Текст книги "Васина Поляна"

Автор книги: Левиан Чумичев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 10 страниц)

– Мы – отряд, – перевел дух вконец изнемогший Алик.

Тетя Наташа засуетилась:

– Что соседи-то скажут, господи. Погодите. Я хоть молоком студеным вас угощу.

Маринка тоже побежала к дому. Ведра из сенок выхватила. Кричит:

– Вы кончайте, ребята, а я воды пока натаскаю. Потом снова боксерить пойдем.

И нет уже Маринки. Только ведра прогремели внизу, в ельнике.

Обратно она примчалась без ведер:

– Они опять там грабят!

Расспрашивать было некогда. Аркаша и Алик припустили вниз, к Вихляйке. Сзади пыхтела Маринка. Слышались крики тети Наташи:

– Марья! Куда опять, сатана?! Ведра где-е?..

У осокоря ребята залегли. Отдыхивались, смотрели вниз.

– Без команды не вскакивать! – приказал Аркаша.

На середине Вихляйки покачивался плот. Заложив руки за голову, на нем лежал Васька Слон. Ногу правую на согнутое левое колено положил.

Рядом стоял Вадик. Из-под ладони вдаль смотрел. Рожа у Вадика – счастье сплошное. На плоту груда одежды навалена. А по берегу метались городские мальчишки, кричали вразнобой:

– Отдайте, пожалуйста, мои штаны!

– Мне же от бабушки влетит!

Городскую мелкотню возглавлял тот самый Бородатый длинный парень.

Вадик прокричал на берег условия:

– Пусть Борода нам свой ножик отдаст!

– Я отдам, я, честное слово, принесу! – встрепенулся Бородатый. – Я вообще с вами подружиться хочу. Слышите, Вася?

– Отдай ты им, а то крику на всю речку, – разрешил Слон.

Вадик покидал в воду одежду. Мальчишки с гиком и гамом вылавливали свои штаны и рубахи.

– А мои брюки? – спросил Бородатый.

– Поклянись, что вместе с ножом марки принесешь, – заявил Вадик Марочник.

– Принесу, честное слово.

– Че оно, слово-то. Ты скажи «гад буду».

– Гад буду!

– Ты и так гад, гад и трус! И никакой ты не пионервожатый, – взъерепенился вдруг маленький чернявый мальчишечка.

– Пора! – скомандовал Аркаша. – За мной! – и он покатился к воде.

– Ура! – закричал Алька, бросаясь вслед за Аркашей.

– Оперкотом их, оперкотом! – бесновалась сзади Маринка.

– Тревога! Полундра! – почему-то радостно закричал Вадик. – По левому борту неприятель!

Слон кинул одежду Бородатого в воду. Подальше от плота постарался. Штаны и рубашка быстро тяжелели. Не подбери их – утонут. Ребята бросились подбирать.

А пиратский плот уходил вниз по течению.

* * *

Феня Нестерова с годовалой девчушкой на руках сидела во главе стола. А стол облепили Эльдар, Матильда и Рем с Ромулом.

Табуретка рядом с Феней была свободна. Она явно предназначалась для Худышкина.

Николай Иванович колдовал над кипящим эмалированным ведром. Он помешивал в нем деревянной струганой палкой.

Ребята за столом изнывали от нетерпения. Наконец Николай Иванович повернулся к столу и торжественно провозгласил:

– Сейчас, уважаемые товарищи короеды, я вас угощу невиданной вкуснятиной. Ее заготавливают для коровушек-буренушек, чтобы они молока больше давали. А дядя Коля подумал, дай-ка я угощу этой штукенцией короедов-нестерят, пусть они ее съедят и скорей большими вырастут. Опа!

Николай Иванович начал ловко вычерпывать шумовкой дымящиеся початки кукурузы. Скоро целая золотая гора стояла посредине столешницы.

– А ну, ребята-нестерята, ешьте давайте, только не обожгитесь.

И началось пиршество.

Феня весело глядела на свою ребятню, подсказывала:

– Матильдочка, Рема, молоком, молоком запивайте.

Рем шустро выковыривал острыми зубиками янтарные зерна, нашептывал Ромулу:

– Слышь, Ромка! Мы завтра с тобой этой кукурузы целую гору натырим, да?

Ромка согласно мотал головой, продолжая урчать над початком.

– Кошмар какой, – притворно ужасалась Феня, – можно подумать, мои дети, как волчата, голодные.

– Новая еда, – объяснил Худышкин, – незнакомая. Ну, и подсолил я удачно, действительно вкусно.

…Потом они сидели на кухне вдвоем. Николай Иванович рассказывал:

– Эвакуацию я плохо помню. Одни мамины глаза в памяти остались. Большие-большие грустные глаза. Она больной ехала, все остатки еды мне скормить пыталась. Умерла где-то в дороге, а хоронили ее здесь, в Васиной Поляне. Это я запомнил. И как жалели меня люди, до сих пор помню.

Ну, а потом детдом… Сколько нас там было – ужас. И все сироты. Я в детдоме и научился шоферить. Тогда еще «ЗИСы-150» были. До армии у меня уже второй класс намечался. Ну, после демобилизации Средняя Азия, Дальний Восток. А остановился на Севере, под Магаданом, поселок Бархотка. Там и жену похоронил. Сын с семьей так там и живут. А я сюда маханул, поближе к маминой могиле. Да и врачи велели климат менять.

Феня слушала Худышкина, и глаза ее наполнялись слезами.

Стукнула дверь, и в дом вошел Васька Слон. Увидел Худышкина, похмурнел.

– Садись, Васенька, покушай, – захлопотала Феня, – вот тут еда как еда, а это вот кукуруза, Николай Иванович отварил, такая вкусная!

Васька оглядел стол, зачем-то заглянул под него.

– Да ты что, сынок! Мы безо всяких бутылок. Сидим вот, беседуем.

Васька ничего не сказал. Ненавидяще, брезгливо оглядел Худышкина и хлопнул дверью – ушел.

Потускнело все на кухне. А за окном и правда сумерки сгущались.

Феня всхлипнула.

Николай Иванович подбодрил ее:

– Не огорчайтесь, Фекла Никандровна.

А что он еще мог сказать? Встал потихонечку из-за стола и вышел из дома.

Он шел по неосвещенной улице. Шел быстро, дорога здесь была ровная.

Конечно, можно понять этого озлобленного мальчишку. Но ничего, придет время, они еще подружатся. А Феня, она прекрасная женщина, но слабохарактерная, безвольная… Но если рядом с ней будет сильный мужчина…

Оборвались мысли Худышкина – запнулся он и растянулся на дороге. Только приподнялся на корточки, только хотел встать, как что-то тяжелое обрушилось на голову… Потом били по спине, пнули два раза в бок.

– Убьешь же! – откуда-то издалека пискнул детский голосишко.

– Ничего, очухается, – ответил голос Васьки Слона, – лысые, они живучие.

* * *

– Лезь на самую верхотуру и цепляй вон за ту ветку, видишь? – спросил Аркаша.

– Вижу, – ответил Алик.

– Ты полезай, не бойся, – подбадривала Маринка. – Чуть чего, мы тебя в простынь поймаем, как парашютистов ловят, когда у них парашют не раскрывается.

– Я не боюсь, – уныло сказал Алик и подошел к тополю. Он засунул плакат под штаны, поплевал на руки и полез. Конечно, хорошо бы сорваться сейчас, пока не высоко. Потом уж поздно будет. Ну почему именно ему досталось взбираться по этому тополю? Нет чтоб жребий бросить. Маринка, видите ли, девчонка. Аркаша тяжелей Алика, высоко не заберется – сук сломаться может. В общем, лезь вот теперь, раз ты самый легкий. Рисовал, рисовал этот плакат, а теперь еще вывешивай.

Вот и проволока уже внизу. Проволока, на которой смертельный номер делают. Выше уже толстых сучьев нет, одни веточки тонюхонькие. Запросто вниз загреметь можно. Надо за ствол держаться. Руками надо подтягиваться. Кому падать-то охота?

Ну вот, на эти веточки и поместится агитплакат. Ух и качает здесь, наверху! Страшно. Но то ли еще будет, когда Васька с Вадиком эту агитацию увидят. Они же сразу догадаются, кто их разрисовал.

Алик проткнул один край плаката веточкой, надломил ее, чтобы бумагу ветром не сдуло. Подтянулся чуть повыше, второй край точно так же прикрепил.

Ну, вот и все. Спускаться можно. Пусть теперь злится Васька. Пусть даже побьет. Аркаша сказал вчера Алику: «Ты в себя поверь, Алик, понял? Если ты прав, ты никого не бойся. Закаляй тело и волю».

Хорошо Аркаше так рассуждать – боксер. Сам Слон с ним один на один справиться не смог.

Вот уже снова проволока. Снова толстые сучья пошли.

– Ну как, – закричал сверху Алик, – видно?!

– Порядок! – отозвался Аркаша.

– Ох и позлятся, шпаны разнесчастные! – обрадовалась Маринка.

Алик спрыгнул на землю. Посмотрел вверх. Над Вихляйкой трепетал плакат, на котором были нарисованы два пацана. Бегут по воде, как Исусы Христы. Из рук у них падают штаны, рубахи, майки. А под рисунком слова: «Василий Нестеров и Вадим Шестаков отбирают чужие вещи».

– Порядок! – сказал Аркаша. – Теперь давайте, ребята, учиться «смертельный номер» делать. Чтобы выглядеть не хуже Слона.

– Я прыгать не буду, – сказал Алик. – Я в сарай пойду, боксу учиться. Мне после этого плаката тренироваться больше надо.

* * *

Худышкин вышел из медпункта и грустно побрел к поджидавшему его самосвалу. Во, дожил Николай Иванович – бюллетень выдали, направление на рентген вручили и всю башку бинтами укутали.

Может быть, и зря эта фельдшерица панику подняла, может, и нет никакого сотрясения мозга. Голова, конечно, побаливает, но ничего, работать можно.

Так и решил Худышкин – сегодняшний день отработать, а там видно будет.

Он ехал по деревенской улице и вдруг увидел Ваську Нестерова.

Тот стоял с лесничим межхозяйственного лесхоза Прокопием Александровичем Лисицыным и о чем-то оживленно беседовал.

Николай Иванович остановил машину у края дороги, боковое стекло приспустил.

Лесник взял Ваську за руку, встряхнул:

– Значит, сейчас же собирай свою ватагу. Ждите меня на дальнем покосе. Сено там, кстати, сгребите, в копешки сметайте. Про ссоры-раздоры забудь, Василий. Если хотите спасти Рыжуху, надо всем вместе действовать.

– Он когда приедет, начальник-то?

– Завтра. Завтра утром.

– Ладно, дядя Прокопий. Не дадим мы в обиду нашу Рыжуху.

Лесник похлопал Ваську по плечу, и они расстались. Худышкин тихонько бибикнул, и Лисицын подошел к кабине самосвала.

– Что с головой-то, Николай Иванович?

– Ушибся, – буркнул Худышкин. И спросил:

– С кем это ты сейчас беседовал, Лисицын?

– С Нестеровым Василием. Мировецкий парень растет, работник! Лонись в кедровом питомнике на сто пятьдесят рублей работы наделал. Сено косить помогает. Лошадей он любит, ну, я даю покататься…

– А сейчас что-то неладно с лошадью?

– Ну да. Охромела она маленько, а главный лесничий приказывает ее на бойню. Мол, все лесники давно на мотоциклах… А я не могу без лошади. Да и ребятня вокруг нее родимую сторонку любить учится. В общем, заговор тут у нас настоящий из-за этой кобылы. Не знаю, чем дело кончится.

Разговаривал Худышкин с лесничим, а сам за Васькой следил. Тот шел по улице не спеша, вроде как бы поджидал кого-то.

Николай Иванович включил зажигание.

– Есть у меня ветеринар знакомый, приведу я его к вашей кобыле.

– Так надо, чтоб он не сказал никому, заговор же у нас. Я доложу, что кобылу украли, а когда шум с бойней уляжется…

– Мой ветеринар – могила, – сказал Худышкин. – Никому ничего не скажет.

Он нажал на газ и быстренько догнал Ваську Нестерова.

– Ну? – спросил из кабины Николай Иванович.

– Гну! – ответил Васька Слон. – Ты давай в ментовскую езжай жаловаться. А если еще раз около матери увижу…

– Послушай, Василий…

– Нечего мне слушать. Я с вашим братом как с вредителями бороться буду – ис-ко-ре-нять, понял?

И пошел Васька. Теперь уже решительно и быстро.

Но Худышкин снова его догнал.

Взъерошенный Слон зло обернулся.

А Николай Иванович спросил:

– Обо что я запнулся-то? До сих пор понять не могу.

Ехидно улыбнулся Васька и не без гордости сообщил:

– Мы проволоку через дорогу натянули. С одной стороны к дереву привязали, с другой – к палке… Дернешь за палку – и привет.

* * *

Ребята сгребали подсохшее сено и охапками подтаскивали к Ваське.

Тот метал стожок. Ловко поддевал увесистый навильник и укладывал сено сверху.

Работали и Вадик, и Аркаша, и Маринка, и Алька.

Маринка учила Аркашу:

– Ну кто же так гребет? Ты не к себе грабли тяни, а мимо пропускай, тогда видишь сколько много захватывается?

Стожок рос. Васька командовал:

– Эй, боксер! Полезай наверх, работать не умеешь, так хоть сено топтать полезай.

Маринка было хотела возмутиться таким пренебрежительным тоном, но Аркаша зашептал:

– Молчать! Не обижаться. Как договорились!

А они, Аркаша, Маринка и Алька, договорились пока не ссориться со Слоном и Марочником. Раз Васька сам пришел и даже о плакате не упомянул, раз попросил Рыжуху помочь спасти – не надо пока с ним ссориться.

Ребята работали. Уже начал подрастать второй стожок-копешка, когда на покосе появился длинный Бородатый с увесистой сумкой.

Увлеченные работой ребята не сразу заметили его. А он возник вдруг и подозрительно смело объявил:

– Дамы и господа, прошу подойти ко мне!

И начал Бородатый выкладывать на расстеленную газету вкусные-превкусные, сладкие-пресладкие деликатесы. В середине торт бисквитный красовался, вокруг него бутылки пепси-колы толпились, потом коробка шоколадных конфет появилась, что-то в красивых баночках, исписанных иностранными словами… Последней Бородатый выставил бутылку шампанского.

Ребята, все без исключения, обалдело смотрели на неожиданное угощенье.

Бородатый распоряжался:

– Садитесь, садитесь, господа! Сегодня я угощаю. Даме в первую очередь. – И он вытряхнул конфеты в руки Маринки Яковлевой. Конфеты были большими и разными, в коробке для каждой было сделано гнездышко. Четыре штуки задержались в Маринкиных ладонях, остальные упали на землю.

– Смелее, смелее, господа, – подбадривал Бородатый.

– Спасибо! Но кто вы? Я вас не знаю, – пролепетала Маринка.

– Я? – переспросил Бородатый. – Я Кирилл Бродянский – свободный флибустьер (и грабитель)!

Ребята весело рассмеялись и принялись уплетать вкуснятину.

Кирилл Бродянский смутился немножко, а потом вытащил из кармана большую пачку почтовых марок и протянул Вадику.

– Это тебе.

Вадик торт выронил. Руками по штанам поширкал и в марки уткнулся. То и дело вскрикивал:

– Ух ты – Мадагаскар! Ух ты, такой у меня нет!

Все сидели, угощались, а Бродянский стоял.

– На какие деньги вы все это накупили? И в честь чего? – спросила Маринка.

– Деньги – пфу! – сказал Бородатый. – У меня денег, как грязи.

Он вдруг сделал страшное лицо, зубы оскалил, глаза вытаращил, уши у него даже зашевелились.

Ребята замерли.

А Бродянский сунулся в карман, в кулаке у него что-то дренькнуло, и ребята увидели нож. Лезвие было длинным и узким.

– Деньги! Деньги или жизнь! – таращил глаза Бородатый.

Стало тихо и страшно.

Васька Слон опустил голову, у Аркаши почему-то открылся рот, Вадика Марочника зевота одолела, он вообще, кажется, к обмороку готовился. Маринка к Альке прижалась, прямо вцепилась в него.

А Бродянский махал ножом:

– Все люди трусы! Сами деньги отдают. Приставишь нож к горлу – отдают. Мне за свою жизнь всего троих кольнуть пришлось. До смерти, правда, только одного…

Алька Чупин встал, подошел к флибустьеру и грабителю Кириллу Бродянскому и съездил ему по бороде. Как раз в скулу угодил, выше-то ему и не достать было, уж очень длинным вымахал этот Бродянский.

Было тихо. Только где-то далеко родилось и все время нарастало протяжное завывание «а-а-а!»

От опушки к покосу, к незаконченной копешке бежали милиционер и женщина в брючном костюме. Это она подвывала.

Бородатый было бросился к лесу, но перед ним вырос Вася Нестеров, он метнулся в другую сторону, но там уже стоял Аркаша. Ребята взяли Бородатого в кольцо.

Только Вадька Марочник сидеть остался, на него теперь икота напала.

Женщина подбежала первой. Бросилась к Бродянскому, обняла:

– Кирюша, сынулечка! Что с тобой сделали эти бандиты! А-а-а! Это они тебя заставили взять из секретера сто рублей! Не волнуйся, успокойся, милиция их накажет по закону.

А милиционер сказал Бородатому:

– Ну, у матери деньги украл – понятно. Но зачем же ты, злодей, почтовые ящики выпотрошил? Зачем с конвертов марки оторвал?

Пока все глаза на милиционера пялили, Маринка Яковлева подошла к Альке Чупину и поцеловала бывшего Айболита в щеку.

* * *

Худышкин открыл дверцу, высунулся из кабины и стал пятить самосвал к силосной яме.

– Стой! – закричали сзади. – Вываливай!

Кузов самосвала начал медленно подниматься, и в зацементированную бездонную утробу повалилась зелень подсолнухов и кукурузы.

Худышкин опустил кузов и вырулил на дорогу.

– Николай Иванович! – к машине подбежала высокая девушка. – Вот почти совсем-совсем спелые отобрала, – и она сунула в кабину полиэтиленовый мешок с золотистыми початками кукурузы. Еще сказала:

– Председатель просил вас его дождаться.

– Я его тоже ищу, – сказал Худышкин.

А от весовой к Худышкину уже шагал председатель колхоза Александр Григорьевич Кормин. Подошел, за руку поздоровался.

– Как здоровье, как настроение, Николай Иванович?

– Все хорошо, Александр Григорьевич. Я хотел вам сказать, что часа на два мне надо отлучиться по личному срочному делу. Я потом отрабо…

– Николай Иванович! Да бога ради! Если у вас личные дела появились в нашем колхозе – это прекрасно. Кстати, скоро сдается четырехквартирный дом, так что вас там две комнатки могут дождаться.

Кормин рассмеялся.

А Худышкин сказал хмуро:

– Мне две комнаты мало. Мне четыре надо.

– Серьезно, что ли? – удивился Кормин.

– Очень даже серьезно, – подтвердил Худышкин.

– Подумаем, – сказал председатель. – Чтобы такой шофер, комбайнер и тракторист остался в Васиной Поляне – мы подумаем. Раньше будущего лета не обещаю, но думать будем.

– А пока бы шиферу мне, – попросил Худышкин, – хотя бы листов восемьдесят-девяносто.

– Это проще, – улыбнулся председатель, – вечером загляните в правление.

Подкатил мотоцикл с главным лесничим и с просто лесничим Лисицыным.

– Лошадь, понимаешь, украли, – сразу же засердился главный. – Леса, конечно, ваши, но лошадь-то у нас на подотчете. Вы как председатель колхоза, понимаешь, обязаны принять меры.

– Так вечером жду! – крикнул вслед отъехавшему Худышкину Кормин и повернулся к леснику:

– Какая лошадь?

– Рыжуха, – подсказал Лисицын. – Единственная лошадь на весь колхоз и его лесничество.

* * *

Вадик Шестаков и Васька Слон лежали в кустах и смотрели на платформу.

Кругом была ночь, а платформа, ярко освещенная лампами дневного света, сверкала стеклянными рубчатыми стенами и пластмассовым шиферным потолком.

На платформе ловко орудовал метлой Худышкин. Вот он собрал в совок пыль и окурки, отнес к ящику. Спросил весело:

– Все, кажись?

– Дайте-ка мне метлу, – отозвалась Фекла Нестерова. – Тут закуток такой есть, его тоже промести надо.

А Васька Слон шептал сдавленно:

– Если притронется к ней этот гад, я его точно зашибу.

– Тогда операция «Спасай Рыжуху» сорвется, – шептал в свою очередь Вадик. – Ее на живодерню отвезут.

…Николай Иванович и Фекла шли от разъезда к деревне.

Зловещими тенями крались следом Васька и Вадик.

– Видишь, не трогает он ее, – говорил Вадик.

– Сейчас они домой зайдут, посмотрим, – шипел Васька.

…Но Худышкин в дом к Нестеровым не зашел. Он пожал руку женщине, сказал:

– Извините, Феня, мне на работу завтра рано.

– Спасибо вам за помощь, – сказала Нестерова. – А на Базиля вы не сердитесь. Он ведь самый старший у меня. За отца всем меньшим. Сейчас вот деньги на шифер копит, хочет к осени крышу покрыть. Течет у нас крыша.

Худышкин уходил от дома по дороге.

– Вот видишь, – уже почти в полный голос сказал Вадик. – Нормальный мужик. Может, он по-правдашному жениться хочет.

– Ага, разбежался он жениться, – ухмыльнулся Васька.

– А слабо тебе, Вась, сейчас догнать лысого да и спросить, какие у него намерения?

Они догнали Худышкина. Они его догнали, и Васька Слон спросил почему-то враз послабевшим голосом:

– У вас есть… знакомый ветеринар?

* * *

Озабоченные ребята сидели на берегу Вихляйки рядом с лодкой.

Дружненько сидели, видно, операция «Рыжуха» объединила вихляйскую пацанву.

Алик Чупин доказывал:

– На Дальней Елани им ее сроду не найти. Даже если милицию позовут.

– Найти-то найдут, – рассуждал Васька. – Начальник этот может дядю Прокопия прижать… Нам надо так сделать, чтоб, пока найдут, Рыжуха оздоровела. Вот придет этот ветеринар, он скажет.

– Что-то долго его нет, ветеринара-то, – вздохнул Вадик.

– Вон, едут! – крикнул Аркаша.

По берегу к лодке двигался мотоцикл с коляской. На нем сидели двое.

– Дядя Прокопий это со своим начальником, – выглядела подъезжающих Маринка Яковлева.

Прокопий Александрович Лисицын был при форме, в петлицах светились три звездочки. У его начальника, невысокого и очень толстого человека, звездочек было две, но зато большие.

Мотоцикл остановился, и толстый начальник без обиняков спросил:

– Лошадь вы украли-спрятали?

Все даже растерялись как-то маленько. А Васька Нестеров спросил начальника:

– А вы что, видели?

– Поехали в милицию! – приказал начальник Лисицыну.

Мотоцикл натужно взревел и пополз по крутому берегу вверх.

* * *

Худышкин вел свой самосвал по знакомой теперь до последней кочечки дороге.

Как и в прошлый раз, у своротка, где вместе росли береза и сосенка, его поджидал старик Кудрин.

Он довольно проворно забрался в кабину и спросил:

– Прочитал вашу записку, что случилось?

– Ребятишкам здешним помочь надо. Лошадь у них охромела.

– Н-да, – заговорил Кудрин. – Я за эти дни поглядел – не все ладно у здешних мальчишек. Они ведь с меня за лодку каждый день рубль дерут… Хотел их на Дальнюю Елань на могилу Васи Ершова сводить, хотел им Подземное царство показать…

– Лошадь они как раз и прячут где-то в том районе. Лошадь лесхозовская, ее из-за хромоты на бойню отправить хотят…

– Все понятно! Постараемся помочь ребятам. Как это – жить в деревне и лошадь не видеть? Да их, лошадок, только из-за того, что ребятишки в луга и речки влюбляются, только из-за этого и держать стоит.

Самосвал остановился на косогоре.

С берега вылез вездесущий мотоцикл с лесниками.

Худышкин и Кудрин стали спускаться к лодке, к поджидавшим их ребятам.

– Вот вам ветеринар, парни! – сказал Николай Иванович.

* * *

В два хода все оказались на другом, левом берегу Вихляйки.

Прошли ельником, потом долго двигались старым сосновым лесом, потом болотину одолели.

Исак Гаврилович Кудрин шел впереди. По всему чувствовалось, что дорогу к Дальней Елани он знал преотлично.

И к Рыжухе старик подошел запросто, потрепал по холке, пошептал лошади в ухо, сунул ей ладошку в рот, и кобыла жеванула что-то вкусное.

Потом Исак Гаврилович стал дотошно осматривать лошадь.

Все стояли вокруг, переживали – какой приговор вынесет ветеринар.

А он сказал:

– Дело поправимое, только с неделю лошадь кормить-холить надо и не давать ей двигаться.

– Мы дежурство установим, – сказал Аркаша.

– Круглосуточное, – добавил Алик Чупин.

– Ее не только вылечить, ее спрятать надо. Здоровую, ее у дяди Прокопия не отберут, – сказал Васька Нестеров.

– Пошли! – решительно сказал Кудрин.

Кудрин вел под уздцы Рыжуху, говорил Худышкину:

– На этой елани был наш лагерь. Палатки стояли, шалаши.

– И Василий Ершов здесь схоронен? – начал оглядываться на елань Николай Иванович.

– Нет, его могила чуть подальше, у Подземного царства.

Кудрин продолжал идти сквозь чащобу.

Рядом с ним шел Худышкин, сзади хромала Рыжуха, а за ней шагали ребята.

– Ты бывал здесь? – спросил Вадик Ваську.

– Непроходимыми эти места считались.

– Да, «непроходимыми», а тропинка вон какая выбита!

– Старик это протоптал, ветеринар-то.

Между тем Кудрин вышел на небольшую поляну, окруженную могучими кедрами и соснами. Сквозь высоченную, по брюхо Рыжухе траву, пробивались бело-лучистые ромашки. В середине поляны разросся вишневый колок. Некоторые ягоды уже набрали соку и выделялись красной яркостью.

Но никто из ребят не остановился возле ягод – все двигались за стариком Кудриным.

Как-то незаметно неведомая таинственность опустилась на эту незнакомую ребятам поляну. Потемнели кедры, солнце упряталось за хмурую тучку, и длинные тонкие его лучи не могли оттолкнуть эту хмурость.

Старик вдруг остановился. Опять что-то нашептал – сказал Рыжухе, и та послушно отхромала в сторонку, склонилась к траве.

– Ну, кто первый? – спросил старик.

И все увидели, что он стоит на краю заросшей папоротником обрывистой ямы.

– Ну, кто первый? – снова спросил Кудрин.

– А что там? – почему-то шепотом лепетнула Маринка.

И только Васька Слон спросил сердито:

– С Рыжухой-то что?

– Через неделю на ней кататься можно будет, – ответил Старик. – И никто ее здесь не найдет.

– Тогда я первый, – сказал Васька и спрыгнул в яму. Спросил оттуда с видом человека, которому до смерти надоели все эти таинственности:

– Ну, а дальше что?

Старик стоял вверху, подсказывал негромко:

– Пройди вперед, еще, еще. Стоп! Видишь дыру? Раздвинь тихонько папоротник и нагнись. Смелей, смелей. Смотри в это окошко.

На дне ямы, чуть в сторонке, в глубь земли глядела дыра, вот к ней-то и прильнул Васька.

Прошло минут пять, а Васька все не поднимался.

– Ну чего ты там, Васька? – начал нервничать Вадик.

– Не мешай ему, – строго зашептал Старик. – Он видит Подземное царство!

Наконец Васька Слон выбрался из ямы. Весь он был переполнен удивлением и радостью.

– Что, что там? – не терпелось Вадику.

Васька ничего не ответил.

Поочередно в Подземном царстве побывали все. Вылезали оттуда ошарашенные, обалдевшие. Становились в сторонку, молчали.

Последним к подземному окну приник Худышкин.

Он смотрел в глубь земли, а видел чистое небо, сверкающее, убежавшее от тучи солнце, видел высокую траву, могучий кедр, даже белку на нем.

Действительно, это было Подземное царство.

Худышкин смотрел во все глаза. Вот рядом с кедром появилась знакомая прихрамывающая Рыжуха…

Худышкин вылез наверх.

Кудрин отводил ребят к Вишневому колку.

Там среди кустов были поставлены две скамейки, а между ними холмилась невысокая могилка. Стоял грубо обтесанный треугольный камень-памятник. «Василий Ершов – пионерский вожатый. 1908—1923 гг.» – было написано на памятнике.

Старик кивнул на могилу, улыбнулся.

– Это Вася Подземное царство обнаружил. А вишни мы высадили уже потом, когда стали взрослыми. Собирались здесь в тридцать третьем году. Поклялись в сорок третьем собраться, но… война, и здесь никого не было. В пятьдесят третьем и шестьдесят третьем сюда приезжало трое, еще через десять лет – двое, а теперь из тех ребят я один остался.

– Расскажите, пожалуйста, с самого начала, – попросил Аркаша.

Другие ребята тоже поближе придвинулись к старику.

И Кудрин Исак Гаврилович рассказал, как…

* * *

В далеком 1923 году шел из Екатеринбурга в сторону деревушки Выселки пионерский отряд. Мальчишки и девчонки были одеты разношерстно, но все-таки по форме – на всех были красные галстуки и одинаковые фетровые шляпы.

Самому младшему мальчишке Исашке Кудрину было двенадцать лет. Он шагал в первом ряду с горном в руках.

А впереди всех вышагивал самый старший из ребят, их вожатый Вася Ершов. Ему уже было пятнадцать лет.

Шел отряд мимо Выселок к Вихляйке и пел песню:

 
Ах, картошка – объеденье,
Пионеров идеал,
Тот не знает наслажденья,
Кто картошки не едал.
 

Вася знал, куда вести ребят. Он заранее разведал эти места и решил основать первый пионерский лагерь на левом берегу речки на большой елани.

Пионерский лагерь за полтора месяца должен был из этих пионерчиков подготовить вожатых и инструкторов для возникающих на Урале пионерских организаций.

Первым делом ребята поставили посредине елани высокий шест, по которому каждое утро вверх взбегал красный флаг.

 
«Тот, кто встал под наше знамя,
не воротится назад», —
 

было написано на флаге.

Ребята разбили палатки, сделали шалаши. Была палатка для продуктов, клубная палатка…

Каждое утро Исашка Кудрин трубил в свой горн:

 
Довольно спать!
Пора вставать!
 

И ребята дружно выскакивали из палаток и шалашей, со своих еловых зеленых постелей, бежали к речке умываться-купаться.

А дежурные торопились приготовить завтрак. Немудрящий завтрак из продуктов, выделенных Екатеринбургским губернским отделом образования.

Вскоре ребята научились добывать еду в лесу – тащили оттуда дикий лук и чеснок, грибы и ягоды. Вихляйка одаривала рыбой и раками.

Они ходили в ближние деревни, помогали полоть огороды, косили сено беднякам. Учили грамоте неграмотных.

Уставшие, собирались вечером у костра. Вася Ершов рассказывал о происках капиталистов, о необходимости сплочения всех пролетарских детей.

А Исашка Кудрин уже трубил отбой:

 
Спать, спать!
По па-лат-кам!
 

Все расходились на ночлег, а у костра оставался часовой. Всамделишный. С винтовкой. Патронов, правда, не было, но винтовка была настоящая.

…Часовым в тот вечер был Исашка Кудрин. Он сразу же крикнул:

– Стой, кто идет?

Из сумерек кто-то хрипловато буркнул:

– Ты смотри, у них, как в армии.

– Стой, стрелять буду! – заорал Исак и громко передернул затвор.

– Ну дела… – удивился тот же голос. – Свой, свой идет. Мирный, русский человек. И из леса на поляну вышел пожилой мужчина. – Ты что, сынок, неужто и вправду бы стрелил?

Исак молчал.

– Ишь как тебя, дурачка, обкрутили. Ну-кось, дай-ко я гляну на игрушку-то. Неуж настоящую мальцам доверили. Да ты не бойся, не бойся. Я ведь не сбегу. Сходи-ко лучше позови своего главного. А на винтовочке твоей, видишь, – дырочка. На казенной-то части дыра, так что не будет оружие у тебя стрелять. Ты побегай, побегай за главным. Как его зовут?

– Вася. Вася Ершов.

– Вишь, и прозвища у вас русские, а ведете себя, как басурмане.

…Исашка слышал весь разговор Васи Ершова с вечерним гостем.

Они сидели в сторонке на заготовленных для костра жердях.

– Так из каких ты Ершовых-то, сынок, не из невьянских?

– Нет, я из Екатеринбурга.

– А то знавал я в Невьянске Викентия Иваныча Ершова, справный мужик, трудолюбивый.

– А вы что хотите от нас? Зачем пожаловали?

Гость не ответил на вопрос, сам спросил:

– А скажи мне, Вася Ершов, сколько тебе лет?

– Пятнадцать.

– Как же тебе губернские начальники такую ораву ребятишков доверили? А если случится чего?

– Во-первых, это не орава, а деткомгруппа, – объяснил Вася, – да и что может случиться – пионеры люди самостоятельные.

– Гм, гм, – засомневался гость. – А вот стоят здесь у меня два зарода сена – вдруг они сгорят? Я ведь вам такую штуку не прощу?

– А-а, – догадался Вася, – вы Кокорин, местный богатей.

– Откуда знаешь? – удивился Кокорин.

– А в губкоме РКСМ об вас речь шла. Что вы этот луг незаконно косите.

– Н-да, – зарассуждал Кокорин, – шустрый ты больно, Вася, для своих годков. Я тебе что еще хочу сказать, не пускай ребят вон в ту сторону, к Черному болоту, топи там, и люди, и скотина гибнут.

Вот такая встреча была. И запомнил Исашка Кудрин это проклятое Черное болото и пошел туда один. Вернее, не один, а следом за подозрительным высоким парнем, который совсем с другой стороны шмыгнул в это Черное болото.

Исашка крался по его следам. Даже не следы это были, а еле заметная тропинка. Она вывела Исашку на небольшую поляну.

Он замер, прислушался. С трудом различил человеческие голоса.

Один хриплый, знакомый по недавнему вечеру у костра бурчал:

– Последний раз сегодня. Пока эти пионерчики не уйдут, здесь стараться нельзя.

– Ждет Викентий золотишко. Он же, ты знаешь…

– Вот сколь есть, снесешь ему завтра и скажи, чтоб до сентября не ждал.

Исашка Кудрин не совсем понимал, о чем идет речь, но чувствовал, что натакался на какую-то тайну, – и сам этот не совсем ясный разговор, и голоса откуда-то из-под земли – все было тайной.

В общем, побежал Исашка Кудрин к себе в лагерь и рассказал все Васе Ершову.