Текст книги "Привет, сосед! (СИ)"

Автор книги: Лея Кейн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 14 страниц)

Глава 17. Демьян

Эту паразитку придется отучить просыпаться в пять утра. Я только вошел во вкус эротического сна с ее участием, а она давай топать, шуршать, хлопать. Наконец укатывает себя в ванную, и я снова закрываю глаза.

Вздох. Воспоминания. И по венам опять тянется лава. Пес знает, как я вытерплю ближайшие месяцы! Видеть Колобка, быть рядом, прижиматься к ней, вдыхать ее запах, но не иметь возможности зайти дальше обнимашек… Дожить до тридцати и заняться рукоблудием тоже надо уметь. А мне, походу, поможет только самодеятельность под влажные фантазии. Которые безжалостно обрывает трель входящей смс-ки.

Открываю один глаз. Мобильник Колобка, лежащий на тумбочке, чуть меняет направление из-за вибрации. Ну и кому что понадобилось от моей невесты в пять утра?!

Резко сажусь и на автомате хватаю ее дешевый гаджет. Экран заблокирован, поэтому прочитать могу лишь имя контакта, приславшего ей что-то безумно важное в такую рань.

«Любимый братик».

И все бы ничего, у самого два брата, но с фотки мне лыбится табло того шимпанзе, чья икринка якобы раздула Колобка. На миг аж затошнило от тревожной мысли об инцесте. Хоть одумываюсь сразу. Не может быть Колобок настолько развратной! Она тупо меня поимела, назвав любимого братика отцом Габриэллы. Либо настоящего покрывает, потому что там серьезный чел, либо Виталик вдул, а от него лучше держаться подальше. И все-таки самое забавное, что в день нашего волшебного знакомства она уже была беременна! Или… залетела парой дней позже?

От напряжения лоб загудел. Опасно столько думать. Спятить можно.

Дверь ванной щелкает, и я возвращаю мобильник на тумбочку. Колобка встречаю широкой улыбкой. Почти не пакостной.

– Проснулся? – фыркает она, махровым полотенцем пропитывая мокрые волосы.

– Ты надеялась, что этого не случится? – Мои брови ползут вверх от ее заботы и вежливости. Я к ней со всей душой, чуть ли не в любви признаюсь, а она только и делает, что гонит меня и проклинает.

– Я надеялась, что ты сбежишь, продрав глаза, – признается она.

– А мне некуда бежать. Тем более здесь кормят, – скалюсь я, вылезая из постели, вместе с выпирающей в трусах дубиной.

Взгляд Колобка опускается вниз, и челюсти начинают размыкаться. Но едва я делаю шаг вперед, как она, покраснев, отворачивается. Сильнее теребит свои волосы и что-то бубнит под нос.

– Не стесняйся в комплиментах. Я люблю быть в центре внимания, – произношу урчаще, ладонями крадясь по шелку ее халата.

Колобок замирает. Не отталкивает меня, не ворчит. Позволяет обнять ее со спины и положить руки на живот.

– Как наша малышка? – шепчу ей на ухо, вдыхая цветочный запах ее геля или шампуня.

Так кайфово ждать рождение ребенка, которому собираешься дать свою фамилию. Воображение уже рисует картину, где Габи заявляет задирам: «Да вы хоть знаете, кто мой отец?!» Приятный озноб по телу от осознания ответственности за маленькую хрупкую жизнь.

– Твой любимый братик же не будет против ее удочерения мной?

Колобок поворачивает голову к тумбочке и хлопает ресницами, словно взлететь собирается. Я кончиком носа веду вверх по ее скуле и губами касаюсь виска. Хочется впиться в ее губы, вгрызться. Повалить ее на кровать и…

Закрываю глаза, горячо выдыхая. Ноги судорогой сводит от того, как в паху жжет. Рядом с Колобком трудно сохранить самообладание.

– Не грузись. Ништяк же, что ты не давала тому дрыщу, – усмехаюсь, отпуская ее. – Я в душ. Принесешь мне полотенце?

– А ванну с лепестками роз не набрать? – бурчит, метнув в меня стрелу глазами.

– Опасно это, Колобок. Успеем еще в ванне похлюпаться.

Губами посылаю ей воздушный поцелуй и отправляюсь в душ.

Холодная вода отрезвляет, снимает остатки дремоты и сводит эрекцию на нет. Полотенце я так и не получаю, но это меня ничуть не смущает и не останавливает. Выхожу из ванной прямо в чем мать родила, мокрыми ногами шлепая на кухню, где у плиты копошится Колобок.

Утопив в молоке ложку, едва следом не отправляет челюсть, когда видит меня на пороге.

– Присмотрись получше, Крош, – пальцем указываю на татушку. – Нормальная корона. Ровненько сидит.

– Ага, – кивает она, таращась на меня округлившимися глазами.

Молоко тем временем бурлит, поднимаясь шапкой и выливаясь на плиту.

– Кашу жаришь? – Киваю на поваливший дым.

Колобок отрывает взгляд от моего льва, бегом включает вытяжку и открывает форточку.

– Простудишься, – делаю ей замечание.

– Смотри сам не простуди ничего, – ворчит, отключая плиту. – Полотенце в комоде. В верхнем ящике.

– Бросай это. Съездим в ресторане похаваем.

Маманя вчера подогнала мне бабосов, так что могу себе позволить накормить девчонку чем-нибудь вкусненьким.

– Давай-давай, – пошевеливаю ее. – Нам все равно за цветами ехать.

– За цветами? – интересуется, уже схватившись за тряпку и оттирая пригоревшее молоко.

– Завтра восьмое марта. Надо тещу поздравить.

Повисает пауза. Упорно натирая варочную панель, Колобок скрипит зубами, после чего притормаживает и просит:

– Ты не мог бы прикрыться?

– Возбуждаю? Понимаю, самому тошно смотреть на твои булочки и…

– Заткнись, – шипит она, мощно выдохнув. – Ты можешь хоть раз просто заткнуться?!

Швыряет тряпку на плитку, разворачивается ко мне и, не дав мне, бедному, очухаться, бросается на меня голодной волчицей. Подтягивается на носках, обвивает мою шею руками и прилипает к моим губам своими…

Невинно, почти с прохладцей. Словно жабу принудительно чмокнула. Не такими я наши поцелуи запомнил. Те, как минимум, с языком были.

Беру инициативу в свои руки, но Колобок наступает на мои ноги, вынудив меня втянуть воздух сквозь зубы. Эта босая стрекоза впивается в меня ногтями больших пальцев и, прикусив зубками нижнюю губу, оттягивает ее.

– Э-э-эй! Полегче на поворотах, Крош!

В ее хитрых зеленых глазах поселяется коварное удовлетворение. Заткнула, поставила на место, пригрозила. Я даже инстинктивно руками льва прикрываю, пока и ему не досталось.

– Принял к сведению, – киваю ей, увеличивая уровень ее наслаждения своей маленькой победой. – Пойду оденусь.

С кухни сваливаю, решив больше не злить будущую мамочку. Мало ли на чем ее эмоционально нестабильный фон заклинит. А там сковородки, вилки, ножи. Ну ее, психопатку!

Обтершись найденным в комоде полотенцем, одеваюсь, пальцами зачесываю влажные волосы назад и возвращаюсь к Колобку. Она уже заканчивает чистку плиты, ополаскивает руки и косо поглядывает на меня.

– Я не шутил про ресторан, – уточняю на всякий случай. – Сама выбирай, в какой поедем.

– В «Джером» хочу, – не скромничает она, назвав самый элитный.

– Почему бы и нет! Поехали.

– Пять минут.

Скрывается от меня в спальне, как будто я чего-то там не видел. Как ребенок, ей-богу. Но ее пять минут означают пять минут и ни секундой больше. У Серебрянской этот промежуток времени равнялся целому дню.

Надев брюки и симпатичный свитер, Колобок собирает волосы в хвост, мажет губы блеском и пыхтит в попытке напялить сапожки. Помощи моей, видимо, гордость попросить не позволяет.

– Блин, ты мужик? Или для красоты здесь?! – не выдерживает, рвано выдохнув. Щеки краснющие, глаза злющие. – Напряги бицепсы, застегни сапог!

Дернув уголком губ, наклоняюсь к ее кожзаму. Такие ножки заслуживают хорошую обувь, а не это дерьмо с заедающей молнией. Пока натягиваю «хрустальные туфельки» на эту золушку, замечаю, что там и подошва кое-где отклеивается. Даже стыдно становится. Получается, я все-таки здесь для красоты, раз моя невеста ходит в этом рванье.

– Долго еще? – ворчит она.

Сдергиваю с нее то, что она называет сапогами, подхватываю ее на руки и, заглянув в ее округлившиеся глаза, отвечаю:

– Готово, любовь моя.

Не такая уж она, оказывается, и тяжелая, если я сам не с бодуна.

– Поставь меня на место!

Выношу ее из квартиры, ногой захлопываю дверь и несу ее к лифту.

– Что ты творишь?! – кричит громче, поднимая всех соседских собак на уши. – Что ты задумал?!

– Заскочить в обувной, – улыбаюсь, крепче прижимая к себе это беременное нечто. – Я угощаю.

Она закатывает глаза. И так забавно это делает, что не бесит, не отталкивает, а еще больше распаляет меня. Люблю упрямых. Сам такой.

Выходя из дома, сталкиваюсь с входящей бабусей-кошатницей с первого этажа. Пару раз видал, как Колобок с ней любезничает. Подружки, походу.

– Здрасте, – пищит моя невеста, а у соседки глаза из орбит вылезают. Даже не желает нам доброго утра. Молча провожает взглядом, держа в сухих руках пачку кошачьего корма.

– Шушукались с ней обо мне, да? – посмеиваюсь, садя Колобка на переднее сиденье своей тачилы и пристегивая ремнем так, чтобы живот не передавить.

– Да! – резво отвечает. – Мы и иголки в куклу Вуду втыкали в полночь, и волосы твои на блюдце сжигали, и глаза на твоей фотке вырезали!

– Гляди, Крош, сработал.

– Что?

– Приворот, – подмигиваю ей, садясь за руль.

Она рычит сквозь зубы, сжав кулаки и отвернувшись.

– Ты реально думаешь, что весь мир вокруг тебя вертится? – выдыхает уже спокойнее.

– Да. Это плохо? – Выруливаю со двора. – Я считаю себя особенным и не вижу в этом ничего неприличного. Тебя я тоже считаю ничо такой. Иногда даже почти влюблен.

– Хы, – имитирует она улыбку.

– Ты меня недооцениваешь.

– Да ты что?! – Она хлопает в ладоши. – Два месяца, Дем! Два месяца ты травил меня! Смеялся надо мной со своими друзьями, нарочно шумел по ночам, назло делал громче, когда я просила тишины. А я, между прочим, беременна от…

Приподнимаю бровь, бросив на нее взгляд. Она, умолкнув, поджимает губы.

– Я, может, твое внимание привлечь хотел. Расшевелил тебя, а то бы заплесневела за своим компом. Признайся уже, что со мной стало веселее.

– С этим не поспоришь, – бурчит, опять отвернувшись.

Я резко поворачиваю вправо и под клаксоны машин торможу на обочине. Включив «аварийку», разворачиваюсь корпусом к Колобку и подаюсь вперед.

– Сколько мужиков готово удочерить твою дочь? – спрашиваю уже без намека на шутки. Она хлопает ресницами, бледнея на глазах. – Сколько сделало тебе предложение? Сколько пошло против семьи ради тебя? Один. Я. Как думаешь, скольких детей я хотел усыновить? Скольких чик звал замуж? Скольких ставил выше семьи? Одну. Тебя. Вдолби уже в свою чудесную головку, что мы созданы друг для друга. Смирись с этим и перестань ломаться. Сейчас мы едем покупать тебе новую обувь. Хочешь сумку? Возьмем сумку. Пальто? Пальто. Хоть два. Я хочу пообедать с тобой в хорошем ресторане. Вдруг именно в нем ты захочешь сыграть нашу свадьбу. Я собираюсь обсудить с твоей мамой церемонию и стоимость твоего платья, чтобы ты себе ни в чем не отказывала. Но уже не ради супермаркетов, Крош. Просрал я их, понимаешь? Я теперь сам по себе. И я хочу начать все сначала. С тобой. Так дай нам всем шанс! Мне, себе и… Габи.

Затаив дыхание, она жмется спиной в сиденье. Слушает меня, не перебивая. Судя по серьезному лицу, переваривает и в чем-то соглашается. Даже не сразу подает голос. Выжидает паузу, прежде чем ответить:

– Ну ладно. Так бы сразу и сказал. – Поправляет ремень и приподнимает подбородок. – Давай, поехали. У меня ноги замерзли.

Глава 18. Стефа

Ланка отвечает на звонок только с пятого раза. Говорит, что спала, но по голосу-то слышу, что она обиделась. Демьян ее как какую-то вещь за дверь выставил, а я и слова поперек не сказала. Не позвонила, не написала ей. Подруга!

– За сколько он купил тебе сапоги?! – офигевает она, подавившись сигаретным дымом.

Я смотрю на свое отражение в зеркале и представляю ее выражение лица.

– Это из дешевой коллекции, – отвечаю, все еще находясь под впечатлением от дорогой покупки, надетой на мои ноги.

Забота, с которой Демьян относится ко мне, кажется невероятной, стоит мне вспомнить его семейку и два месяца ада через стенку. Да еще и о дочери говорит с такой нежностью, что в груди щемит. Хотя, тупень, и не догадывается, что она его!

– А сейчас вы в «Джероме»? – продолжает Ланка. – Стешка, ты дура! Он с тебя пылинки сдувает, на руках носит, от наследства отказался, а ты скрываешь от него, что он отец вашего спиногрыза!

– Лан, ну как я ему скажу? Он сегодня при деньгах, крутой и борзый. Завтра с голой жопой останется – и поползет обратно к папашке. Я попросту буду жалкой в их глазах. Как будто нарочно залетела, чтобы к их богатству присосаться. А если они захотят отнять ее у меня?! – в ужасе вскрикиваю я и прикрываю рот рукой. О таком даже помыслить страшно.

– Ну ты уже совсем с рельсов поехала! Сама же говорила, что его папаша отдал команду выскрести тебя, когда с пузом увидел. Нужна была бы им твоя дочь, уже бы дележку начали.

– Лан, он даже имя ей уже придумал! Габриэллой зовет.

– Так тебе же оно вроде нравилось.

– Нравилось, но я же еще не определилась. На примете еще было с десяток имен. А теперь я и сама привыкла к тому, что она Габи!

– А чо такого-то? – Ланка шумно затягивается сигаретой. – Габриэлла Демьяновна Борзых. Норм.

– Норм было, когда в мою жизнь никто не лез!

– И ты дотаскивала старые сапоги! Короче, Стешка, если ты ему не признаешься, это сделаю я!

– Ты не посмеешь…

– Посмотрим, – заканчивает она и отключается.

Чувствую себя беспомощной Красной Шапочкой, потерявшейся в лесу. Куда ни крикни, вокруг только сплошные заступники Серого Волка. Моя мама, Ланка. Не удивлюсь, если и Ваня встанет на сторону Демьяна.

Убрав телефон, мою руки и выхожу в зал. Демьян сразу хвастается, что заказал какое-то мясо на углях, которое я обязательно должна попробовать, салат, суп, молочный коктейль и ягодное мороженое. Я, конечно же, не ждала, что мне представится возможность самой сделать за себя выбор блюд, но привыкнуть к тому, что за меня все решается навязанным женихом, никак не могу. Даже если его решения правильные, меня они все равно раздражают.

– Как тебе кольца? – Он разворачивает ко мне экран своего мобильника.

Мельком смотрю на запредельную цену и отвлекаюсь на стакан воды.

– Как будто тебя интересует мое мнение, – ворчу, делая глоток.

– Согласен, мелковаты брюлики.

Официант в белоснежной униформе и перчатках подкатывает к нам передвижной столик. Расставляя приборы, закуски, салаты, суп и напитки, вежливо оповещает:

– Угли уже готовы…

– Да и ведьма тоже пожаловала, – меняет свой тон Демьян, глядя куда-то сквозь меня.

Я оборачиваюсь на обостренном инстинкте самосохранения. Та, кого мой жених порывается сжечь на костре, стоит возле хостес. Высокая, важная, губастая, с искусственным загаром румяной курочки. В глаза бросаются наращенные волосы, ресницы, ногти, злоупотребление ботексом и несоразмерная туловищу грудь. Эта мочалка полжизни проводит в клиниках и салонах красоты, только от той самой красоты там уже нет и названия.

Заметив нас, она тоже меняется в лице. Видно, как у нее аппетит пропадает. Но желание задержаться в ресторане никуда не исчезает. Не дослушав девушку с бейджиком, она трогается с места в нашем направлении. Громко цокая каблуками, едва ли не вприпрыжку.

– Вот уж кого не ожидала здесь увидеть, – гудит она так, будто у нее нос заложен. Бросает на меня пренебрежительный взгляд и переводит его на Демьяна.

Тот, откинувшись на спинку кресла, равнодушно водит ножом по салфетке.

– Так ты с этой шмарой мне изменял? – Очередная награда для меня в ее презрительной манере. – Меня уже известили о вашей скорой свадьбе. Долго же вы думали. Живот-то под столом уже не спрячешь.

– Серебрянская, отчаливай, пока я тебя тут с канализацией не сравнял за то, как ты три месяца насасывала Арсу у меня за спиной.

На ее скулах вспыхивают красные пятна. Она поджимает свои жуткого размера губища и снова стреляет в меня глазами.

– Думаешь, тебе удача улыбнулась? – обращается уже ко мне. – Когда-нибудь он и тебе с какой-нибудь марамойкой изменит.

– Мне, – отвечаю ей твердо, – не изменит!

– Ах, ну да, у тебя же ребенок, – усмехается она. – Только вот его ли? – Разворачивается, оставив после себя запах едких духов, и шагает к выходу.

– Я обязательно вышлю тебе копию результата ДНК-теста! – добавляю ей вслед, отчего она притормаживает.

Оборачивается, зло смотрит на нас и кивает с издевательской ухмылкой. Всем своим видом заявляет, что уже задумала какую-то гадость.

Я кладу ладонь на живот, в котором разволновалась Габи, и поглаживаю, мысленно успокаивая ее: «Все будет хорошо. Мама и папа не дадут тебя в обиду». Поднимаю взгляд на этого папу, а он цветет своей обворожительной улыбкой.

– Да, Колобок, – соглашается со мной интонацией довольного кота, – тебе не изменишь.

Без понятия, что на меня находит, но меня ослепляет жгучая ревность. Представив, что Демьян когда-то ухаживал за этой пустышкой, целовал, шептал сладкие словечки ей на ушко, спал с ней, меня начинает мутить. Неужели ему нравится такая упаковка? Тогда что во мне нашел? Мы с ней абсолютно разные, хоть внешне, хоть по характеру. Я бы, вот так встретив Виталика с его барби, фиг бы стала унижаться выяснением отношений. Еще бы и за соседний столик села, всем своим видом демонстрируя, насколько он для меня пустое место.

Частый стук каблуков прекращается, как только девица выходит из ресторана. Странно, но мне ее совсем не жалко, хотя я была на ее месте. Почему-то закрадывается мысль, что она сама спровоцировала измену Демьяна. Или я безотчетно стала доверять ему? Моя мама всегда говорила, не спеши судить людей, увидев в них что-то хорошее. Похоже, я этим словам больше не внемлю.

– Давай кушать, – выдирает меня Демьян из этих ненужных мыслей. – Нам еще к твоей маме ехать.

И лишь одной этой фразой снимает повисшее напряжение. Будто минуту назад никакая ядовитая змея не проползала мимо. Может, Ланка права? Этот парень – лучшее, что случалось со мной?

– Она любит хризантемы, – извещаю я его, чтобы не прогадал. – И молочный шоколад с цельным фундуком. Терпеть не может кокос. Даже запах на дух не переносит. И розы. Папа всегда дарил ей розы. – Я беру вилку и приступаю к салату.

– Почему они развелись? – интересуется Демьян.

– Он не был приспособлен для семейной жизни. Друзья и рыбалка для него были превыше всего. Профукивал семейный бюджет, выпивал. Нас с Васькой считал непосильной ношей.

– Васька?

– Василиса. Моя младшая сестра. Ей девятнадцать. В колледже учится. – Проглатываю пережеванное и запиваю водой. Салат здесь вкусный. Есть надежда, что и остальное понравится. – Родители развелись, когда мама была ею беременна. Папа исправно платил алименты, но не звонил, не писал, не приезжал. Вообще не интересовался нами. Только пять лет назад я узнала, что он болен. Неизлечимо. Продержался полгода.

– Ты в его квартире живешь? – догадывается Демьян.

– Да, досталась в наследство. Васька по документам безотцовщина, так что я была единственной наследницей. Правда, пришлось судиться. Моя тетя хотела ее отжать. Для Вани. Того самого любимого братика, – улыбаюсь я. – Он мой кузен. Хороший парень.

– А ты умеешь бороться.

– Мама научила. Иначе никак. Загрызут такие, как твой отец.

Демьян задумчиво крутит в руке вилку и, хмыкнув, спрашивает:

– Ты поэтому к себе парней не подпускаешь? Думаешь, все, как твой отец?

– А ты другой? – усмехаюсь я. – Ты изменил своей девушке на днюхе. Ушел из дома, но вместо того чтобы развиваться, тратил время на вечеринки. Ты не искал работу, а придумывал, как прибрать к рукам семейные супермаркеты. Какой ты в моих глазах, Дем? Сегодня тебе все это кажется прикольным, но когда кончатся деньги, когда начнутся подгузники и бессонные ночи, когда я стану похожа на чмо в халате, ты же сбежишь.

– Ты настолько не уверена во мне? – Он изгибает бровь.

– Докажи, что я не права. И кто знает, может, я взгляну на тебя иначе.

Его губы трогает азартная улыбка. На лице прописывается масштабный замысел. Кивнув, он придвигает к себе тарелку и отвечает:

– Я докажу. А потом накажу тебя.

– За что? – недоумеваю я.

– За то, что всякую фигню обо мне думаешь.

Я коротко смеюсь. У Демьяна легко и непринужденно получается любой тяжелый разговор вернуть в позитивное русло. С Виталиком было сложнее. Он был готов днями напролет переваривать одно и то же дерьмо, скатывая из него снежный ком проблем.

– Но ты же мне поможешь? – добавляет Демьян, жуя салат.

– В чем?

– Доказать тебе, что я самец?

– Ты обалдел?!

– Крош, ну я же должен знать о твоих тайных желаниях. Не хочу лажануться, например, устроившись админом в стрип-клуб.

– Ты уже лажанулся, заставив меня представить этот ужас!

– Обожаю тебя, когда ты ревнуешь, – скалит он свои клыки. – У тебя так ржачно ноздри раздуваются.

– А я терпеть не могу, когда ты стегаешь. Ты так на придурка похож!

От этого он и вовсе хохочет, будто пресс качает. Настолько я смешна в его глазах, когда злюсь! Если Габи в него пойдет, то скучно мне не будет…

– Кончай юморить, Колобок, а то я подавлюсь.

Нам приносят мясо, и разговор прерывается. Мы молча уплетаем обед, слушая тихую музыку, звяканье металла о фарфор, и иногда обмениваемся взглядами. Вернее, я иногда бросаю его на Демьяна. Тот, кажется, весь обед на меня пялится.

Наевшись до отвала, я благодарю своего жениха дежурным «Спасибо!», и мы отправляемся дальше – в цветочный бутик.

– Самый шикарный букет из хризантем, – делает заказ Демьян, а я стою перед витриной за стеклом и любуюсь огромными лилиями.

С детства люблю их. Красивые, пахнут сумасшедше, но прихотливые. Сколько мама ни пыталась их развести, то вымерзнут, то мыши поедят.

– И лилии, – вдруг говорит Демьян, отчего я вздрагиваю.

– Зачем?

– Ты же хочешь, – пожимает он плечами.

– А еще я хочу, чтобы ты от меня отвязался, но ты же этого не делаешь.

– Прости, Крош, даже мне это не под силу, – вздыхает он, улыбаясь уголком губ.

Через десять минут я получаю свой огроменный букет и, вдохнув его потрясающий запах, краснею до кончиков ушей.

– Спасибо, – пищу тихонько.

Демьян берет хризантемы и спешит на улицу. Открыв багажник, метит уложить в него цветы.

– Ты собираешься везти их в багажнике? – удивляюсь я. – Дем, кто так делает?! – Открываю заднюю дверь, кладу лилии на сиденье и забираю у него хризантемы. – Ты голые стебли дарить хочешь?

Он молча поджимает губы, захлопывает багажник и, потянув время, садится за руль. Я уже пристегиваюсь ремнем, когда он заводит машину.

– Куда едем?

Открываю онлайн-карту в своем мобильнике, прокладываю маршрут и показываю Демьяну.

– Понял, – кивает он, дыша через раз.

Так странно ведет себя, как будто у него температура или давление. Заводит машину и перестраивается в среднюю полосу. Минуты через три начинает чихать. Нос краснеет, глаза слезятся.

– У тебя что, аллергия?! – доходит до меня.

– Немного, – отвечает он.

Я закатываю глаза, тяжело вздохнув.

– Почему ты сразу не сказал?! Тормози!

Он съезжает с дороги и паркуется перед домом, первый этаж которого напичкан магазинами и ларьками. Здесь же вижу и аптеку.

Выскочив на улицу, несусь в нее, забыв, что бегать на таком сроке опасно. Но сапожки уж очень удобные. Ноги прямо отдыхают в них. Покупаю таблетки от аллергии и бутылочку воды.

Демьян стоит на улице, спиной прижавшись к машине, и салфеткой трет нос.

– Какой же ты идиот! – ругаюсь я, вытрясая на его ладонь две таблетки и отвинчивая крышечку на бутылке. – Есть масса более гуманных способов покончить с собой!

Выпив таблетки, он вдыхает полной грудью свежий воздух. Я дотягиваюсь до его лица и пальцами вытираю с колючей щеки влажную дорожку. Баран! Других слов нет!

– Просто не хотел дарить теще голые стебли.

– Отлично! Тогда поехали! Даже если помрешь по пути, ничего страшного. Мы с мамой тебе из этих цветов венок сделаем.

Наши взгляды встречаются, и он улыбается, задержав меня за руку. Горячими крепкими пальцами обхватывает мое тонкое запястье и притягивает меня к себе.

– Я правда хочу доказать тебе, что я неплохой парень.

– Живым? Или не очень? Сейчас ты повел себя как мальчишка.

– Зато убедился, что тебе на меня не плевать. Другая бы в аптеку не побежала. И уж точно не стала бы целовать меня таким.

– Так я тебя вроде тоже не целую.

Он резко наклоняется и прилипает своими губами к моим. Медленно и нежно целует, со скоростью мчащегося поезда разгоняя по моим венам кровь. Сердце улетает в пятки, а в животе своими легкими крылышками щекотно машут бабочки. Ноги немеют, и я окончательно расслабляюсь, ответив на этот поцелуй.

– А сейчас ты что делаешь? – шепчет Демьян мне в губы, запускает руки за мою спину и впивается в меня более рьяным и жгучим поцелуем.