Текст книги "Туман на болотах"

Автор книги: Лилиан Пик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 11 страниц)

– Кто-то из мальчишек?

Я должна ему сказать, должна!..

– Это я, мистер Хардвик, – прошептала я наконец.

– Вы? Это сделали вы? – Он мгновенно пришел в ярость. – С какой целью? Решили таким образом отомстить мне?

– Что? Как вы могли такое подумать? – в отчаянии пыталась я разубедить его. – Это произошло случайно, мистер Хардвик, случайно, случайно!.. – Я должна заставить его поверить мне.

Вероятно, мне все-таки это удалось.

– Прекратите! – вдруг приказал он. – Полагаю, я должен вам поверить. Кое-что я про вас уже понял – вы можете вести себя непоследовательно, но всегда говорите правду.

– Мне ужасно жаль, мистер Хардвик. Я оплачу ремонт и, если понадобится, куплю новый глобус.

– Не говорите глупости, мисс Джонс! Он стоит больших денег.

Брет поднял разбитый глобус, отнес в кабинет и аккуратно положил на учительский стол. Я стояла рядом и смотрела, как он извлекает сферу из сломанной подставки. Осторожно, словно мать, ухаживающая за больным ребенком, разделил глобус на две половины.

Из разбитой лампочки посыпались осколки. Я инстинктивно протянула руку, чтобы поймать их. Несколько крупных стекол упали мне на ладонь. Я машинально придавила их другой рукой, чтобы они не упали на пол и не разбились на мелкие кусочки.

И почувствовала, что обрезала ладони и у меня пошла кровь. Я изумленно смотрела, как она капает на пол.

– О! – грустно, с состраданием к самой себе произнесла я. – Вот это да.

Директор повернулся, и тоже увидев кровь, тяжело вздохнул:

– Господи, этого еще не хватало!

Он положил обе половинки глобуса, взял меня за руки и подвел к мусорной корзине. Потом перевернул мои руки ладонями вниз, и в нее посыпались стекла. Он внимательно их осмотрел.

– Так и есть, несколько маленьких осколков застряли. Идемте к раковине. – Он подтолкнул меня к ней – кровь теперь в буквальном смысле лилась на пол, – включил холодную воду и велел мне держать под водой руки, пока он не вернется. – Нужно смыть все мельчайшие остатки стекла!

Ледяная вода лилась на мои руки, смывая кровь и осколки. Когда кожа стала чистой, я увидела, что повреждена только одна рука, но рана производила жуткое впечатление – правую ладонь рассекал четкий, полукруглый разрез.

– О Боже! – пробормотала я. – Лучше бы я была полноценной левшой.

– Что значит – полноценной? – Брет уже вернулся и искал что-то в аптечке первой помощи.

Он осмотрел рану и оторвал пластырь длиной три или четыре дюйма.

– Дело в том, что я пишу левой рукой и всегда пользуюсь левым карманом, но все остальное делаю правой.

– Отчего так произошло?

– Мать говорила, что, когда я была маленькой, она всегда перекладывала вещи из моей левой руки в правую. Никто не объяснил ей, что она поступает неправильно. Я много лет противилась этому, но она все-таки победила. Теперь я сама не знаю порой, какой рукой пользоваться.

– Правда? Вероятно, Трейси, этим объясняются многие ваши внутренние противоречия и... какие-то другие вещи.

Я тотчас заняла оборонительную позицию, поскольку всегда болезненно относилась к своей «леворукости».

– Что вы имеете в виду? Какие вещи?

Он обезвреживал рану, и мне не было видно его лица.

– О, ваше поведение, вашу непредсказуемость, способность попадать в неприятности, помимо всего прочего.

Брет принялся нажимать на порез, пытаясь рассмотреть, не осталось ли еще в коже осколков.

– Судя по всему, к прочему относится моя ненадежность, привычка выбалтывать секреты, моя...

Его прикосновение причинило мне боль, и я прикусила губу. По щекам полились слезы, и одна упала на ладонь. Он поднял голову и зацокал языком.

– Зрелые, взрослые люди не плачут, когда им больно, мисс Джонс.

Его безжалостный, насмешливый тон стал последней каплей. Слезы потекли сплошным потоком, но он лишь придвинул мою руку поближе к себе и подальше от слез. Я не могла объяснить ему, почему плачу. Не могла сказать, что его близость лишает меня присутствия духа, его насмешки приводят меня в бешенство, а его прикосновения выводят меня из равновесия. И что рана, которую он нанес мне сегодня утром, гораздо тяжелее, чем та, которую он сейчас обрабатывал.

– Все в порядке, – всхлипывала я, – оставьте мою руку в покое. Я сама наклею пластырь. – И выдернула руку.

– Хочу вам напомнить, мисс Джонс, что я здесь главный. И вы будете делать так, как я скажу. Вы позволите мне наклеить пластырь, когда я закончу обрабатывать рану? – Он подвинул ко мне стул. – Садитесь.

Я села. Он наложил на рану заживляющий крем и сверху заклеил длинной полоской пластыря. А я все плакала и плакала и никак не могла остановиться. Его суровый профиль и бесчувственный взгляд будто подливали масла в огонь. Наконец он отодвинул мою перевязанную руку.

– Ради всего святого, возьмите себя в руки! Ведь не настолько же вам больно.

Мне стало еще хуже. Более того, отсутствие всякого сочувствия с его стороны вызвало к жизни проявление самых худших качеств моего характера. И забыла, что стою почти на нижней ступени в школьной иерархии.

Я подняла на директора заплаканные глаза.

– Вы жестокий человек, мистер Хардвик. У вас каменное сердце. И я не удивляюсь, – бормотала я, закрывшись здоровой рукой, – что ваша жена считала вас ж-ж-жестоким и бросила вас. Любая на ее месте поступила бы точно так же!

Внутри меня что-то перевернулось, в мои плечи немедленно впились цепкие пальцы так, что я вскрикнула от боли. Он встряхнул меня и процедил сквозь зубы:

– Если бы я не был уверен, что у вас легкий шок, я бы... я бы...

Он встряхнул меня еще раз и отпустил. Я услышала удаляющиеся шаги и поняла, что осталась одна. В пустом кабинете гулким эхом отдавались мои рыдания. Этот звук показался мне таким бесполезным и бессмысленным, что я в какой-то момент перестала плакать.

«Какой смысл лить слезы, – заговорил во мне обиженный маленький ребенок, – если никто не видит их и никто не откликнется на твой призыв о помощи?»

Сломанный глобус все так же лежал на прежнем месте. Мне так хотелось придать ему прежний вид, починив, вернуть ему и сказать: «Вот ваш мир, мистер Хардвик, снова в целости и сохранности, и даже лучше, чем прежде».

Я собрала свои вещи, взяла сумочку и пошла в раздевалку. Наложила макияж на заплаканное лицо и потухшие глаза и подумала: «Какие же чудеса способна творить косметика!»

Уэйн окликнул меня с другого конца коридора:

– Трейси, подожди! – Он догнал меня. – Что ты здесь делаешь так поздно?

– А ты? – буркнула я. Мне совсем не хотелось с ним разговаривать, и я поспешила к выходу. Но он снова догнал меня.

– Куда ты так торопишься?

В этот момент он увидел мое лицо, и я поняла, что боль в глазах косметика скрыть не способна.

– Кто тебя расстроил, птичка? Что случилось?

Я потрясла головой, желая поскорее от него избавиться:

– Ничего. Я иду домой.

Я побежала, и он догнал меня уже на стоянке машин.

– Трейси, послушай, я зайду к тебе сегодня вечером, и мы обо всем поговорим. Так будет лучше.

Я остановилась, вставив ключ в дверцу машины. Может, и правда будет лучше? По крайней мере, я смогу спросить, что он нарассказывал и кому о той ночи на болотах. Я ударилась порезанной рукой о ветровое стекло и поморщилась. Тут он увидел повязку.

– Что такое? Ты подралась с кем-нибудь?

– Да, с земным шаром. С целым миром. Он разбился вдребезги у моих ног.

– Ты шутишь! Точно шутишь? Ты ведь не разбила глобус нашего «золотого мальчика»?

Я кивнула.

– Боже мой! – воскликнул он. – Неудивительно, что он грубо с тобой обошелся. Этот глобус ему дороже всего на свете, за исключением разве только его драгоценного сына.

Слезы вновь подступили к моим глазам.

– Знаю. Можешь представить, что со мной было, когда я увидела его на полу. Я... я нечаянно зацепила его локтем.

Я рассказала ему, как порезала руку.

– Ты сможешь вести машину?

Я обхватила руками руль.

– Думаю, смогу, спасибо.

Уэйн закрыл дверцу и поднял в прощальном приветствии руку:

– Будь осторожна, птичка. Увидимся позже.

Я выехала к школьным воротам, миновав по дороге главный въезд, и увидела, как Брет нес сломанный глобус к своей машине. Медленно подъехав к воротам, я ждала, чтобы влиться в основной транспортный поток. Его машина пристроилась сзади. Я посмотрела в зеркало заднего вида и увидела в нем отражение его мужественного, красивого лица. Он смотрел на мою машину. Каким-то непостижимым образом наши глаза встретились в зеркале, и я смутилась. Я нажала на газ, посмотрела налево, забыла посмотреть направо и выехала на дорогу. Мчавшаяся справа от моей машина бешено загудела, уворачиваясь от меня и едва не задев мой бампер.

Сзади директор как сумасшедший мигал фарами и, когда обогнал меня, одарил самым презрительным из своего обширного арсенала взглядом. Не могу утверждать наверняка, но мне показалось, что он, похоже, добавил еще несколько ругательств.

Я уже знала, что утром выслушаю целую лекцию о правилах вождения для молодых учительниц, особенно для частично леворуких, и о том, что их вообще нельзя выпускать на дорогу.

Дайна уже была у меня, когда приехал Уэйн. Она расположилась в кресле, положив свои ноги на стол. Ее длинные стройные ноги были открыты взгляду от бедер до накрашенных ногтей, но она их прикрыла, когда вошел Уэйн. Да, но только после того, как он окинул их плотоядным взглядом, словно кот, впервые попробовавший сметану.

– Вы уже знакомы, – махнула я им, и, хотя их руки на сей раз не соприкоснулись, глаза были прикованы друг к другу. – Садись, Уэйн. – Я кивнула ему на стул.

Их глаза оторвались друг от друга, и Уэйн наконец вспомнил про меня.

– Как твоя рука, Трейси?

– Немного болит, но в целом ничего, – ответила я.

Потом я рассказала об утреннем разговоре с директором и о сплетнях, которые ходят по городу и о которых, оказывается, все знают, кроме меня.

– Я уже спрашивала Дайну, Уэйн, и теперь спрашиваю тебя – кому ты рассказал о том, что произошло со мной в ту ночь на болотах?

– Я никому не говорил, ни одному человеку, милая! Честно! Давай посмотрим правде в глаза: тут не о чем даже и рассказывать, согласна? Вы с временным директором застряли в тумане вместе с двенадцатью мальчиками. Можно сколько угодно напрягать свое воображение, но все равно ничего такого в этом не увидишь.

Я поверила ему и пришла в еще большее недоумение.

– Дайна клянется, что тоже никому не говорила. В конце концов, ты прав, и говорить-то нечего.

Уэйн улыбнулся Дайне и показал на меня пальцем:

– Кажется, в ее голосе слышится разочарование?

Оба засмеялись, а мне было не до смеха.

– Но, Уэйн, ведь по городу продолжают ходить эти ужасные слухи!

И когда я рассказала ему обо всем, чем якобы занимались мы с Бретом, он разразился громким хохотом:

– Подумать только! У маленькой невинной Трейси роман с «золотым мальчиком»! – Он стукнул по столу. – Боже правый, если кому-нибудь удастся пробить броню этого человека, под ней окажется еще один панцирь. Нет, это гиблое дело, птичка!

Они оба опять засмеялись, а я отправилась на кухню готовить кофе. Когда я вернулась с подносом в руках, Уэйн передвинулся поближе к Дайне.

– Вы так уютно устроились, что даже жалко вас беспокоить. Вы кофе-то будете?

– Конечно, птичка. – Уэйн взял две чашки и одну передал Дайне. – Должно быть, у него божественный вкус, Дайна. Ведь его приготовила женщина «золотого мальчика».

– Бедная Трейси. – Дайна отпила глоток. – Ей нужна защита. У нее нежное, доверчивое сердце.

– Скажи, Уэйн, – задумчиво спросила я, – что значит «непоследовательный»?

– Дай подумать. Это значит – человек, который совершает поступки, не задумываясь о последствиях. Как ребенок. А что?

– О! Так меня назвал мистер Хардвик. А еще он сказал, что я непредсказуема и вечно попадаю в истории. И говорю глупости.

– Да наш директор и вправду много думает о самом младшем учителе географии! – снова рассмеялся Уэйн. – Если только мисс Джонс захочет получить рекомендации для поступления на другую работу, ей стоит только обратиться к своему директору. Он будет несказанно рад избавиться от тебя и даст такие рекомендации, что хоть в рамку вставляй. Именно так избавляются от неугодных – дают им хорошие рекомендации и убеждают их принять другие. – Он посмотрел на часы: – Пожалуй, пойду немного выпью и утоплю свои печали.

– Выпей и за меня, Уэйн, и утопи мои печали тоже.

Он сжал мою руку и побежал вниз по лестнице.

– Не волнуйся, птичка! – крикнул он снизу. – Держись! «Золотой мальчик» не сможет выгнать тебя с работы – для этого он должен получить согласие комитета по образованию!

На следующее утро моя машина не завелась. Всю ночь шел дождь, а поскольку жильцам не предоставлялись гаражи, машина стояла на дороге. Должно быть, влага попала в двигатель и вывела его из строя. Один из жильцов – приятный молодой человек, с которым мы часто встречались на лестнице, – все-таки завел ее. Я опаздывала и поэтому всю дорогу ехала на предельной скорости, постоянно поглядывая в зеркало, не преследует ли меня полицейская машина. Вскоре начался участок дороги без ограничения скорости, и я выжала из машины все, на что она была способна. Я надеялась наверстать упущенные минуты и приехать к уроку вовремя. Однако не получилось: на «летучку» я уже опоздала и тут же представила себе класс, набитый галдящими мальчишками, вспомнив, как рассердился директор, когда Уэйн пропустил первый урок семестра.

Машин было мало, и я быстро добралась до перекрестка, проклиная окольный путь, которым приходилось ехать. Дорога была скользкой после дождя, и мне следовало сбавить скорость. Но я этого не сделала. Забинтованная рука соскользнула с руля, машина вильнула влево. Я запаниковала и попыталась вывернуть руль, но этим все испортила. Только увидев прямо перед собой дерево, я вспомнила про педаль тормоза. Тормоза завизжали, раздался треск, машина затряслась и остановилась.

Глава 4

Я едва дышала, сердце бешено колотилось в груди, но хоть осталась цела. Я с трудом открыла дверцу, вышла из машины и осмотрела ее. Искореженный бампер уцепился за ствол дерева, радиатор был смят, но других повреждений я не заметила.

Я посмотрела на пустую дорогу. Сейчас я бы с радостью встретила полицейскую машину, которой так страшилась всего несколько мгновений назад. Неподалеку виднелось что-то красное, и я пошла по дороге в ту сторону. Мои надежды оправдались: это оказалась телефонная будка. Я отыскала мелочь и позвонила миссис Уилкинсон. Я объяснила ей, что произошло, и назвала номер своего кабинета, как вдруг в трубке раздался голос:

– Кто это?

– С мисс Джонс произошел несчастный случай на дороге, – ответила ему секретарша. Но, видно, он вырвал у нее трубку, потому что в следующую секунду я услышала:

– Трейси? Это Брет. Что случилось?

Я рассказала, и он досадливо хмыкнул.

– Я так и знал, – пробурчал он. – Где вы?

– Не беспокойтесь, мистер Хардвик, – сказала я. – Я дождусь какую-нибудь машину, которая подбросит меня в город. Потом, вероятно, мне придется связаться с гаражом, чтобы отбуксировать машину. Я не могу позвонить, потому что у меня больше нет мелочи.

– Трейси, я настаиваю, скажите мне, где вы находитесь.

Я сказала.

– Я буду там... – очевидно, он посмотрел на часы, – минут через пятнадцать.

И бросил трубку. Когда я вернулась к машине, рядом с ней стоял полицейский автомобиль. Два блюстителя порядка оттаскивали ее от дерева, к которому она так нежно прильнула.

– Ваша машина, мисс? С вами все в порядке?

– Со мной – да, спасибо. А вот о машине стоит побеспокоиться. Я только что звонила по телефону.

– В гараж, мисс?

– Нет. Сейчас сюда подъедет... мой друг. У меня не нашлось мелочи, чтобы позвонить в гараж.

Они сняли машину с ручного тормоза и вытащили ее на дорогу.

– Попробуйте включить стартер, мисс. Посмотрим, может, он заработает.

Машина сразу заурчала.

– Она завелась, завелась! – Я улыбнулась своей самой лучезарной улыбкой.

– Вам следует отвезти ее на станцию техобслуживания, мисс. У нее могут быть какие-нибудь внутренние неполадки.

Они посмотрели на дорогу.

– Не задерживайтесь здесь слишком долго, хорошо? Вы можете помешать движению.

Брет сбавил скорость, увидев полицейскую машину. Когда он остановился, я поблагодарила полицейских, и они уехали.

Брет вышел из машины и посмотрел на часы.

– Десять минут, – сказал он. – Странно, что после такой езды мои пальцы не остались навеки скрещенными. И в конце я все-таки столкнулся с ней, – он имел в виду полицейскую машину, – но теперь это уже не важно. – Он осмотрел меня с ног до головы. – Самое главное: как вы? Что-нибудь ушибли?

Я покачала головой.

– У вас испуганный вид, но это неудивительно. – Он поднял мою порезанную руку.

– Она соскользнула с руля, – пояснила я. – Дорога мокрая, машина вильнула влево, и я съехала с края дороги.

Он отпустил мою руку и покачал головой:

– Знакомая картина, очень знакомая. – Он огляделся вокруг. – Только местность другая. Ни болот, ни тумана. Ни мальчиков. – Он поцокал языком. – Вы безнадежны. – Он улыбнулся, смягчая улыбкой свои слова.

– Все произошло случайно, мистер Хардвик, – промямлила я. – Случайно!..

– Это я тоже уже слышал.

Он открыл капот машины. Спустя десять минут он все еще был под капотом. Я начала дрожать. Было не холодно, но меня трясло как в лихорадке.

– В-в-вы еще долго, мистер Хардвик? М-м-меня ждут ученики.

– Я позаботился о ваших учениках. – Он закрыл капот и посмотрел на меня сквозь ветровое стекло. – Как руль?

– Немного болтается.

– Хм. Нужно его осмотреть, как, впрочем, и все остальное. В чем дело? Вам холодно?

– Я вся дрожу и не могу остановиться, – кивнула я.

Он загадочно улыбнулся и пробормотал:

– Это мне тоже знакомо. – Он не отрываясь смотрел на меня. – Где спальный мешок, Трейси?

– Дома, Брет. – Я попыталась отвести глаза, но он словно приковал меня взглядом. – Однако мне жаль, что его здесь нет, – прошептала я.

– Пора уезжать отсюда, – сказал он обычным голосом. – Вы сможете вести машину?

– Придется. – Я нажала на стартер и завела машину.

– Вы поедете впереди, Трейси. Я буду ехать прямо за вами. Не обгоняя и не отставая. Хорошо?

Я кивнула, выруливая на дорогу, и он до самой школы ехал следом за мной. Я поставила машину на заднем дворе, а он припарковался у главного входа.

Я шла по коридору и увидела его у дверей кабинета.

– Зайдите, пожалуйста, мисс Джонс.

Я вошла в кабинет и приготовилась к самому худшему. Он предложил мне сесть, и я опустилась на стул. Ноги отказывались мне повиноваться, в голове шумело.

– Моя секретарша сейчас принесет кофе.

Я благодарно улыбнулась, а он принялся ходить по комнате. Я не могла понять, почему он так взволнован.

– Спасибо за помощь, Брет, то есть мистер Хардвик.

Его слова прозвучали как гром среди ясного неба, и меня снова качнуло влево.

– Честно говоря, мисс Джонс, я считаю, что вы представляете угрозу на дороге.

Мне понадобилось несколько минут, чтобы прийти в себя после такого нападения.

– Вы... вы говорите о вчерашнем вечере, мистер Хардвик, когда...

– Когда вы нарушили одно из главных правил дорожного движения, а именно: не посмотрели в обе стороны, прежде чем выехать на дорогу. Да, я говорю об этом. А также о нашей поездке на болота. И о сегодняшнем утре. – Он внимательно смотрел на меня, и в его глазах сквозила тревога. – Я поражен, я просто в ужасе от того, как вы водите машину. Кто вас учил?

– Дайна, моя подруга, которая живет в соседней комнате с моей. У нее тогда была старая машина. Потом она ее продала.

– Так я и думал – подруга, а не квалифицированный инструктор.

– Я не могла себе позволить оплатить учебу у инструктора, – ужаснулась я. – И не так уж плохо я вожу – сдала экзамен по вождению со второго раза.

– А может, с двадцать второго?

Я поджала губы и встала, но в этот момент миссис Уилкинсон принесла кофе. Она спросила, как я себя чувствую, сказала, что у меня бледный вид, и выразила надежду, что от кофе мне станет лучше. Мне хотелось сказать: «Вот только от оскорблений вашего начальника мне становится еще хуже», но вместо этого глотнула кофе.

Когда мы снова остались одни, Брет забарабанил пальцами по столу – у него были длинные, тонкие пальцы и нежные руки, и мне захотелось опять ощутить на себе их прикосновение...

– Трейси, – прошептал он мое имя. Пальцы остановились, и я оторвала от них зачарованный взгляд. – Очнитесь. – Он протянул ко мне руку. – Подойдите сюда. – Рука застыла в воздухе. – Нет, оставайтесь на месте.

Он пересек кабинет и вернулся обратно.

– Трейси, я хочу поговорить с вами. Мне нужно дать вам объяснения по поводу нашего... разговора вчера утром. Если вы свободны, зайдите ко мне сегодня в четыре пятнадцать. Сможете?

– Да, Брет.

– Хорошо. Теперь по поводу машины – ей нужен ремонт. Вы позволите мне как-нибудь ее осмотреть? Я уже говорил вам, возиться с машинами когда-то было моим хобби.

– Но, мистер Хардвик, я не могу беспокоить вас...

– Никакого беспокойства, – мрачно улыбнулся он. – Я считаю своим долгом перед другими автомобилистами привести вашу машину в надежное рабочее состояние. Так, давайте посмотрим, нужно назначить время. – Он пролистал свой ежедневник, потом замер, словно неожиданно о чем-то вспомнил, и закрыл его. – Да, это зависит от Элейн. Сначала я должен поговорить с ней, – уклончиво сказал он.

Теперь я знала: все встречи должны быть одобрены Элейн.

– Вам нужно отогнать машину в гараж и выправить бампер и радиатор. Тут потребуется грубая рабочая сила. Этого я предоставить не могу, но покопаться внутри я очень люблю. – Он улыбнулся и посмотрел на часы. – Вам уже лучше, мисс Джонс?

Я поняла намек и встала.

– Да, спасибо, мистер Хардвик. И еще раз спасибо за помощь. И за кофе.

Он махнул рукой:

– Все в интересах школы. Не могу позволить себе потерять учителя, особенно такого, которого так любят мальчики.

Он улыбнулся, и я улыбнулась в ответ.

– Значит, сегодня днем? – уточнил он.

Я кивнула и направилась в учительскую, чувствуя себя на вершине блаженства. Большинство учителей наслаждались последними минутами утреннего перерыва.

Ко мне подошел Уэйн:

– Так-так, мадам прибыли. У вас сломался будильник? – Он отвесил мне низкий поклон. – Кофе, мадам?

Я засмеялась. В эту минуту меня могло рассмешить что угодно. В конце концов, директор назначил мне свидание.

– Спасибо, я уже пила. С мистером Хардвиком.

Какая мне разница, если они выстроят очередное ложное предположение на этой информации?

– Ах так? Он сначала отчитал тебя за опоздание, а потом подсластил пилюлю кофе?

Ко мне подскочила Дженни:

– Где ты была, Трейси? Мне пришлось взять твой класс. Они развеселились не на шутку. Видела бы ты лицо мистера Хардвика, когда он обнаружил их одних, без учителя! Он звал мисс Джонс так, что его было слышно на другом конце школы. Он поймал меня здесь, усадил перед собой, как заложника, и велел сидеть, пока ты не придешь. Он дал им какое-то задание, под страхом смерти приказал вести себя тихо и оставил меня с ними.

– Извини, Дженни, но я попала в аварию. Машина врезалась в дерево. Я позвонила секретарше директора, а он услышал наш разговор. И приехал на своей машине, чтобы помочь мне, но полицейские подоспели первыми.

– Значит, вот куда он направлялся, когда выскочил из школы как ошпаренный! – смерил меня оценивающим взглядом преподаватель физкультуры Пит Грин. – Изображал из себя сэра Галахада для нашей маленькой мисс Джонс. Я слышал кое-какие разговоры...

– Замолчи, Пит, – набросился на него Уэйн, и Пит в притворном страхе загородился руками. – Хотите – верьте, хотите – нет, но наш «золотой мальчик» проявляет отеческую заботу о Трейси.

Мужская половина преподавательского состава захохотала.

– Это правда. Он сам мне сказал.

Послышался новый взрыв смеха. Я с отвращением отвернулась. Мое радужное настроение улетучилось.

– У старых машин есть один недостаток, – пробурчал доктор Уинзор более для себя, чем для других, – им нельзя доверять на дороге.

– У женщин-водителей, особенно молодых и красивых, есть один недостаток, – ухмыльнулся Майк Смит, – им нельзя доверять на дороге.

Я замахнулась на него своими папками, и он отскочил к двери.

– Готов поспорить, Трейси, когда ты сдавала экзамен по вождению, ты надела что-нибудь невероятно соблазнительное – скажем, купальник?

Я снова бросилась на него, но он спрятался за дверью.

Уэйн обхватил меня за талию и усадил на стул.

– Разве можно дразнить маленького, беззащитного ребенка? Успокойся, милая! Ты не можешь пойти в класс в таком состоянии!

Я вырвалась, вскочила со стула и бросилась к двери.

– Почему все обращаются со мной как с недоразвитой, безответственной дурочкой?

– Я бы так не сказал, Трейси, – открыл передо мной дверь Уэйн. – Мы просто все о тебе заботимся. Мы бы не стали обижать такую крошку, как ты. Ты ведь знаешь, кто ты, правда? Любимица учителей, особенно их мужской половины.

Я фыркнула, отчего он снова рассмеялся, и отправилась наконец на урок.

Еле дождавшись конца дня, в четыре пятнадцать я осведомилась у миссис Уилкинсон, свободен ли директор. Она кивнула, я постучала и вошла. Он уже держал в руках свой портфель.

– У вас пальто с собой, Трейси? Полагаю, мы немножко прокатимся, – улыбнулся он. – В моей машине.

– Куда, мистер Хардвик?

– Да просто покатаемся. Мне нужно пораньше быть дома, поэтому мы далеко не поедем.

Мы вышли из здания школы через главный вход.

– Вы не забираете Колина? – спросила я.

– Нет. Он в гостях у приятеля.

Мы ехали по шоссе в западном направлении. Я расслабилась и разглядывала мелькавший за окнами пейзаж. То тут, то там выжженная трава портила зеленые краски полей. Мы миновали заброшенный угольный рудник, небольшие рощицы, И вдруг, к моему удивлению, машина остановилась.

– Теперь поведете вы, Трейси, – сказал он, не выключая двигателя.

– Не могу, мистер Хардвик, – воспротивилась я. – Только не вашу машину.

– Я уже все это слышал. И между прочим, так часто, что в следующий раз, когда вы это скажете, я... я...

Он повернулся ко мне и обхватил руками мою шею. Я инстинктивно вскинула руки и попыталась освободиться. Но потом произошло нечто невероятное. Мои руки замерли, и я вдруг поняла, что не отталкиваю, а сильнее прижимаю его пальцы. Мне хотелось, чтобы он вечно держал меня так. Я подняла на него глаза, и мне захотелось, чтобы мир перестал существовать. Я отдала свои самые глубокие чувства человеку, который ничего ко мне не испытывает, кроме отеческой заботы, и относится как к безответственному ребенку, которому нужны защита и руководство взрослых.

Я, как безумная, вцепилась в его пальцы, и, когда он понял, что я делаю, тотчас убрал свои руки. Я обхватила своими руками шею. Мы оба молчали. Я не могла посмотреть ему в глаза, не смела...

– Трейси, – казалось, слова даются ему с трудом, – вы поведете машину.

– Хорошо, мистер Хардвик, – покорно согласилась я наконец, и мы поменялись местами.

– И ради Бога, перестаньте называть меня мистером Хардвиком, – усевшись на пассажирское сиденье, сердито заявил он. – Меня уже тошнит от вашего почтительного тона. Мы сейчас не в школе. Ну, поехали!

Я отпустила ручной тормоз, потом снова потянула его на себя... И тут мне в голову пришла вполне здравая мысль: «Что я делаю за рулем машины директора?» Мне необходимо было знать ответ. И я спросила:

– Почему, Брет?

Он откинулся на сиденье и по непонятной причине ответил чрезвычайно раздраженным голосом:

– Потому что, моя дорогая Трейси, я хочу предоставить вам возможность почувствовать – что значит вести настоящую машину, а не кучу хлама на стертых колесах. Думаю, причина ваших проблем на дороге в том, что вы всегда ездили только на старых, подержанных машинах, которые давно пора выбросить на свалку. – Наконец он посмотрел на меня. – Разве я не прав?

Я кивнула:

– Но, Брет, после того, что случилось сегодня утром, я боюсь. А вдруг я...

– Никаких «вдруг» не будет.

– Но я...

– Поезжайте, женщина! – закричал он. – Иначе я сойду с ума от вашей неуверенности.

И я поехала, испытывая совершенно удивительное ощущение – все рычаги управления работают, доска приборов отражает точные данные, рулевое колесо реагирует на малейшее прикосновение.

– Восхитительно! – воскликнула я, наслаждаясь мягким ходом машины. – Невероятно! Потрясающая машина, Брет. Я могу ехать немного быстрее?

– О, просто нажмите на педаль. Не бойтесь. Я не боюсь, а почему вы должны? Здесь нет ограничений скорости. Попробуйте, что такое быстрая езда.

И я попробовала. Мы неслись по шоссе, и мое сердце пело – оно пело от радости жизни, от того, что я сижу рядом с человеком, которого люблю. Эта мысль пронзила меня так неожиданно, что моя уверенность мигом улетучилась и нога отпустила педаль газа. Брет бросил на меня быстрый взгляд, но ничего не сказал. Я сбавила скорость, и моя жизненная сила иссякла.

– Поехали, Трейси. В чем дело? Что с вами случилось?

– Ничего, Брет, ничего. Вы возьмете руль?

– Хорошо. Посмотрите в зеркало и прижмитесь к обочине. Накатались?

Я кивнула:

– Было просто здорово, Брет. Спасибо, что позволили мне вести вашу машину.

Мы поменялись местами, и дальше машину вел Брет. Он погрузился в свои мысли, может быть, даже пожалел, что взял меня с собой. Я решила, что скоро мы развернемся и поедем обратно.

Но Брет, похоже, знал, куда едет. Мы миновали горы и вскоре приблизились к лесному массиву.

Он притормозил и съехал к краю дороги.

– Приехали. Давайте погуляем и поговорим.

Он запер машину, и мы пошли по тропинке между деревьями, шурша сухой листвой и осторожно перешагивая через узловатые корни. Казалось, даже птицы знают, что наступил апрель. Их веселый щебет вернул меня к жизни, и я молча улыбалась шагавшему рядом со мной Брету, пока не вынудила его улыбнуться в ответ.

– Как ваша рука? – спросил он явно только для того, чтобы что-нибудь сказать. – Я действительно хотел вас об этом спросить. – Он поднял мою руку и нежно прикоснулся к пластырю. – Вы за ней следите?

– Она еще немного болит, но уже начинает заживать.

Я попыталась высвободить руку, но он лишь опустил ее, держа меня за пальцы.

– Трейси, – он говорил как человек, который наконец на что-то решился, – я должен принести вам извинения, искренние и смиренные.

Брет остановился и повернул меня к себе. Он казался таким высоким, что я едва доставала ему до плеча. Позолоченные солнцем верхушки деревьев упирались в синеву неба. Он стоял спиной к свету, и я не могла рассмотреть выражение его лица.

– Вчера утром я так жестоко, так несправедливо обвинил вас в распространении сплетен и теперь не знаю, как перед вами оправдаться, Трейси.

– Что бы я ни чувствовала к вам вчера, Брет, – покачала головой я, – все мои отрицательные эмоции – ничто по сравнению с вашей добротой, которую вы проявили ко мне сегодня утром. И днем. Теперь я точно знаю, что не виновата в этих сплетнях. Не знаю, кто их распространяет, но я готова на все, чтобы вернуть вам ваше доброе имя.