Текст книги "Великая и ужасная красота"

Автор книги: Либба Брэй

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 24 страниц)

ГЛАВА 14

Утром, на уроке мадемуазель Лефарж, мне кажется, что я умираю. Последствия воздействия виски оказались чудовищными. Не было ни единого мгновения, когда у меня не болела бы голова, а завтрак – горячие гренки с мармеладом – готов был вот-вот выскочить обратно из желудка.

Никогда, никогда больше не стану пить виски. Отныне и навсегда – только шерри!

Пиппа выглядит ничуть не лучше меня. Энн вроде бы в полном порядке – хотя я подозреваю, что она почти не пила, а только делала вид; это я решила принять во внимание на следующий раз. Фелисити же, если не считать темных полукружий под глазами, как будто бы в целом не слишком страдала.

Элизабет, оценив мой встрепанный вид, хмурится.

– Что это с ней такое? – спрашивает она, стараясь снова наладить отношения с Фелисити и Пиппой.

А я гадала, заглотят ли они наживку, забудут ли возникшую прошедшей ночью дружбу, не окажемся ли мы с Энн снова изгнанными из их узкого круга.

– Мы не можем разглашать тайны нашего Ордена, – отвечает Фелисити, украдкой бросив на меня взгляд.

Элизабет надувается и начинает шептаться с Мартой, та кивает в ответ на ее слова. А вот Сесили не собирается сдаваться так легко.

– Фелисити, не будь ты такой злючкой! – говорит она, просто истекая сладостью. – Я купила у торговца несколько листов отличной бумаги. Напишем сегодня письма домой?

– Я буду занята, – отвечает Фелисити решительным, как обычно, тоном.

– Вот как, значит? – поджимает губы Сесили.

Из нее могла бы получиться идеальная жена для какого-нибудь викария, потому что в ней самым убийственным образом соединялись самоуверенность и неумолимая категоричность суждений. Если бы я чувствовала себя лучше, я бы гораздо больше насладилась отповедью, которую она получила. Тут у меня вырвалась громкая отрыжка, ко всеобщему ужасу, но зато я сразу почувствовала себя намного лучше.

Марта демонстративно машет рукой перед носом.

– Фи… от тебя пахнет, как от винокуренного заводика!

Сесили, услышав это, вскидывает голову. И подозрительно смотрит на Фелисити. Фелисити мрачнеет. Легкая неприязненная улыбка трогает уголки рта Сесили. Мадемуазель Лефарж вплывает в комнату, извергая бесконечные французские фразы, от которых моя бедная голова идет кругом. Сесили аккуратно складывает руки перед собой на столе.

– Мадемуазель Лефарж…

– En Francais! [11]11
  По-французски! (фр.)


[Закрыть]

– Простите, мадемуазель, но я уверена, что мисс Дойл чувствует себя очень плохо.

Она бросает на Фелисити победоносный взгляд, когда мадемуазель вызывает меня к своему столу, чтобы осмотреть повнимательнее.

– У вас действительно несколько бледный вид, мисс Дойл.

Она осторожно принюхивается и понижает голос, спрашивая меня суровым тоном:

– Мисс Дойл, вы что, пили спиртное?

За моей спиной шорох карандашей по бумаге замедляется, потом совсем затихает. Не знаю, что более осязаемо в этот момент – запах виски, сочившийся из всех моих пор, или запах панического страха, наполнивший комнату.

– Нет, мадемуазель. Я съела за завтраком слишком много мармелада, – отвечаю я со слабой улыбкой. – Я питаю к нему слабость.

Мадемуазель Лефарж снова осторожно втягивает воздух, как будто стараясь убедить себя, что ее собственный нос ее обманывает.

– Хорошо… можете сесть на место.

Я на трясущихся ногах добираюсь до своего стула, и поднимаю голову лишь на мгновение, чтобы взглянуть на Фелисити, ухмыляющуюся от уха до уха. У Сесили такой вид, словно она была бы счастлива задушить меня во сне. Фелисити осторожно передает мне записку: «Я думала, тебе конец».

Я пишу в ответ: «Я тоже так думала. Я себя чувствую черт знает как. А как твоя голова?» Пиппа, конечно же, замечает этот тайный обмен сложенными листками бумаги. Она вытягивает шею, пытаясь рассмотреть, что там написано и не о ней ли идет речь. Фелисити прикрывает записку ладонью. Пиппа неохотно возвращается к упражнению по французской грамматике, но сначала огревает меня бешеным взглядом фиолетовых глаз.

Фелисити быстро переправляет следующую записку, как раз перед тем, как мадемуазель Лефарж смотрит в нашу сторону.

– Что там у вас происходит?

– Ничего, – отвечаем вместе мы с Фелисити, тем самым однозначно подтвердив подозрения мадемуазель.

– Я не буду повторять сегодняшний урок, а потому искренне надеюсь, что вы не позволили себе излишней небрежности и не забыли записать все объяснения.

– Oui, Mademoiselle, [12]12
  Да, мадемуазель (фр.).


[Закрыть]– отвечает Фелисити, излучая истинно французские обаяние и улыбку.

Мадемуазель Лефарж отворачивается, и я читаю записку Фелисити. «Встретимся снова сегодня, сразу после полуночи. Преданность Ордену!»

Мысль о еще одной бессонной ночи меня не порадовала. Постель с теплым шерстяным одеялом кажется мне сейчас куда более привлекательной, чем даже чай с каким-нибудь герцогом. Но я, конечно же, опять потащусь ночью через лес, потому что мне необходимо разгадать скрытые в дневнике тайны.

Когда я поднимаю голову, прочитав записку, Пиппа как раз передает Фелисити сложенный листок. Стыдно признаться, но мне ужасно хочется узнать, что написала Пиппа. Лицо Фелисити на мгновение изменяется, в нем появляется что-то жесткое и решительное, – но тут же она улыбается, не разжимая губ. И к моему удивлению – и к огромному ужасу Пиппы, – она не отвечает на эту записку, а передает ее мне. Но в этот момент мадемуазель Лефарж встает и идет между столами, так что мне ничего не остается, кроме как сунуть бумажку между страницами учебника и оставить ее там до лучших времен. Когда урок французского языка заканчивается, мадемуазель Лефарж снова подзывает меня. Фелисити, выходя из классной комнаты, предостерегающе смотрит на меня. «А что я, по-твоему, должна сделать?» – взглядом спрашиваю я. Пиппа, зная, что ее записка все еще прожигает дыру в моем учебнике французского, смотрит на меня со смешанным выражением страха и отвращения. Она хочет что-то сказать мне, но Энн закрывает дверь перед ее носом, оставив меня наедине с мадемуазель Лефарж и моим собственным бешено бьющимся сердцем.

– Мисс Дойл, – заговорила мадемуазель, устало глядя на меня, – вы действительно уверены, что этот странный запах вашего дыхания вызван именно мармеладом, а не какой-либо другой субстанцией?

– Да, мадемуазель, – отвечаю я, изо всех сил стараясь сдерживать дыхание.

Разумеется, она подозревает, что я лгу, но доказать ничего не может. Она разочарованно вздыхает. Похоже, я многих разочаровала.

– Слишком большое количество мармелада вредит фигуре, вам следует это знать.

– Да, мадемуазель. Я запомню.

И такой совет дает мадемуазель Лефарж, у которой невозможно отыскать талию! Почему она решила, что вправе давать советы насчет фигуры? Просто удивительно! Впрочем, в тот момент меня заботило только одно: как бы поскорее унести ноги.

– Да, вы должны следить за собой. Мужчинам не нравятся пухлые женщины, – говорит мадемуазель. Ее откровенность смущает нас обеих. – Ну, некоторым мужчинам не нравятся.

Она машинально касается кончиком пальца фотографии молодого человека в мундире.

– Он ваш родственник? – спрашиваю я, стараясь быть любезной.

Теперь уже меня мутит не от виски, а от чувства вины и неловкости. Мне ведь на самом деле нравится мадемуазель Лефарж, и мне противно ее обманывать.

– Мой жених. Реджинальд.

Она произносит это имя с огромной гордостью, но и с намеком на такую страстность, что я краснею.

– Он выглядит… очень…

Я вдруг понимаю, что понятия не имею, что именно можно сказать об этом человеке. Я ведь не знакома с ним. Я видела только плохую фотографию. Но если уж я заговорила…

– Достойным доверия, – выдавливаю я.

Похоже, это польстило мадемуазель Лефарж.

– У него очень доброе лицо, не правда ли?

– Совершенно верно, – киваю я.

– Ну, не буду вас больше задерживать. Вы ведь не хотите опоздать на урок мистера Грюнвольда? И помните: поосторожнее с мармеладом!

– Да. Непременно. Благодарю вас, – отвечаю я и, волоча ноги, выхожу за дверь.

Я чувствую себя просто слякотью. Я не заслужила такой учительницы, как мадемуазель Лефарж. Но при этом я все равно знаю, что ночью отправлюсь в пещеру, – и лишь надеюсь, что она никогда не узнает, как я обманула ее.

Записочка Пиппы, адресованная Фелисити, все еще торчит между страницами учебника. Я медленно разворачиваю ее. Аккуратные, ровные буквы выглядят жестокими и насмешливыми…

«Давай встретимся днем у лодочного навеса. Матушка прислала мне новые перчатки, и я готова дать их тебе поносить. Только, умоляю, не приглашай эту!Если она попытается засунуть в перчатки свои здоровенные клешни, она просто их порвет!»

В первый раз за этот день я испугалась, что меня вырвет прямо сию секунду, хотя тошнота не имела отношения к выпитому виски, а была вызвана лишь непосредственными ощущениями: я всей душой ненавидела их… Пиппу – за то, что она написала эту записку, Фелисити – за то, что переслала ее мне…

Но так уж получилось, что в итоге Пиппа не пошла к лодочному навесу. Большой холл гудел от последних новостей: приехал мистер Бамбл! Все ученицы школы Спенс, от шести до шестнадцати лет от роду, столпились вокруг Бригид, которая с придыханием изливала на всех последние сплетни. Она снова и снова повторяла, какой мистер Бамбл чудесный и уважаемый человек, и как прекрасно выглядит Пиппа, и какую они составят великолепную пару. Не думаю, что я хоть раз до этого видела Бригид столь воодушевленной. Кто бы мог подумать, что эта старая брюзга окажется тайным романтиком!

– Да, конечно, вот только как же он выглядит? – пожелала узнать Марта.

– Он хорош собой? Высок ростом? Не растерял свои зубы? – настойчиво расспрашивает Сесили.

– А! – с понимающим видом восклицает Бригид.

Она наслаждается ролью оракула, пусть эта роль и досталась ей ненадолго.

– Интересный и уважаемый! – повторяет она на случай, если мы с первого раза не поняли, в чем состоит главное качество мистера Бамбла. – Ох, это такая отличная партия для нашей мисс Пиппы! А вам пусть это будет уроком: если будете правильно делать все, чему учат вас миссис Найтуинг и другие учителя, то окажетесь там же, куда сейчас направляется мисс Пиппа – у алтаря! Рядом с богатым мужчиной!

Похоже, сейчас не время упоминать о том, что если бы миссис Найтуинг и прочие, включая Бригид, так уж хорошо разбирались в этом деле, то они бы прежде всего сами очутились перед алтарем. Но я вижу по восторженным, полным внимания лицам девушек, что они принимают слова Бригид за святую правду.

– А где они сейчас? – требовательно спрашивает Фелисити.

– Ну… – Бригид придвигается поближе к нам. – Я слыхала, как миссис Найтуинг говорила, что они пойдут поглядеть на сад, но…

Фелисити стремительно поворачивается к девушкам.

– Весь сад отлично виден из окна на лестничной площадке второго этажа!

Девицы, невзирая на протесты Бригид, сломя голову мчатся вверх по лестнице, к стратегическому окну. Мы, старшие, локтями пробиваем дорогу сквозь молодняк, не обращая внимания на жалобные возгласы: «Эй, так же нечестно!» Мы бесцеремонно пользуемся преимуществом силы. И через несколько секунд занимаем позицию у окна, предоставив остальным толпиться за нашими спинами и вытягивать шеи, чтобы увидеть хоть что-то.

Внизу, в саду, миссис Найтуинг сопровождает Пиппу и мистера Бамбла на прогулке по дорожке между кустами роз и клумбами гиацинтов. Из окна мы без труда можем видеть, как они остановились, неловко держась довольно далеко друг от друга. Пиппа прячет лицо в букете красных цветов, которые, должно быть, преподнес ей мистер Бамбл. Она выглядит отчаянно скучающей. Миссис Найтуинг несет какую-то ерунду насчет разных растений вдоль дорожки.

– Вы не могли бы немножко подвинуться, чтобы и мы тоже посмотрели? – требовательным тоном произносит коренастая девочка, уперев руки в бока.

– Отвали отсюда, – рычит Фелисити, намеренно используя самый грубый язык, чтобы произвести впечатление на дерзкую девчонку.

– Я пожалуюсь миссис Найтуинг! – пищит нахалка.

– Давай, жалуйся, и посмотрим, что из этого получится. А пока замолкни, мы хотим расслышать хоть что-нибудь!

После этого младшие, хотя и все так же пытались протиснуться поближе к окну, замолчали.

Очень странно видеть Пиппу и мистера Бамбла рядом. Вопреки торжественному описанию Бригид, мистер Бамбл оказался полным мужчиной с пышными усами, намного старше Пиппы. Он смотрит поверх головы миссис Найтуинг с таким видом, как будто вообще отсутствует здесь. Насколько я могу понять, в нем нет ничегошеньки особенного.

Кое-кто из младших девочек умудрился-таки просочиться мимо нас. Они протискивались между нами к окну, как ростки, рвущиеся к дневному свету. Мы их отталкивали, а они лезли вперед снова и снова. Но все равно мы оказались в более выгодном положении и изо всех сил старались рассмотреть и услышать как можно больше.

– Повезло Пиппе, – говорит Сесили. – Она может вот так легко выйти замуж за подходящего человека, и ей даже не придется мучиться весь бальный сезон, когда на нее станут охотиться разные типы с их мамашами.

– Не думаю, что Пиппа с тобой согласится, – говорит Фелисити. – Непохоже, чтобы это было именно то, чего ей хочется.

– Ну, а разве мы вообще можем делать то, чего нам хочется? – возражает Элизабет.

Никто не нашелся, что на это ответить. Порыв ветра донес голос миссис Найтуинг. Она что-то говорила о том, что розы – это цветок истинной любви. А потом они повернули за высокую зеленую изгородь и скрылись из вида.

ГЛАВА 15

– Нет, вы можете себе представить? Он принес мне красные гвоздики! А знаете, что это означает на языке цветов? Преклонение! «Я преклоняюсь перед вами»! Это было рассчитано на то, чтобы завоевать сердце…

Пиппа берет гвоздики одну за другой и рвет их в клочья, пол пещеры уже устлан ковром из красных лепестков.

– Мне лично преклонение кажется приятным, – говорит Энн.

– Но мне всего семнадцать! Я только-только начала выезжать в свет! Я хочу веселиться, а не выскакивать замуж за первого же старого прыщавого адвоката с деньгами!

Пиппа оборвала лепестки с последней гвоздики, в ее руке остался лишь голый узловатый стебель.

Я молчу и думаю об отвратительной записке, которую прочитала днем, и о том, что на руках Фелисити сейчас новые перчатки Пиппы, а на руках Пиппы – вторая пара, как знак особой связи и дружбы.

– Но почему твоя матушка так торопится выдать тебя замуж? – спрашивает Энн.

– Она не хочет, чтобы кто-нибудь узнал…

Пиппа резко умолкает, прикусив язык.

– Не хочет, чтобы кто-нибудь узнал что? – спрашиваю я.

– Что не такое уж сокровище он приобретает.

Пиппа швыряет на землю обезглавленный стебель гвоздики.

Я понятия не имею, что она пыталась сказать. Пиппа прекрасна внешне. А ее семья, пусть и принадлежит к купеческому классу, все же состоятельна и уважаема. И если не считать того, что Пиппа тщеславна, несносна и склонна к романтическим фантазиям, она представляет собой отличную партию.

– Чем можно заниматься с адвокатом? – спрашивает Энн.

Она чертит в пыли маленькие крестики стеблем безголовой гвоздики.

Пиппа вздыхает.

– Ох, да тем же, чем и с остальными. Нам придется вилять перед ними хвостом. А когда они наскучат до слез рассказами о разных юридических случаях и о выигранных процессах, придется опустить глазки долу и сказать что-нибудь вроде: «О, а я-то и представления не имела, что закон может быть таким интересным, мистер Бамбл! Но когда вы рассказываете это вот так, это звучит как захватывающий роман!»

Мы хохочем.

– Нет! Ты такого не говорила! – стонет Фелисити.

Пиппа наконец-то сбрасывает с себя хандру.

– А вот и говорила! А как вам вот это понравится?

Она хлопает ресницами и принимает вид нежный и застенчивый.

– Ну, может быть, я возьму одну шоколадную конфету…

Тут уж и я хохочу, сама того не желая. Нам всем прекрасно известна тайная страсть Пиппы.

– Одну конфету? – взвизгнула Фелисити. – Боже мой, да если он увидит, как ты сметаешь целый поднос конфет и ирисок, он просто ужаснется! Когда ты выйдешь за него, тебе придется прятать сласти в будуаре и жевать их только тогда, когда он не видит!

Пиппа бросается на Фелисити, делая вид, что хочет ударить ее стеблем гвоздики.

– А, насмехаешься! Я не собираюсь выходить замуж за этого Бамбла! Благодарю покорно, но его фамилия – БАМБЛ! Путаник! Только этого мне и не хватало!

Фелисити отскакивает подальше, чтобы Пиппа до нее не дотянулась.

– О, нет, ты за него выйдешь! Он уже четыре раза навещал тебя здесь. Могу поспорить, твоя матушка как раз сейчас составляет план венчания!

Пиппа мгновенно теряет все веселье.

– Ты ведь на самом деле так не думаешь?

– Конечно, нет, – быстро отвечает Фелисити. – Нет, это была просто глупая шутка, только и всего!

– Я хочу выйти замуж за того, кого действительно полюблю! Я понимаю, это глупо, но я постоянно об этом думаю!

Пиппа вдруг кажется такой маленькой и жалкой среди разбросанных вокруг поломанных стеблей гвоздик, что я почти забываю, как сердилась на нее. Да я никогда и не умела злиться подолгу.

Фелисити цепляет пальцем подбородок Пиппы и заставляет ее поднять голову.

– Так и будет. А теперь займемся-ка делом. Пиппа, почему бы тебе не организовать причастие?

На свет снова появляется бутылка с виски. Мысленно я испускаю стон. Но когда бутылка добирается до меня, я принимаю свою порцию отравы и обнаруживаю, что дело может обстоять не так уж плохо, если пить совсем маленькими глотками. И на этот раз я позволяю себе лишь немножко согреться и расслабиться, но не более того.

– Итак, мы должны продолжить чтение дневника нашей сестры Мэри Доуд. Джемма, не возьмешь ли ты на себя этот труд сегодня?

Фелисити с поклоном подает мне тетрадь. Я слегка откашливаюсь и приступаю к чтению.

21 марта, 1871 год.

Сегодня мы стояли между рун Оракула. Под руководством Евгении мы на мгновение касались их пальцами, впитывая в себя их магию. Ощущение было непередаваемым. Как будто мы чувствовали каждую мысль друг друга, как будто мы стали чем-то одним, единым…

Фелисити вскидывает бровь.

– Звучит немножко двусмысленно. Похоже, Мэри и Сара были лесбиянками.

– А кто такие эти лесбиянки? – спрашивает Пиппа.

Ей откровенно скучно. Она, сняв перчатку, наматывает на палец свой черный локон, пытаясь добиться более безупречного завитка.

– Хочешь, чтобы я тебе прямо сейчас объяснила? – фыркает Фелисити.

Я тоже представления не имею, кто такие лесбиянки, но совершенно не намереваюсь выяснять это сию минуту. Однако Фелисити уже говорит:

– Их называют так по имени острова Лесбос, где жила одна греческая поэтесса, Сафо. Она наслаждалась любовью женщин.

Пиппа перестает крутить локон.

– Да при чем тут это?

Фелисити наклоняется к Пиппе и мрачно таращится на нее.

– Лесбиянки предпочитают женщин мужчинам.

Тут я наконец все поняла, и Энн тоже, как я догадалась, – она вдруг принялась нервно разглаживать юбку ладонями, пряча от всех глаза. Пиппа всматривается в глаза Фелисити, как будто пытаясь заглянуть в ее мысли, и постепенно ее щеки заливает румянец, и не только щеки, но и шея у нее горит огнем.

– Ох… боже праведный… ты хочешь сказать, они… они… ну, как муж и жена?..

– Именно так.

Пиппа ошеломленно замолкает. Она все такая же красная. Я тоже смущена, но мне совсем не хочется, чтобы девушки это поняли.

– Вы позволите мне продолжить?

Цыгане сегодня вернулись, чтобы разбить лагерь. Когда мы увидели дым их костра, то вместе с Сарой поспешили к матери Елене.

– Мать Елена! – выдыхает Энн.

– Это та сумасшедшая в потрепанном шарфе? – спрашивает Пиппа, презрительно наморщив нос.

– Тсс! Продолжай, – подталкивает меня Фелисити.

Она тепло нас приняла, угостила чаем из разных трав и рассказами о своих путешествиях. Мы принесли Каролине сладостей, и она моментально их сожрала. Матери Елене мы дали пять пенсов. А потом она пообещала погадать нам на картах, как и прежде. Но едва раскинув карты для Сары уже знакомым нам крестом, мать Елена снова смешала их в кучу.

– Карты сегодня в плохом настроении, – с легкой улыбкой сказала она, но, по правде говоря, похоже было, что ее охватило предчувствие.

Она попросила меня показать ей ладонь и осторожно провела острым ногтем по линиям моей руки.

– Ты на темном пути, – заявила она, роняя мою руку, как будто это горячий уголь. – Я не вижу его конца.

И тут же она, совершенно неожиданно, попросила нас уйти, потому что ей якобы нужно обойти табор и убедиться, что все хорошо устроились.

Энн заглядывает в тетрадь через мою руку, пытаясь прочитать дальнейшее. Я отодвигаю тетрадь и роняю ее, часть страниц разлетается по земле.

– О, браво, леди Грация! – аплодирует Фелисити.

Энн помогает мне собрать листы и сложить их в кожаный переплет. Она терпеть не может, когда нарушается порядок. Но при этом случайно обнажается ее запястье. Я вижу красные пересекающиеся рубцы, свежие, горящие. Это не может быть случайностью. Она сама наносит себе увечья. Энн замечает, что я смотрю на ее руки, и резко натягивает рукава, пряча свою тайну.

– Ну, давайте наконец продолжать, – ворчливо произносит Фелисити. – Что еще откроет нам сегодня дневник Мэри Доуд?

Я хватаю выпавшую страницу. Мы остановились совсем не на ней, но вряд ли девушки могли это заметить, да им в общем-то безразлично.

1 апреля 1871 года.

Сара прибежала ко мне в слезах.

– Мэри, Мэри, я не могу найти дверь! Сила уходит, оставляет меня!

– Ты просто переутомилась, Сара. Только и всего, – сказала я. – Попробуй еще раз завтра.

Но она продолжала жалобно ныть:

– Нет, нет! Я уже несколько часов подряд пыталась! Говорю же тебе, все кончено!

Мне стало не по себе, сердце как будто охватило ледяным холодом. Я предложила:

– Давай я помогу тебе найти ее. Попытаемся вместе, Сара!

Она обернулась ко мне с таким бешеным видом, что я просто не узнала свою подругу.

– Ты что, не понимаешь? – закричала она. – Я должна сделать это сама, иначе это не будет реальным! Я не могу въехать туда на твоей силе, Мэри!

Тут она отчаянно разрыдалась:

– Ох, Мэри, Мэри, мне даже подумать невыносимо о том, что я никогда больше не прикоснусь к рунам и не почувствую их магию, текущую сквозь меня. Я и думать не хочу, что отныне я стану просто самой обыкновенной Сарой!

Остаток вечера я не находила себе места, не могла ни есть, ни пить. Евгения заметила мое несчастное состояние и увела меня в свою комнату. Она объяснила, что такое случается часто: сила девушки сначала расцветает, а потом угасает. Эта сила должна находить себе пищу глубоко в душе, а иначе она становится всего лишь средством удовлетворить жадность. Ох, дневник, Евгения поделилась со мной мыслью, что сила Сары именно такова, это нечто мимолетное и лишенное корней. Она сказала, что сферы сами решают, кто взрастет и поднимется в Ордене и познает все древние мистерии, а кто останется позади. Евгения погладила меня по руке и сказала, что моя сила воистину велика, но мне придется смириться с тем, что дальше я пойду без моей дражайшей подруги и сестры.

Когда поздно вечером ко мне пришла Сара, я чувствовала себя так, будто обязана что-то сделать, что-то предпринять – и вернуть все назад, чтобы все стало так, как было, и мы с Сарой по-прежнему остались бы сестрами, и все так же могли бы касаться магии сфер. И я сказала об этом Саре.

– Ох, Мэри! – воскликнула она. – Ты меня просто воодушевила! Ты знаешь, а ведь действительно существует способ для нас всегда оставаться вместе.

– Что ты имеешь в виду?

– Я должна кое в чем тебе признаться. Я посетила Зимние Земли. Я их видела!

Я была потрясена, услышав это, и меня по-настоящему пробрало холодом.

– Но, Сара, это ведь сфера, которую нам рано познавать! Есть вещи, которые мы не должны видеть без предварительных наставлений старших сестер!

В глазах Сары вспыхнула злоба.

– Разве ты не понимаешь? Наши старшие хотят, чтобы мы знали только то, чем они могут управлять. Они нас боятся, Мэри! Именно поэтому Евгения забирает мою силу! Я поговорила с одной из душ, что блуждают там, в Зимних Землях. И она рассказала мне всю правду!

То, что говорила Сара, действительно выглядело разумным, но мне все равно было страшно.

– Сара, я боюсь! – сказала я подруге. – Взывать к темным духам… это же противоречит всему, чему нас с тобой учили!

Сара схватила меня за руку.

– Но только это даст нам ту силу, в какой мы нуждаемся! Мы привяжем к себе этот дух, создадим взаимную связь. Да не тревожься ты так, Мэри! Мы станем госпожами этого духа, а как только Орден увидит, на что мы способны, какую силу мы развили в себе сами, им ничего не останется, кроме как позволить мне остаться. И мы всегда будем вместе!

Но у меня был еще один вопрос, и когда я произнесла его вслух, я содрогнулась.

– Но чего потребует от нас этот дух?

Сара нежно погладила меня по щеке.

– Какую-нибудь небольшую жертву, только и всего. Может быть, травяную змейку или воробья. Он нам потом скажет. Ложись спать, Мэри. А завтра мы осуществим наш план!

Ох, дневник, мое сердце переполняют дурные предчувствия из-за этой предстоящей попытки. Но что я могу поделать? Сара – моя самая дорогая подруга во всем мире. Я не смогу жить без нее. И, возможно, она права? Возможно, если наши сердца будут чисты и сильны, мы сможем подчинить это существо нашей воле, просто благодаря тому, что у нас наилучшие намерения?

Пиппа слушает, затаив дыхание. И когда я умолкаю, она говорит:

– Ох, как жаль останавливаться на таком интересном месте!

– Да, интрига закручивается все туже, – соглашается Фелисити. – Просто кровь стынет в жилах.

Все хихикают, кроме меня. Прочитанная страница порождает странное беспокойство. А может быть, все дело в жаре. Погода чересчур теплая для сентября. Воздух в пещере кажется густым, я потею под корсетом.

– Как вы думаете, мать Елена может предсказать нам будущее? – задумчиво произносит Энн.

Я ничего не могу поделать. При мысли о цыганах мой взгляд сам собой устремляется к Фелисити. А она пристально смотрит на меня, как будто я предала ее этим быстрым коротким взглядом.

– Я не уверена даже, знает ли мать Елена, какой сегодня день недели, – пожав плечами, говорит Фелисити.

– У меня блестящая идея! – восторженно восклицает Пиппа, и я вдруг понимаю, к чему все идет. – Давайте проверим, не получится ли у нас самих сотворить какую-нибудь магию!

– Согласна! – тут же откликается Фелисити. – Кто еще хочет связаться с другим миром?

Пиппа сидит рядом с Фелисити, справа, и их пальцы в перчатках переплелись. Энн поспешно шлепается на землю рядом с Пиппой. У меня зашевелились волосы на голове.

– Мне кажется, это не слишком удачная идея, – начинаю я, но осознаю, что это звучит трусливо.

– Неужели ты боишься, что мы превратимся в лягушек?

Фелисити хлопает по земле рядом с собой. Мне некуда деваться. Я должна присоединиться к кругу. И я, хотя и с большой неохотой, пересаживаюсь и беру за руки Энн и Фелисити.

Пиппа опять хихикает.

– А что мы должны произнести для начала?

– Мы будем говорить по очереди, и каждая добавит что-нибудь свое, – распоряжается Фелисити. – Я начну. О великие духи Ордена! Мы – ваши дочери. Поговорите с нами прямо сейчас. Расскажите о ваших тайнах.

– Придите к нам, о дочери Сафо! – Пиппа хохочет во все горло.

– Но мы же не знаем наверняка, что они все были лесбиянками! – сердито возражает Фелисити. – Так что если хочешь добиться результата, старайся делать все правильно.

Пристыженная Пиппа произносит негромко, мягко:

– Придите к нам сейчас, сюда, в эту пещеру!

– Мы умоляем вас! – добавляет Энн.

Наступает тишина. Все смотрят на меня, ожидая, что я скажу.

– Хорошо, – со вздохом киваю я, глядя на девушек. – Но я делаю это вопреки собственному убеждению, и надеюсь, что в будущем мне не предъявят счет за эти слова как за неудачную шутку.

Я закрываю глаза и сосредотачиваюсь на звуках тяжелого, неровного дыхания Энн, стараясь, чтобы из моего ума исчезли все мысли.

– Сара Риз-Тоом и Мэри Доуд! В каком бы месте этого мира вы ни находились, проявите себя! Вас ждут здесь.

В глубокой тишине слышится звон капель, срывающихся со стен пещеры. Никаких призраков. Никаких видений. Я не знаю, то ли радоваться, то ли огорчаться из-за того, что моя сила не проявилась.

Но мне не предоставилось возможности долго размышлять об этом. В воздухе вспыхивают искры. А в следующее мгновение вся пещера словно заполняется огнем, вокруг вздымаются языки пламени, такие горячие, что у меня перехватывает дыхание.

– Нет!!

Со всей силой я разрываю круг и вижу, что по-прежнему сижу в пещере, а Пиппа, Энн и Фелисити ошеломленно таращатся на меня.

– Джемма, что случилось? – сопя носом, спрашивает Энн.

Я едва дышу.

– Ох, ну ты и напугала нас! От такого описаться можно! – восклицает Фелисити.

– Да, наверное, – отвечаю я, тяжело оседая всем телом.

Руки у меня тяжелые, как камни, но я с облегчением понимаю, что ничего на самом деле не случилось.

– А вообще-то очень странно, – говорит Пиппа. – Я могу поклясться, что на мгновение ощутила какое-то… ну, нечто вроде покалывания.

– И я тоже, – удивленно откликается Фелисити.

Энн кивает.

– Я тоже.

Все они разом уставились на меня. Мое сердце колотится так сильно, что я боюсь, как бы оно не выскочило из груди. Но я заставляю себя изобразить спокойствие, которого и близко не ощущаю, и произношу ровным тоном:

– Не знаю, о чем это вы все говорите.

Фелисити сует в рот кончик локона и облизывает его.

– Ты что, хочешь сказать, что вообще ничего не заметила?

– Ничего.

Я изо всех сил сдерживаю дрожь.

– Ну, тогда, – с торжествующей улыбкой заговорила Фелисити, – похоже, что все мы обладаем капелькой магических возможностей! Жаль, что у тебя их нет, Джемма.

Момент был, безусловно, очень забавным. Они решили, что я не обладаю сверхъестественным даром. Я бы рассмеялась, если бы не была так потрясена.

– Боже мой, Джемма! – Пиппа вдруг наморщила нос, на ее личике отразилось отвращение. – Да ты потеешь, как портовый грузчик!

– Это потому, что здесь черт знает как жарко, – отвечаю я, радуясь перемене темы.

Фелисити встает и протягивает мне руку.

– Идем отсюда. Пора продолжить снаружи.

Мы выбираемся из пещеры. Луна, висящая в тысячах миль над нами, начала убывать, ее край выглядит неровным, как будто надгрызенным, но мы все равно купаемся в ее свете и завываем, словно волчицы. Взявшись за руки, мы кружимся в хороводе, вдыхая прохладный, влажный ночной воздух, до отказа наполняя им легкие. Я чувствую себя гораздо лучше.

– Вообще-то все равно слишком жарко, – заявляет Фелисити. – В этом корсете я просто задыхаюсь.

– Да, а мне бы хотелось окунуться в озеро, – добавляет Энн.

– А почему бы и нет? – задумчиво произносит Фелисити. – Кто-нибудь может меня расшнуровать? Ну, кто-нибудь!

Пиппа прикрывает рот ладошкой и хихикает, как будто чудовищно шокирована идеей купания, но в то же время не хочет выглядеть не в меру стыдливой.

– Но мы ведь не можем…