Текст книги "Пешка дьявола (ЛП)"

Автор книги: Лилиан Харрис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 16 страниц)

– Энцо уже знает кое-что из этого, но не все. – Она бросает короткий взгляд на него, затем оглядывает каждого из нас. – Когда мне было девятнадцать, я путешествовала с друзьями по стране. Нас было только трое в моем джипе. Элси, Кайла и я вместе учились в средней школе и решили взять перерыв в колледже, желая посмотреть мир, прежде чем стать врачами. Это всегда было нашим планом. Я собиралась стать педиатром, Элси хотела стать кардиохирургом, а мечтой Кайлы было стать онкологом.

Дрожащая рука тянется к ее рту.

– Мы и представить себе не могли, что через два дня после начала нашего приключения мы больше никогда не увидимся. – Она подходит к Энцо, садится к нему на колени, а его большая рука защитно ложится на ее колено. – Поужинав в одном из ресторанов, где какой-то мужчина, наверное, лет тридцати, не оставлял нас в покое, мы снова отправились в путь. Но как только мы выехали на длинный участок пустого шоссе, двигатель заглох. Мы попытались позвать на помощь, но связи не было. Мы решили, что застряли там. Мы ждали, казалось, целый час, пока не увидели одинокую машину.

Она проводит рукой по лицу, делая резкий выдох.

– Мы втроем были так взволнованы. Мы выскочили на дорогу, размахивая руками, пока большой белый внедорожник не остановился. Мы думали, что наконец-то в безопасности. Как же мы ошибались. – Ее глаза наполнились слезами. – Вышедший мужчина был не кто иной, как тот, из ресторана. Я сначала ничего не подумала, пока вместе с ним не вышли еще двое.

Ее дыхание участилось, а колени дрожат, когда она пытается подобрать слова.

– Вот, – говорит Дом, протягивая ей бутылку воды.

Энцо берет ее и открывает для нее, прежде чем она выпивает почти половину бутылки.

– Мне… мне жаль, – заикается она, ее глаза остекленели. – Это очень тяжело пережить, даже спустя столько времени.

– Тебе никогда не нужно извиняться перед нами. – Энцо обнимает ее, прижимая к себе.

– Да, не извиняйся, Джоэлль, – добавляет Киара. – Ты не обязана делать это, если не можешь.

– Я хочу.

Она кивает, прежде чем рассказать нам остальную часть того, что, как я знаю, будет ужасом.

– Я никогда не видела тех двух мужчин раньше. Но они выглядели старше, чем тот мужчина. Они подошли к нам, спросили, что случилось, и когда мы им рассказали, они сначала сделали вид, что хотят помочь, а один из них даже осмотрел мою машину. Но вдруг другой пожилой мужчина схватил Кайлу и ударил ее пистолетом по голове. Мы с Элси закричали о помощи и начали убегать, но бежать было некуда. Пока Элси бежала, мужчина из ресторана прострелил ей ногу и тащил ее назад, пока она плакала. Тогда я перестала бежать. Я знала, что они все равно заберут меня, живую или мертвую.

Слезы текут по ее лицу, теперь и, по-моему. Мое сердце сжимается, чувствуя ее агонию.

– Они вырубили и меня, и следующее, что я помню, – это то, что я очнулась в темной клетке, а вокруг меня раздавались хнычущие голоса. Я звала своих друзей, но их там не было.

Она откупоривает бутылку и отпивает еще немного, затем передает остаток Энцо, лицо которого сурово, а кулак на бедре стучит от силы его гнева.

– В тот день, когда я встретила отца моего сына, он вывел меня из клетки и надел мне на голову черный тканый мешок, пока вел меня по лестнице. Когда он снял ткань с моего лица, мы были в спальне, и…

– Блять! – прорычал Энцо, его рука переместилась на ее затылок и повернула ее к нему. – Скажи мне, кто он. Я, блять, разорву его тело на части, конечность за конечностью.

– Ты не можешь подвергать себя опасности ради меня. Мне просто нужно, чтобы ты нашел моего мальчика. – Ее подбородок дрожит от рыданий. – Остальное не имеет значения.

– Черта с два, не имеет. Я убью этого ублюдка, если он еще не мертв. Я заставлю его страдать несколько дней, и этого даже не хватит.

Его дыхание становится все жестче с каждой секундой, когда он смотрит в ее разбитый взгляд. Я вижу, как много она значит для него, как много он значит для нее.

– Скажи мне, кто это, черт возьми. Я должен знать, детка.

Мы все ждем в мертвой тишине, пока она что-нибудь скажет.

– Сначала я не знала ни его имени, ни кто он вообще такой, но позже я узнала, что он отвечает за всех женщин и детей, которых держат в клетках. Он был тем, кому подчинялись мужчины, наблюдавшие за нами.

Данте кладет руки мне на плечи сзади, его пальцы впиваются в мою кожу.

– Однажды ночью, когда он сделал то, что ты можешь только представить, он попросил меня называть его по имени. Он… он сказал, что его зовут… – Она смотрит на Киару, потом на меня, тяжело сглатывая. – Это был ваш дядя Агнело. Он неоднократно насиловал меня. Все остальные пользовались презервативами. Мой сын – его.

– Я убью его на хрен! – рычит Энцо.

Мое тело становится ледяным. Я словно оцепенела на месте. В тот момент, когда я думаю, что моя семья не может опуститься еще ниже, происходит что-то еще, что шокирует мою систему.

– Он умрет мучительной смертью за это, – клянется Энцо, подставляя тыльную сторону ладони под ее челюсть, когда он поднимает ее глаза к своим. – Мне чертовски жаль, детка.

Его руки обхватывают ее, крепко прижимая к себе.

– Он мой, слышите? – говорит он своим братьям. – Я буду тем, кто убьет его.

Киара вскакивает с шезлонга, и когда я оборачиваюсь, чтобы посмотреть, куда она пошла, я вижу, как она хватает мусорное ведро рядом со столом, за которым мы ели, и кидается к нему. Дом бежит за ней, помогая ей, а я не знаю, что делать или говорить.

Данте садится рядом со мной.

– Я не могу поверить, насколько злая моя семья. – Слезы вытекают из уголков моих глаз. – Что они сделали с ней, и с другими женщинами и детьми. Это невообразимо.

– Я знаю, милая. – Его руки обхватывают меня, усаживая на колени. – Ты не виновата в том, кто твоя семья. – Его большой палец двигается вдоль основания моей челюсти, а его глаза смотрят в мои. – Это не зависит ни от тебя, ни от Киары. Ты слышишь меня?

Я киваю, прижимаясь к нему, как раз в тот момент, когда Киара возвращается.

– Мне жаль, – говорит она Джоэлль. – Мне жаль за все это. Если бы он был здесь, я бы его убила.

Джоэлль встает, подходит к ней и осторожно берет ее за руку.

– Я не виню ни тебя, ни Ракель. – Ее глаза на мгновение останавливаются на мне. – Вы не несете ответственности за их поступки. Не будьте так строги к себе.

– Да. – Киара выскальзывает из объятий, прохаживается, как будто не может смириться со всем этим.

Но и я не могу. Потребуется время, чтобы переварить уровень зла, которое моя семья обрушила на своих жертв.

– Сэр? – Один из охранников Доминика подходит к нему. – Одна из камер по ту сторону забора вышла из строя, – тихо говорит он. – Люди просматривают ее.

– Я пойду проверю.

Дом поднимается на ноги, и пока он это делает, мой взгляд падает на человека, стоящего позади них.

Шеф-повар.

Теперь, когда я действительно обращаю на него внимание, в нем что-то есть. Я с любопытством наклоняю голову, когда наши глаза встречаются, и я нахожу в нем знакомое. Я не могу назвать его, но я знаю, что мы уже встречались раньше.

Но где?

Я заставляю себя копаться в своих воспоминаниях, но так и не могу понять, где я могла его видеть.

Он смотрит на меня, его почти черные глаза впиваются в мои, как будто узнавая меня. И когда он поворачивается к грилю, я задыхаюсь, обнаружив татуировку воробья на его шее.

ГЛАВА 25

РАКЕЛЬ

– Детка? С тобой все в порядке? – спрашивает Данте, но его голос, возможно, находится за много миль от меня.

Я не могу отвлечься от мужчины. Я застыла в шоке.

В голове крутятся вопросы.

Почему он здесь? Из-за меня?

И прежде, чем я успеваю найти свой голос, чтобы предупредить их, он поворачивается к нам с пистолетом в руке, его цель – Киара.

И затем он стреляет.

Выстрел.

Пуля с грохотом разрывается, прежде чем все осознают происходящее, и пробивает Киаре живот сбоку.

Ее глаза расширяются, когда она смотрит вниз, на место попадания пули.

– Киара! – кричит Дом, подбегая к ней.

Она падает спиной вперед в бассейн, кровь стекает по ее бедру, а пальцы покрыты красными пятнами. Она падает в воду, и оглушительный всплеск окрашивает воздух.

Человек, который стрелял в нее, тот, кто притворялся шеф-поваром, – это человек, который, как я теперь понимаю, является кузеном Карлито. Прежде чем он успевает нанести удар другому человеку – оружие все еще поднято, – Энцо достает свой пистолет и выпускает смертоносную пулю ему между глаз. Джоэлль плачет, когда он оттаскивает ее в укрытие за деревом.

Я слышу свои собственные крики, когда бегу к бассейну, чтобы прыгнуть в него за Киарой.

Она не может быть мертва.

И ребенок! Нет!

Рыдания обрушиваются на меня. Тяжелые. Разбитые вдребезги.

Они сделали это с ней. С нашей семьей. Они причинили ей боль.

– Киара! – кричу я.

Рука обхватывает мой живот сзади, тащит меня, пока я кричу в знак протеста, и усаживает за куст, когда с другой стороны двора выбегают еще мужчины. Мужчины моей семьи.

Камера. Должно быть, это были они.

Крики. Стрельба. Хаос.

Все это быстро развивается вокруг нас.

– Оставайся здесь, черт возьми, – предупреждает Данте.

Но мои глаза устремлены на мою кузину, которую я вижу со своего места.

Люди Дома отстреливаются, образуя защитную линию, а с его одежды капает вода, когда он проверяет ее пульс, затем поднимает ее на руки, прикрывая ее своим телом, и бежит в дом.

– Хочешь быть следующей?! – огрызается Данте.

Она должна быть в порядке. Пожалуйста. Она должна выжить.

Я дрожу от сильной боли в груди, все мое тело разрывается от шока, когда мои глаза наконец обращены к Данте.

– Я знаю, что ты волнуешься, – говорит он. – Но не двигайся ни за что! Я не потеряю тебя, ясно? Я люблю тебя. Ты, блять, слышишь меня?

Он обхватывает мою челюсть шершавыми подушечками пальцев и притягивает свой рот к моему, проводя губами по моим влажным губам и оставляя меня в поцелуе, прежде чем встать.

– Я вернусь. – Его челюсть пульсирует, прежде чем он достает пистолет с лодыжки и протягивает руку. – Возьми это.

Я судорожно киваю, слезы текут по моим щекам. Я не могу заставить свой рот двигаться, пока моя дрожащая рука тянется к оружию, и я сжимаю его в своей нетвердой ладони.

– Ты для меня все. Помни об этом.

Потом он уходит. Я теряю его из виду, не в силах разглядеть его под тем углом, под которым я нахожусь.

Тихий крик пробивается сквозь туман в моем мозгу, затуманивая звук проносящихся мимо пуль. Мой живот скручивает от страха. Его так много.

Страх за Киару. За Данте. За всех нас.

Я раскачиваюсь взад-вперед, обнимая колени, с пистолетом в руке, ожидая, когда этот ужас закончится, чтобы я могла добраться до Киары. Чтобы увидеть, что с людьми, которых мы оба любим, все в порядке.

Я хочу, чтобы все они были в порядке. Мы не можем никого потерять.

Когда будет достаточно? Когда моя семья перестанет причинять боль людям?

Проходят мучительно медленные минуты, а стрельба, кажется, не стихает. Даже наоборот, она усилилась.

Кто-то падает слева от меня с громким стуком, и я в панике вскидываю голову, обнаружив мужчину в черной футболке, изо рта которого капает кровь, а его немигающий взгляд безжизненно смотрит на меня.

Это то, на что всегда будет похожа наша жизнь с Данте? Бесконечные войны?

Мы не сможем поддерживать отношения таким образом или иметь будущее. Посмотрите, что случилось с Киарой. Она может потерять не только ребенка, но и всю свою жизнь. И ради чего?

Мой дядя Фаро заслужил то, что она сделала. Он заслужил это много лет назад. А что касается моего отца? Он сам виноват в том, что случилось. Он знал, что его брат сделал с семьей Данте, и ему было все равно.

Пули теперь реже, но бои еще не закончились. Интересно, Джоэлль в порядке там, где она сейчас, когда Энцо больше нет? У нее есть сын, ради которого она должна жить. Бедная женщина.

– Отдайте нам Киару и Ракель. Это все, что нам нужно, – говорит голос, который я хорошо знаю.

Он принадлежит моему дяде Бенволио, новому дону.

Он здесь? Этот ублюдок пришел за нами лично?

Моя рука застывает вокруг пистолета, желая убить их всех.

– Мне нужна эта шлюха, Джоэлль, тоже. Где она, а? – усмехается мой дядя Агнело, и по моему позвоночнику пробегает холодок.

Они оба здесь. Я могу только надеяться, что здесь они и умрут.

Демонический смех Энцо вырывается из его груди.

– Я оторву твою чертову голову так же, как я сделал это с твоими людьми, которые лежат мертвыми там, где скоро будешь ты. Вы все. Я буду наслаждаться, потроша тебя, как свинью.

– Вы долбаные ублюдки, – говорит Агнело. – Кем вы себя возомнили, а? Вы все собираетесь присоединиться к своим мамочке и папочке. Мои племянницы, Джоэлль… они все тоже последуют за вами туда.

Данте рычит, как одержимый зверь, прежде чем один выстрел обрывает разговор. Я отшатываюсь назад, мое тело содрогается от охватившего меня страха, не зная, из чьего оружия он прозвучал. Мое сердце тяжело бьется в грудной клетке, как будто я застрял под килограммовыми валунами, не в силах ни двигаться, ни дышать.

– Хорошая попытка, – насмехается Агнело.

Внезапно безумие начинается снова. Звуки выстрелов, ворчание, треск и ломающиеся от боя предметы.

Оружие в моей руке дребезжит, когда я набираю воздух в легкие, сдерживая страх и проглатывая его, пока падают слезы. Бесконечное страдание, которое я больше не хочу чувствовать.

«Оставьте нас в покое!» – кричу я в своей голове, выдыхая воздух, страх сменяется яростью.

Прежде чем я осознаю, что делаю, я встаю, мое тело пропитывается яростью, когда я выхожу из укрытия, больше не беспокоясь о смерти. Я просто хочу причинить боль своим дядям. Я хочу, чтобы они умерли, раз и навсегда.

Я поднимаю свой пистолет дюйм за дюймом, пока мои ноги двигаются. Сначала я вижу дядю Бенволио, который сражается с одним из людей Дома. Данте – крайний справа, его оружие направлено на кого-то. Меня он пока не видит. На земле лежит куча мертвых тел.

Никто не замечает меня, пока я медленно ползу к дяде.

Никто не видит моего пистолета, направленного на него.

Никто не обращает внимания.

Не раньше, чем я спущу курок.

Не раньше, чем мой дядя упадет, а в его затылке останется дырка от моей пули.

Все вокруг меня перестают бороться, словно впадая в транс.

– Ракель? – зовет Данте. – Дай мне пистолет, детка.

Он медленно идет ко мне, а я смотрю на своего мертвого дядю.

Того, кого я убила.

Я убила кого-то.

Боже мой.

Я понимаю, что это я сейчас в трансе. Пистолет все еще вытянут, пока я быстро моргаю, и мой разум приходит в фокус. Наконец повернувшись к Данте, я вижу беспокойство в его глазах, когда он осторожно берет меня за запястье и опускает на землю, прежде чем забрать у меня пистолет.

– Пойдем. Я отведу тебя внутрь. – Он кладет руку мне под ноги и поднимает меня, прижимая к своему телу.

Я смотрю через плечо на смерть, причиной которой я стала. Мое сердцебиение учащается.

– Я… мне жаль. Я была так зла, и…

– Эй. Все в порядке, детка. – Его руки крепко обхватывают меня. – Ты не сделала ничего плохого.

Слезы падают из моих глаз, когда боль, осознание того, что я сделала, обрушивается на меня. Я врач. Я спасаю людей. Я не убиваю их.

Мы заходим в дом Дома, который заполнен еще большим количеством мужчин. Их слишком много, чтобы сосчитать.

– Ты останешься здесь с ними, пока я помогу прибраться во дворе, хорошо?

– Да, хорошо. – Мой голос дрожит вместе с руками, когда он опускает меня на землю.

– Позаботьтесь о ней, – говорит он своим людям, прежде чем его глаза оказываются на уровне моих, а рука обхватывает мое лицо. – Все будет хорошо. С Киарой все будет хорошо. Это скоро закончится. Я клянусь.

Он оставляет быстрый поцелуй на моих губах.

– Ты этого не знаешь, – плачу я. – Мне нужно ее увидеть. Дом отвез ее в больницу?

– Да. Я отвезу тебя, как только закончу здесь. Я не выпущу тебя из виду.

– Пожалуйста, не пострадай, – умоляю я.

Обе его руки обхватили меня, крепко прижимая к себе.

– Ш-ш. Не плачь. Я люблю тебя, Ракель.

Я отстраняюсь.

– Я тоже тебя люблю. Так что не оставляй меня, хорошо?

– Нет, если это возможно. – Его ладонь проводит по моей щеке. – Сам дьявол должен был бы утащить меня от тебя, прежде чем я бы пошел добровольно. – Он прижимается губами к моему лбу и резко вдыхает. – Но я должен закончить это, если мы хотим жить вместе.

– Я знаю. – Мои брови нахмурились одновременно от понимания и страдания.

Никто из нас никогда не должен знать такой боли. Мы не просили об этом. Моя семья засунула ее нам в глотку, и пока мы не вырвем ее, мы никогда не узнаем покоя.

Посмотрев напоследок в мои глаза, он произносит «я люблю тебя» и убегает в бой. То, что он делал всю свою жизнь.

ГЛАВА 26

ДАНТЕ

При первых намеках на смерть Агнело убежал. Он слишком боится того, что мы с ним сделаем, и зря. Его смерть будет медленной, в отличие от смерти его брата, который сейчас лежит на бетоне, слишком мертвый, чтобы сказать нам то, что мы должны знать. Но у нас есть несколько их людей, которые все еще живы, привязанные к стульям.

Мы с Энцо слишком подавлены яростью, чтобы позволить им умереть гуманно. Поскольку Киара в больнице, а наши женщины оказались в эпицентре опасности, мы собираемся сделать это как можно более жестоко.

– Если бы мой брат, Дом, был здесь, тебе было бы намного хуже, – говорю я безымянному мужчине, у которого кровь течет из верхней части щеки, толстая рана стала багровой благодаря моему лезвию.

Я сжимаю синюю рукоятку своего ножа, медленно обходя его. Кончик ножа упирается в горло и лижет его.

– Скажи мне, где они держат детей, и я, возможно, стану немного добрее. – Я ввожу лезвие глубже и протыкаю кожу, заставляя капли крови стекать по его шее. – Не так уж хорошо, но все же гораздо лучше, чем сжечь твое тело, пока ты еще дышишь. Я бы посоветовал тебе спросить у своих друзей, как это было весело, но…

Я медленно скольжу ножом вниз, изгибая угол лезвия вокруг его адамова яблока.

– Послушай… – Он резко кашляет, прежде чем перевести дыхание. – Я понятия не имею ни о каких детях. Клянусь.

Я выдыхаю преувеличенный вздох и подхожу к Энцо, перед которым на стуле сидит еще один человек.

– Я очень разочарован, Рикки. Я возлагал на тебя большие надежды.

– Меня зовут не Рикки.

– Ну, сегодня – да. – Я смотрю на него, в моих глазах плещется жестокая месть.

Он быстро закрывает рот.

Энцо передает мне зажигалку, а я кладу клинок на землю, подхватывая красную канистру с бензином из-за его спины, где нас поджидают еще двое. Держа канистру в руке, я иду назад к Рикки, ставя ее между его расставленных ног.

– У меня нет терпения, поэтому либо ты скажешь мне что-то ценное, либо я сожгу тебя заживо. – Я зажигаю факел, когда он задыхается, его глаза прикованы к отблескам пламени: спокойные, но опасные.

– Пожалуйста, мужик, я не зна-аххх! – Он кричит, когда огонь прожигает его плечо, наполняя воздух запахом горящей плоти.

У меня почти нет иммунитета к этому запаху, который я могу описать только как запах горелой кожи с щепоткой чеснока. Сладкий. Отвратительно. К неприятному запаху пришлось привыкать некоторое время. Забавно, что может воспринять человеческий разум, если ему не дать шанс узнать обратное.

– Я знаю, что ты знаешь, – предупреждаю я, когда факел опускается к его бицепсу, почти обжигая его и там. – Говори.

– Они… – плачет он. – Они ничего мне не сказали.

– Это очень плохо. – Я опускаю искру обратно к его телу и позволяю огню, разрывающему его мышцы, говорить за меня.

Его вопли и стоны только раздражают меня. Я поднимаю канистру и откручиваю крышку.

– Мм, чувствуешь запах? – спрашиваю я, вдыхая запах бензина. – Надеюсь, тебе понравится.

Затем я переворачиваю канистру и даю жидкости стечь по его телу, пока мои мужчины отходят назад.

– Пожалуйста, не делай этого, – умоляет Рикки – или как там его зовут на самом деле.

Но я игнорирую его. Они пришли за нашими женщинами. Они собирались убить их. Только за это они познают смерть более мучительную, чем когда-либо могли себе представить.

Закрыв канистру, я бросаю ее на пол вместе с зажигалкой. Достав из кармана спички, я зажигаю одну, глядя на пляшущее пламя и уважая его силу, прежде чем бросить ее на колени Рики.

Его крик застрял в ревущем великолепии оранжевого пламени, застигнутый его сожалением. Он должен был сказать. Он знал. Я знаю, что он знал. Но он боялся, что Бьянки сделают с ним или его семьей, если он расскажет нам.

У меня нет сочувствия. Мы все делаем свой выбор в этой жизни, и его выбор – быть Палермо. Это его судьба.

Он перестает кричать, когда смерть настигает его, и я позволяю водяному шлангу смыть остатки пламени и найти обугленную плоть человека, который когда-то сидел здесь.

Перейдя к другому мешку с дерьмом рядом с Энцо, я беру факел и передаю его брату.

– Ты видишь это? – спрашиваю я мужчину, резко поворачивая его лицо кулаком в сторону того места, где когда-то сидел его друг. – Это скоро будешь ты, если не укажешь нам место.

Он застонал, глядя на разрушения, которые я устроил старому доброму Рикки.

– Хорошо. Я скажу вам. – Он сглотнул. – Я скажу вам, где держат детей. Но как только я это сделаю, обещай, что просто пристрелишь меня, парень. Я не хочу, чтобы со мной сделали также. Пожалуйста!

– Тебе лучше не врать нам, – предупреждает Энцо, хватая его за рубашку и грубо сжимая ее, прежде чем встретиться с ним лицом к лицу, стиснув зубы и оскалившись. – Я лично приду за каждым членом твоей гребаной семьи, если ты это сделаешь. Твоей матерью. Твоей бабушкой. И за ее гребаной матерью, если она жива. Мы поняли друг друга, приятель?

– Клянусь, чувак. Я не буду тебя обманывать. – Он яростно трясет головой, когда Энцо отступает на пару футов. – Они больны. То, что они сделали, то, что они делают – это плохо. Я не хотел в этом участвовать. И никогда не хотел. Дети. Клуб. Ничего из этого.

– Какой клуб? – Я делаю вид, что мы еще не слышали об этом.

Его глаза расширяются, губа кровоточит от удара, который Энцо нанес ему ранее.

– Говори! – кричу я, мой удар вылетает и попадает ему прямо в челюсть. – Тебе лучше не пропускать ни одной гребаной детали.

Ему требуется минута, чтобы перевести дух, и он бормочет от боли, прежде чем снова открыть рот.

– Они забирали детей и женщин для своего больного секс-клуба.

Моя рука непроизвольно сжимается в кулак, а мышцы напрягаются. Каждый раз, когда я слышу об этом месте, это сводит меня с ума.

– Клянусь, я не знаю, где он находится. Эту информацию знают только члены клуба с золотой карточкой и пикой на ней. На ней есть номер телефона. Они звонят по нему, и кто-то приходит за ними и завязывает им глаза. Если кто-то заговорит об этом, его автоматически убьют. Я слышал об одном парне, которого убили и бросили в реку, когда он рассказал своему приятелю об этом месте.

Энцо бросается к парню, достает из кобуры девятимиллиметровый пистолет и направляет его в висок мужчины.

– Что еще?

– Пожалуйста, не стреляйте в меня! – плачет он. – Я расскажу тебе все, хорошо?

Энцо отступает на шаг.

– У них есть адвокат. Джо-Джоуи Руссо, – заикается он. – Он знает, где это. Он член клуба. Он знает все. Я тебе говорю. Найдешь его – найдешь все ответы.

То же самое Джоэлль сказала и Энцо. Но мы нигде не можем найти этого ублюдка.

– Ты сказал, что знаешь, где они держат детей. Выкладывай.

Нам нужно найти этих детей и женщин. Найти мальчика Джоэлль. Нам нужно спасти их всех. То, что мы не смогли сделать для собственного брата или наших родителей.

– В центре города есть двухэтажное здание, где у Джоуи офис. Все здание принадлежит ему. Дети и женщины находятся в подвале, их держат в клетках. Оно звуконепроницаемое. Бетонные стены и крыша. – Он быстро выдыхает. – Есть дверь, ведущая в подвал из вестибюля здания, но есть и дверь в подвал на углу в парковочном комплексе.

– Ты знал все это и никогда не сообщал? Даже анонимно? – Отвращение поселяется в моем нутре, когда мое лицо превращается в оскал.

– Ты должен понять, я не хотел, чтобы это сказалось на мне. Они бы убили моих детей. Фаро и его братья убьют любого, кто встанет на их пути. Этот клуб приносит им много денег.

– Кто им владеет? – рявкнул я.

Это точно не на имя Бьянки, потому что мы бы нашли что-нибудь, зарегистрированное на них, кроме законных предприятий, которые мы уничтожили.

– Я не знаю. Правда, не знаю. Я предполагаю, что Джоуи, но не могу быть уверен.

Энцо всаживает пистолет ему между глаз, и мужчина с криком вскрикивает.

– Черт. Могу я просто позвонить своим детям и сказать им, что я их люблю? Пожалуйста? Дайте мне попрощаться.

Слезы капают из его глаз, и в кои-то веки мне его жаль.

Энцо смотрит на меня. Мы оба погружены в прошлое. Я знаю, что он думает о том же, о чем и я: о том, что мы так и не попрощались ни с отцом, ни с матерью. Как их отнял у нас безжалостный убийца. Как наш брат, так и не смог вырасти.

Но мы можем быть лучше. Мы можем не избавить его от жизни, но мы можем дать ему то, чего не было у нас. Я киваю Энцо, и он делает ответный жест.

– Где твой телефон? – спрашиваю я.

– В левом кармане.

Я тянусь внутрь, чтобы достать его.

– У меня есть номер моей жены в графе «Милая», – фыркает он, плача еще сильнее.

Мобильник требует отпечатка пальца, поэтому я прикладываю экран к указательному пальцу его правой руки сзади, и телефон разблокируется.

Я набираю ее номер, включив громкую связь. После трех звонков она берет трубку.

– Привет, Энтони, – говорит она с усталостью, когда на заднем плане раздаются крики детей. – Я готовлю ужин. Ты будешь дома, чтобы поесть?

– Я… не думаю. Не сегодня. У меня слишком много дел. Мне жаль. – Его голос срывается в тихий всхлип, когда он делает паузу, втягивая слезу.

– Что случилось? У тебя странный голос.

– Нет, все хорошо. – Он усмехается. – Просто соскучился по тебе. Вот и все.

– Хорошо? – Ее ответ выражает скептицизм. – Я тоже скучаю по тебе. Ты точно в порядке? Мне нужно кого-нибудь побить?

– Нет, детка. Я в порядке. Я люблю тебя.

– Я тоже тебя люблю, Энт. Возвращайся домой поскорее.

– Я постараюсь, детка. Могу я передать привет детям?

– Да. Конечно. Джорджия! Руно! Уберите свои задницы с чертова дивана! – кричит она. – Вы что, с ума сошли, так прыгать? Вы пытаетесь сломать себе шею?

Он смеется, слезы текут по его лицу.

– Твои дети сводят меня с ума, Энт.

– Почему они должны быть моими детьми, если они так себя ведут? – смеется он.

Черт возьми. Я не должен был позволять ему звонить им. Убить человека, когда слышишь голоса его семьи – это пытка. Но я знаю, что должен был дать ему это за то, что он дал нам.

– Папа! Привет! Я скучаю по тебе. – В трубке раздается задорный голос маленькой девочки.

– Привет, принцесса. Я тоже по тебе скучаю. Перестань досаждать маме, ладно? Она слишком много работает.

– Хорошо, папочка. Я обещаю быть хорошей.

– Это моя девочка. – Он улыбается, любовь к своим детям очевидна в блеске его глаз. – Я так вас люблю. Ты даже не представляешь.

– Я знаю, папочка. Ты всегда обнимаешь меня крепче всех и целуешь лучше всех.

Его веки закрываются, а черты лица искажаются от боли.

– Твой брат там?

– Да. Вот, Руно.

– Привет, папа. – По голосу мальчик старше своей сестры на несколько лет.

– Привет, приятель. Я хочу, чтобы вы двое вели себя хорошо, ладно? Когда меня нет дома, ты – мужчина в доме, и ты должен вести себя соответственно. Помогай маме и сестре. Заставляйте меня гордиться вами, как вы всегда это делаете.

– Хорошо. Обязательно. Кстати, мы можем взять гамбургеры и картошку фри после моей бейсбольной игры завтра вечером?

Слезы тихо падают мимо его лица на колени.

– Да, конечно, малыш. Все, что захочешь. Я так тебя люблю. Ты и твоя сестра – это лучшее, что мы с твоей мамой когда-либо создали.

– Я тоже тебя люблю, папа. Увидимся вечером. Джорджия хочет порисовать со мной, так что мне нужно идти.

– Да, э… хорошо. – Он тяжело сглатывает, стараясь сохранить ровный голос. – Люблю вас всех.

– Пока, папа.

Затем связь прерывается, и его рыдания становятся громче, когда он склоняет голову.

Энцо поднимает пистолет, целясь в голову Энтони, но глаза моего брата смотрят на мои, а мои – на его.

– Сколько лет твоим детям? – спрашиваю я.

– Джорджии четыре, а Руно почти восемь. – Он поднимает ко мне свое лицо. – Они хорошие дети. Совсем не такие, как я. Я не хочу, чтобы они попали в эту испорченную часть нашего мира. Мы сделали все возможное, чтобы увести их от нее.

Я снова смотрю на Энцо, мой разум борется с тем, что мы должны делать и что я хочу сделать. Мой брат может легко прочитать мои мысли по одному лишь взгляду.

– Ты серьезно? – умоляет Энцо.

– Я не знаю. – Я пожимаю плечами, полностью искаженный нерешительностью.

– Что? – Энтони переводит взгляд с меня на Энцо. – Пожалуйста, не трогайте мою семью!

– Мы не причиняем вреда невинным детям. – Мой взгляд падает на него. – Это то, чем занимаешься ты и твои люди.

– Я клянусь, я не участвовал. Я кусок дерьма, раз не помог им. Я знаю это. Но если это означало защитить моих собственных детей, то я должен был сделать то, что должен. Мне жаль, если ты не можешь этого понять. Но если бы не мои дети, я бы сам вытащил этих детей. У меня есть свои пределы.

Было время, когда я никогда бы не подумал о том, чтобы отпустить человека нашего врага, но, черт возьми, я становлюсь мягким. Может, это любовь к Ракель. Может, это воспоминания о нашей семейной связи. Но следующее, что я помню, – это нож в моей руке, которым я перерезаю путы на его запястьях.

– Что ты делаешь? – Его брови нахмурились, а губы дрогнули в замешательстве.

– Мы даем тебе второй шанс. Не заставляй нас жалеть об этом.

– Вы… вы отпускаете меня? – плачет он, падая на землю с молитвенно соединенными ладонями. – Спасибо тебе. О, Боже, спасибо тебе.

– Ты должен забрать свою семью и убраться из Нью-Йорка. Мне все равно, куда ты поедешь, но на твоем месте я бы бежал и надеялся, что они не смогут тебя найти.

У меня такое чувство, что, если они заподозрят, что мы оставили его в живых, они узнают, что он заговорил, и для всех в его семье погаснет свет.

– Я клянусь. Я уйду. Я сейчас позвоню жене, и мы немедленно уедем.

Он поднимается на ноги, вытирая слезы на щеках, переплетающиеся с кровью из пореза на лице.

– Спасибо вам за это. Вы благородные люди. Если вам что-нибудь понадобится, я помогу вам.

– Нам не нужна твоя помощь, – говорю я, передавая ему сотовый. – Иди. Сейчас же. Пока мы не передумали.

Он снова сжимает руки вместе.

– Спасибо.

Затем он выбегает оттуда, как черт из преисподней.

Энцо подходит и встает рядом со мной.

– Ты думаешь, мы поступили правильно?

Я пожимаю плечами.

– Надеюсь, что да.