Текст книги "Великая и ужасная красота"

Автор книги: Либба Брэй

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 24 страниц)

ГЛАВА 31

К утру проявляются последствия ночных экспериментов с силой и магией. Лица у всех нас отекшие и бледные, губы потрескались. В голове у меня клубится туман, и я чувствую себя настолько измотанной, что с трудом говорю даже по-английски, а что уж тут упоминать о французском? Из-за этого мне приходится трудно на уроке мадемуазель Лефарж, куда я вваливаюсь в последний момент, едва не опоздав.

Мадемуазель Лефарж решает обыграть мою задержку. Поскольку я теперь стала удостоенной особой награды ученицей, блестящим примером ее великолепного педагогического искусства, она обращается ко мне веселым тоном:

– Bonjour, Mademoiselle Doyle. Quelle heure est-il? [17]17
  Здравствуйте, мисс Дойл. Сколько сейчас времени? (фр.).


[Закрыть]

Я знаю, как нужно ответить. Слова вертятся на кончике языка. Полагаю, я хотела сказать что-то насчет погоды. Если бы только во мне осталось достаточно магии, чтобы пересидеть этот урок… Но, как ни грустно, я оказалась предоставлена самой себе, и мне приходится довольствоваться собственными скудными знаниями.

– Э… погода…

Черт побери! Как по-французски называется дождь? Le rain? La rain? Он мужского рода или женского? Впрочем, дождь – настолько надоедливая и скучная вещь, что он просто обязан быть мужского рода.

– Le weather est le rainy, [18]18
  Погода дождливый (фр.).


[Закрыть]– сообщаю я, смешав английский и французский, хотя «le» должно придать предложению все-таки более французское звучание.

Девушки хихикают, и это лишь подтверждает предположение мадемуазель Лефарж, что я решила подшутить над ней.

– Мадемуазель Дойл, это безобразие! Всего два дня назад вы проявили себя как образцовая ученица. А теперь вы так дерзко насмехаетесь надо мной? Возможно, вам будет лучше перейти в класс к восьмилетним девочкам.

Она поворачивается ко мне спиной, и на весь остаток урока я перестаю для нее существовать.

Миссис Найтуинг замечает нашу бледность. Она заставляет нас отправиться на прогулку в сад, предполагая, что свежий прохладный воздух заставит расцвести розы на наших щеках. Я пользуюсь возможностью и рассказываю подругам о столкновении с Бригид прошедшей ночью.

– Так значит, Цирцея – это Сара Риз-Тоом? И она жива! – Фелисити недоверчиво качает головой.

– Мы должны разыскать ту фотографию, – говорю я.

– Точно. Скажем миссис Найтуинг, что ищем потерянную перчатку. Она позволит нам рыться тут и там. И мы обыщем все комнаты одну за другой, – предлагает Энн.

Пиппа стонет.

– Да нам понадобится целый год!

– Мы можем поделить между собой этажи, и каждая станет искать на своем, – говорю я.

Пиппа смотрит на меня большими оленьими глазами.

– А надо ли?

Я подталкиваю ее к школе.

– Надо.

Спустя час усердных поисков я так ничего и не нахожу. Я столько раз прошла туда-сюда по третьему этажу, что мне кажется, ковер в коридоре истерся под моими ногами. Я со вздохом останавливаюсь перед фотографиями, которые благополучно остаются висеть на стене, и мне хочется, чтобы они заговорили, подсказали, где найти тот снимок, что отсутствует в их ряду. Но леди на фотографиях не делают мне такого одолжения.

Мое внимание снова привлекает снимок 1872 года, тот самый, поверхность которого странно сморщилась. Я осторожно снимаю его со стены и переворачиваю. Задняя часть фотографии выглядит гладкой, ничуть не испорченной. Я опять поворачиваю ее – по ней бегут морщины. Но разве такое может быть? Если, конечно, это вообще не какая-то другая фотография…

Я торопливо тяну за углы снимка, как бы поднимая ковер. В той же раме под снимком семьдесят второго года скрывается другой. У меня звенит в ушах. Восемь девушек-выпускниц сидят группой на лужайке. На заднем плане виднеются очертания школы Спенс, тут ошибиться невозможно. А внизу красивыми буквами написано: «Выпуск 1871 года». Я нашла их! Имена подписаны в нижней части чьей-то неуверенной рукой.

«Слева направо: Милисента Дженкинс, Сюзанна Мериуэттер, Анна Нельсон, Сара Риз-Тоом…»

У меня нервно дернулась голова. Пальцы сами собой касаются изображения Сары. Она повернула голову в тот момент, когда сработал затвор фотокамеры, и на снимке остался лишь ее размытый профиль, который трудно хорошенько рассмотреть. Я прищурилась, но это не слишком помогло.

А мои пальцы уже двигаются к девушке, сидящей рядом с Сарой. Во рту мгновенно пересыхает. Девушка смотрит прямо в объектив широко раскрытыми, внимательными глазами… глазами, которые я знаю всю свою жизнь. Я ищу ее имя, хотя и знаю уже, что найду, что это она, бросившая подругу погибать в огне задолго до того, как я появилась на свет. Мэри Доуд.

Девушка, смотревшая на меня с фотографии выпуска 1871 года, Мэри Доуд… была моей матерью.

ГЛАВА 32

Я дождалась, пока все отправились ужинать, и сбежала в свою спальню. В надвигающейся темноте все понемногу теряет краски и очертания. От вещей остаются только силуэты. Все обнажается, раскрывая свою сущность. Но я готова к этому. Закрыв глаза, я воображаю дверь света. Знакомое биение пробегает по венам, и я шагаю сквозь дверь – одна проникаю в иной мир, в сад, где нежно пахнущие лепестки падают вокруг, словно пепел.

– Матушка… – зову я, и собственный голос звучит у меня в ушах незнакомо и напряженно.

Дует мягкий ветер. И вместе с ним меня обливает, как дождь, знакомый аромат розовой воды. Она приближается.

– Найди меня, если сможешь, – говорит матушка, улыбаясь.

Но я не могу улыбнуться в ответ. Я даже не хочу смотреть на нее.

– Что случилось?

Моя матушка – совсем не тот человек, за которого я ее принимала. Я на самом деле никогда не знала ее. Она – Мэри Доуд. Лгунья и ведьма. Убийца.

– Ты – Мэри Доуд!

Ее улыбка гаснет.

– Ты знаешь…

Какая-то часть меня продолжает цепляться за надежду – вдруг я ошиблась, вдруг она сейчас рассмеется и скажет, что это всего лишь нелепая глупость, объяснит все… Правда ударяет меня, как молния.

– Никто к тебе не приходил, никто не рассказывал обо мне. Ты сама это знала. Ты была членом Ордена все это время. И все, что ты мне рассказывала, было выдумкой.

Ее голос звучит на удивление мягко.

– Нет. Не все.

Я смаргиваю слезы.

– Ты лгала мне.

– Только ради того, чтобы защитить тебя.

– Еще одна ложь!

Я переполняюсь ненавистью; меня тошнит от нее.

– Как ты могла?

– Все это было очень, очень давно, Джемма.

– Но разве это оправдание? Ты привела ту девочку в восточное крыло. И ты ее убила!

– Да. И потом всю жизнь я каждый день искупала свою ошибку.

Какая-то птичка на ветке неподалеку завела вечернюю песенку.

– Все были уверены, что я умерла, и в определенном смысле так оно и было. Мэри Доуд исчезла, ее место заняла Вирджиния. Я построила для себя новую жизнь, с твоим отцом, а потом с Томом и тобой.

По моим щекам льются горячие слезы. Матушка пытается взять меня за руку, но я шагаю в сторону.

– Ох, Джемма, но как бы я могла рассказать тебе о том, что сделала? Это, видишь ли, проклятие всех матерей. Мы никогда не бываем готовы к тому, как сильно полюбим наших детей, как сильно будем желать им счастья и безопасности, как нам будет хотеться выглядеть безупречными в их глазах…

Она быстро моргает, пытаясь справиться со слезами.

– Я думала, что смогу начать все сначала. Что все забудется, и я стану свободной.

В голосе матушки слышится горечь.

– Но постепенно я начала понимать, что ты не такая, как все. Что давно умершая сила Ордена и сфер заново возрождается в тебе. И мне было очень страшно. Я не хотела, чтобы тебе досталась эта тяжкая ноша. Я думала, если ничего тебе не скажу, то смогу защитить тебя, и, возможно, все это снова угаснет и превратится в легенду. Только и всего, Джемма! Но, конечно, я ошибалась. Мы не можем избежать собственной судьбы. А потом стало уже слишком поздно, и Цирцея нашла меня до того, как я успела все тебе рассказать и объяснить.

– Так она не погибла в том пожаре?

– Нет. Я так думала до тех пор, пока год назад ко мне не пришел Амар и не рассказал, что она использует свою связь с тварью для того, чтобы отыскать всех нас. Она услышала, что одна из нас снова получила силу для перехода в сферы. Только она не знала, кто именно.

Матушка улыбается, но это страдальческая улыбка.

Мои слезы разом высыхают. Во мне вспыхивает гнев, похожий на некое новое здание, сверкающее и манящее, на место, где мне хотелось бы жить вечно.

– Отлично. Ты сделала то, что должна была сделать. Ты рассказала мне всю правду, – произношу я, почти выплевывая последнее слово. – Так почему бы тебе не уйти и не оставить меня в покое?

– Судьба моей души полностью в твоих руках, – мягко говорит матушка тем самым голосом, которым некогда пела мне колыбельные и говорила, что я самая чудесная на свете, хотя я и не была такой. – Это твой выбор.

– Но что я могу для тебя сделать?

– Простить меня.

Рыдания, которые я до сих пор умудрялась сдерживать, вырываются наконец наружу.

– Ты хочешь, чтобы я тебя простила?

– Для меня это единственный способ обрести покой.

– А как насчет меня? Как ты думаешь, я когда-нибудь смогу обрести покой, зная то, что я теперь знаю?

Ее пальцы касаются моей щеки. Я отшатываюсь.

– Мне очень жаль, Джемма. Но мы не можем всегда жить в чистом свете. Ты должна принять то, что как бы ни казалось тебе светло вокруг, всегда остается место для тьмы. И в тебе самой тоже.

Я не нахожусь, что сказать в ответ на это. Я никогда не задавалась подобными вопросами, и я никогда не чувствовала себя более одинокой, чем в этот момент. Мне хочется причинить матушке боль.

– Ты ошибалась насчет рун. Мы уже дважды пользовались их магией, и ничего не случилось!

Ее глаза вспыхивают.

– Вы… что? Я же говорила тебе, не делай этого! Это небезопасно, Джемма!

– Откуда мне знать, что это не очередная ложь? Почему я должна верить тому, что ты говоришь?

Она прижимает ладонь ко рту, шагает взад-вперед. Потом наконец говорит:

– Значит, сферы на какое-то время оставались без охраны. И тварь Цирцеи могла побывать здесь и совратить кого-то. Джемма, как ты могла?!.

– Я вправе задать тебе тот же самый вопрос, – бросаю я, направляясь прочь.

– Куда ты идешь?

– Возвращаюсь обратно, – отвечаю я.

– Джемма… Джемма!

Я выхожу из сада. И тут меня пугает охотница. Я не слышала, как она подкралась ко мне сзади, держа в руках лук и стрелу.

– Олень совсем близко. Не поохотишься со мной?

– Как-нибудь в другой раз, – бормочу я; мои губы еще дрожат от плача.

Охотница наклоняется и, сорвав несколько ягод, бросает одну в рот. А другие подносит к моему лицу; ягоды покачиваются на тоненькой веточке, как подвеска.

– Хочешь ягод?

Она прекрасно знает, что мне нельзя есть здешние фрукты. Так почему же она предлагает их мне?

– Нет, спасибо, – отвечаю я, немного ускоряя шаг.

Но она, как будто я и не трогалась с места, снова оказывается передо мной, все так же держа ягоды в протянутой руке.

– Ты уверена? Они очень вкусные.

У меня шевелятся волосы на затылке. Что-то тут не так…

– Извини, но мне нужно идти, – говорю я.

Но когда я поспешно шагаю по бархатной зеленой траве вдоль реки, я слышу за спиной тонкий скрежещущий голос:

– Наконец-то… наконец-то…

В темноте спальни над моей кроватью нависает Энн.

– Джемма! Ты проснулась?

Я не открываю глаз, надеясь, что она не заметит моих слез.

Фелисити и Пиппа трясут меня до тех пор, пока я наконец не поворачиваюсь к ним лицом.

– Идем же! – шепчет Фелисити. – Пещера ждет нас, леди волшебница!

– Я плохо себя чувствую.

Я снова отворачиваюсь и смотрю на тонкую трещину в штукатурке стены.

– Послушай, не будь ты такой врединой! – говорит Пиппа, толкая меня ногой.

Я молчу, по-прежнему таращась в стену.

– Да что с ней такое случилось? – фыркает Пиппа.

– А я ведь ей говорила, что не надо есть ту печенку, – заявляет Энн.

– Ладно, – немного погодя вздыхает Фелисити. – Надеюсь, ты скоро поправишься. Но не жди, что ты так легко от нас отделаешься завтра ночью.

Однако я не собиралась снова входить в сферы. Ни завтра. Ни когда-либо еще. Дверь спальни закрылась, последние следы света угасли, и трещина в стене превратилась в ничто…

ГЛАВА 33

Мистер Бамбл оказался совсем не таким простаком, как нам бы того хотелось. Он немедленно отправился к Кроссам и рассказал им обо всем. Семейство Кросс пришло в ужас от того, что они потеряли власть над той единственной вещью, которая всегда была в их полном распоряжении, – над своей дочерью. Над гарантией их материального обеспечения. Они заверили мистера Бамбла, что это всего лишь юношеское безрассудство, глупая выходка девушки, слишком взволнованной из-за предстоящей свадьбы. В конце концов, разве может быть такая прелестная девушка, как Пиппа, быть чем-то иным, кроме истинного воплощения крепкого здоровья? Мистер Бамбл принял их объяснения целиком и полностью, потому что они были родителями и здравомыслящими людьми, а мы – всего лишь глупыми девчонками. Однако вся эта история отозвалась и в школе Спенс. Нас четверых вызвали в кабинет миссис Найтуинг, и мы, сидя под укоряющими взглядами павлиньих хвостов, были вынуждены выслушать выговор и порицания, и лишь беспомощно наблюдать, как обрываются одна за другой нити нашей свободы.

На следующий день родители должны забрать Пиппу из школы, и ей предстояло в конце недели выйти замуж за мистера Бамбла. Начались поспешные приготовления к свадьбе. Следовало восстановить порядок. Успокоить раненую гордость. И кого при этом могло интересовать счастье всей жизни какой-то девчонки? Ведь самое главное в такой момент – соблюсти приличия, не опозориться в глазах света.

Пиппа смотрит на собственные колени, не поднимая глаз, кусая губы, совершенно убитая, пока миссис Найтуинг прилагает все силы, чтобы успокоить ее родителей и жениха. Потом миссис Найтуинг дергает за шнур, тянущийся до самой кухни, где висит колокольчик, – и несколько мгновений спустя появляется Бригид, пыхтящая и сопящая после быстрого подъема по лестнице.

– Бригид, пожалуйста, проводи мистера Кросса и мистера Бамбла в библиотеку и предложи им нашего лучшего портвейна.

Это умиротворяет мужчин. Они самодовольно улыбаются, расправляя плечи.

– Я очень надеюсь, что вы примете и мои извинения, и мои заверения в том, что больше не случится ничего подобного и хотя бы отчасти столь же неприятного.

Мистер Кросс отмахивается.

– Да ничего же серьезного не случилось, к счастью.

Мистер Бамбл шевелит усами.

– Я разумный человек. Но вам следует держать этих девушек в гораздо большей строгости, так сказать, в железной узде. Их нельзя предоставлять самим себе. Им это только во вред.

Я закрываю глаза и представляю, как мистер Бамбл летит вниз по лестнице головой вперед – и ломает себе шею до того, как успеет хотя бы пригубить портвейн. Величайшая ирония момента состоит в том, что Пиппа сказала ему чистую правду. А теперь нам всем грозит наказание за это.

– Вы совершенно правы. Я последую вашему совету в самом прямом смысле, мистер Бамбл, – заявляет миссис Найтуинг, как бы сдаваясь на милость победителя.

На самом деле она просто старается успокоить его, но мистер Бамбл слишком полон самомнения, чтобы это понять.

Мужчины уходят следом за Бригид. Миссис Кросс встает и принимается поправлять перчатки, натягивая их потуже на руки, разглаживая морщинки.

– Идем, Пиппа. Мы должны сегодня снять с тебя мерки для свадебного платья. Думаю, мы выберем для него королевский атлас.

Губы Пиппы дрожат, и она тихо, отчаянно стонет:

– Прошу вас, матушка! Не заставляйте меня выходить за него!

Губы миссис Кросс сжимаются в уродливую тонкую линию, и с них срывается самое настоящее шипение:

– Ты позоришь нашу семью!

– Пиппа… – говорит миссис Найтуинг, быстро становясь между ними. – Ты будешь на удивление прекрасной невестой! Весь Лондон будет о тебе говорить. А после медового месяца, когда ты будешь полна счастья, и все мелкие здешние неприятности забудутся, ты приедешь навестить нас.

Губы миссис Кросс расслабляются, и на ее глазах даже выступают сентиментальные слезы. Она нежно берет Пиппу за подбородок.

– Я знаю, сейчас ты меня презираешь. Но обещаю: настанет день, когда ты меня поблагодаришь. В браке ты получишь свободу и независимость. Да, это так. И если будешь умницей, получишь все, чего тебе хочется. Ну, а теперь давай займемся платьем.

Пиппа вслед за матерью выходит из кабинета, но по пути оглядывается и бросает на нас взгляд, полный такого отчаяния, что мне кажется: это меня выдают замуж против воли.

И вот мы остаемся втроем напротив миссис Найтуинг и ее солидного письменного стола. Открывается ящик. На блестящую поверхность стола из красного дерева со стуком падает дневник Мэри Доуд. У меня внутри все сжимается от страха. Похоже, нас всех ждет смертный приговор…

– Кто может мне объяснить, что это такое?

Часы на каминной полке отсчитывают секунды так громко, как будто над нашими головами с бешеной скоростью стреляют пушки…

– Энн?

Энн готова разреветься.

– Эт-то тетрадь…

– Я и сама вижу, что это тетрадь. Я изучила в ней каждую страницу. – Миссис Найтуинг поверх очков смотрит на нас по очереди. – Каждую страницу.

Мы прекрасно понимаем, что она хочет этим сказать, и дрожим с головы до ног.

– Мисс Уортингтон, может быть, вы возьмете на себя труд объяснить, каким образом вы завладели этим дневником?

Фелисити резко вскидывает голову.

– Вы обыскивали мою комнату?

– Я жду ответа. Или мне придется связаться с вашим отцом, чтобы прояснить этот вопрос?

Фелисити изменяется в лице; она тоже готова разрыдаться.

Я тяжело сглатываю и говорю:

– Это мое.

Миссис Найтуинг вдруг резко крутит головой и моргает. Она в этот момент становится похожа на сову, заметившую потенциальную добычу.

– Ваше, мисс Дойл?

У меня внутри все сжимается и дрожит.

– Да.

Ну и отлично, и пусть меня выгонят из школы. Лишь бы все это наконец закончилось.

– И где, скажите на милость, вы раздобыли подобную мерзость?

– Я нашла эту тетрадь.

– Вы нашли эту тетрадь? – Миссис Найтуинг медленно повторяет мои слова, показывая тем самым, что ни на грош мне не верит. – И где же?

– В лесу.

Миссис Найтуинг пристально смотрит на меня, но я настолько оцепенела, что у меня и страх прошел.

– Похоже, в нашем лесу вообще происходит очень много странного. Пиппа мне кое-что рассказала.

Я слышу, как заплакала рядом со мной Энн, как Фелисити дернулась в своем кресле. Но я опустошена и просто жду неизбежного.

– Пиппа сказала, что эту тетрадь дала вам мисс Мур.

Этого я совершенно не ожидала. И слова миссис Найтуинг как будто возвращают меня обратно в ее кабинет.

– Это правда? – резко спрашивает директриса.

Я открыла рот, чтобы сказать «нет», чтобы заявить, что только я одна во всем виновата, но Фелисити опережает меня.

– Да, – произносит она таким ровным и спокойным тоном, что я не верю собственным ушам. – Это была мисс Мур.

– Мне очень неприятно это слышать. Но вы должны рассказать мне абсолютно все, мисс Уортингтон.

– Нет! Это неправда! – восклицаю я, наконец-то вновь обретая голос.

– Ты же сама говорила нам, что нашла тетрадь в библиотеке. – Глаза Фелисити полны отчаяния. – А мисс Мур нам объясняла, что если мы хотим побольше узнать об Ордене, нам следует порыться в библиотеке.

– Об Ордене? Да чего это ради мисс Мур забивает ваши головы подобной ерундой?

– Она водила нас в пещеру, чтобы мы посмотрели там на рисунки на стенах.

– И некоторые из них сделаны кровью, – добавляет Энн.

Они с Фелисити уже поют в унисон.

– Я никогда не давала мисс Мур разрешения водить вас в какие бы то ни было пещеры, – возмущается миссис Найтуинг.

– И тем не менее она нас туда отвела, миссис Найтуинг, – говорит Фелисити, широко раскрывая глаза и стараясь принять как можно более невинный вид.

– Но это совсем не так было! Я нашла дневник…

Фелисити кладет ладонь на мою руку. Выглядит это так, будто она просто хочет успокоить меня, но на самом деле она очень сильно меня щиплет.

– Миссис Найтуинг уже знает, что случилось, Джемма. Мы просто должны рассказать ей теперь всю правду.

И, обращаясь к директрисе, Фелисити продолжает:

– Она даже сама прочитала нам вслух часть этой тетради там, в нашем уголке.

Я вскакиваю.

– Это потому, что мы сами ее туда пригласили!

– Мисс Дойл, немедленно сядьте!

Я падаю в кресло. Я не могу смотреть на Фелисити.

– Это очень серьезное обвинение в адрес мисс Мур…

Миссис Найтуинг ухватилась за подсказанную ей идею и старается использовать ее для нашего оправдания, для реабилитации школы Спенс и себя самой. Ей нужен козел отпущения. Она готова поверить во что угодно, кроме правды, – что мы оказались способны на нечто подобное, все вместе. И что все это мы проделывали прямо у нее под носом.

– Это действительно так, Энн?

– Да, – твердо отвечает Энн, на этот раз даже без заикания.

– Миссис Найтуинг, – умоляюще произношу я. – Во всем этом только я виновата! Вы можете наказать меня так, как сочтете нужным, но, прошу вас, не вините ни в чем мисс Мур!

– Мисс Дойл, я знаю, что у вас доброе сердце, но это ничуть не поможет вам защитить мисс Мур!

– Но я не защищаю ее!

Миссис Найтуинг немного смягчается.

– Мисс Мур читала вам что-то из этой тетради?

– Да, но…

– И она действительно водила вас в ту пещеру?

– Только для того, чтобы мы взглянули на пиктограммы…

– Она рассказывала вам разные истории об оккультном?

Я не в силах произнести ни звука. И только киваю в ответ. Мне уже приходилось слышать, что главное всегда скрыто в подробностях. И так оно и есть на самом деле. Уберите детали, ключевые моменты, – и вы получите голую схему, благодаря которой сможете обвинить кого угодно в чем угодно. Миссис Найтуинг откидывается на спинку своего величественного кресла. Оно негромко скрипит под ее весом.

– Я знаю, насколько впечатлительными бывают юные девушки. Я и сама когда-то была такой, – говорит она, но я не могу представить ее иной, не такой, какая она сейчас. – И знаю, как сильно молодые стремятся к удовольствиям и развлечениям, и как велико может быть влияние учителя на них. С мисс Мур я решу вопрос немедленно. А чтобы ничего подобного никогда впредь не повторилось, я позабочусь о том, чтобы все двери каждый вечер запирались накрепко, и чтобы все ключи оказывались у меня. И так будет до тех пор, пока вы не вернете мое доверие.

– Но что будет с мисс Мур? – спрашиваю я. Мой голос звучит едва слышно.

– Я не потерплю столь безрассудного невнимания к моей власти со стороны учителей. Мисс Мур будет уволена.

Нет, этого просто не может быть… Директриса собирается выгнать нашу любимую мисс Мур! Что же мы натворили?!

Ужасающий крик разрывает тишину кабинета. Он доносится откуда-то снизу. Миссис Найтуинг мгновенно вскакивает и бросается к лестнице, мы мчимся следом. В холле, у резной двери, стоит Бригид, сжимая что-то в руке.

– Да защитят меня все святые! Это она… она пришла за мной!

Миссис Найтуинг хватает ее за плечи и встряхивает. Глаза Бригид полны безумного страха. Она роняет то, что было у нее в руке, с таким видом, словно отшвырнула от себя ядовитую змею. Это цыганская кукла, слегка обгоревшая, – и вокруг ее шеи плотно обмотана прядь волос.

Цирцея.

– Она вернулась! – завывает Бригид. – Милостивый Иисус, она вернулась!