Текст книги "Настоящие люди"

Автор книги: Лев Власенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 11 страниц)

            Инук редко отпускали пышные бороды, но грубое лицо охотника заросло почти до самых глаз. А лоб, наполовину скрытый поддерживающим волосы кожаным ремешком, был изборожден старыми шрамами.

            – Чего стоишь? – немного неуверенно спросил бородач. – Что это у тебя там? Рыбка?

            Амарок свободной рукой вцепился в пустую котомку, другая рука сжала древко копья.

            – Боишься нас, что ли? – мужчина неприятно рассмеялся. – Или мясца не желаешь?

            – Не хочу собачатину, – Амарок мотнул головой.

            Он заметил, что у путешественников не было никаких котомок или саней с запасами, поэтому мальчик решил, что они решили съесть собак из своей упряжки.

            – А кто сказал, что мы собак едим? – ухмыльнулся бородач.

            – А что?

            – Подойди, погляди.

            Амарок осторожно заглянул в котелок. Там плавали крупные ломти мяса и розовая человеческая рука. Даже раздувшись в кипятке, она была слишком маленькой, чтобы принадлежать взрослому инуиту. Мальчик вздрогнул и отпрянул. Он споткнулся, неудачно упал и выронил копье.

            – Не хочешь нашего ужина, тогда шагай отсюда, – сказал людоед.

            – Хочет. Вижу, что хочет, – заметил его бородатый сотрапезник. – Садись рядом с нами, волчонок. Все равно тебе некуда идти.

            Амарок хотел убежать, но исходящая от мужчины странная, притягательная сила удержала его. В сказках и легендах пожиратели человечины были безумцами, одержимыми злыми духами.

            Тунерак – так называли бестелесных обитателей тундры инук. Холодные, враждебные человеку, они странствовали по ледяным просторам, собирали кости не погребенных мертвецов и разносили болезни. Амарок не раз слышал, что его отцом тоже был тунерак.

            «Твоя мать долгим летом сошлась с хозяином тундры, – сказала как-то Амароку соседка. – Так-то ты и появился на свет, подкидыш!»

            Но больше она не упоминала об этом, а мальчик боялся спрашивать. Другие дети же только били его и кричали: «Ангиак! Ангиак!». Подкидыш, недочеловек…

            – Не бойся, – продолжил бородач, с интересом наблюдая за замешательством маленького ребенка. – Мы тебя не съедим. Мы едим только зверей, не себе подобных.

            – Значит, вы варите не человека? – облегченно спросил Амарок.

            – Не человека? – незнакомцы еще раз переглянулись и засмеялись. – Мы варим двуногого зверя. Какая разница, как он себя называл при жизни? В этих краях каждый считает только себя настоящим человеком. Глупцы, они просто звери! Не то, что я, или он или ты.

            Успокоенный, Амарок присел возле костра.

            – Так-то лучше, – незнакомец добродушно хлопнул мальчика по плечу.

            Амарок против воли улыбнулся, впервые в жизни почувствовав, что его обществу рады. Он сразу же поверил в то, что угодившая на ужин охотникам дичь не имела ничего общего с людьми. Что с того, если ее ободранная лапа смахивает на человеческую руку?

            – Попробуй, – бородач зачерпнул плошкой похлебку и предложил мальчику.

            Амарок вежливо поблагодарил и сделал глоток. Варево получилось жирным и вкусным. Мальчик зажмурился от удовольствия и облизнулся. Он не помнил, когда в последний раз ел горячую пищу.

– Смотри-ка, нравится, – хмыкнул бородатый охотник. – Еще будешь?

            Мальчик закивал. Втроем они быстро выпили содержимое котелка и съели хорошо проварившееся мясо. Наступила ночь, небо сверкало россыпью звезд, ветер утих, и на побережье опустилась необычная тишина. Амарок наелся и почувствовал, что начинает засыпать. Он хотел попросить незнакомцев взять его с собой.

            – Вы откуда? – осторожно спросил мальчик.

            – Мы? – усмехнулся незнакомец. – Мы твои родичи, волчонок. Просто раньше никогда не виделись. Спи, утром ты все поймешь.

            Амарок почувствовал, что проваливается в сон. Лица мужчин расплылись и превратились во что-то страшное, нечеловеческое. Он хотел кричать, но не мог выдавить из себя ни звука. Небо приблизилось к земле, звезды сделались ярче и больше. Амарок начал искать знакомые созвездия, но не смог найти ни одного. Это было чужое небо. Мальчик понял, что спит и перестал сопротивляться нахлынувшей слабости.

            Он проснулся ранним утром, еще до того, как солнце начало подниматься над успокоившимся морем. Незнакомцы исчезли, растаяли, как сон, и не оставили после себя никаких следов, кроме остывшего кострища. Амарок протер глаза и удивился тому, что больше не чувствует холода. Он встал, глубоко вдохнул наполненный морской солью воздух и рассмеялся. Легко и радостно, как ни разу не смеялся за свою недолгую жизнь. Он чувствовал приятное тепло, растекающееся по всему телу.

            Желая проверить пределы переполнявшей его энергии, Амарок побежал по берегу. Он изо всех сил старался загнать себя, но дыхание не сбивалось, и мышцы не болели. Амарок не хотел возвращаться домой с пустыми руками. После непродолжительных блужданий по берегу, мальчик нашел тюленье лежбище и подкрался к нему. Охота на ларгу в брачный период была под запретом у инук, и в тот день будущий вождь впервые нарушил табу. Брошенное твердой рукой копье глубоко вонзилось в ближайшего тюленя. Раненное животное попыталась сбежать, и распугало своими криками сородичей. Тюлень почти дополз до проруби, когда силы оставили его. Амарок, ступая по кровавому следу, подошел к добыче и долго рассматривал ее. Тюлень дрожал и медленно умирал, глядя на своего убийцу большими выразительными глазами.

            «Если у зверей могут быть человеческие глаза, – задумался Амарок, – значит, у них могут быть и человеческие руки?»

            Без особого труда мальчик дотащил добычу домой. Ему навстречу вышли все жители. Впереди бежала Инира. Она бросилась ему на шею и вся перемазалась в крови тюленя. Амарок узнал, что прошлой ночью пропал Нанухак, сын старого вождя. Его искали всем селением, но не смогли найти ни следа. Амарок не задумывался о судьбе своего бывшего мучителя. Люди шептались о том, что тщедушный сирота вошел в сговор с тунерак, чтобы погубить Нанухака и забрать его силу. Вождь хотел отомстить за сына и убить подкидыша, но и его настигла странная смерть. На следующий день после возвращения Амарока белый медведь ворвался в селение. Он громко рычал и скалил свирепую морду, покрытую шрамами, распугал людей, но не тронул никого, кроме вождя. Люди нашли в разоренном жилище его изувеченные останки и с тех пор не пытались навредить сироте.

            …Усилием воли Амарок заставил себя прервать воспоминания. Вот показался холм, за которым было расположено его родное селение. Другие участники долгой поездки должны были вернуться раньше. Амарок задержался, чтобы в одиночестве исполнить ритуал подношения Седне, владычице моря. Он не хотел, чтобы люди, восхищавшиеся его храбростью, видели, что даже их бесстрашный вождь порой обращается за помощью к богам. Его сердце было свободно от страха перед возмездием высших сил, он не раз пренебрегал их волей и оставался невредим, только долг перед воспитавшей его старухой побуждала юношу исполнять обряды.

            «Седна разгневается», – бубнила Ахна, дрожа над тусклым огоньком жирника.

            «А если богов нет?» – спросил однажды у нее Амарок.

            «Если богов нет», – повторял он себе. Эти слова стали единственной молитвой юноши, надеждой на то, что никто, кроме людей не осудит его поступков. А люди… спросите их, благодаря кому сегодня звучат радостные песни, благодаря кому кладовые ямы в леднике доверху наполнены мясом? Кто призвал к порядку похитителей жен и устрашил воинственных соседей? Всюду, от ледяного края мира до теплых южных земель, услышишь имя молодого вождя, которого вскоре со страхом будут вспоминать и за морем.

            «Пусть судят! Если богов нет… пусть судят».

            Повзрослев, Амарок стал вспыльчивым, легко склонным и к ненависти, и к любви. Ему нравилось представлять, что в его груди горит пламя, раздуваемое ветром. Пламя, которое то заполняло его целиком, то спадало, превращаясь в теплый, трепещущий огонек.

            Амарок рассмеялся и еще раз прошелся кнутом по спинам ездовых собак. Упряжка отозвалась дружным лаем и ускорила ход. Нарты взобрались на вершину холма, пропахивая в рыхлом снегу глубокий след. Ему хватило одного взгляда на селение, чтобы почуять неладное. Не хватало привычных звуков: громких голосов хлопочущих по хозяйству женщин, лая собак и радостных криков ребятни. Он заметил, что временные жилища были сложены, одно сгорело, с другого сняли все шкуры. Их пустили на странные свертки в человеческий рост, которые лежали возле воды. Амарок не сразу габ понял, что это тела убитых, которые готовили для похоронного обряда. Вождь с запозданием понял, что дом подвергся нападению.

            Когда Амарок остановил нарты у большого иглу, ему навстречу вышла Ахна. Старуха сильно хромала и опиралась на палку.

            – Что случилось? – спросил вождь.

            – Чавчу пришли, – сказала старуха, – мстить за обиды. Напали на нас без предупреждения, пока вас не было.

            Амарок почувствовал, как в нем поднимается неудержимая волна гнева.

            – Убиты? Враги убиты?

            Ахна покачала головой.

            – Где Инира? – растерянно спросил Амарок. Случилось то, чего он страшился больше всего на свете – он снова почувствовал себя испуганным ребенком.

            – Чавчу забрали ее.

            ***

            Элгар был зол. Обида и раздражение были редкими для него чувствами, тем более в отношении Умки. Когда они вернулись с Имегелина, Элгар предложил старику взять пленницу и отправится в Вэлвыхты, где еще оставались после большого сбора оленеводы.

            – Пусть сама им расскажет про своего брата, – предложил юноша.

            – Без толку, – старый медведь заупрямился. – Ей не поверят. Скажут, что сыроедка себе цену набивает. Сестру сильного вождя пытать не станут, или отдадут кому-то в жены, или просто убьют.

            – Но…

            – Я сказал, не поеду в Вэлвыхты! – прервал Умка.

            По мнению Элгара это было безрассудством. Их поход считали большой удачей, но главного они не добились. Предводитель инук уцелел и, скорее всего, сейчас готовит ответное нападение. Юноша полагал, что целью врагов станет селение Улык. До мыса Пок’ыткын инук было несложно добраться, а жители Улык дали для похода байдары и сами принимали в нем участие. Поэтому месть соседей сначала должна была обрушиться именно на них.

            – Их вождь там станет свою сестру искать, – сказал Элгар.

            Нужно было убедить оленеводов Арепу повременить с отъездом и дождаться лета на побережье, чтобы в случае опасности прийти на помощь морянам. Умка был уверен, что они не согласятся.

            – У них своя война с коряками будет, – напомнил старик.

            – Разве Омрын их не убедит?

            Умка раздраженно отмахнулся.

            – Омрын скорее пойдет к сыроедам и скажет, что девчонку я забрал, – пробурчал он. – Для него нет большей радости, чем мою смерть приблизить.

            «Что же между вами произошло?» – подумал Элгар, но спрашивать не стал. Такая продолжительная вражда не могла начаться по пустячному поводу. Луораветлан распалялись быстро, но не умели подолгу помнить обиды.

            Спор со стариком закончился ссорой. Умка утром собрался и ушел, не сказав куда. Элгар разозлился на него и решил, что лучше сам повезет сыроедку к оленеводам. Пусть заберут ее и забудут произошедшую из-за пленницы ссору. Он даже развязал девушку, но все же понял абсурдность этой затеи. У него не было знакомых чавчу, а ходившие с ними в поход оленеводы боялись юношу так сильно, что отказывались даже плыть с ним в одной байдаре. Скорее всего, его прогонят и даже не пустят в стойбище.

            Оставив пленницу в землянке, юноша снарядил упряжку и уехал. Ему нужно было время, чтобы успокоиться и обдумать свои действия. Как всегда, одиночество принесло внутреннее спокойствие, и к Элгару вернулась обычная рассудительность. Запасенных на зиму припасов хватало до конца лета, и в охоте не было нужды, но юноше захотелось свежего мяса, и он подстрелил лахтака. На такого зверя положено было идти с особым копьем, в одежде из тюленьих шкур, чтобы подобраться к цели на нужное расстояние. Элгар не стал соблюдать традиций – он издали пустил стрелу с такой силой, что та насквозь пробила шею тюленя, тотчас оборвав его короткую жизнь. Юноша порадовался, что зверю не пришлось долго мучиться.

            Закрепив тушу на санях, Элгар двинулся в обратный путь. Он не боялся, что во время его отсутствия пленница сбежит – деваться ей было некуда, да и вздумай она затеряться в тундре, собаки легко бы нашли ее по следу.

            «Да и потеряется, что мне за беда?» – решил Элгар.

            В середине дня небо на востоке озарилось заревом. Странные погодные явления случались на севере, но такого зрелища Элгар никогда не видел. Казалось, где-то вдалеке горит громадный, в два человеческих роста, костер, извергающий клубы черного дыма. Сначала юноша испугался, потому что зарево было расположено в той же стороне, что и его дом. Но потом решил что это совпадение, и на самом деле огонь никак не связан с валкараном Умки.

            Он вернулся вечером. Девушка сидела у лаза в землянку, она успела где-то перепачкаться, все красивое лицо было покрыто черными пятнами. Завидев приближающиеся нарты, пленница встала и побежала ему навстречу, потом опомнилась и остановилась, застыла, как снежное изваяние. Юноша отпустил собак и отвязал свою добычу. Он заметил, что сестра вождя прячет что-то за спиной и догадался, что она нашла в кладовой нож.

            – Разделай тушку, – попросил он.

            – А если я тебя в спину ткну? – дерзко спросила пленница.

            – Не ткнешь. Займись лучше лахтаком.

            Элгар присел на один из разбросанных вокруг валкарана камней и стал делать перья для стрел. Пленница неуверенно повертела в руках нож и направилась к лежащему в покрасневшем снегу тюленю. Элгар отложил перья и принялся с интересом наблюдать за ней. Девушка с трудом приподняла тяжелую тушку и потащила ее к плоскому выщербленному широкому камню, на котором обычно резали мясо. Тюлень продолжал кровоточить и оставлял за собой на снегу глубокую красную борозду. Элгар зажмурился. С глухим шлепком мертвое тело легло на камень. Девушка запыхтела, нож с хрустом врезался в замерзшую плоть…

            – Тебя зовут Инира, так?

            Пленница молча продолжила кромсать тюленя.

            – Расскажи что-нибудь про своего брата, – попросил Элгар, чтобы отвлечь себя от вида крови.

            Инира проворчала в ответ что-то неразборчивое. Она резала очень неловко. Нож раз за разом соскальзывал и противно скрежетал о камень.

            – Может у тебя лучше выйдет руками?

            Она уже по локоть перепачкалась, Элгар еще не видел такой неряхи.

            – Мой брат великий воин! – пробурчала Инира. – Он убьет тебя…

            – И натянет кожу на барабан, – продолжил Элгар. – А зачем ему так много барабанов?

            Инира ударила мертвого тюленя, нож снова выскользнул из ее руки. Элгар рассмеялся.

            – Ты и вправду на него очень похожа, – хмыкнул он.

            – Мы родились вместе и никогда надолго не расставались, – похвасталась девушка. – Он придет за мной. Обязательно придет.

            – Значит, он хороший брат? – сказал юноша. – Уже нашел тебе подходящего мужа?..

            Инира снова заворчала, пытаясь кончиком ножа подцепить край тюленьей кожи, чтобы отделить от нее мясо.

            – Не порти кожу, – попросил Элгар, – на поплавки пойдет.

            Пленница пробурчала вполголоса что-то неразборчивое.

            – Ты не похожа на других инук, – заметил юноша.

            – А ты много инук видел?

            – Да.

            «На Имегелине их и вправду была целая толпа…»

            – Я и мой брат не простые люди, – важно сказала Инира, – наш отец не был человеком.

            – Кем же он был?

            —Хозяином тундры, – она прекратила резать тушу и посмотрела на юношу. – А куда ушел твой отец?

            – Он мне не отец, – сказал Элгар.

            Глаза девушки сузились.

            – А кто? Ты преображенный мужчина? – она усмехнулась.

            Элгар не разозлился. «Преображенными» мужчинами или женщинами северяне называли тех несчастных, кому кэля приказывали сменить пол. Таких людей сторонились и боялись, потому что они часто становились сильными шаманами. Луораветлан не считали «преображение» оскорблением, но другие народы часто высмеивали их. Инира была далеко не первой, кто предположил такую связь между юношей и Умкой.

            – Он мне как отец… – Элгар задумался над тем, что на самом деле связывало его со старым воином. – Но не родня.

            – А кто родня? – не отставала Инира.

            – Я не знаю… – Элгар никогда не задумывался о своих настоящих родителях. Умка как-то обмолвился, что Элгару было всего два или три года от роду, когда он подобрал его.

            – Так ты чавчу или нет? – продолжила расспросы пленница.

            Элгар вздрогнул. Она задала вопрос, который мучил юношу уже очень давно.

            «Луораветлан я или нет? Я настоящий человек или мне просто позволили жить рядом с людьми?»

            Юноша решил, что не обязан ей отвечать. Он указал на тушу, напоминая женщине о незаконченной работе. Инира нахмурилась, и продолжила сдирать с тюленя шкуру.

            – Все равно ты не воин, – заключила она. – Я тебя в бою не видела.

            – А вдруг это я стрелы пускал?

            – Ты? Да куда тебе! Я видела, что стрелял Омрын, коротышка в доспехе. Мы его давно знаем. Раньше он приходил к нам, чтобы торговать, до того как… – она запнулась.

            – До того как твой брат решил нас ограбить? – подсказал Элгар.

            Девушка с размаха вонзила нож в мясо и повернулась к собеседнику.

            – А что, только вам грабить можно? Только вам убивать можно? Кто вы такие, чтобы присваивать такое право?

            – Луораветлан, – без колебаний сказал Элгар, – настоящие люди.

            – Чавчу вы. Оленные люди! – крикнула Инира.

            – Я не чавчу. У меня оленей нет.

            – Сам не знаешь кто, безродный пес. Коротышка стрелял, а не ты. Где тебе лук натянуть!

            В ней говорила накопившаяся злоба и отчаяние. Элгар неторопливо поднялся, обошел залитый кровью плоский камень и достал из седельной сумки на упряжке свои лук и колчан.

            – Куда попасть? – спросил он.

            Инира огляделась, не нашла подходящей цели и решила сделать ее сама. Она отбежала от землянки на большое расстояние и из разбросанных мелких камушков быстро сложила небольшую горку, водрузив на нее попавшуюся под руку птичью кость.

            – Сюда! – крикнула девушка и отбежала.

            Элгар ухмыльнулся, нащупал кончиками пальцев колючее оперение, глубоко вздохнул, одним движением привычно натянул лук, резко вскинул его и выстрелил. Стрела сорвала с каменной пирамиды белую кость, завертелась и зарылась в снег.

            – Попал. Попал! – с детским восторгом закричала Инира.

            Обычно серьезное, сосредоточенное лицо Элгара против воли озарила веселая мальчишеская улыбка. Инира неожиданно улыбнулась в ответ. Они смотрели друг на друга и чувствовали, как их улыбки умирают и превращаются в нелепые гримасы. Элгар отвернулся первым, глупая сцена почему-то уязвила его.

            «Волк может улыбнуться своей добыче, но добыча не должна улыбаться в ответ», – подумал юноша.

            Чтобы отвлечься от странных мыслей, Элгар отрезал от тушки кусочек сырого мяса и попробовал его.

            – Нужно развести костер и поджарить.

            – Не получится, – Инира покраснела.

            – Что?

            – Я сожгла все топливо, – тихо призналась девушка. – А жир весь вылила в море…

            Элгар обошел валкаран и обнаружил на берегу черные остатки огромного кострища. Он сразу понял, что за странное зарево видел в небе по возвращению с охоты. Такого расточительства он себе и представить не мог. Инира покорно шла за ним, ожидая наказания. После проведенного в одиночестве дня, после странного разговора физическое насилие стало казаться ей даже привлекательным. Но Элгар не поднял на пленницу руку. Он присел рядом с остывшим пеплом и потер лицо руками.

            – Спасибо хоть дом не сожгла, – пробурчал он и рассмеялся. Инира уставилась на него, как на безумца.

            – Больше ничего не натворила? – спросил Элгар.

            – Нет.

            – В следующий раз оставлю тебя связанной, – предупредил юноша.

            – Лучше вам меня сразу убить, – заявила Инира. – Или я ночью веревки перетру и зарежу вас во сне.

            – И зарежешь, – поддержал ее Элгар. – А дальше что?

            – Сбегу…

            – Куда? До ближайшего жилья три дня пути. Заблудишься и замерзнешь.

            Инира посмотрела на каяк.

            – Ты его сама даже не сдвинешь, – хмыкнул юноша. – А если спустишь на воду – отсюда до пролива еще добраться надо. Станешь плыть вдоль берега, тебя схватят моряне из Улык.

            Пленница сжала кулаки в бессильной ярости, но спорить не стала.

            – Жир у нас есть, – подумал вслух Элгар, – вторую кладовую ты вряд ли нашла. Нужно набрать хвороста.

            Девушка подумала, что они пойдут к морю собирать плавник, но юноша направился к упряжке.

            – Ты, Инира! – позвал он. – Держи.

            Он бросил ей снегоступы. Чавчу называли такую обувку «вороньи лапки». Они состояли из каркаса продолговатой формы оплетенного ремнями. Закрепив «лапки» на подошвах обуви можно было ходить или скользить по глубокому снегу.

            – Пойдешь перед санями, дорогу расчищать, – сказал Элгар.

            Девушка не стала спорить. Она готова была выполнять любые приказы чавчу, только бы не остаться снова в одиночестве. Пока Инира возилась с завязками на снегоступах, Элгар снарядил упряжку. Он погрузил на нее маленький складной шатер, в котором можно было укрыться от непогоды или переночевать.

            – Куда мы едем? – Инира решилась на вопрос.

            – Недалеко. К утру вернемся.

            – Я бы плавник собрала…

            – Нет, – Элгар мотнул головой, – здесь его почти нет. Горит скверно, тепла не дает. Нужно много хвороста набрать. Снег уже начал таять, скоро упряжку придется отложить до зимы.

            На маленьких санях не осталось места для каюра, и юноша пошел рядом с ними, поигрывая остолом. Упряжка сдвинулась с места, Инира шла впереди, утаптывая снег широкими подошвами «вороньих лапок». Сначала она старалась и работала изо всех сил, но скоро начала уставать и решила, что пусть лучше нарты увязнут или сломаются. Однако, загруженная упряжка, хоть и глубоко зарывалась в снег, шла ровно и легко. Собаки напряженно пыхтели, Инира шумно ломала снег, Элгар звенел остолом.

            Так продолжалось несколько часов, по истечению которых Инира выбилась из сил. Ее ноги разболелись и налились тяжестью. Когда Элгар наконец-то остановил упряжку, девушка сильно запыхалась и едва переступала с ноги на ногу. Небо уже начало темнеть, на нем уже загорелась самая яркая звезда, которую луораветлан называют Воткнутый Кол, и начали появляться другие созвездия. Еще один весенний день подходил к концу.

            Они остановились возле низины, которую образовало глубоко утопленное в землю узкое речное русло. Река не была замерзшей и едва слышно журчала в вечерней тишине. Инира присела отдохнуть, отдышалась и огляделась – и только тогда заметила то, что сразу должно было привлечь ее внимание. К шепоту воды примешивался странный скрип. Она посмотрела на берег реки и увидела чудовищ. Их тела были мучительно изогнуты, исковерканы и переплетались длинными конечностями, похожими на щупальца. Ветер раскачивал чудные создания, и они издавали тот самый необычный скрип. Элгар бесстрашно шагнул в сторону реки. Потревоженные присутствием человека, черные птицы спорхнули с насиженных мест.

            – Стой! – крикнула Инира.

            Юноша обернулся, проследил за ее взглядом. Сначала он решил, что она увидела в роще волка или медведя. Что могло скрыться за этими маленькими хилыми деревцами?.. Нет, никакой живности. Ивы, ольха и узкая река. Потом он понял причину ее страха и рассмеялся.

            – Неужели ты не знаешь что это? – спросил Элгар, указывая на деревья.

            Инира уже догадалась. После того, как увидела насколько безжизненными были напугавшие ее существа. Они напоминали скелеты, костяки каких-то невиданных животных объеденные мышами и высушенные ветром.

            – Я никогда сама не видела… мне говорили, что дерево растет как цветы.

            Элгар, выросший на рассказах Умки о дальних краях, понимал ее страх и восторг. Даже в мире луораветлан рощи или тем более леса были редкостью – нужно было путешествовать много дней на юг, чтобы достичь стены из зеленых елей, пройтись по лесной подстилке и увидеть разнообразие трав и растений, неизвестное суровой тундре. На сером пустынном берегу, где жили инук, редкостью наверняка были даже крошечные кустики, а все топливо и материал состоял из плавникового дерева, принесенного течением. Инира впервые в жизни увидела живые деревья.

            – Разве тебя они не пугают? – спросила Инира.

            – Нет.

            Инира нервно рассмеялась собственному вопросу.

            – Конечно, не пугают. А вот мне страшно…

            Она поежилась и отступила от рощи еще на один шаг. Элгар хотел успокоить девушку – и на мгновенье потерял бдительность. Инира сильно ударила его ногой под колено, вцепилась в протянутую руку и принялась выкручивать ее. Элгар попытался вывернуться, и они вместе упали в снег, покатившись по склону холма к текущей в низине речушке. Когда они остановились, девушка продолжала тянуть на себя руку Элгара, а он мог только громко кричать от боли и кусать снег.

            Поняв, что вырваться не удастся, юноша прекратил борьбу. Инира не ожидала, что он сдастся так легко, и инстинктивно ослабила хватку. Элгар воспользовался этим, резко выдернул руку, освободился и тотчас подмял девушку под себя. Она вскрикнула, попыталась отбиваться и дважды ударила его кулаком по лицу. Элгар выругался, выплевывая набившийся в рот снег вперемешку с кровью, и сильнее придавил вырывающуюся девушку.

            – Никого не убьешь, выкручивая руку, – зло прошипел он сквозь зубы. – Надо бить в горло или душить!

            Элгар сильнее сжал шею Иниры. Девушка подавилась криком и прекратила сопротивляться. С заметным облегчением он отпустил пленницу и поднялся, отряхивая попавший в волосы и за шиворот снег.

            – А лучше сразу ножом, – вывернутая рука ныла и неприятно дрожала.

            Девушка отползла ближе к ручью, не поднимаясь на ноги.

            – Чего ты ждешь?! – не выдержала она. – Убей меня, чего еще ждать?

            Элгар, вполголоса ругаясь, продолжал разминать руку.

            – Никогда бы не подумал, что ты такая сильная, – проворчал он.

            – Убей меня!! – завыла девушка.

            Юноша поморщился. От криков у него начала болеть голова. Левой рукой он распустил поясной ремень, снял с него широкий охотничий нож и швырнул его на землю.

            – Сама себя убей, – раздраженно пробурчал Элгар и повернулся спиной, показывая, что не будет препятствовать.

            Инира подхватила упавшее оружие, рванула из ножен и, разбрасывая снег, бросилась на стоящего спиной Элгара. Он не стал защищаться, просто присел, так, что девушка споткнулась, налетев на него, и сразу же распрямился, перекидывая ее через себя. Перед глазами Иниры мелькнула белая земля со следами ее ног, лицо Элгара, серое небо, снова земля… она рухнула на снег.

            – Быстро учишься, – усмехнулся Элгар. – Это хорошо.

            Девушка растянулась на снегу. Она была оглушена и унижена, или же притворялась, чтобы снова накинуться на него. Элгар поднял нож и направился к реке, чтобы набрать хвороста и выпить проточной воды.

            – Чего тебе от меня надо?! – со злой усталостью промычала у него за спиной Инира.

            Юноша не ответил. Вода в ручье казалась теплее, чем снег и была приятной на вкус. Он улыбнулся.

            – Думаешь, мой брат один за мной придет? – продолжила Инира, не дождавшись ответа. – Он соберет людей и убьет вас. Вас всего-то двое. Воины, которые ходили с вами на наш берег не станут вмешиваться. Они тоже ненавидят тебя и твоего отца!

            – Он мне не отец, – напомнил Элгар.

            – Все равно убьют!

            – Не кричи, – попросил юноша. – Твой брат думает, что ты мертва. А раз так, то и торопиться некуда.

            Инира рассмеялась.

            – Он знает, что я жива.

            – Твой брат не похож на шамана.

            – Мы родились вместе и чувствуем друг друга. Я знаю, что он жив и не ранен, и он знает, что я жива и спросит с тебя за каждый мой синяк.

            Элгар не стал смеяться или спорить. Он слышал про детей, которые рождаются в один день. Люди говорили, что такие дети неотличимы друг от друга и одного из них убивали как кэле. Инира была похожа на молодого вождя, но только внешне. Ей не досталось той обжигающей силы, которая переполняла предводителя инук.

            – Никто за тобой не придет пока волнуется море, и лед не растаял, – отрезал Элгар.

            ***

            Амарок собирал союзников. Все племена, живущие у побережья, прислали людей на переговоры. Вождь злился, потому что вместо вооруженных дружин собралась кучка стариков. Нужно было нанести по чавчу сокрушительный удар – и чем раньше, тем лучше. Но против этого восстали и люди, и природа. На следующий день после нападения на море поднялась страшная буря. Волны накатывались на берег с оглушительным грохотом, на пронизывающем ветру невозможно было устоять, не говоря уже о том, чтобы поднять парус. С появлением непобедимого воина племя отучилось полагаться только на морской промысел. Люди неохотно выходили в открытое море, и большие лодки лежали заброшенные и бесполезные.

            – Мать моря разгневалась, – сказала Ахна.

            Долгие годы старуха пугала соплеменников мрачными пророчествами, в которые люди перестали верить. И вот оказалось, что она была права.