Текст книги "Великая и ужасная красота"

Автор книги: Либба Брэй

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 24 страниц)

– А по-моему, это просто выдумки и фокусы, и ничего больше, – заявляет Фелисити, зевая.

– Ну, я уверена, нас в любом случае ждет очень интересный вечер, – говорит миссис Найтуинг, восстанавливая мирное равновесие. – Хотя я сама не слишком большая поклонница подобного вздора, все же леди Уэллстоун – дама самых замечательных качеств и одна из самых серьезных благодетельниц школы Спенс, а потому я не сомневаюсь, что ваша поездка туда с мадемуазель Лефарж тоже будет… своего рода благотворительностью.

Мы некоторое время в молчании пьем чай. Большая часть младших девочек разошлись маленькими компаниями, по три-четыре человека, и шепчутся о чем-то своем, то и дело хихикая. Я слышу гул их голосов, доносящийся из большого холла через коридор. Сесили и ее компания, заскучав, извиняются и уходят, тем самым вынудив остальных сидеть с миссис Найтуинг; теперь уже невозможно уйти, чтобы не выглядеть ужасно невежливыми. И мы четверо сидим в опустевшей столовой, да еще Бригид ходит туда-сюда, занимаясь какими-то своими делами.

– Миссис Найтуинг…

Я некоторое время молчу, набираясь храбрости.

– Я заметила одну интересную вещь… там, в коридоре, где висят выпускные фотографии, нет снимка за тысяча восемьсот семьдесят первый год.

– Да, его там нет, – отвечает миссис Найтуинг в своей обычной сдержанной, невыразительной манере.

– Вот мне и стало интересно – почему?

Я изо всех сил стараюсь говорить как можно более невинным и беспечным тоном, хотя сердце колотится уже прямо у меня в горле.

Миссис Найтуинг не смотрит на меня.

– Как раз в том году случился большой пожар в восточном крыле. Потому фотографии и нет. Из уважения к мертвым.

– Из уважения к мертвым? – недоуменно повторяю я.

– Да, две девушки погибли тогда в огне.

Теперь миссис Найтуинг смотрит на меня – но с таким выражением лица, как будто я совершенная недотепа.

А у меня по всему телу ползут мурашки. Несколькими этажами выше нас, там, где тяжелая дверь скрывала обгоревшие, сгнившие доски пола, умерли две девушки. Меня пробирает холодом.

– А те две девушки, что погибли… как их звали?

Миссис Найтуинг уже откровенно сердится. Она энергично мешает ложечкой чай.

– Разве нам обязательно обсуждать столь неприятные темы после такого долгого и утомительного дня?

– Извините, – бормочу я, не в силах остановиться. – Мне просто захотелось узнать их имена, вот и все.

Миссис Найтуинг вздыхает.

– Сара и Мэри, – отвечает она.

Фелисити чуть не давится последней ложкой сладкого крема.

– Простите, как? – пищит она.

Я наконец осознаю услышанное. И на меня наваливается невыносимая тяжесть. Миссис Найтуинг с выражением крайнего нетерпения повторяет имена – медленно, как бы о чем-то нас предупреждая:

– Сара Риз-Тоом и Мэри Доуд.

ГЛАВА 17

Два человека, которые только и могли разделить со мной мою тайну и объяснить, что со мной происходит, оказались давным-давно мертвы, и все, что им было известно, вместе с ними превратилось в прах.

– Как это ужасно… – тихо говорит Фелисити, бросив на меня быстрый взгляд.

– Да, именно так, – резко соглашается миссис Найтуинг. – И я уверена, нам следует поговорить о чем-нибудь гораздо более приятном. Я, например, только что получила совершенно восхитительное письмо от одной прежней ученицы, ныне ставшей леди Бакстон. Она вернулась из путешествия на Восток, где ей выпала честь увидеть весьма прославленного кружащегося дервиша. Ее письмо представляет собой настоящий образец умного послания – в нем много интересных сведений и никаких намеков на вопросы личного характера. Если кому-нибудь захочется взглянуть на это письмо, я готова предоставить его вам в любую минуту.

Она делает глоток чая. А мы почти не слышим ее. Я смотрю на Фелисити, Фелисити посмотрела на Энн, а та – на меня. Наконец Фелисити тяжело вздыхает, и на ее глазах выступают самые настоящие слезы.

– Мисс Уортингтон, да что с вами происходит?

– Ох, извините, миссис Найтуинг, просто я поневоле задумалась о тех девушках и о пожаре, и о том, что для вас все это наверняка стало настоящим кошмаром.

Я настолько изумлена, что мне пришлось впиться ногтями в ладонь, чтобы удержаться от взрыва хохота. Но миссис Найтуинг с легкостью глотает наживку.

– Да, это действительно было ужасно, – соглашается она, уйдя в воспоминания. – Я тогда была здесь учительницей. А директрисой была миссис Спенс, да упокой Господь ее душу. Она ведь тоже погибла тогда в огне, пытаясь спасти девушек. И все напрасно, все напрасно…

Ей, похоже, по-настоящему больно вспоминать о прошлом, и мне стало не по себе из-за того, что мы вынудили ее к этому. Возле меня вдруг очутилась Бригид, она начала было собирать тарелки, но тоже заслушалась.

Фелисити опускает подбородок на ладони.

– А какими они были, Сара и Мэри?

Миссис Найтуинг некоторое время размышляет.

– Да как все девушки, я полагаю. Мэри очень любила читать. Она была тихой, спокойной. Ей хотелось путешествовать, увидеть Испанию и Марокко, Индию. Миссис Спенс ее очень любила.

– А Сара? – спрашиваю я.

Рука Бригид повисает над тарелками, как будто Бригид на мгновение забыла, зачем она здесь находится. Потом она снова принимается бесшумно собирать серебро.

– Сара обладала вольным духом. Честно говоря, миссис Спенс, наверное, нужно было приложить больше усилий, чтобы обуздать ее. Но вообще обе девушки были с причудами, мечтательницы… обе любили волшебные сказки, магию и прочее в этом роде.

Я уставилась в опустевшее блюдце из-под сладкого крема.

– Но как же все это произошло? – спрашивает Сесили.

– Это был просто глупейший несчастный случай. Девушки принесли в восточное крыло свечу. Это было после того, как им следовало лечь в постель. Нам уже никогда не узнать, зачем они это сделали. Может быть, решили осуществить очередную фантазию…

Миссис Найтуинг, уйдя в свои мысли, машинально отпивает глоток чая.

– От свечи загорелась занавеска, мне так думается, и огонь очень быстро распространился. Миссис Спенс, судя по всему, бросилась им на помощь, а дверь за ней нечаянно захлопнулась.

Миссис Найтуинг умолкает, глядя в чашку, как будто ожидает найти в ней помощь.

– Я не сумела открыть дверь. Ее как будто держало что-то очень тяжелое. Наверное, нам следует считать, что всем остальным очень повезло. Могла ведь сгореть вся школа.

Воцаряется тишина, и лишь тарелки тихонько позвякивают в дрожащих руках Бригид.

Наконец подает голос Энн.

– А правда ли, что Сара и Мэри были как-то связаны со сверхъестественными силами?

Тарелка со звоном падает на пол и разлетается на куски. Бригид опускается на корточки и начинает собирать осколки в фартук.

– Простите, миссус Найтуинг. Я сейчас принесу веник.

Миссис Найтуинг впивается в Энн пылающим взглядом.

– Где это вы услыхали столь оскорбительную сплетню?

Я помешиваю чай с такой сосредоточенностью, с какой молятся особо экзальтированные монашки. Чтоб ей лопнуть, этой Энн, с ее глупостью…

– Мы читали…

Энн умолкает, потому что я изо всех сил пинаю ее в лодыжку.

– Я в-вообще-то н-не помню…

– Это полная ерунда! Если кто-то рассказал вам подобную нелепую сказку, я должна немедленно узнать…

В игру ринулась Фелисити.

– О, как я рада услышать, что это все неправда, и что репутация школы Спенс вне всяких подозрений! Да, это был воистину ужасный несчастный случай!

Фелисити смотрит на Энн, подчеркнуто произнося слова «несчастный случай!».

– Я ничуть не верю во что-либо сверхъестественное, – фыркает миссис Найтуинг, выпрямляясь и отодвигаясь от стола. – Но я верю в силу фантазии молодых девушек, способных устраивать любые фокусы и изображать из себя леших и домовых, хотя это и не имеет никакого отношения к оккультному, а делается из чистого озорства. Поэтому я еще раз спрашиваю вас: кто вбивает в ваши головы всю эту чушь насчет магии и прочего? Потому что я не намерена это терпеть в нашей школе!

Я уверена, что отчаянный стук моего сердца разносился на всю столовую, когда мы клялись, что ничего подобного никогда не слышали.

Миссис Найтуинг встает.

– Если я узнаю, что это не так, я очень сурово накажу виновницу. Ну, сегодня у всех нас был длинный день. Так что позвольте пожелать вам спокойной ночи.

Мы в очередной раз клятвенно заверяем директрису, что ни о какой магии в школе никто не говорил, и миссис Найтуинг удаляется; из коридора, а потом из большого холла доносится ее голос, приказывающий всем отправляться спать.

– Тебя что, в детстве уронили на голову? – рявкает Фелисити на Энн, как только миссис Найтуинг покидает нас.

– И-извини, – заикаясь, бормочет Энн. – А почему ты не хочешь, чтобы она узнала о той тетради?

– И тут же ее конфисковала? Спасибо, нет, – сердито бросает Фелисити.

В столовую влетает Бригид, на ходу вытирая руки посудным полотенцем.

– Ты сегодня, похоже, чем-то сильно раздражена, Бригид, – замечает Фелисити.

– Ай, – отмахивается Бригид, сметая со стола крошки. – Да одного только разговора о тех двух девочках достаточно, чтобы кого угодно мороз пробрал! Я их помню, конечно, хорошо помню, и они вовсе не были такими святыми, как их теперь миссус представляет.

Если вы хотите узнать, что происходит в доме, расспросите слуг. Так обычно говаривал мой отец. Я предлагаю Бригид сесть рядом со мной:

– Тебе надо бы немножко отдохнуть, Бригид. Тебе это пойдет на пользу.

– Да я и не против. О-ох, мои ноги!

– Расскажи нам о тех девушках, – просит Энн. – Только правду.

Бригид протяжно присвистнула.

– Ой, это были недобрые, безнравственные девицы. Особенно Сара. Очень она была дерзкой. Я тогда была еще совсем молодой… и не такой уж уродиной! У меня хватало поклонников, и они приходили по воскресеньям, чтобы проводить меня до церкви. Я всегда ходила в церковь, каждое воскресенье, будь хоть дождь, хоть снег, хоть славная погода…

Бригид увлекается воспоминаниями. Мы могли бы просидеть здесь всю ночь, слушая рассказы о ее благочестии и о ее поклонниках.

– А девушки, девушки? – подталкиваю ее я.

Бригид удивленно смотрит на меня.

– Так я к ним и веду, разве не ясно? Ну, как я и сказала, по воскресеньям я всегда ходила в церковь. Но в одно воскресенье миссус Спенс – а уж она-то была настоящим ангелом, ангелом-хранителем для всех нас! – попросила меня остаться в школе и присмотреть за юной Сарой, та очень плохо себя чувствовала. Это было как раз за неделю до того пожара.

Бригид немного молчит и кашляет, чтобы усилить впечатление.

– Трудно говорить, в горле уж очень пересохло.

Энн поспешно наливает ей чашку чая.

– Ох, какая вы хорошая девушка… Ну, я-то ведь вам все это хочу рассказать, чтобы вы урок извлекли. И это не должно выйти за стены школы, никогда! Поклянитесь!

Мы с легкостью даем Бригид требуемую клятву, и Бригид продолжает, наслаждаясь такой внимательной аудиторией.

– Имейте в виду, мне совсем не хотелось оставаться в школе. Мой давний поклонник, Поль, должен был ждать меня снаружи, и я как раз купила новый чепчик, – но я никогда не забывала, в чем состоит мой долг и каковы мои обязанности. Вы тоже скоро научитесь всегда помнить о долге, мисс Энн, как только начнете служить в чужом доме.

Смущенная Энн отворачивается, а мне поневоле становится очень ее жаль.

– О-ох, здесь точно сахару не хватает… – заявляет Бригид, держа чашку с чаем величественно, как королева.

Она просто выводит нас из терпения, но ей известно то, что нам нужно узнать, и потому я спешу принести ей сахарницу, а потом мы все ждем, пока она опустит в чашку два куска сахара и размешает его.

– Признаюсь, я не испытывала особой нежности к мисс Саре в тот день. Но я принесла ей завтрак на подносе, она ведь вроде как больная была. Дверь спальни была открыта, и я подошла уже близко, и увидела, что мисс Сара не лежала в постели, как ей следовало бы, а стояла рядом с кроватью, как-то странно стояла, припав к полу, словно какой-нибудь зверь, и разговаривала с мисс Мэри. Они очень резко говорили. Я услышала, как мисс Мэри говорит: «Ох, нет, Сара, мы не можем этого сделать, не можем!» А мисс Сара сказала что-то вроде: «Тебе легко так говорить. Ты просто хочешь сбежать и бросить меня». А мисс Мэри тихонько заплакала, и мисс Сара обняла ее и стала целовать, очень, знаете, дерзко целовать… Не знаю, как только я не упала в обморок. «Мы вместе, Мэри, – говорила мисс Сара. – Мы навсегда вместе». А потом она еще что-то сказала, точно повторить не могу, не расслышала, но что-то насчет жертвы. Мисс Сара говорила: «Это то, чего оно хочет, Мэри, то, чего оно требует. Это единственный путь». А потом мисс Мэри схватила ее за руки и сказала: «Это же убийство, Сара!» Именно так она и сказала – «убийство»! У меня до сих пор кровь стынет в жилах, как только я все это вспоминаю!

Энн сосредоточенно грызет ногти. Фелисити хватает меня за руку, и я чувствую, как невероятно похолодела ее кожа. Бригид через плечо оглядывается на дверь, чтобы проверить, не слышит ли нас кто-нибудь.

– Ну, я, должно быть, как-то выдала себя в этот момент, может, слишком громко вздохнула. Мисс Сара мгновенно выскочила в коридор, и глаза у нее были такие страшные… Она толкнула меня к стене, да, сильно толкнула! И уставилась на меня – ох, какие у нее были холодные глаза, совсем бездушные… – и сказала: «Шпионишь, Бригид?» Как я испугалась! Говорю: «Нет, мисс, я просто вам завтрак принесла, как миссус директриса велела…» Я так испугалась, что меня просто до костей пробрало. Что-то во всем этом было… опасное.

Она умолкает.

Мы все, сдерживая дыхание, смотрим на Бригид, ожидая продолжения. Бригид слегка наклоняется к нам через стол.

– У нее в руке была колдовская кукла… потрепанная такая куколка, вроде тех, что таскают с собой цыганские ведьмы, – и мисс Сара сунула эту куклу прямо мне в лицо. «Бригид, ты знаешь, что случается со шпионами и предателями? Их наказывают!» А потом она как дернет меня за волосы! И вырвала клочок волос! И тут же обмотала мои волосы вокруг своей куклы! Туго-туго! И говорит: «Помалкивай, Бригид! Или в следующий раз…» Ну, я никогда в жизни не бегала так быстро! А потом весь день просидела в кухне, да, вообще оттуда не выходила. А через несколько дней эти девушки погибли, и не могу сказать, что я о них пожалела, нет. Хотя просто ужас, что из-за них умерла и бедная миссус Спенс.

Бригид быстро осенила себя крестом.

– Я всегда знала, что они добром не кончат, эти две красотки… Вечно у них были какие-то секреты, и они бегали к матери Елене, когда тут рядом появлялись цыгане.

От внимания Бригид не ускользнуло, что в этот момент Энн подтолкнула меня локтем.

– Ну да, я знаю все об этих походах к матери Елене. Старая Бригид не на прошлой неделе родилась. Но лучше вам держаться от нее подальше. Она ведь сильно не в своем уме и вечно бормочет то одно, то другое. Очень надеюсь, что уж вы-то, девушки, не станете впутываться во что-нибудь эдакое…

Она окидывает нас суровым взглядом. Я чуть не роняю сахарницу, которую до сих пор держу в руках.

– Конечно же, нет! – небрежно бросает Фелисити, вкладывая в свой тон максимальную дозу высокомерия.

Она услышала от Бригид все, что хотела, так что у нее больше нет причин прикидываться ровней с прислугой.

– Очень на то надеюсь, очень. Не хочется, чтобы вы так уж разважничались, начали выдумывать странные имена, как те девицы. Хотя они и так были то ли герцогинями, то ли еще кем-то в этом роде, Сара требовала, чтобы я называла ее… ох, да как же?

Бригид замолчала, пытаясь вспомнить, но потом покачала головой.

– Вот ведь, опять провалилось куда-то, как будто дырка случилась в памяти. А ведь уже на кончике языка было словечко. Ну, неважно. Только знайте: если я когда-нибудь увижу, что вы трое принялись за эти цыганские фокусы-покусы, я сама вас схвачу за уши и притащу в церковь, и запру там на неделю! Увидите, я это точно сделаю!

Она быстро осушает до дна чашку.

– Ох, а теперь кто будет такой доброй и принесет бедной старой Бригид еще чая?

После того, как налили Бригид еще чая и пообещали немедленно отправиться в постель, мы выходим в большой холл. Остальные девушки уже разошлись по спальням. Две горничные бесшумно гасят лампы; наконец мы только и можем видеть, что белые пятна их фартуков. А потом и они тоже уходят. Огонь в камине почти погас, поленья едва тлеют, дымясь, их красноватый тусклый свет рождает длинные тени… кажется, мраморные колонны ожили и готовы пуститься в пляс…

– Так значит, мы читаем дневник давно умершей девушки. – Фелисити содрогается. – В этом есть что-то невероятно зловещее.

– Как тебе кажется, – спрашивает Энн, – может быть правдой то, о чем писала Мэри? Я о той части, где говорится о сверхъестественном.

Полено в камине громко трещит, испуская фонтан искр, и мы подпрыгиваем от испуга.

– Нам необходимо повидаться с матерью Еленой, – заявляет вдруг Фелисити.

Нет. Ни в коем случае. Пусть опущенный занавес таким и останется, и по эту его сторону будет тепло и безопасно, не следует заглядывать в неведомый лес…

– Ты что, предлагаешь пойти в цыганский табор? Прямо сейчас, ночью? Одним? – удивляется Энн.

Я не могу понять, то ли в ее голосе прозвучал страх, то ли она радостно взволнована перспективой.

– Да, сегодня ночью. Вы же знаете, каковы цыгане, – они никогда не задерживаются подолгу на одном месте. К утру они вполне могут уйти куда-нибудь на всю зиму. Так что надо поспешить.

– А как насчет…

Я чуть не произношу вслух имя – Итал, но вовремя останавливаюсь. Фелисити взглядом предостерегает меня.

– Насчет чего? – недоуменно спрашивает Энн.

– Мужчин, – говорю я, подчеркнуто обращаясь к Фелисити. – Там, в цыганском лагере, много мужчин. Разве мы можем быть уверены, что нам ничто не грозит?

– Мужчины… – немного торжественно повторяет Энн.

Мужчины. Странно, как может одно-единственное короткое слово пробуждать столько мыслей и опасений?

Фелисити копирует мой тон, донося до меня свое скрытое послание:

– Я уверена, мы сумеем справиться с тамошними мужчинами. Вы ведь знаете, что эти цыгане ужасные лгуны и любят тех, кто тоже умеет врать. Вот мы и посмеемся вместе с ними, проверим, кто врет ловчее.

– Не думаю, что нам следует туда идти, – возражает Энн. – Во всяком случае, одним, без провожатых.

– О, да, я согласна, – насмешливо бросает Фелисити. – А почему бы нам прямо сейчас не пойти к Бригид и не попросить ее проводить нас в цыганский табор посреди ночи? Уверена, она сочтет это за счастье!

– Я не шучу, – сердится Энн.

– Ну так оставайся здесь!

Энн вцепляется зубами в уже обгрызенный ноготь, и Фелисити шагает к ней и обнимает за плечи.

– Послушай, нас ведь трое. Вот мы и будем сопровождающими друг для друга. И защитницами, если понадобится. Хотя я подозреваю, что все эти страхи быть изнасилованной – просто глупые фантазии.

– Энн, что-то мне кажется, что нас оскорбили, – заявляю я и тоже кладу руку на плечи Энн.

Я ощущаю странное волнение в воздухе, я почти чувствую его на языке, и еще меня охватывает неведомое прежде стремление к некоей цели. И я не собираюсь отступать.

– Ты что такое говоришь, Фелисити? Что мы не стоим того, чтобы попытаться нами овладеть?

Фелисити расплывается в широчайшей улыбке.

– А давай проверим!

ГЛАВА 18

Чтобы добраться до цыганского табора, нам понадобилось пройти около половины лиги через сплошные заросли ежевики, которая отчаянно цеплялась за юбки и царапала лодыжки. К ночи заметно похолодало. Вокруг сыро, промозгло. Воздух неприятно обжигает легкие и вылетает из ртов пухлыми облачками белого тумана. И у меня не на шутку разболелся бок к тому времени, когда мы добрались до цыганской стоянки и увидели наконец шатры и костры, и большие деревянные фургоны, и мужчин, играющих на странных, почти квадратных скрипках… На земле сидели три здоровенные собаки. Как мы мимо них прошли, не понимаю.

– А теперь что? – шепотом спрашивает Энн между двумя судорожными вздохами.

Женщин не видно, они скрываются в шатре. Несколько цыганят бегают туда-сюда. Пятеро молодых парней сидят вокруг костра, пьют и рассказывают что-то друг другу на языке, который нам непонятен. Один, видимо, пошутил. Его друзья хлопают себя ладонями по бедрам и хохочут. Их смех, низкий, горловой, как будто вползает в меня, вызывая желание убежать и спрятаться… или бежать до тех пор, пока меня не поймают. Мне становится не по себе. В мыслях я ведь не заглядывала так далеко и не представляла, что мы будем делать, придя в табор. Сердце отчаянно колотится.

Один из парней у огня – Итал. В свете костра его странные золотистые глаза вспыхивают. Я ловлю взгляд Фелисити и кивком указываю ей на молодого цыгана.

Энн замечает мой жест и начинает испуганно оглядываться.

– Матери Елены сейчас здесь нет, – говорит другой парень.

Он выглядит почти мальчишкой. Похоже, ему лет пятнадцать, и у него весьма выдающийся нос. Если бы нам пришлось бороться за свою честь, он был бы первым, кому бы я врезала как следует, – и именно по носу.

– Но я требую, чтобы нас проводили к матери Елене, – холодно и уверенно произносит Фелисити.

Наверное, лишь я одна понимаю, насколько она на самом деле испугана, и ее страх пугает меня сильнее, чем положение, в каком мы очутились.

Да как же мы умудрились влипнуть в такое? И как нам теперь выбираться?

– Что здесь происходит?

Между цыганами вдруг появляется Картик, одетый так же, как они; в руке он держит свою самодельную крикетную биту. Когда он замечает нас, глаза у него становятся как блюдца.

– Пожалуйста… нам очень нужно увидеть мать Елену! – говорю я, надеясь, что охвативший меня страх не слишком заметен внешне.

Итал вскидывает руки, его ладони покрыты толстыми мозолями – результат суровой кочевой жизни.

– А… это же твоя подружка! Извини меня, друг!

Картик фыркает.

– Она не…

И тут же умолкает на мгновение.

– Да, она моя подружка.

Он хватает меня за руку и выдергивает из круга. Нам вслед летят свист и бодрые крики. Но тут мое второе запястье сжимает еще чья-то рука. Это тот самый мальчишка с крупным носом.

– А откуда нам знать, что она твоя? – насмешливо спрашивает он. – Что-то по ней не видно, чтобы она хотела с тобой пойти. Может, она предпочтет меня?

Картик слегка мнется, и этого достаточно, чтобы мужчины начали с подозрением переглядываться. Пальцы носатого цыгана сжимают мое запястье слишком крепко, и я ощущаю во рту вкус страха, холодный и металлический. Сейчас не время держаться скромницей. И разумные объяснения тоже не помогут. А потому я без предупреждения целую Картика. Его губы, прижавшиеся к моим, ошеломляют. Они теплые, нежные, как легкое дыхание, и в то же время плотные и упругие, как мякоть персика… В воздухе вдруг появился запах, похожий на запах подгоревшей корицы, но никакого видения при этом не случилось. Это просто запах Картика, проникший в меня. Запах, от которого из головы вылетели все мысли, а вместо них меня охватило безумное желание получить больше, еще больше…

Язык Картика на мгновение скользнул в мой рот, вызвав острую дрожь во всем теле. Я отшатываюсь, к лицу приливает кровь. Я не в силах посмотреть на кого-либо, в особенности на Фелисити и Энн. Что они думают обо мне сейчас? А что бы они подумали, если бы узнали, до какой степени мне это понравилось? Что же я собой представляю, если наслаждаюсь поцелуем, который сама же и сорвала с такой дерзостью, не ожидая, пока меня об этом попросят, не ожидая, пока мужчина сам начнет добиваться этого?

Коренастый цыган, стоявший позади остальных, гулко хохочет.

– Ну, теперь-то я вижу, что она твоя!

– Да, – хрипит Картик. – Я отведу их к матери Елене, пусть предскажет им судьбу. А вы продолжайте пить. Нам ведь нужны только их деньги, а не куча неприятностей.

Картик ведет нас к шатру матери Елены. По дороге Фелисити, вместе с Энн идущая впереди, оглядывается на меня и Картика. Ее взгляд метнулся от меня к нему и обратно. Я делаю каменное лицо, и Фелисити отворачивается. Мы подходим к шатру, Картик поднимает полотнище входа, впуская Фелисити и Энн, однако меня резко отталкивает в сторону.

– О чем вы вообще думали, когда явились сюда?

– Мы хотели узнать будущее, – бормочу я.

Это звучит весьма глупо, но мои губы все еще горят от поцелуя, и я слишком смущена для того, чтобы подыскивать более умный ответ.

– Прости, что я так себя вела, – кое-как выговариваю я. – Меня вынудили к тому обстоятельства, ты ведь понимаешь. Надеюсь, ты не считаешь меня чересчур наглой…

Картик наклоняется, подхватывает с земли желудь, швыряет его в воздух и поддает крикетной битой. Бита очень старая, треснувшая, и удар получается никудышным. Губы Картика сжимаются в тонкую линию.

– Мне теперь навек не дадут прохода!

У меня холодеет в животе.

– Прости… это все из-за меня, но я не хотела…

Картик молчит, а я чувствую себя настолько униженной, что мне хочется прямо тут провалиться сквозь землю.

– А где еще одна из вашей маленькой компании, четвертая? Прячется в лесу?

Я далеко не сразу соображаю, что он имеет в виду Пиппу. Я вспоминаю, как он смотрел на нее там, в лесу. Картик, похоже, с тех пор не переставал думать о ней. Меня и саму удивляет, как меня задел его вопрос.

– Она заболела, – раздраженно отвечаю я.

– Надеюсь, ничего серьезного?

Я не понимаю, почему меня так сильно расстроил столь очевидный интерес Картика к Пиппе. Ведь между нами ничего такого романтического нет. Нас ничто не связывает, кроме его мрачной тайны, да мы и не желаем никакой связи. Нет, не то мне причинило боль, что Картик страстно тянулся к Пиппе. Меня ужалило изнутри просто потому, что я знала: мне никогда не получить того, чем обладала Пиппа… у меня нет такой могущественной красоты, которая бросает к ногам весь мир. Я боюсь, что мне всегда придется с трудом добиваться того, чего мне хочется. Мне всегда придется гадать, действительно ли меня желают или я просто гожусь для каких-то целей.

– Да, ничего серьезного, – отвечаю я, тяжело сглатывая. – Ну, теперь я могу туда войти?

Я протягиваю руку, чтобы отвести в сторону полог, но Картик снова сжимает мое запястье.

– Больше никогда так не поступайте! – зло предостерегает он меня и вталкивает в шатер. А сам отправляется к лесу, чтобы вновь превратиться в тот ночной глаз, который постоянно следит за мной.