Текст книги "Океан Бурь. Книга первая"
Автор книги: Лев Правдин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 14 страниц)
Васька очень боялся, что у него отберут роль и не дадут играть в пьесе, если он теперь проштрафится. И поэтому он ходил по струнке, учил уроки, словом, старался изо всех сил.
Часто по вечерам он приходил к Володе.
– Вовка, помогай! Вот тут задачка, ты уж, наверное, решил.
Володя с удивлением заметил, что Васька как-то вдруг притих и даже будто повзрослел. Он почти не ввязывался в драки и потасовки, которые, как и всегда, то и дело возникали на переменах, и даже походка его сделалась неторопливой, степенной.
В школу он теперь не врывался как бешеный. Нет, он входил, стряхивал снег у порога и долго снимал свою меховую куртку. Про эту куртку говорили, что ее рвали все собаки. И в самом деле, купленная на барахолке года два тому назад, она была сейчас очень уж какая-то лохматая и растрепанная.
Когда он впервые поднял руку, чтобы ответить на вопрос, Мария Николаевна сразу даже не поняла, что ему надо. А Васька встал и ответил. И как еще ответил-то!
Все удивились, зашумели, а Мария Николаевна спросила:
– Ну, в чем дело?
И долго думала, прежде чем поставить отметку.
Поставила и удивленно объявила:
– Я поставила тебе пятерку.
Это была первая пятерка в его жизни, но он стоял с таким равнодушным лицом, будто ему это ничего не стоит. А на перемене, когда немного пришел в себя, заявил с прежним нахальством:
– А мне эти ваши уроки выучить все равно что чихнуть. Захочу и еще не так отвечу. Весь табель пятерками разукрашу. Аж закачаетесь.
И странное дело – все ему поверили.
Вот тут-то Володе и показалось, будто он зауважал Ваську. Это открытие так его удивило, что он не поверил самому себе. И еще нельзя было не заметить, что все ребята и даже сама Мария Николаевна переменили свое отношение к Ваське, тоже вроде начали его уважать. И, видать, не только за его примерное поведение. Сенька Любушкин такой уж примерный, что дальше некуда, а разве кто-нибудь его уважает? Нет, что-то тут не то…
Конечно, когда отличник получает пятерки, это никого не удивляет. На то он и отличник. А вот если отъявленный лодырь начинает хорошо учиться, то почему-то все сразу умиляются и начинают говорить, что он – необыкновенный человек. А что тут необыкновенного? Просто человек делает, что ему положено. Сначала не делал, а потом начал делать – только и всего. И за что такого как-то особенно уважать? Как всех, так и его. Так почему же Ваське такая честь? Вот чего Володя никак не мог сразу сообразить и как-то растерялся.
Этот день, полный удивительных событий и приключений, надолго запомнился не только Володе и Ваське, но и всем их друзьям и подругам. А начался он, как и всегда, со школы.
Уроки еще не начались. Около Милочки Инаевой собрались девочки, шепчутся о чем-то и поглядывают на Ваську. Он даже смутился и отвернулся от них. Милочка нарочно громко сообщила:
– Мама вчера сказала Марии Николаевне: «Вася – очень способный мальчик, настоящий актер».
Тогда все посмотрели на Ваську, а способный мальчик сморщил носик-репку и высунул язык.
Девочки не отвернулись, не обиделись, а Милочка даже улыбнулась ему. Это еще больше смутило Ваську. Спрятав язык, он нахмурился и начал торопливо листать учебник.
«Талантливый, – подумал Володя, – вот в чем дело…» А он-то думал, что Васька здорово умеет всех передразнивать и говорить на разные голоса. Думал, что Васька озорует. А это, оказывается, и не озорство совсем. Это, оказывается, – талант.
– Актер, штаны протер, – проворчал Володя.
Мальчишки засмеялись, а девочки возмущенно залопотали и начали наскакивать на Володю. Все ожидали, что Васька сейчас набросится на обидчика, но он только посмотрел на Володю задумчиво и немного презрительно, как сытая кошка на котлету. И хотя Володе стало неловко за свои глупые слова, но его уже занесло. Он подошел к Ваське и медовым голосом пропел:
– Талантливый мальчик Васенька.
А это совсем уж глупо и противно. Да еще тут возник Сенька Любушкин и начал подпевать Володе, поддразнивая своего неожиданного соперника. Васька посмотрел на него тоскливо, как на собачонку, которая рвется на цепочке, тявкает. Дать бы ей, да хозяин близко. Володя оттолкнул Сеньку локтем, присел за парту с Васькой рядом.
– Ну, размахнись, хоть разок, – высокомерно попросил он. – Больше-то не успеешь.
– Нельзя мне, – отозвался Васька и вроде заскучал.
– Это отчего же? – спросил Володя, отлично зная, что Васька боится его и никогда не посмеет начать драку.
– Зарок дал.
– Чего-чего?
– Завязал и узелок забросил.
– А по-моему, ты просто трусишь. Кто послабее, так ты отчаянный…
Васька покраснел, коротко вздохнул, и Володя немедленно получил то, чего добивался и чего ожидали все в классе. Ухо его сразу же сделалось приятного розового цвета. И Васькин носик тоже вдруг зарумянился от Володиного удара.
И грянул бой. Мальчишки дрались жестоко, самоотверженно, не щадя ни себя, ни друг друга, ни казенного имущества. Девчонки визжали так, что никто не услыхал звонка. Кто-то из опаздывающих влетел в класс:
– Марь Николавна идет!..
Володю и Ваську растащили. Они едва успели сесть на свое место, как в класс вошла Мария Николаевна.
– Володя, – спросила она, – что случилось?
Володя вскочил, стукнув крышкой парты.
– Опоздал. Очень торопился, – тяжело дыша, ответил он.
– А ссадина на щеке?
– А это я об дверь.
– И Вася, конечно, тоже торопился?
Стукнула крышка Васькиной парты:
– Ага. Тоже. Торопился. Носом об дверь.
– Удивительно… Об одну и ту же дверь?
– Так мы же рядом живем.
– Но это не значит, что надо драться в классе.
– Это мы понарошке, – улыбнулся Володя.
– Баловались мы, – пояснил Васька.
По классу прошелся невнятный шумок, кто-то потихоньку хихикнул.
Мария Николаевна знала: ничего она больше не добьется от них.
– Так, – строго сказала она. – Чтобы в классе этого больше не было.
– Больше не будет, – пообещал Володя. – В классе…
Васька смолчал – он не любил ничего обещать.
Глава шестаяВ этот день домой после репетиции возвращались вместе.
– Я теперь знаю, – торопливо говорил Васька, слегка заикаясь от возбуждения. – Знаю, чего мне надо. Я в актеры пойду. Или в цирк.
И Володя верил Ваське. Теперь это не тот рыжий отчаянный базарный барыга, а совсем другой человек: и талантливый, и учиться может, если захочет, и сдачи даст, не заробеет. Такой определенно достоин уважения, а значит, и дружбы.
– На актера, знаешь, сколько учиться надо? Ого!
– Выучусь! – азартно пообещал Васька.
– Терпенья не хватит.
– У меня теперь на что хочешь терпенья хватит.
– А Капитон, – напомнил Володя.
– Плевал я на него!
– А я слыхал, он говорил: выучу, говорит, Ваську за четыре года и хватит с него. А дядька ему подпевает: «Правильно, выше родителей прыгнуть хотят, шибко грамотные»…
Васька вдруг остановился. Прижимая к груди портфель, он поднял кулак и угрожающе проговорил:
– Они все и с дядькой твоим вот где у меня!
Тяжелый портфель выскользнул из-под локтя и упал в снег, но Васька не заметил этого. Лицо его побледнело. Он злобно щурил глаза и все потрясал своим озябшим и нестрашным кулаком, выставленным из растрепанного меха.
– Вот они где!..
Володе показалось, что вот сейчас перед ним распахнется дверь и он проникнет в тайну, которую все так старательно скрывали от него. Сейчас он узнает все, и жизнь его сразу сделается полнее и увлекательнее. У него замерло сердце от ожидания.
Но Васька что-то не особенно спешил открыть таинственную дверь. Тогда Володя, задыхаясь от волнения, спросил:
– А они что?
И вдруг тайна открылась сама и оказалась такой огромной, такой страшной, что Володя не сразу сообразил, что ему теперь делать, как выручить Ваську из беды. Он сразу забыл и свою обиду, и нелепые Васькины выходки – в силу вступил могучий закон: товарищ в беде – выручай!
Но это пришло немного позже, а сейчас Володя шел впереди, всем своим видом стараясь подчеркнуть свое презрение и к Ваське, и к его мечтам, и к его тайне. Да скорей всего и тайны-то никакой нет. Все это Васька выдумал. И не стоит себе голову забивать всякой ерундой. Небось уроки учить бежит к Володе: «Выручай, Вовка!» А сейчас тащится сзади и только носом хлюпает.
А Васька, по-видимому, не испытывал никаких угрызений совести, потому что он вдруг заговорил как ни в чем не бывало:
– Слушай, Вовка, а теперь бродячих театров нет? Помнишь, ты рассказывал…
– Нет у нас таких театров, – мстительно сказал Володя.
– Жаль… А то бы я сбежал от Капитона к бродячим актерам. Они бы меня взяли. Я на все дела ловкач. Верно, жизнь у них хреновая, да я терпелив.
Они уже подходили к Васькиному дому, как вдруг калитка распахнулась и оттуда вышел молодой человек в коричневом пальто и новых валенках. Он спросил веселым голосом:
– А который тут Васька?
Красивый веселый молодой человек, и можно было подумать, что Васька ему понадобился для какого-то очень интересного дела. Но сам Васька, видно, так не думал и с ответом не спешил.
– Ладно, – продолжал молодой человек, – я, ребята, сейчас сам все узнаю. Вот этот рыжик и есть Васька. Угадал? А ты Володя. Верно? А меня зовут Василий Андреевич. Тезка, значит, тебе, Василий. А я к тебе в гости.
И он, будто сам встречал дорогих гостей, пошире распахнул калитку:
– Заходи, Василий.
Васька покорно шагнул во двор. Там на крыльце стояла Муза – Васькина мачеха. Она, кутаясь в пуховый платок и зажимая, ладонью рот, плакала. Жирные плечи ее вздрагивали. Увидав Ваську, она громко, на всю улицу, завыла:
– Вот он, бандюга, отца-матери погубитель!..
Но Василий Андреевич строго посоветовал:
– Шли бы вы домой, гражданка, простудитесь… Ну, живо, живо. Нечего тут.
Продолжая завывать, но уже потише, Муза скрылась в сенях. Василий Андреевич опять развеселился.
– Ну, пошли, тезка, показывай свой склад.
– Какой еще склад? – хмуро спросил Васька, поглядывая на забор.
Заметив это, Василий Андреевич сообщил:
– А я, между прочим, мастер спорта.
– А мне-то что?
– Это я тебе сказал на тот случай, если ты меня на соревнование вызовешь по прыжкам через забор…
– Да где я вам склад возьму?
– Я шел сюда и думал, что мы с тобой сразу договоримся. А тебе, оказывается, верить нельзя.
– Никто и не просит…
– Ну, тогда я сам тебе что-то покажу. А ты что это по морозу без варежек бегаешь?
– Потерял я варежки.
– Другие купить надо.
– На меня не напасешься.
– Давно потерял?
– Не помню.
– С месяц или больше?
– Еще до каникул. Перед Новым годом. На елку ходил. Одну потерял, а другая совсем рваная была. Закинул я ее.
– До Нового, значит, года, – задумчиво сказал Василий Андреевич. – Дай-ка твой портфель, а то ты совсем руки отморозишь. Ну, пошли…
Но, увидав, что Васька все еще о чем-то раздумывает и топчется на месте, он приказал:
– Пошли, пошли.
И, крепко положив руку на Васькино плечо, повел его к заваленному снегом, старому дровянику.
Все это было до того интересно, что Володя просто не мог остаться на месте. Он осторожно двинулся за Васькой, стараясь только, чтобы его не заметили и не прогнали.
Выглянув из-за поленницы, он увидел в углу какое-то черное пятно. Пригляделся. Оказалось – это люк, ведущий в подполье. Крышка была открыта. Оттуда остро пахло керосином.
Василий Андреевич достал из кармана электрический фонарик. Голубой луч осветил подземелье. Там виднелись какие-то ящики и части машин, густо смазанные желтым машинным маслом.
– Вот тебе и склад, – сказал Василий Андреевич.
Васька ничего не ответил.
– Чья работа?
– Моя, – вздохнул Васька.
– А еще чья?
– Сказано, моя.
– Не ври, не ври.
– Зачем мне врать?
– Вот и я думаю: зачем тебе врать?
– А я и не думаю…
– Ты одно учти: я-то ведь все знаю. Я твою честность проверяю.
– Нечего ее проверять. Сказано: я один.
– Вот и опять врешь. Одному такого ящика не поднять.
– А зачем мне его поднимать? Я по отдельности все натаскивал.
– По отдельности можно, – согласился Василий Андреевич, – если каждую ночь таскать.
– Почти каждую, – хмуро подтвердил Васька.
Василий Андреевич погасил фонарик. Снова спросил:
– А в этом месяце?
– Тоже таскал.
– По такому морозу и без варежек?
Васька слегка запнулся, но тут же ответил:
– А я закаленный.
– Это сразу видно. Врать ты закаленный.
Наверное, поняв, что совсем заврался, Васька замолчал и только чаще захлюпал носом.
– Хотя если по правде, то врешь еще плохо. Настоящие воры, знаешь, как врут? Так врут, что даже сами себе верят. А ты вот врешь, а я тебе не верю. Ну, будешь говорить?
Тут даже Володя не выдержал и крикнул из-за поленницы:
– Васька, да говори же!
Василий Андреевич зажег фонарик.
– О! А ты зачем здесь? Вот ловкач! – с восхищением воскликнул он. – Даже я ничего не заметил. Иди сюда. Слово держать умеешь?
– А то!
– Все, что здесь видел и слышал, никому. Понятно?
– Понятно!
– Смотри, я на тебя надеюсь. Вот его портфель. Подержи пока у себя. Ну, беги домой.
Стоя у ворот своего дома, Володя увидел, как немного погодя мимо него прошли Василий Андреевич и Васька.
– Руки не отморозь, тезка.
– Не страшно. Я привычный.
– Эх ты, Васька, Васька.
Бросив оба портфеля у калитки, Володя, на бегу срывая свои варежки, закричал:
– Васька, постой! На, возьми! У меня, дома еще есть, у печки сохнут.
Василий Андреевич строго спросил:
– Опять ты здесь? Вы, может быть, такие друзья, что все это вдвоем?
– Нет уж, вы сюда его не путайте, – вдруг горячо заговорил Васька. – Один я все сделал. Вовка ничего и не знает.
В доме стояла такая тишина, что даже из прихожей было слышно, как в дядиной комнате постукивают ходики. Ваоныч уехал куда-то на завод, а Елена Карповна и дядя еще не вернулись с работы. Дома одна тетка, но и она, наверное, дремлет, прислонившись толстой спиной к горячей печи. Всегда в это время, управившись с домашними делами, она согревала у печки спину и широко, во весь рот, зевала. Зевнет, зажмурившись, перекрестит рот и снова задремлет. Тайка учит уроки, не обращает на мать никакого внимания.
Все было, как всегда, но эта обычная тишина сегодня почему-то показалась Володе такой гнетущей, словно он остался один во всем доме.
В своей комнате он увидал Таю. Она сидела на сундуке, и рядом стояла большая гипсовая собака. У собаки были грубо измалеваны глаза с толстыми ресницами и густые черные брови. Одна бровь выше другой, отчего казалось, что собака чего-то не понимает.
Вздыхая и всхлипывая, Тая завязывала на собачьей шее большой желтый бант. Вытирая концами ленты глаза, Тая спросила:
– Ваську видел?
– Никого я не видел.
– У отца на складе запасные части разворовали.
– Кто тебе сказал? – спросил Володя, но тут же понял, что он чуть не проговорился.
Он сразу вспомнил таинственные посещения неизвестных людей, секретные Переговоры и подумал, что все это имеет отношение к Васькиному складу.
– Ты испугался? – спросила Тая.
Не зная, что ей ответить, Володя начал покрикивать:
– А ты чего тут расселась! Уходи домой, я уроки готовить буду.
Тая, вытянув шею и сделав глаза совсем такие же, как у собаки, зашептала:
– Говорят, целую автомашину можно набрать из наворованных частей. Вот ты кричишь, а ничего не знаешь.
– Кто ничего не знает? Я? – спросил Володя и вдруг подумал, что Тая знает все, чего ему не полагается говорить. – Кто тебе сказал?
Тая всхлипнула и вытерла нос желтой лентой. Собака удивленно смотрела на Володю своими человечьими глазами, будто спрашивала: «Как же это ты ничего не знаешь?»
Тая продолжала шептать:
– Ничего мне не сказали. Я сама все слыхала. Ты послушай. К нам сегодня приходили переодетые сыщики… Чесслово. Четыре сыщика.
– А ты почему знаешь, что они сыщики? – тоже шепотом спросил Володя.
– А кто же это? Все обыскали, в сундуках и везде. Маму спрашивали, где папка деньги прячет. А я говорю: «Деньги в этой собаке, но это мои деньги, а не папины, и я их никому не отдам». Тогда один поднял собаку и засмеялся: «Ого, какая тяжелая! Тут, наверное, миллион. Возьми свою собаку, девочка, и беги к соседям. Посиди пока там».
Тая вздохнула:
– Ну вот я и сижу.
– А они ушли?
– Не знаю. Они мне не велели приходить, пока не позовут.
Пока не позовут. Ну и просидела бы всю ночь. Разве они позовут, когда надо. Нет, Володя бы ни за что не ушел.
– Сиди тут, – сказал он, – я сейчас. Все узнаю.
В большой дядиной комнате, всегда жарко натопленной и чистой, сейчас было прохладно и не убрано. Все вещи были сдвинуты со своих мест, как во время предпраздничной уборки. Тетка Александра Яновна поливала фикус и каким-то липким голосом лениво говорила Музе:
– А не мне жалуйся, я все одно не помогу, не мне – господу поклонись. Он милостив.
Васькина мачеха всхлипывала, вздрагивая жирными плечами. Увидав Володю, спросила:
– Что они там нашли, под сараем?
– Не знаю.
– О господи. Там милиционера поставили. Я говорю: мне дров надо, так он меня к сараю не допустил. И Капитона где-то нет. Наделал Васька делов. Осрамил среди людей. Ну, пусть только появится. Пусть появится!..
– Вот он какой у вас растет… – злорадно воскликнула тетка. – А все потому, что некрещеный.
– Так если бы мой был…
– А господь-то с тебя спросит. Что это ты, спросит он, раба ленивая, младенческую душу загубила, разбойника мне возрастила? И в ад тебя, к нечистому в судомойки. Туда тебя, туда…
– Я тоже некрещеный, – вызывающе сказал Володя. – Ну и что?
Тетка, вытирая фартуком банку, пояснила:
– Мамаша у него коммунистка. У ней своя вера. А ты ни туда ни сюда. Вот тебе и наказание.
И вдруг она взвыла и так изогнулась, будто кто-то невидимый ударил ее по спине. Стеклянная банка выпала из ее дрожащих рук и разбилась. Прыгая на осколках, тетка завывала, выкрикивая:
– Молись, окаянная твоя душа, молись, вылезай из дерьма… – Бледное ее лицо, заблестевшее от обильного пота, дрожало, и все на нем: и брови, и глаза, и губы – дергалось, словно стремясь сорваться со своих мест.
Она наскакивала на ошалевшую Музу и, как слепая, хваталась за что попало. Осколки трещали под ногами.
– Гляди на нее, господи, гляди, отворяйте ворота лона Христова, гоню поганую овцу…
Так, мешая молитву с руганью, тетка загоняла Музу в какие-то ворота, а перепуганная Муза мелко крестилась и шептала:
– Ой, да что ты, ой господи…
Все это было нисколько не страшно, а просто смешно. Две толстые растрепанные бабы, пыхтя и повизгивая, возились перед иконой. Исхудавший, наверное, давно не кормленный, бог грозно поглядывал на них из-под потолка. Подняв два пальца, он словно бы подначивал свою хозяйку: «Всыпь ей как следует за это».
Володя смеялся, отодвинувшись на всякий случай поближе к двери. Вдруг около него появилась Тая.
– Ну что ты смеешься-то! – закричала она и деловито приказала: – Неси воды скорее.
Когда Володя принес из сеней ковш ледяной воды, тетка, закрыв глаза, лежала на полу, толстое тело ее дрожало. Тая намочила полотенце и вытерла потное лицо матери.
– Ничего тут смешного нет, – хмуро сказала она. – К ней бог приходил.
– Господи, – перекрестилась Муза.
А Володя сказал:
– Никто сюда не приходил. Врешь ты все!
Вначале Васька не замечал мороза, но когда совсем стемнело и морозный туман, обволакивая дома, пополз по улицам, и его начало пробирать. Заметив это, Василий Андреевич скомандовал:
– Побежали, ну, резвее!..
Васька побежал ленивой рысцой, а Василий Андреевич, работая локтями, как на беговой дорожке, вырвался вперед. Тогда Васька раззадорился, поднажал и скоро перегнал своего провожатого. Бегал Васька отлично, но тут понял, что соперник у него тоже бегун не из последних, и потому старался изо всех сил. Словом, когда добрались они до отделения, оба так дышали, что дежурный милиционер спросил:
– Попытка к бегству, товарищ лейтенант?
Вытирая лицо платком, Василий Андреевич весело ответил:
– Едва догнал.
– Но? – удивился дежурный. – Смотри-ка, шпингалет какой бойкий…
Милиционер был маленький, пожилой черноусый, и когда он удивлялся, на его лице все лезло вверх – и косматые брови, и глаза, и усы. Ваське показалось, что даже шапка приподнимается над головой.
Василий Андреевич спросил:
– В десятой есть кто-нибудь?
– Да Павлуша же, – засмеялся милиционер.
– О, второй привод за неделю.
– Теперь дорогу узнал, так сам является, и прямо в десятую.
– Рецидивист, – засмеялся и Василий Андреевич. – Вот тебе, тезка, и не скучно будет. Пошли за мной!
Следуя по коридору за Василием Андреевичем, Васька со страхом ожидал встречи с закоренелым преступником, отчаянным Павлушкой, который совершает по два преступления в неделю, после чего нахально сам является в милицию.
Не без опаски приблизился Васька к двери; с цифрой «десять». После пробежки по морозу лицо его пылало, а в груди вдруг стало так холодно, будто он на спор съел шесть порций мороженого.
Дверь распахнулась, отчаянный Павлушка сидел на опрокинутом стуле. У него на голове старая милицейская фуражка. Увидав лейтенанта, он закричал:
– Дядя Вася пришел!..
– Вот тебе товарищ, – сказал Василий Андреевич, подталкивая ошалевшего от неожиданности Ваську. – Он тут с тобой поиграет, а скоро, наверное, и бабушка заявится.
Васька возмущенно захлюпал носом. Здорово его разыграли: ожидал попасть в компанию матерого бандита, а вместо этого подсовывают самого обыкновенного, ничем не замечательного мальчишку. Лет ему не больше четырех, он весь еще какой-то розовый, пухлый, вихрастый, в коричневом вельветовом костюмчике с большим белым воротничком. Чтобы ловчее было играть, он снял валенки и остался в одних чулках.
Упоминание о бабушке ничуть его не обрадовало.
– А я не хочу! – жизнерадостно заявил он.
– Но ведь ты знаешь, бабушка нас с тобой не спрашивает. Она у тебя, знаешь, какая. О!
Василий Андреевич поднял палец и вытаращил глаза, показывая, какой у бабушки крутой характер и что с ней шутки плохи.
Он ушел. Васька стоял у двери. Он уже понял, что попал в детскую комнату, и был убежден, что мера эта временная. Наверное, Василий Андреевич надеется на Вась-кино чистосердечное признание. Не знает он, чем пахнет это признание! Забьет его Капитон до полусмерти – это уже обязательно. Нет, лучше колония для малолетних, по крайней мере, жив останешься.
А Павлик, весело глядя на него, спросил:
– Ты тоже потерялся?
Не поняв вопроса, Васька мрачно отвернулся, а Павлик продолжал:
– Ты боишься, что тебя не найдут? Да?
– Никто меня не терял.
– Сам прибежал?
– Ну, сам… А тебе что?
Оглянувшись на дверь, Павлик заливисто засмеялся, подбежал к Ваське и потянул его за рукав. Васька присел, и Павлик сейчас же приник к его уху всей своей пухлой мордочкой. Теплые губы зашевелились около уха, теплый смех заиграл, и Васька услыхал теплые слова:
– Они думают, что я все теряюсь, а я и не теряюсь вовсе. Я сам прихожу.
– От бабушки удираешь. Да?
– Ну что ты! Нет. Бабушка от меня удирает!
Васька отстранил от себя мальчика и поудобнее уселся против него на ковре. Нет, тут что-то не так. Этот парнишка не так прост. Он скорей всего наученный парнишка. Подсаженный. Такие тоже соображают.
– Врешь ты все, – мрачно перебил его Васька.
– Да нет же… – Павлик округлил глаза и снова потянулся к Васькиному уху.
– Ты мне в ухо не нашептывай. Говори нормально.
Все время посмеиваясь и поглядывая на дверь, Павлик начал рассказывать что-то про бабушку, про кино, про детский сад… Васька сразу ничего не мог понять, а когда разобрался, то восхищенно воскликнул:
– Вот это бабка! Вот это сообразила! Значит, сама в кино, а тебя в милицию? Ловко!
Дело обстояло так. В детском садике не хватало мест, а у Павлика кроме папы и мамы, которые весь день на работе, была еще и бабушка. А это значит, что ребенок присмотрен и может подождать, пока выстроят еще один детский сад. О том, что ребенок за это время вырастет и пойдет в школу, никто и не думал.
Бабушка и в самом деле хорошо ухаживала за внуком. Он всегда ходил чистенький, вовремя накормленный и оттого жизнерадостный. В общем, бабушка любила своего внука, но это не означало, что любовь заменяла ей прочие радости жизни, доступные ее возрасту. Она посещала все агитпункты своего района, и если было время, прихватывала и соседние районы. Нечего и говорить, как обожала она кино.
Вот этого увлечения своей бабушки Павлик не разделял. Там надо было сидеть спокойно, а он этого не умел. Больше пяти минут он не выдерживал. А так как характер у него был веселый, то он вообще не мог сидеть в темноте и смотреть, как на экране что-то происходит без его участия. И он не выносил одиночества, ему требовалось общество.
Зрители не разделяли этих его желаний. Они жаловались на него директору кинотеатра, и тогда перестали пускать в зал зрителей с маленькими детьми. Это был удар для бабушки. Она слегка поскандалила с билетершей и, ничего не добившись, вышла из кино и бессильно присела на скамеечку у чьих-то ворот.
А Павлик между тем прогуливался по тротуару и забрел очень далеко от того места, где бабушка медленно приходила в себя. Когда она наконец начала соображать, что творится вокруг, то прежде всего хватилась внука.
Павлика нигде не было.
Она всполошилась. Бросилась в одну сторону, в другую, добежала до угла и должна была прислониться к стенке и перевести дух. И тут она увидела внука. Он сидел на руках у милиционера, пытаясь завладеть полосатой палочкой.
Сгоряча бабушка бросилась к внуку. Ну, конечно, не очень-то стремительно это у нее получилось. Просто ей казалось, будто она рванулась к внуку, а в самом деле она несколько раз качнулась из стороны в сторону. А пока она раскачивалась, милиционер дошагал до своего отделения и скрылся там вместе с Павликом.
К этому времени бабушка окончательно оправилась и даже сообразила, что все получилось как нельзя лучше. Теперь вся милиция охраняет ее внука и несет за него полную ответственность. Она была городская, житейски очень грамотная бабушка и отлично разбиралась во всех своих гражданских правах и обязанностях.
Сообразив все это, она отдохнула и спокойно пошла в кино. Когда кончился сеанс, она тут же из автомата позвонила в отделение милиции. Охая и причитая, она спросила, не попадался ли им мальчик в коричневой меховой шубке, подпоясанный красным пояском. «Такой уж он у нас непоседливый, такой вертолет, стоит на минутку отвернуться, как уж его и нет… Искали его искали, все ноги обили, спасибо, добрые люди надоумили…»
А Павлик отлично проводил время в детской комнате и ни за что не хотел уходить домой. Здесь ему все очень понравилось: и ковер на полу, и всевозможные игрушки, а главное, старая милицейская палочка.
Как уже было сказано, человек он был жизнерадостный, считавший, что все на свете принадлежит ему. Дома это его мнение не всегда встречало поддержку, а вот здесь захотел палочку – дали, потребовал милицейскую фуражку – где-то нашлась старая – дали. Вот это жизнь!
В следующий раз, когда Павлик с бабушкой очутился около кино, он долго не раздумывал. По нахоженной дорожке добежал до постового милиционера, и тот, признав знакомого нарушителя порядка, отнес его в детскую комнату.
А потом, не обнаружив постового на его постоянном месте, Павлик не растерялся, сам прямым ходом направился в отделение. Бабушка стояла за углом и наблюдала, чтобы внук не сбился с дороги. Когда он добрался до знакомой двери, она спокойно направилась в кино. Так у них и пошло: внук – в милицию, а бабушка в кино или еще куда-нибудь по своим делам.
Однажды, когда она явилась за внуком, ее проводили к самому начальнику.
– Плохо наблюдаете за внуком, гражданка, – с официальной строгостью сказал он. – Который раз он у вас теряется.
– Ох, и не говорите!.. Только отвернусь, а его уже и нет.
– А вы не отворачивайтесь.
По бабушкиному румяному лицу пробежали многочисленные лучики морщинок, таких улыбчатых и светлых, словно весенние ручейки. Она вдруг сделалась до того похожей на своего внука, что суровый начальник не выдержал. Он засмеялся и сказал вовсе уж неофициально:
– Да ну вас…
– …Вот так я сюда хожу и хожу. А бабушка все говорит: «Ну, я теперь за Павлика спокойна». А когда ты вошел, я подумал, медведь, а это у тебя шуба такая лохматая, как собака…
И хотя Васька, занятый своими невеселыми мыслями, ничего не ответил, Павлик все продолжал что-то болтать и заливаться своим теплым, домашним смехом.
А тут и бабушка явилась. Сразу было видно, что пришла Павлушкина бабушка, – она была такая же маленькая и очень разговорчивая.
– Что это ты, такой большой и потерялся? – спросила она у Васьки.
– Он по делу, – пояснил черноусый дежурный, стоя в дверях.
– Смотри-ка, такой маленький и уж по делу? – опять удивилась она, разглядывая Ваську своими веселыми глазками. – А родители у тебя есть?
– Есть, – горько вздохнул Васька.
– В какой школе учишься?
Все разузнав и про школу, и в каком Васька классе, она спросила:
– Как звать учительницу?
– Да зачем вам все это? – не выдержав допроса, воскликнул Васька.
Но бабушка строго на него глянула и сказала:
– Да, пожалуй, и не говори. Я и сама все знаю: Мария Николаевна у вас учительница.
– Хочу к маме! – заявил Павлик.
И, собирая внука, она не переставала говорить:
– Да ты хоть минутку постой! Только отвернешься, а его уж и след простыл. Детскую комнату, спасибо, при кино открыли, так он и оттуда убегает. Прямо беда. Пока сеанс высидишь, ну вся как есть переволнуешься.
– Плохо у вас, видать, получается, – не без ехидства посочувствовал черноусый дежурный.
– Это у вас в милиции плохо получается! – накинулась на него бабушка. – Ишь ты, какой усатый. Сами ребенка привадили, сами и отваживайте. А у меня так очень прекрасно все получается… Ну, всего вам хорошего… Павлик, дай дяде ручку.
Но Павлик, глядя на дежурного блестящими глазами, взял под козырек.
– Ого, службу знает! – засмеялся черноусый и тоже взял под козырек.
