Текст книги "Настоящие люди"

Автор книги: Лев Власенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 11 страниц)

            Инира выпрямилась во весь рост, замахала руками приближающимся саням. Она хотела первой приветствовать спасителей, но стоило ей сделать шаг из своего укрытия, как что-то тяжелое ударило девушку по голове. Ноги Иниры подкосились и в глазах потемнело.

            ***

            – Сколько еще ждать?! – в третий раз возмущенно выкрикнул Тиркыет.

            Элгар покосился на гребень сопки, над которым белело поднявшееся солнце. За то недолгое время, что они провели у байдар, Тиркыет успел до смерти утомить его. Сначала проводник старался быть терпеливым, потом начал ругаться и сквернословить, проклинал Умку и рвался спасать его, вбив себе в голову, что тот попал в засаду. Элгару пришлось пригрозить убить дурака, если он вздумает уйти. Юноша и теперь сидел со стрелой, наложенной на ослабленную тетиву.

            – Напрасно меня оставили, – бурчал Тиркыет. – Да разве они знают инук? Кто лучше меня их знает? Целый год я среди них прожил, целый год рабом у них был…

            Элгар уже собрался снова прикрикнуть на беспокойного проводника, как вдруг на верхушке сопки возникла фигура. Тиркыет испуганно подскочил и схватился за короткое метательное копье.

            – Это Омрын, – остановил его Элгар.

            – Что он делает?

            – Бежит.

            Кавралин двигался неуклюже, подобрав руками железный подол доспеха. Сильно разогнавшись, он не удержался на ногах и с грохотом покатился вниз по склону. Тиркыет нервно рассмеялся.

            – Толкайте байдары! – едва поднявшись, заорал Омрын.

            – Что случилось? – спросил Элгар.

            Кавралин не ответил. С разгону вбежав в воду, он навалился на борт лодки, пытаясь сдвинуть ее в одиночку. Тиркыет уже поднял руку, чтобы ударить труса, но тут появился Умка с остальными воинами. Элгар быстро пересчитал приближающихся мужчин и понял, что в бою они потеряли только двоих человек.

            – Эй-эй! Готовьте лодки! – крикнул Умка.

            Когда они приблизились, Элгар рассмотрел, что старый медведь тащит с собой пленника, небрежно перекинув его через плечо, как тушу убитого животного. Времени на расспросы не было – на гребне сопки появились заливающиеся лаем собаки, а следом и преследователи-инук.

            – Мы бежим от боя?! – взвился Тиркыет.

            Умка обернулся и резко ткнул его в ухо.

            – Три десятка воинов приходит к сотне и оставляет после себя гору трупов, – прогудел он. – Мы не бежим, мы просто притомились…

            Он не договорил, потому что рядом с его ногой по камням чиркнула стрела.

            – Да что же вы стоите?! – тонким голосом закричал Омрын.

            – Собаки… – Умка выразительно посмотрел на своего воспитанника.

            Элгар вздохнул и прикрыл глаза. Он потянулся к разъяренным животным, готовым разорвать непрошеных гостей. Собаки резко остановились, потеряли охотничий азарт и перестали лаять. Заскулив и поджав хвосты, животные попятились прочь от берега.

            Удивляться было некогда, чавчу навалились на байдары и быстро вывели их на мелководье. Инук стреляли на ходу, но не смогли ранить никого из отступающих врагов. Когда луораветлан уселись на весла, Элгар взял лук, прицелился и выстрелил. Черная молния взвилась к небу, и с берега послышались крики и ругань. Несколько вражеских стрел ударились о воду рядом с бортом байдары. Юноша увидел незримую тень ворона, взмывшую в небо над тем местом, где упал подстреленный инук. Души умерших воинов всегда обращаются черными воронами…

            – Мы не бежим, мы уходим, – заметил Элгар.

            Умка одобрительно хлопнул воспитанника по плечу.

            – Они будут нас преследовать?

            – Вряд ли, – хмыкнул старик. – Мы их здорово напугали. Сыроеды сначала залижут раны, а только потом начнут трясти кулаками и грозиться отомстить.

            – Что их вождь? – Тиркыет присоединился к разговору. – Убили его?

            – Лучше, – хохотнул Умка и кивнул на пленника, которого бросил на дно байдары.

            Элгар поднялся, чтобы посмотреть на добычу. Пленник отпрянул и тонко закричал, закрывая при этом лицо руками.

            – Нашел время чужих жен таскать, – фыркнул Рыгрин.

            Умка помрачнел и нахмурился. Другие мужчины решили, что он разозлился, но Элгар понял, что за ошибку совершил старый медведь. Юноша силой отвел руки, которыми пленница закрывала лицо. Молодая женщина была невысокого роста, сложнее было оценить ее фигуру, она была закутана в просторную кухлянку и плащ с большим капюшоном, подбитым серым мехом. В таких капюшонах инук носили новорожденных детей. Пленница, однако, не была чьей-то женой или матерью – Элгар почувствовал это, едва поглядев на ее бегающие, испуганные черные глаза. Она была поразительно похожа на молодого вождя. Такие же выразительные глаза и белая кожа, разительно отличающаяся от обветренных лиц морян или грубой внешности охотников и кочевников.

            – Живая? – спросил Умка. – Я уже думал, что насмерть задавил, пока нес.

            Элгар продолжил рассматривать пленницу как диковинного зверька.

            – Кто ты такая? – спросил юноша.

            – Оставь ее, – посоветовал Умка. – Она, небось, языка настоящих людей не понимает.

            – Амарок за эти слова сдерет с тебя шкуру и натянет на боевой барабан, – прошипела пленница.

            Луораветлан расхохотались.

            – Не сегодня, – утирая выступившие от смеха слезы, сказал Рыгрин. – Сегодня ваш волк битым ходит.

            – Что же вы удирали с нашего берега, как тюлени от касатки? – лицо девушки раскраснелось, а голос дрожал.

            Она старалась вести себя вызывающе и грубо, но Элгар не чувствовал в ней даже малой толики силы, которую излучал вождь инук.

            – Осторожнее с ней, малыш, – предупредил Умка. – Это бешеная собака, хоть по ней и не скажешь. Во время боя она меня чуть ножом не пырнула.

            – Я свяжу ей руки, – предложил Элгар.

            Он без труда справился с этой задачей, хотя пленница изо всех сил сопротивлялась и ругалась. Остаток пути девушка молчала и старалась не смотреть на Элгара. По какой-то причине он пугал ее больше остальных гребцов, хотя и не участвовал в набеге.

            ***

            Они вернулись на Имегелин, когда солнце наполовину скрылось за линией горизонта. В сгущающихся сумерках остров был угрюм и молчалив. На месте их вчерашней стоянки осталось много чужих следов, но островитяне, невидимые и неуловимые, как кэле, по-прежнему не показывались.

            Вскоре запылал костер, и трое оленеводов начали танцевать вокруг яркого огненного цветка, хлопая в ладоши и песнями восхваляя свою удачу. Их тени скользили по крутому склону, касаясь белесой полосы прибоя. Элгар видел двух кэле, наблюдающих большими, как у нерпы, глазами за танцем чавчу. Он посмотрел на них и погрозил морю колчаном с оставшимися стрелами. Испуганные кэле с громким всплеском скрылись в темной воде.

            – Тюлени? – вскинулся Рыгрин, увидев расходящиеся круги.

            Люди подбежали к берегу, но не нашли ничего, кроме камней и вынесенных морем водорослей. Сматывая прикрепленный к гарпуну линь, Рыгрин решил выплеснуть разочарование на пленнице, которая за время их отсутствия успела подползти поближе к костру. Он несколько раз ударил ее ногой. Девушка сжалась, но не проронила ни звука.

            – Оставь ее в покое, – приказал Умка.

            – Не указывай нам, Умка, – вмешался Тиркыет, он затаил на старого медведя обиду за то, что тот не позволил проводнику участвовать в нападении, – поход закончился, ты нам больше не предводитель.

            – Умолкни, – проворчал великан.

            – Пусть лучше скажет, кого ты поймал, – предложил Элгар.

            Тиркыет и Омрын возвращались в другой байдаре и еще не успели разглядеть пленницу. Рыгрин подтащил ее к костру, чтобы все смогли разглядеть красивое лицо и спутанные волосы.

            – Похожа на молодого вождя! – загалдели люди, которые месяц назад участвовали в переговорах на Имегелине.

            – Ну? – поторопил Умка.

            – Видел ее… – Тиркыет нахмурился, пытаясь вспомнить, – инук ее сторонятся, слышал, как они что-то о каких-то тунерак говорили.

            – Ничего ты не знаешь, сопляк, – сказал старый медведь, – держали там тебя в помойной яме, нечистоты у сыроедов выгребал. Омрын, ты что скажешь?

            Кавралин пожал плечами:

            – А что говорить? – он явно знал больше, но, как и положено торговцу не желал просто так распускать язык. – Убейте ее, чтобы не возиться без толку.

            Другие воины тоже обратили внимание на спор по поводу пленницы. Никто еще не успел решить, как быть с ней, и теперь каждый спешил высказать свои предложения.

            – Убьем девку и оставим тело на берегу! – предложил Тиркыет.

            – Решил покормить моржей? – фыркнул Умка. – Ее обглодают до того, как сыроеды сунутся сюда.

            – Значит, нужно отрезать ей голову и послать их вождю!

            – Кто повезет? Может ты?

            – Струсил, Умка!

            Великан молча схватил проводника за горло и поднял его над землей. Тиркыет, вцепившись в громадный кулак, смешно задергал в воздухе ногами.

            – Ты что-то сказал?

            – Он ничего не сказал, – поспешно вмешался Рыгрин.

            Умка отпустил наглеца, тот сел на землю, жадно глотая воздух. Во время ссоры пленница медленными шагами пятилась прочь от разъяренного великана, пока не наткнулась на Элгара. Она вздрогнула и рванулась прочь, но юноша быстро схватил ее и прижал к себе.

            – Луораветлан, настоящие люди, – как ругательство, выговорил Умка. – Вот-вот вцепимся друг другу в глотки из-за бабы. Это моя добыча, и я еще не решил, как ею распорядиться. Что скажешь, лисенок?..

            Элгар продолжал крепко держать пленницу, она не пыталась вырваться.

            – Необычный попался улов, – задумчиво проговорил юноша. – Взгляните-ка.

            Он силой заставил девушку вытянуть связанные руки и разжать ладони. Даже в тусклом свете догорающего костра было заметно отсутствие мозолей. Руки красавицы были чистыми и мягкими, как у младенца.

            – Како! – изумленно воскликнул Умка. – Видно, сыроеды ее чтут как богиню.

            Умка склонился над девушкой и силой поднял ее подбородок.

            – Что скажешь? – проревел он.

            – Мой брат снимет с тебя шкуру и натянет ее на барабан!

            – Скорее уж я его натяну, – расхохотался Умка. – Не снимая шкуры…

            Тиркыет не разделял веселья.

            – За жену или ребенка мы могли бы выменять что-то ценное. Но много ли он даст за свою сестру?

            – Мы не похитители, – сплюнул Омрын. – Торговать людьми дурное дело. Пусть таньги и коряки этим промышляют. Говорю, убьем ее, будет инук урок.

            – Погоди… – Тиркыет похлопал коротышку по плечу. – Послушай-ка, Омрын. Да и вы, люди.

            Он увел чавчу и морян в сторону, что-то вполголоса обсуждая с ними. Элгар догадался, что беглый раб придумал как навредить Умке.

            – Мы в бою потеряли Гыргола и Таната, – проговорил Умка. – А на этом трусе – ни царапины. В следующий раз с копьем первым в бой пойдет, уж я прослежу. Да еще Омрына решил подговорить.

            – Отчего все-таки между тобой и Омрыном такая вражда? – спросил Элгар.

            – Самые жестокие ссоры всегда между братьями, – ухмыльнулся старик.

            – Омрын твой брат? – удивился юноша. – Он же…

            – Сопляком был, когда я уже весь Юг исходил? – подсказал Умка. – Первой женой моего отца была Чейвыне по прозвищу Великанша, моя мать. Когда она умерла, отец долго горевал, но потом взял себе вторую жену. От нее-то Омрын родился. Отец говорил, что он в деда ее удался. Тот тоже был большим хитрецом и коротышкой.

            – Продавец иголок? – юноша вспомнил недавний рассказ.

            Умка кивнул. Никогда раньше старый медведь не говорил о своих близких родственниках, и тем более не упоминал о родстве с Омрыном. Элгар хотел расспросить великана подробнее, но не успел.

            – Тише, лисенок. Кажется, они до чего-то договорились.

            – Ну что, сглупил, Умка? – подошедший Тиркыет ухмыльнулся. – Думал, схватил вождя, а оказалось, бесполезную девку приволок.

            – Что приволок – то мое, – хмуро отозвался великан.

            – Мы посовещались и решили, – подхватил Омрын. – Ты больше не нашего рода, Умка, живешь сам по себе, твой дом – твои порядки…

            – Ты тоже не нашего рода, Омрын, – старый медведь напрягся, его лицо помрачнело. – Только я сам ушел, а тебя прогнали. Многие про то забыли, но я не забыл. Помощь мне ваша не нужна, сам управлюсь. Только тому, кто тронет мою добычу, я руку оторву.

            – Много воли взял, Умка! – рявкнул Тиркыет. – Не один ты сражался, не одному тебе и девка достанется!

            Мужчины начали громко спорить и ругаться. Оказалось, что Тиркыет и Омрын не всех убедили в своей правоте, слово за слово, и оленеводы согласились, что прав Умка. Пленница, напуганная угрозой скорой расправы, прижалась к Элгару и задрожала. Вздрогнув от ее прикосновения, юноша невольно опустил руки. Его ноздри защекотали ее растрепанные темные волосы. Она тотчас опомнилась, отпрянула и сверкнула злыми черными глазами. Элгар почувствовал необъяснимую грусть и обиду, как будто у него отняли нечто дорогое и важное.

            – Да что мы спорим, их же только двое! – воскликнул Тиркыет и выхватил нож.

            Это было последним, что он сделал в жизни. Элгар подскочил и ударил. Кулак юноши с хрустом врезался в горло проводника, Тиркыет захрипел и повалился замертво, продолжая сжимать бесполезное оружие. Рыгрин попытался ткнуть Элгара копьем, но тот с невероятной быстротой и ловкостью перехватил оружие и вырвал его из рук нападающего.

            – Кэля! – заголосили оленеводы и испуганно попятились прочь. – Не приближайся! Мы вам вреда не желаем, в ваши ссоры не лезем.

            – Трусы! – взвыл Рыгрин.

            – Довольно, – Элгар встал между Умкой и возмущенной толпой.

            Его грудь высоко вздымалась, кровь стучала в висках. Унять ярость стоило больших усилий, но юноша справился.

            – Не желаете нам помогать – уходите, – сказал Элгар, обращаясь к кавралину. – Пленницу мы вам не отдадим. Кто не согласен, пусть дерется со мной на копьях.

            Как и в большой яранге во время общего сбора, Элгар почувствовал, что люди боятся его сильнее, чем Умку. Старик был понятным и знакомым страхом – он пугал своей силой и свирепым нравом, другое дело его воспитанник. Никто не мог предугадать, что было у Элгара на уме. Люди заволновались, их решимость стала исчезать.

            – Плывите с ними тогда в одной байдаре, – Омрын обратился к испуганным оленеводам.

            Те явно были готовы одолеть море вплавь, лишь бы не приближаться к Элгару, но согласились. Торговец ушел и увел с собой морян, недовольных принятым решением.

            – Вижу, вырос ты малыш, – улыбнулся Умка. – Скоро прогонишь старика, буду тебе обузой.

            Элгар смолчал.

            – Что теперь будем с ней делать? – спросил старик.

            Он не захотел отдавать пленницу из гордости, старость давно лишила его плотских желаний, и красавица для Умки была не более чем бесполезной игрушкой.

            – Как тебя зовут? – спросил Элгар у пленницы.

            – Инира, – она гордо вскинула голову.

            – Так ты сестра вождя?

            Девушка кивнула.

            – Он придет за ней, – уверенно сказал Элгар.

      Глава 4

            Инира открыла глаза и попробовала пошевелиться. Связанные руки и ноги отозвались тупой болью. Девушка подавила стон. Она попыталась успокоиться и собраться с мыслями. Сначала Инира подумала, что ее разбудил чей-то хриплый крик, но теперь поняла, что это был храп огромного мужчины. Он лежал на спине и звуки, вырывающиеся из его приоткрытого рта и большого кривого носа, напоминали моржовое пение. Второй мужчина, напротив, спал очень тихо, но Инира чувствовала его присутствие. Это было гнетущее, неприятное ощущение. Девушка решила, что такое же чувство она испытала, однажды заглянув в глаза связанного волка, которого поймал и привез домой ее брат.

            Она прищурилась, пытаясь привыкнуть к темноте.

            Инира не понимала, зачем ее оставили в живых, и какие ужасы ждут ее теперь. Вчера она была готова умереть, но теперь вернувшаяся жажда жить смешивалась со страхом перед пытками, которым подвергнут пленницу чавчу. О жестокости оленеводов ходили легенды, а эти двое, по-видимому, пугали даже своих сородичей.

            «Умка и Элгар, – вспомнила Инира их имена, – белый медведь и снежная лисица».

            Очень подходящие имена, возможно, на самом деле это прозвища, которые они получили за свой необычный облик. Когда на острове между ними и другими чавчу началась ссора, Инира решила что это шанс воспользоваться неразберихой и сбежать. Но отряд крепких мужчин не решился схватиться с двумя наглецами. Какие зверства они совершили, чтобы заслужить такое уважение? Инира помнила, в скольких поединках победил ее брат, прежде чем стать вождем племени. Ему даже пришлось убить двоих претендентов. «Ради будущего блага», – сказал тогда Амарок. Он был прав… или нет? Инира вспомнила жестокое нападение на их родное селение. Чавчу убивали всех кого могли поймать и крушили все, что попалось им под руку. Было ясно, что целью налета были не пленные или добыча, они пришли, чтобы уничтожить инук, а не установить над ними свою власть, как поступали прежде.

            «Это не его вина, – убеждала себя Инира, – Амарок не виноват в нападении».

            Чавчу пришли к ним мстить за нанесенную обиду, но это не оправдывало их коварство и жестокость. Амарок объявил им войну и дал время на подготовку, как издревле было заведено на севере. Походы и бои должны были начаться только летом. Не его вина, что чавчу ухитрились пробиться через ледоход, найти селение Катаюк и напасть на него в отсутствие вождя. Он не виноват в том, что она попала в плен.

            Инук не знали, насколько изменились луораветлан после того, как этот народ встретился с таньгу и Якуниным. Новая эпоха с новыми законами и правилами войны пришла на север под грохот пушек и ружей. Укрепившиеся за время конфликта связи между родами не спешили ослабевать, и настоящие люди всего за месяц могли созвать большой сбор и собрать ополчение. Война с таньгу научила их пренебрегать капризами погоды, устраивать ночные засады и согласовывать действия отрядов из сотен или даже тысяч воинов. Только сократившаяся численность луораветлан мешала им окончательно покорить или истребить окрестные народы.

            Девушка твердо решила, что она должна как можно скорее сбежать и навредить чавчу. Лучше всего – убить во сне великана и его странного спутника. Потеряв таких сильных воинов, враги тотчас присмиреют. Возможно, она даже сможет спастись, если найдет рядом с жилищем врагов каяк или байдару.

            Но едва она оказалась в землянке, как чавчу связали пленницу по рукам и ногам, не оставив никакой возможности освободиться. Бросив девушку на пол, мужчины что-то долго вполголоса обсуждали. Сестра вождя понимала язык луораветлан, но смысл разговора не смогла уловить. Медведь и лисица и говорили-то не как люди, знакомые слова не желали складываться в понятные предложения, так что Инира вскоре перестала слушать и заснула.

            Теперь, проснувшись и привыкнув к темноте, она смогла осмотреть внутреннее убранство просторной землянки. Сквозь отверстие в кровле пробивался тусклый свет, по которому Инира поняла, что было раннее утро, и солнце еще не взошло. В центральное помещение, где располагался очаг, вели два прохода. Один, надежно закрытый шкурами, служил выходом наружу, другой, куда более узкий, очевидно, вел в кладовую. Там наверняка можно было найти ножи или другие острые инструменты.

            Медленно, стараясь не поранить руки о жесткие веревки, Инира поползла в сторону кладовой. Каждое движение отдавалось болью во всем теле. Она преодолела почти половину расстояния, когда великан перестал храпеть и шумно сел на своем ложе из белых шкур. Инира едва не закричала от ужаса. Старик отрывисто кашлянул, прочищая горло, потом поднялся на ноги. Инира закрыла глаза, снова притворяясь спящей, но великан не обратил на нее никого внимания. Переступив через лежащую пленницу, он направился к выходу, но вдруг обернулся и сказал, обращаясь к темному нутру своего жилища:

            – Я не вернусь до вечера.

            Сначала Инира подумала, что так старик хочет предупредить домашнего духа, чтобы тот надежно берег дом, но потом заметила поблескивающие в темноте глаза молодого чавчу. Инира не выдержала этого пронзительного, изучающего взгляда и уткнулась в скверно пахнущие шкуры.

            – Все-таки встретишься со старейшинами? – спросил юноша у старика, продолжая их неоконченный разговор.

            – Нет, только без толку время потрачу, – пробурчал великан. – Там Омрын уже побывал, наплел им своего вранья.

            Старик ушел, хоть Инира и видела, как великан убивает ее сородичей, девушка огорчилась его уходу. Между безжалостным воином и молчаливым юношей она выбрала бы общество первого без колебаний.

            Скрипнула лежанка, Инира приоткрыла глаза и увидела у своего лица тесные кожаные сапоги. Юноша склонился над ней, Инира почувствовала, как его дыхание шевелит ее волосы. Она сжалась и задрожала. Чавчу взялся за веревки, которыми были обмотаны руки и ноги пленницы, сильно потянул и развязал узлы. После чего отвернулся и ушел. Инира еще долго лежала, не смея пошевелиться. Потом села, выплюнула набившуюся в рот шерсть и огляделась.

            В землянке никого не было, только тлели едва заметные огоньки углей в очаге. Девушка дрожащими руками ощупала запястья. Веревка до крови врезалась в тело и оставила глубокие следы. Инира была уверена, что чавчу вот-вот вернутся. Инуитка бросилась в кладовую. Ей удалось найти широкий нож с костяной рукоятью. Прижимая оружие к груди, сестра вождя решилась покинуть землянку.

            Снаружи было холодно, дувший с моря ветер превратил свод валкарана в ледяной конус. Инира не помнила, как чавчу привезли ее в это одинокое жилище. Она ожидала, что окажется в стане врага, в окружении кровожадных мужчин, но вместо этого оказалась в заснеженной пустоши. Неподалеку лежал прикрытый навесом рыбацкий каяк, рядом с ним виднелись следы полозьев от двух саней. Ни людей, ни собак видно не было.

            «Они ушли, – поняла Инира, – просто ушли и бросили меня…»

            Сначала Инира обрадовалась, вопреки здравому смыслу решив, что ее посчитали мертвой. Девушка попыталась сдвинуть каяк и спустить его на воду, но лодка оказалась слишком тяжелой, вдобавок примерзшей к земле. Нужно было развести рядом огонь, чтобы лед оттаял. Инира решила проверить, далеко ли до воды. Она поднялась на вершину холма и посмотрела на море. Ей тотчас перехватило дыхание, сердце отчаянно забилось, и на глазах выступили слезы. Всякая надежда на спасение исчезла.

            Налетевший ветер сорвал с головы девушки капюшон и разметал спутанные волосы. Огромные волны разбивались о берег, вынося на него остатки льдин. Беспокойная поверхность моря до самого горизонта была покрыта белыми полосками бурунов. Судя по темному небу и клубящимся тучам, которые еще не успел разметать ветер – буря началась недавно и не собиралась прекращаться. Даже если бы Инире удалось спустить на воду каяк, никакой возможности отплыть от берега или поставить парус не было. В такую погоду лучшие рыбаки предпочитали держаться от воды подальше.

            Ею овладел страх. Никогда в жизни девушке не приходилось надолго отлучаться из своего племени. Она не привыкла к одиночеству, не привыкла самостоятельно думать и принимать решения. С самого рождения ее жизнь подчинялась неписанным правилам и традициям народа инук. Столетиями племя оттачивало распорядок жизни – неизменный и подчиненный суровой необходимости. Инира ждала от плена пыток, насилия и страданий, но оказалось, что страх перед одиночеством и неизвестностью способен пересилить страх перед болью или смертью. Она поймала себя на мысли, что желает возвращения чавчу.

            ***

            Прибрежную равнину устилал неглубокий снег, по которому нарты шли быстро и легко, увлекаемые вереницей разномастных собак. Амарок от души рассмеялся, поигрывая ивовым кнутом. Обычно юноша не жалел собак, но сегодня он был расположен благодушно. Всю округу уже облетело известие о том, что мужчины Катаюк встретились на островах с наводящими ужас чавчу и заставили тех уплатить дань. Такого не помнили даже седые старики. Инук всегда жили в страхе перед нападением с противоположного берега. Впервые по безоговорочной власти луораветлан над другими народами был нанесен серьезный удар. Молодой вождь понимал, что для того, чтобы окончательно освободиться от скопившегося за столетия страха, недостаточно взять с чавчу богатую добычу. Теперь инук должны нанести врагам сокрушительное поражение: сжечь их дома, убить мужчин и угнать в плен детей и женщин…

            Для такого масштабного и рискованного предприятия недостаточно было дружины, набранной из мужчин селения Катаюк, поэтому Амарок решил напомнить соседям, чьей милостью они живут, кто поддерживает мир в их землях и помогает им в случае нужды. Поездка удалась на славу. Вождь совершил путешествие по окрестным стойбищам, чтобы убедиться в верности соседей. Всюду молодого героя встречали подарками и богатыми пирами. У юноши голова шла кругом от поздравлений и заверений в вечной дружбе. О его подвигах слагали легенды, старики и шаманы падали ему в ноги и называли «атаник» – отец, предводитель. Теперь он был уверен в том, что когда придет время летнего похода против чавчу не меньше двух сотен инук соберется под его предводительством. А ведь совсем недавно его род едва выживал в заледенелой пустыне, до блеска обгладывая кости редкой добычи.

            Во время посещения далекого от побережья селения Чиливик, Амарок оказался окружен группой любопытных детей. Они рассматривали его с опаской и жадным любопытством.

            – Ты тот самый атаник? – спросил серьезный предводитель чиливикской ребятни.

            – Я, – юноша присел, чтобы дети могли лучше рассмотреть его.

            Дети обступили легендарного вождя, их руки сначала осторожно, потом все смелее начали ощупывать гостя, один малыш забрался ему на плечи.

            – Расскажешь, как стать самым сильным? – серьезно спросил мальчик.

            – Нужно стараться, – сказал Амарок. – Много работать и никогда не сдаваться. Когда упал, всегда вставать и не убегать от испытаний.

            – Тебе говорить легко, ты конечно силачом родился!

            Амарок грустно улыбнулся. Маленький инуит не мог ошибиться сильнее. Когда ему было столько же, сколько этим детям, в тщедушном теле Амарока не было и крупицы нынешней силы. Ахна рассказывала, что даже сначала приняла его за мертворожденного, настолько он был бледным и тщедушный.

            «Когда ты все-таки открыл рот и закричал, – говорила старуха, – я поняла, что появился на свет человек большой силы и большой судьбы. Поэтому я назвала тебя Амарок».

            Амарок – волк-гигант. Божество и чудовище, хозяин тундры и повелитель ветров. Несчастливое имя, говорили жители Катаюк. В детстве будущий вождь был с ними согласен – гордое имя было для него, немощного и трусливого, насмешкой. Другие дети избивали слабака, не разрешали присоединиться к играм. Сильнее всего ему доставалось от Нанухака, сына тогдашнего вождя. Те дни остались в памяти Амарока как время унижений, время длинных и холодных ночей.

            – Бесполезный слабак, – услышал он однажды обрывок разговора. – Я как-то проходил мимо дома старухи и услышал, что внутри кто-то плачет. Думал, сестра его хнычет и окликнул, а это оказался мальчишка.

            – Зачем только Ахна их приютила?..

            – Собакам скормить, хоть какая-то польза будет…

            Сгорая от стыда и бессилия, Амарок следующим утром забрался в дом обидчика и украл охотничье копье. Несмотря на пронизывающий холодный ветер, предвещающий бурю, мальчик покинул селение и отправился в тундру. У него не было саней и упряжки, только теплая зимняя одежда. Весь день будущий вождь бесцельно бродил по снежной пустыне. Он знал, что не сможет развести костер или тем более в одиночку убить тюленя. Амарок понимал, что из него не выйдет охотника – слишком хрупким и немощным было его крохотное тело. Он добровольно пошел на смерть, потому что считал себя слабее сестры. Один из близнецов должен был умереть, чтобы дать другому возможность выжить.

            К вечеру мальчик вышел к побережью, совершенно обессиленный и сломленный. Он не хотел возвращаться домой, к тому же заплутал и вряд ли смог бы найти селение Катаюк, даже если бы захотел. Опираясь на украденное копье, он решил идти по берегу моря, пока хватит сил.

            С наступлением сумерек стало холоднее, с моря то и дело налетал пронизывающий ветер, больно жаля кожу на открытом лице. Амарок оглядел однообразный пейзаж и вздрогнул, увидев извивающуюся нить дыма, которая тянулась к темнеющему небу. Подстегиваемый надеждой и любопытством, мальчик заторопился к источнику дыма. Он без труда отыскал костер, рядом с которым, греясь, сидели двое незнакомцев. Оба носили подбитые мехом кожаные кухлянки, стоптанные сапоги и по всей видимости были устроившимися на отдых охотниками. У одного из незнакомцев была густая черная борода, лицо другого было незапоминающимся и рыхлым, как будто вылепленным из грязного снега.

            – Путник, – приветствовал незнакомец. – Подходи, обогрейся у нашего костра.

            – А где твои собачки? – неприятным, тонким голосом спросил его спутник.

            – Нет у него собачек, – сказал бородач. – Он заблудился и проголодался. Поешь с нами, ужин вот-вот готов будет.

            На огне действительно стоял котелок, в котором плавали кусочки мяса. Амарок сглотнул и приблизился к костру. Свет вырвал из ночи его худощавую детскую фигурку, закутанную в теплые одежды. Незнакомцы переглянулись, их глаза заблестели в свете пламени.

            – Злые времена, – пробурчал бородатый мужчина. – Слабый род избавляется от лишних ртов.