Текст книги "Уж замуж невтерпёж (СИ)"

Автор книги: Лилит Эндрю

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 12 страниц)

– Объясни, – потребовала Панси, проклиная брата за его самонадеянность. Он просто обязан был предупредить ее, прежде чем делать какие-либо необдуманно!

– Он забрал папку с документами, – нервно прошептала Элоиза, – которые могут стать уликами против нас. Они могут стать доказательством сотрудничества нашей семьи с Темным Лордом. Да, Панси, не смотри на меня так. Твой отец всегда был близок с Пожирателями смерти, пусть и не входил в их число. Это деньги, огромные деньги. Бизнес, не иначе. После его преждевременной кончины, все дела продолжила я. И я справлялась отлично и даже смогла получить для нашей семьи право на наследие…

– Наследие? Что за чушь? – забыв про формальности, пробормотала девушка, нервно кусая губы. Она чувствовала, как холодеют кончики пальцев на руках, как сильно бьется сердце в груди. Так это… все правда? Ее семья не сохраняла нейтралитет во время Магической войны?

– Я все просчитала, Панси. Просчитала, чтобы нам досталось ничуть не меньшая доля, чем всем остальным. Мы ее получили, договорившись с Малфоями, но теперь… Теперь, какое это имеет дело? – она подавила всхлип. – Если Алойз… ну, ты понимаешь. Если ты с ним не поговоришь… все кончено. Если он кого и послушает, то только тебя.

– С Малфоями? То есть, ты имеешь в виду, что расторгла помолвку ради большей доли? – не верила своим ушам девушка. Она не хотела верить.

Панси часто себя представляла в роли миссис Малфой. Мечтала о том, что однажды войдет в роскошный Малфой-мэнор в роли хозяйки. Ее воображение рисовало искусный интерьер древнего магического особняка, кучку столпившихся вокруг домовиков, приветствующих новую госпожу.

Все ее детские мечты были растоптаны кучкой золота, которого у древних семей и без того хранилось в Григоттсе предостаточно. Ладно, может, после войны их положение стало несколько хуже, но в средствах никто из них особо не нуждался.

– Эти глупые правила, – зло выплюнула мать. – Слияние семей привело бы к тому, что мы получили бы лишь малую часть. Одну на двоих. Теперь же мы довольствуемся каждый своей – так лучше.

– А я… А как же я, матушка? – Панси злилась. Злилась на меркантильную мать, на Малфоев, на всех в этом мире за то… А за что, в общем-то? Так ли ей был важен этот гребаный Малфой?

В мыслях тут же всплыл образ улыбающегося Блейза. Нежного Блейза. Саркастичного Блейза. Любимого Блейза.

– А ты рискуешь остаться у разбитого корыта, если не найдешь брата и не поговоришь с ним, – поставила точку в этой невыносимой дискуссии Элоиза, проглотив залпом оставшиеся полстакана виски.

Панси вздохнула, осознавая, что спорить бесполезно.

Он нёсся по просторному залу, держа в руках увесистую стопку всех мастей: Грейнджер не только была подписана на десяток журналов, но и вела активную переписку со своими почитателями и единомышленниками. И это все не считая почты по работе.

Драко брезгливо выбросил домовику в пакет то, что, по его мнению, не было достойно внимания, отчего в итоге у него остался всего лишь один конверт. Именно с ним Малфой направился в спальню Гермионы.

Прежде чем войти, он легонько постучался, и только потом отворил дверь, громко стукнув ею о дверной косяк.

– Грейнджер, важные новости, собирайся!

Гермиона от неожиданности чуть не выронила из рук книгу и недовольно приподнялась на кровати, буравя Малфоя взглядом.

– Чего тебе? – не шибко дружелюбно спросила она.

– Собирайся, я сказал. Это, – он протянул ей конверт, – письмо из больницы. Просят срочно приехать.

Дрожащими пальцами она обхватила шершавый пергамент, перед этим откинув книгу куда-то в сторону.

Гермиона быстро просмотрела текст и тут же незамедлительно вскочила с кровати, прогоняя из спальни Драко, чтобы переодеться.

Она летит по темному, такому нелюбимому коридору, чувствуя, как развивается от бега лёгкий ветерок в волосах. Она никогда так не спешила в палату, где находились ее родители. Она ненавидела это место.

А сейчас сердце бешено стучало в груди в нетерпении.

Это было хорошее предчувствие.

Деревянная рама двери, на которую она опёрлась, чтобы отдышаться, оставляет занозы в ладони. Глаза заливаются слезами, но не от резкой боли от проткнутой кожи, которая за последнии месяцы истончилась до невозможности, а от такой знакомой, практически родной картины.

Отец сидел в инвалидном кресле рядом с кроватью матери, и они разговаривали. Мать сладко улыбалась, и этим она напомнила Гермионе о том, как это было до войны. До того, как Гермиона совершила грубейшую ошибку.

Она осела на пол и плакала долго-долго, бесшумно, пока Боб не заметил ее и не поднял на руки, усаживая рядом.

Он все помнил.

Драко решил не мешать семейной идиллии, остановившись неподалёку. На душе было так легко-легко, будто бы он исполнил своё предназначение. А он всего-то принёс письмо.

Судьбоносное письмо.

========== XLIX ==========

«Это, наверно, какая-то ошибка», – то и дело всплывало в голове, пока Панси стояла в приемной Аврората, сжимая в руках пергамент с подтверждением о встрече. Секретарь что-то быстро строчил в ведомости, временами поднимая глаза и задавая глупые очевидные вопросы. Панси терпеливо на них отвечала, но мысленно считала до ста, прикладывая неимоверные усилия, чтобы не сорваться.

Нервы были натянуты до предела, и она не знала, сколько пройдет времени, прежде чем ее снова накроет волна паники.

Так странно было выслушивать мать тогда. Панси и не задумывалась тогда, насколько абсурдна была ситуация, и насколько сама девушка была оторвана от дел своей семьи. И отец, и мать, и даже Алойз вели за ее спиной какую-то теневую игру, пока Панси плела свои глупые интрижки в школе и доставала гриффиндорцев-первокурсников. Она думала, что видела все, пережив Вторую Магическую войну, но, Мерлин, как же она была слепа. Она не видела ничего, что творилось у нее прямо под носом. Она могла лишь догадываться, почему сбежал брат; она впервые сделала что-то по-настоящему по-своему, когда уболтала Блейза на эту глупую липовую помолвку. А Малфой ведь наверняка все знал. Все, до самого крошечного факта, и смеялся в тайне над Панс, пока та свирепела от несправедливости судьбы и указов матушки.

– Вы не находитесь под Империо?

Она вобрала побольше воздуха в легкие и задержала дыхание, продолжив считать.

Сорок шесть, сорок семь…

Они издеваются?

– Конечно же, нет, – Панси криво улыбнулась.

Она была так занята удерживанием контроля над собой, что не заметила, как позади скрипнула дверь и раздались гулкие шаги.

– Джей, она ко мне, все отлично, – аврор кинул на рабочий стол секретарю какой-то конверт и взял Панси под локоть.

– Сэр, безопасность есть безопасность, – важно извлек секретарь, но со своими глупыми вопросами закончил, выбросив пергамент с записями в мусорное ведро.

Этот его жест чуть не заставил Панси сорваться.

Нет, это он серьезно?

Девушка вырвала свой локоть из цепких рук Алистера и сама проследовала вперед, едва ли представляя, где находился его кабинет и куда нужно идти. Но Портер больше к ней не прикасался и лишь бесшумно следовал позади, изредка подсказывая, в какую сторону следовало повернуть в этом коридоре бесчисленных дверей.

Когда они были на месте, аврор закрыл за ними дверь на ключ и легким движением волшебной палочки наложил заглушающее заклинание.

Панси прошла вперед, осматриваясь. Она не решалась начать первой разговор. Не знала, как.

Как ей стоило к нему обращаться? Господин аврор? Мистер Портер? Алойз? Брат?..

Этот человек внешне не был ни капли похож на ее дорогого братa. Мужчина эксцентричной наружности, с беспорядочно отросшими вьющимися волосами и татуировкой на шее, плохо скрываемой черным тонким шарфом. Да как его вообще в Аврорат-то пустили?

И, напротив, Алойз: сколько Панси помнила, одетый вечно с иголочки, с превосходным чувством стиля, возможно, слишком изящный и утонченный для мужчины. Когда Панси была маленькой, брат часто подбирал ей одежду для бесчисленных светских вечеров, устраиваемых матушкой. Он вызывал у нее восхищение. Сама Панси была на удивление непоседливой. Она предпочитала удобную одежду красивой и не способна была даже волосы красиво заплести. И тогда на помощь всегда приходил брат. Нет, не мать; Элоиза не проводила с Панси много времени, даже в далеком детстве.

– Я… не так представляла себе эту встречу, – наконец произнесла девушка, поддавшись ностальгии.

– Да, я тоже, – признался Алойз-Алистер, присаживаясь прямо на стол. Он попытался улыбнуться ей, но получилось неловко: Панси отвела взгляд, не в силах улыбнуться в ответ. – Хотя, я знал, что Элоиза отправит именно тебя. Давит на больное, так сказать.

«А на больное ли?» – хотела она спросить, но промолчала. Той связи, что когда-то связывала брата и сестру, она не чувствовала ее. Эта связь истончилась и со временем оборвалась. По крайней мере, так твердила себе Панси, в то время, как в голове все еще крутились те же самые вопросы, что и семь лет назад.

– У нее не было иного выхода. И у меня, – они все знали, что эта чертова папка способна утащить на дно не только Элоизу, но и Панси. Алойзу было все равно: его новая личина скрывала все. Панси не удивилась бы, опубликуй Алойз все прямо сейчас. Он заработал бы славу и известность, а мать села в Азкабан. Это же то, чего он так добивается, неправда ли?

Но вместо того, чтобы что-то сказал в ответ, аврор глубоко вздохнув, и, достав папку из какого-то ящика на своем столе, протянул ее Панси.

Не веря своим глазам, она потянулась к папке рукой, но Алойз в последний момент поднял ее выше, чтобы девушка не смогла ее достать.

– Что, замуж выходишь? – лукаво протянул мужчина, меняя тему и с искренним озорством в глазах наблюдая, как меняется лицо сестры.

– Да, – осторожно ответила Панси, не желая упоминать тот факт, что помолвка фиктивная.

– Прости, что доставил тебе столько хлопот, – он снова стал серьезен. Алойз ненавидел себя за эту свою выходку. – Мое преследование миссис Забини было обусловлено не только жаждой правосудия.

– Ты хотел заставить их разорвать помолвку, – опередила его девушка, кивая. – Но вместо этого сделал союз еще крепче. Но… почему?

Алойз рассмеялся.

– А это… уже неважно. Комплекс старшего брата, – только и ответил он. Теперь он знал наверняка, что никакого проклятья черной вдовы в природе не существовало, а даже если и существовало, то на семействе Забини его точно не было. Он читал материалы дела; Панси была в безопасности.

– Ты… странный, – смущенно бубнит Панс, когда папка с документами наконец ложится ей прямо на выставленные вперед ладони.

Алойз снова смеется. Ему обидно за то, каким трусом он был, и за то, что он встретился с сестрой слишком поздно. Он был всегда рядом, поблизости, вернувшись в Англию еще до начала Второй Магической войны. Но наблюдать издалека – это совсем не то, в сравнении с тем, что Панс, его маленькая Панс стояла сейчас прямо перед ним и смешно дулась, продолжая задавать глупые, никак не относящиеся к делу вопросы.

– Теперь, когда все разрешилось, ты вернешься к нам, Ал? – решается спросить она, пряча глаза и боясь ответа, который не заставил ждать.

– Нет, – Алойз качает головой. В чужой личине ему душно, но он пока не может вернуться к себе. – Мне… нужно уехать. На время. Подумать. И перестать наконец-то гоняться за призраками.

Последняя фраза вызывает у Панси недоумение, но она больше не спрашивает. В конце концов, на самый главный вопрос уже дан ответ. Но она не расстраивается, она все понимает.

– Ну, тогда… не забывай писать письма, – она выдавливает из себя улыбку, и у нее получается прекрасно.

Она всегда его понимала.

– Буду ждать в гости, – он игриво ей подмигивает, и в этот момент, лишь на секунду, Панси видит сквозь мощный морок не чужую личину, а Алойза Паркинсона.

В просторной столовой открыты нараспашку все окна, пропуская в помещение свежий воздух летних цветов. Гвендолин неуемно чихает, но не желает закрывать окна. Она не хочет, чтобы лето незаметно прошло мимо.

Блейз сидит рядом. Теперь, когда все позади, ему дышится легче. Экзамены прошли, и он теперь, не торопясь, может спокойно поразмыслить о будущем. Когда они с Панс объявят в прессе, что свадьбы не будет.

Наверно, это упростит его задачу в разы. Но гложущего его изнутри счастья Забини не испытывал. Еще каких-то полгода назад он себе и представить не мог, что пойдет под венец с Паркинсон, а теперь не мог представить то, что не пойдет.

Подливала масла в огонь матушка, нет-нет, а то и дело восхищаясь предстоящей церемонией. Блейз, скрипя зубами, кивал и улыбался, но ее напускная радость его ужасно раздражала.

– Мы с Элоизой думаем, что лучше всего в свадебном букете будут смотреться лилии, – завела опять свою песню Гвендолин. – Я предложила сорвать их в нашем саду; этим летом они расцвели необычайно крупными и красивыми. Да и символично это будет, а ты как думаешь?

Блейз не думал о лилиях.

– Ма, – он вздохнул, откладывая в сторону столовые приборы и запуская руки в волосы, взлохмачивая их. – Не будет никакой свадьбы.

Он все равно должен ей сказать об этом. Так чего тянуть?

Улыбка сошла с лица женщины, уступив место удивлению.

– Что? Блейз, но почему? Вы снова поссорились? Я прекрасно знаю о твоих чувствах к Панси, так почему?..

Он скрипит зубами. Ненавидит, когда люди вокруг него притворяются идиотами.

– Ты прекрасно знаешь, почему, – его голос звучал предельно ровно. По крайней мере, ему этого хотелось бы. – Я не могу подвергать Панси опасности. Это проклятье черной вдовы… Ты же знаешь, что оно может быть и на мне тоже, не так ли? Мы не можем так рисковать…

По ушам бьет оглушающая тишина, вдруг прерываемая тонким смехом Гвендолин. Она даже прикрывает рот рукой – леди не следует смеяться так заливисто и так громко. Блейз злится, но молчит; ждет, пока матушка объяснит, что же из его слов вызвало у нее такую волну радости и счастья.

– Блейз, дорогой, – наконец, подавив смех, говорит она. – Кто тебе сказал такую чушь? Какое еще проклятье черной вдовы?

Она вскакивает из-за стола так же быстро, как вспорхнула бы бабочка с цветка; Блейз следит за матерью искоса, слегка недоверчиво, но сердце уже вот-вот, да выпрыгнет из груди. В нем поселилась новая надежда. Надежда на то, что все домыслы и убеждения, которые терзали его с самого детства, растворятся в миг. Он страстно желал этого, пусть и не хотел подавать виду. Сложно сохранять злобную гримасу, когда мать так радостно и заливисто хохочет, протягивая ему какие-то листы. Забини присмотрелся.

Это была копия материалов недавно закрытого дела.

– Что? Зачем? – Блейз щурится, вглядываясь в чей-то размашистый почерк.

Гвендолин снова становится серьезной.

– Я не знала, стоит ли тебе показывать это, но раз такой случай…

И она начинает свой рассказ. Все то, что тогда сказала адвокату, скрепя сердце. Она обещала никому это не рассказывать, но те, кто взял с нее это обещание, уже мертвы.

– В свое время я не особо преуспела в развитии каких-либо… способностей. После смерти моего первого мужа и твоего отца у нас не осталось никаких способов заработка. Общественность требовала от нас занятия благотворительностью, а я едва сводила концы с концами, думая уже о продаже родительского особняка…

– О, что-то мне это напоминает, – саркастически заметил Блейз, припоминая события полугодичной давности.

Гвендолин грустно пожала плечами. Кормилица из нее вышла непутевая.

– И тогда… мне предложили первую сделку, – она замолчала, подбирая слова. – Это был богатый мужчина. Кроме денег у него не было по сути ничего. И у него обнаружилась смертельная болезнь.

– Твой второй муж, – констатировал Блейз.

– Да, – она кивнула. – Последние свои дни он хотел прожить в любви и заботе, а взамен обещал отдать все нажитое непосильным трудом. И почему-то он решил, что я отлично подхожу на эту роль.

– А я думал, ты его действительно любила, – вяло протянул ее сын, стараясь переварить полученную информацию.

– Так было не сразу, но… ты прав. Он умер не оттого, что женился на мне. На момент нашей свадьбы он был уже смертельно болен.

– И после первой успешной сделки, ты решилась на новую?

– Я никогда не предлагала, они приходили сами. В узких кругах знали о моем… так называемом «бизнесе». Это стыдно и позорно, но это так. В более широких кругах заговорили о проклятии черной вдовы.

– А мать Панси все знала, поэтому и не особо беспокоилась о судьбе своей дочери.

– Именно.

Снова повисла пауза. Это было не самое приятное известие, которое мать могла сообщить своему сыну.

Но Блейз… привык, что ли? За последнее время на него пролилось столько различного дерьма, что сейчас ему было просто безразлично.

За черной полосой всегда следует белая, а потому у Блейза была как минимум одна хорошая новость. Из которой вполне логично вытекала вторая.

Он не проклят. А значит, он может жениться на Панс.

– Спасибо, – он заставил себя улыбнуться, глотая паршивую горечь. Она пройдет. Как и чувство облегчения.

А счастье станется.

========== L ==========

Если бы какие-нибудь полгода назад кто-нибудь сказал Драко Малфою, что он будет идти по коридору больницы под ручку с Гермионой Грейнджер после того, как вместе с ней посетил ее родителей, и мило беседовать, он бы рассмеялся. Рассмеялся бы громко, до икоты, до боли в животе.

Сейчас же это казалось таким нормальным. Не было ни смущения, ни неловких пауз. Была раскрасневшаяся от быстрого шага Гермиона, с лица которой не сходила счастливая улыбка, и был привычно лучащийся сарказмом Драко. Полная гармония.

– Мама поразительно быстро пошла на поправку. Она постепенно вспоминает мое детство, правда, пока обрывочно, но папа очень помогает, – она говорит это едва слышно, себе под нос, и часть слов ускользает от Драко. Она будто бы боится спугнуть это мимолетное счастье, так внезапно появившееся в ее жизни, до сего момента полная непроглядной темноты, семейных проклятий чистокровных снобов, журналистов и обмороков.

Малфой слушает ее внимательно и молча. Он задумчиво кусает нижнюю губу, пытаясь понять, как в его случае будет лучше себя вести. Надменно и спокойно? Радостно? Ободряюще?

Он не чувствовал ничего, кроме обжигающей его изнутри пустоты. Он не желал больше надевать ни одну из своих масок, зная, что исход все равно будет един. И если он – не последняя задница, он поступит так, как должен.

Ведь Гермионе больше не нужен был этот цирк; ее выгода от сделки растворилась в тот момент, когда Боб Грейнджер открыл глаза. И, как бы ни парадоксально это звучало, последнее, чего хотелось Драко, так это то, чтобы она жертвовала собой ради кучки галлеонов. Драко Малфой не желал, чтобы Гермиона Грейнджер умирала.

Последнее он, кажется, помимо своей воли произнес вслух, потому что девушка, идущая рядом, вдруг внезапно остановилась и встала, как вкопанная, глядя на него широко открытыми глазами, полными удивления.

Да, именно так он представлял себе этот грандиозный момент. Он мог бы собой даже гордиться, останься у него силы для подобного рода чепухи.

Он выдавливает из себя подобие улыбки и достает из заднего кармана брюк смятый лист, вырванный им из книги. Ему стоит определенных усилий протянуть руку, чтобы отдать это Гермионе.

– Я не хочу, чтобы Гермиона Грейнджер умирала, – вновь повторяет он, удивляясь, откуда у него в один момент появилось столько храбрости. – Тут – инструкция к тому, как разорвать эту чертову помолвку и вернуть все на свои места. То, что мы так долго искали. Не благодари.

На протяжении всей своей маленькой речи он смотрит в стену, гордо задрав нос. Если бы Гермиона ушла, он бы и не заметил.

Но Гермиона стояла тут, рядом, и слушала. Она неуверенно взяла в руки клочок пергамента и развернула его. Наверно, ее тоже поразила абсолютно не присущая ей робость, потому что говорить стало необычайно тяжело.

– Я буду скучать, – проглатывая слова благодарности, произносит она и пытается поймать его взгляд, в котором бы она абсолютно точно увидела, что он тоже.

– Дура, – бормочет он себе под нос и, поддавшись какой-то необъяснимой силе, ерошит ей волосы, запутывая непослушные кудри еще сильнее. В его голосе нет злобы, только какая-то идиотская грусть, которую он не желает испытывать.

Драко продолжает свой путь к выходу, а Гермиона растерянно смотрит ему вслед, не зная, стоит ли ей идти за ним.

Наверно, все же не стоит.

Она снова опускает свой взгляд на пергамент в руках и улыбается. Совсем скоро все снова встанет на свои места.

– Я хотел получить деньги и сбежать, – признается он, пряча в руках лицо. В гостиной неимоверно душно, но Люциус чувствует, как бегают мурашки по всему телу, когда он снова поднимает взгляд и видит глаза своей жены.

На журнальном столике – копии документов, присланные Панси. Попади хотя бы одна такая бумажка в руки авроров, их бы благополучной жизни пришел конец. Но не это волнует Нарциссу.

Не впервые она чувствует себя преданной своим собственным мужем, но впервые она чувствует, как иссякают остатки ее ангельского терпения, когда она пытается что-то разглядеть в его глазах, хотя бы крохи атрофированной совести, но не видит там ровным счетом ничего.

– Предложение Министерства насчет Грейнджер позволило бы мне остаться тут, с вами, поэтому я и согласился на этот глупый план, – он непрерывно хмурится, разглядывая ворох писем и чеков и силясь понять, как это все попало в руки к Нарциссе.

Нарцисса же силится понять, как унять желание запустить в него Ступефаем и выгнать из собственного же дома.

– Ты, крыса, – зло цедит она, виня себя за собственные слепоту, вседоверие и всепрощение. – Теперь, когда Гермиона свободна, может забирать все и бежать хоть на Кубу, или где там тебе еще будут рады!

Нарцисса сгребает все в охапку и под испуганный вздох мужа бросает бумаги в камин, где тут же загорается пламя, пожирая толстый пергамент. По комнате распространяется едкий дым, но что-то ей подсказывает, что не из-за дыма так щиплют глаза. Смахивая нежеланные слезы, она быстрым шагом выходит из гостиной, оставляя Люциуса наедине с его мыслями.

========== Эпилог ==========

Он старательно поправляет гребаную бабочку на идеально выглаженном смокинге и чувствует себя из ряда вон неуютно. Одежда, кажется, жала ему везде: если Блейзу удастся пройти к алтарю и не выглядеть при этом, как раненый кузнечик, то можно будет праздновать большую победу. Кажется, Малфой разыграл его, когда сказал, что это просто модель такая.

Кстати, о Малфое. Да, это Блейз сам пригласил его. Правда, лишь после того, как прочитал в Ведьмополитене (и с каких пор он читает эту дичь?) о том, что его липовая помолвка с заучкой Грейнджер была расторгнута. Драко был на удивление расстроен этим фактом и даже не принял самые искренние поздравления Блейза, но сомнительное приглашение на свадьбу года все же принял. Теперь же бывалый слизеринский принц чувствовал себя вполне неплохо, развлекая гостей вместо тамады. Все же, выделываться этот хрен любил и мог; для него то оказалось неплохим лекарством от разбитого сердца. Или, может, Блейзу все же показалось?..

Его застал врасплох стук в дверь. Он не ждал никаких гостей, но все же, спустя пару секунд колебаний, отворил засов. Рассерженно сдувая со лба непослушную челку, перед ним предстал сам Алистер Портер собственной персоной.

– Вы же… уволились, – скрывая удивление, произнес Блейз, опуская приветствия. Аврор в ответ растерянно кивнул, входя в комнату и осматриваясь.

– Костюм… тебе немного мал, – заключил он, когда его взгляд остановился на женихе. Забини невольно поморщился, не привыкший, чтобы какой-нибудь мужчина смотрел на него так внимательно. Алистер сделал вид, что не заметил реакции Блейза. Он достал из кармана волшебную палочку и, прошептав себе под нос какое-то заклинание, направил ее на Забини. Последний тут же ощутил, как ему стало легче дышать. – Так лучше?

– Да, спасибо, – Блейз кивнул, разминая плечи. Да, теперь было все точно размер в размер. – Так зачем вы пришли?

Аврор прикрыл за собой дверь и наложил заглушающее, прежде чем начал говорить:

– Помнишь, ты просил меня расследовать то нападение на Панси? Оно закончено, теперь не о чем волноваться.

– И что же это было? – Блейз задумчиво склонил голову набок, неуверенный, что ему будет сейчас интересна подобного рода информация. Особенно, после того, как Портер сказал, что дело улажено.

– Парочка особо умных кредиторов твоей матушки, решившие, что им море по колено, – хохотнул аврор, довольный своим успехом. И неважно, что все, что он сделал – это дал поручение молодняку, оказавшемуся в итоге более, чем способным. – Они так вымогали деньги, а Панси слишком повсюду светила вашей с ней помолвкой, вот эти ребята и решили набраться смелости и сорвать большой куш. Уже сидят за серию подобных преступлений и выйдут нескоро.

– Спасибо, – в очередной раз поблагодарил его Блейз, чувствуя, как возвращается знакомый дискомфорт, и ожидая, когда Алистер снова поставит ему в укор то, что он не смог должным образом обеспечить безопасность своей невесты.

Ох, уже абсолютно точно его невесты. Даже звучало как-то инородно и непривычно, но при одной только мысли в таком ключе по телу разливалось приятное тепло, и кровь приливала к щекам. Наверно, это и можно было назвать… счастьем?

– Ну, в общем-то, это все, что я хотел сказать, – Алистер развернулся на каблуках и уже было направился к выходу, но в последний момент снова повернулся к Блейзу и, похлопывая его по плечу, добавил: – Позаботься о ней как следует, хорошо?

И, ободряюще улыбнувшись, направился вон из комнаты, уже не оборачиваясь.

– И как же это так, Алойз Паркинсон, сбегаете со свадьбы своей собственной сестры? – подивившись сам своей смелости, изо всех сил крикнул ему в ответ Блейз, но не получил никакого ответа.

От аврора и след простыл.

От нервного напряжения и след простыл, когда он увидел ее.

И хотя к алтарю вел ее не отец, а за спиной не прекращая сверкали вспышки колдоаппаратов, Панси в этот день выглядела необычайно счастливой. Ничто не должно было испортить этот день, их день.

В первых рядах цветущего летнего сада сидели лишь самые близкие люди, и, хотя Булстроуд на протяжении всей церемонии некрасиво кусала щеки, а миссис Паркинсон не удавалось скрыть свое чрезмерное напряжение за белоснежной улыбкой, все шло, как по маслу. Даже если на этот день придется третье пришествие Темного лорда, или всех гостей похитят злобные огры из Запретного леса, Блейз ощущал бесконечное спокойствие, когда брал тонкие руки невесты в свои ладони, произнося клятву и смотря при этом ей прямо в глаза.

Панси светилась. Виновато ли в том было белоснежное пышное платье, украшенное блестками, или очередное иллюзорное заклинание, к которым часто прибегали волшебницы, ее свечение затмевало для Блейза само солнце, которое, на радость гостей, решила порадовать всех своим присутствием, не прячась в пернатых облаках.

Так заканчивалась любая сказка из волшебных детских книг, так банально, что от сладости сводило десны, но он был уверен, что их сказка только-только начиналась. Впереди их ждало море неприятностей и неприятных неожиданностей, но любая черная полоса соседствовала с белой, и поэтому Блейз не сильно переживал из-за будущих неудач и падений. Все проходит, и это пройдет.

На секунду, всего лишь на мгновение, он увидел в толпе Алойза; Паркинсон, снявший с себя личину экстравагантного аврора, кратко махнул ему на прощание, растворяясь среди добрых трех десятков журналистов.

Панси тоже его видела. Она замерла, крепко схватив Блейза за руку, и, не отводя взгляда, смотрела вдаль, надеясь снова уловить знакомые черты. Но тень прошлого дала о себе знать в последний раз. Хотя, кто знает?

Новоявленная миссис Забини уже спустя пару минут забыла про свои замешательство и грусть и громко хохотала, довольно позируя перед камерами.

Блейз предпочитал наблюдать издали, скрывшись в тени деревьев и избегая людей. Как жениху, это было с его стороны не очень прилично, но он решил окончательно положить на все формальности, напоминая себе о том, что в их день прежде всего должно быть хорошо именно им двоим, и всем остальным – в последнюю очередь.

– Эй, Забини, добудешь для меня букет невесты?

Его обдало запахом перегара, когда рядом с его убежищем материализовался Драко Малфой собственной персоной.

– А мне за это что-нибудь будет? – Блейз изумленно приподнял бровь, ошарашенный такой странной просьбой.

– Что будет, что будет, – запричитал недовольный блондин, долбя по коре кулаком. – Мы вообще друзья, или нет?

– Или нет, – вторил ему Забини, качая головой. – То, что я пригласил тебя на свою свадьбу, совсем не значит, что мы вдруг внезапно стали не разлей вода.

– Так и знал, ты везде ищешь только выгоду, а у меня тут вопрос жизни и смерти! – если бы можно было измерить долю возмущения в его голосе, показатель шкалы перевалил бы за максимальное значение.

Если бы на свадьбах можно было запретить алкоголь, Забини бы не задумываясь сделал это. А сейчас, все что ему оставалось – это лишь ободряюще похлопать по плечу горе-тамаду, так неудачно рассевшегося на земле в белом костюме.

– Жди здесь, я скоро буду.

В маленькой комнатушке пахнет пивом и пиццей.

Гермиона недовольно морщится, когда Рон, открывая, проливает очередную банку легкого алкоголя, но молчит, боясь снова показаться занудой. Гарри извиняюще скользит взглядом по устроенному им бардаку, застенчиво улыбаясь. Гермиона делает вид, что не замечает его гримас, и старательно жует пиццу, кусок за куском, благо, что на троих они заказали четыре большие штуки.

Наверно, в этом было ее подобие идиллии. Она любила в этой непосредственной атмосфере, установившейся между ними, все: от мокрых следов от банок на столе до пустых коробок, расставленных по всему полу. Она могла сколько угодно всем своим видом изображать свое самое искреннее раздражение, но даже это было неотъемлемой частью их маленького мирка.

– Сдается мне, Грейнджер, что твои дружки вспоминают о тебе только тогда, когда нужно найти свободную хату, чтобы побухать.

Знакомый голос из камина заставляет подпрыгнуть на месте, и Гермиона давится едой, попавшей не в то горло. Сквозь непрекращающийся кашель она слышит, как орет Рон, глупо призывая Малфоя следить за языком. Нет, серьезно, он себя слышал? «Малфой» и «следить за языком»? Никакой связи.

– И тем не менее, когда кто-нибудь из твоих бестолковых дружков додумается банально постучать тебе спине, Грейнджер, – образ Драко в камине устало вздыхает, будто бы не понимая, чем заслужила его проекция находиться в помещении с такими идиотами. – В общем, когда закончишь, поможешь мне с документами. Босс новые прислал. У него такой почерк, что черт ногу сломит, пока прочитаешь.