Текст книги "Скелет из шкафа не выпускать. Книга 2 (СИ)"

Автор книги: Лика Маррн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 12 страниц)

Скелет из шкафа не выпускать. Книга 2

Наперегонки во тьме

Мне никогда не везло. Начиная с самого моего рождения моя жизнь была отвратительной чередой сплошных неудач. Энергетический сбой, который был в ответе за моё не совсем запланированное появление на свет, задал общий тон моей жизни.

Я росла человеком в клане демонов потому, что вселенной просто не хватило ресурсов, чтобы сделать меня жутким ночным существом с рогами и огромными крыльями. Но я смирилась с этим, найдя себе отдушину в королевстве оборотней, Рхаране, где жила моя вторая семья, и где было по-настоящему тепло и уютно. Нет, мне действительно было там хорошо. У меня даже были братья и сестры, но по-настоящему я привязалась к своему ровеснику, Рэндоллу Джаху. Когда он принял решение отправиться в университет Рэмтона, я полностью поддержала его идею, и даже выбила себе разрешение отправиться вместе с ним.

Первый семестр мне было весело. Я отрывалась от души, не слишком заботясь об учебе. Наконец-то я была независима ото всех, за мной никто не следил, и я могла спокойно развлекаться. Я никогда не общалась с людьми, с настоящими, чистокровными людьми, но это меня не смущало. Я никогда не видела столько народа – на главной площади, особенно в праздник, кишмя кишели люди, гномы, оборотни. Для меня это было поразительным смешением культур, удивительным открытием, которое долго не давало мне спать по ночам.

Я помню первый праздник Зимнего Солнцестояния, который очень любили праздновать, потому что он не имел под собой никаких магических оснований. На главной площади открылась ярмарка, на которой продавали праздничное печенье в форме солнечного диска, маленьких человечков из чернослива, вкуснейший пряный хлеб, наливали горячего вина.

На ярмарке выступали клоуны – карлики. Именно карлики, а не гномы, и их я тоже видела впервые. Карлики перепрыгивали друг другу на плечи, хохотали, строили рожи и ловили в шляпы монеты, которые люди швыряли прямо в них. Ещё можно было покататься на большой карусели с белоснежными златогривыми конями, которые поразили меня своей необычностью, хотя это была самая что ни на есть заурядная карусель, которая уже видала виды. Но тогда я не видела на царапин на боках деревянных лошадей, ни заплаток на коленях карликов, ни ожогов на ладонях факира. Это был праздник, это было чудесно и волшебно.

Я встала в очередь, чтобы купить себе лакричных палочек, которые продавались только по праздникам. У ларька копошилась девочка пяти лет от роду, которая с искренним интересом взирала на гигантов, какими мы ей казались. Она улыбнулась мне и помахала маленькой ручкой. Улыбнувшись в ответ, я тоже ей помахала.

Отвлекшись на девочку, я замешкалась, и передо мной очередь уже сдвинулась на два шага. На моё несчастье, сзади меня оказался аристократ из столицы. Он не был магом, и как и все не-маги, презирал тех, у кого был дар. Но так как презирать всех подряд было невозможно, ненависть людей-аристократов сосредоточилась на темных магах. Меня не предупреждали, меня не просили подвинуться, меня просто со всей силы швырнули на землю.

Ткань плаща треснула, когда я, неуклюже замахав руками, врезалась в холодную, стылую землю. Мужчина, не самый богатый из тех, кого я знала, не самый влиятельный, да просто какой-то человеческий мужчина, смотрел на меня свысока, возвышаясь надо мной так, будто я была в чем-то хуже его. Его спутница, у которой была безвкусная красная шляпа с огромными полями, презрительно фыркнула. «Рвань», – бросила она.

А потом мои руки под плащом замерцали.

В ту же секунду меня подхватили под руки люди в синих форменных жилетах – стражи правопорядка. Со мной не стали разбираться. Официально – я была безродной студенткой. Что моё слово могло стоить против его? О том, что я ненаследная княжна Лимира заикаться было опасно для жизни. За неделю до этого, на вечеринке, меня с Рэном поймали эти же самые стражи. Тогда они сделали мне предупреждение, теперь же… Меня даже не отвели в сторону, а сразу потащили в карцер.

Когда дверь захлопнулась за мной, я бросилась на неё, начала колотить в неё, кричать, громко выкрикивать угрозы, пока я не поняла, что за дверью никого не было. Тогда я уселась на пол, прямо у двери, потому что в карцере не было окон, и я боялась, что он окажется огромным, что если я решусь пойти вперед, то заблужусь навечно.

Сначала было просто темно. Потом пришел холод. Камни были обжигающе ледяными. Я зажгла огонь, но тогда я все ещё не умела поддерживать его постоянно. Я лишь смогла увидеть, что жуткий карцер не бесконечен, и грелась от огненной сферы, но когда я уснула, он погас. Я проснулась от звона ключей за дверью. Мне казалось, что мои руки заиндевели, и что сама я, должно быть, уже давно была мертвенно-синего цвета… Но пришли не за мной. Я слышала, как открылась дверь, я крикнула им, чтобы меня выпустили, но шаги просто удалялись прочь, вместе со звоном ключей.

Плакать было больно – слезы обжигали щеки хуже раскаленного железа. Я встала, чтобы не заснуть, поделала приседания. Я ходила из стороны в сторону – карцер был пять на пять шагов. Я пыталась отжиматься, но ладони едва не прилипли к полу, и мне стало ещё страшнее, чем было. Я хотела есть. Я была такой голодной, что, наверное, съела бы и живую крысу, попадись она мне в этот проклятый момент, но в карцере не было ничего – только голые стены и жуткий холод.

Когда магический огонь, устало моргнув, погас, я удивилась. До меня не сразу дошло, что это не спичка, которую можно просто потушить, что магия завязана на твои собственные силы. А темные маги всегда черпают силы не только из Грани, но и, в первую очередь, из самого себя.

Я начала медленно погружаться в сон. Он охватывал меня, покачивая в своих объятьях, он обжигал ледяным дыханием и обещал, что мои мучения закончатся не скоро. Он не солгал. Рэн никогда не говорил о том, какой меня принесли к целителям. Я знала, что провела у них четыре дня, но о большем мне так никто и не рассказал, точно так же, как я не рассказала об этом никому в Лимире. Я не была уверена, что хотела знать. Когда я, наконец, вновь вернулась в общежитие, для меня все изменилось.

Первое время меня вела к цели обида на того аристократа, который толкнул меня, память о карцере и о времени, проведенном между жизнью и смертью. Но потом, постепенно, я забыла об этом, как забыла обо всем, что случилось до этого. Так уж устроен несовершенный человеческий мозг – всё забывается, как бы мы ни хотели удержать что-то в памяти, как песок, просыпающийся в пригоршне меж пальцев.

Как-то раз к нам приезжал один лектор из Империи, некромант. Не очень известный, не очень сильный, но для нас он стал олицетворением идеала. Мы все были в безумном восторге. Мы поняли, кем хотим стать.

Я родилась в княжеской семье, но была лишена титула, Рэн был оборотнем, у которого отняли его ипостась. В Рэмтоне же к нам относились лишь как к будущему мелкому обслуживающему персоналу.

Нас же пьянило чувство собственной значимости, и теперь мне кажется, что именно оно, а не желание вернуть былое величие темной магии, вело нами. В конце концов, мы темные. Справедливость как понятие не может для нас существовать в возвышенном, а не юридическом смысле этого слова.

А потом меня вернули с небес на землю, когда перевели с родного факультета на факультет любовной магии. И всё снова пошло под откос. Лин Гордериан, первый светлый, который не вызвал во мне неприязнь, оказался все-таки обыкновенным светлым. Мне до сих пор становилось мерзко на душе, когда я вспоминала его откровенно раздевающий взгляд. Его руки на моем теле. А уж обнаженную девушку с моим лицом я уже точно не скоро забуду.

Эридан… С Эриданом все было проще и сложнее одновременно. Он был Эриданом Ирвигом. Но его убили. Он умер, его дух отдали Слепой богине, а его место занял пугающий, странный незнакомец, который был олицетворением самой тьмы. Как долго он занимал место Эридана? И зачем? Меня чуть не стошнило при мысли о том, что я его целовала, ни о чем не подозревая. Одновременно накатил стыд – как, как я не смогла отличить моего Эридана от этого монстра, от этого жуткого чудовища, которое попыталось меня убить?

Меня спасла случайность. Пугающий незнакомец выбросил вперед руку, и на меня поползла черными клубами тьма – такая, какой её рисовали на старинных книжках в иллюстрациях о великих магах, которые сумели её себе подчинить.

В ужасе, я попятилась назад, споткнулась о ковер, и плашмя полетела спиной на пол. Удар был сильным. Я попыталась подняться, но тьма уже была так близко, что я бы даже не успела ничего сделать. Нога вновь подвернулась, и я полетела на ковер, раскрошив что-то локтем.

Это оказался камень переноса, последний из тех, что у меня оставались. Он хрустнул так громко, как будто бы сломалась кость, и я почувствовала, как ковер подо мной начинает меняться, становясь все более жестким. И мокрым.

Я откинулась затылком на холодную мостовую. С неба на меня моросил мелкий дождь, такой противный, со снегом, который лежал на коже несколько секунд прежде, чем растаять. Я с трудом присела, схватившись рукой за спину. Мне определенно нужно перестать падать, так можно ведь получить и серьезную травму. Сердце стучало, перед глазами мутно от слез, но я заставила себя стиснуть зубы и затолкнуть все бушующие в груди чувства подальше. Да, больно до крика, но не место и не время.

Было действительно холодно. Медальон все ещё был теплым, но жечь перестал, мертвым грузом осев на ладони. Морщась, я надела его на шею и убрала под рубашку. Так, на всякий случай.

Мне нужно было убираться отсюда – наверняка не-Эридану не потребуется много времени, чтобы отследить перенос. Технически это невозможно на современном этапе, но учитывая, что он владеет тьмой… Я поднялась и, хромая, зашагала вниз по незнакомой улице.

Я промокла примерно за минуту, оглядываясь по сторонам в поисках хоть какого-то укрытия. Но здесь высились каменные заборы чьих-то особняков, и абсолютно никакой крыши или хотя бы скамейки. Все равно я уже вымокла настолько, что меня не спасет уже ничего. Магией я пользоваться почему-то не решилась – интуитивно казалось, что лучше этого не делать.

Так я брела по темным улицам. Фонари почти не горели, но зрение уже немного привыкло. Мне казалось, что каждый горящий фонарь – это некий маяк в безбрежном пространстве ночи, а я плыву по бескрайнему морю, и все никак не могу найти, где бросить якорь.

Поэзия – это хорошо, но на деле все было далеко от подобной романтики. Я брела по ночным улицам, опасливо озираясь по сторонам, в промокшей насквозь одежде, лишь с медальоном на шее, который все ещё был неестественно теплым. Он же меня и согревал. Вот только я уже так устала, что с каждым шагом он казался мне все тяжелее.

Я шла, просто пытаясь уйти подальше от того места, надеясь, что Он меня не найдет.

Вдруг на соседней улице мелькнул свет. Я остановилась – горело одно окошко, на первом этаже двухэтажного здания, похожего на лавку.

Я завистливо вздохнула, покачала головой и было шагнула вперед, как медальон вдруг вспыхнул огнем, заставив меня зашипеть и выругаться. Но как только я шагнула обратно, он опять стал теплым, как ни в чем не бывало.

Я удивленно нахмурилась, и попробовала шагнуть в сторону светящегося окошка. У меня вдруг появилось стойкое ощущение, что медальон стал чуть-чуть легче. Я шагнула ещё раз, а потом ещё и ещё, чтобы на опыте проверить свою теорию. Так и было!

Хмыкнув, я потащилась к светящемуся окошку как к своей последней надежде. Над ним покачивалась вывеска «Полет души». На витрине была обустроена как будто бы комнатка. Здесь стоял резной столик, стульчик, два манекена в человеческий рост пили чай из фарфоровых чашечек времен правления прошлого императора. Чудо.

На двери висела табличка «Открыто». Глубоко вздохнув, я толкнула дверь. Колокольчик зазвенел, впуская меня внутрь магазинчика, в котором пахло деревом, старой бумагой и воском, а ещё немного корицей и имбирем.

Здесь царил бардак. Стояли стеллажи книг, книги же были навалены на полу, на кипах ловко балансировали старинные лампы, вазы и, внезапно, фарфоровые куклы. Я вздрогнула, вспомнив куклы в особняке Эридана, и тут же отвела глаза.

Осторожно переступив через увесистый том какой—то энциклопедии, который лежал прямо на проходе, я дошла до конца одного из стеллажей, и в конце этого импровизированного коридора обнаружила стол, за которым спал милого вида старичок. У него были полностью седые волосы, но подбородок был чисто выбрит. Он спал рядом с открытой шарманкой, у которой кончился завод, и которая теперь просто тихо—тихо шипела, ещё пытаясь исторгнуть из себя музыку.

Я осторожно тронула мужчину за плечо. Он что—то пробормотал во сне и продолжил спать. Я, чувствуя себя слегка неловко, потрясла его за плечо. Это сработало – он, широко зевнув, потянулся, сел и уставился на меня.

– Добрый день, – благодушно поздоровался он.

– Вечер, – поправила я.

– Как, уже вечер? – искренне удивился мужчина. – А я ведь только собирался пообедать, вот только дочинить хотел…

Он махнул рукой на шарманку, которая все ещё легонько шипела.

– Впрочем, никогда не поздно поесть, верно? – он широко улыбнулся, продемонстрировав довольно крепкие для его возраста зубы. – Хотите чаю?

– Хочу, – все ещё недоверчиво согласилась я.

И я только собиралась предложить свою помощь, как старичок шустро поднялся на ноги и махнул рукой.

– Идемте, идемте на кухню!

И исчез за занавесью, которую я сначала даже не заметила – настолько здесь было все захламлено. Но захламлено было по—хорошему. Я бы, конечно, немного прибралась, но в целом гармонию этого места нарушать не хотелось.

Я отдернула тяжелую штору и поразилась разнице. Кухня была светлой и просторной. Большую её часть занимал тяжелый деревянный стол, за которым одинаково удобно было как готовить, так и есть. Старичок снимал большой медный чайник с подставки.

Я снова дернулась помочь, но вместо того, чтобы водружать чайник на плиту, он просто подошел и разлил кипятка в две чашки, которые уже, видимо, успел достать из большого стеклянного шкафа с посудой. От чашек пошёл пар.

– Как вы это сделали?! – поразилась я.

– Секреты производства, – подмигнул старичок. – Но охотно поделюсь, если расскажете, как вы нашли мой амулет. Так, а ну стоять! Бежать нет смысла, юная леди, вам не следует меня опасаться. К тому же, думаю, вам будет интересно узнать о всех его свойствах.

Оклик старичка остановил меня уже в дверном проеме.

– И глазищи сразу большие стали, – добродушно рассмеялся старичок. – Я что, зря чай заваривал? Ну-ка марш за стол, да без разговоров.

Я, с опаской покосившись на чай, вернулась к столу, но садиться не спешила.

– Присаживайся, присаживайся. Чего стоишь над душой? Достань печенье с верхней полки.

На полках обнаружились баночки со всевозможными приправами, от обычных, которые добавляли в любое блюдо, до полыни, чертополоха и календулы, которую обычно на дух не переносили демоны и вампиры. Судя по запаху, в печенье тоже было что—то своеобразное, поэтому трогать я его на стала.

– Ешь, не бойся. Была бы ты чудищем каким, или дурные намерения бы были, то кот мой бы тебя на порог не пустил, – кивнул старичок на дверь.

До меня не сразу дошло, о чем он говорит, и только когда я подняла взгляд собственно на дверной косяк, то увидела вырезанную кошачью морду, которая сыто улыбалась. Выражение у морды было хитрое-хитрое, такое, будто бы морда только что увела у ближнего целый тазик сметаны, а глаза как будто бы в самом деле следили за нами.

– Это же жилой дух! – осознала я.

О них я знала из истории зоологии – когда-то жилые духи жили в каждом доме, оберегая сам дом и хозяина от всяческих невзгод. Так и называлось место, где они обитали – жилье. Но, как известно, хозяева бывают разные, поэтому со временем некоторые дома жилого духа лишились.

На территории Империи встретить жилого духа – это вообще редкость, прежнее правительство их слишком уж не любило. Рэн мне говорил, что далеко-далеко на Севере, за границей Империи и за обширной тундрой, куда мы не совались, до сих пор жили люди в местах, где в каждом доме был свой жилой дух. Но я не верила.

Я в них вообще не особо—то верила до настоящего момента.

– Могу потом познакомить, – улыбнулся старичок, размачивая печенье в чае. – Но давай пока что познакомимся сами. Меня зовут Харольд.

– И…ли, – с запинкой представилась я.

– Или-или? – дедуля обвиняюще ткнул в меня печеньем. – Если придумываешь имя, придумывай нормально.

Я замолчала, уставившись на него во все глаза.

– Вы сейчас издеваетесь? – устало спросила я.

– Ничуть, – Харольд оставался все так же невозмутим. – Врать тоже нужно учиться. Иначе даже без Гудоветтира можно узнать, что ты сказки рассказываешь.

– Та штуковина, которую ты нацепила себе на грудь. Что меня интересует, так это то, как она к тебе попала. Последний раз, когда я его видел, это было ещё до твоего рождения, да при другом Императоре.

Ого. Ничего себе так отец прибарахлился.

– Мне его подарили, – честно ответила я.

Дедуля внимательно прищурился, изучая моё лицо, прежде чем задумчиво забарабанить пальцами по столу, и выдать:

– Акцент северный, держаться умеешь, то есть не из простых. Человек, поэтому не из оборотней, скорее всего. Учитывая, в каком ты состоянии, и что произошло буквально сегодня утром, а ещё твою реакцию – ты уже крепко успела с кем-то повздорить. Если Гудоветтир тебя сюда привел, то не чувствовал в тебе опасности. Рассказывай.

Я закусила губу – понятия не имела, что обо мне можно сказать так много после десяти минут общения. Рассказывать не хотелось, но Харольд ожидающе наклонился вперед.

– Это был мой… – я не знала, как назвать Эридана. Действительно не знала. В горле встал комок, и так получилось, что моё молчание, пока я пыталась справиться с навалившимися на меня эмоциями, было расценено верно.

– Понятно, – избавил меня Харольд от необходимости как-то называть Эридана. – Тоже молодым был. А дальше?

– Мне передали амулет от отца, не знаю, как он его получил, – честно призналась я. – Мне кажется, Гудо… Вы поняли, вот он сменил кучу владельцев за те годы, пока его у вас не было. И, в общем, я надела его случайно, когда хотела прочитать книгу, на которой стояла защита. И увидела, кем на самом деле являлся мой…

Я снова оборвала себя, потому что на глаза опять навернулись слезы. Одно мгновение – передо мной стоит Эридан, и вдруг все изменяется в мгновенье ока. И повсюду тьма, тьма…

– Я верну его вам, – вдруг приняла решения я, потянувшись к застежке. – Он ваш, не мой.

Хароль остановил меня взмахом руки.

– Не нужно, – покачал головой он. – Пока что он защищает тебя. Пока он на тебе, ты видишь истину, а вся правда о тебе скрыта от посторонних глаз. Тот, от кого ты сбежала, тебя не найдет, пока амулет на тебе. Что-то ещё, что я забыл… Точно!

Он громко щелкнул пальцами прямо у меня перед носом.

– Не используй магию! – строго наказал он. – Амулет замаскировал твою ауру, энергию, которую ты вносишь в мир. Как только ты изменишь эту энергию, амулету потребуется время, чтобы перестроиться, и тебя найдут. Поняла?

Харольд вдруг показался таким грозным, что я кивнула даже несколько раз, для убедительности, а потом вообще громко и виновато чихнула.

– Идем наверх. Нет вот, молодежь, ходят в мокрой одежде, здоровья им не жалко! Идем, идем, – заворчал он, вставая с места. – Комнату тебе выделю, Гудоветтир тебе доверяет, значит, я тоже. И имя придумай нормальное, а то стыд да срам.

Я не знала, сдаст меня Харольд или нет, но в любом случае мне уже не приходилось выбирать. Если он и был обманщиком – на улице меня ждало воспаление легких и верная смерть от переохлаждения. Пока на мне был его амулет, я могла хотя бы надеяться, что он не причинит мне вреда.

Поэтому я осталась, растянувшись на мягкой кровати, утонув под большим, жарким одеялом в цветастом пододеяльнике, и решила – будь что будет. Я не думала, что амулет истины будет нагло мне врать. Конечно, если только его призвали… Но я слишком устала, чтобы думать о таких вещах.

Когда я, наконец, проснулась, уже давно был день. Я взглянула на маленькие часы на тумбочке – шел второй час дня. Я лениво потянулась, оставаясь под одеялом. Вылезать куда-либо не хотелось ну абсолютно.

В большом мире были проблемы, а здесь их не было. Здесь было просто тепло, уютно и безопасно. Относительно безопасно, разумеется. Но мне нужно было узнать побольше о той штуковине, которая до сих пор болталась у меня на шее, об иллюзиях, о магах, управляющих тьмой, об Эридане Ирвиге и о том, чем мне, собственно, нужно будет заниматься дальше, и позволит ли Харольд остаться у него.

У меня не осталось ничего. Все мои вещи, все мои книги, все деньги и драгоценности остались в комнате общежития в Рэмтоне. Камней переноса у меня не осталось – да если бы и остались, я бы, наверное, пока не стала ими пользоваться. Куда я могла пойти? Если только в Лимир. Впрочем, Дэвирон на это и рассчитывал, когда давал мне медальон. Оставалась тысяча вопросов – как он узнал, что Эридан не Эридан, думал ли он, что я знаю, откуда у него медальон, и почему он так внезапно решил меня признать…

Я нехотя откинула одеяло, опустила босые ноги на холодный пол, поморщившись, поднялась и подошла к окну. Я выглянула из-за занавески, осторожно, так, будто бы ожидала увидеть конвой магов, идущих меня арестовывать.

На улице было тихо, спокойно. Здесь были сплошь лавочки и небольшие магазинчики, эдакая торговая дорожка, на которой, вне всяких сомнений, должна была кипеть жизнь. Вот только жизни не было. Большинство лавок было закрыто. Ставни магазина напротив, «Шелка мадам Рами» были захлопнуты, никакого шевеления за ставнями не наблюдалось.

Я подняла отъезжающее вверх окно и высунулась на улицу, пытаясь понять, где я вообще нахожусь. Прищурившись, я прочитала таблички, тихонько поскрипывающие на ветру. «Гильдия кожевников Шавацки и Ко»,  ювелирная мастерская «Сто карат», кондитерская «Мечта сладкоежки». Последнее заведение было мне знакомо – «Мечта сладкоежки», которая сияла своими голубыми крышами по всей Империи, была и у нас в Рэмтоне. Это была разросшаяся столичная сеть, которая, несмотря ни на что, продолжала плодиться, размножаться и потихоньку монополизировать кондитерский рынок. К тому же, во всех её магазинах стояли столики, где можно было попить чай или отвар из трав, закусывая их фирменными пирожными. Я улыбнулась, разглядывая витрину – кондитерская была по противоположную сторону дороги, на два заведения левее «Шелков мадам Рами», и мне было видно довольно неплохо. Несмотря на то, что кондитерская была открыта, народу в ней не было. На секунду в окне появился официант, одетый в типичную голубую форму с белой шапочкой, грустно посмотрел на улицу, а потому отправился, должно быть, в сотый раз за день, вытирать столы.

Ветер трепал наполовину отклеившуюся афишу, халтурно прицепленную к витрине. На секунду он усилился, пронесся по узкой улочке, заставляя зябко поежиться, и распластал афишу по стеклу.

«Гастроли балетной труппы в Кайнере!»

Я молча закрыла окно. Чертова столица! Демонова Империя! Единственное место кроме Рэмтона, которое мне лучше было бы избегать, и я притащилась именно сюда. Кровь вдруг застыла в венах, когда я вспомнила разговор, ненароком подслушанный мой у двери Эридана. Что, если Эридана подменили именно тогда? Иначе и быть не могло, а значит…

Через десять минут я уже сбегала по лестнице вниз.

– Во имя всего сущего, юная леди, не ломайте мне лестницу! – возмутился Харольд, выглянув из кухни. – Я не для того пустил вас ко мне в дом.

Перепрыгнув через последний три ступеньки, я перегородила Харольду дорогу, сложила руки на груди и задала вопрос:

– А зачем вам вообще надо было меня пускать? Не могу поверить, что вам не дорога жизнь. Вы утверждаете, что создали этот медальон, но магией, насколько я успела заметить, вы не пользуетесь.

Харольд вздохнул. Вздохнул грустно и искренне, так, что мне стало стыдно. Но запихнув это абсолютно чуждое некромантам чувство подальше, я уставилась на старичка, который внезапно показался мне очень маленьким.

Он тоже внимательно смотрел на меня, осмотрел всю, с головы до ног, а потом покачал головой, так, будто бы осмотр его чем-то не устроил.

– Садись, – наконец, ответил мне он, указывая на кресло, и сам присел за свой письменный стол.

На столе валялось множество свитков, каких-то из них более новых, каких-то – более старых. Покопавшись немного, он протянул мне один из них.

Он оказался полностью исписан цифрами, какими-то вычислениями, которые были мне непонятны, и на основе которых были построены графики.

Я перевернула свиток, рассматривая направленный вектор, на котором были сделаны зарубочки. На каждой из зарубочек были подписи, но подписи были странными, невнятными. Было ясно, что речь шла о событиях, но вместо того, чтобы написать, например, «ужин у Рэна в четверг», было написано «вероятность ужина у друзей 60,7 процентов».

Мне молча протянули свиток. Я обратила внимание на дату, вырезанную на деревянном основании – он датировался примерно пятьюдесятью годами ранее.

Пергамент здесь был старый, потертый, было видно, что свиток много раз сворачивали и разворачивали, перечитывали. Он даже был немного порван.

Вектор времени здесь был длиннее, а зарубочек и надписей было больше. Если на предыдущем свитке дай бог были надписи раз в неделю, то здесь шли предсказания почти на каждый день.

– Когда ты молод, то хочешь заглянуть в будущее, – пояснил Харольд. – Чем старше становишься, тем меньше хочешь знать, что ждет впереди.

Я кивнула, вчитываясь в расчеты. Я не знала почти ничего о нумерологии. Скажу честно, она меня почти никогда не интересовала, да и вероятности у них часто были большие. Это подтверждалось и этим свитком. Например, в одном месте было написано: «Визит Салли 50 %». Абсолютно бесполезная информация. То есть Салли либо придет, либо не придет. Сразу вспомнилась старая студенческая шутка про нумерологов – с какой вероятностью можно встретить на улице динозавра? 1/2, либо встретишь, либо нет. Ну и так далее записи в том же духе. Были здесь и предсказания по поводу суммы прибыли, по поводу количества клиентов.

И вдруг меня зацепила надпись, которая гласила: «утеря Гудоветтира 53 %».

– Я не придал этому значения, – покачал головой Харольд. – Иногда в сетке чисел проскальзывают вероятности, которые оказываются случайными, да ещё и такая цифра – всего 53 процента. Гудоветтир был хорошо защищен, и со свойственной молодым людям опрометчивостью я не уделил этому должного внимания. До тех пор, пока в дверь не постучали голубые мундиры офицеров его Императорского величества.

– У вас конфисковали медальон! – догадалась я. – Это наверняка была запрещенная магия, на вас донес кто-то, и к вам пришли конфисковывать имущество.

– То, как быстро вы догадались, пугает, – улыбнулся Харольд. – Детали не важны, все было примерно так. Посмотрите дату восьмого декабря.

Я зашелестела свитком, ища нужную дату… «Вероятность наложения Заповедной печати 75 процентов».

Все мигом стало на свои места. Талантливый молодой маг, в семейных традициях которого наверняка было амулетное искусство, прыгнул выше головы. Он создает медальон Истины, и, наверное, хвастается об этом не тому человеку. Завистник сдает его специальным службам по магическому контролю запрещенных объектов, и артефакт конфискуют. Одного я не могла понять.

Почему он выбрал печать вместо смертной казни? Ведь для мага потерять силу – значит потерять жизнь. И тут я заметила маленький рисунок в углу свитка. Это был грубый портрет маленькой девочки. Чернила размыло время, поэтому детальных черт лица было уже не различить, но зато отчетливо виднелся большой бант, венчавший кудряшки.

«И.» – было подписано внизу.

Я торопливо свернула свиток и положила его на стол, чувствуя себя так, как будто бы заглянула в ящик с чужим бельем.

– Но это все было давно, – резонно заметила я.

Харольд молча передал мне сложенную газету. Я развернула её, не видя ничего необычного. Она датировалась тридцатым августа.

– В колонке происшествий, – подсказал мне Харольд.

Я пролистала, пока не нашла эту самую колонку. Почти на всю страницу была расписана статья про украденного коня императора. Внизу мелким шрифтом шли более незначительные происшествия – сгорел дом на Малой Речной, кого-то пырнули ножом в переулке, на окраине города найден труп девушки с отсутствующим сердцем.

– А… как именно сердце было извлечено из тела жертвы? – поинтересовалась я.

В ответ на это на стол плюхнулась целая кипа старых-старых газет и журналов с закладочками.

Терзаемая нехорошими предчувствиями, я развернула одну из газет на заложенном месте и вчиталась. Мне стало плохо.

Я пересчитала газеты. Старых было десять с зелеными закладочками, и гораздо больше – с синими. Зелеными были заложены убийства девушек, все – не старше двадцати пяти. Всех нашли в переулках с выжженными сердцами.

– Это был ужас, ночной кошмар. Никто не знал, как с этим бороться. Специальным указом установили комендантский час. Дошло до того, что отменили представления в театрах, со времен войны такого не случалось никогда, – Харольд хмыкнул. – Первыми жертвами были девушки, потом начали пропадать мужчины.

– Темные или светлые? – перебила его я.

Харольд задумался, вспоминая.

– Темными, если мне не изменяет память. Я читал где-то, что инспектора нашли отпечатки магии некоторых убитых на месте преступления.

– То есть все были магами? – продолжила я, пытаясь ухватиться за какой-то намек на мысль, который начал формироваться у меня в голове.

– Магами и бывшими магами.

Я резко посмотрела на Харольда. Тот протягивал мне листок, испещренный цифрами. Несколько цифр были обведены в кружок, но ни о чем мне не говорили. Я в замешательстве посмотрела на дедулю, который чуть-чуть раздосадованно хрустнул пальцами.

– И чему вас учат в этих ваших университетах? – возмутился он. – Смотри. Это – личный номер человека. Именно этот код мой.

Он ткнул в семизначное число, обведенное в кружок.

– А вот это… Такое же число появилось в моих расчетах тридцатого августа.

Я в ужасе перевела взгляд на Харольда.

– Разумеется, это может быть не точным. Оно появлялось у меня ещё около трех недель назад, может быть, больше… Запамятовал, признаюсь. Память уже не та, что раньше. Цифры появились, но ничего не произошло. Бывают ошибки.

Харольд кивнул. Я собирала газеты, пытаясь не смотреть на него, вспоминая убийство Сирши. Я тогда не придала этому такого значения… Но там был Он! И если предположить, что ему гораздо больше того возраста, на который он выглядит, то он настоящий монстр.