данный момент Ника испытывала странные чувства, глядя на ветхую коробку: с одной стороны её охватывало уже знакомое любопыство, с другой – страх, что в процессе она сама не заметит, как закасает рукава, чтоб ловчее работалось, ну а с третьей – странное предчувствие чего-то неизвестного вовсе.
Рядом с коробкой стояли две стопки однообразных альбомов с тёмно-синими обложками, которые мама накупила в магазине.
– Начнём? – Татьяна опустилась на ковёр, рядом с картонным сейфом.
На лице женщины играла озорная улыбка, по которой можно легко догодаться, от кого унаследовала интерес к старине сама Ника.
Павел Вячеславович устроился рядом и уже устало кивнул:
– Что-то большевата коробка для одних фотографий…
– Возможно, тут не только они. Мама любила собирать ещё и открытки, и старые пустые конверты, и неотправленные письма. А ещё возможно, что тут фотографии юности папы, – мама Ники тихо вздохнула, погружаясь в воспоминания.
Ну а девушка, усевшаяся возле коробки последней, уже подалась вперёд, подняла крышку коробки и отставила её в сторону. Все тут же подтянулись ближе и нагнулись, с интересом заглядывая внутрь, будто в "ящик Пандоры".
Однако вместо всевозможных несчастий коробка почти до самого верху была набита старыми фотографиями и какими-то ещё бумажками.
– М-да… недаром она была такая тяжелая… – сказала родительница.
– Мы тут надолго… – прозвучало ей в ответ от отца, кажется, увидевшего то, что видела когда-то и любопытная Пандора.
И только Ника молчала, поглощенная странным предчувствием.
Татьяна Владимировна раздала всем участникам по три альбома, и все приступили к работе. Родители, в особенности мама, довольно бурно обсуждали почти каждую фотографию, рассказывая о том, как же это было, какие события предшествовали этому снимку, какие чувства и переживания.
Вероника их почти не слушла, лишь иногда отвлекаясь на то, что говорит мама. Девушке попадались по большей части фотографии пейзажей. Чёрно-белые и охристые, они, конечно же, не могли передать палитру красок природы, зато куда лучше передавали атмосферу тех мест, в которых был сделан снимок. Иногда Ника переворачивала фото обратной сторой, прежде чем вложить его в альбом, глядя, в каком году и в каком уголке мира побывали её предки. Однако попадались русоволосой и потретные, и групповые фотографии, лица на которых она узнавала только отчасти. Девушка подсознательно словно бы искала кого-то конкретного, кого-то знакомого.
Вскоре её "надежды" оправдались. Среди кучи серых и пожелтевших снимков обнаружился один, чем-то особенный. Ника с замиранием сердца взяла его в руки, не обращая внимания на разгоревшееся жжение на левом предплечье, и внимательно всмотрелась в глаза светловолосой девочки, изображенной на этой фотографии. Её пронзительный и знакомый взгляд надолго приковал внимание Вероники, и, стараясь отвлечься, она быстро перевела на другую изображённую. Это была девушка, старше, чем та, что со светлыми волосами. Они стояли вдвоём на какой-то деревенской улочке, по бокам которой неровным рядом уходили вдаль деревянные старые домики и палисадники. Они почти не касались друг друга, обе в длинных сарафанах и с широкополыми шляпами на головах. Ника не сразу узнала в девчонке повыше, которая стояна правее, свою бабушку Веру.
– Мама, – Вероника глянула на сидящую рядом родственницу, и, когда та повернулась к ней, протянула фотографию со словами: – А кто эта девочка рядом с бабушкой?
Татьяна Владимировна лишь коротко глянула на фото и отмахнулась:
– Какая-то подруга детства. Я и не знаю их всех.
Вероника вздохнула и снова вернула взгляд на фото. Девушка всей кожей ощущала, как на неё пристально смотрят с фотографии две пары глаз.
Через час, сидя на своей кровати в ночной рубашке, Ника задумчиво рассматривала татуировку, так и не пропавшую с её руки, на что русоволосая тайно надеялась. "Я не смогу прятать её вечно, – пальцы девушки едва касались почерневшей лозы. – Завтра надо будет наконец-то разобраться со всем этим".
Тихо вздохнув, девушка быстро заснула под стук капель по стеклу.
Глава 4
Утро выдалось свежим и немного прохладным. Девушка с неохотой открыла глаза, услышав звук поднадоевшего будильника. Она ещё долго лежала на мягкой перине, пялясь в потолок, не решаясь встать и начать этот день. Странное предчувствие накатило сразу и не хотело отпускать из своих напряженных объятий. Сейчас идея отправиться к бабушке и разузнать всё о странной девочке на фотографии не казалась такой радужной и перспективной. Однако, бабушка Вера, возможно, единственная, кто не станет сразу же упрекать Нику в том, что внучка «сделала татуировку», а выслушает и точно поймёт девушку. Почему-то сейчас Ника доверяла больше бабушке, чем лучшей подруге (особенно после вчерашнего дня).
Вероника потянулась и села, протирая заспанные глаза. Сегодня пришлось встать ещё раньше, чтобы успеть вернуться домой хотя бы к обеду, ведь домашние дела она так и не сделала вчера. Девушка быстро позавтракала тем, что осталось с ужина, оделась в лёгкую рубашку с продольными полосками, заправила её в джинсы с высокой талией и обула кроссовки. Отыскала заветную фотографию и осторожно спрятала в рюкзаке. На все эти сборы ушло чуть меньше получаса. Оставалось только позвонить родственнице, к которой Ника и собиралась.
Парочка длинных гудков – и знакомый голос раздался на другой стороне телефонной линии:
– Дорогуся, это ты? – Вера Алексеевна словно бы ждала этот звонок.
– Да… Как твои дела, бабушка? – Ника замялась не зная, как отреагирует на её внезапный приход женщина. – У тебя все хорошо?
– Ой, все замечательно, Вероникушка. А ты там как? Как Дарья? Почему не звонит мне? Уже повыходили замуж, внученьки мои?
Дальше началось довольно долгое обсуждение всех бабушкиных вопросов, и Ника, сидя в прихожей и рассматривая носки кроссовок, уже жалела о том, что не сказала сразу о желании прийти в гости.
– А ты не хотела бы приехать ко мне и забрать банки с огурцами, которые просила твоя мама? – неожиданно предложила женщина, прервав свою речь.
– Да, конечно! – девушка соскочила с пуфика и закинула рюкзак на плечо.
– Отлично. Хоть посмотрю на свою дорогую внученьку!
Радость бабушки в одно мгновение заразила и Нику: она ведь правда уже пару месяцев не видела её. Сумбурное чувство, которое было с девушкой с утра, отступило. Не теряя времени, Вероника выкатила из гаража велосипед, стряхнула с него пыль и, посвистывая незатейливую мелодию, покатила вперёд, по размытой после ночного дождя дороге.
Она, олнако, совсем не почувствовала пристальный взгляд льдисто-зелёных глаз, следящий за ней из окон напротив.
Дом, где жила Вероника, находился в большом частном секторе почти на окраине городка. Дороги здесь были не асфальтированные, кое-где посыпанные галькой и очень ухабистые. Велосипед еле слышно поскрипывал почти на каждой на кочке или ямке, но это не мешало девушке наслаждаться поездкой и рассматривать окружающие её частники. Маленькие, одноэтажные, ещё с советских времён, с палисадником перед окнами и с ржавой калиткой, через щели в деревянных заборах можно разглядеть почти пустые огороды и сады; были и большие дома двух и даже трёхэтажные, с высокими каменными стенами, не дававшими волю любопытству. Все эти постройки девушка помнила: не раз она ездила тут ещё на стареньком дедовском велосипеде с двоюродной сестрой в детстве. Уже тогда они были неразлучны и катались вместе к бабушке Вере, чтобы поесть у неё абрикосов, в центр города и на речку. Воспоминания резко нахлынули, как и вызванная ими тоска по прошедшим дням.
Спустившись с очередной горочки, Ника выехала из своего района, и перед ней открылась умиротворяющая панорама речушки, полей и леса. Дорога здесь была ровная, недавно проложенная, слева располагались уже другие котеджные дома – новенькие, только построенные, они были ещё не обжиты, стекла их окон покоились за тёмной плёнкой, а на верандах лежали лишние кирпичи и каменные блоки, оставшиеся после стройки, кое-где даже забора ещё не было. Однако на новоявленный частный сектор девушке не очень хотелось смотреть. Медленно крутя педали, она повернула голову обратно к панораме реки, желая подольше насладиться природным пейзажем. В поле среди высокой травы одиноко паслись коровы, и ни единой человеческой души не было видно в округе уже давно.
Вероника ехала медленно, и это позволило ей краем глаза заметить человека, спрятавшегося в зарослях ивы на берегу. Точно почуяв её взгляд, человек вдруг выбежал и стал бросаться на коров, норовя прыгнуть им на спину. От такого зрелища девушка даже притормозила под кроной огромного дуба, росшего у дороги. Хоть ненормальный и находился в нескольких десятках метров от неё, но сердце всё равно бешено заколотилось в груди, а странное чувство вернулось, усилилось стократно. От страха мурашки пробежали по всему телу, и левое предплечье вдруг стало жечь слабой болью.
Человек издавал странные пугающие звуки, как только его руки касались мягкой животной шкуры. Да и прыгал он будто блоха на ринге, пугая бедных животных всем своим видом. Присмотревшись получше, девушка увидела на нём парящий плащ, напоминающий подранную тряпку, да и руки у полоумного были непропорционально длинные, как и пальцы на них.
Обернувшись по сторонам и не заметив более никого на дороге, Ника решила не рисковать и быстро спряталась за куст барбариса, росшего у дорожной колеи, осторожно уложив свой велик рядом с собой на траву. Её глаза неустанно следили за странным мужчиной. Испуганные коровы, недовольно мыча, разбежались по полю, и теперь безумец стоял прямо напротив девушки, метрах в двадцати пяти. Его поведение снова резко изменилось: он быстро опустился на корточки и притаился в высокой траве, вертя головой в разные стороны, не издавая ни шороха.
Поднялся сильный ветер, громко зашуршав полевой травой, над головой потемнело небо, на котором совсем не было туч, и уже в следующее мгновение раздался хлопок, который Ника сначала приняла за раскат грома, но синяя вспышка на дороге тут же привлекла внимание девушки.
Чуть отодвинув ветви в сторону, испуганная Вероника с шоком смотрела на нового персонажа странной сцены, невольной свидетельницей котрой она стала. Это была высокая женщина, стоявшая к Нике спиной, с ног до светловолосой головы облачённая в серо-серебристый доспех. В руках женщина держала длинный меч с узким лезвием, и под лучами проступившего солнца он словно всполыхнул огнём.
Ничего более Вероника рассмотреть не успела. Воительница перехватила поудобнее своё оружие и с яростным криком бросилась в сторону, где притаился ненормальный. Тот, однако, сразу всё понял, страшно взвизгнул, оглушая дрожащую в кустах Веронику, и попрыгал навстречу бегущей женщине. Его тело словно бы удлинилось в полёте, ноги уже напоминали изогнутые волчьи лапы, а грудак сильно выпирал вперёд.
Дальнейшие события развивались стремительно. Первым ударом женщина сбила тварь прямо в прыжке, попав по морде. Сразу после этого послышался пронзительный писк, от которого высокая трава примялась, и монстр снова сделал рывок вперёд к противнику, рассекая воздух когтистой лапой. Женщине с трудом удалось блокировать столь яростный удар, но сразу после она сама ринулась в наступление. Быстрые и мощные рубящие удары сыпались на безумную тварь, не давая той подняться с земли и поднимая бурые брызги крови. Уже через несколько минут этой бешеной мясорубки бой можно было назвать законченным. Грозно взревев, женщина опустила лезвие в шею истекающему кровью сопернику, навсегда отделяя изуродованную порезами голову чудовища от остального тела.
Ника не могла смотреть на толстые ручейки крови, вытекающие из среза, когда женщина подняла голову над землей. Девушка в кустах вскрикнула, закрывая лицо руками, а уже в следующее мгновение её разум провалился в болезненную темноту.
Сознание возвращалось неохотно. Сильно ломило в висках, в горле расстилались пески Сахары, и какой-то странный безэмоциональный голос звал Нику. Становясь отчетливее, он приказывал девушке очнуться. Как ни странно, это помогло. С трепетом пред этим приказом Вероника мигом распахнула глаза, давая памяти о прошедших событиях вернуться к ней, и обнаружила себя лежащей на стареньком диване.
Рядом появилось несколько взволнованное лицо бабушки.
– Кошмар приснился, солнышко? – осторожно спросила та, поставив на столик стакан воды. Прежде чем ответить, девушка залпом его осушила.
– Как я пришла к тебе?.. – Ника и сама удивилась сухости и ломкости в своём голосе.
– Это было часик назад, – бабуля вальяжно уселась в кресло. – Ты устало приплелась к калитке, оставила деду велик и сказала, что ты очень голодна и смертельно устала. Потом ты пришла в зал, плюхнулась на диван и мгновенно уснула.
Ника приподнялась на локтях и попёрлась об подлокотник.
– Совсем тебя не кормят дома? Я уже и оладушки тебе спечь успела, и сырники наготове. Сейчас тебе сюда их принесу.
Бабушка исчезла так же быстро, как и появилась. Вероника, пребывая в смятении, подтянула к себе рюкзак, чтобы проверить, не обокрали ли её. Однако к своему несчастью обнаружила внутри новый предмет. Это был старый пожелтевший листок бумаги, сложенный вчетверо. Развернув его, девушка стала вчитываться в странный аккуратно выведенный текст…
– Что это за хрень? – Ника не могла оторвать глаз от клочка бумаги.
Вера Алексеевна вошла в комнату, неся в руках поднос с яствами. На ней был темно-синий удобный сарафан, а на белых волосах красовался красный платок. От старой не укрылось взволнованное лицо внучки, и она тут же спросила:
– Что такое, ягодка моя?
Поднос опустился на столик, и помещение постепенно заполнилась ароматами свежеиспеченных оладушек. Вероника заколебалась на секунду, но потом все же протянула шокировавший её листок Вере Алексеевне со словами:
– Бабушка, в моей жизни происходит что-то невообразимое, – начала дрожащим голосом Ника издалека. – Сначала приснился странный сон, после которого на моей руке проявилась татуировка, потом девочку из этого сна я нашла на старой фотографии, рядом с тобой. По дороге сюда я видела жуткую сцену боя и убийства! А теперь и этот листок в моих вещах!
Сейчас девушке самой было трудно поверить в то, что подобное вообще могло произойти с ней в материальном мире, но желание выговориться стало нестерпимым. Звучали её слова как бред психически больного, и поэтому внучка побоялась, что сейчас увидит на лице бабушки сначала шок и волнение, а потом сочувствие. «Она примет меня за ненормальную. Скажет, что это всего лишь выдумка, а вечером позвонит маме, и на следующий день меня увезут в психушку!» – навязчивые мысли забились в голове, а на глазах выступили слёзы.
Однако бабушка долго вглядывалась в написанное, не обращая на внучку внимание, и всё сильнее хмурила седые брови. Не в силах стерпеть ожидание, Ника промямлила, вытирая солёные дорожки с лица:
– Я ничего не понимаю… Что за бред написан на этом чёртовом листке?
Родственница не ответила. Она сложила бумажку вчетверо и молча, даже с ненавистью разрвала её на несколько частей, потом смяла их в кулаке и села в кресло, стоящее напротив дивана. Достав из широкого кармана халата коробку спичек, а из столика, на котором покоились клубки ниток, железную миску, бабка небрежно высыпала ошмётки бумаги на донышко и следом кинула полыхающую спичку.
Всё так же хмурясь, Вера взглянула на Веронику. Её взгляд в слабых отсветах огня стал ещё более тяжёлым и старческим.
– Я не думала, что это произойдет именно с тобой, с моей любимой внучкой, – голос старой сильно изменился, стал суровым и немного печальным, коим никогда не был в памяти девушки.
– Бабушка, мне нужны ответы… – Ника, со смятением косясь на огненное блюдо, села на диван и нерешительно подняла рукав рубашки.
Бинты, которые она повязала утром, так же плотно сжимали предплечье левой руки. Седовласая прищурилась, а Ника осторожно, словно под тканью горела рваная рана, стала их разматывать, и, когда сетчатая белая змея спустилась на пол, старая чуть привстала, опираясь на подлокотники. Внимательно рассмотрев чёрные витки татуировки, она с нескрываемым ужасом глянула на внучку.
– Почему она чёрная?! – голос бабушки дрогнул. – Это невозможно.
– «Она»? Что это вообще такое? – такая реакция родственницы напугала и саму Нику.
– Ты не всё мне рассказала, девочка, – Вера Алексеевна грозно глянула в глаза внучке. – На тебя кое-кто напал. Совсем недавно. Я должна знать всё, что с тобой произошло за эти дни. Иначе помочь тебе не смогу.
Спорить не было ни сил, ни желания. Так девушка и рассказала хмурой бабке всё до последнего: и про сон, и про девочку, и про визит Даши, и про то, что с ней произошло в саду, и даже про нового соседа.
– А теперь объясни мне, что здесь происходит! – выпалила девушка в конце своего рассказа. – Я вижу, что ты что-то знаешь об этом. Это типо магия и другие измерения? Как в книжках?
– Магия только в сказках да в сопливых фэнтези бывает, – бабка мрачно хмыкнула. – В реальности – это всего лишь мир твоего подсознания. Мир Дарк'ана.
Вероника с шоком уставилась на родственницу, уже сама сомневаясь в её адекватности, но та с серьезным лицом продолжила:
– Руны, написанные на этом листке, имеют настоящий мистический смысл. С их помощью можно проникать в другой мир… а Чёрный Демон может проходить сквозь них в наш мир…
На последних словах голос Веры стал приглушенным, таинственным и пугающим.
– Что-то я не сильно хочу знать, что это за товарищ, – пробормотала себе под нос Ника, зябко поёжившись.
Женщина усмехнулась:
– Боюсь, что другого выбора у тебя нет, деточка. Теперь это твоя Судьба.
– При чем тут вообще я? – задала девушка вопрос, сильнее всего её волнующий.
– В твоем возрасте и мне выпала такая честь… – бабушка прикрыла глаза, кажется, её охватили воспоминания. – Когда-то и ко мне во снах приходила Артурия…
– Это та девочка на фото? – перебила Вероника мечтательность старой.
– Да. Я чувствую, что у тебя с собой это фото. Дай мне на него взглянуть!
Вероника удивлённо, но послушно, достала из рюкзака маленькую фотографию, размером с ладонь ребёнка, и с опаской протянула её седовласой. Женщина быстро вынула из кармана очки с толстенными стёклами и несколько долгих минут вглядывалась в фото с нежной улыбкой на лице.
– Да… Это Артурия. Именно она познакомила меня с таинственным иным миром, – бабка быстро сунула старую фотографию себе в нагрудный карман. – Ох, внучка, я и сама мало что знаю о Дарк'ане, но тебе точно стоит быть осторожной…
– Да, как это вообще возможно?.. – чуть ли не всхлипывая пробормотала девушка. – Кажется, я совсем запуталась.
Вера Алексеевна поворошила волосы под косынкой.
– Помню я это всё уже, конечно, плохенько… но постараюсь уж разъяснить. Не буду тут пускать перессуды о научной обоснованности существования Дарк'ана. Экзопланеты, квантовые телепортации и другие Вселенные, – бабуля отмахнулась. – Я ничего в этом не смыслю, и ты это знаешь. Однако тот мир вполне реален. Он осязаем. Живёт своей жизнью… – она на секундочку запнулась. – Вернее жил. Были там и королевства, прямичком из Средневековья, и рыцари при мечах да в доспехах, и то, что называют у нас тут "магией". И всё шло своим чередом, пока на Дарк'ан не напало страшнейшее проклятье вечной мерзлоты, пришедшее вместе с тёмной могущественной сущностью. С Чёрным Демоном. И тогда одна королева из рода Вендрагон, чудом выжившая, отправилась в наш мир за поиском спасения.
Голос бабушки затих, но Ника так и не узнала самого главного.
– Так при чем тут была ты… и теперь я? – повторила она свой вопрос.
– Мы достойные и обладаем особым судьбоносным даром. Наш рок – отыскать и уничтожить Тёмное писание – артефакт, с помощью которого Демон наслал проклятье! – бабуля аж привстала на своём кресле, но через мгновение снова расслабилась и добавила: – Вернее, это теперь только Твой рок, внученька.
Вероника вздрогнула после этих слов.
– Ты верно шутишь… Этого просто не может быть, – теряя надежду изменить реальность словами, Вероника всмотрелась в лицо говорившей, надеясь отыскать на его морщинках признаки смеха, но не обнаружив таковых, продолжила: – Ты хоть слышишь, о чём говоришь? Какой ещё "судьбоносный дар", бабушка? Кто-то просто решил надо мной подшутить и забросил этот листок с непонятными закорючками в мой рюкзак.
