Текст книги "Настоящие люди"

Автор книги: Лев Власенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 11 страниц)

Настояshие люди

Лев Власенко

Север – жестокий и прекрасный край света, который не прощает слабости. Но даже здесь наступает весна и распускаются цветы, а люди не меньше, чем в других краях умеют радоваться, страдать, ненавидеть и любить. Повесть «Настоящие люди» рассказывает о противостоянии двух племен, живущих по разные берега Берингова пролива. Молодой северянин Элгар, втянутый в этот конфликт, должен не только одолеть врагов из плоти и крови, но и сделать выбор между темным миром духов и полным страстей миром людей.

      Повесть будет интересна тем, кто устал от штампов и стереотипов жанра фэнтези и не против ознакомиться с новым взглядом на древний как мир сюжет о несчастных влюбленных, разделенных многолетней враждой.

      От автора

            Далеко на Севере есть прекрасный и суровый край. Полуостров, похожий на кривой нож, источенный солеными водами двух океанов. Большую часть года землю здесь покрывает одеяло глубокого снега, а море сковывает прочный ледяной панцирь. Лишь поздней весной и кратким летом мерзлота отступает, и на поросших травой берегах появляются яркие цветы.

            Это – Чукотка. Прекрасная земля, населенная необычными людьми. Здесь буквально рождается день, потому что на границе между Чукоткой и Аляской расположен меридиан от которого отсчитывают начало суток.

            Моя повесть посвящена коренному населению Чукотки – малым народам Севера. Каждый день, каждый час их жизни – это жестокая, непримиримая борьба за выживание. Но именно в таких условиях ярче проявляются основополагающие человеческие качества: любовь, дружба и нерушимые узы родства, связывающие воедино семьи и племена. История этих народов насчитывает несколько тысячелетий, но их численность, обычаи и образ жизни почти не менялись до того момента, как на Чукотку пришли русские. Выпасая бесчисленные стада оленей, северяне совершают невероятные по продолжительности и сложности путешествия. Но, несмотря на огромные расстояния, отважные пастухи знают всех своих соседей и поддерживают между стойбищами тесную связь.

            Для произведения о жизни экзотического народа очень важным является историческая и этнографическая достоверность. Чтобы добиться необходимой правдоподобности я изучил труды С.П.Крашенникова, В.Г.Богораза, А.К.Нефедкина и других ученых, которые исследовали северо-восточную Азию. Разумеется, досконально воссоздать картину быта северян можно только прожив с ними много лет и на своем опыте прочувствовав все тонкости и особенности их ежедневных тягот. Мое произведение не является сугубо этнографическим и художественный вымысел в нем преобладает над познавательным материалом. Читателю, которого интересует именно историко-культурный аспект могу рекомендовать книги Тана-Богораза в которых, по словам самого автора, этнограф преобладает над художником.

            Главная сложность при работе над историческим произведением – это соблюдение баланса между достоверностью и увлекательностью. Если пренебречь историчностью в пользу простоты текста, то автора неизбежно упрекнут в том, что он не владеет материалом. Если автор предпочитает давать многочисленные примечания и ссылки – читатель справедливо заметит, что художественное произведение не должно быть похожим на справочник или энциклопедию.

            При работе над повестью я рассматривал различные варианты композиции, от максимально подробного до предельно упрощенного. В итоге я решил поступить следующим образом: все названия, термины и редко употребляемые в повседневной жизни слова были собраны в краткий «Чукотский словарь». Я рекомендую читателю ознакомиться с ним перед прочтением повести и обращаться к нему по мере необходимости.

            Я надеюсь, что моя повесть откроет перед читателем удивительный мир, где время будто остановилось, где рядом с людьми по бескрайней тундре странствуют злые и добрые духи, где в небе танцуют огни северного сияния, а ночь может длиться несколько месяцев.

            Это мир Севера, мир настоящих людей.

      Глава 1

            Зима закончилась. Короткие дни и холодные длинные ночи отступили перед весенним теплом. Поначалу казалось, что это просто кратковременная смена погоды и скоро холода вернутся, уничтожив едва пробившиеся ростки жизни. Но оттепель не прекращалась, сковывающий пролив лед треснул и раскололся. Волны и ветер разбросали белые осколки по морскому простору, и они начали свое первое и последнее плавание на юг. Будто в насмешку над недавними морозами море наполнилось жизнью. Самые крупные из дрейфующих льдин потемнели от собравшихся на них моржей, а два острова, расположенные в центре пролива, заселили колонии птиц.

            Восемнадцать тысяч лет назад, когда землю укрывал прочный щит ледников, на этом месте произошло извержение подземных вулканов. Лава прожгла ледяной покров и затвердела, образовав две высокие скалы с плоскими вершинами. Так появились острова Инетлин и Имегелин. Темными пятнами они выгнулись над волнующимся морем, как спины огромных китов. Легенды местных жителей, впрочем, гласили о том, что сначала это был один остров, но люди по неосторожности прогневили морских богов, и те в наказание заставили воду подняться и поглотить селение святотатцев, отделив при этом одну вершину от другой. Как бы то ни было, острова находились точно посреди пролива и будто самой природой были созданы как место для встреч двух живущих по разные берега народов.

            Одинокая байдара приближалась к островам с запада. Волны легко подбрасывали лодку, но экипаж из двух человек правил хрупким суденышком умело и храбро. Мужчина богатырского телосложения сидел на веслах, а худощавый, проворный юноша стоял на носу и следил, чтобы байдару не повредили скрытые под волнами обломки льдин. Оба мореплавателя были коренными северянами, с черными, как уголь, густыми волосами и загрубевшими на соленом ветру лицами. Юношу звали Элгар, что на языке северян значило «полярная лисица», гребца – Умкой, «белым медведем».

            Они принадлежали к гордому народу луораветлан, что на их языке означало «настоящие люди», они презирали соседние племена и ходили на них войной при первой возможности. За века жизни на севере луораветлан разделились на оленеводов и жителей побережья. Эти две ветви некогда единого рода помнили о своем родстве, но с каждым десятилетием разница в их образе жизни и обычаях углублялась. Умка и Элгар были морянами, они не выпасали в тундре многочисленные стада оленей, а жили за счет рыбной ловли, охоты на моржей и тюленей. Как и все жители побережья, они зависели и от морской торговли.

            Обычно зимой пролив замерзал настолько, что мог выдержать груженые сани, и торговцы передвигались на собачьих упряжках. Но нынешняя весна выдалась ранней и очень теплой. Сейчас, хотя стояла только середина месяца таяния льдов, море уже успело освободиться от белого панциря. Конечно, путешествовать среди льдин было опасно, но сегодня погода благоприятствовала мореходам – они благополучно добрались до отдаленных островов…

            Невдалеке от байдары из непроглядно-черной бездны вынырнул кит: его громадный хвост ударил по воде, обдав людей брызгами. Элгар отпрянул и выронил копье, древком которого отталкивал льдины. Умка недовольно посмотрел на него, продолжая налегать на весла. Старый морянин будто решил подтвердить свое право называться медведем. Он и впрямь был похож на белого гиганта: могучие мышцы вздымались под облегающей кухлянкой из оленьей кожи. Его грубое и некрасивое лицо напоминало обветренную скалу. Вокруг глаз и губ залегли глубокие впадины, лоб избороздили трещины морщин, а всю левую половину лица – от края носа до уха – пересекал старый шрам.

            Умка гордился этим шрамом и натертым до блеска кольцом, которое носил в ухе. Шрам оставила пуля, а кольцо Умка вытащил из кольчуги Якунина – вождя таньгу, воинственных пришельцев с запада, именем которого оленеводы пугали детей. Старик верил, что к этому кольцу накрепко привязалась и его, Умки, удача, и темная сила иноземца-душегуба.

            Темные вершины были уже совсем рядом. Целью путешественников был Имегелин – больший из двух братьев-островов. Сейчас его блестящим венчиком ропак окружала корка прочного льда, и пристать к берегу можно было лишь в нескольких местах, где темная вода соприкасалась со склоном, усеянным крупными серыми валунами. Байдара обогнула остров и приблизилась к его северной оконечности. Берег был здесь более пологим, и кое-где можно было подобраться к нему без опасности распороть мягкое кожаное днище байдары. По мере того как приближалась каменная громада, Элгара все сильнее охватывало неприятное чувство, как будто кто-то за ними наблюдает. Юноша пристально всматривался в темные склоны, пока, наконец, не различил одинокую фигуру, затаившуюся среди громадных валунов. Элгар указал Умке на наблюдателя. Старик прищурился и кивнул.

            Когда байдара подошла достаточно близко, Элгар подхватил лук, перекинул через плечо лямку колчана и выпрыгнул за борт. Ноги будто обхватили тяжелые холодные обручи. Он не боялся, что промокнут сшитые из дымлины сапоги, но оставаться в ледяной воде было неприятно. Человек, наблюдавший за их прибытием, исчез, было слышно только шуршание потревоженной гальки. Ловко прыгая по скользким камням, Элгар выбрался из воды и устремился вверх по склону. Умка, держа в руках копье с железным наконечником, неторопливо последовал за воспитанником.

            Мужчинам потребовался почти час, чтобы осилить подъем. Взобравшись на каменную площадку на вершине Имегелина, Элгар огляделся. Человек, наблюдавший за их прибытием, спускался по противоположному склону. С такого расстояния Элгар без труда мог поразить его, но это не был задумавший недоброе воин. Черная фигурка – маленькая, быстро удаляющаяся – была ребенком или женщиной.

            – Один из местных… – Умка покраснел, но не запыхался. Он все еще был очень силен и вынослив, хотя и с трудом поспевал за проворным молодым воспитанником. Подъем утомил старика, но он не желал показывать слабость.

            – Стрелять?

            – Не нужно. Они плохо живут, всего боятся…

            Юноша проводил беглеца взглядом и продолжил осматриваться. Большой остров был практически лишен растительности, прошлогодняя трава и мох кое-где пробивались сквозь подтаявший снег, но по большей части Имегелин состоял из серого камня. С вершины хорошо просматривался соседний меньший остров, Инетлин. На его берегу Элгар разглядел следы местных жителей: свернутые яранги, наспех потушенные костры и другие отметины, которые неизбежно оставлял человек. Наметанным глазом юноша определил, что в селении живет не меньше пяти семей. По-видимому, они спрятались, когда увидели приближающуюся байдару.

            – Здесь живут инук? – спросил Элгар.

            – Сыроеды? – переспросил Умка. – Да, они с ними одного корня, но островитяне отличаются от жителей побережья также сильно, как мы – от оленеводов. Мы зовем их большеротыми.

            Юноша повернулся к морю. Имегелин возвышался над беспокойной черной водой, будто поддерживаемый белым поплавком окружающего его льда. С вершины острова Элгар видел море, перекатывающееся темными разводами волн. В небе парили низкие серые облака и редкие птицы, отважившиеся взлететь в такой ветер. С запада, покачиваясь на волнах, приближались большие лодки торговцев. Несмотря на поднятые паруса, они шли гораздо медленнее проворного суденышка, на котором плавали Умка и Элгар.

            – Когда-то большеротые были сильным племенем, – Умка присел на землю. – Они даже воевали с другими островитянами и людьми моего рода, но частые стычки ослабили их…

            Элгар двинулся вдоль склона, он увидел несколько каяков у противоположного берега, вокруг которых суетились люди.

            – Что ты видишь, малыш? – щурясь, спросил подошедший Умка.

            – Это инук, – ответил Элгар. – Но здесь только легкие каяки. На них нельзя перевезти большой груз…

            – Сколько?

            Элгар насчитал пятнадцать каяков и две небольшие рыбацкие байдары.

            – Много… – прогудел Умка. – Не припомню, чтобы раньше сыроеды собирали такую толпу.

            Старик упрямо называл инук – обитателей соседних берегов – сыроедами. Он рассказывал, что так их прозвали восточные соседи. В молодости Умка был отчаянным путешественником и видел места, где до него не ступала нога настоящего человека. Славу бродяги-Умки затмевала только его же слава Умки-воина.

            – Будем сражаться? – спокойно спросил Элгар.

            Старый медведь одобрительно посмотрел на воспитанника. Стройный и ловкий, Элгар не обладал и толикой физической силы, данной от рождения Умке, но был необычайно умен и проворен. Юноша никогда не избегал боя, но и не выказывал неразумной поспешности, когда дело шло к кровопролитию. Умка объяснял это врожденной осторожностью, но он ошибался. Элгара возбуждал вид крови. Еще в детстве он заметил за собой это качество и прилагал все силы, чтобы контролировать свою жажду. Даже в суровых северных краях такая излишняя, противоестественная кровожадность осуждалась и считалась проклятьем, наложенным злыми духами.

            – Может, и будем, – старик хлопнул юношу по плечу. – Но мы пришли для обмена, а не для драки. Идем, нужно встретить остальных…

            Торговцы-луораветлан уже подошли к берегу. Они вывели свои неповоротливые суда на мелководье и теперь переносили на сушу тюки с товарами. Некоторые мужчины были одеты легко, по-летнему, другие, пришедшие из далекой тундры, все еще носили глухие зимние одежды и сапоги-торбаса, подбитые мехом.

            – Говоришь, инук привели много воинов? – мужчина по имени Омрын, предводитель торговцев, был взволнован. Он беспокойно теребил завязки шапки из собачьей шерсти, которую носил поверх чепца с меховыми наушниками. От морских брызг этот массивный головной убор отяжелел и грязным комом валился ему на глаза. Омрын без конца поправлял его и поглядывал на Умку, который помогал разгружать баркасы.

            Таких торговцев, как Омрын, жители побережья называли «кавралинами» – вечными странниками. Он путешествовал от самого мыса Пок’ыткын до берегов полноводной Экулумен и торговал со всеми народами и племенами, живущими на этих обширных землях. Его хорошо знали и моряне, и оленеводы, и даже коряки и островитяне-инук. Хорошо знали и одинаково недолюбливали за скупость, пронырливость и незаменимость, ведь всем нужна была его помощь, чтобы договориться с соседями. Еще одной причиной для такого отношения к Омрыну было его темное прошлое. Кавралина изгнали из рода. Это было самое тяжелое наказание для луораветлан, такой приговор означал медленную голодную смерть в тундре. Но Омрын выжил, сумел завязать отношения с соседями и стал странствующим торговцем. Спустя много лет после своего изгнания он даже возобновил общение с отказавшимися от него родственниками.

            – Они не отважатся напасть, – предположил Элгар. – Боятся, что мы нападем первыми – вот и привели с собой больше людей.

            Кавралин бубнил о том, что нужно было позвать еще воинов. Его считали трусом, потому что торговец предпочитал избегать поединков.

            – Если они готовятся напасть – стоит ли выгружать наши товары? – с сомнением спросил Омрын у подошедшего Умки.

            – Нападут – будем защищаться, – хмуро отозвался старик. – Не годится нам нарушать свое слово, даже если они свое нарушат.

            Омрын нахмурился, но промолчал. Торговец боялся засады, но спорить не стал. Он вспомнил ясный день поздней зимой, когда пришел к Умке со своим предложением...

            ***

            Нежданные гости приехали на собачьих упряжках по припорошенному снегом твердому прибрежному льду, протянувшемуся вдоль неровной гряды торосов. Найти Умку можно было, двигаясь от мыса Пок’ыткын на север по морскому берегу не меньше пяти дней. Люди не заходили сюда случайно. Старик не соблюдал старое правило, согласно которому жилье соседей должно находиться не дальше, чем на расстоянии видимого дыма, и в округе негде было накормить или поменять оленей. К тому же эти края пользовались у морян дурной славой. Молва гласила, что над ними довлеет проклятье.

            Много лет назад здесь находилось стойбище, в котором жил многочисленный род. Море было богато рыбой, на суше в изобилии водились звери, а птиц было столько, что их стаи закрывали солнце, и днем становилось темно, почти как ночью. Люди этого богатого рода забыли времена нужды и уверились, что их сети и силки наполняются добычей без помощи высших сил. Они перестали приносить жертвы богам и не боялись злых духов-кэле. Гордыня довела этих людей до того, что они перестали даже чтить предков и лишились своей последней защиты.

            Однажды зимой по стойбищу проехали на костяных санях кэле и принесли с собой мор. Люди начали болеть и умирать, а те, кому хватало сил для охоты или рыбалки возвращались с пустыми руками. Соседи отказались принимать жертв проклятия, и весь род вымер. Богатое стойбище пришло в запустение, и зимний ветер занес его снегом. Элгар знал, что это правдивая история, потому что однажды при устройстве временного лагеря наткнулся на полусгнившие остовы яранг.

            Люди появлялись в этих краях только с одной целью: для встречи с Умкой-бродягой. Элгар помнил три таких визита. Первый раз, когда он был еще совсем маленьким, к старику приехали родичи. Они сообщили важные новости и попросили его вернуться. Умка отказался. Во второй раз отряд молодых воинов искал себе опытного предводителя для набега на соседей. Тогда был голодный год, и запасов не хватало до лета, поэтому Умка согласился. В третий раз в одинокий валкаран пожаловали родичи тех, на кого отряд Умки совершил нападение. В память об этих незваных гостях у Элгара на груди остался длинный бугристый шрам, а старик едва не лишился глаза, когда его ранили в лицо. Они уцелели, оставили на снегу восемь исколотых тел и продолжили жить своей замкнутой, размеренной жизнью.

            До сегодняшнего дня никто больше не беспокоил отшельников: возможно, их надежно защищала слава проклятого стойбища, а может быть у убитых просто не осталось родственников…

            – Ты недавно никого не убил? – спросил Умка, наблюдая за быстро приближающимися санями.

            – Нет.

            – Хорошо, – Умка улыбнулся. – Приготовь лук и стрелы.

            Пока Элгар ходил в валкаран за оружием, три упряжки приблизились настолько, что стало возможно рассмотреть ездоков. Каюры умело правили санями, погоняя собак звенящими палками-остолами. У каждого за спиной, на сидениях из белых медвежьих шкур, устроилось еще по одному человеку. Упряжки остановились за двадцать шагов до валкарана, пришельцы спешились, успокоили лающих собак и пешком направились к жилищу.

            – Пришли, – окликнул их Умка. – С миром или воевать?

            – С миром! – сказал мужчина, показывая пустые руки. – Умка, ты?

            – Я, – великан рассмеялся. – Ослеп, что ли?

            – Место здесь дурное, – пояснил пришелец, – а вдруг кэле нас морочат? Скажи своему человеку, чтобы лук опустил.

            – Убери лук и принеси лучше колотушки, – приказал Умка.

            – Ты знаешь этих людей? – Элгар не удержался от вопроса.

            – Знаю, – буркнул старый медведь. – Одного из них знаю.

            По сравнению с великаном Умкой все мужчины казались низкорослыми, но один из гостей ростом был не выше ребенка, к тому же до того худощавым, что одежда болталась на нем, как на пугале. У странного человечка была слишком большая голова, покрытая редкими спутанными волосами. Но самым запоминающимся в его необычной внешности были глаза: большие, как у оленя.

            – Твой воспитанник? – спросил коротышка.

            – Его зовут Элгар, – ответил старик. – Ну, проходите в валкаран, там поговорим.

            Все гости тщательно выбили деревянными колотушками снег с одежды. Элгар раздул огонь, и хозяева вместе с гостями уселись вокруг очага. Валкаран, как моряне называли свои землянки, сильно отличался от яранг оленеводов и был очень просторным для двух человек. Каркас хижины, изготовленный из плавуна и крупных китовых костей, почти наполовину уходил под землю. Конусообразный купол, покрытый оленьими шкурами, был засыпан землей и мхом, от чего он казался больше, чем был на самом деле. В центре жилища находился аккуратный, уютный очаг, обложенный тщательно подобранными по форме и размеру черными камнями.

            Удобно устроившись и отведав предложенное угощение, гости представились и объяснили цель своего визита. Коротышку, которого знал Умка, звали Омрын. Вместе с ним проделали долгое путешествие двое морян из селения Улык, что на мысе Пок’ыткын. Первого звали Кляу, он был рыбаком и мореплавателем, второй, Рыргин, оказался избранным предводителем жителей Улык. Элгар не слишком разбирался в том, как ведутся дела во внешнем мире, но даже он понял, что вождь не отправился бы в долгое и опасное путешествие без крайней нужды.

            – Весна в этом году будет очень теплой, – начал Омрын. – Лед трескается, на санях по нему не проехать.

            – Знаем, – грубо буркнул Умка, – на берегу живем.

            Старик говорил с коротышкой с большой неохотой, поэтому слово решил взять широкоплечий вождь.

            – Наше селение торгует с племенем инук, – сказал Рыргин. – Для этого мы каждый год встречаемся на острове Имегелин.

            – Что меняете? – заинтересовался старик.

            – Мы привозим оленьи шкуры, – морянин кивнул в сторону кавралина. – Их Омрын добывает у чавчу. Они нам – одежду, посуду, другие товары.

            – Одежду? – переспросил Умку. – Брони? Панцири из кожи или кости?

            Луораветлан, будь то оленеводы или моряне, пренебрегали женской работой и часто не умели себя вооружить, но при этом не видели ничего постыдного в том, чтобы приобрести необходимые воинские принадлежности у соседей: инук или коряков. Такая торговля стала особенно важной после того, как пришельцы с запада запретили продавать оленеводам предметы из железа.

            – И броню тоже, – сказал Омрын.

            – Так вот, в этом году торговля должна непременно состояться, – продолжил вождь Рыргин. – Мы условились, что выше счета шкур привезем и заберем столько товаров, сколько сможем увезти. Нельзя, чтобы обмен сорвался. В большом убытке тогда окажемся и мы, и инук, конец торговле будет.

            Умка сразу сообразил, в чем заключалась проблема. Первоначально обмен предполагалось осуществить на санях, но неожиданное тепло спутало планы кавралина. Лед растаял, и условленные для встречи острова стали недостижимы для саней.

            – На Инетлине живет племя большеротых, – напомнил старик, – сделали бы их своими посредниками.

            – Раньше так и делали, но большеротые стали ненадежны, – Омрын покачал головой. – Инук на них не раз нападали, могут просто наши товары отобрать и не оставить оговоренную плату.

            Умка беспокойно поерзал на месте. Он по-прежнему не понимал, зачем торговец и моряне из Улык беспокоят его разговорами о своих трудностях.

            – Мы вот что придумали: когда лед начнет сходить – переправимся на лодках на Имегелин и там сами с инук произведем обмен.

            – Ничего у вас не выйдет, – отрезал Умка, – зря байдары испортите или совсем утонете.

            – У нас лучшие на побережье мореходы, – похвастал Кляу. – И не в такой ледоход в плавание ходили и ни одной лодки не потеряли!

            – Ну а мы-то вам зачем? – напрямик спросил Умка.

            – Расскажешь ему, Омрын? – осторожно спросил вождь.

            Умка нахмурился. На севере не принято было вести долгие и бессмысленные разговоры из чистой учтивости или тем более утаивать что-то от собеседника. Еще большее раздражение у старика вызывала почтительность, с которой моряне обращались к кавралину. Между Умкой и Омрыном существовала давняя неприязнь, которая временами едва не перерастала в открытую вражду.

            Элгар напрягся, увидев помрачневшее лицо старика. Как и большинство луораветлан, Умка был вспыльчивым и легко раздражимым. Несмотря на нерушимые законы северного гостеприимства, не раз между настоящими людьми по нелепому поводу вспыхивали ссоры, последствием которых была кровная вражда или даже война. Не раз из-за неосторожно брошенного слова мужчины хватались за оружие или убивали обидчиков голыми руками. Умка мог переломить Омрына как сухую щепку. Торговец понимал это и был осторожен.

            – Замолчи, Рыргин, – сказал коротышка. – Послушай, Умка. Говорят, что у инук, живущих на другом берегу пролива, появился новый предводитель. Непобедимый воин и прирожденный вождь.

            – Повезло им, – хмуро бросил старый медведь. Он, наконец, начал понимать, что привело этих людей в его одинокий валкаран.

            – Говорят, он убил старого вождя, – энергично размахивая руками, заголосил Рыргин. – Говорят, разбил в бою тех, кто обижал инук и собрал вокруг себя несметное войско!

            – Почему тогда я про него ничего не слышал? – спросил Умка.

            – Ты же для обмена к оленеводам ходишь, так?

            – Так.

            – Им до наших новостей дела нет, – Кляу махнул рукой. – У моря мало моховиков и негде выпасать стада, поэтому чавчу не знают, что происходит в наших краях. Они торгуют с инук, это верно, но только через кавралинов, а те через нас.

            – Лучше бы им поинтересоваться, – добавил Омрын. – Если торговля остановится, оружие и брони брать будет неоткуда. Придется чавчу или самим учиться их делать, или выменивать у коряков. А зачем корякам оленьи шкуры? У них своих оленей бесчисленные стада.

            Все сидящие у очага мужчины замолчали, раздумывая над тем, какую важную роль в их жизни занимали острова и происходящая на них торговля.

            – Мы пришли, чтобы просить тебя о помощи, – признался Рыргин. – Омрын меня отговаривал, считает, что ты не согласишься. Но я решил, что нужно попробовать. Кто еще прославился как непревзойденный воин? Кто убил Якунина? Все знают про Умку-великана.

            – В Якунина с десяток стрел попало, прежде чем я его копьем прикончил, – нехотя сказал старик.

            – Все равно, одного твоего присутствия хватит, чтобы испугать инук, – настаивал на своем Рыргин.

            Умка не спешил соглашаться. Он понимал, что гости многое недоговаривают. В былые времена вражда между племенами не была редкостью, но торговля на время войны прекращалась. Моряне из Улык опасались нового вождя инук, но при этом искали возможности произвести обмен. Предстоящая встреча была для них настолько важна, что они готовы были пойти на немалый риск. Умка не боялся смерти, но ему претила мысль о том, что его могут использовать.

            «Если я вступаю в бой, то по своей воле сам выбираю противника, – подумал он. – Элгар, скорее всего, попросит принять это соблазнительное предложение. Молодость слепа, когда дело касается войны и любви».

            К его удивлению Элгар не торопился вступать в разговор. Он сидел неподвижно, скрестив ноги и положив руки на колени. Хотя младшим не годилось перебивать вождей и старейшин, но юноша был уж слишком вежлив. Другой проявил бы интерес, а Элгар сохранял ледяное спокойствие. Умка задумался о том, как он плохо понимает приемного сына.

            «Вдвоем мы легко можем справиться с тобой и твоими морянами, Омрын, – подумал Умка, – убьем вас и утопим в оттаявшем море. Укрепим недобрую славу здешних мест и обезопасим себя от возможных неприятностей. Из твоих предложений, кавралин, все равно никогда ничего путного не выходило. Закон гостеприимства? Как он помог мне, как он в прошлом помог моей семье?..»

            С другой стороны, потеряв Омрына, он порвет последнюю нить, связующую его с внешним миром. Кавралин добывал необходимые товары, доставлял новости и служил посредником между многочисленными селениями и кочевьями.

            – Значит, довольно будет мне с вами пойти, чтобы напугать сыроедов? – переспросил Умка.

            Кляу и Рыргин энергично закивали, и начали перебивать друг друга, нахваливая хозяина. Но оговорка в речи Умки не укрылась от Омрына. Торговец мысленно проклял старого медведя. С большой неохотой кавралин согласился искать помощь Умки. У него и Рыргина был долгий и бесплодный спор об этом. Омрын был уверен, что опасность преувеличена, и нет никакой нужды брать с собой «непобедимого воина».

            – Ты сам слышал, какие новости принес Тиркыет, – напомнил ему Рыргин.

            Он имел в виду необычайное событие, случившееся зимой. Мужчина по имени Тиркыет, которого все считали утонувшим во время рыбалки, неожиданно вернулся домой. Он рассказал, как его взяли в плен инук и как он провел у них всю зиму, выполняя унизительную женскую работу. Ему удалось сбежать и по льду, соединяющему берега пролива, вернуться домой. Именно из рассказа Тиркыета жители Улык узнали про нового грозного вождя соседей.

            – Тиркыет лжет, – твердо сказал Омрын. – Оправдывается, чтобы не показаться трусом. Я не раз бывал в гостях у племени, о котором он говорит. Не было у них сильных воинов и неоткуда было взяться.

            Но спорить было бесполезно. Рыргин твердо решил заполучить в свой отряд Умку и не желал слушать возражения.

            – Что мы получим взамен за нашу помощь? – спросил Умка.

            – Столько товаров, сколько смогут увезти двое саней, – сказал Омрын.

            Это было очень щедрое предложение, и вежливое к тому же. Омрын мог воспользоваться своим преимуществом и предложить одну десятую или одну восьмую часть от всего товара. В таких сделках кавралины всегда были в выигрыше, потому что только они могли произвести необходимый расчет.

            – Мы сами выберем себе товары, – добавил старик.

            – Согласен, – быстро сказал торговец.

            Умка едва не выругался – кавралин слишком легко согласился на все его условия. Он ожидал, что его наглое предложение будет отвергнуто, и завяжется жаркий спор, во время которого он сможет получить больше необходимых сведений.

            Рыргин и Кляу радостными возгласами выразили свое одобрение. Остаток дня они провели, обсуждая детали путешествия и обмениваясь другими новостями. Гости уехали следующим утром, взяв с Умки обещание прибыть в селение Улык, едва треснет лед.