Текст книги "Кот, который приезжал к завтраку"

Автор книги: Лилиан Джексон Браун

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц)

Глава шестая

Начинался закат, и, когда Квиллер поднимался по гостиничному крыльцу, гости усаживались на качели.

– Прекрасный вечер, – сказал человек, и на воздухе, и под крышей носивший французский берет. Голос у него был приятный, а морщинистое лицо выражало кротость.

– И впрямь, – ответил Квиллер с той особой ноткой бодрой вежливости, которую имел в запасе для знакомых стариков.

– Я – Арледж Хардинг, а это моя супруга Дороти.

– Очень приятно. Меня зовут Квиллер, Джим Квиллер.

Отставной викарий двигался неспешно, что прибавляло ему достоинства.

– Нам хорошо знакомо ваше имя, мистер Квиллер, ибо нам ниспослано было читать вашу колонку в газете «Всякая всячина». Вы чудесно пишете.

– Спасибо. А я с сожалением узнал, что с вами произошёл несчастный случай. Которая из ступенек виновна?

– Увы, третья сверху.

– Он спускался, – вмешалась миссис Хардинг. – К счастью, держался за перила. Я вечно напоминаю ему – надо за перила держаться. Но тем не менее это странно. Арледж не тяжелей перышка, а вот тот юный крепыш, который без конца гоняет на велосипеде вверх и вниз прямо по ступенькам…

– Но посередине, дорогая моя. Я же ступил на конец ступеньки, и другой её конец зримо приподнялся. Плотник винит в этом ржавые гвозди, и я твердо уверен, что в этом здании гвозди даже старше меня.

Его жена заерзала, слезая с деревянных качелей.

– Садитесь-ка сюда вы, мистер Квиллер.

– Что вы! Не принуждайте меня вас беспокоить! – запротестовал он.

– Вовсе нет. У меня кое-какие дела в гостинице, и я безбоязненно сдаю вам мужа с рук на руки… Арледж, войди внутрь, если станет хоть чуточку холодней.

Когда она спешно удалилась, Квиллер сказал:

– Обаятельная леди. У меня и в мыслях не было её выдворять.

– Оставьте угрызения совести. Дорогая моя жена рада будет минуточку передохнуть. Со времени несчастного случая она чувствует истинно женскую потребность опекать меня двадцать четыре часа в сутки – и это из-за простого перелома ребра. Я трепещу при мысли о её неотступном внимании, случись мне, к примеру, сломать ногу. Такова цена супружеской преданности. А вы состоите в браке, мистер Квиллер?

– Больше не состою, и не хотел бы испытать это сызнова, – ответил Квиллер, занимая свободное место на скрипучих качелях. – Как я понимаю, вы уже посещали этот остров?

– Да, мы с миссис Хардинг любим острова, которые соответствуют нашему представлению об уединении, – это немножко странно. Я знавал лиц, которых привлекают острова, они все ведут себя чуть-чуть странно, ну а если они полностью окружены водой достаточную часть своей жизни, то уж ведут себя совсем странно.

– Осмелюсь сказать, вы заметили: здесь многое изменилось…

– Воистину! Мы часто гостили здесь в семье из Индианаполиса, их фамилия Ритчи, – в десятилетия Д. К., до коммерциализации, могу добавить. Эти Ритчи скорбели о стремительности перемен. Они были из торговцев, добрых к друзьям, щедрых и великодушных к церкви, мир душам их.

– Семейство Ритчей связано с кланом Макинтошей, – сказал Квиллер. – Моя мать была Макинтош.

– Я распознал некоторое лукавое шотландское остроумие в ваших произведениях, мистер Квиллер. Сказал об этом миссис Хардинг, и она со мной согласилась.

– Каков был остров в годы Д. К.?

Мистер Хардинг приумолк, раздумывая.

– Тихий… В ладу с природой… и духовно возрождающий…

– У этих Ритчей был дом за высокой железной оградой?

– Боже избави! Нет! – воскликнул викарий. – Они не были столь тщеславны и с удовольствием подшучивали над теми, кто тщеславен и суетен.

– Тогда кто же владелец Сосен? Они кажутся совершенно изолированной территорией.

– Сосны принадлежат Эплхардтам, которые открыли частный клуб и первыми построились здесь в тысяча девятьсот двадцатых. Ритчи прозвали их королевским семейством, а их поместье – Букингемским дворцом. А что привело на остров вас, мистер Квиллер?

– Желание немного поработать во время отпуска. Я остановился в одном из коттеджей, потому что взял с собой кошек, парочку сиамцев.

– В самом деле? У нас в приходе был когда-то сиамец. Его звали Гнев Божий.

Неожиданно вернулась миссис Хардинг.

– Ветер усиливается, и я боюсь, Арледж, что для тебя он слишком холодный.

– Да, надвигается буря. Я чувствую её костьми своими, одной особенно.

Все трое вошли в гостиную и удобно устроились в нише, где викарий спросил у жены:

– Рассказать мне мистеру Квиллеру о Гневе Божьем и епископе?

– По-твоему, это будет уместно, Арледж?

– Да епископ уже лет двадцать развлекает своих светских знакомых этой историей.

– Что ж… вы ведь не поместите это в газете, правда, мистер Квиллер?

– Конечно нет. Я никогда не упоминаю кошек и священнослужителей в одной и той же колонке.

– Тогда ладно, – согласилась она и села, нервно сжимая свою сумочку, покуда её супруг рассказывал:

– Это был особенный случай. – У мистера Хардинга задёргался левый глаз. – Сей епископ приезжал в приход во время ланчей, и мы выяснили, что в этот час дня он любит выпить стаканчик «Кровавой Мэри». Уверяю вас, потребовалось провести расследование и хорошенько подготовиться. Посоветовавшись со всеми досягаемыми для нас экспертами, мы добыли безошибочный рецепт и приложили все усилия, чтобы собрать необходимые ингредиенты. В условленный день высокопоставленный гость наш прибыл, и его подобающим образом приветствовали, а потом я уединился на кухне, чтобы лично смешать все компоненты этого напитка. Когда я нес поднос в гостиную, упомянутый Гнев Божий впал в некое сиамское исступление и стал носиться вверх и вниз по лестнице, пока не перепрыгнул через моё плечо, приземлившись прямо на поднос. Стаканы катапультировались в пространство, и «Кровавая Мэри» полетела во все стороны, обрызгав стены, мебель, ковер, потолок и преосвященную особу епископа.

Кроткий мистер Хардинг в нечестивом веселье закачался взад-вперёд, пока жена его не сказала:

– Постарайся всё-таки взять себя в руки, Арледж. Ты напрягаешь себе ребро. – Затем, оглянувшись на Квиллера, она задала неизбежный вопрос: – Вы играете в домино?

– Боюсь, мне придётся ответить нет и, пожалуй, пойти домой и взглянуть, какие языческие ужасы учинили там два моих спутника.

– Я сочту за честь и удовольствие, – сказал, немного отдышавшись, мистер Хардинг, – ввести вас в игру, которая навевает успокоение.

Квиллер понял, что рано или поздно должен будет с кем-то сыграть в домино и что неплохо бы немножко успокоиться после событий дня. Он последовал за Хардингами к игорному столу под низко висевшей лампой. Когда старик был должным образом усажен, жена его извинилась, сказав, что лучше всего играть вдвоём.

Викарий открыл коробочку домино и объяснил, что в наборе двадцать восемь костяшек, имеющих столько очков, сколько пятнышек на костяшке.

– Почему одна игра считается приличной, а другая – дурной, я постичь не способен, особенно потому, что при дурной игре так часто молят о помощи небеса… По крайней мере, так мне рассказывали, – добавил он, поблескивая здоровым глазом. – Вы можете как-нибудь обратиться к этому важному вопросу в своей колонке. В качестве путеводной нити да позволено мне будет упомянуть, что домино было первоначально капюшоном, который носил кафедральный каноник!

Двое мужчин принялись выставлять костяшки геометрическими фигурами, и Квиллер стал с нетерпением подумывать о шоколадном пломбире, а для него это был симптом скуки. Когда игра окончилась и Хардинги удалились к себе в коттедж, он отыскал Лори и спросил, будет ли открыто в этот час «Семейное кафе» Харриет.

– Будет, но вряд ли там смогут обслужить по полной программе. Если ты голоден, она, впрочем, раздобудет для тебя несколько яиц.

– Я хочу всего-навсего мороженого.

Перед походом в кафе Квиллер, двигаясь тихонько, чтобы не разбудить сиамцев, зашёл в коттедж за диктофоном и фонариком. Сиамцы блаженно посапывали в шезлонге, на выгнувшейся в форме чаши подушке из кожзаменителя. Сонные головы безучастно приподнялись, приоткрыв щелочки глаз, а потом тяжело опустились обратно.

Кафе занимало один из скромных домиков, построенных, когда западное побережье стали захватывать низы высшего класса и даже верхи среднего класса.

Холодная практичность заменила здесь какие бы то ни было бытовые удобства: появились флюоресцентные светильники, при которых легко мыть пол, тёмная лакированная обшивка, скрывающая сальные пятна, столы с прочными пластиковыми столешницами и устойчивыми металлическими ножками. Судя по числу высоких стульев, разбросанных среди столов, вечер был напряженный. Последний клиент стоял у кассы, пересчитывая сдачу, а кассирша вытирала столы и убирала посуду.

– Простите за беспокойство, – сказал Квиллер. – Я не слишком опоздал, чтобы получить сливочный пломбир?

– Садитесь, – ровным тоном сказала она. – Какого сорта?

– Вы можете быстро приготовить шоколадное мороженое с шоколадной подливкой?

Она вышла из столовой и вернулась со словами:

– Ваниль вся вышла.

– Сойдёт, была бы шоколадная подливка.

Он сел за столик поближе к кухне, чтобы сократить путь для усталой служащей. К его удивлению, дверь кухни, неся ему пломбир, распахнула другая женщина. Она была крепкая, лет сорока, в поварском колпаке (ненакрахмаленном) и в длинном холщовом переднике (с красными полосами томатного сока). Худое её лицо сковывало каменное, типичное для островитянки выражение, а шла она громыхающей поступью.

Брякнув тарелкой под носом у клиента, она сказала:

– А я вас знаю – с Пикакса. Вы приходили перекусить в «Старую мельницу». Я там на кухне вкалывала. Дерек, бывало, вернётся из зала и говорит: «Он здесь, и с подружкой своей». Или скажет: «Он здесь с незнакомой женщиной намного его моложе». Потом мы выглянем потихоньку из кухонной двери и подложим вам на тарелку лишний ломтик свинины или индейки. У нас всегда была для вас наготове собачья сумочка. Ешьте своё мороженое, пока не растаяло.

– Спасибо, – сказал он, погружая ложку в лужицу шоколадной подливки.

– А чего это вы не спросили горячих ирисок? Могу вам сготовить, если хотите. Я знаю, они вам придутся по душе.

– Прекрасно, – возразил он, – только поздно, и вы, верно, устали.

– Не устала. Когда у тебя собственное дело, как-то не устаешь. Правда, смешно?

– Вы, должно быть, Харриет Бидл. Я остановился в гостинице «Домино», а Лори сказала мне, что вы ей помогли, когда ей пришлось несладко.

– Лори – душка. Она мне нравится… Кофейку хотите?

– Выпью, если вы и себе чашечку принесёте.

Харриет отослала свою помощницу домой, сказав, что сама закончит уборку. Потом принесла две чашки кофе и села, сняв испачканный передник и мягкий колпак. Её прямые бесцветные волосы были подрезаны, как догадался Квиллер, на кухне, при помощи ножниц для разделки птицы и чаши от миксера.

– Вам, я знаю, крепкий по вкусу, – сказала она. – Это островной кофе. Другим клиентам мы такого не варим.

Он понял почему: вздрогнул от первого же глотка.

– Что привело вас обратно на остров?

– В острове что-то такое есть – вечно тянет вернуться. Я всегда хотела держать собственный ресторанчик и все стряпать самолично. Потом мистер Эксбридж сказал мне про это кафе и растолковал, как взяться за дело: занять деньжат, купить подержанное кухонное оборудование и все такое прочее. Он славный мужик. Да, пожалуй, вы его знаете. А вы что тут делаете? Пишете для газеты?

– Если нахожу о чём. Не могли бы вы рассказать мне что-нибудь о жизни на острове?

– Как пить дать могла бы!

Он поставил на стол диктофон.

– Я хотел бы записать наш разговор. Не обращайте на это никакого внимания. Просто говорите.

– О чём?

– Об острове Завтрак, когда вы подрастали.

– Трудно было. Ни электричества. Ни ванных. Ни часов. Ни телефонов. Ни денег. Мы, здешние, Завтраком этот остров не зовем. Это остров Провидения.

– Кто дал ему такое имя?

– Первые поселенцы. Божественное Провидение выбросило их на берег, когда их судно разбилось.

– Вы говорите, у вас не было денег. Как же вы жили?

– На рыбе. На диких кроликах. На козьем молоке. – Она произнесла это горделиво.

– А как насчёт необходимого – вроде обуви, муки, охотничьих ружей?

– Охотники тогда ловушки делали. А всё другое, в чём нуждались, они доставали через торговлю с материком. Рыбой по большей части торговали и тем, что на берег выбросит. Мой па построил себе лодку из топляка, который на берег выкинуло.

– Он ещё жив? – спросил Квиллер, думая, что он, пожалуй, один из этих необщительных извозчиков.

– Утонул, когда пытался вытащить сети перед бурей. – Это она произнесла ровным, бесцветным голосом.

– А ваша мать?

– Ма ещё здесь. Всё ещё керосиновыми лампами пользуется. Никогда не уезжает с острова – даже на денёк. Ей уехать – что на Луну слетать.

– Но электричество теперь, конечно, помогает островитянам. На курорте оно есть. В летние дачи уже давно проведен свет.

– Угу, да только многие здешние не могут себе это позволить. Многие всё ещё варят свои собственные лекарства из диких растений. Моя ма помнит, как здесь ещё не было школы. Теперь у нас есть школа об одной общей комнате. Я окончила в ней восемь классов – все в одной комнате и с одним учителем. – Это она произнесла хвастливо.

– Как вы поступили в среднюю школу?

– Осталась с одной семьей на материке.

– А трудно вам было привыкать к новой школе?

– Угу. Конечно трудно. Тяжело. Учителя сказали, что в некоторых вещах я обогнала материковых ребятишек, а ведь считалось, будто островитяне отроду тупые, и нас по-всякому обзывали.

– И что вы при этом ощущали? – сочувственно спросил Квиллер.

– Бешенство! Пришлось обидчиков парочку раз избить до полусмерти. – Харриет стиснула объёмистый кулак.

Он разглядывал эту амазонку с изумлением и сдержанным восхищением.

– Вы, верно, очень сильная.

– Чтобы здесь жить, надо быть сильной.

– Где всё-таки живут островитяне? Я что-то не вижу никаких домов.

– В поселке Провидение, глубоко в лесу.

– Это то, что люди с материка зовут Пиратским?

– Угу. Это меня бесит! – Стиснутый кулак треснул по столу так, что заплясала посуда.

– А как ваши люди относятся к новому курорту?

– Боятся. Они думают, их погонят с острова, как погнали с западного побережья, когда приехали старые богачи.

– А что они думают о туристах?

– Они им не нравятся. Некоторые туристы нахальные… беспутные… полуголые. Последние две недели целая их банда разбивала лагерь возле маяка и таскала такие большущие рюкзаки, что в них ездить можно.

– Висячие диваны, – кивнул Квиллер. – Это и не понравилось больше всего?

– Ну… они сидели кружком без ничего, пили пиво и врубали радио на полную катушку.

– Откуда вы знаете?

– Их видели некоторые охотники на кроликов… Хотите ещё кофе?

Квиллер впервые в жизни отказался от второй чашки: он уже почувствовал, как в голове у него бьют барабаны.

– А каково ваше собственное мнение об отеле Грушевого острова?

– Слишком много всего насчёт пиратов. Это меня бесит!

– Вы считаете, что в истории острова не было пиратов? Может быть, они жили здесь до того, как сюда приехали ваши предки?

Харриет, казалось, разъярилась и снова треснула по столу:

– Всё это вранье! Небылицы!

Он придумал, как переменить тему:

– Около маяка есть памятный диск в честь трех смотрителей маяка. Вы знаете, что с ними случилось?

– Никто не знает, – таинственно сказала она. – Я могла бы рассказать вам эту историю, если хотите.

В голове у Квиллера перестали рокотать барабаны.

– Я бы охотно послушан её, но у вас был долгий трудный день. Вы, наверное, хотите домой?

– Я не хожу домой. У меня наверху кровать.

– Тогда позвольте мне сводить вас на ланч в ваш выходной. Мы поедим в Корсарской комнате.

– Я не беру выходных. Работаю семь дней в неделю. Подождёте, пока я сварганю себе чашку кофею? Вы, конечно, больше не хотите?

У Квиллера было чувство, будто он только что нашёл зарытое сокровище. Тайна маяка никогда не упоминалась у Гомера Тиббита.

– Мой дед, – начала Харриет, – без конца рассказывал эту историю, так что она, прямо скажем, в сердце мне запала. В ней замешан наш прадедушка.

– Правда? Он был смотрителем маяка?

– Нет, верхние никогда не понимали островитян. Это меня бесило! Это всё равно что сказать, будто они тупые или им нельзя доверять. Верхние наняли троих мужчин с материка, чтобы они жили на утесе и охраняли огонь. В те дни, понимаете, это была большая керосиновая лампа. Лодка верхних частенько доставляла керосин для маяка и пищу для смотрителей, и все это втаскивали на утес на канате. Есть несколько ступенек, которые зигзагом выбиты в скале, – вы их с озера можете разглядеть, но они были скользкие и опасные. И до сих пор такие! Когда верхние присылали на лодке землемера, так и его тащили на канате, как ящик с продуктами.

– Так в чём же замешан ваш прадед, Харриет?

– Ну, он был вроде вожака, потому что умел читать и писать.

– Это казалось необычным?

– Угу. Здесь ведь не было школы. Поселенцы были какой-то забытой колонией – и не только забытой, но и оплёванной.

– Где же тогда обучался ваш прадед?

– У своего па. А его па был вроде проповедника, но это уже совсем другая история.

– Не томите, Харриет, – заерзал Квиллер. – Что же всё-таки случилось?

– Ну, в одну тёмную ночь мой прадедушка проснулся и не понял отчего. Словно услышал глас Божий: «Проснись! Проснись!» Он вылез из постели, вышел, смотрит – а сигнальный огонь не горит! Плохо дело! Он натянул сапоги, взял фонарь и пошёл к маяку. До него с милю было. Как добрался, видит – там ни души, он покричал – в ответ ни звука. Ворота в ограде были на замке, и он перелез через решетку. Двери в домик смотрителей нараспашку, а внутри – никого. Он решил было сам зажечь на маяке огонь, да дверь на башню оказалась заперта. Он не знал, что и делать.

– Телеграфа в то время ещё не было? – спросил Квиллер.

– Ни телеграфа, ни радио, ни телефона. Это случилось давным-давно, мистер К. Так вот… Мой прадедушка пошёл домой. Проходящие суда, видно, были извещены, что маяк не горит, потому как… вскоре на острове прохода не стало от полиции и солдат. Они арестовывали людей, обыскивали дома и даже разрывали могилы на задних дворах. Кладбища у нас тогда не было.

– Они подумали, что смотрителей убили островитяне? Но зачем?

– Верхние думали, будто островитяне хотели, чтобы суда разбивались и они могли их грабить. Поверили старым басням насчёт пиратской крови! Сто лет назад оно было, а люди всё ещё этому верят! Это меня так бесит, что я аж вся киплю!

– Старые легенды не умирают, – сказал Квиллер. «Из них только стряпают фильмы», – подумал он. – Тела смотрителей нашли?

– Нет. Полиция заподозрила моего прадедушку и увезла его на материк допрашивать.

– Почему? Потому что он перелез через ограду?

– Потому что умел читать и писать. Решили, что опасен.

– Невероятно! Вы уверены, Харриет, что все это – правда?

Она торжественно кивнула.

– Он вёл дневник и все туда записывал. Моя ма его припрятала.

– Я дорого бы дал, чтобы увидеть этот дневник, – сказал Квиллер. «Что это был бы за сюжет! – думал он. – Кусай себе локти, Гомер Тиббит!»

– Моя ма никому дневник не покажет, – отозвалась Харриет. – Она боится – украдут.

– А вы когда-нибудь его видели?

– Только раз, когда была в седьмом классе. Я участвовала в школьной программе к Родительскому дню, вот моя ма и позволила мне его посмотреть. В нём есть что-то странное.

– Например?

– Я помню одну страничку, потому что заучила её для программы: «Август, седьмое. Хороший день. Озеро спокойно. Легкий юго-восточный ветер. Целый день таскал сети. Мэри умерла в родах. Ребёнок, слава Богу, хороший. Август, восьмое. Холод. Облачно. Ветер окреп до северовосточного. В ловушках – три кролика. После ужина похоронил Мэри. У ребёнка колики…» Через несколько дней маяк погас, – заключила Харриет, – а солдаты разрыли могилу.

– Ужасно! – воскликнул Квиллер. – Как мог ваш прадед писать о таком без эмоций?

– Островитяне не плачут. Они лишь делают то, что должны делать, – объяснила Харриет, – и неважно, тяжело это или нет.

Квиллер подумал: «Они ещё и не смеются». И спросил у неё:

– Островитяне были в дружеских отношениях со смотрителями?

– Угу. Праздники вместе отмечали, а деда иногда привозил им свежую рыбу. Они давали ему галеты. Островитяне не могли входить внутрь ограды, зато смотрители могли оттуда выходить.

– После исчезновения смотрителей порядки изменились?

– Ну, верхние продолжали присылать по трое мужчин на эту работенку, только теперь у них были большущие собаки.

– Поздравляю вас, Харриет. Вы излагаете факты, будто видели все своими глазами.

– Я столько раз это слышала, – скромно сказала она.

– Из этого выйдет отличный материал для моей колонки. Не возражаете, если я вас процитирую?

Довольство похвалой сменилось в ней внезапной тревогой.

– Чего это вы выдумываете? Только не про маяк!

– Наоборот, тайна маяка – это самое интересное, – возразил он. – Я впервые слышу такое, хотя уйму документов прочёл по истории округа.

Харриет в досаде закрыла руками лицо.

– Нет! Нет! Об этом нельзя писать! Ничего! Я рассказала о маяке просто потому, что думала – вам лично это интересно. Я не знала…

«Ну почему, – задал себе вопрос Квиллер, – почему люди рассказывают журналистам потрясающие истории или выдают личные секреты, которые не хотят предавать гласности? И почему они так удивляются, когда это появляется в печати? Ну что случилось бы, обыграй я этот сюжет? Исторический материал, полученный из анонимного источника…» А потом подумал: «История с маяком может быть мистификацией. Знает ли она, что это неправда? Это могло быть семейным преданием, выдумкой, призванной хоть как-то объяснить появление сомнительного бронзового диска на территории маяка. А что до дневника, он, вероятно, тоже миф». Харриет же он сказал:

– Приведите мне хоть одну весомую причину, почему мне не следует публиковать историю с маяком. Ваши слова останутся между нами.

– Она наделает беды. Наделает беды в селе. – Она облизала вмиг пересохшие губы.

– Какой беды?

– Вы не знаете, что случилось в День поминовения? По-моему, мистер Эксбридж не допустил, чтобы это попало в газету. Несколько мужчин с материка – из Локмастера – пришли в село с лопатами и стали копать, чтобы найти зарытые пиратские сокровища. Выкопали большие ямы перед самым домом ма и возле школы. У них была карта, которую они купили у какого-то человека в баре за пятьдесят долларов.

Квиллер подавил желание раскашляться.

– Как же местные от них избавились?

– Их выгнали охотники на кроликов. Копальщики пожаловались на самоуправство представителю шерифа, тот рассмеялся и велел им отправляться домой да помалкивать об этом, иначе они дураками будут выглядеть. Однако сам доложил обо всем мистеру Эксбриджу, и тот похвалил его и сказал, что он правильно сделал.

– Я уверен, что местным не нравится, когда вторгаются в их жизнь, и не осуждаю реакцию властей. Вопрос вот в чём: что общего тут с рассказом о тайне маяка?

– Вы не понимаете? – рассердилась она. – Кто-то будет продавать карты, а люди вернутся, чтобы копаться в прошлом!