Текст книги "Настоящие люди"

Автор книги: Лев Власенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 11 страниц)

            – Ты прогневил богов, за что и поплатился, – напрямик заявил вождю один из старейшин.

            Амарок хотел убить его за такую дерзость, но вовремя сдержался. Сейчас ему нужна была любая поддержка, и получить ее предстояло, не только вселяя в сердца людей страх.

            «Прогневил богов, не давал им подношения, не чтил старших», – юноша беспощадно сжимал кулаки, слушая бесконечные обвинения.

            – Что же вы раньше молчали? – не выдержал Амарок. – Раньше я у вас героем был. А теперь стал отступником.

            – Верили сильному, – ответил старейшина.

            Старик мог напомнить, что власть вождя основывалась на страхе, а не на любви. Но старый инуит хорошо понимал честолюбие Амарока. С помощью этого качества он надеялся контролировать опасного молодого лидера. Амарок же хотел, чтобы его не только боялись, но и любили. За ним шла молодежь, старейшинам стоило немалых трудов удержать своих юнцов. Те бежали за живым идолом в пасть к волку. Старики знали жизнь лучше. Были уже силачи и великие воины у народа инук. Были времена, когда они могли не только отбиваться от проклятых чавчу, но и ходить против них в походы. Вожди старились и умирали, их дружины распадались, возвращались прежние времена бессилия и страха. Но никто не мог вернуть жизнь людям, погибшим в бесцельных войнах. Плохой мир для старейшин инук был лучше хорошей войны.

            – Где ваши люди? – хмурился Амарок, пытаясь напустить на себя важный и суровый вид.

            – Все знают, что вас чавчу побили. Наши дети тебе больше не верят, – врали старейшины.

            Они надеялись только на то, что Амарок не станет сам объезжать соседей. Но мысли молодого вождя были заняты другим: годами он собирал сторонников, помогал им, завоевывал их уважение и доказывал, что он один достоин стать вождем. Оказалось, что столько вложенного труда сведено на нет одной неудачей. Он поверил, что его власть пошатнулась. Хотя Амарок не участвовал в проигранной битве, его уже не считали непобедимым. И нужно же было беде приключиться как раз в тот день, когда он задержался, чтобы принести жертву морской богине. Не будь у Ахны глупых суеверий – не ушли бы победителями дерзкие налетчики. Или же богиня действительно существовала и нарочно отвлекла его, чтобы покарать?

            Сердце Амарока было полно сомнений. Только однажды он чувствовал себя столь же беспомощным: в день, когда встретился с двумя незнакомцами и отведал их угощения. Старый страх юноши воскрес и расправил крылья – страх бессилия перед судьбой.

            «Нет! – подумал Амарок. – Человек не игрушка богов. Однажды я изменил свою судьбу. Смогу сделать это снова».

            Он задумался над тем, что не давало ему покоя длинными ночами. Чье мясо было в вареве, которое он отведал в тот день. Мясо зверя, мясо человека? Зверь, который ходит на двух ногах, сказали незнакомцы. Ненастоящий человек. Это можно было трактовать по-разному. Амарок считал себя инуитом, человеком.

            «Инуит, значит человек, – напомнил себе Амарок. – Что такое человек?».

            – Что такое человек? – спросил он у Ахны после встречи со старейшинами.

            После нападения чавчу старуха слегла, ноги не слушались ее, руки дрожали, и она не могла выполнять никакую работу. Амарок отнес названную мать в свое иглу и укрыл тяжелыми теплыми одеялами, хотя с каждым днем становилось все теплее – Ахна дрожала и жаловалась на холод. Никто из жителей Катаюк не верил, что старая женщина выздоровеет, но Амарок из упрямства и любви к старухе не терял надежды.

            – Человек, это тот, кто ведет себя по-человечески, – ответила Ахна.

            – По-человечески?

            – Чтит старших, заботится о детях, соблюдает традиции, – Ахна загибала кривые пальцы. – Приносит жертвы богам, слушает советы шаманов, не убивает животных в брачный период, не берет для себя лишнего…

            – А если не чтит старших? Если не верит в богов? – прервал ее Амарок. – Кто он тогда? Зверь?

            Старая женщина рассмеялся.

            – Какой зверь? Зверь не чтит старших? Зверь берет для себя лишнее?

            – Почему тогда мы не звери? – не унимался юноша.

            – У нас есть сердце, – старуха улыбнулась беззубым. – Наше сердце искушает нас, потому что оно голодное. Сердце говорит нам: «возьми себе еще, отбери чужое, обладай прекрасной женщиной, сделай так, чтобы люди любили или боялись тебя».

            – Значит сердце плохое?

            – Человек бывает плохой или хороший, – вздохнула Ахна. – Сердце это просто сердце. Оно говорит, но решает человек.

            Амарок по-своему толковал ее слова. Сердце делает нас людьми, понял он, отличает от животных. Тот, кто слушает его голос, отдаляется от животных и становится человеком в большей степени, чем те, кто сдерживается. В языке инук не было слов, чтобы описать охватившие вождя чувства. Он попробовал объяснить свои рассуждения Ахне. Та покачала головой и сказала:

            – Да, тот, кто слушает сердце, перестает быть животным. Но он перестает быть и человеком.

            – Объясни.

            – Послушаешь сказку? – спросила Ахна. – Только эта сказка на твои вопросы ответит.

            Юноша нехотя кивнул. Он давно разлюбил слушать истории названной матери. К тому же большинство он и так помнил наизусть.

            – Ты много путешествуешь. Был на востоке? – спросила старуха.

            – Был, – коротко ответил Амарок.

            – Видел каменные лица?

            Он тотчас понял, о чем говорит старуха. Старая легенда гласила, что далеко на востоке есть остров Каярталик, населенный людоедами. На этом острове никогда не тает снег, а на его скалах вырезаны огромные человеческие лица. Никто из людей не мог своими руками создать нечто подобное. То была обитель злых духов. Шаманы испытывали себя, проводя ночи на Каярталике.

            – Видел, – соврал Амарок.

            – Какой храбрый вырос, – Ахна лукаво улыбнулась. – Если видел, значит, понимаешь, что люди их не могли сделать. В тундре тоже находят много таких изваяний. Иногда просто каменные лица выкапывают из-под земли. Чтобы сделать их нужно десятилетиями шлифовать камень. Может, даже жизни не хватит. А там находят так много, что сосчитать не могут!

            Юноша кивнул. Каменные маски он видел своими глазами.

            – Ясно, что инук не могли сделать ничего подобного. Когда-то эти края не принадлежали нашему народу. То была земля высших людей. Людей сильнее тебя или меня, потому что у них было большое сердце, они всегда слушали его голос. Однажды этим людям сделалось тесно в своих владениях, и они отправились путешествовать. Всюду они оставляли свои изображения: на песке, на земле, даже на камне. Так появились каменные маски. Высшие люди дошли до того, что решили оставить свое изображение на луне и солнце. Они забыли, что земля и небо не принадлежат людям. Они брали все только для себя и не ценили того, что у них было. «Еще-еще-еще», – говорили высшие люди. Они сумели дотянуться до луны и начали вырезать на ней свои лики, когда боги прогневались и низвергли наглецов. Высшие люди, как падшие звезды, пронеслись по небу и расшиблись об землю. Они не исчезли, так велика была их сила. Они превратились в тунерак, в злых духов.

            Амарок слушал внимательно, как в детстве. Рассказанная Ахной история сильно взволновала его. Высший человек. Те двое незнакомцев угостивших его варевом… Могли они быть тунерак? Лишенными части силы, но все еще могущественными настолько, чтобы называть инук «двуногими зверями».

            «Сердце, – юноша прижал руки к груди, – что говорит тебе сердце?»

            – Что сказали старейшины? – спросила Ахна.

            – Упрямятся, – признался Амарок, – но я заставлю их подчиниться.

            – Ты хочешь мстить чавчу?

            – Я должен спасти Иниру.

            – Послушай меня, – Ахна тяжело вздохнула. – Послушай, и не перебивай… не нужно мстить. Ты сможешь стать вождем, настоящим, сильным вождем. С тобой племя никогда не будет голодать. Никто не обидит людей из Катаюк, пока ты их защищаешь. Но если ты пойдешь против чавчу и погибнешь…

            – Я не погибну.

            – Не перебивай. Если ты погибнешь, наше селение исчезнет. Соседи вспомнят обиды, а Морская мать больше не пошлет нам богатый улов…

            Амарока разозлило упоминание богини.

            – Я принес Седне жертву, – процедил юноша, – почему она продолжает гневаться?

            – Принес жертву? – Ахну позабавили его слова. – Как? Бросил в море кусок мяса, как подачку собакам?

            Юноша покраснел. Он мало что знал о богине, только то, что Седна живет на дне и властвует над тюленями, моржами и другими морскими животными. Раньше в Катаюк каждый год устраивали пиршества и празднования, связанные с именем Седны, а шаман проводил непонятные для маленького Амарока обряды, из которых будущий вождь запомнил только громкое гортанное пение. А после того как старый шаман умер, про морскую богиню в Катаюк позабыли вовсе, и только Ахна продолжала вспоминать Седну и рассказывать о ней детям.

            – Мать моря… – прохрипела Ахна, – прекрасная девушка, которую утопил жестокий отец. Она опустилась на дно, но не умерла. Соль и вода уничтожили ее красоту, водоросли проросли в ее волосах, руки покрылись уродливыми наростами…

            Старуха закашлялась, на ее губах проступила кровь.

            – Седна мучается каждый день, каждый миг. Облегчить ее страдания можно только спустившись к ней и расчесав ее спутанные волосы.

            – Кто может погрузиться на дно моря? – удивился Амарок.

            – Шаман.

            – У нас нет шамана.

            Ахна улыбнулась.

            – Я знаю. Поэтому я и сказала, что Седна отвернулась от нас. Раньше всегда после смерти старого шамана рождался молодой. Теперь… теперь ты родился, малыш. С тобой связана судьба Катаюк. Не преследуй чавчу, пусть уходят. Если они вернутся, мы сможем защититься. А твоя сестра… если они хотели убить ее, она уже мертва. Если же нет… не ищи ее, так будет лучше.

            – Что лучше? – не понял Амарок. – Быть рабыней чавчу?

            – Инира не будет рабыней, – усмехнулась Ахна. – Скорее найдет себе сильного мужа. Чавчу не знают о том, что вы дети хозяина тундры. А жители Катаюк этого никогда не забудут, теперь, после смерти Анурята никто не согласится взять ее в жены.

            Амарок затряс головой. Несмотря на красоту Инира действительно не пользовалась вниманием мужчин. Но мысль оставить ее в руках чавчу была для юного героя нестерпимой. Проще уж было отрезать себе руку.

            – Я слышал, что говорят про нашего отца, – начала он, и вдруг осекся. – А мать? Ахна, кто была наша мать?

            Он вдруг с ужасом понял, что ничего не знал про свою настоящую мать.

            – Инира спрашивала. Я ей все рассказала, тебе сейчас не скажу. Это долгая история, а я устала. Знай только, что жители Катаюк не вспоминают твою мать, для них ее никогда не было.

            – Она была инук?

            – Да. Инук. Человеком, настоящим человеком.

            Старуха прикрыла глаза и замолчала, утомленная долгим разговором.

            – Если я не смогу победить чавчу, то люди разочаруются во мне, – сказал вождь, – тогда лучше сразу умереть.

            Глаза старухи заблестели в полумраке иглу, стали влажными от набежавших слез.

            – Что с тобой? – он заволновался.

            – Подержи меня за руку, малыш.

            Она высунула из-под одеяла высохшую дрожащую руку. Амарок неохотно подсел, сжал сухую, шершавую ладонь. Сейчас юноша не мог испытывать любви к вырастившей его женщине, он видел в ней только старость и смерть, чуждые его молодому здоровому телу. Ахна подняла руку и коснулась лица воспитанника.

            – Ты хочешь остановить бурю?

            – Должен.

            – Отдай меня Седне.

            – Что?

            Юноша решил, что ослышался.

            – Отдай меня морю. По-другому нельзя. Я опущусь на дно и уговорю ее простить нас.

            Амарок хотел уйти, но Ахна удержала его.

            – Пожалуйста, волчонок. Не хочу умереть напрасно.

            Ахна продолжала держать его руку, когда Амарок вынес ее из иглу и направился к берегу. Он вошел в волнующееся море по пояс. Налетающие сильные волны забрызгали юношу белой пеной, старуха дрожала в его на руках. Амарок положил ее в воду, но высохшее старое тело не желало тонуть. Тогда вождь инук силой погрузил свою названную мать, прижал ее к дну. Старуха не сопротивлялась, вырывающиеся из ее рта пузыри воздуха тут же уносило волной. По щекам юноши текли горячие слезы, длинные волосы намокли и наполовину скрыли лицо.

            Наконец, все было кончено. Он вздохнул и мучительно медленно вышел из ледяных волн. Море взревело громче, принимая жертву. Поднялась волна, порождаемая усиливающимся ветром. Никто не станет плакать по выжившей из ума древней старухе. Никто не вспомнит о ней и не совершит приношения на ее могиле, которой тоже не будет. Амарок дрожал на пронизывающем ветру и слушал море, ожидая ответа. Но слышал только хриплый плач моржей, встревоженных бурей…

            ***

            Инира вздрогнула, вскрикнула и проснулась. Ее большие выразительные глаза поблескивали в полумраке. Элгар не спал, он устроился возле потухшего огня и перебирал теплые угли.

            – Что случилось? – спросил он.

            – Ничего, – девушка закуталась в одеяло. – Мне приснился страшный сон.

            Элгар кивнул и вернулся к своему занятию. В маленькой яранге было тепло. Исходящий от углей жар и дыхание двоих человек хорошо согревали тесный полог. Ветер снаружи выл, как стая волков. Буря нарастала, норовила сорвать покрытие из оленьих шкур и добраться до людей, которые решили спрятаться от гнева стихии за столь хрупкой защитой. Элгар не боялся, ему приходилось пережидать в тундре и более сильное ненастье.

            Буря началась с приходом ночи. Солнце скрылось за вершинами сопок, пришел холод, и пологие склоны тотчас укрылись блестящей наледью. К Воткнутому Колу прибавились Шесть Пращников, Стрелок, Большеголовые Братья и другие созвездия. Казалось, что если долго смотреть на мерцающие звезды, то через них можно увидеть изнанку первого неба и вторую землю, где обитают Верхние Люди и откуда, если верить сказкам, некогда упали кэле.

            В ложбине между двух возвышенностей Элгар установил временное жилище, которое предусмотрительно взял с собой. Такое убежище могло вместить двоих. Когда небольшое помещение нагрелось, Элгар сбросил кухлянку. Инира удивилась худобе юноши. Она помнила, с какой легкостью он перехватил чужое копье, и ожидала увидеть крепкие мышцы. Скоро девушке тоже стало жарко, но она не спешила избавляться от теплой одежды. Она поняла, что раз чавчу не хочет убивать или пытать ее, то, скорее всего, сделает своей женой. Но Элгар не проявлял к пленнице никакого интереса. Пока горел огонек очага, он играл с ним, как с живым существом: проводил над ним ладонью, колотил по алому кончику пальцами и пытался поймать его, как бабочку. Тени плясали по пологу, Инира наблюдала за странной игрой, пока усталость не сморила ее.

            Девушке приснился кошмар. Она бежала по тундре, спасаясь от преследовавших чавчу. Они догоняли, в их ледяные сани были запряжены скелеты оленей. Они скрипели, как деревья, взрывали мерзлую землю белыми копытами. Позже к этому скрипу прибавился звон колокольчиков. Инира выбежала на морской берег и попыталась войти в воду. Но тут поднялась буря и такая сильная волна, что тотчас выгнала ее назад на берег.

            – Амарок! – закричала Инира. – Помоги мне, Амарок!

            Брат не отзывался, он был занят своими делами и не вспоминал о пропавшей девушке. У вождя было много забот, ему некогда было обращать внимание на такие мелочи, как убийство сородичей и похищение сестры.

            «Это неправда, – в отчаянии подумала Инира, – он помнит. Он придет за мной, обязательно придет!»

            – Пока на море шторм – никто не придет за тобой.

            Инира обернулась и увидела, что запряженные скелетами сани догнали ее. С них спрыгнул человек. Тощий, стройный и холодный, как клинок. Льдинками сверкали его глаза, движения были быстрыми, и грубыми. Когда мужчина приблизился, Инира узнала его. Это был Элгар.

            – Никто не придет за тобой, – повторил он. – Ты станешь моей женой. Мы будем скитаться по краю света. Вместе с ветром, вместе со снегом, вместе с пением моржей и шелестом птичьих крыльев.

            – Нет! – крикнула девушка и замахнулась на ледяного человека ножом. – Никогда!

            Она ударила, и он разлетелся на тысячи острых белых осколков.

            – Ничего ты не знаешь, – прошипела Инира. – Амарок никогда не сдастся. Он принесет любую жертву, чтобы…

            Ее слова прервал протяжный крик. Далекий, пересиливающий рокот морских волн. Инира узнала голос своего брата и проснулась.

            – Просто страшный сон, – повторила девушка.

            Инира почувствовала, что вся вспотела и решилась избавиться от своего одеяния. Она через голову стащила тяжелую промокшую одежду и отбросила ее, тотчас прикрывшись одеялом. Элгар не обратил на нее никакого внимания, его взгляд был прикован к мерцающим красноватым углям. Девушка почувствовала злобу и обиду. В селении Катаюк она была первой красавицей, а для чавчу она не представляла никакой ценности: они не собирались пытать ее, не собирались совершать над ней насилие и превращать в свою жену. Она была для них просто живой приманкой, чтобы выманить опасного врага.

            – Что ты делаешь? – Инира не выдержала затянувшегося молчания.

            – Говорю с огнем, – объяснил Элгар.

            – Он отвечает? – ехидно осведомилась пленница.

            Элгар поднял глаза.

            – Нет, не отвечает, – сказал юноша. – Он рассказывает.

            – О чем? – девушка нервно хихикнула.

            – Море хотело крови, – серьезно ответил Элгар. – Люди прошли по нему, чтобы воевать, но не поделились с морем добычей. Море осталось ими недовольно. Оно хотело лизнуть оставленные на берегу тела, но другие люди забрали их, чтобы похоронить. Тогда море разгневалось. Но высший человек утолил его жажду, он отдал морю ту, которую любил. За это море решило наградить его и успокоилось.

            – Ты шаман? – спросила пораженная Инира.

            – Я не знаю, – Элгар задумался. – Я не могу приказывать кэле, как шаман. Не могу камлать и бить в бубен. Я просто слушаю ветер, воду и огонь, когда они говорят со мной.

            Инира поежилась. Ей сделалось холодно в натопленном пологе. Юноша рассматривал лицо пленницы, распущенную косу и голые плечи. Он редко видел женщин, но даже его малого опыта было достаточно, чтобы понять, что Инира была красавицей. Эта красота была силой не меньшей, чем сила ее брата. Элгар вспомнил, как из-за девушки едва не передрались участники похода, до того вместе сражавшиеся и прикрывавшие друг другу спины.

            – Я убью тебя, когда ты уснешь, – предупредила Инира.

            – Непременно убьешь, – юноша зевнул и положил руки под голову.

            Девушка хотела что-то добавить, но ее прервал протяжный, полный отчаяния крик. Он доносился из-за стен яранги и пересиливал вой ветра.

            – Там… снаружи,– взволнованно выдохнула она. – Ребенок кричит!

            Она быстро набросила кухлянку и хотела выползти из полога, но Элгар и схватил девушку за руку. Инира дернулась, попыталась освободиться, но он держал крепко. Из холода ночи снова донесся протяжный крик.

            – Это воет кокатко,– предостерег Элгар.

            – Кто? – не поняла пленница.

            – Кокатко,– спокойно повторил он. – Это медведь, шерсть которого скаталась и огрубела до костяной твердости. У него девять лап и он любит человеческую кровь.

            Инира испуганно уставилась на него.

            – Он настоящий?

            – Это кэля, – уточнил Элгар. – Ты понимаешь, что такое кэля?

            Девушка закивала.

            – Мы называем их тунерак. Откуда ты про него знаешь? – решилась она на вопрос.

            – Умка научил меня.

            Инира заметила, что он не отпустил ее руку, но не стала вырываться. Ладонь Элгара была шершавой и прохладной, все же он не был духом из снега и льда. Она напомнила себе, что это чавчу, враг, убийца ее друзей и родственников. Но этой ночью она не могла его ненавидеть или бояться, потому что подлинный, первородный страх находился совсем рядом – за тонкими стенами яранги. Девушка вцепилась в руку Элгара и продолжала держать ее, пока снова не заснула.

      Глава 5

            В последний день весны нежданные гости пожаловали в стойбище коряков. Они приехали с севера на двух маленьких быстрых одноместных санях, запряженных непривычно большим количеством оленей: по шесть голов в каждой упряжке. Теплая весна заканчивалась, и начиналось жаркое лето. Снежный покров уже подтаял, а это означало, что или необычные гости собирались возвращаться домой пешком, или они вовсе не думали о возвращении.

            Пришельцы приветствовали жителей кочевья и передали им привезенные с собой подарки, как было принято по закону гостеприимства. Предводительствовал гостями с севера необычный коротышка. Кто-то узнал его, и тут же по кочевью разнеслась новость: приехал Омрын, кавралин, известный рассказчик. Взволнованные люди столпились вокруг саней. Все наперебой предлагали гостю свою ярангу. Омрын отказался от всех приглашений, оставил своих спутников общаться с собравшейся толпой и зашагал напрямик через кочевье. Его внимательные умные глаза ничего не упускали. Увиденные здесь приготовления были точь-в-точь такими же, как и в других корякских и юкагирских стойбищах, которые он уже успел посетить по дороге сюда.

            На противоположном конце селения Омрын обнаружил цель своего визита – большую конусообразную постройку, стены которой укрывал настил из сухой травы. В таких больших шалашах коряки жили летом, там же они устраивали кладовые и другие хозяйственные помещения. Это жилище было самым большим в кочевье, к тому же стояло на заметном отдалении от других хижин, а значит, принадлежало самому богатому человеку. У входа Омрына встретила молодая девушка.

            – Я уже сказала мужу, что ты приехал, – произнесла она приятным голосом. – Он приглашает тебя к своему огню.

            Омрын поблагодарил, сбросил мокрую одежду и вошел. Хозяин шатра, пожилой мужчина с морщинистым лицом, встретил гостя, сидя на конструкции из оленьих рогов, которая сразу напомнила Омрыну шамана Иныя. Коряк был раздет, высохшие мускулы свисали на его руках дряблыми складами, ноги хозяина были закутаны в одеяло из оленьих шкур, украшенное красивым узором из бисера. В руках он держал трубку, из которой вился белесый дымок.

            – Пришел, – приветствовал он Омрына по обычаю чавчу.

            Коряки были многочисленным и богатым народом. Если верить их преданиям, именно они первыми научились управляться с оленями, а уже потом распространили это знание среди соседей. Сейчас никто не мог сказать, было это правдой или выдумкой, но оленей у коряков и по сей день великое множество. Луораветлан коряков презирали. Они считали, что те из страха пошли в подданство к таньгу и с тех пор служили им, как собаки. В том была доля правды. Коряки платили дань Солнечному царю таньгу и участвовали в их военных походах. Однако над собой они не признавали иной власти, кроме своих старейшин. Хозяин шалаша, самый богатый человек в этом крупном стойбище, был одним из таких старейшин. Его звали Милют.

            – Пришел, – согласился Омрын.

            – Садись, садись, – Милют лениво помахал трубкой. – Угощайся табачком.

            Омрын устроился на непривычном сидении из рогов и принял от подошедшей девушки трубку. Весь хороший табак на север шел от таньгу через коряков, равно как и все железо. Кавралин раскурил трубку, вдохнул горький дым и приготовился к тяжелому разговору.

            – С чем пожаловал, Омрын? – осведомился престарелый коряк. – Для торговли уже поздно. Ярмарки в этом году не будет, слишком жарко.

            Девушка, одна из жен Милюта, предложила гостю чашку чая.

            – С предупреждением пожаловал, – кавралин отхлебнул горячего напитка. – Война будет.

            – Война, говоришь? – старейшина приподнял брови. – Кто с кем воевать будет?

            – Против вас луораветлан собирают большой поход, – спокойно сообщил Омрын. – И чавчу, и моряне. Больше ста человек. Самый большой поход со времен Якунина будет.

            – Ты когда в мой шатер шел, успел осмотреться? – ухмыльнулся коряк.

            Омрын кивнул. Он видел, что в стойбище кочевников шли приготовления к войне. Видел, как делают стрелы, видел приготовленные брони и верховых оленей, которых коряки могли оседлать, как южане лошадей. В отличие от чавчу, у коряков всегда было достаточно хорошего оружия. Таньгу охотно снабжали их железом, табаком и дурной водой. Они делали это не просто так, а в надежде на то, что разросшееся союзное племя станет на пути воинственных луораветлан.

«Пустая надежда, – подумал Омрын. – Если у зайца вырастут волчьи зубы, он не станет хищником».

            – Видел, – кивнул кавралин. – Только этого мало. На вас тоже не с пустыми руками пойдут. Моряне из Улык выгодный обмен с инук провели. Теперь у них брони и оружия больше вашего. Много железа, еще из добычи, которую у Якунина взяли. Не сможете с ними справиться.

            Омрын старался, чтобы его ложь звучала как можно убедительнее. На самом деле, конечно, все обстояло совсем иначе. После сорванного обмена на Имегелине поход чавчу против коряков откладывался не меньше, чем на год. Оленеводы застряли возле Улык, и южные владения настоящих людей не были защищены. Омрын попытался убедить Арепу в том, что коряки могут напасть, но вождь чавчу и слушать не хотел.

            «Без таньги они воевать не могут, – рассудил Арепу. – А таньги после гибели Якунина с нами не ссорятся. Поняли, что с луораветлан лучше торговать, чем воевать!».

            Поскольку спорить было бесполезно, Омрын в тот же день снарядил в долгое путешествие быстроходные сани и пригласил двоих попутчиков, которые засиделись в Улык и хотели повидать иные края. Омрын был кавралином – луораветлан и другие народы ценили его за способность вести переговоры. С началом большой войны торговля замирала, как во время походов Якунина. Поэтому Омрын по мере сил старался предотвращать конфликты между племенами, особенно если они представляли опасность для его соплеменников.

            Милют докурил трубку и высыпал пепел прямо в домашний очаг. Омрын вздрогнул. Для луораветлан домашний огонь был священным, не разрешалось даже использовать на нем чужую посуду. Но Милют слишком долго жил среди таньгу и успел перенять их безразличие к высшим силам.

            – Значит, предлагаешь нам уйти в горы, – хмыкнул предводитель коряков. – Зарыться под землю, выстроить остроги и ждать нападения.

            – Так будет разумнее всего, – кивнул Омрын.

            – Что же ты, Омрын, родичей предаешь? – упрекнул Милют.

            – Чавчу мне не родня, – резко заметил торговец. – И моряне не родня. Меня выгнали из рода.

            – Знаю, знаю, – покивал Милют. – Напрасно выгнали, не твоя вина, что таньги сожгли ваше селение. Даже если ты туда их привел, зря тебя прогнали.

            Омрын зажмурился. Он знал, что разговор непременно коснется его прошлого. Много лет назад, когда таньги только пришли на север, никто не предполагал, что начнется большая война. Что с того, если странные пришельцы покоряют другие народы и требуют их платить дань? Луораветлан не волновали чужих беды, всех соседей они считали ниже себя. Таньгу были другие – у них было чему поучиться. Омрын, тогда не по годам умный и способный юноша, понимал это лучше других. Он быстро изучил язык удивительных пришельцев, перенял их порядки и образ жизни.

            Омрын помнил их предводителя, ужасного Якунина. В сказках его описывали как великана в железной одежде и с копьем толщиной с человека, но настоящий Якунин не внушал ужаса своей внешностью, хотя силы духа у этого человека было больше, чем у всех вождей и старейшин вместе взятых. Омрын прослужил ему три года: водил по стойбищам, переводил слова кавралинов, старейшин и шаманов, рассказывал о жизни луораветлан. Тогда он не подозревал, что начнется война и что его родные погибнут от рук людей Якунина.

            – У меня ни перед кем долгов нет, – отрезал кавралин. – Зла я тоже никому не желаю. Когда луораветлан поймут, что вы к нападению готовы, то не станут воевать.

            Милют задумался. Молодая жена долила в его опустевшую кружку чай. Старый коряк что-то шепнул ей на ухо.

            – Мой отец говорил… – Милют закряхтел и потянулся. – Так вот, мой отец говорил: глупцу верь наполовину, гостю с севера на треть, а кавралину не верь вовсе. Мудрый был человек отец. До ста лет дожил.

            – Како. Разве можно дожить до ста лет? – Омрын улыбнулся.

            – Можно, – покивал коряк. – Мне сказали, ты на легких санях сюда приехал, так спешил меня предупредить. А взамен что хочешь?

            Омрын мысленно выругал себя за то, что совершенно забыл попросить награду за помощь.

            – Разве тебе надо напоминать, Милют? Хочу того, чем коряки богаты. Оленей хочу.

            – Оленей? – протянул Милют. – А зачем тебе олени, Омрын? Сколько у тебя сейчас оленей?

            – Не знаю, – честно признался кавралин.

            Старейшина неторопливо набил трубку.

            – Я тоже не знаю, – сказал коряк. – Может, не много животных с твоей меткой в ухе есть, но не все богатство в оленях измеряется. Знаю, что всюду есть люди, которые у тебя в больших долгах. Всем ты оказываешь услуги, всех выручаешь делом и советом. Хитрый ты человек, Омрын. А я не люблю людей, у которых нет своего места в стойбище и нет своего стада оленей.

            – А ты мне стадо дай за помощь, – предложил Омрын. – Скоро старый стану, не до путешествий будет.

            – Кто же за стадом станет следить? – усмехнулся Милют. – Дети твои или жена?

            Кавралин стиснул зубы. Старейшина коряков знал, что ни одна женщина добровольно не согласится связать себя с изгнанником, от которого отрекся собственный род. Одиночество стало наказанием Омрына за связь с таньгу.