Текст книги "Настоящие люди"

Автор книги: Лев Власенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 11 страниц)

            Девушка замерла, не смея пошевелиться.

            – Бей, – лениво проговорил Умка сквозь сон. – Я устал, мне лень вставать. Бей, пока можешь…

            Он равнодушно повернулся на бок. От тяжелого котелка у Иниры занемели руки. Инуитка выдохнула и поставила посудину на место. Когда старик окончательно проснулся, протер слезящиеся глаза и посмотрел на девушку, она невесело улыбнулась ему:

            – Хочешь убить меня? – передразнила Инира.

            – Хочу, – признал Умка. – Так было бы правильно.

            – Чего ждешь?

            – Твоя смерть расстроит лисенка, – проворчал он. – А может, я не хочу идти против воли богов, которые свели нас вместе. Может, богов и нет вовсе…

            Он встал и подбросил хвороста в огонь.

            – Я слишком много видел, чтобы просто верить. – Старик помолчал. – Нет, я не верю. Я боюсь.

            – Разве настоящие люди боятся?

            Умка ухмыльнулся.

            – А разве кто-то, кроме них, ненавидит, любит и боится по-настоящему? Должно же быть что-то, кроме одежды и копья, что отличало бы нас от животных?..

            Инира замолчала. Она не знала, что ответить.

            ***

            Оказавшись в привычном одиночестве, Элгар быстро успокоился и попытался понять причину своего гнева. Умка не хотел оскорбить или наказать его, он считал, что предлагает лучшее будущее для воспитанника и по-своему был прав. Ни одно племя не примет Элгара иначе как шамана. Только человек, говорящий с кэле может позволить себе отличаться от других. Но сама мысль о том, чтобы бросить землянку на берегу моря и перебраться в шумное селение Улык казалась Элгару невозможной. Что связывало его с домом? Знакомый морской берег? Умка? Инира?.. Юноша не знал ответа. Ему хотелось побыть в одиночестве и обдумать предстоящий выбор.

            Когда нарты взобрались на вершину последнего пологого холма в гряде, отделяющей побережье от тундры, Элгар увидел совершенно необычное зрелище: огромное стадо оленей, медленно движущееся как цельный многоногий, многоголовый организм. Такое единство и порядок поддерживали пастухи-чавчу. Они шли за стадом с длинными посохами в руках. Умка рассказывал, что с помощью таких палок чавчу умели очень быстро бегать, совершая частые короткие прыжки. Завидев остановившиеся на вершине холма нарты, один из оленеводов закричал:

            – Эй. Не приближайся! Твои собаки стадо спугнут!

            – Не спугнут! – крикнул в ответ Элгар. – Они у меня тихие.

            Оленеводы начали негромко о чем-то спорить. Их вожак отмахнулся от возражений товарищей и направился навстречу нартам Элгара. Когда человек приблизился, юноша узнал его. Это был один из участников похода против инук.

            – Пришел, – поздоровался чавчу, – ты сын великана Умки, меткий стрелок.

            Элгар хотел возразить, что Умка не приходится ему родней, но вовремя сдержался. Для оленеводов кровное родство имело огромное значение. Их стойбища были разбросаны по громадной территории, где только хорошие отношения с соседями и их семьями могли облегчить долгие путешествия.

            – Помню тебя, – осторожно кивнул Элгар.

            – Напугал ты нас на острове, – улыбнулся кочевник. – Только я не верю, что ты кэля. Видел, как ты к горячей крови прикасался. А в ссоре другие чавчу сами виноваты. Ваша пленница – над ней ваше право. Что с ней случилось-то? Жива еще?

            – Жива.

            Оленевод улыбнулся и покивал.

            – Я Гиву, со мной Мэмыл, Танат, Коравье, Кляу…

            – Кляу? – Элгар вспомнил морехода из Улык.

            – Не тот Кляу, другой, – объяснил Гиву. – Скажи, далеко мы на север забрались?

            – Далеко, скоро подойдете к проклятой земле, – предупредил оленеводов Элгар.

            – Како! – испугался чавчу. – А ты, Мэмыл, говорил еще далеко до мертвого стойбища. Сейчас отдохнем и будем поворачивать. Посидишь с нами, сын Умки?

            – Посижу, – согласился Элгар.

            Мужчины расположились на больших гладких камнях, которые во множестве были разбросаны по склону холма. Костер решили не разводить, несмотря на неожиданный снегопад, было по-летнему тепло, и в воздухе носилась мошкара, создавая странное сочетание с белыми снежниками. Кочевники угостили Элгара свежими хрящами оленьих рогов, такого блюда юноша еще никогда не пробовал.

            – Задержались мы на севере, – посетовал Гиву. – Из-за ранней жары Анюйской ярмарки в этом году не было. Придется нам стада вдоль побережья до холодов водить.

            – Вы часто бываете у Анюя? – поинтересовался юноша.

            Он слышал про эту далекую реку, около которой таньги устраивали ежегодный торг. Много редких и полезных вещей попадало на север только через Анюй. Там продавали табак, без которого не мыслили жизнь оленеводы, только там можно было достать металлические ножи и наконечники для копий. Солнечный царь таньгу настрого запретил продавать железо луораветлан, но пронырливые кавралины все-таки ухитрялись раздобыть его.

            – Почти каждый год, – похвастался Гиву. – Вам тоже надо ездить. Напрасно надеетесь на Омрына. Таньгу сильно обманывает, но Омрын еще сильнее. Жадный он, хитрый. Вы правильно сделали, что его из рода выгнали.

            Чавчу по своему обычаю предложили Элгару угоститься табаком. Юноша отказался, потому что трубки у него при себе не было.

            – Моряне еще живут, как в старину, – восхитился Мэмыл, – у нас уже даже дети трубки себе вырезают и всегда при себе носят.

            Гиву усмехнулся и принялся пускать кольца дыма.

            – Как здоровье отца? – спросил он.

            – Он мне… – Элгар запнулся и быстро поправился. – Он здоров.

            Мужчины дружно согласились, что для стариков здоровье важнее всего. Элгар обнаружил, что сила и возраст Умки были предметом восхищения не только среди морян, но и у кочевников.

            – Умка тебя учит? Рассказывает про свои странствия? – продолжил расспрос Гиву.

            Элгар осторожно кивнул.

            – Хочешь в следующий раз с нами? – предложил Мэмыл. – С тобой не обманут, а там – держись Ануй! Ох, и соберем мы с южан табаку с чаем!

            – Соберем! – дружным ревом подтвердили кочевники, а собаки Элгара отозвались согласным воем.

            – Тише, тише! – замахал на них руками Мэмыл. – Стадо напугаете. Пойду, посмотрю, не далеко ли ушли олени.

            – Ты согласен? – не отставал Гиву. – С нами в Анюй ехать следующей весной согласен?

            – Я подумаю. – Уклончиво ответил Элгар, но мужчины радостно переглянулись, и предводитель хлопнул его по плечу, как будто их совместная поездка на ярмарку была уже решенным делом.

            Мэмыл вскоре вернулся и сказал, что развернул стадо назад на юг. Мужчины решили скоротать время, рассказывая истории, а потом догнать оленей и направиться назад к селению Улык. Элгар знал немало страшных и смешных сказок, но послушать, о чем говорят другие, ему было интереснее. Первым выпало говорить предводителю, тот с важным видом набрал побольше воздуха и возвышенным тоном начал:

            – Вначале не было ни земли, ни неба, только ворон Куркыль...

            – Нет! Нет! Кто же про ворона Куркыля не слышал? – прервали его недовольные слушатели. – Садись, Гиву. Пусть лучше Мэмыл расскажет.

            Пристыженный вожак покраснел и уселся, а новый рассказчик не стал важничать, а просто сказал:

            – Случилось однажды в Тыматгыргын такое чудо.

            – Это селение морян по соседству с нашим стойбищем, – пояснил сосед Элгара.

            – Жил там рыбак по имени Пананто, небогатый, но храбрый. Несчастливая жизнь была у Пананто, все дети умерли, жена умерла. Совсем один остался старый Пананто. Думал, умрет одиноким. Но вот возвращаясь домой попал он в бурю, и услышал плач ребенка…

            – Ты плохую сказку рассказываешь, – пожаловался Гиву, поглядывая на Элгара. Из всех мужчин он один знал, почему юноша жил в валкаране старого Умки. – Давай лучше другую.

            Элгар, увлеченный рассказом, встрепенулся:

            – Я хочу знать, что дальше было, – попросил он.

            – Просыпается как-то утром Пананто, а ребенок рядом. «Есть хочу», говорит. Пананто дает ему кусок оленины, тот проглотил и сидит, смотрит. «Еще, давай еще». Старик рад, что сын здоровый растет и кормит его, а мальчик все не унимается. Съел все, что в яранге было и снова просит…

            Элгар нервно сглотнул. Он тоже объедал одинокого старика, пока не начал охотиться сам.

            – Попросил Пананто соседку приглядеть за малышом, а сам пошел на рыбалку. Когда вернулся, смотрит – кровь у порога. Испугался старик, вбегает в полог: все красно от крови. А посредине сидит малыш, руками стучит об коленки и улыбается.

            Слушатели притихли, то ли от страха, то ли из уважения к мастерству рассказчика.

            – Где соседка? – спрашивает Пананто. – А в ответ: «еще, еще хочу!». Тогда понял старик, что себе на погибель кэля подобрал.

            Мэмыл подождал, пока возбужденные зрители угомонятся.

            – «Погоди», сказал Пананто. Сейчас, сейчас накормлю тебя. Набрал руками сажи из светильников, протянул руки к маленькому кэля и приказывает: «ешь!». Вцепился кэля в руки Пананто и стал глодать их, несколько пальцев откусил. Почувствовал вкус сажи и подавился, закашлялся и умер. Вот так все было.

            – Како! – загалдели чавчу. – Тяжело пришлось старику.

            – А, враки это все. Был я в Тыматгыргын, не слышал ни про какого Пананто, – заявил Гиву, решив снять напряжение.

            Он понял, что Элгара глубоко тронула страшная сказка, хотя их молчаливый гость и не показывал виду, что рассказанная история могла касаться его.

            – Не вру я, – обиделся Мэмыл, присаживаясь на свое место у костра. – Люди из Тыматгыргын мне сами все рассказали, когда я там оленей перегонял. Началась метель, мне пришлось у них заночевать.

            – А самого Пананто ты видел?

            – Руки его видел?

            Мэмыл глубоко вздохнул, и впервые улыбка сошла с его обветренного лица.

            – Умер Пананто. Не перенес старик гибели сына.

            – Ты очень хорошо все рассказал, – серьезно сказал Элгар. – Я думаю, это правда.

            Юноша задумался. Откуда старый Умка знал, что плач маленького Элгара не был песней кокатко? Почему он рискнул принести в дом существо, которое могло оказаться кэля? Не ошибся ли старик? Элгар хорошо понимал, что его голодная внутренняя пустота не присуща человеку. Люди бывали жестокими, но поступать так их побуждали обстоятельства, а не внутренняя потребность к насилию. Элгара не интересовали богатства, амбиции или чувства – его мучила жажда крови ради крови, насилие ради насилия, убийство ради убийства. Он затряс головой, отгоняя эти навязчивые образы.

            Настало время прощаться. Оленеводы отправлялись назад на юг, заходить в проклятые земли они не хотели.

            – Передай ему, что шаман велел, – шепнул Мэмыл на ухо вожаку.

            Гиву помолчал. Он не хотел выполнять поручение шамана, но выбора не было.

            – Старый Иный с тобой говорить хочет, – пробормотал он.

            – Знаю, – кивнул Элгар. Мужчины, судя по всему, уже давно покинули Улык и разминулись с Умкой.

            – Не ходи в Улык. Ничего, другой шаман родится, случалось людям много зим без шаманов жить, а вот такие, как ты, больше нужны, чтобы шкуры считать, чтобы с южанами торговать… шаман, он что?.. Это вам, морянам, шаман нужен – море задобрить, китов вызвать или бурю отвести. А нам даже в самое голодное время оленей хватит. А своих не хватит, так чужих возьмем. В моем роду трусов никогда не было.

            – Много важничаешь, Гиву. – Пробурчал кривоносый Мэмел. – Я с шаманом спорил, так мое стадо прошлой весной мор скосил.

            – Погоди, погоди, Элгар! Не ходи к старику, – замахал руками Гиву. – Вот что лучше – давай с нами до самого кочевья. У нас знаешь что, знаешь что…

            – Девушки!

            – Ухх… хороши! Такому воину и охотнику одной жены мало, возьмешь вторую, какая понравится. Никто тебе не откажет! Все захотят с тобой породниться.

            Элгар с легкой улыбкой слушал разговоры оленоводов. Он знал, что никуда не поедет, и не будет выбирать себе жену. Жизнь, которую азартно и с искренним восхищением описывали для него эти веселые, добрые люди представлялась Элгару чуждой и невозможной. Казалось бы, стоило сказать одно слово: «Остаюсь!» – и все, о чем с таким увлечением рассказывали кочевники, сбудется. Он больше не будет одинок, появится жена, появятся дети и он, постаревший, будет сидеть у очага и курить трубку, слушая их болтовню. А с каждых встреченных саней будут приветствовать его, как родича или друга. Одиночество, испугавшись, оскалило зубы, и вздыбило шерсть, всеми силами пытаясь отогнать соблазнительные мечты.

            – Нет, не могу, – Элгар с улыбкой поблагодарил за лестное предложение. – Нужно возвращаться. Умка ждет, да и…

            Он не стал объяснять, что Инира ему не жена, но и врать не стал. Просто рассеяно махнул рукой под новый взрыв хохота расслабившихся оленеводов.

            – Понимаем! Сами молодые были!

            – Ты все же отцу, Умке скажи… пусть не сердится на нас.

            – Скажу! – пообещал Элгар. – Обязательно передам ему!

            ***

            Когда Элгар уехал, оленеводы начали долгий обратный путь в Улык. Они не знали, что вернувшись, застанут занесенное снегом пепелище. Они кочевали вдоль побережья, рассказывали сказки и обсуждали планы на следующую ярмарку, а в это время Улык горел. После большого сбора и удачного похода против инук моряне расслабились и потеряли бдительность. Поэтому никто не был готов, когда ранним утром Амарок поднял к солнцу два лука, как положено было у инук перед сражением. Несмотря на неожиданное нападение, луораветлан оказали орде коряков достойное сопротивление. Мало кто сдался без боя.

            Амарок смотрел на поднимающиеся к небу столбы дыма. Прожорливый, ненасытный огонь доедал жилища чавчу, но молодой вождь не чувствовал удовлетворения. Чужая боль не принесла ему никакой радости. Вид искалеченных тел и сломанных яранг неприятно напоминал о том, что он сам застал в Катаюк после нападения чавчу. Амарок не мог сейчас вызвать в себе ненависть к чавчу. Сильную боль ему причинил вид разорванной куклы, втоптанной в землю. Вывалившиеся из нее опилки смешались с пролитой кровью.

            «Так надо», – твердил себе Амарок. Ради безопасности племени, ради будущего мира и ради себя. Потеряй он уважение в глазах соплеменников, те тут же вспомнят и мрачные обстоятельства его рождения, и связанные с близнецами суеверия. Если не убьешь, то будешь убит. Так происходит всегда, когда два хищника сталкиваются, не поделив добычу. Ты или хищник, или жертва. Таков закон природы, одинаковый и для людей, и для животных. В сказках, которые он слышал в детстве, собаки, вороны и медведи были похожи на людей, они строили себе дома, катались на санях и готовили еду на огне. В жизни все происходило наоборот – люди часто уподоблялись животным. Спорили за добычу, за женщин, за землю, и побеждал всегда самый смелый и безжалостный.

            «Я этого не хотел, – сказал вождь мертвецам, – я мог перебить ваших мужчин на Имегелине. Мог напасть на вас неожиданно, под покровом ночи. Я не хотел этих смертей, вы принудили меня».

            Ликование инук и коряков было для него еще противнее, чем стоны умирающих. Для соплеменников он снова был непобедимым вождем, они внимали каждому его слову, но их поклонение не приносило Амароку радости. Единственным, кто не разделял всеобщего ликования, был Милют, старейшина коряков. Он знал, что без Амарока набег был бы обречен. Милют недооценил отвагу луораветлан и их численность. Он полагал, что в Улык они вряд ли встретят больше двух десятков воинов, а напоролись на полсотни. Омрын не соврал, предупреждая об оставшихся у моря оленеводах. Когда луораветлан вышли навстречу наступающим корякам, только присутствие Амарока и его людей удержало коряков от бегства. Вождь инук успел убить четверых чавчу, прежде чем опомнившиеся союзники вступили в сражение.

            Победа принесла Амароку уважение и любовь коряков, его превозносили, как героя, и уже складывали песню о победе белого волка. Милют рассчитывал, что успешный поход навсегда прославит его имя, но все почести достались сопляку-иноземцу. Поэтому старейшина обрадовался, когда узнал, что инук собираются покинуть их отряд и отправиться на поиски великана Умки.

Во время боя жители Улык потеряли почти всех мужчин. Их тела свалили в большую кучу, чтобы сжечь и таким образом избежать мести их душ.

            – Видишь, Омрын, что будет, если пугать коряков? – спросил Милют у своего пленника.

            Кавралин безропотно наблюдал за разгромом Улык. По его лицу невозможно было понять, какие чувства он при этом испытывал. Но когда галдящую толпу женщин, стариков и детей копьями согнали в центр сожженного поселения, Омрын решился. Он оттолкнул приставленного к нему коряка и пошел следом за пленными.

            – Пусть идет, – позволил Милют. – Пусть останется со своим народом.

            – Старейшина, вождь инук спрашивает, нет ли среди пленников человека, который знает великана Умку.

            Милют задумался. Он не хотел отдавать кавралина на растерзание дикарям из-за моря, с другой стороны, Омрын сам выбрал свою судьбу. После недолгого раздумья старейшина решил, что свободен от своих обязательств перед торговцем.

            – Прикажи, чтобы ему отдали коротышку, – сказал он.

            Инук тотчас схватили Омрына и бросили на колени перед молодым вождем.

            – Проведи нас к великану, и мы отпустим тебя, – пообещал Амарок.

            Коротышка мотнул головой, наклонился и уткнулся лицом в снег.

            – Поднимите его. Принесите огонь, – распорядился вождь.

            Омрына силой поставили на ноги, стащили с него грязную кухлянку и сорвали остальную одежду. Он стоял на холоде обнаженный, дрожа и вздымая худощавую грудь с отчетливо выделяющимися ребрами.

            – Тебя зовут Омрын, – сказал пленнику Амарок. – Еще до того как я стал вождем, ты не раз приходил в наше племя для торговли. Я знаю тебя.

            – Я тоже тебя знаю, – нахмурился кавралин, – я знал твоего отца и твою мать, знаю твою воспитательницу, Ахну. Видел твою сестру Иниру.

            – Я отпущу тебя, если ты поможешь мне.

            Амарок рассчитывал, что известный своей трусостью коротышка тотчас согласится, но лицо торговца исказилось, он шагнул и плюнул молодому вождю в лицо. Юноша остолбенел от подобной наглости, его дрожащий кулак сжался на рукояти ножа. Кавралина повалили и начали избивать ногами.

            – Стойте! – крикнул Амарок и вытер лицо. – Он хочет быстрой смерти. Меня не проведет. Дайте огонь!

            Вождь взял в руки длинную жердь, тлеющую на конце. Омрын вздрогнул, подался назад, но его держали крепко. Амарок провел раскаленной палкой по груди кавралина. Сначала мужчина сдерживался, но вскоре громко, во весь голос заорал.

            – Слабак, – засмеялись инук.

            – Где мне найти великана? – продолжал повторять Амарок, нанося своим орудием быстрые тычки. – Говори! Говори! Говори!

            Омрын тяжело вздохнул, напрягся так сильно, что инук с трудом удержали его. На губах пленника выступила кровавая пена, его голова конвульсивно задергалась на тонкой шее, он издал булькающий хрип.

            – Язык себе откусил!

            Омрына отпустили, он повалился на землю и засучил ногами. Амарок отступил на шаг назад, удивленный и ошарашенный.

            «Зачем он убил себя? – подумал вождь. – Я видел их на Имегелине. Он ненавидел великана и боялся его. Зачем он убил себя ради него?»

            Коротышка дернулся в последний раз и затих. Он захлебнулся собственной кровью. Амарок почувствовал сильное отвращение, как будто вымазался в чем-то липком и грязном. Ему случалось и раньше убивать людей и участвовать в пытках, не получая от этого никакого наслаждения. Но эта смерть была особенной, добровольной жертвой, принесенной на алтарь непонятных для постороннего чувств. Амарок привык, что люди жертвуют друг другом ради любви, из привязанности или ради племени. Поступок Омрына выбивался из привычной картины мира, нарушал ее и ставил под сомнение. Амарок снова вспомнил Ахну и резко замотал головой.

            – Возьмем еще кого-нибудь?

            Было достаточно одного взгляда на пленных чавчу, чтобы понять бесполезность дальнейших пыток. Их лица ожесточились, в глазах горела немая решимость. Самоубийство кавралина поразило их не меньше, чем инук.

            «Если немощный коротышка Омрын смог выдержать, разве я не смогу?» – говорили они себе.

            – Подвиг труса, – сказал Амарок, – страшнее, чем подвиг героя.

            – Что? – переспросил подручный.

            – У них мы ничего не выведаем.

            Юноша почувствовал сильное волнение. Без смерти великана и возвращения Иниры их поход не имел никакого смысла.

            – Послушай, – сказал Оки, – в стороне от селения есть яранга крытая белыми шкурами. Коряки ее не тронули. Говорят, там живет могущественный шаман. Может, у него узнаем что-то про великана?

            Инуит про себя проклял коряков, которые решили свалить на неожиданных помощников всю грязную работу. Но в словах Оки был смысл. Шаманы хранили все знания, которые собрало племя.

            – Приведите мне этого шамана, – приказал вождь.

            – Не можем, – Оки замялся. – Никто к его жилищу приблизиться не может. Говорят, тунерак, злые духи его защищают.

            Амарок не стал спорить. Он прошел сквозь сожженное селение и быстро нашел единственную уцелевшую ярангу. Она и вправду была покрыта белыми оленьими шкурами. Земля вокруг необычного жилища была потревожена, но никто не решился повалить его или проникнуть внутрь. Амарок не боялся шаманов, но когда он приблизился к белой яранге, то сразу почувствовал себя неуютно. Он услышал неразборчивый шепот. Молодой вождь не испугался, он сделал еще один шаг и увидел черные фигуры, стоящие у входа в жилище шамана. Это были кэле. Они ничем не напоминали людей: бесформенные, лишенные плоти и искаженные, как отражение на волнующейся воде. Амарок почувствовал, как тяжелеют ноги. Он сделал еще несколько шагов и остановился. Кэле смотрели на него и продолжали бормотать.

            «Уходи, уходи, уходи, – разобрал Амарок. – Ты здесь чужой, не приближайся».

            Молодой вождь напряг все свои силы и рывком прорвал защиту яранги. Духи уступили ему.

            Внутри жилища было темно и душно. Амарок увидел двух женщин, которые прятались в темном углу и сильно дрожали. Он не удостоил их своим вниманием. Шаман нашелся в сильно натопленном пологе. Он лежал, укрытый теплыми шкурами. Лицо старика блестело от пота, его губы что-то неразборчиво бормотали.

            – Я ищу великана по имени Умка, – сказал Амарок.

            – Пришел, – еле слышно прошептал шаман, – я знал, что придешь.

            – Ты знаешь, где он?

            – Расскажите ему, – приказал шаман.

            Тревожный шепот окружил Амарока. Такие звуки не могли издавать живые существа, это говорили духи.

            «На север, на север, на север, – разобрал он, – возле шапки мира, возле вечных льдов, далеко, четыре дня пути. Даже туда приходит лето, даже там распускаются цветы. Найдешь его там».

            Воздух в яранге стал таким густым, что окружил молодого вождя, как туман. В этом белом мареве проступили фигуры. Побережье, брызги волн, одинокая землянка на склоне сопки. Еще недавно укрытая яркими цветами, а сейчас снова занесенная снегом. Снегом, по которому могли проехать сани… Теперь Амарок знал, где искать своего врага.

            – Зачем ты мне помогаешь? – спросил вождь.

            – Хочу, чтобы ты помог мне, – прохрипел старик.

            Он согнулся и закашлялся. На губах старого шамана при этом проступила кровь.

            – Ты болен?

            – Нет, – чавчу со свистом втянул в себя воздух, – устал.

            – Как мне тебе помочь?

            – Прогони их, – прохрипел Иный, указывая на кэле.

            – Я не могу, – признался юноша. Ему стало жалко несчастного измученного старика.

            Иный приподнялся и указал на другой конец полога.

            – Там лежит связка грибов, подай их мне.

            Амарок выполнил просьбу шамана.

            – Устал, – повторил Иный. – Видел моих жен? Красавицы? Забирай их. Подарки тоже забери. Все забери. Пусть только они уйдут…

            Старик впился зубами в сушеные грибы. Стоящие на почтительном расстоянии кэле заволновались, хотели остановить его, но присутствие Амарока удерживало их.

            Иный дернулся, часто задрожал, и его вырвало кровью. Освещающие полог жирники тотчас погасли, и яранга заполнилась беспокойным злым бормотанием. Амарок отшатнулся, задрожал и выбежал из яранги. Он почувствовал нечто, чего не мог понять и победить.

            Когда глаза старого шамана остекленели, и жизнь окончательно покинула его, кэле склонились над застывшим телом. Для духов не существовало жизни или смерти, они ждали, что старик вновь встанет, вновь ударит в бубен и будет говорить с ними. Но он лежал и не двигался, кровь, рвота и слюна высыхали на искаженном лице. Кэле терпеливо стояли и ждали, пока не перестал теплиться очаг, пока полог не покрылся изморозью, а тело покойника не заледенело. Только когда яранга провалилась, не выдержав тяжести наметенного на нее снега, кэле ушли. Поднимая за собой снежную бурю, могущественные духи удалились в поисках нового хозяина.

      Глава 6

            Иниру разбудил громкий шум и собачий лай. Валкаран сотрясали глухие удары, со свода сыпалась сухая земля, летели древесные щепки. Девушка села и принялась протирать глаза. Рядом с ней проснувшийся старик зажег от тлеющих углей жирник.

            – Что происходит? – заволновалась инуитка.

            – Помолчи, – сказал Умка и поднес свет к потолку.

            Составляющие кровлю землянки китовые кости жалобно скрипели от ударов, но не ломались и не прогибались. Умка потянулся к отверстию в потолке и убрал закрывающий его пузырь из печени касатки. В землянку провалилось немного снега вперемешку с мусором. В валкаране сделалось светлее, удары прекратились, послышались приглушенные голоса. Умка выругался, сердце Иниры учащенно забилось.

            – Вы кто такие? – крикнул старик.

            Вместо ответа сквозь дыру в потолке ударило копье. Умка был готов к этому, он уклонился и успел схватиться за древко, чуть выше наконечника. Без особых усилий он сумел вырвать оружие из рук невидимого противника.

            – Эй, выходи! – прогнусавил один из пришельцев.

            – Погоди, не торопись, – усмехнулся старик. – Сейчас выйду.

            Умка не стал торопиться. Он спокойно облачился в свою тяжелую броню, достал из кладовой боевое копье с железным наконечником и длинный нож, который заткнул за пояс.

            – Ты, – он посмотрел на Иниру. – Пойдешь первой.

            Девушка тотчас поняла замысел великана. У первого человека, который попытается выбраться из землянки, не было никакой возможности защититься. Впрочем, если это пришли люди из селения Катаюк – бояться нечего. Хотя даже Амарок мог ошибиться и случайно заколоть ее...

            – Я здесь! – громко закричала девушка. – Это я, Инира. Я сейчас выйду.

            Умка не стал ей мешать, только поторопил, легонько ткнув копьем в спину. Инира опустилась на колени начала ползти по коридору, ведущему к выходу. Она зажмурилась от страха, представляя, как невидимый враг заносит над ней копье или топор. Рука девушки потянулась отодвинуть скрывающие лаз шкуры. Едва она дотронулась до них, как кто-то схватил ее за запястье и быстро потянул вверх. Девушка не успела опомниться, как тут же оказалась лицом к лицу с высоким инуитом.

            – Отпусти ее, Нагуя, – приказал до боли знакомый голос.

            Инира почувствовала, как страх отступает, и к ней возвращается способность чувствовать и слышать. Налетевший с моря ветер сбросил капюшон с ее головы, девушка поежилась и чихнула. Цепкие руки разжались, Инира тотчас же сделала несколько шагов подальше от землянки и осмотрелась. Инук было шестеро, все вооружены и тепло одеты. Судя по цепочке следов, они пришли пешком. Трое мужчин оцепили валкаран, двое пытались управиться с собаками. На образованном китовыми ребрами своде-холме стоял Амарок, это он прыгал по землянке. Все лица были ей знакомы: молодые мужчины, которые уцелели при нападении на селение или уехали с Амароком. Инира не ощутила ожидаемой радости при виде соплеменников – только волнение и тревогу за их жизни. Сердце Иниры разучилось отличать врагов и друзей за время, прошедшее со дня нападения на ее дом. Амарок спрыгнул с занесенного снегом холма-валкарана и приблизился к сестре

            – Я же говорил, что она жива, – хвастливо сказал он. – Видите, а никто мне не верил!

            Нагуя хотел что-то сказать, но внезапно вскрикнул и провалился под землю. Мгновение была видна только рука, схватившаяся за край лаза, но он не удержался и Умка утащил инуита в глубину землянки.

            – Осторожней! – вскрикнул Амарок и отпрянул от опасного места. – Сколько их там?

            – Один, – дрожащим голосом произнесла Инира. – Старый великан.

            – Один? – переспросил брат. – Хорошо. А где второй? Молодой лучник?

            – Ушел. Я не знаю, когда он вернется.

            Инук окружили выход из валкарана и приготовили копья. Но Умка не воспользовался этим путем. Прикончив первую жертву, он оставил тело в проходе, а сам вернулся в центральное помещение землянки. Там он пробрался в кладовую и нашел тщательно замаскированный второй лаз. Инира не знала про этот секрет, поэтому не могла предупредить своих родичей. Она была так же, как они, удивлена, когда огромная фигура выросла на противоположном краю холма.

            Ближайший инуит с криком бросился на неожиданно появившегося противника, но старик легко схватил и обезоружил его. Несчастный взвыл, тщетно пытаясь вырваться, но двуногий медведь держал крепко. Одной рукой прижимая извивающегося мужчину к широкой груди, Умка поднес к шее инуита древко копья. Инира отвернулась, отрывистый крик прервался и перешел в хрип.