Текст книги "Год лошади"

Автор книги: Лев Куклин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 18 страниц)

– Сейчас вот ка-а-ак аннигилируем! – ленивым шепотом сказал Астронавигатор. – Кто пустил сюда эту птичкорыбку?!

– Это – рыбкоптичка... – таким же шепотом поправил его Врач. – Нормальный коллективный психоз...

Существо весело помахало пушистым беличьим хвостиком...?

– Белка песенки поет да орешки все грызет... – ахнув, ни к селу, ни к городу промычал так и не успевший принять вахту Второй Штурман.

Стук повторился.

– Да чем же она стучит?! – в отчаяньи закричал Врач. – Ведь она же мягкая, как детская игрушка!

Все отпрянули от иллюминатора. Самым невероятным было именно то, что это странное создание, это космическое "как ее там", рыбка-белка, птичка-бабочка, ничем не двигала, ни крылышком, ни лапкой! А стук слышался все явственнее. Капитан поморщился и решительно поковырял пальцем в ухе, потом с сожалением посмотрел на собственный палец, перевел взгляд на экипаж и вздохнул.

– Ну, хватит! – сказал он. – Хочется девочке войти? Пусть войдет... Все со страхом посмотрели на него, но возразить были не в силах. И когда четкий, как старорежимная корабельная морзянка, стук раздался вновь, Капитан откашлялся, и заранее томясь от последствий межгалактического розыгрыша, хрипло разрешил:

– Войдите!

... Стекло сектора обзора – иллюминатора командной рубки прозрачностью напоминало чистую родниковую воду. Но твердостью своей этот огромный цельнолитой кристалл с перестроенной уплотненной атомной решеткой значительно превосходил алмаз. Разрушить, расплавить или пробить его в Космосе не могли никакие механизмы или организмы. Во всяком случае, не должны были бы...

Но рыбка или птичка, или что-то там из них вместе, словно бы и впрямь уловив разрешение, взмахнула крылышками, округлила рот и медленно, словно бы взаправду – через прозрачную ключевую водичку, сквозь полуметровую толщу иллюминатора вплыла в рубку и повисла над командным пультом.

У Астронавигатора были безумные глаза, и холодные капли пота вяло стекали по лбу... Врач посмотрел на него и перехватил руку, которая машинально тянулась к кобуре бластера...?

– Добро пожаловать... – с трудом пролепетал Капитан. Гостья грациозно вильнула хвостиком, теперь уже не беличьим, а раздвоенным, как у ласточки, подпрыгнула на двух, – впрочем, может быть, и на трех?! – лапках и сделала два-три поклона своей серьезной круглой головой... Почему-то астронавтам сразу же стало казаться, что это существо – именно гостья, а не гость...

– Кто вы?

– Не знаю...

– Но вы понимаете наш язык?

– Что такое Язык – ?спросила гостья. – Я понимаю всех...

– Но вы – представительница Разумной Цивилизации – ?все больше запутывался Капитан в вопросах обязательного Протокола, предписываемого при Контактах. – Какого типа ваш Разум?

– Что такое Разум – ?полюбопытствовала птичкорыбка или рыбкоптичка. – Мы не думаем об этом.

– Кто же тогда вы?! – хором спросили ее астронавты-мужчины.

– Мы – Планета Подарков...

– Подарков?! – растерянно прошептал Капитан. – Мне уже лет тридцать никто не делал подарков...

– И то, ежели считать по бортовому времени... – уточнил Врач и искоса взглянул на его орденские планки в золоте и крохотных бриллиантах. Потом с угрюмым несогласием мотнул головой: – А зачем нам... эти... подарки?

– Вы можете захватить подарки для ваших детей. У разумных существ должны быть дети, не так ли?

– Сомневаюсь, разумное ли я существо... – буркнул Врач. – Пожалуй, у нас у всех уже давно... очень давно... нет детей... И даже внуков... Тяжелый всхлип донесся из чьей-то перехваченной печалью гортани. Врач не стал уточнять, из чьей. Ах, Время, Время...

– Да, да... – потрясенно подтвердил Капитан. – Может быть... если мы вернемся... мы встретимся со своими пра-правнуками...

– Нашими детьми может быть все будущее человечество... – скромно сказал Третий Штурман. Он ушел в межзвездный рейс совсем молодым человеком и не успел обзавестись семьей.

– В некотором смысле... – съехидничал Астронавигатор.

– Вы так быстро размножаетесь – ?спросило Существо, не ведающее, что такое Разум.

– Быстро?! – вскинулся Врач, но осел и взглянул в иллюминатор обзора, где по-прежнему отсутствовало Пространство и существовало только Время. – Хотя да... Пожалуй, действительно – быстро...

– Вы сами можете оказывать нам покровительство... – прощебетала (или проворковала, кто их там разберет?!) цветастая гостья.

– Покровительство?! – обалдело спросил Астронавигатор, вспомнив, как эта рыбка или птичка свободно протекала сквозь несокрушимую крепость сверхалмазного сплава... – Мы вам – покровительство?

– Ну да... Можете играть с нами, приказывать нам приносить разные предметы с дальних планет...

– Поноска... Это называется – поноска! – вспомнил забытое слово Врач. – Они вроде космических собачек. Друзья человека...

– Не только. Мы умеем воплощать желания в осязаемые образы, менять психику, охранять защитными полями от воздействия враждебной среды...

– И это называется – покровительство?! Что же должны делать мы?!

– Ничего... Делиться с нами своей пищей, иногда играть и гулять с нами, разговаривать и позволять своим детям таскать на руках наших детенышей и называть их уменьшительными именами...

– А конуры вам не требуется – ?не слишком вежливо брякнул Астронавигатор.

– Мы ищем друзей, а не жилье... – уклончиво сказало существо с Планеты Подарков.

– Пошли, Чебурашка! – вдруг совершенно непоследовательно сказал Капитан, и рука его сама собой потянулась и погладила сразу же растопырившиеся, как шерстка, разноцветные перышки рыбки. – Или ты – Шарик? Кажется, у меня найдется для тебя куриная косточка... И он направился к себе в каюту. Глаза его сияли счастливым мальчишеским блеском, словно бы он удачно угнал у соседа-голубятника парочку его лучших турманов. Птичкорыбка, или, если угодно – рыбкоптичка послушно плыла перед ним... Впрочем, пожалуй, уже не плыла. Они почти перебирала тремя... нет, четырьмя лапами... Она походила уже на мохнатого скочтерьера... или на милого игрушечного медвежонка коалу... на бурундучка... черт возьми! Пожалуй, и на Микки-Мауса тоже... В тоскующем воображении астронавтов теснились реликтовые животные невообразимо далекой Земли!

Они, приоткрыв рты от зависти – да, да, они понимали, что это очень нехорошее, очень некосмическое, нетоварищеское чувство, но ничего не могли с собой поделать! – провожали взглядами маленькое церемониальное шествие...

– Подарок... – со всхлипом вздохнул врач. – Ишь ты...

– Интересно, а мышей он ловит, этот подарочек – ?словно бы и впрямь в космическое пространство, в сторону сказал Астронавигатор.

– К нам кто-то стучит... – простонал Третий Штурман...

БОЛЬШАЯ ВЕРА МАЛЕНЬКОГО КНУДА

Каждый вечер перед сном мама читала Кнуду что-нибудь из большой Книги в твердом переплете с медными пуговками, от которого вкусно пахло лошадиным седлом. Пятилетний Кнуд, конечно, почти ничего не понимал в этой толстой умной Книге, но слушал внимательно, потому что очень любил уютный мамин голос, теплый, как зимние варежки, которые она ему связала своими умелыми руками. Но однажды Кнуд заволновался, услышав волшебную фразу, вычитанную матерью из бесконечной Книги: "...И если даже будет у вас вера с горчичное зерно, и вы скажете горе: шагни – гора сдвинется..."

– Мама... – осторожно выдохнул Кнуд. – А горчичное зернышко... оно очень маленькое?

– Очень... – улыбнулась мама.

– А гора – ?и он от волнения опять пошатал кончиком языка молочный зуб с маленькими зазубринками на срезе: как будто рисунок старинной башенки. – Гора большая?

– Гора очень большая... – согласилась мама.

– И вершина ее покрыта снегом?

– Да, да... А снег этот никогда не тает...

– А вера? Она большая или маленькая?

– Смотря у кого, сынок... – задумчиво ответила мать. – У одних людей она большая, им легко жить. А у других – совсем маленькая, потому что они сомневаются.

– А у меня... какая вера – ?наморщив лоб в сильнейшем раздумье, прошептал мальчик.?

– Во что – ?весело и молодо засмеялась мать. – В сласти и в игрушки?

– Но ты же сама при помощи Книги сказала: если будет ваша вера с горчичное зерно... У меня есть зернышки этой веры... здесь... внутри – ?и он осторожно, с некоторым опасением погладил себя по животу, обтянутому вязаной фуфаечкой.

– Думаю, что маленькая вера в тебе сидит! – согласилась мать. – Ты ведь веришь и знаешь наверняка, что я тебя люблю?!

– Ну, конечно, мамочка! Про тебя у меня – самая большая, крепкая вера! ?И?с этими счастливыми словами он легко уснул, свернувшись калачиком под теплым одеялом, словно бы охраняя внутри своего маленького тела ту самую маленькую, с горчичное зерно, веру, способную двигать большие горы со снежными вершинами...

... А ночью выпало много снега, и Кнуд Свенсон, живущий почти на краю света на берегу холодного серого моря, катался на лыжах. И еще к обеду мама принесла большой круг смаалэндского сыра. Он очень понравился Кнуду – с желтой корочкой, которую можно потихоньку отколупывать, и с большими круглыми дырками, в которые можно было легко просовывать пальцы. Сыр был пахучий, плотный, и в нем мягко вязли зубы.

– Вкуснота с дырочками! – решительно определил Кнуд свое отношение к этому сыру. Перед сном он снова отправился погулять. В поселке было тихо, и только в море, которое тяжело плескалось внизу, стиснутое стенами фиорда, Кнуд увидел тягучий желтый кружок, который покачивался на в них.

– Луна... – догадался Кнуд и поднял мордочку под вязаной шапочкой с помпоном к небу. – Луна... – прошептал он и понесся к дому, боясь потерять и забыть по дороге неожиданное открытие.

– Мама! – задыхаясь от бега, с трудом успел он выговорить, – а я видел: луна!

– Ну и что – ?удивилась мать. – Сегодня полнолуние...

– Она... эта луна... я понял... – торопился мальчик, – она сделана... – И он торжественно выпалил: – Она сделана из самого настоящего смаалэндского сыра!

– Почему ты так решил – ?с улыбкой, но самым серьезным тоном спросила мать.

– Потому что желтая... круглая... и с дырочками... Вот! Мать все же – на всякий случай! – покачала головой.

– Боюсь, что ты ошибаешься, – как можно ласковее сказала она. – Луна – это луна, а не сыр... И потом, откуда ты знаешь, какова она на вкус, если ты ее не пробовал?! Да, это было серьезным возражением!

– А я верю...верю... – настойчиво повторял Кнуд, – верю, что Луна сделана из вкусного смаалэндского сыра! Ты же говорила, что у меня есть маленькая вера? Ну, хоть с горчичное зернышко?! И если не из сыра – тогда для чего же она сделана? Что ли – зря?!

– Дурачок... – с мокрыми счастливыми глазами прошептала вслед Кнуду мать, когда он снова выскочил за дверь.

А некоторое время спустя она услышала на крыше их небольшого домика подозрительный шорох и вышла посмотреть, что это за странный шум. На крыше она увидела своего ненаглядного сына, который стоял на самом коньке и с серьезным видом длинной лыжной палкой настойчиво пытался сбить луну с темного неба. Он пыхтел и тянулся изо всех сил, но луна, сделанная, конечно, из сыра, никак не давалась...

– Сынок... – тихо окликнула его мать. – Для того, чтобы достать луну с неба, нужна очень, очень длинная палка... – Я тоже пробовала... раньше. У меня тоже не получилось. И потом... иди надень варежки. У тебя, должно быть, совсем замерзли руки.

– Ты пыталась достать луну – ? заинтересованно переспросил ее сын уже на земле, кубарем скатившись с крыши. Подымаясь на цыпочки, он пытался при свете луны и звезд снизу разглядеть выражение ее лица. – И ты не достала длинную-предлинную палку?

– Не достала, сынок... – виновато призналась мать.

– Значит, у тебя было мало веры! – серьезно заключил сын. – Даже – с горчичное зернышко...

?И?перед тем, как закрывать дверь на ночь, он постоял на верхней ступеньке крыльца и прошептал, словно бы молитву или волшебное заклинание:

– А я верю... Верю, верю, что луна сделана из смаалэндского сыра... И крепко стиснул кулачки, пристукнув ими друг о дружку.

Несколько ночей подряд дул теплый юго-западный ветер, и ночное небо было покрыто плотными мохнатыми облаками, и не было видно ни луны, ни звезд... А когда сменившийся ветер разогнал облака – Кнуд глянул на нее и ахнул:

– Мама, мама! – радостно закричал он. – Ты только посмотри: вся луна объедена летучими мышами! Ты видишь, как они неровно отгрызли у нее краешек? Ты – видишь?!

– Вижу, сынок, – кивнула головой его мама. – Только почему же ты думаешь, что луну объели летучие мыши, а?

– Ну, мама... – засмеялся Кнуд, – как же ты не понимаешь, что домашние серые мыши не могли съесть этот сыр: они же не умеют летать!

– Да... – согласилась мать. – Это верно. Я не догадалась.

– Вот видишь, вот видишь! – приплясывал Кнуд Свенсон, маленький житель небольшой северной страны на берегу холодного моря. – Я имел веру.. размером с горчичное зернышко, и маленькие мыши погрызли большую Луну!

– Еще бы... – сказала мать тихо... – Ведь твоя Луна и в самом деле сделана из смаалэндского сыра!

КОД "ИКС"

– Поздравляю вас, господин Президент! – сказал Врач. Он стянул резиновые перчатки, несколько раз согнул и разогнул освобожденные пальцы и впервые за двое суток слабо улыбнулся. – Теперь я гарантирую жизнь вашего сына. Да поможет нам Бог!

– Бог – это вы! – немного высокопарно, но совершенно искренно вырвалось у Президента. – Оказывается, я не только Отец Нации. Я – всего-навсего отец...

– Я тоже... был... отцом – грустно произнес Врач. – Но мой мальчик... погиб далеко отсюда. Слишком далеко... И я ничем не смог помочь ему. Ничем!

– Мы отомстим им! – пылко пообещал Президент, словно бы мгновенно поднявшись на трибуну с сияющим на ней государственным гербом. – Мы сотрем этих шестиконечных археронцев в космическую пыль! Наш звездный флот приведен в боевую готовность! И стоявший за спиной Президента рослый адъютант в традиционной военно-морской форме с золотым шнуром аксельбанта невольно вытянулся по стойке "смирно". В левой его руке, надежно прикрепленный металластовой цепочкой к запястью, покачнулся знаменитый черный сейф-чемоданчик с торчащей из него гибкой и короткой антеннкой, – словно одинокий усик спрятанного там неведомого опасного насекомого... В этом чемоданчике, как было известно на Планете всем и каждому, находилось личное переговорное устройство Президента для связи со всеми планетными и межпланетными базами.

– Вы не сможете начать войну, господин Президент... – тихо, очень тихо, пожалуй даже слишком тихо для угрозы сказал Врач, но тем не менее охранники Президента насторожились и руки их цепко легли на рукоятки лучеметов.

– Кто сможет диктовать мне свою волю – ?удивился Президент.

– Ваш сын, сэр...

– Сын?! Моя новорожденная кроха?!

– Да, сэр... При проведении этой отчаянной операции я вживил в его сердце микропередатчик с кодом "икс", господин Президент...

– Мой личный президентский код?! – задохнулся правитель Планеты. – Код-сигнал с командой о начале ядерного нападения?!

– Именно так, господин Президент. Теперь любую войну вы сможете начать, только разорвав сердце вашего ребенка. В самом буквальном смысле этого выражения...

– Но как... Как вы смогли? Как... осмелились? Как вы узнали, наконец?! – Президент словно бы осел на глазах, и его высокая спортивная фигура явно укоротилась дюйма на два-три.

– Электронный сигнал – это всего лишь сигнал, господин Президент, – устало ответил Врач. – Всего лишь знаковая система, а не знамение Божье. И если его знают двое, всегда есть возможность того, что тайну узнает третий... А нас на Планете и во всем мире не трое. Нас гораздо больше!

Голос Врача окреп, он поднял голову и снизу вверх посмотрел на Президента. Впрочем, тот уже не выглядел высоким, величественным и неуязвимым.

– Ничего... – наконец, прохрипел Президент. – Я поменяю сигнал. В конце концов, это мой личный код.

– Ребенок тоже ваш, сэр... – мягко напомнил Врач. – Впрочем, как и весь наш мир.

– Чего вы добиваетесь – ?недоверчиво спросил Президент. У него противно задрожала правая нога, и он, нащупав шаткий подлокотник, с трудом опустился в белое больничное креслице. – Это только отсрочка...

– Конечно... – согласился Врач. – На то, чтобы изменить код "икс" на всех приемных командных устройствах на всех внепланетных базах уйдет много времени... Но время работает на нас, господин Президент: нас станет еще больше, я даже уверен – нас станет очень, очень много. И самое главное: за это время подрастет ваш сын, господин Президент. И тогда есть основания, что он тоже окажется на нашей стороне. И решение будет в наших руках. Справедливое решение!

– И за эту... за эту справедливость, – с трудом выговорил Президент, еле разлепляя бледные губы, – я плачу... собственным сыном?

– Ведь вы – отец, господин Президент. Счастливый отец! – напомнил Врач. – Кто знает: может быть, дети изменят и нас с вами?

– Дорогая цена... – прошептал немолодой человек, и больничное креслице тоненько скрипнуло под ним. – За все мы платим слишком дорогую цену...

За его спиной, не шелохнувшись, продолжал стоять адъютант и точно так же оставалась совершенно неподвижной короткая антеннка, выглядывающая из черного сейфа-чемоданчика...

ОХОТА

Ощущая приятную тяжесть ружья, он бесшумно прополз сквозь колючий кустарник и осторожно раздвинул ветви. Они были здесь!

Солнце еще не взошло, серели предрассветные сумерки, и внизу, под ветвями деревьев и в кустарниках еще таились густые и таинственные клубы ночной темноты. Но их было видно! И не в отличные окуляры инфракрасного бинокля, а так – потому что они были чернее самой черной мыслимой черноты! Они двигались в центре поляны, меняясь местами и подпрыгивая. Он замер, втягивая ноздрями горький от хвои воздух и прислушиваясь к их гортанному бормотанью. Время от времени они забавно чуфыкали и с треском распускали свои великолепные крылья.

От первого солнечного луча, скользнувшего по вершинам, их чернота стала еще заметнее. Даже издали ощущалась глянцевитность и упругость их хвостовых перьев. Хвосты эти то распускались веером, то складывались с явным характерным шорохом – именно, как веер! От этих удивительных хвостов так и веяло прохладой... Над глазами у них огненно выделялись алые брови, алые, как кровь, струившаяся в их сильных телах. Даже на вид птицы были налиты тяжелой пахучей плотью. Первобытная дичь! И первобытная их песня, песня весны и любви, заполнила до краев эту уединенную поляну, всепобеждающе разносилась в полном безветрии раннего утра, дикая самозабвенная песня дикого леса...

"Косачи! Косачи! – повторял он, словно перекатывал внутри себя еще и еще раз это старое забытое слово. – Косачи! Прекрасная мишень!" Он знал, что ружье снаряжено и опечатано егерем по всем правилам. Он получил от него сертификат с внушительными гербовыми печатями и знал, что имел право на три выстрела. Он хорошо заплатил за эти три выстрела! Осечки не будет! Он опытный и хладнокровный стрелок... Пора!

Привычным, хорошо отработанным движением он поднял ружье к плечу. Ощущая щекой липкий холодок приклада, он спокойно, тщательно, как на полигоне, задержал дыхание... Ведя стволом, он аккуратно всаживал птицу в самый центр перекрестья нитей прицела, и когда она на короткую долю секунды замирала вместе со своей песней, – быстро и точно, три раза подряд нажал на спусковой крючок.

Отдачи он не почувствовал. Щелканье курка было совсем бесшумным. Три мощные короткие вспышки одна за одной выхватили своим резким концентрированным светом каждую хвоинку, кусты в непонятных пахучих цветах – они были лиловыми и мокрыми от росы, многократно отразились в каждой такой росинке, очертили дальний конец поляны в легкой кисее утреннего туманца, обрисовали каждое перышко и кровавые надбровья птиц, заставших в свете этих вспышек в своем последнем полете...

...Но что это?! Из ружья сбоку выползла, словно пустая отстрелянная обойма, лента, состоящая из трех превосходных, первоклассно проявленных стереослайдов крупного – в ладонь формата. Человек тупо посмотрел на них, еще ничего не понимая. Глухари, прервав свою песнь и прыжки, тяжелыми созревшими плодами расселись на ближайших ветвях.

Человек чертыхнулся, забросил ружье за спину и направился к своему флаеру, припаркованному в двух километрах от глухариной поляны...

– У вас есть патроны – ?спросил он, вернувшись в поселение, в первом же универсальном центре снабжения и распределения.

– Простите, сэр, что такое – патроны – ?на мгновение запнувшись, повторил служащий незнакомое слово, занося пальцы над информационным дисплеем... – У нас есть все, необходимое для жизни...

– Патроны... гм... это... – на лице говорившего просквозила досада, и он зло продолжил: – Это средство, чтобы убивать дичь.

– Убивать?! – оторопел продавец. – Вы, наверное, землянин?! – наконец, догадался он. – Вы так похожи на нас. Сразу и не отличишь...

– Да, я – с Земли, – гордо вскинул голову человек с ружьем. – Прилетел специально, чтобы поохотиться на древнюю дичь... И вот... – он показал на слайды.

– Прекрасные снимки! – одобрил продавец. – Настоящий трофей! А... А разве вы не знали, что на нашей УЗОПе – Уникальной Заповедной Охраняемой Планете – разрешена только фотоохота?!

– Предупредили! Но я хотел убить настоящую дичь! – оборвал его охотник и сделал движение, как будто нажимал на спуск.

– Убить живую птицу, и чтобы она трепыхалась у твоих ног, роняя перья! А потом – угли, костер, запах жареного мяса!

– У нас таких... – служащий сделал паузу, подыскивая выражение, – таких, как вы... подвергают принудительной перестройке психики!

– Ах ты... – начал было охотник, но спохватился, захлопнул рот и выскочил из торгового помещения.

Служащий проводил его отрепетированным вежливым поклоном и неприязненным взглядом, а затем с любопытством посмотрел на строчки информдисплея, высветившиеся перед ним на экране:

"ПАТРОН /устаревш./ – цилиндрическая емкость различного диаметра /калибра/, снабженная устройством для взрывания содержимого. Обычно П. снабжался пулей, взрывные газы придавали которой убойную силу на значительных расстояниях. П. применялся для охоты и в противоборствующих столкновениях /войнах/ человеческих сообществ. Торгового индекса не имеет".

Служащий удовлетворенно вздохнул и выключил экран...

ДОНОР

I

– Я этого больше не вынесу! – сквозь навернувшиеся на глаза слезы выговорила она.

– Мы изнемогли под тяжестью неопределенности, – подхватил муж и с надеждой посмотрел на хирурга.

Тот отвел взгляд и покачал головой.

– Я ничем не могу вас обнадежить. – В тоне врача не было ничего, кроме бесконечной усталости. – Вы знаете, я собрал консилиум из лучших специалистов. У мальчика прогрессирующая атрофия почек. Значит, месяцев семь-восемь, в самом лучшем случае – год. Большего ни я, ни господь Бог гарантировать не в силах. Спасти вашего сына может только пересадка здорового органа .Необходим донор.

– Семьдесят тысяч долларов! – в отчаянии прошептал муж. – У нас никогда не будет таких денег...

Врач, словно бы от сильной вспышки света, прикрыл глаза ладонью.

– Необходимы сразу две почки, – глухо сказал он. – Две, причем свежие и молодые. Они должны прижиться и развиваться вместе со всем организмом.

– О-о-о! – простонала женщина. – Целое состояние. А Дик у нас один... Если бы у него были братья и сестры...

– Скажите, мистер Кэрриган... – мужчина морщился, мучительно подыскивая слова. – Это не органическое, я имею в виду... не наследственное заболевание?

– Нет, – резко вcкинул голову хирург. – Это не гены... Это – осложнение после вирусного заболевания. Редчайший случай...

Женщина упала лицом на покрытый пластиком стол, давясь беззвучными рыданиями. Мужчина протянул было руку, чтобы погладить ее по голове – и oтдернул руку на полдороге.

– Милдред... – прошептал он. – Идем домой. Кажется, я знаю выход... И он посмотрел на жену со страхом и надеждой.

II

– Доктор... – в дверях приемной появился Роберт Джонсон. – Мистер Кэрриган, я хотел бы переговорить с вами наедине.

– Выйдите, сестра! – буркнул хирург, с интересом всматриваясь в новое для него выражение лица давнего знакомого.

– Скажите, доктор... – Джонсон несколько раз судорожно вдохнул и выдохнул воздух, прежде чем выдавил из себя первые слова, – для донорской операции... ну, для пересадки почек... имеет значение пол донора?

– Конечно, нет, – сразу же ответил врач. – Организму безразлично, будут почки мужские или женские. В данном случае имеет значение только абсолютный возраст. Вашему сыну пять лет. Донор должен быть моложе, в крайнем случае – ровесник...

– Дело в том, доктор... Дело в том, что Милдред беременна! И как нам сказали, беременность здоровая, без патологий. Уже четыре месяца. ..

– Поздравляю... – спокойно сказал врач. – Вы поступили дальновидно и мудро. Рождение нового ребенка поможет вам пережить неизбежное горе...

– Вы не поняли, доктор... Мы с Милдред не в силах... не в силах без борьбы расстаться с Диком. Мы очень любим его. Мы не хотим его хоронить! И мы решили... этот ребенок... без имени и возраста... незнакомый... пусть он и станет донором! Другого выхода у нас нет. Хирург выронил авторучку, которую во время разговора машинально вертел в руках. Она с коротким стуком упала на пол и, посверкивая золоченым пером, закатилась куда-то под стол. После чего в кабинете несколько мгновений стояла жуткая тишина.

– Xo-po-шо... – наконец медленно сказал хирург. – В шесть-шесть с половиной месяцев я вызову у вашей жены преждевременные роды, и мы используем почки недоношенного плода в качестве донорских. Я гарантирую жизнь Дика. Вот этими руками... – он поднял обе руки вверх, ладонями в сторону мужа, словно бы давая некую клятву. – Рискну на некоторое время присвоить себе функции Создателя! Хоть и подозреваю, что все будет крайне непросто, – бледно улыбнулся он. – Через две недели пришлите ко мне вашу жену для консультации.

III

Медсестра проболталась – не то по глупости, не то по злобе. Судебный процесс оказался сенсационным и шумным. "Обвинение в соучастии в убийстве!" – кричали газетные заголовки. – "Народ против врачаубийцы и преступных родителей!"

"А как насчет врачебной тайны? – ехидно вопрошали другие. – Неужели каждая вырезанная грыжа теперь станет достоянием всеобщей гласности?" "Несчастная мать руками врача-садиста вырывает почки у своего недоношенного ребенка!" "Мальчик Дик Джонсон совершенно здоров! Свободу замечательному хирургу, сотворившему чудо!"

"Не позволим пересаживать белому человеку требуху чернокожих!" "Прокурор штата поддерживает обвинение! На стороне защиты – лучший адвокат штата! Он, как и хирург, отказался от вознаграждения!"

IV

Газета "Ивнинг сити ньюс" опубликовала отчет своего коppecпондента из зала судебного заседания. Всеобщее внимание, само собой разумеется, привлекла речь знаменитого адвоката.

– Уважаемый суд! Леди и джентльмены! Наша свободная и независимая пресса! Я рассматриваю данный процесс как некий символ, словно бы специально вызванный в день нынешний из дня будущего, недалекого, но предвидимого зорким внутренним оком. Готовы ли мы воспринять это будущее?

Я хотел бы убедить вас, господа присяжные заседатели и всех граждан, присутствующих в зале, в необходимости на этом уникальном процессе отрешиться от привычных нам предрассудков и готовых, стандартных суждений, и попытаться взглянуть на события непредвзято, свежим и незамутненным взглядом. Ибо в наши времена старые понятия наполняются новым, неожиданным смыслом.

Так, самый главный вопрос, который предстоит решить нам с вами: готовы ли мы – перед лицом неизбежного будущего – сформулировать и обосновать наше право на жизнь и наше право на смерть?

(Голос из зала судебного заседания: – Эти права принадлежат Богу!)

– Совершенно с вами согласен! В таком случае хирург Кэрриган был, ежели угодно, всего только орудием в руках божьего промысла. И надо признать – орудием весьма и весьма квалифицированным. Он не посрамил божеского предначертания! И я думаю, что ежели Бог захотел бы провести экспертизу, у него не нашлось бы претензий к качеству данной работы!

(Крики в зале суда: – Браво! Богохульник! Адвокат дьявола ! Долой! Браво! Не кощунствуй!)

– Уважаемые господа! В чем смысл нашей жизни, этой неоспоримой божественной сущности? Разве не в том, чтобы взращивать, лелеять, всячески поддерживать вечные ростки жизни перед ликом смерти? Тогда высшая польза наших деяний – она же и безусловный носитель высокой нравственности.

(Выкрик из зала суда: – Валяй дальше!)

– Тогда что такое "право на смерть", если умелые хирурги способны вмешаться в божеское предначертание и продлить жизнь полуживым за счет мертвых? И кстати, господа присяжные заседатели, кто из вас возьмет на себя смелость сформулировать, что значит понятие " юридически мертвый"? А какой смысл вы, господин прокурор, вкладываете в понятие "юридически живой", если тот или иной субъект завещает хранить себя в криогенной емкости до назначенного им срока воскресения где-нибудь в 2205 году от Рождества Христова?! Что такое право на жизнь, дарованную нам Богом, если между жизнью и смертью ребенка стоят только деньги?

(Голос из зала суда: – А разве старый способ делания детей уже отменен?!)

– Нет сомнений, что грядет такое время, когда технический уровень развития медицины за счет как электронных, так и чисто биологических протезов позволит отдельным индивидуумам если не существовать бессмертно, то функционировать практически сколь угодно долго, почти бесконечно! Не выглядит ли кощунством, уважаемые присяжные заседатели, наши грядущие возможности и наша моральная готовность отобрать у божьего промысла право на бессмертие? Нет, не выглядит! И мои подзащитные осуществили свое свободное божественное право на смерть во имя торжества жизни!

(Выкрик из зала судебного заседания: – Но по законам нашего штата разрушение плода сроком больше двенадцати недель считается убийством!)

– Плод не был разрушен в строгом смысле этого слова! – последовало быстрое возражение адвоката. – Его важнейшие части были использованы как необходимый строительный материал для угасающей жизни другого несчастного человеческого существа. Ежели угодно – это проявление истинного великодушия, благородный акт спасения! Небогатые родители с ужасом и горечью осознали невозможность оплатить необходимого донора. И их честная великодушная попытка устранить вопиющую социальную несправедливость собственными, так сказать, силами, собственным правом на осуществление жизни своего ребенка, дарованного им Господом, в свете наших предыдущих размышлений заслуживает, на мой взгляд, понимания, сострадания, уважения и оправдания...

(В зале судебного заседания свист, крики и аплодисменты.)

– К сожалению, уважаемые сограждане, мы знаем, что Бог, создавая человека, не создал к нему запасных частей... И мы, молодая, цветущая, инициативная нация, должны всемерно исправить эту недоработку! Мы будем создавать потребные нам органы искусственно, и матерям не надо будет прибегать к услугам собственного чрева...