Текст книги "Polska"

Автор книги: Лев Сокольников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц)

По данному поводу в прошлые времена случился большой шум, были вопли и о том, что "такому ужасному явлению не должно быть места на планете", но он, проклятый, "латентно" проживает в стране, коя была основным борцом с ним. Нужно думать, что при борьбе с фашизмом случилось "инфицирование", "заражение" борцов, с фашизмом. Есть опасение, что в России в надвигающиеся времена фашизм будет называться "русским" в отличие от итальянского и немецкого фашизмов. "Русский", как всегда, будет качественным и самым лучшим. Мы себя в "социализме" опробовали, теперь очередь за фашизмом. Не отставать же нам от других! И опять ни звука о том, с чего бы ему родиться в России!? Да и не только в ней? Где, кто и когда объяснил причины рождения "фашизмов"? Понятно, что мне хочется отличиться от соседа, но почему я сгораю от такого желания!?

Ничего удивительного: каждому из нас хочется повелевать. Кем и как – дело десятое, но повелевать – хочу! В самом деле, ведь учение о превосходстве одного человека над другим родилось не на пустом месте, и это очень хорошо увязывается с учением спиритов, когда они, не сговариваясь, заводят речь о несовершенстве наших душ. Можно в полное горло заявить миру о своём желании повелевать им, но можно такое и не делать и управлять молча.

Моя душа несовершенна, и надежд на её улучшение не предвидится: она целиком и полностью пребывает под властью плоти. Дабы ублажить свою немощную плоть, я иду иногда на такие "искривления души", что самому становится мерзко. Но меня радует наша пословица о "паршивой овце в стаде": не единая она, паршивых овец на сегодня хватает. Расползается ли эта парша в "нашем стаде" или идёт на убыль – этого доподлинно сказать не берусь.

Утешает в будущем одно: на днях, "надысь", столичный градоначальник заявил публично, что приверженцам древнего учения индусов, фашизму то есть, "места в его городе не будет!" Градоначальнику стольного града надо верить. Это радует. No passа ran!

…если бы начальник стольного града заявлением избавил громадную армию нищих отечества нашего от зависти к его житию – древнее учение ариев, кое ими было когда-то подарено аборигенам Индии, я бы первый предал анафеме! Но до тех пор, пока все наши "градоначальники", эти "брахманы" "высшая каста", не убьют в нищих зависть к своему житию – до тех пор громко открывать рот о "прутьях" им не следует.

Глава 4. Продолжение бега.

Каким бывает сон? Сколько существует определений для сна?

а) крепкий, бесчувственный, мертвецкий, наркотический (пьяный) и

б) "хоть из пушки пали!"

К настоящему времени знаком со всеми сортами сна.

"Пушечный" сон относится к наиболее глубоким снам, но сон мальчишки в восемь лет, которому совсем недавно, и в который раз! повезло разминуться со смертью, избежать возмездия от родной авиации, был бездонным. Он спал сном, который не входит ни в одну из перечисленных выше категорий. Новый сорт сна, что навалился на него, мог родиться только в войну: сон в теплушке на ходу. В теплушке, которую, по мере сил и возможностей локомотива, качества пути и массы других необходимых условий для продвижения эшелона с немецкими пособниками, тащат на запад. Сон в движущейся теплушке не имеет себе равных по глубине, и более глубоким сном могут спать только мёртвые.

В перевозке грузов по железным дорогам имеются свои особенности и тонкости. Как и в любой профессии. О законах, коим подвержено любое движущееся тело, сегодня может рассказать любой школяр, проучившийся в современной школе полных восемь зим и знакомый с законом механики под номером… а под каким номером описывается движение тела в пространстве? Забыл я номер закона, но суть его в том, что всякий вес для своего перемещения в горизонтально направлении (с востока на запад) требует и определённых усилий. "Работа равна произведению массы тела, умноженной на путь. Всякая "мощность равна работе, произведённой в единицу времени…" – но это выяснилось позже, в будущем, в школе, а пока в топке паровоза, что тащит эшелон с вражескими прислужниками на запад, с кислородом воздуха соединяется не совсем хороший уголь. Локомотив изношен, стучит, гремит и брякает всеми своими деталями, даже на малом ходу. Быстрый ход ему категорически запрещён! Что может с ним произойти, если он прибавит ход – это мог сказать только большой специалист и знаток паровозов, а пока что на его старый котел и цилиндры можно нагрузить не более пятисот тонн общего веса состава. Поскольку идёт война, то паровоз, оставаясь железным, понимает разговор машиниста, что им управляет с главным начальником:

– Ты что, сам тянуть состав будешь? Какой ты, на хрен, машинист, если на сотню-другую тонн больше не потянешь? Война всё же идёт! – резонно.

И если машинист грамотный, то он начинает движение состава с плавной подачи пара в цилиндры локомотива для того, чтобы хвост из вагонов за локомотивом также плавно сдвинуть с места. Без рывков и грубостей. Но такое можно делать тогда, когда общий вес состава не превышает возможностей локомотива. Но:

а) уголь в тендере – не "кардифф",

б) машина изношена,

в) вес состава больше нормы, и как его стронуть с места – задача!

Я ничего не знаю о немецких машинистах военных лет и о том, на каких локомотивах они трудились на "стальных магистралях Рейха" Немецкие машинисты никак не могли работать на оккупированной территории и тому есть много причин. Первая: военные грузы перемещали захваченные советские паровозы. В Германии, как и по всей Европе, ширина колеи другая, поэтому работа на немецких паровозах по оккупированной территории отпадает. Остаётся советский захваченный паровоз. Мог бы немецкий механик управлять русским паровозом? Мог. Обучиться машинисту одного паровоза для работы на другом – пустяк: в паровозах всё одинаково. Но зачем, когда хватало русских машинистов? Коллаборационистов? Прислужников? Да и немец никогда не взялся бы тянуть состав большего веса, чем положено локомотиву данной серии. В тысячный раз заявляю: не гибкие они! Сказано – тысяча тонн нагрузки на данный локомотив и только для данного профиля дороги – и ни килограмма больше! Будьте любезны, соблюдать правила! Ordnung uber ales!

А я? Я умный и поэтому вот как надо действовать при перемещении по железной дороге составов весом больше нормы: набрать пару в котле до критической отметки давления, и! как и прежде, когда в старые, довоенные времена я рвал сцепку, пустить пар в цилиндры локомотива! Рывок! Колёса в ярости вращаются на месте, протирая в головке рельса выбоины… ничего, подсыпаем песочку под колёса, но рекордный вес возьмём!

Рывок всегда и везде делал великие дела! "Рывок" был всегда основой "социалистического хозяйствования" Он нам знаком! Без него ничего не происходило в стране советов! Всегда был нужен "рывок"! Мы "рвали" везде, где от нас этого требовали "верха": в промышленности, в сельском хозяйстве, в науке, в культуре… Да и в любом месте, где появлялась громадная "дыра", кою можно было закрыть только "рывком"! Рвали всё, не исключая глоток, пупков и ноздрей! Железнодорожные вагоны – не исключение. Только рывком можно было тронуть с места эшелон с вражескими пособниками и продолжать бег на запад. Рывки иногда бывали такими сильными, что спящие в теплушках коллаборационисты сваливались с верхних нар! Я не сваливался потому, что нары были во много раз больше меня. Свалиться в сонном состоянии с нагретого места на подстилке – да, бывало, сваливался, чувствовал, что лежу на голых досках вагонных нар, но желаний как-то изменить своё положение у меня не было. Каким, по крепости, мог быть сон в первую ночь побега? Что там пушки! Куда им! Я не проснулся ни разу. Вот что значит пройти тренировку в прошлом! Что мог сделать машинист рывком локомотива после знакомства с бомбой? Все его ночные рывки – так, "бледная немощь" Даже смешно!

Во мне говорит несостоявшийся адвокат, поэтому тянет оправдывать прошлые действия русского машиниста из коллаборационистов: не было у него нужды трогать эшелон с беглецами таким грубым манером, хватало мощности локомотива для плавного трогания с места теплушек. Рывки заставляли взрослых пассажиров открывать глаза и лишали полудремотного состоянии с определённой целью:

– Не спите! Не расслабляйтесь! "Игра" со смертью не окончена! Главное для вас впереди! – откуда он об этом знал?

Хотелось бы знать такое: почему тогда я так крепко спал? Ведь авиация в движении всегда была более скорой, чем изношенный паровоз, и она могла шутя, играючи, догнать эшелон с предателями и "расчихвостить" его! Но нет, во время технических остановок, что были необходимы локомотиву для заправки водой и чистки топки, привычного гула родных авиационных моторов, до предела нагруженных бомбовой благодатью, я не слышал. Если бы таковой появился в ночном небе, то при сне, какой бы глубины он не был, я бы всё едино проснулся. Сон при налёте авиации – фантастика, граничащая с… Как можно назвать мальчишку возрастом в неполные восемь лет, что спит нормальным сном во время налёта авиации!? "Нахалом"? "Смельчаком"? "Героем"? Или "ненормальным"? Так нас воспитали воздушные асы двух армий.

"…и была ночь, и было утро – день первый"… Нет, это не из Библии, о Библии тогда ничего не знал. Отец при всей своей религиозности никогда нас не заставлял учить молитвы, не насиловал ими. Христианские молитвы – это не коммунистическое учение. Я повторяюсь, но когда сегодня вижу, как глупым малолеткам повязывают на их детские шейки красные косыночки, а несмышлёныши салютуют и "клянутся" взрослым дядям выполнить всё и "быть верными" неизвестно чему. В такой "торжественный момент" очень хочется видеть дядь в лагере. Всех дядей, кои не соображающих куда-нибудь "зовут". Нас отец не растлевал верой, давал нам самим придти к ней, если мы путь к ней выберем. Если сможем понять, что имеет цену в жизни, а на что можно наплевать не мучаясь "угрызениями совести"..

…а за окном проплывал утренний лес, красивый сосновый лес на песке, бесконечный лес. И всё это освещалось восходящим солнцем, что светило в мой затылок стриженый "порогами". Я уже был на наблюдательном посту у любимого теплушечного люка-окна по правую сторону хода эшелона.

Поезд уходил от встающего солнца, продлевая на ничтожный миг прелесть августовского утра. Но очень скоро заметил, как восходящее солнце стало каким-то мутным. Знакомое! Враз распознал знакомую муть: что-то и где-то совсем близко горело! Но что и где – ещё не было видно. Поезд замедлил ход так, что можно было выйти из вагона и двигаться рядом с ним. Название такому движению я тогда знал: "тащился".

Скоро появилось и то, что давало гарь: на обочине колеи лежали точно такие, как наши, разбитые вагоны и в некоторых своих местах как-то лениво горели. Весёлого и могучего пламени, коим я наслаждался три дня назад при пожаре в монастыре, сейчас на валявшихся в стороне от колеи вагонах, не было. То, что давало вонь – совсем не впечатляло: муть была привычной и знакомой, но как бы и не совсем такой. Всё было похоже на подделку: вони много, а ничего серьёзного вроде бы и нет. К запаху от горящих вагонных досок примешивался запах вагонной краски-сурика. Горел и мазут в буксах, и "букет" ароматов был полный. Знакомый аромат, запах горящего мазута помню со времён, когда растапливали с его помощью плиту в келье. Помню и запах вагонных досок: иногда отец приносил "на растопку" ненужный никому лом вагонных досок. Всё, что горело в плите – уносилось трубой, а сейчас горели не три дощечки в плите, как раньше, а больше… много запахов было. Смесь дыма от горящего мазута в буксах и крашеных суриком вагонных досок давал особый аромат. Такой аромат присутствует только на железных дорогах, и спутать его с иным невозможно. Не хочу распространяться об ароматах, кои мы получаем от сожжения различных материалов, но должен сказать, что запах от сгоревшего монастыря – это одно, а запах от сваленных и горящих вагонов – это другое. Он не похож и на запах от горящих щепок между двух кирпичей, на которых стоит армейский котелок с нехитрым варевом – это третье. Самый любимый мой аромат – это запах тлеющего сухого коровьего помёта, кизяка. Но этот аромат в моей жизни был позже.

Ну, что ж, дым – так дым, мало ли их было тогда! До этого считал, что творцом всех больших и малых дымов может быть только авиация, моя любимая и дорогая авиация! И тогда подумал: "неужели ночью догнали!? Почему тогда не проснулся!? Я не мог не проснуться, гул авиационных моторов поднял бы меня и мёртвого! А почему ошиблись? Почему не разбомбили наш эшелон? Бомб на нас не хватило? Горевший на обочине железнодорожный транспорт – её крыльев дело? Но почему я проспал!? Теряю способности, теряю чувствительность, тупею, всё ни к чёрту!" Но ошибся:

– Партизаны… – кто-то из взрослых сказал тихо. Знали, знали проклятые вражеские прислужники о "народных мстителях"!

Эшелон продолжал медленно тащиться, и я опять стал плохо думать о машинисте: "ну почему он так медленно едет? надо быстрее проскочить страшное место, а он еле тащится!" – и никто тогда не объяснил, не было во мне тогда беса, не сидел он во мне, сестра ошибалась:

– Мальчик, какой ты глупый! Как тебе объяснить, что ночью тут "поработали" партизаны? Они свалили эшелон, испортили путь, другие немецкие пособники, путейцы, путь восстановили и ты теперь, хотя и тихим ходом, но все же катишь из опасного места? Дурачок! Кто ж разгоняется по только что восстановленному пути, разбитому партизанами?

Это всё отец, это его объяснения, и всё так понятно! "Правила эксплуатации железных дорог" во всём мире и в любое время одни. Закон! А закон, если он таковым является, изменить невозможно.

Кто кому и за что тогда мстил – этого отец не рассказывал. Почему? Не потому, ли что родители страдают заблуждением в наш адрес: "мал ещё"!? Ничего я не знал о народных мстителях, и они обо мне ничего не знали, и всё складывалось самым лучшим образом. Какой это был по счёту случай моего ухода от "возмездия"? И сколько ещё времени за мной будет кто-то гоняться с единственной целью: убить? Смерть гналась за всеми, но догоняла некоторых. Я был шустрее "некоторых"? Могли народные мстители пустить наш эшелон "по назначению"? Вполне! Почему не пустили? Случай? Они знали, кого везут враги в эшелоне? Если бы знали, то у них было больше оснований не жалеть тротилу для нас. Не знали? Тогда тем более! При любом раскладе колоды нам выпадал "туз пик". И всё же он не выпал!

Что это был за эшелон, что передвигался впереди нас? или это был встречный поезд? С каким грузом – этого я, разумеется, не знал.

Лениво горевшие вагоны на обочине не впечатляли: утро было тихим, безветренным, солнечным и не тревожным. Настоящего, весёлого огня, хотя бы такого, как при сгорании любимого монастыря, тогда не было. Я превращался из любителя авиации в знатока пожаров, "юного пиромана".

Какая вонь, помимо вони от горящего мазута и вагонных досок, крашенных суриком тогда ещё присутствовала – не могу сказать потому, что ранее запаха горелой человеческой плоти обонять не доводилось. Может, и было что-то такое в тогдашнем "смоге" – не знаю потому, что не с чем было сравнивать. Совсем недавно в горевшем монастыре, в памятную ночь, вроде бы никто из обитателей монастыря не сгорел, и даже не поджарился. Я вообще не знал запаха жареного мяса, запах жареного мяса советскому пролетарию в годы с 35-го и во все последующие, было противопоказано. Роскошь это! Конечно, я вру, в поздние времена предавался чревоугодию, запах жареного мяса знаю, виноват, перегнул. Но тогда в воздухе августовского утра сорок третьего года на перегоне железной дороги в сторону враждебного запада, висела мерзостная гарь – и всё! Возможно, что нынешние мои подозрения тогда имели место, но это из разряда недоказанного. Единственное, за что могу поручиться: всё разбитое и горевшее было свежим, не позже, как три – пять часов с минутами тому назад "приготовленным". Похоже, что партизаны совершили удачную диверсию и ушли в леса отсыпаться. Кто и когда успел расчистить колею для нашего продвижения – этого, разумеется, я не знал.

Мог я тогда вонять своим горевшим мясом? Не мог: какое на мне было мясо, о чём говорить!? Минимум! Но и при минимальном количестве мяса на моём скелете, если бы враги изменили, хотя бы на час, график продвижения нашего эшелона, и я бы мог травить окружающую природу вонью! Но, удача! Очередная удача! Не жизнь, а непрерывная череда удач! Почему этого не случилось? Возможно, что народные мстители нас приняли за невольников и пожалели? Не знали, кто перевозился в эшелоне на самом деле? Работали по плану: "одна ночь – один эшелон", а мы оказались "сверхплановыми" и на нас не хватило тротилу? Ошиблись в расчётах?

Пожалуй, я пришёл к пониманию "везения":

когда горел монастырь и лётчик бомбардировочной авиации пытался изделием с названием "бомба"" угодить в меня, но немного промахнулся – в этом можно увидеть начало "возмездия" за коллаборационизм отца по твёрдой вере православных христиан:

– За грехи отцов рассчитываются дети! – но что отцы становились на нехороший путь ради детей – этот довод в расчёт не брался.

Везёт, везёт! Дико везёт! Почему одним, вроде нас, очень отрицательным перед "всем советским народом" везло, а другим, лучшим, чем мы, в везении было отказано? Борцы, не предатели своего народа и не пособники врагам, но гибли!? Или всё происходило по формуле одной старой, тёмной и одинокой старушки с кличкой "Копеиха", что проживала в монастыре через три кельи от нас и рассуждавшей:

– Все ТАМ будем, кому-то первому начинать надо.

Какие силы сберегали коллаборационистов? Почему, по каким неизвестным законам везло моему родителю, когда он работал на оккупантов? По всем людским расчётам мы имели десятки случаев прекратить пребывание в этом мире, но все эти случаи для нас заканчивались благополучно. ПОЧЕМУ!?

Глава 5. Короткий «откат»

Сегодня очень многие признали существование «божьих законов», но далее признания не пошли и остановились. Признать «божьи законы» – одно, а следовать им – другое. «Вес» у «божьих законов» разный. «Лёгкий» вес – это признавать существование законов, «тяжёлый» – исполнять их.

Глубина понимания "Божьих законов" зависит от обстановки: чем она страшнее, тем яснее их суть. Как рьяны были в вере жители оккупированной территории – этого знать не мог потому, что матушка воспитывалась в детском доме в советское время, а там "промывание мозгов" по части атеизма проводилось в полном объёме. Советская власть, "плюс электрификация", после своего укоренения первым пунктом потребовала от граждан, её принявших, отречения от Бога. "Сознательная" часть граждан была очень пьяная, поэтому отречение от Бога у неё происходило менее болезненно, чем у других. Пожалуйста, мы отречёмся, если надо! Чего там, малость-то какая!

– "Нет бога!" сказали "ведущие по жизни" гражданам страны советов – и его не стало. Но законы божьи остались, и советская власть ничего не могла с ними поделать.

В этом месте необходимо сделать вставку, кою получил когда-то от беса: кто снимал колокола и кресты с русских храмов за четверть (её "гусыней" когда-то называли) водки? Порядочные люди? Нет, этим занималась пьянь и сволочь, а когда кресты были сняты – приступили к снятию голов. Никто не смел сказать "забулдыга без царя в голове": был большой риск остаться без думающего устройства. С природой твоей сволочной ничего поделать не смогу, но возвысить – в моих силах! И быть тебе "головой" над всеми прочими!

Мы сами изобрели новые, но сволочные и пьяные законы, а божьи отменили. Не уничтожили, уничтожить законы невозможно, а только "запретили хождение на данной территории". Если бы советская власть смогла их уничтожить – это другое дело, тогда бы она просуществовала не семьдесят лет с копейками, а вечность! А так всё рухнуло, как только первый оккупант пересёк черту города. Удивительно, но факт: с приходом оккупантов к людям стали возвращаться и божьи законы, и сегодня могу сказать так: они существуют помимо бога, а часто и вопреки ему. Мне хорошо – бог где-то там пребывает, очень далеко от моего мира, плохо стало – я начинаю его искать. Всё по нашей поговорке: "гром не грянет – мужик не перекрестится"

В оккупацию было так: хочешь верить в бога – пожалуйста, никто к тебе с атеизмом не лезет и не насилует "идеями социализма-коммунизма". Удовольствие кратковременное, но памятное. Жители тыла и таких мелочей не получали. Свободно, не таясь, отпраздновать рождество Христово не могли, маскировались потому, что все поголовно были "атеистами по приказу". Забавно получалось: оккупированным свободно разрешали праздновать Пасху, а "свободные советские люди" где-то в Предуралье Пасху праздновали на могилах предков. Ужасно придти к пониманию того, что на оккупированной врагами территории действовали божеские законы, а на "свободной от врагов" – совсем иные. Сильно подозреваю, что "партЕйные члены и органы", кои не смогли уйти с советской властью на восток, при оккупантах также стали жить в согласии с богом. У меня было преимущество: когда с неба сыпались бомбы, то я в страхе мог взывать к богу молитвой "Отче Наш", а у "члена" положение в ужасные моменты было намного безнадёжнее: действие "Отче Наш" на него не распространялась.

Те, кто его когда-то "вёл по жизни" были далеко, а ещё дальше от него находился семитический бог: у меня при искреннем обращении к богу был шанс остаться целым и невредимым, а у него таковых не было. Перед ним маячила только одна возможность "отдать жизнь за родину" и за тех, кто "вершил её судьбой". "Вершители" при этом были первыми и основными, а "родина" тащилась где-то сзади.

Сегодня говорят, что "страну советов", но не Русь, от вражеского порабощения спасли "советские", а не божеские законы. Только с их помощью "советский союз победил в далёкой войне". Бог для нас в войну не существовал и при выяснении "жизнеспособности советской системы" никак не проявлялся! Не присутствовал бог в войне, не вмешивался в разборки "правых" м "виноватых". Атеисты и побеждали. Старые граждане, кому за семьдесят, и кто не побывал под пятой оккупантов, и до сего времени уверены в силе и непогрешимости "советских законов". На замечания "чуждых, вражеских элементов" от них следует примиряющее и не допускающее никаких исследований, заявление:

– "Всё, что было в прошлом – наша история!" – и не говорят ни единого слова о качестве истории: "оно не подлежит обсуждению"! Почему? Чего вам бояться в "своей правоте"? Я не хочу ложиться под "вашу" историю, и не нужно гневаться, если посылаю с "вашей" историей "на длинную командировку". Если мир становится "многополярным", то почему не быть ему и "многоисторичным"?

– Враги!

Но мы гибкие: поменяли "советский союз" на "Россию" и успокоились. И живём… Или не совсем живём? Сколько будет продолжаться древняя такая "коммуналка" – этого никто не знает. Оптимисты утверждают, что такое будет длиться до "полного вымирания враждующих сторон", но что могут появиться другие враждующие половинки на позициях с названиями "бедный/богатый" – такое они не допускают.

Наши, рукотворные идолы, коим мы присваивали различные звания, приносили нам только "двигатели прогресса": войны. Постоянные, не прекращающиеся, "хронические" "двигатели прогресса". Чужие, свои, мелкие и крупные.

Глава 6.

Продолжение главы о вражеских прислужниках.

Что за территория, по которой эшелон с вражескими прислужниками крался и в дневное время с опаской"? Кто обслуживал эшелон из десяти теплушек на пути продвижения? Этого я не знал, не задумывался потому, что не мог а всего только наслаждался жизнью и спал ночами без единого «просыпа»

Всё – потом, всё – потом! Потом были фильмы о героях "рельсовой войны" и они просвещали меня о том времени, когда я продвигался на запад. Разве не забавно? Сначала прокатиться по территории "активного действия народных мстителей", много увидеть своими глазами, а потом, через пяток лет, посмотреть фильм об этом? И во многих местах не совсем такой фильм, как всё было в действительности. В действительности интерес представляют вражеские прислужники.

Какое количество коллаборационистов работало на оккупантов для того, чтобы относительно нормально мог функционировать такой громадный и сложный "организм" с названием "железная дорога"?

Всё та же послевоенная литература рассказала о подвигах народных мстителей, что вредили оккупантам на "стальных магистралях" Красиво рассказала о борцах, а если в повествовании встречались вражеские пособники, то они, как правило, получали "возмездие" Их служба врагам описывалась "последними" словами. Иных слов "вражеские прихвостни" и не заслуживали. Ещё никто и никогда о врагах, и о прислужниках врагам, которые из "своих", хорошо не отзывался, "красивыми" их не показывал. Не может быть вражеский прислужник красивым.

Война поделила всех людей оккупированных территорий на три части:

а) героев-защитников-борцов за освобождение родины от врагов,

б) предателей-изменников,

в) и такие, кто были между первыми и вторыми, но нейтральными, как Швейцария. О них советское кино, радио и литература вещала "сквозь зубы" К третьей категории относился и я. Ничего не могу сказать и о "списочном составе" каждой отдельной категории: кого было больше? Тех, кто взрывал всё и вся, или тех, кто служил оккупантам "верой и правдой"? О "вере" и "правде": самый известный советский фильм о партизанах и о "рельсовой войне" в Белоруссии: "Константин Заслонов". Был такой героический человек, много он принёс оккупантам хлопот и волнений на железнодорожном транспорте. Умелый был вредитель, талантливый. Называть его "вредителем" нельзя, это был борец за свободу своей родины. Герой!

Из фильма ясно, что бывшие советские железнодорожники поступали к немцам на работу с единственной целью: вредить врагам! Подпольщики организовали изготовление мин, искусно замаскированных под уголь. Если такой "кусок" попадал в топку паровоза на ходу состава, то происходил взрыв котла, и локомотивная бригада получала страшный удар раскалённым паром. Возможностей выжить бригаде после взрыва паровозного котла не имелось. В паровозной бригаде времён оккупации было трое: первый и основное лицо – машинист, глава бригады и полный хозяин на локомотиве. Только он управляет ходом состава и следит за сигналами на пути следования. Машинист управлял двумя рукоятками кранов: один – подача пара в цилиндры локомотива и регулировка скорости движения, другой кран открывался для выпуска воздуха из тормозной системы состава.

Помощник машиниста – "правая рука" машиниста. Святая обязанность помощника – держать необходимое давление пара в котле. Есть пар – будет и ход локомотива, нет пара – машинист такого помощника в следующую поездку не возьмёт.

Последний человек в паровозной бригаде – кочегар. "Каторжанин" Его дело – следить за топкой локомотива. Топка должна быть чистой от шлака и уголь должен сгорать с максимальной температурой для данного сорта угля. Кочегар кормит ненасытное чрево локомотива углём и поит его водой…

… и на приличном ходу состава в топку локомотива летит всего один неприметный, совсем не отличить от настоящего, кусок угля размером не больше кулака…

Были шансы у паровозной бригады выжить после взрыва котла? У меня нет данных о том, сколько немецких прислужников выжило после взрыва паровозного котла плюс сход с рельсов остатков от локомотива. Это один из вариантов уничтожения железнодорожной техники О других средствах уничтожения, вроде "мины нажимного действия" под подошвой рельса, мне ничего не было известно по причине малого возраста.

Кто в нашем эшелоне пускал пар в цилиндры локомотива? Машинист из немцев? Если так, то как он общался с помощником? И помощник был немецкий? А кочегар?

Во все времена на железнодорожном транспорте царила "плечевая система" Это значит, что локомотив приводит состав из пункта "А" на станцию "Б" и там разворачивается для обратного хода в пункт "А" Для этого специальные поворотные устройства были. Сложные и громоздкие технические устройства. Оно, конечно, локомотив мог возвратиться в точку "А" "задом", но на длинном "плече" такая поездка была трудной.

Развернувшемуся локомотиву цепляют другой эшелон, и та же отдохнувшая бригада своим локомотивом из "Б" тянет эшелон в "А" Всё просто. Длина "плеч" в километрах в разные времена истории железнодорожного транспорта менялась, но сама "плечевая" система оставалась незыблемой. У врагов – так же.

Заслонов и те, кто помогал ему в борьбе с оккупантами, выводили из строя поворотные круги, чем очень портили настроение вражеским прислужникам из движенцев.

Всплывает вопрос: немцы прислужникам что-то платили, или они работали месяцами, как когда-то в отечестве нашем, бесплатно? Если враги что-то платили, да ещё и аккуратно, в срок, то в сотый раз хочется обозвать их "дураками": учитесь у нас быть гибкими! Учитесь у нас беззаветно любить родину! Учитесь у нас, как нужно есть вражеский хлеб и помнить о том, что этот хлеб всё же вражеский! Учитесь у нас не отдавать то, что честно заработано другими! Особенно, когда эти "другие" – "свои"! Учитесь у нас получать хлеб из руки и кусать эту руку!

Не знаю и такого: приравнивали захватчики свой железнодорожный транспорт по значению к военному соединению? Имелись в Рейхе титулы, как в стране советов? Кто такой: "генерал-полковник тяги"? Оказывается, всего лишь "начальник депо" Или выше? Считали враги железнодорожный транспорт более значимым, чем мы? Какой процент обслуживающего персонала на захваченных железных дорогах состоял из немцев, и кто выполнял всю оставшуюся работу? Есть такая статистика?

…возвращаюсь в теплушку и проплываю над заваленными и горящими вагонами в стороне от колеи… Тихо проезжаю, в "мёртвой" тишине как снаружи, так и в вагоне. В вагоне все – железнодорожники, они прекрасно знают, чем может окончиться быстрый ход состава по потревоженному взрывом полотну. Для чего люди завалили состав? Чтобы напугать меня ужасными картинами? Хотели сказать: "смотри, такое могло быть и с тобой"!? А мне не страшно! Интересно, любопытно, ново, но не страшно! Я "обстрелянным" и загнать моё сердце "в пятки" какими-то догоравшими вагонами – бесполезное занятие! Страхи не пугали и потому, что за минуты до прохода по ужасному месту, я съел утренний бутерброд из куска черствого хлеба с повидлом и маргарином. Такое сытное утро для войны – это много! Бутерброд с маргарином – покрепче любой стали! Что-то удавалось родителю ещё добывать, но что – не помню, провал, и такой провал, мне кажется, у меня произошёл потому, что вопрос о питании не имел никакого значении! С голоду не умирал? Не умирал! Чего ещё нужно! От истощения не падал? Нет! А сытого меня "взять" какими-то валяющимися и горевшими вагонами – пустое занятие!