Текст книги "Кот, который приезжал к завтраку"
Автор книги: Лилиан Джексон Браун
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц)
Глава четвертая
Дни в июне долгие, а в северном округе и того дольше. Солнце ещё высоко стояло в небе, когда Квиллер шел через центр, чтобы впервые пообедать в отеле Грушевого острова. По пути он миновал ряд деревенских лавчонок, стоявших вдоль мостков. Их стандартные вывески были вырезаны на обветренном дереве по одному трафарету и отличались друг от друга только содержанием: СУВЕНИРЫ, ЧАЙНАЯ, АНТИКВАРИАТ, ПИЦЦА, ФУТБОЛКИ и, конечно, ИРИСКИ. В окне антикварной лавочки его взгляд за что-то зацепился, но дверь оказалась заперта, хотя надпись на окне и гласила: ОТКРЫТО. Лавочка, торгующая футболками, предлагала размалеванные шейные платки и банданы, тельняшки в обтяжку и майки кричащих расцветок с лозунгами, напечатанными на заказ, или же фирменные курортные футболки с большой румяной грушей не меньше арбуза. Лодочники, подростки, пенсионеры толпились перед лавчонками, влюбленные гуляли, взявшись за руки, а родители со своими выводками бесцельно шатались туда-сюда по мосткам или стояли в очереди за ирисками. Они качались в пятидесяти качалках на крыльце отеля, а некоторые при этом ещё и поедали огромные куски пиццы.
Вестибюль отеля потрясал торжеством эстетики пиратства. Стены были расписаны лихими корсарами с сундуками золота. Чёрные флаги, свисавшие с потолка, были испещрены черепами и скрещенными костями. Клерки, принимавшие заказы на столики, носили тельняшки, красные банданы и золотую серьгу в одном ухе. Квиллер справился, куда идти. Бар назывался «Пиратское логово». Два обеденных зала – Корсарской комнатой и Пещерой контрабандистов. Стеклянные двери вели в «Пиратскую яму», большой плавательный бассейн, окаймленный шезлонгами и пляжными столиками. Молодняк плескался и визжал на мелком конце бассейна, покуда взрослые потягивали напитки на его краю. Последних обслуживали официанты бара – молодые мужчины и женщины в черных футболках с пиратской символикой.
Квиллер неторопливо прошёл в «Пиратское логово» и сел к стойке бара. На заднике бара высвечивались сундук золотых монет и слова из морской песни: Пятнадцать человек на сундук мертвеца, йо-хо-хо, и бутылка рому!
Он удобно устроился на высокой табуретке бара. До того как обстоятельства переменили его привычки, он подсаживался к стойкам пресс-клубовских баров по всей стране и приобрел повадки завсегдатая баров, что безошибочно опознавалось барменами-профессионалами. За стойкой «Пиратского логова» таковых было трое – сплошь усыпанных черепами и скрещенными костями.
Он подозвал одного, который, видимо, здесь заправлял, и спросил:
– Не противозаконно будет заказать «Кровавую Мэри» без всякого спиртного?
– Тогда какой огнеопасности? – поинтересовался человек с невыразительным лицом и голосом, потянувшись за стаканом.
– Пожарную тревогу третьей степени. Квиллер сосчитал броски острой приправы, всыпаемой в томатный сок, сделал пробный глоток и кивнул в знак одобрения. Бармен прислонился к заднику бара, скрестив руки на груди, и Квиллер счел своим долгом сказать:
– А недурной у вас тут розлив.
– Точно, он держит нас на плаву. Мы обслуживаем два обеденных зала и бассейн, как и этот бар, и шезлонга. Здесь мы завели двадцать пять табуретов, а по пятницам и воскресным вечерам у стойки паркуется вдвое больше. – Говоря, он блуждал по комнате глазами надсмотрщика.
– Знаю, чего это стоит, – сочувственно отозвался Квиллер. – Я и сам заправлял баром. – Он имел в виду вечернюю воскресную пирушку в старшем классе колледжа. – Вы не из Вашингтона? Кажется, я помню вас по «Мейфлауэр».
– Ни черта подобного. Меня там не было.
– Шорхем! Вот где я вас видел! Бармен покачал головой:
– Чикаго. Восемнадцать лет вкалывал в «Мёртвой петле». Разлил по стаканам достаточно спиртного, чтобы весь Комиски-парк затопить.
– И насмотрелись на всякого рода клиентов.
– Вы мне это говорите?! Громадные толпы, скромные счета и скромнейшие чаевые! – Он обвел глазами бар, прежде чем сказать: – Хуже всех – стада колакольщиков. Заказать колу, добавить в неё спиртного из своей фляжки и навалиться на бесплатный арахис.
Его цепкий взгляд отметил пустой стакан, и он мигнул помощнику.
– А что такое «Пиратский Золотой» коктейль, который вы тут нахваливаете?
– Всё свежее, всё натуральное. Фруктовый сок, два сорта рома и один секретный ингредиент. Здоровенные дурни от этого без ума.
Квиллер проглотил остаток томатного сока и сполз с табурета.
– Спасибо. Как вас зовут?
– Берт.
– Вы смешали чертовски славное питьё, Берт. Жаль, не знавал вас, когда был в нелёгком положении. Я ещё зайду.
Чаевых он оставил побольше, чтобы его запомнили. В вестибюле за конторкой восседал отчаянный персонаж в пиратском одеянии.
– У вас есть комната, где запрещены сигаретки? – спросил у него Квиллер.
– Курить запрещено во всем отеле, сэр, – приказ пожарной части.
– Хорошо! А есть у вас комната, где запрещены малолетки?
Вестибюль кишел каникулярной мелкотой, орущей и прыгающей от возбуждения.
– Да, сэр! Старшой по Корсарской комнате вас усадит!
В этот миг через весь вестибюль прогрохотал дружественный голос:
– Квилл, мерзкий О. Г. Б.! Что ты тут делаешь? Его схватил за руку молодой человек. Двайт
Сомерс работал в «XYZ» руководителем общественных служб. Они познакомились во время путешествия в Шотландию и стали приятельствовать. Двайт шутливо именовал Квиллера Организатором Газетного Бума и был в отместку прозван Д. Р. Р., то есть Доктором Рекламного Разбоя.
– Если пиратство не распространяется на цены, – сказал Квиллер, – я, пожалуй, рискну жизнью и пообедаю здесь. Присоединишься?
В Корсарской комнате царил покой. Столики, большей частью незанятые, сверкали белыми скатертями, высокими бокалами на тонких ножках и хрустальными вазами с цветами.
– Мы вводим некоторые новшества, – сообщил Двайт. – Такой вот класс действует на вашего брата, среднего туриста, пугающе. Мы постепенно изживаем виниловые столешницы и бутылочки с кетчупом. В неприкосновенности останутся только крышки кухонных котлов. Если оглядишься, увидишь, что мы тут единственные пижоны в клубных рубашках.
Официантка в фирменной чёрной футболке с костями приняла у них заказ на напитки, и Квиллер заметил сотрапезнику:
– Ты не считаешь, что с пиратской тематикой вы перебарщиваете?
Человек из рекламы «XYZ», как бы извиняясь, пожал плечами:
– Ребятне это нравится, а Дон Эксбридж говорит, что тут историческая реминисценция. Остров одно время был базой озерных пиратов. Они заманивали суденышки на скалы, чтобы потом разграбить их груз.
– Вам следовало бы переименовать это местечко в «Отель Синей Бороды». Говорят, одного из ваших гостей на прошлой неделе за борт вышвырнули. И эта морская песня на заднике бара бьёт прямо в цель – при пятнадцати отравившихся гостах и одном мертвеце. Кто был этот парень? Ты знаешь?
– Просто какой-то пьянчужка из Центра, искавший девочек или ещё чего-то.
– А я вот поискал бы секретный ингредиент вашего Пиратского Золотого коктейля, – сказал Квиллер.
Подали напитки, и Двайт спросил:
– Где ты пропадал? Дон спрашивал меня, почему тебя не было на презентации для прессы.
– Я предпочитаю шастать тут втихаря, инкогнито, и откопать кой-чего для своих собственных статей. Пробуду здесь пару недель.
– Где ты остановился? Я знаю, в отеле ты не зарегистрирован, если только не пользуешься псевдонимом. Я проверяю ежедневные списки приезжих.
– Я – в гостинице «Домино».
– Как так? На западном побережье есть шикарный ПП – называется «Островок опыта». Им заправляют две вдовы. Дорогой, конечно, но в сто раз лучше, чем тот, где ты обосновался.
– Ну, понимаешь, я ведь привёз своих кошек, – объяснил Квиллер. – Эти Бамба предоставляют мне котонепроницаемый коттедж.
– Оно понятно, но разве гостиница «Домино» не самая чудовищная помойка, которую ты когда-нибудь видел? Правда, она упоминается во всеамериканской рекламе, так что, может быть, эти Бамба знали, что делали… Я есть хочу. Ты что будешь?
– Не цыплят! Откуда отель получает птицу?
– С птицефабрики Локмастера. Она обследуется санитарным советом. Отель оправдан. Дон Эксбридж ездил в Пикакс, чтобы все уладить. По делу об утопленнике наш главный бармен оштрафован за то, что подал парню слишком много ликера.
Квиллер кивнул и подумал: отель платит штраф, а Эксбридж премирует бармена за молчание. Меню щеголяло креольским и кайенским ассортиментом, и он заказал гумбо, суп из стручков бамии, описанный как «потрясающе восхитительная смесь из креветок, индейки, риса, окры и эссенции из молодых листьев американского лавра». «Индейку» вписали чернилами туда, откуда чернилами же был вычеркнут прежний ингредиент.
– Это вам понравится, – воодушевленно сказала официантка. – На кухне все от этого без ума!
Штат официантов состоял из студентов и студенток, которые носились по столовой со скоростью молнии, непрестанно улыбались и шутили с посетителями.
– Окра! – заметил Двайт, заказавший бифштекс. – Как ты можешь есть эту приторную слизь?
– Тебе известно, что «гумбо» по-африкански и значит «окра»? – с видом знатока приподнял брови Квиллер.
– Она и под любым другим именем всё та же пакость.
Двое мужчин какое-то время сосредоточенно жевали свои салаты, а потом Двайт спросил:
– Как тебе понравились вывески, выполненные в одном духе? Это переворот в курортном бизнесе, и, скажем, если пиццерия Луиджи этим летом не принесет дохода, на следующее лето его можно заменить Джузеппе.
– Похоже, это мысль Эксбриджа.
– Ага, некоторые мысли, которые у него возникают, хороши, а другие не очень – вроде затеи с вертолетом. За спасательной станцией есть летное поле, и Дон хочет нанять билетера и предложить обзорные экскурсии над островом.
– Если он это сделает, – с угрожающим видом заявил Квиллер, – островитяне подстрелят его из своих кроличьих ружей, клуб привлечет его к суду, а лично я распну «XYZ» в своей колонке. Плевать мне, сколько денег они засыпали в нашу казну.
– Мне это нравится не больше, чем тебе, – ответил Двайт, – но мой босс – парень, которого не всегда легко понять, а сейчас он в дурном настроении из-за взрыва катера и пикетов, которые в этот уик-энд выстроились прямо перед отелем.
– Кто стоял в пикетах?
– Просто ребятишки с материка, протестовавшие против переименования острова Завтрак, но гостям, которые сидели на крыльце в качалках, это испортило красивый вид, а лозунги заглушили чаек и напугали лошадей.
– Центр острова не единственная мишень, – сказал Квиллер. – Ты слышал о несчастном случае в гостинице «Домино»?
Двайт весь превратился в слух.
– Какого рода случай? – спросил он. Выслушав Квиллерово описание сломавшейся ступеньки и травмы, полученной стариком священником, он заявил: – Если хочешь знать моё мнение, Квилл, так всё это здание в один прекрасный день рухнет, как вавилонская башня.
– Имеет ли остров голос в совете уполномоченных? Или это случай эксплуатации без представительства?
– Ну, есть так называемый островной уполномоченный, но он живёт в Пикаксе и никогда не бывает на острове. Его на озере морская болезнь одолевает. Однако он охотно сотрудничает. Дон с ним в добрых отношениях.
Вмешалась официантка, накрывая на стол и дружелюбно лепеча:
– Гумбо выглядит так славно, а кукурузные хлебцы – прямо из духовки!.. А взгляните на этот бифштекс! Просто объедение!
Когда она отошла подальше, Квиллер спросил у Двайта:
– Тексты ты ей пишешь? Или она выпускница Эксбриджевой Школы шарма?
После нескольких минут вдумчивого поглощения пищи Двайт сказал:
– Первоначальная реакция на курорт, как можно предположить, основывалась на любопытстве, так что моя работенка – поддерживать этот интерес: велосипедные гонки, состязания воздушных змеев, призы за самую большую рыбу и весь прочий тарарам; но нам нужны и домашние программы – на те толпы, которые качаются в качалках, и на дождливые дни, боже от них избави! Ребятки из охраны покажут видеофильмы о правилах поведения в лесу и на воде. Не хотел бы ты провести беседу о нашем путешествии в Шотландию?
– Не хотел бы. Добудь Лайла Комптона. Он рассказывает леденящие кровь сказки из шотландской истории.
– Хорошая мысль! – Двайт сделал заметку в записной книжке. – Есть ещё предложения? Мы можем предоставить ночевку и обед на двоих плюс небольшой гонорар.
– Как насчёт Фран Броуди? Она может рассказать об интерьерном дизайне, а это как познавательное, так и увлекательное развлечение, к тому же она очень и очень мила.
Двайт сделал ещё одну запись.
– Пригодится для жен, пока мужья рыбачат.
– Или распутничают.
– Нынче вечером у тебя, Квилл, и впрямь тараканчики в голове шебуршатся. Неужели окра вызывает разжижение мозгов? Мерзкая, пожалуй, штука!
– Есть ещё Милдред Хенстейбл-Райкер, – предложил Квиллер. – Она рассказывает о кошках и показывает видео.
– Эту исключим. Мой босс ненавидит кошек. Бездомные всё время шляются вокруг отеля.
На десерт Квиллер заказал сладкий ореховый пирог, который официантка со студенческой живостью и доставила, а он спросил у Двайта:
– Откуда вы выписываете этих затейников? Когда я учился в колледже, то и вполовину так не скакал. Уж не подкладывает ли твой босс им в гумбо какого-нибудь допинга?
– Да разве они не большие дети? Мы намерены задействовать их в воскресном кабаре. Все, что им надо делать, – громко петь и высоко подпрыгивать. Отпускная аудитория не слишком взыскательна к курортным развлечениям. Ты говорил, что когда-то в колледже писал тексты для капустников. Ты нам не написал бы какую-нибудь пародию?
Квиллер ответил, что мог бы написать пародийную арию, например: О Ириска! Твой аромат волшебный всюду слышен!
– Но мой редактор хочет выжать из меня побольше материала для газеты.
– Понимаю. Ну так факс отеля в полном твоём распоряжении, сиди и твори на здоровье.
– Благодарю. При случае воспользуюсь.
А затем Двайт сделал пугающее объявление:
– Дон нанял доктора Холибартон на лето заправлять нашей музыкой и увеселениями.
– Какого доктора?
– Джун Холибартон, музыкального шефа школ Мускаунти.
– Да понимаю, – раздражённо сказал Квиллер, – я просто не усёк, что у неё докторская степень.
– О, ещё бы! У неё уйма степеней и уйма таланта, как и сексуальности. После окончания занятий она пробудет здесь все лето. А сейчас проводит тут только уик-энды, стараясь изучить курортную публику.
Квиллер откашлялся.
– Полагаю, я видел, как она ехала к переправе.
– Значит, ты её знаешь! Великолепно! Вы будете соседями – на случай, если ты надумаешь что-нибудь написать для нашего кабаре. Она ведь остановится в гостинице «Домино».
– Почему не в отеле? – буркнул себе в усы Квиллер.
– Она хочет иметь свою кухню и студию, мы посылаем к ней в коттедж небольшое фортепьяно. Но, по-моему, настоящая причина в том, что она обожает сигареты, а Дон запретил курение на всей территории отеля.
На этой кислой музыкальной ноте обед завершился. Квиллер пришёл в дурное расположение духа, предвкушая двухнедельное пребывание в тесном пространстве рядом с соседкой, которую совершенно не выносил. Ничто не улучшило его настроения, когда он изучил стандартизованные вывески на дальней стороне отеля: ВИДЕО, ДЕЛИКАТЕСЫ, ПРОМЫСЛЫ, ПОЧТА, ещё одни ИРИСКИ и УНИВЕРСАЛЬНЫЙ. Универсальный магазин торговал в основном рыболовными снастями, пляжными мячами и романами в мягких обложках. Он повернулся и направился домой – или в то место, которое считал домом на предстоящие две мучительные недели. Возле антикварной лавки он ещё раз взглянул на витрину. Там находилось нечто, чего он всегда хотел, – классическая пара театральных масок, Трагедии и Комедии. Сверху они были слегка позолочены, а под позолотой могли быть, подумалось ему, из керамики, металла или резного дерева. В окне виднелись и стеклянные, фарфоровые, бронзовые и медные предметы, а кроме того, со вкусом исполненная надпись на небольшом мольберте:
АНТИКВАРИАТ НУАЗЕТТ
ПАРИЖ – ПАЛМ-БИЧ
Надпись возбудила у него любопытство. С чего бы антиквару, аккредитованному в Париже и на Палм-Бич, избирать Грушевый остров в качестве летней резиденции?
Обнаружились и другие надписи, которые его заинтересован. Одна из них висела на окне и сообщала «Открыто», когда лавка была закрыта, а теперь, перевернутая, гласила «Закрыто», когда лавку открыли. Ещё какие-то слова были начертаны на стеклянной двери:
ДЕТИ БЕЗ СОПРОВОЖДЕНИЯ ВЗРОСЛЫХ
НЕ ДОПУСКАЮТСЯ
В магазине не было покупателей, и он догадался почему. Нуазетта продавала только антиквариат – ни открыток, ни ирисок, ни футболок. Он не спеша, как бы между прочим, вошёл в лавку, скрывая свой горячий интерес к маскам, – первое правило поведения у антикваров, как ему говорили. Для начала он ощупал дно какого-то блюда и поднял к свету кусочек хрусталя, словно знал, что делает.
Краешком глаза он увидел женщину за письменным столом, читавшую французский журнал. Она навряд ли была дружелюбной простушкой, какую можно было бы ожидать встретить на острове в четырехстах милях от чего бы то ни было. В ней чувствовался безупречный стиль, который у него ассоциировался с парижским: тёмные волосы, зачесанные назад, чтобы выделить красивое худощавое лицо; блестящие глаза необычного орехового цвета; крохотные бриллиантовые сережки.
– Добрый вечер, – сказал он медовым голосом, приберегавшимся для женщин, на которых он хотел произвести впечатление.
– Ах! Пардон! – вскрикнула она. – Я не видела, как вы вошли.
Ее четкий выговор указывал: Париж, а когда она встала и вышла из-за стола, её нефритово-зелёная шёлковая блузка и предельно короткие белые брюки сообщили: Флорида.
– У вас тут есть кое-какие интересные вещицы, – сказал он, мысленно сопоставляя их с пластиковыми грушами и громадными непристойными плакатами в соседней лавчонке.
– Ах! Вы что-нибудь коллекционируете?
– Ничего конкретного. Я проходил мимо раньше, а ваша дверь была закрыта.
– Извините, я была далеко, подкреплялась.
Она подошла к закрытой витрине, где за стеклом виднелись какие-то фигурки.
– Вас интересует доколумбовская керамика? Я выну их из витрины.
– Нет, спасибо. Не беспокойтесь. Я просто присматриваюсь.
Он ещё какое-то время бессмысленно пошатался по лавке, прежде чем спросить:
– Эти маски на окне – из чего они сделаны?
– Это кожевенные изделия, очень старый венецианский промысел, требовавший величайшей точности. Они пришли ко мне из коллекции известного французского киноактера, но я, к сожалению, не имею права называть его имя.
– Хмм, – произнёс Квиллер без всякого видимого энтузиазма. Затем приподнял обычную на вид вещицу из зеленого стекла. – А это что такое?
– То, что называют стеклом времён депрессии.
Прямоугольный подносик зелёного стекла пробудил в нём смутные воспоминания. В его детстве такой подносик стоял на материнском комоде. Мать говаривала: «Джеймси, ты ведь хороший мальчик, принеси мне очки с подносика для шпилек у меня на комоде». Он никогда не видывал на подносике шпилек, но отчётливо помнил узор, выдавленный на стекле.
– Сколько вы за него просите? – спросил он.
– Двадцать пять долларов. У меня есть сервиз для ланча с таким же узором – и я уступлю его вам по очень сходной цене, если вы возьмете весь комплект.
– А сколько вы просите за маски?
– Триста. Вы как-то связаны с театром?
– Я журналист, но интересуюсь драмой. Я здесь, чтобы описать кое-какие особенности островной жизни. А как идет ваш бизнес?
– Поглазеть сюда приходят многие, но сейчас пока не сезон. Знатоки ещё не прибыли.
С показной небрежностью Квиллер обронил:
– Пожалуй, позвольте-ка мне поглядеть эти маски поближе.
Она вынула из витрины Комедию, и его удивило, какая она легкая (а ведь казалась тяжелой) и какая мягкая на ощупь (а казалась твердой). Он боялся сделать невольное замечание или измениться в лице.
– Если они вам и в самом деле нравятся, – сказала продавщица, – я сделаю вам небольшую скидку.
– Что ж… Позвольте мне подумать… Можно спросить, что занесло вас на остров?
– Ах да. У меня лавка во Флориде. Мои клиенты летом летят на север, вот и я лечу на север.
– Хорошо вас понимаю. – Выдержав паузу, он спросил: – Какова же максимальная скидка, которую вы можете сделать?
– Для вас – два семьдесят пять, потому что вы, по-моему, разбираетесь.
Он колебался.
– А сколько вы возьмёте за подносик зелёного стекла?
– Пятнадцать.
Он колебался.
Тогда Нуазетта сказала:
– Если вы возьмете маски, стеклянный подносик я вам отдам даром.
– Соблазнительное предложение, – сказал он.
– К тому же есть вероятность, что вы вернётесь и возьмете сервиз для ланча.
– Что ж… – неохотно выдавил он. – Чеки вы принимаете?
– Если вы предъявите, например, водительские права.
– На кого мне выписать чек к оплате?
– На «Антиквариат Нуазетты».
– Нуазетта – это вы?
– Таково моё имя.
Она завернула маски и подносик в парчовую бумагу и положила их в изящный пакет.
– Вы с вашей лавкой, – сказал он, уходя, – прекрасный материал для моей газеты на материке – «Всякая всячина». Сможем мы провести интервью?
– Ах! Сожалею, но я не люблю персональной рекламы. Благодарю и приношу извинения.
– Что ж, всё верно. Я понимаю. У вас есть визитная карточка?
– Увы, нет. Я заказала несколько карточек, но они ещё не прибыли. Не знаю, чем объясняется задержка.
Поднимаясь по Дороге Западного побережья, Квиллер частенько касался своих усов: его интерес к Нуазетге перерос в подозрение. Ассортимент у неё скудный, клиентов мало, если не сказать никого, цены, кажется, высоковаты, хотя… что он знал о ценах? Он знал, что ему нравится, вот и всё, а эти маски ему нравились.
В небе над Дорогой Западного побережья загорался эффектный закат. Даже гостиница «Домино» в розовом отблеске выглядела менее отталкивающей, а все качели на крыльце были заняты качавшимися в ожидании красочного шоу зрителями. Деревянные двухместные качели музыкально, но не в тон поскрипывали на цепях. Когда Квиллер пересекал крыльцо гостиницы, чтобы повидать Лори, ему нежно улыбнулись две седовласые женщины, а Хардинги помахали ему рукой.
– Как пообедал? – спросила Лори.
– Великолепно! Съел гумбо с креветками, зашёл в антикварную лавку и купил подносик для карандашей тебе на конторку – стекло времён депрессии, примерно тысяча девятьсот тридцатый.
– Вот спасибо! Моя бабушка такие когда-то собирала.
– А ещё я купил пару масок и хотел бы повесить их на стене у себя в гостиной, если это разрешается.
– Конечно, – отозвалась она. – Этим старым стенам две лишние дырки вреда не принесут. Я дам молоток и пару гвоздей. А каково всё-таки в коттедже кошкам?
– По-моему, они – жертвы артистического шока. – Он галантно избежал упоминания о чехлах, которые своей расцветкой и запахом беспокоили всех троих.
– Кошки чувствуют, когда окружены водой, – с уверенностью сказала Лори, – но они к чему угодно дня за три привыкают.
– Коко учинил варварскую расправу над твоим стенным календарем, – уведомил Квиллер, – но я куплю тебе новый и повешу так, чтобы он не достал. Изорван весь июнь, и теперь… – Он резко умолк: у него задергались корни усов. – Кстати, кто мои ближайшие соседи по «Очковому двору»?
– В «Трёх очках» у нас мистер и миссис Хардинг, милейшая пожилая парочка. «Пять очков» нанимает на весь сезон Джун Холибартон с материка. Уверена, ты её знаешь.
– И в самом деле знаю, – твёрдо ответил он. – А кто-нибудь жил в «Четырёх очках» перед тем, как мы прибыли?
– Джун фактически пользовалась им два первых уик-энда, но попросилась переехать в конец дорожки. Боялась, что её музыка потревожит Хардингов. Очень любезно с её стороны… Ты пойдешь на крыльцо полюбоваться закатом, Квилл?
– У меня есть дела поважнее, – отрезал он, торопясь к выходу.
