Текст книги "Кот, который приезжал к завтраку"
Автор книги: Лилиан Джексон Браун
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 15 страниц)
Глава пятнадцатая
Квиллер встретил вторник с чувством, что это будет решающий день. Так оно и вышло, хоть и не совсем как он ожидал. По тому, как он себе рисовал перспективы дня, Харриет, наверное, согласится всё рассказать, на почте его будет ждать открытка, а Коко отыщет ключ к разгадке. Для начата был весьма недурен и завтрак: французские гренки с яблочным маслом и ломтиками бекона, а потом яйцо-пашот с жарким из мелко нарезанной солонины. Потом у сиамцев возникло настроение сыграть в домино – и у игрока Коко, и у преданной зрительницы Юм-Юм.
Коко начал как обычно, сбрасывая лишь четыре-пять костяшек каждым взмахом хвоста и ограничивая тем самым игру короткими словами: лак, дай, лайка, гад, клей, бил, век, лаз, залежи, клика.
Окрас у них был в общем негативный, и это заставило Квиллера призадуматься. Он сказал:
– Приободрись, старина! Шире мах!
После этого появились слова более подходящие случаю: гадка лежка, как «Четыре очка», гладка глава, как Эксбридж, лжива лавка, как антиквариат Нуазетты. Некоторые пары объединялись в тандем: клейкий злак, жалка балда. Если Коко знал, что делал, то последнее означало: устал, с него хватит.
Квиллер выдал сиамцам угощение, перед тем как отправиться на ланч с наследницей Эплхардтов. Доехав до Сосен в наемном экипаже, он обнаружил, что она ждёт его на крыльце главного здания. Когда усаживал её в экипаж, понял – она дрожит, как дрожала в воскресенье, бросив матери вызов. Он предположил, что они перекинулись словцом-другим. Миссис Эплхардт была чрезмерно гостеприимна, пока дочь не проявила признаков неповиновения. Теперь, без сомнения, считалось, что он дурно на неё влияет: берегись журналистов!
Когда отъехали от Сосен, он сказал Элизабет:
– Этот цвет вам очень к лицу.
– Спасибо, – улыбнулась она. – Мне нравятся все оттенки фиолетового, но мама считает их не слишком респектабельными – что бы это ни значило.
– Я замечал, что женщин возвышенных и обладающих индивидуальностью тянет к фиолетовому, – ответил он, думая об Эвфонии Гейдж, которая была одной из самых оригинальных и независимых жительниц Пикакса.
Элизабет надела бледно-фиолетовое платье, подпоясанное плетеным шнурком. Её русалочьи волосы были заправлены под шляпу из тропической соломки, которая выглядела так, будто её заливал дождь и топтала лошадь.
– Это шляпа моего отца, – горделиво поведала она. – Он называл её своей гогеновской шляпой.
– У вас своеобразный вкус на одежду, – сказал он. – Эти длинные платья, которые вы носите… – У него истощился запас слов. Что он мог о них сказать?
– Вам они нравятся? Они из Индии, Африки и с Явы. Домотканый хлопок и цветной батик. Люблю экзотические ткани. Мама говорит, я выгляжу уродкой, но это единственное, чем я могу себя выразить.
Они подъезжали к гостинице «Домино», и он заметил:
– Две здешние гостьи прочли в газете о несчастном случае с вами и сказли, что вы были их ученицей, Эдит и Эдна Мозли.
– Как замечательно! Хочу их повидать!
– К сожалению, сегодня утром они переправились, чтобы ехать домой – в Бостон, кажется.
– Почему они не дали мне знать, что были здесь? – сказала она. – Когда мама записала меня в академию, я психически была в очень плохом состоянии. А они оказачись так добры! Вы тоже очень добрый, мистер Квиллер. Вы не женаты – я не ошибаюсь?
– В настоящее время не женат… но я помолвлен, – быстро добавил он.
– Какая она? – спросила Элизабет.
– Она умна, мила, с ней хорошо, у неё мелодичный голос. Она заведует публичной библиотекой Пикакса.
– Я бы хотела быть библиотекарем, – задумчиво сказала она, – но у меня нет систематического образования. Мама убедила меня, что для колледжа у меня недостаточно характера и выдержки.
Они доехали до центра, и она пришла в негодование.
– Как они могли осквернить такой красивый остров?! Эти ужасные магазины! Эти вульгарные качалки!
Чтобы смягчить её ужас, он беззаботно сказал:
– Мне чудится, что все эти пятьдесят качалок заняты и качаются в унисон вроде ноющего хора, создавая электромагнитные волны, от которых рухнет весь курорт.
Она успокоилась и усмехнулась.
– Худшее ещё впереди, – продолжал он. – Вестибюль увешан черными пиратскими флагами, а есть мы будем в Корсарской комнате, вход в которую охраняет пират-головорез.
Сидевший за столом заказов Дерек взглянул на Элизабет, потом, вопросительно, – на Квиллера, а потом снова на даму в необычной шляпе.
– Привет, мистер К.! Вы хотите в свою обычную угловую кабинку? – спросил он, тихонько добавив: – Ого-го! Ничего себе!
Когда уселись, Элизабет сказала:
– Этот человек в вестибюле такой высокий!
– Это Дерек Катлбринк, фигура известная в Пикаксе, актёр Театрального клуба… Коктейль, мисс Эплхардт, или аперитив?
– Пожалуйста, называйте меня Элизабет, – попросила она.
– Только если вы будете называть меня Квиллом.
Минутку поколебавшись, она попросила шардоне с колой, а он сказал, что возьмёт то же самое, только без вина.
– А теперь мне до смерти хочется что-нибудь узнать о вашем имени – Джеймс Макинтош Квиллер с «в». Это имя, которое вам дали при рождении?
– На самом деле… нет. Перед моим рождением мать читала Спенсерову «Царицу фей» и дала мне имя Мерлин Джеймс. Можете себе представить, как ровесники издевались над первоклассником Мерлином в средней школе. Поэтому, поступив в колледж, я сменил имя. Моя мать была Макинтош.
– А, это уже совсем другое, – сказала она. – Сначала я должна объяснить законы нумерологии. Каждая буква алфавита имеет соответствующий номер, начиная с единицы дня буквы «А». Когда вы доходите до пяти для Джеймса, то опять начинаете с единицы. Чтобы зашифровать имя, вы даете каждой букве цифровой эквивалент, складываете их и сокращаете до однозначного числа. Это понятно?
– Пожалуй, да, – пробормотал он, хотя мысленно перенесся на сорок лет назад к мисс Хис с её зубастой улыбкой.
– Когда я зашифровала имя, которое вы мне назвали, в результате появилась цифра два, а инстинкт подсказывал мне, что вы не соответствуете двойке. У меня было чувство, что вы – пятерка! Поэтому, если вы чуточку подождете, я сейчас зашифрую имя, данное вам при рождении. – Царапая что-то в блокноте, она бормотала: – Мерлин сокращается до восьми… плюс три для Джеймса и три для Квиллера… Сумма равняется четырнадцати, а это число сокращается до пяти! Я это знала! Вы – пятёрка! – победно вскричала она.
– Это хорошо или плохо?
– Это означает, – возбуждённо сказала она, – что вы любите свободу, приключения и перемены. Вероятно, вы много путешествовали, потому что легко привыкаете к новой обстановке и у вас есть живой интерес к новым местам и новым людям. А кроме того, у вас есть изобретательность, которая должна быть полезна при вашей работе.
– При всей моей скромности, – признал Квиллер, – должен сказать, что вы правильно подметили. Но откуда вы узнали, что предыдущее число неправильно? Не так уж хорошо вы меня знаете.
– Это ваша аура, – серьёзно сказала она. – У вас аура пятёрки.
– А какое число у вас?
– Я – семёрка, как и ваш Коко. Составляя кошачьи гороскопы, я столкнулась с удивительным фактом: Као Ко Кун сокращается до семи, и то же самое происходит с Коко, а в случае с Юм-Юм, или Фрейей, каждое имя даёт одно и то же число – один. Это означает, что она терпелива, независима и обладает сильной волей. Коко аристократичен, склонен к науке и тонок умом, но достаточно скрытен.
– Замечательно! – сказал Квиллер.
В задумчивости он проглотил миску гумбо, меж тем как его сотрапезница отщипнула половинку от сандвича с курицей без майонеза. Постепенно он навел её на разговор о приготовлении трав, о лечебных травах, а потом о ядовитых.
– Островитяне, возможно, знали ядовитые растения, – сказала она. – Они изготовляли свои собственные лекарства. Вы когда-нибудь бывали в Тёмной деревне?
– Так аборигены называют поселок Провидение?
– Да, и это любопытное место. Отец часто возил нас через село. Если бы вы заказали после ланча экипаж, я бы могла править.
– Правда, что их возмущают чужие?
– Чаще всего. Но мы всегда вели себя тихо и уважали их частную жизнь. Островитяне любили отца. Он часто разговаривал на берегу с рыбаками и покупал часть их улова.
Она погрузилась в задумчивое молчание, и он какое-то время дал ей возможность повспоминать. Неожиданно она спросила:
– Квилл, хотите называть меня Лиз? Никто, кроме отца, никогда меня так не называл. Он был моим лучшим другом и единственным, кто когда-либо меня слушал.
– Счёл бы за честь… Лиз, – сказал он. – Давно умер ваш отец?
– Шесть лет назад, и мне до сих пор одиноко. С мамой мы друг друга не понимаем. Уильям и Рикки хорошие братья, но у них свои семьи и своя жизнь.
– А как насчёт Джека?
– Мы не ладим, – резко ответила она. – Когда мы росли, он вечно надо мной издевался – рисовал усы моим куклам и склеивал страницы моих любимых книжек.
– И ваши родители ему это спускали?
– Мама его прощала, говорила, что он от природы игрив и не имеет в виду ничего дурного, а отец – ну… отец никогда и не пытался с ним спорить. Понимаете, Квилл, Джек был такой красавчик, что ему все с рук сходило. Теперь-то он поистаскался на бесконечных вечеринках.
– У Джека есть профессия?
– Женитьбы, – едко ответила она. – Он разводился трижды, а ему всего двадцать шесть. Мама говорит, ей все равно, сколько у него женщин, но зачем ему надо на всех на них жениться? Это похоже на дурную привычку. Вы когда-нибудь что-нибудь подобное слышали? Эту тему у нас в семье обсуждать не любят, но я уверена – он снова женился и хочет из этого выпутаться. Каждый раз, когда Джек проводит дома несколько недель, у него есть скрытая цель. Он был женат на рок-певице, на фигуристке (она была славная) и на итальянской актрисе.
– В один прекрасный день он женится на библиотекарше и с той поры заживет счастливо, – сказал Квиллер.
Лиз усмехнулась.
– Я всё болтаю. Расскажите мне о себе. Где вы живете?
– В перестроенном яблочном амбаре в Пикаксе – три тысячи человек населения. Раньше я писал для ежедневных газет больших городов, но теперь мой друг издает небольшую местную газетку. Я пишу для неё и таким образом участвую в жизни городка.
– Вы кажетесь счастливым, – с лёгкой завистью произнесла Лиз.
– Думаю, я достиг гармонии. У меня есть друзья, и я пишу книгу.
– А я несчастлива, – горько вздохнула она. – Вы были правы, когда сказали, что мне нужен собственный дом. Когда я дома, то теряю воодушевление, честолюбие и аппетит.
– Чем вы это объясняете? – спросил он мягко, хоть и жаждал подробностей.
Когда-нибудь он и впрямь напишет книгу – он всегда собирал материал.
– Мама хочет руководить моей жизнью, выбирать мне друзей и принимать за меня решения. Ещё немного – и я просто сдамся. Ну вот. Это все, что я намерена вам об этом сказать.
– Давайте съездим в Тёмную деревню, – предложил Квиллер.
Он нанял двухколёсный экипаж, и они направились к восточному побережью, Лиз села на облучок. Потянулись галечные пляжи со столиками для пикников, перемежающимися с мусорными контейнерами. Группки туристов загорали на купальных полотенцах, собирали агаты или делились ланчем с бездомными котами.
– Я видел одичавших котов повсюду, кроме Сосен, – сказан Квиллер.
– Ещё бы, – откликнулась она. – Они знают, где их не желают видеть.
Немного погодя изрезанная колеями дорога раздваивалась и ныряла в лес. Тишина почти физически давила на плечи.
– Тёмная деревня, – шепнула Лиз. – Чувствуете её чары?
Древние деревья раскидывали над дорогой темный балдахин ветвей. Высились громадные, открытые всем ветрам кедры, сплетавшиеся в гротескные фигуры, и сучковатые дубы со стволами футов в пять диаметром, покрытыми лишайником. Пока лошадь тащилась по колеям, колеса наёмной повозки угрожающе скрипели. Если не считать этого, стояла почти пустынная тишина. В лесу виднелись то ветхая хижина, то обвалившаяся крыша, но не было и признака человека. Дорога, извиваясь меж гигантскими деревьями, уходила все дальше в лес. Квиллеру приходилось напоминать себе о том, чтобы время от времени делать глубоких вдох.
Дальше начали появляться разбросанные жилища – жалкие убежища, сколоченные из обломков разбитых кораблей или каких-то кусков дерева, давным-давно сметенных непогодой с неведомых дальних берегов. У некоторых домиков были дворики, огороженные кольями разной высоты, за которыми виднелись по две-три грубые надгробные плиты. И все же рядом со смертью заметна была и жизнь. Несколько предметов одежды одиноко болталось на бельевой веревке, старый пёс дремал на пороге, а во дворике поблизости щипал сорняки козел. Ловко увернувшись от лошадиных копыт, дорогу перебежал одичавший кот. Какие-то дети, игравшие во дворе, убегали, как только экипаж подъезжал. В окнах то и дело что-то двигалось, будто кто-то смотрел оттуда на чужаков. Где-то кукарекал петух.
Дорога стала шире перед маленьким, но недурно выстроенным зданием школы с флигелями для мальчиков и девочек, обшитыми заводским алюминием. Неподалеку стояло старое, потрепанное непогодой здание – как бы призрак универсального магазина; два изможденных старика, сидевшие на скамейке перед ним, свирепо взглянули на проезжавший экипаж. Другое, крашенное белым здание имело бравый вид, но только с фасада; на дверях его виднелся крест.
Затем жилища стали попадаться всё реже и реже; появлялось всё больше открытых, залитых солнцем пустошей, пока дорога не оборвалась на высокой песчаной дюне. Здесь она сворачивала вправо и терялась в путанице сорняков и подлеска.
Лиз сказала лошади «Тпрру!».
– Тяжело ему было тянуть экипаж по этим колдобинам, пусть немножко отдохнет.
«А дальше что?» – подумал Квиллер. Казалось, на уме у неё что-то большее, чем благополучие старой клячи. Она была захвачена какой-то мыслью.
– Это был волнующий опыт, – сказал он. – Нелегко поверить, что люди так вот живут. А куда ведёт эта заросшая дорога слева?
– Раньше здесь была прямая дорога к пляжу – её закрыли, когда возник Клуб Гранд-острова.
Он старался подыскать тему, которая могла бы её заинтересовать.
– Это, вероятно, та песчаная дюна, где в прошлый уик-энд застрелили одного парня, – сказал он вслух, а про себя подумал: «Эта женщина даже газет не читает; возможно, и о выстреле не слыхала».
Лиз внезапно повернулась к нему:
– Квилл, по-моему, мой ангел-хранитель послал мне эту змею, чтобы я встретила вас.
– Очаровательный комплимент, – холодно отозвался он, – но вы дорого заплатили за столь сомнительную выгоду.
Он надеялся, что это признание не вызовет неловкого молчания.
– С тех самых пор, как умер отец, – серьёзно сказала она, – мне некому было довериться.
– Вас что-то тревожит? – осторожно спросил он.
– Как раз здесь несколько лет назад со мной был ужасный случай, и я никогда никому не могла о нём рассказать.
– Сколько вам было лет?
– Шестнадцать.
Квиллерово любопытство на всех парах рванулось вперёд, но он сказал с деланным безразличием:
– Если разговор принесёт вам облегчение, я готов вас выслушать.
Она несколько минут думала, лицо её под старой отцовской шляпой казалось трагичным.
– Мы с мамой проводили лето здесь. Отец только-только умер, и мне так было одиноко! Потом на несколько недель приехал Джек. Мама только что выплатила большую неустойку, чтобы избавиться от первой его жены, а он как раз опять женился. Мама была расстроена, но ведь её любимчик Джек мог вытянуть у неё что угодно.
Мысли её явно бродили по царству семейных интриг. Квиллер постарался вернуть её обратно:
– Итак, он приехал в Сосны погостить несколько недель…
– Он замаливал грехи. Был ласков с мамой и даже со мной. Мы играли в крокет, ходили под парусом, и однажды он, совсем как отец, взял меня прокатиться по Тёмной деревне. Мы взяли мой любимый экипаж, любимую лошадь и корзину с ланчем, чтобы перекусить на южном берегу. Я так была счастлива! Думала, наконец-то у меня появился старший брат, который станет моим поверенным.
Взятый напрокат конь заржал и забил копытом, но Лиз была погружена в воспоминания.
– Мы проехали через Тёмную деревню, а у развилки дорог он свернул влево, в сорняки. Я сказала: «Куда ты правишь, эта дорога закрыта!» – а он так противно искривил рот и ответил мне такое, что повторить я не смогу, как не смогу и рассказать, что он пытался сделать! Я выпрыгнула из экипажа и с плачем побежала к дороге, что идет по побережью. Там несколько рыбаков вытаскивали на берег лодки, и я сказала им, что я из Сосен. Сказала, что мой брат сыграл надо мной шутку и уехал без меня. Они помнили моего отца и отвезли меня домой на лодке. В ней билась мокрая, скользкая рыба, но я им все равно была благодарна.
– Вы рассказали о случившемся матери? – спросил Квиллер.
– Как я могла! Она бы мне не поверила. Я ей сказала только, что потеряла память. А Джек ей заявил, что я с ума сошла. Рикки счел, что я горевала по отцу и прогулка через Темную деревню вызвала у меня нервный приступ. Для меня на все лето наняли сиделку, а Джека мама отослала в Европу, покуда делала выплаты его второй жене. Это была божественная справедливость – потому что в Италии он встретил актрису и женился сызнова.
Откуда-то с горизонта донёсся грохот, и Квиллер полюбопытствовал:
– Это гром? Или ракеты атаковали Канаду?
– Это далеко, – сказала Лиз. – Иногда мы слышим отдаленное громыхание за двое суток до того, как гроза доходит до нас. Это довольно волнительно.
– Так или иначе, а нам надо отвести на отдых в конюшню эту усталую клячу.
В центре он проверил почту – от Полли ничего не было – и нанял экипаж, чтобы отвезти Лиз домой.
– Я головой и сердцем чувствую, как с меня свалился громадный груз, – сказала она. – Не станете ли вы как-нибудь моим гостем на ланче в Клубе?
Он согласился, надеясь, что приглашение можно будет оттягивать до тех пор, пока он благополучно не отбудет в Пикакс. Он сделал своё доброе дело – фактически даже два. Сочувственно выслушал и чуть ли не позволил сделать себя чем-то вроде крестного отца. С практической точки зрения встреча с королевским семейством плодотворной не была. Материалов для колонки она не давала, расследования не продвигала. Более того, если он когда-нибудь и напишет книгу, то уж не о людях вроде Эплхардтов… Эта несветская мысль была вызвана собственной его насущной заботой, которая завладела им из-за случайного замечания Лайла Комптона, что Полли, возможно, решит остаться в Орегоне. С каждым днём, проходившим без открытки, Квиллерово беспокойство возрастало.
Глава шестнадцатая
Квиллер завёз свою спутницу в Сосны и отправился в гостиницу «Домино», чтобы разжиться в гостиной газетами. Гостей было немного, оно и понятно: стоял будний день, а предсказания погоды на следующие пять дней были сомнительны. Временами всё ещё погромыхивало. Гром ничуть не приближался; то было просто предвестие чего-то, что может и вовсе не случиться.
У фруктовой корзины он порадовался, увидев, что груши заменены яблоками. Он угостился сперва зеленым, потом красным, когда вице-президент по связям и поставкам подскочил к нему с двумя бумажками, обернутым фольгой пакетом величиною с кирпич и взволнованным известием на языке, который Квиллер начинал смутно понимать. Насколько он сумел реконструировать, то ли Шерман принесла котят, то ли Шу-Шу вырвало клубком шерсти. Он кивком поблагодарил Митчела, а потом прочёл две телефонограммы.
Кому: мистеру К.
От: Эндрю Броуди
Записано: во вторник в 1.15 дня
Текст: Георг Дюлак. Озеро Уорс, Фл.
Имя показалось Квиллеру славянским. Это был злосчастный гость отеля, который болтал на иностранном языке с какой-то женщиной. Другая телефонограмма была от Двайта Сомерса: «Уезжаю с острова. Информация для тебя на почте». По этим немногим словам Квиллер вычислил, что человек, работавший по связям с общественностью, увольняется – возможно, за интерес к конфиденциальным записям отеля. Если так оно и было, подумал Квиллер, его другу и надо устраниться; он был слишком хорош для «XYZ», заслуживал более цивилизованных условий работы и мог открыть собственное агентство.
Вернувшись в «Четыре очка», Квиллер увидел там двух чересчур бодрых кошек. Коко шнырял по дому и выискивал, какую бы пакость учинить. Юм-Юм тихонько урчала под нос, пытаясь открыть ящик письменного стола. Когда Квиллер открыл его, дабы продемонстрировать ей, что он пуст, это явилось для её женской чувствительности ещё большим раздражителем. Он попытался почитать сиамцам редакторскую страничку «Всякой всячины», но они заскучали. Он – тоже. Все трое находились не в духе.
На уме у него была Полли с теми причинами, по которым она решилась переехать в Орегон: её однокашница надавила на неё; пригородной библиотеке понадобился библиотекарь с эрудицией Полли, и ей сделали заманчивое предложение; она достигла беспокойного возраста и созрела для новых приключений. Хоть Квиллер и старался проявлять понимание, ему трудно оказалось представить себе жизнь без Полли. Правда, у него были друзья, двое четвероногих спутников и завидный дом, чтобы жить, и колонка в газете, чтобы писать, и толпа преданных читателей, и деньги, чтобы их тратить. И все же Полли заполняла в его жизни существенную брешь.
– Довольно сантиментов! – сказал он сиамцам и сделал сандвич с мясным хлебцем.
Весь вечер напролет они проваландались, внимая звукам очередного прослушивания в «Пяти очках». Воздух был тих и спокоен, только с разных сторон доносились раскаты грома. Незадолго до полуночи он выдал кошкам еду на сон грядущий и удалился, предусмотрительно закрыв дверь спальни. При надвигающемся ненастье они любили сгрудиться у него в постели. Он подумал, что сон его будет беспокоен, но…
Квиллер, видимо, спал, когда за дверьми у него началась тревога – сперва завывания, потом требовательное царапанье по дверным филенкам. Он сел в постели и нащупал часы – было почти два. Потом он учуял запах дыма. На этот раз дым был не табачный: что-то горело. Он поспешно проверил горелки у себя на кухне, а потом вышел наружу. Чёрный дым вырывался из ближайшего к нему коттеджа. Он без колебаний кинулся к «Пяти очкам» и заколотил в дверь, крича: «Джун! Джун! Пожар!» Дверь оказалась заперта. Он попытался выбить её ногой, но на нём были только легкие шлепанцы. Ринулся на неё, но она устояла. Побарабанил в окно фонариком, а потом побежал по аллее звонить в пожарный колокол. Зазвонил. В хозяйских окнах гостиницы немедленно вспыхнул свет, и голос Ника крикнул:
– Где?
– Последний коттедж!
– Выходите! Все выходите!
Квиллер побежал обратно, чтобы хоть что-нибудь на себя накинуть – он ведь был в пижаме и шлепанцах – и запихнуть в клетку кошек. Едва он вышел, таща за собой клетку, по аллее пробежал в полном пожарном облачении Ник.
– Ступайте все в гостиницу! – орал он.
Теперь тихий ночной воздух разрывали моторы тяжелых машин. Семья из первого коттеджа – родители и двое детей – стояли снаружи, растерянные и перепуганные.
– Идите в гостиницу! – крикнул Квиллер. – Держитесь в стороне от дороги! Подходят пожарные машины!
Здание уже огибала полицейская машина. В гостиной, где кружком стояли гости в пижамах и ночных рубашках, кошки семейства Бамба зашипели и зарычали на сиамцев, вторгшихся в своей клетке на их территорию.
– Неси их наверх и запри в какой-нибудь комнате, – сказала Квиллеру Лори. Она сновала среди гостей, говоря: – Всё под контролем… Не тревожьтесь… Пожарные машины в пути… Мы доставили из озера массу воды… Нынче вечером нет ветра, так что пламя не распространится.
Из верхнего окна Квиллер увидел, как полицейская машина осветила горящий коттедж. Из окон валил чёрный дым. Затем прибыли цистерна и насос, и к озеру протянулась линия. Его собственный коттедж вскоре был залит потоками воды из брандспойта. На сцену явилась «скорая помощь», и в конец аллеи устремились носилки. Когда прибежал ещё один пожарный со шлемом в руке, Квиллер узнал Харриет Бидл: она шла работать – подменить кого-то у брандспойта.
Сиамцы, чувствуя напряженность момента, были торжественно спокойны, когда он выпустил их из клетки и оставил одних.
Внизу Лори сказала:
– Я варю кофе для пожарных. Хочет кто-нибудь помочь приготовить сандвичи?
– Я, – вызвался Квиллер.
Пока она резала колбасу и отделяла ломтики сыра, он сбрызгивал хлеб майонезом.
– Я видел, как её грузили в «скорую помощь», – угрюмо сообщил он.
– Мы ведь и боялись – введёт она нас в беду, – тихим голосом сказала Лори. – Она была такая своевольная.
– Утром она прогуливалась по двору с горящей сигаретой и пепельницей и заявила мне, что соблюдает правила этого дома. Я подумал – она исправилась, но у неё сегодня вечером была компания, и они могли быть неосторожны.
Лори высунулась в окно:
– Не вижу пламени. Они, верно, сдерживают огонь. Слава богу, нет ветра. Но всё равно ты не сможешь пользоваться своим коттеджем, Квилл. Мы приготовим люкс, и ты проведешь остаток недели наверху. Слышишь! Это звук пропеллера. Её увозят на материк!
Других гостей отослали спать, но Квиллер остался и помогал подавать кофе и сандвичи добровольцам с закоптелыми лицами, которые поочередно являлись в гостиницу, чтобы передохнуть. Некоторым пришлось остаться на всю ночь, чтобы следить за искрами. Он поговорил с их шефом и позвонил ночному дежурному «Всякой всячины»:
– Сообщаю о пожаре на курорте Грушевого острова. Обнаружен в час пятьдесят пять пополуночи. В пределах одного коттеджа гостиницы «Домино» на Дороге Западного побережья. Постоялец увезен добровольной спасательной командой и переправлен по воздуху на материк. Взрослая женщина. Справьтесь в пикаксской больнице о состоянии. Справьтесь у шерифа – разрешается ли публикация имени. Ясно? Задействованы были десять пожарных-добровольцев, одна цистерна, один насос. Раненых нет. Воду качали из озера. Безветрие предотвратило лесной пожар и опасность для других зданий. Вероятная причина пожара – курение в постели, согласно заключению шефа пожарных. Ясно? О'кей, тогда слушайте: если жертва умрет, полиция временно будет утаивать её имя, но я могу вам сказать, что это Джун Холибартон, преподаватель музыки в школах Мускаунти. Запросите Лайла Комптона о биографии. Она также отвечала за развлечения в отеле Грушевого острова. Запросите комментарии у Дона Эксбриджа из «XYZ Энтерпрайзес»… О'кей?
Повесив трубку, Квиллер сказал себе: «Лайл будет поражен. И Двайт. И Райкеры. И к чертям пойдет вся Дерекова работёнка».
Лори наконец уговорили отдохнуть, но Квиллер всё ещё орудовал кофеваркой, когда в шесть утра пикаксское радио передало новости:
«Сегодня ранним утром пожар в коттедже на Грушевом острове унёс жизнь одной особы. Пожарные-добровольцы явились по тревоге и сумели удержать пламя, зародившееся в затлевшем матрасе. Причина смерти – асфиксия вследствие вдыхания дыма. Жертва, взрослая женщина из района Пикакса, была привезена с острова на вертолете шерифа, но скончалась по прибытии в пикаксскую больницу. До оповещения родственников имя не сообщается».
После недолгого сна Квиллера подняли завывания двух сиамцев, которые хотели завтракать – пожар не пожар. Он рискнул спуститься по аллее к своему коттеджу и вызволил банку горбуши. Семья в «Двух очках», уже собравшись, как раз отбывала, а другие постояльцы гостиницы расплачивались. Они сказали, что их нервирует беспрерывный гром. Согласно прогнозам погоды, буря достигнет Мускаунти и окрестностей в двадцать четыре часа.
Бледная и усталая Лори подала яичницу и тосты – это было всё, – а когда Квиллер спросил о Нике, сказала:
– Он в восемь утра увёз детей и кошек на материк. Он оставляет их в доме своей матери – девять кошек, если считать с новорожденными котятами. Потом сразу вернётся. Надо много чего убрать да и укрыть все от бури. Предсказаны сильный ветер и грозы. Это значит – закрывать окна ставнями и прятать все, что может сдуть.
– Я помогу, если мне скажут, что делать.
– Для начала принеси из «Четырех очков» все своё имущество, – сказала она. – И теперь, когда наши кошки отбыли, твои могут распоряжаться всей гостиницей.
– Только под моим надзором, – поставил условие Квиллер.
«Четырём очкам» огонь вреда не причинил, но едкий запах дыма и плесени от залитой крыши пропитал там всё, в том числе и его одежду. Он ещё раз затолкал рубашки, штаны и носки в наволочки и потащил их к «Курортным помощникам».
Он безмолвно бросил свертки на стол приемщицы.
– Ох нет! Только не сызнова! – вскричала Шелли.
– Как скоро вы сможете привести всё это в порядок?
– За два часа. Их закоптило? Я слышала о пожаре. Ужасно, что умерла женщина. Вы её знали? Она была молодая? – В величайшем возбуждении, вызванном приближением бури, Шелли тараторила без умолку, задавая вопросы, не дожидаясь ответов. – Вы слышали по радио штормовое предупреждение? Видели снаружи против входа лестницы? Кое-кто из наших постояльцев забивает окна. Мистер Экс хочет, чтобы все служащие отеля покинули остров, но некоторые из нас собираются пересидеть бурю. У нас будет уйма пива и сандвичей с мясным хлебцем, и мы устроим вечеринку! Предсказывают штормовые ветра или ещё того хуже, но это здание хорошее, крепкое. Если поднимется вода, отелю придётся плохо. Мы на более высоком месте, так что я не беспокоюсь, а вы? Вы когда-нибудь переживали ураган?
Выходя, Квиллер столкнулся с Дереком Катлбринком, который взваливал на плечо дорожную сумку, и спросил молодого человека:
– Вы одна из крыс, покидающих тонущее судно?
– Ага… Ну… Я временно уволен, а надолго ли – не знаю, так что вполне могу и домой съездить, и девушку свою повидать. Как вам нравится этот гром? Со вчерашнего дня не прекращается. Это меня пугает!
– У древних богов острова – матч в кегли, – сказал Квиллер, негромко добавив: – А не рассказала ли Маррио ещё что-нибудь? Давайте спустимся на пляж.
Они сели на ступеньки, ведущие к покинутому пляжу, и Дерек сказал:
– Я не знаю, имеет ли это какое-то отношение к протухшим цыплятам или нет. Это то, что называют отравлением за спиной у шеф-повара, – пояснил он с усмешкой. – Но вот что: отель не всю провизию закупает на материке. Кое-кто из островитян приносит шефу свежую рыбу, козий сыр и кроликов – но не цыплят.
– И они так вот запросто заходят на кухню и торгуют своим добром?
– Прежде торговали, но теперь задние двери на замке, а продавцы должны записываться у шефа. Но когда отель только открылся, Маррио помнит, – какой-то человек обычно приносил на продажу свежие травки. Шеф радовался, что их получает. Он ведь француз, а они мастера творить чудеса со свежими травками. Свежими там, сухими – я тут какой-нибудь разницы не вижу.
В Квиллеровом разуме вспыхнула молния: а не знает ли шеф-повар Нуазетту? Не парочка ли они? И не потому ли у неё люкс в уединенной гостинице? Не шеф ли её и оплачивает? И не шеф ли выпивал с ней в «Пиратском логове» в воскресенье вечером?
