Текст книги "Полковник Коршунов (сборник с рисунками автора)"
Автор книги: Лев Канторович
сообщить о нарушении
Текущая страница: 24 (всего у книги 42 страниц)
ГЛАВА ШЕСТАЯ
До боя осталось три дня. Петр Петрович сказал, что Борису нужно три дня отдохнуть. С весом было все в порядке. Борис чувствовал себя хорошо и в форме, но он все-таки немного устал и решил провести день за городом.
Он поехал семичасовым поездом.
Было еще темно. В вагонах тускло горели фонари. Потом заря осветила морозные узоры на окошках, и окошки порозовели. Небо было чистое, без единого облака.
Борис снял лыжи с полки для багажа и вышел на площадку.
Поезд заворачивал. Впереди Борис видел маленький паровозик. Паровозик суетливо пыхтел. Белые клубы пара вылетали из трубы и медленно плыли в неподвижном воздухе.
Паровозик протяжно гудел.
С разгону поезд проехал станцию, и буфера загремели, когда паровозик тормозил. Борис соскочил и пошел по тропинке к лыжной базе.
Из поезда выходили лыжники. Их приехало немного. Среди них были знакомые Бориса, но Борис не оборачиваясь пошел поскорее к базе. Ему хотелось побыть одному.
Он успел снять пальто, надеть лыжи и уйти с базы раньше, чем лыжники дошли туда. Уже спускаясь с крутого склона вниз от здания базы, Борис видел, как лыжники с лыжами на плечах медленно поднимались по тропинке. Они громко разговаривали и смеялись. Впереди шла группа прыгунов с трамплина. Кто-то из них заметил Бориса и окликнул его. Борис помахал рукой, круто повернул в конце спуска и побежал к лесу.
– Приходи к трамплину, Борис! – крикнул вдогонку знакомый лыжник. Приходи к двенадцати. Будем прыгать…
Борис еще раз махнул рукой и вбежал в лес.
В лесу было тихо. Ели неподвижно стояли в сугробах, и молодые сосенки высовывали из снега крестики зеленых верхушек.
Борис один ходил по лесу до полудня. Он ходил очень медленно, чтобы не утомляться. Он думал о бое с Титовым.
Около двенадцати он вышел на опушку леса. Вдали виднелась гора с трамплином, над которым развевался флаг.
Борис пошел к трамплину.
На горах вокруг трамплина толпились лыжники. Борис забрался на одну из гор. Внизу на пологих склонах черные точки лыжников ползали по снегу, сходились и расходились, поднимались и спускались. К трамплину шли прыгуны.
Борис низко присел и понесся напрямую.
К толпе лыжников он подлетел на хорошей скорости и несколько раз громко крикнул, чтобы ему дали дорогу. Уже в самом низу он чуть не налетел на какую-то девушку. Девушка стояла, опираясь на палки, и смотрела на трамплин. Она не слыхала окрика Бориса. Борис почти наехал на нее. В самый последний момент он круто завернул, осыпав ее снегом. Он не устоял и боком лег на снег.
Девушка спокойно повернула голову и пристально на него посмотрела.
Борис вскочил на ноги.
Девушка пошла к трамплину. Она шла медленно. Она лениво передвигала ногами, и палки волочились по снегу. Она была в черных штанах, в синей куртке и в синей альпийской шапочке.
На трамплине прозвенел гонг, и судья махнул флагом.
Первый прыгун взлетел над лесом. Он прыгнул некрасиво, слишком мало наклонился вперед, беспорядочно махал руками и упал в самом начале горы приземления.
Борис подошел к подножию горы приземления, когда гонг прозвенел второй раз и второй лыжник понесся по трамплину. Только после того, как лыжник прыгнул и устоял, пронесся по прямой и завернул, рукой коснувшись снега, только после этого Борис заметил, что стоит рядом с девушкой в синей альпийской шапочке.
– Хороший прыжок, – сказала девушка.
– Маша! – сказал Борис.
Девушка нахмурилась и посмотрела на него.
– Вы…
– Я – Борис Горбов, и я сразу узнал тебя, Маша. Еще там на горе я узнал тебя, хотя ты здорово изменилась и мы не виделись массу лет.
– Горбов! – девушка улыбнулась и протянула руку. – Сколько же лет мы с тобой не видались?
– После школы я ни разу не видел тебя, Маша. Школу мы кончили уже шесть лет тому назад. Шесть лет мы и не виделись. Ты здорово изменилась за эти шесть лет. Ты стала совсем взрослая. Какая-то серьезная стала.
– Ты тоже изменился, хотя, в общем, тебя нетрудно узнать. Собственно, я должна была бы сразу узнать тебя.
– Что же ты делаешь теперь, Маша?
– Я кончила институт, и меня оставили при нем. Я занимаюсь историей, Борис. Это очень интересно. А ты? Чем ты занимаешься?
– О, я здорово отстал от тебя. Мне пришлось после школы пойти работать на завод, и потом я служил в армии. Только теперь мне удалось взяться за учение. Только мне еще далеко до окончания института.
– В каком ты институте?
– О, я еще даже не в институте. Я кончаю рабфак, Маша.
Они помолчали. Борису очень хотелось спросить, вышла ли она замуж, но вместо этого он спросил:
– Ты не замерзла, Маша?
– Смотри, смотри… – сказала она.
Третий прыгун несся по настилу трамплина.
– Это Иванов, – сказал Борис.
Прыгун кончил разбег и взлетел в воздух. Он сильно наклонился вперед, и казалось, что ноги с тяжелыми лыжами отстают, не поспевают за стремительным полетом согнутого тела. Крутая траектория полета огибала склон горы приземления; полет, казалось, давно уже должен был бы окончиться, но лыжник летел по воздуху, и секунды казались длинными, и руки лыжника махали медленно и плавно, и он еще больше склонился вперед.
– Вот это прыжок… – тихо сказала Маша.
Борис обернулся и увидел, что она стиснула зубы и глаза ее широко раскрыты.
– Он разобьется, – так же тихо сказала она.
– Нет, – сказал Борис. В самом конце полета прыгун выпрямился и приземлился.
Лыжи громко ударили о твердую и гладкую поверхность горы.
Лыжник устоял на ногах и несся мимо зрителей, подняв одну руку. Ветер сорвал с него шапку. Зрители аплодировали. Маша воткнула в снег палки и хлопала в ладоши.
Прыгун повернул, остановился и пошел обратно.
– Браво, Иванов! – кричали зрители.
– Браво, Иванов! – кричала Маша.
Судья на вышке объявил в мегафон:
– Шестьдесят два метра…
Прыгун прошел близко от Бориса.
– Здравствуй, Горбов, – негромко сказал он.
– Здравствуй, Иванов, – сказал Борис.
Он заметил, как Маша внимательно следила за всеми движениями Иванова.
Лицо у Иванова было сосредоточенное и немного усталое.
– Это – настоящая храбрость… – сказала Маша.
Борис улыбнулся.
– Это совсем не так уж страшно, – сказал он.
– Стоя здесь, внизу, легко говорить все, что угодно, – сказала Маша, и брови ее нахмурились.
– Но я могу подняться туда и прыгнуть, если тебе так хочется, – сказал он.
– Ну, прыгни. Прыгни – и тогда говори, – сказала она.
– Хорошо.
Он пошел к трамплину. Он в самом деле мог прыгнуть, он уже много раз прыгал с этого трамплина, но, отойдя от Маши, он подумал, что может быть случайность, что он не имеет права рисковать перед боем, и что если он повредит себе ногу или руку, то боя не будет. Он повернул назад. Маша смотрела на него, и он увидел в ее глазах то же выражение, как тогда, когда она смотрела на прыжок Иванова.
– Что же ты? – сказала она.
– Я не могу сегодня прыгать, – сказал он. Лицо его было спокойно.
– Жаль, – сказала она и отвернулась. Он молчал и смотрел на ее волосы. Волосы выбивались из-под синей шапочки, и мелкие завитки закрывали шею.
– Я замерзла, – сказала она.
– Пойдем, – сказал он. – Я провожу тебя, если можно.
Они пошли к лыжной базе. Сначала они шли быстро, чтобы согреться. Он заметил, что Маша старается идти по всем правилам, но движения ее несвободны. Лыжное оборудование у нее как у заправского чемпиона, но ходит она, как видно, не очень хорошо.
Потом на базе они оделись, связали лыжи и бегом спустились к станции. Поезд уже подходил.
В вагоне они сидели рядом и говорили всю дорогу. Они вспоминали школьные годы и товарищей, смеялись над учителями, и им было весело, и казалось, будто школа была совсем недавно, а с тех пор прошло уже шесть лет.
– Ты всегда был драчуном, – сказала она. – Ты был драчуном и задирой, и я терпеть тебя не могла.
– А я просто никогда не обращал на тебя внимания, – сказал он, смеясь.
– Ты вечно искал случая подраться. Ты был как петух, – сказала она. Ты и теперь любишь драться?
– Нет, – сказал он и мучительно покраснел. – Нет, Маша, теперь я совсем не люблю драться.
Она не заметила его смущения. Она не переставала говорить до самого города, а он молчал и смотрел на нее. Она казалась ему красавицей.
Она была в синей альпийской шапочке и в шубе с меховым воротником. Зимние сумерки быстро сгущались, и в вагоне становилось все темнее и темнее.
Потом Борис провожал ее до дому. Он нес ее лыжи. Она держала его под руку – и говорила, говорила без конца. Они попрощались в темной парадной, и, отдавая ей лыжи, он подумал, что случилось бы, если бы он обнял и поцеловал ее.
Она крепко, по-мужски пожала ему руку.
Ночью она ему приснилась. Она хмурила брови и говорила сердито:
– Стоя здесь, внизу, легко говорить все, что угодно.
А он, Борис, шел вверх по длинной снежной горе, и он шел уже страшно давно, и вершина была недалеко, но он не мог дойти до вершины, и он знал, что ему никогда не дойти, но он шел, шел все вверх и вверх…
Утром Борис проснулся рано и сразу подумал о Маше. Он долго лежал в постели. Потом вспомнил, что до боя осталось два дня.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Титов шел через зрительный зал. Он шел медленно, ни на кого не глядя.
На нем был сиреневый костюм и малиновый свитер. Завсегдатаи боксерских состязаний за его спиной называли его имя: «Титов идет… Титов… Титов…» И Титов слышал восторженный шепот за своей спиной.
Две девушки в ярких шелковых платьях с зеленоватыми от перекиси волосами и с подкрашенными ресницами и губами, увидев его, обе разом улыбнулись ему. Одна из них окликнула:
– Вова, привет!
Титов еле заметно кивнул. Он шел дальше. Девушки молча смотрели на его широкую спину, на его сиреневый костюм и могучую шею.
В первом ряду, возле помоста с рингом сидел человек в гимнастерке полувоенного образца и в щегольских сапогах. Титов остановился возле него. Человек встал и пожал руку Титову. Титов улыбнулся, склонив напомаженную голову. Некоторое время он и человек в полувоенной гимнастерке тихо разговаривали и смеялись.
У человека в полувоенной гимнастерке было мягкое лицо пьяницы и тусклые глаза. Он похлопал Титова по спине.
Титов улыбнулся и прошел в боковую дверь за рингом.
В первом ряду по другую сторону зала Филипп Иванович рассказывал соседям о Титове и о его боксерских качествах. Филипп Иванович был объективен, совершенно объективен, и его соседи, среди которых были завсегдатаи боксерских состязаний, но были и новички, услышали подробную и основательную лекцию о боксе. В числе завсегдатаев был один толстый молодой человек. Он был жирный, этот молодой человек, но он хотел казаться необычайно сильным и весь надувался. Он думал, будто тогда жир выглядит как мускулы. Он не занимался никаким спортом, но считался спортсменом. Он разговаривал глухим басом и нарочно был груб и резок. Титов ему очень понравился. Он постарался придать своему лицу такое же выражение, как у Титова, и от этого еще больше надулся. Он был поэтом, этот толстый молодой человек, он думал о том, как он напишет стихотворение о боксере, и стихотворение получится мужественное-мужественное.
Филипп Иванович волновался. Он волновался за исход боя средневесов, он волновался за Бориса Горбова и поэтому особенно горячо расхваливал Владимира Титова. Филипп Иванович, действительно, хорошо знал бокс. Его слушали внимательно и не перебивали.
Титов прошел в уборную и начал медленно раздеваться.
Он напевал песенку:
Ах, эти черные глаза
Меня погубят…
Их позабыть никак нельзя,
Они стоят передо мной…
В соседней уборной на узком диване, завернувшись в халат, лежал Борис Горбов. Он лежал на спине, руки заложив под голову, и глядел вверх. Андрей сидел на стуле, а Петр Петрович – на табуретке. Борис был одет для боя.
Борис, Андрей и Петр Петрович молчали.
Через тонкую перегородку отчетливо слышно было, как Титов напевает песенку:
Ах, эти черные глаза
Меня погубят…
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Титов взошел на помост и перепрыгнул через канаты ринга. На нем голубой мохнатый халат. Руки его забинтованы. Он прошел в угол, ближний от зрителей. Секунданты пододвинули ему табуретку, но он оттолкнул табуретку ногой и остался стоять. Один из его секундантов, шикарный парень в цветном джемпере и в рубашке с короткими рукавами, начал надевать ему перчатки. Титов улыбался.
В это время на помост поднялся Борис Горбов. За ним шел Андрей. Андрей слегка прихрамывал. Он нес полотенце и губку. Сзади шел Петр Петрович. Петр Петрович был одет в темную фуфайку. Старые брюки мешками висели на его коленях.
Борис был уже в боевых перчатках, и белый халат был накинут на его плечи.
Титов перестал улыбаться и, наморщив лоб, выпятил нижнюю челюсть.
Рефери подошел к Борису, осмотрел его перчатки и представил публике. В зале нестройно захлопали.
Рефери пошел в угол Титова.
Андрей просунул под канаты ящичек с канифолью, и Борис потоптался в ящичке. Канифоль громко хрустела. Рефери высоко поднял руку Титова и назвал его имя.
Аплодисменты загремели.
– Браво, Титов! – крикнул женский голос.
Титов улыбался.
Когда аплодисменты кончились, рефери сказал:
– Бойцы, пожмите руки.
Борис сразу пошел на середину ринга. Титов нарочно сделал вид, будто он не слышал слов рефери, и только, когда Борис прошел через весь ринг и подошел к его углу, только тогда Титов неторопливо обернулся и пожал руку Бориса. При этом Титов сказал шепотом:
– Ты сегодня получишь…
Титов стоял спиной к залу, и зрители не видели его лица.
Борис молча вернулся в свой угол.
Он сбросил халат и облокотился на канаты. Петр Петрович мягко погладил его спину.
Секунданты Титова помогали ему снимать халат. Перчатки туго пролезали в рукава. Когда халат наконец был снят, в зале пронесся восторженный, почти благоговейный шепот. Зрители оценили ширину его груди и могучие мускулы спины и шеи. Сильные руки Титова казались непропорционально тонкими при такой ширине торса. Немного коротковаты и грузны были ноги, но вся фигура Титова производила впечатление такой страшной силы, что по сравнению с ним Горбов сразу показался юношески тоненьким и слабым. Только немногие в зрительном зале отдали должное тонким и длинным ногам Горбова, широкой спине и эластичным мышцам на руках.
Титов пристально уставился на противника. Ему хотелось увидеть страх на лице Горбова, но лицо Горбова было спокойно.
Петр Петрович не переставая гладил Бориса по спине и сказал ему на ухо:
– Что бы ни произошло, бей в корпус. Держись и бей в корпус.
– Бойцы готовы, – сказал рефери.
Ударил гонг, и Титов ринулся вперед.
Борис шагнул навстречу. Он сделал только один длинный, подкрадывающийся шаг.
Титов был уже перед ним и ударил прямым слева.
Борис закрылся, и удар пришелся по перчаткам. Удар был сильный.
Титов сразу ударил прямым справа. Он бил изо всех сил. Он хотел смять, раздавить, уничтожить Бориса. Он умел бить сильно и быстро. Атака продолжалась несколько секунд. Зрители видели, как мелькали черные перчатки и удары градом сыпались на Горбова. Казалось, будто все они попадали по месту, будто вот сейчас Горбов упадет и все кончится. Но Горбов стоял. Он стоял, и он растерялся только в первую секунду. Далеко не все удары Титова достигали цели, и Борис внимательно следил за Титовым и ждал случая. Титов был опытный боец, и, даже так яростно наступая, он не открывал подбородка. Борис видел широкий лоб Титова. Титов смотрел исподлобья, и над бровями у него были большие бугры. Левое плечо Титова защищало челюсть. Борис ждал случая ударить не в голову, а в корпус. Как только Титов открылся, Борис коротко ударил справа, и быстрый крюк[43]43
Крюк – короткий удар сбоку.
[Закрыть] попал точно по сердцу. Атака сразу кончилась. Титов отступил. Борис успел провести еще один крюк левой рукой. При ударе он сильно рванулся и сделал короткий шаг вперед, вдогонку за Титовым.
Титов закрыл корпус и пригнулся. Он отскочил, но сразу снова пошел на Бориса. Он сделал финт[44]44
Финт – ложный, обманный удар.
[Закрыть] левой рукой. Борис угадал обман, и, когда Титов ударил прямой левой в корпус, Борис опередил его. Удар попал Титову снова по сердцу.
Титов тяжело глотнул воздух. Борис понял, что он попал как следует. Титов пошел в инфайтинг[45]45
Инфайтинг – бой на близком расстоянии.
[Закрыть]. Он ловко связал руки Бориса и прислонился головой к щеке Бориса. Борис почувствовал жирный запах бриолина от влажных волос Титова.
Борис попробовал освободить руки. Ему удалось вытащить правую руку, но раньше, чем он успел ударить, Титов провел сильный опперкет[46]46
Опперкет – короткий удар снизу.
[Закрыть] в правый глаз Бориса.
Было здорово больно. Борис не смог уйти от крюка в корпус. Снова Титов пошел в атаку. Он бил со средней дистанции, и Борис не отходил. Теперь Титов провел больше ударов, чем при первой атаке, но Борис выдержал и снова ударил опперкетом справа. Большинство зрителей не видело этого удара. Зрителям казалось, будто Титов сам прекратил свои безостановочные серии. Очевидно, он крепкий парень, этот Горбов, но, конечно, больше двух раундов такой трепки ему не выдержать.
А Горбов, едва только Титов приостановился, бросился к нему, и три быстрые удара по корпусу были такими сильными, что все в зале увидели, как Титов отошел, тяжело наступая на пятки.
Горбов хотел продолжать, но Титов нырнул и пошел в клинч[47]47
Клинч – такое положение, при котором боксеры обхватывают друг друга. По команде рефери («брейк») противники должны разойтись, сделать по шагу назад.
[Закрыть].
Рефери развел их, и сразу ударил гонг. Кончился первый раунд.
Садясь на табуретку в своем углу, Борис тихо сказал Петру Петровичу только одно слово:
– Глаз…
Титов в своем углу откинулся спиной на канаты и закрыл глаза. Он дышал тяжело.
В первом ряду Филипп Иванович вынул платок и молча вытер вспотевшее лицо.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
За одну минуту перерыва Борис хорошо отдохнул, и дыхание у него было хорошее, и все было в порядке. Плохо было только с глазом. Глаз тупо болел, и быстро росла опухоль. Петр Петрович почти ничего не сказал Борису. Андрей работал полотенцами. Он махал не очень быстро и не сильно.
Хронометрист сказал: «Секунданты за ринг», и Андрей полез под канат. Борис встал и глубоко вздохнул.
Он был совершенно спокоен. Теперь он был по-настоящему спокоен. Только немного зол.
Петр Петрович вытер ему спину и сказал:
– Работай. Постарайся еще бить в корпус. Он опустит руки. Но работай спокойно.
Борис хотел сказать, что он совсем спокоен, но в это время ударил гонг. Борис круто повернулся и пошел на середину ринга.
Во время перерыва Борис не смотрел на противника, и теперь его поразило лицо Титова. Глаза Титова налились кровью, рот был искривлен. Низко опустив голову, он медленно шел к Борису.
Борис легкими скользящими шагами обошел Титова справа, и, когда Титов повернулся к нему, Борис сделал вид, будто хочет левой рукой ударить по животу. Титов закрыл живот и открыл голову.
Стремительно рванулось тело Бориса. Левая рука выбросилась вперед, прямая и жесткая. Титов пошатнулся.
Борис бросился к нему, и он не успел закрыться. В лицо, в корпус, в лицо, в лицо, в корпус…
Титов не ожидал такого удара. Он не ожидал такого удара, и никто в зале не думал, что этот тонкий парень сможет так ударить, никто не думал, что он может так вести бой.
Это было совсем непохоже на первый раунд. Зрители замерли.
Филипп Иванович привстал с места.
– Бей, бей, бей, – шептал он, задыхаясь.
Петр Петрович сидел на корточках в своем углу. Кулаки его были стиснуты, и губы беззвучно шевелились.
Но Титов знал бокс. Он вынес несколько тяжелых ударов и сумел спастись в клинче. Он обмяк, обвис, навалился всей тяжестью на плечи Бориса – и оправился, пока рефери не развел их. Он не совсем оправился, но он пришел в себя. Борис вложил всю силу в прямой удар левой рукой, но Титов низко нырнул, и Борис пролетел мимо, едва устояв на ногах. Титов не использовал возможности нанести удар, зато, пока Борис приготовлялся к новой атаке, он окончательно пришел в себя.
Каждая секунда, каждое мгновение передышки было спасением для Титова. Он был опытным бойцом.
От следующего прямого удара он снова ушел. Теперь-то он был осторожен. Он наглухо закрылся и стоял в низкой стойке.
Борис попробовал провести удар справа. Он ударил два раза левой по корпусу и потом правой в лицо. Корпус Титова был закрыт перчатками, но закрыть лицо он не успел, и Борис попал ему в рот.
Титов мотнул головой, и кровь полилась изо рта. Тонкая струйка крови. Борис наступал.
Снова Борис нанес левой – теперь в подбородок, но Титов совсем оправился. Он принял удар и ответил Борису по правому глазу. На секунду Борису показалось, будто он падает. Титов близко подошел к нему и ударил еще раз по глазу. Левой рукой он ударил Бориса по глазу, и почти одновременно правой рукой по челюсти. Инстинктивно Борис пошел вперед, и он просто наткнулся на Титова и вынес еще один удар по лицу раньше, чем успел войти в клинч. Голова Бориса была повернута к зрительному залу, и он ничего не видел. Мутный туман плыл перед глазами. В ушах звенел на одной ноте тонкий, дрожащий звук. И было ощущение тишины и неподвижности, и будто ничего, ничего не было – ни боя, ни боли, ни желания победить.
Титов ударил Бориса плечом по скуле[48]48
Удар, запрещенный правилами бокса.
[Закрыть].
Он это сделал незаметно и сильно. Удар был очень неприятным, но этот удар встряхнул Бориса и помог ему прийти в себя. Рефери разъединил их.
Титов не сразу кинулся на Бориса. Борис успел совсем оправиться. Хотя боль не прошла, но голова снова стала ясной. Он сильно встретил Титова. Некоторое время они стояли почти неподвижно друг против друга и наносили друг другу удары.
Зрители встали с мест, и в зале было очень тихо.
Титов первый отошел влево. Борис преследовал его и бил то в лицо, то в живот.
Титов уходил, ныряя вниз. Руки его опустились. Он закрывал живот. Борис бил в голову.
В зале захлопали, и рефери замахал рукой, чтобы прекратить шум.
Борис загнал Титова в угол и бил резкими крюками в голову. Титов совсем скорчился, совсем согнулся. Борис искал нокаута, но никак не мог попасть достаточно точно. Лицо Титова потемнело от ударов.
Потом Титов рванулся вправо, и Борис остановил его крюком, и он вложил страшную силу в удар. Он попал слишком высоко в лоб, в лоб, рядом с виском.
Прозвенел гонг.
Борис отскочил от Титова и быстро пошел в свой угол.
Он был бледен. Правый глаз его закрылся. С глазом было совсем плохо.
– Молодец, – сказал Андрей и взмахнул полотенцем.
Борис только покачал головой.
Он сел на табурет и вытянул ноги. Петр Петрович нагнулся над ним. Борис сказал совсем тихо:
– Последний удар был высок, Петр Петрович. Я попал ему в голову…
– Рука? – сказал Петр Петрович.
– Я ударил слишком сильно… – прошептал Борис.
– Расшиб руку?
Борис молча кивнул.
