Текст книги "...начинают и проигрывают"

Автор книги: Лев Квин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 17 страниц)

– Знаю, знаю! – Варвара Сергеевна уже замешивала тесто. – Кимушка, ищи сковородку, она под шкафом где-то или в ящике. А вы, ребята, разводите огонь – даром никому ни одного блина. Ах, какие будут блины, – дразнила она нас, посмеиваясь, – пышные, поджаристые, с золотистой корочкой.

– Ну, мам, ну, перестань, ну, не надо! – радостно-плаксиво упрашивал Кимка.

Но отведать блинов нам так и не пришлось. Только первые аппетитно зашипели на сковородке, опять к нам посетитель. Я обалдело уставился на дверь: майор Антонов собственной персоной!

Надо было пригласить войти, но я словно язык проглотил. Вместо меня это сделала Варвара Сергеевна:

– Заходите, заходите, товарищ милиционер.

Званий она не различала – раз в милиции, значит, милиционер, хоть рядовой, хоть сам генерал.

– Обедаете? – Антонов снял фуражку.

– Да вот муки немного дали. Пожалуйте с нами!

– Спасибо! – Он отвернулся от сковороды. – Вы мне нужны, товарищ лейтенант.

Я поспешно объяснил, совсем как школьник, которого уличили в побеге с урока:

– Фрол Моисеевич разрешил…

Ом сделал досадливый жест: знаю!

– А вы, вероятно, товарищ Ванаг?

– Да. – Арвид встал, застегнул воротник гимнастерки.

– Познакомьтесь, – предложил я запоздало, мысленно кляня майора Антонова на чем свет стоит. Не мог послать за мной помдежа, обязательно самому понадобилось сюда ехать, сумятицу поднимать.

Варвара Сергеевна, сняв сковородку с плиты, сказала, что нужно угостить соседку первыми блинами, и деликатно вышла, прихватив с собой под каким-то предлогом очень недовольного Кимку – он уже развесил уши, приготовился слушать.

И тогда майор Антонов задал мне в общем-то совсем обычный вопрос, но с интонацией, которая невольно заставила насторожиться:

– Знаете, где Первая Западная?

– Знаю. Параллельно железной дороге, вправо от переезда.

– Отправитесь сейчас же туда, отыщете дом под номером пятнадцать. Бревенчатая избушка на курьих ножках. Там вас ждет один товарищ. Незнамов, Глеб Максимович. Поступите в его распоряжение. Вы тоже. – Он смотрел на Арвида, тот молчал. – Ваш начальник уже поставлен в известность майором Никандровым. Будете оба временно работать под руководством Незнамова. Если встретите случайно кого-нибудь из своих отделений, скажете, что выполняете специальное поручение начальника горотдела милиции. Все ясно?

– Нет, – ответил я. – Кто такой Незнамов?

– Он вам скажет. – И добавил со значением: – Что сам найдет нужным сказать.

Мы с Арвидом переглянулись. Я не удержался, присвистнул тихо.

– Теперь ясно? – мне все еще не был понятен тон майора Антонова: на полном серьезе или с легкой издевочкой?

– Более или менее.

– Тогда выполняйте. И побыстрее!

Мы кинулись к своим шинелям.

– Там, за бараком, стоит мой Циклоп. Садитесь и поезжайте – но только до переезда, дальше своим ходом.

– А вы? – я нацепил планшет.

– Пройдусь пешком. Иногда полезно…

Кучерил сам дядя Спиридон. Он уже был, очевидно, предупрежден Антоновым и, как только мы сели, ничего не спросив, тронул упитанного и игривого, не в пример остальным нашим конягам, жеребца.

Уже когда заворачивали за угол, я бросил взгляд назад.

Майор Антонов стоял на дороге с поднятой рукой, защищая глаза от заходящего и бившего ему прямо в глаза солнца. Что он нам приготовил – дельное или какую-нибудь каверзу?

Непонятный все-таки человек!

18.

Избушка на курьих ножках стояла, ничем не выделяясь, в ряду других, точно таких же древних избушек. Только число «15», не очень заметно намалеванное в углу калитки, помогло нам сориентироваться.

Никто нас не встретил ни в заснеженном дворе, ни в просторных сенях с узкими, вроде бойниц, прорезями окон и ларями вдоль стен, когда-то набитыми мукой и прочим добром, а теперь, разумеется, пустыми и лишь ненужно напоминавшими о сытой довоенной жизни. Мы потопали громче, чем требовалось, сапогами, сбивая налипший снег и оповещая таким образом невидимых хозяев о своем приходе.

– Входите, входите, – послышалось приглушенно из-за обитой войлоком двери.

Вошли. В лицо пахнуло уютным теплом. По чистому, недавно крашенному полу заклубился пар.

– Напустили вам холоду, – я быстро прихлопнул дверь.

– Еще натопим. Дровишки пока есть. Раздевайтесь и в комнату.

Мы, заправляя на ходу гимнастерки, последовали за хозяином, по-стариковски шлепавшим стоптанными тапочками.

В комнате горела сильная электролампа без абажура; внутренние ставни на окнах были закрыты и заложены перекладинами из широких железных полос.

– Ну, будем знакомы. – Хозяин повернул к нам скуластое лицо с хитровато-добродушными глазами. – Меня вам уже назвали, мне вас тоже, осталось только друг другу руки пожать.

Несмотря на пышущую жаром печь, он был в ватных брюках и меховом жилете.

– Простыл крепко, – перехватил мой взгляд. – Лечусь вот теплом – пар костей не ломит, а душу радует. Вы Ванаг? – спросил у Арвида. – Я знал одного Ванага, Ояра Ванага. Еще в гражданскую. Не родственник, случайно?

– Ванаг очень распространенная латышская фамилия, – суховато пояснил Арвид. – Такая, как в России, например, Петров.

– Ну, тот был особый Ванаг! Я таких хладнокровных смельчаков не встречал ни до него, ни после. Хотя среди чекистов храбрых людей немало.

Среди чекистов… Так, так…

Я раздумывал, спросить у него документы или нет. Конечно, это он, Незнамов, кто еще может быть? Но, с другой стороны, лишний раз проверить, с кем имеешь дело, тоже не мешает.

Он сам разрешил мои сомнения, потребовав наши удостоверения и предъявив свое.

– Что, в порядке? – он весело смотрел, как я изучаю книжечку в красном переплете.

– Так точно, товарищ полковник! – я почтительно вернул удостоверение.

– Глеб Максимович, – он предостерегающе поднял палец, – только Глеб Максимович, никак иначе… А теперь, пожалуй, к делу поближе.

Он присел к покрытому льняной скатертью столу, предложил и нам сесть. Начал, поглядывая то на меня, то на Арвида:

– Я прислан сюда из Москвы, возглавляю оперативную группу. Дело, которое мы ведем, связано с цехом «Б» – о нем вы, конечно, осведомлены…

Мы услышали интереснейшие вещи, о которых, не знаю, как Арвид, но я прежде лишь читал в книгах или видел в кино.

С некоторых пор из разрозненных агентурных данных, полученных из-за линии фронта, стало известно, что в наш город с его крупными оборонными предприятиями заброшен и прижился, себя никак не проявляя, вражеский агент. Никакой активности, никаких попыток вербовки, шпионажа, диверсионной деятельности – одно только выжидание. Так сказать, консерв, мина замедленного действия, которая неизвестно когда и неизвестно где взорвется. Лишь с организацией цеха «Б» стали проявляться некоторые признаки активности. И то косвенные, не со стороны самого законсервированного агента.

Не так давно была перехвачена шифрованная радиограмма, поданная за несколько сот километров от нас – из города Энска или ближайших его окрестностей; точно установить не смогли. Радиограмму удалось расшифровать. «Был у Дяди. Там все готово для концерта. Барабанщик тоже готов, ждет приглашения от Дяди». И все. Предназначалась же радиограмма для промежуточной станции, которая, в свою очередь, должна была передать ее дальше, за линию фронта.

Возникло обоснованное предположение, что Дядя и есть мина замедленного действия, заброшенная в наш город.

– Вот пока все, чем мы располагаем из области фактов, – закончил Глеб Максимович. – Остальное из области фантазии и домыслов. Вопросы есть?

Начал я:

– А кто такой Дядя – вы знаете?

– Нет. Но какие-то кончики, которые еще неизвестно куда приведут, держим в руках. Между прочим, некоторые из этих концов дали нам… Ну, кто?

Оба мы промолчали. Арвид – по своему обыкновению, я… Не вскакивать же, в самом деле, не вопить радостно, прихлопывая в ладоши: знаем, знаем, мы – кто еще!

Я только сказал сдержанно:

– Странно! Авария, убийство… Вроде обычное уголовное дело.

– Да, мы тоже так посчитали вначале. – Глеб Максимович вдруг встал, потянулся, держась рукой за поясницу. – Опять заломила, вражина! Буду лучше стоять, не обращайте внимания, так легче ее одолеть… А потом, на суде, я заподозрил подставку – адвокат, молодец, меня убедил, и вас тоже, я ведь видел. А теперь, когда вскрылось с повешенным да с телеграммами, тут уж придется заняться вплотную…

Значит, вся моя, да и Арвида тоже, работа была под его наблюдением. А сейчас нам спасибо – и отваливайте в сторонку?

Нет, не может быть! Антонов ведь ясно сказал, что мы будем временно работать под его руководством…

На всякий пожарный случай я закинул удочку:

– Мавр сделал свое дело, мавр может уйти?

– Мавр еще свое дело не сделал, – улыбнулся он, ясно давая понять, что он не мою приманку заглатывает, а говорит по своей охоте, – у мавра еще будет дел по горло. Разве вас не предупредили?

Тут заговорил все время молчавший Арвид:

– Не напорю ли я? У вас тонкая работа, мне незнакома.

– Ничего особенного не потребуется. – Глеб Максимович доброжелательно смотрел на Арвида. Скромность понравилась или все своего знакомого, отчаянно храброго Ванага вспоминал? – Будете продолжать начатое дело, а мы – ориентировать в нужном направлении.

– Видимо, у вас тоже не хватает работников.

Глеб Максимович круто, всем корпусом повернулся ко мне.

– И это, – признал он. – Но не только. Вот мы Дядю выслеживаем, а он, думаете, бездействует? Ему, думаете, не интересно, почему полковник здесь из Москвы, старый полковник с еще более старым радикулитом? И в чем-то Дядя в преимуществе. Мы-то его не знаем, а он нас, возможно, уже засек. А вот у вас опять же перед ним преимущество. Кто вы такие? Рядовые оперативники, работники угрозыска, вот кто. Вам сам бог велел убийства раскапывать, а Дяде как раз и нужно те оба случая в обычную уголовщину повернуть. Пока ими занимается угрозыск – Дядя спокоен, угрозыск ему не опасен. И пусть себе дальше так думает. Вот почему я вас сюда, в хатенку эту пригласил. И принимаю вас не при всей парадной форме. Не при орденах и медалях, а при жилете, который мне старуха перед отъездом у какой-то своей знакомой раздобыла. И впредь так будет, пока Дядя гуляет на свободе. Здесь и будем с вами встречаться, а то и подальше, за городом, чтобы Дядя нашей связи не нащупал.

– Подполье, – толкнул я Арвида в бок.

Он не отозвался, не желая, вероятно, упоминаний о своем прошлом; боялся – прозвучит хвастовством. Зато Глеб Максимович сказал:

– Что ж, товарищу Ванагу не привыкать. Он еще нам с вами урок конспирации преподаст.

Из чего я тотчас же заключил, что полковник знает про нас не только от Антонова, а и в личные дела заглядывал тоже.

Прервав неожиданно деловой разговор, наш хозяин затеял чаепитие. Вытащил из печки чайник с кипятком, стал шумно хлопотать над столом. Яств особенных на нем не появилось, но сахар и печенье из командирского пайка тоже выглядели достаточно соблазнительно. Мы отнекиваться не стали, пошли хлебать вслед за Глебом Максимовичем из коричневых полулитровых кружек с отбитой на краях эмалью.

Я все подозревал в его гостеприимных действиях тайный умысел. Когда мы вошли, он посадил нас под самую лампу – выражение лиц разглядывать. А вот теперь чаепитие затеял, чтобы заставить нас разговориться и прощупать до самых позвонков. Так я думал. Но он прихлебывал себе крутой чаек и ни о чем не спрашивал.

Молча выдули мы свой чай, съели, деликатничая, по две штуки ломкого печенья и стали терпеливо ждать, когда Глеб Максимович расправится со второй кружкой – он, видимо понимал толк в чае.

Напившись, хозяин стал не спеша убирать со стола, пространно разглагольствуя о великой пользе горячего чая и благотворном его действии на все детали человеческого организма: на сердце и печень, селезенку и почки, а особенно на пораженные всякими простудными хворобами кости спины. Я тщетно искал в его словах и взглядах попыток расколоть нас с Арвидом, вовлечь в откровенный разговор, и пришел, наконец, к твердому выводу, что чаепитие затеяно им с единственной целью: попить чаю.

И таким домашним, таким беспомощным показался мне сразу полковник с его раскрасневшимся потным лицом и шлепающей походкой, что я уже начал снисходительно подумывать о том, что, да, пожалуй, придется нам и в самом деле помочь ему, подзаняться как следует этим самым Дядей, а то как бы не прогулял законсервированный шпион, никем не разоблаченный, до самого конца войны.

Но зато, когда Глеб Максимович, закончив расхваливать целебные свойства чая, произнес: «А теперь – задания», то какие-то новые интонации в его голосе тут же заставили меня подумать, что, нет, не беспомощен наш полковник, и не надо валить в одну кучу, если не хочешь жестоко ошибиться в человеке, тапки, чай и способности чекиста.

– Вам, товарищ Ванаг, продолжать расследование убийства Клименко – да, да, убийства, а не самоубийства, не сомневайтесь. Само собой разумеется, что для всех других, в том числе и для ваших коллег, оно пока что остается самоубийством. Главная задача: выявление связей, знакомств, посещений в последние дни. Убийца не мог прийти к нему в комнату ни с того ни с сего. Клименко был человеком недоверчивым и незнакомых к себе не пускал. Вопросы?

– Нет.

– Теперь вы, – обратился хозяин ко мне. – Поедете в Энск…

Трудно было удержаться от соблазна проявить свою сообразительность:

– В госпиталь?

Он на секунду сдвинул брови, выказав таким образом недовольство тем, что его перебили.

– А куда же еще?

Это специально для того, чтобы я не считал себя слишком «вумным» и больше не выскакивал.

– Как вы понимаете, нас интересует телеграмма, вторая телеграмма, до востребования. Кто ее получил? Когда? Каким образом? Может быть, по доверенности, и та сохранилась на почте? Это первое. Второе – личность Станислава Васина. Все, что там можно разузнать о нем…

Глеб Максимович подробно проинструктировал меня, как следует себя вести, что говорить, чтобы не возбуждать ненужных подозрений и не растревожить сообщников Дяди – ведь шифровка послана из Энска. Я должен был все свести к сплошной уголовщине. Три дня назад в нашем городе была арестована шайка расхитителей с продовольственного склада НКО. Они привлекали к своим махинациям и кое-кого из шоферов. Один из задержанных копал под Станислава Васина. Он, якобы, как только сел на машину, сразу предложил свои левые услуги.

– Липа? – спросил я недоверчиво. – Понимаете, если они вздумают проверить…

– …то все будет в порядке, – успокоил он. – Со Станиславом Васиным действительно говорили. Хоть он и отказался, но зацепка в деле осталась.

– Когда ехать?

– Чем раньше, тем лучше. Можете сегодня ночью? Командировка готова, – он подал документ с подписями и печатями.

Меня здесь ничто не держало.

– Могу… А не попросить ли мне нашего оперативника Гвоздева, пока меня нет, выяснить, где именно писал Васин свои телеграммы? И еще – кто угостил Степана Олешу вином. Может быть, таким путем подберемся поближе к Дяде?

– Могу вам сказать заранее: ничего это не даст, – отверг мое предложение Глеб Максимович. – Васин написал несколько вариантов текста, находясь на работе, и брошенную бумажку мог незаметно подобрать любой. А что Дядю надо искать в том кругу, мы и без того знаем. Только насторожим без надобности расспросами. И с вином тоже самое. Нет уж, пусть думают, что их подставка удалась как нельзя лучше.

– А как быть с Андреем Смагиным? – спросил я.

– Придется для маскировки подержать немного в тюрьме. Как там прокурор, не настроен менять меру пресечения? – поинтересовался Глеб Максимович.

Я усмехнулся:

– Что вы! Прокурор жаждет крови.

– Не вернее ли будет вам поговорить с ним? На всякий случай. Скажете, что в ближайшие дни представите ему новые улики… Мог бы и я сам, но не хочется посвящать лишнего человека.

Может, в самом деле? Не официально, по-дружески… Но я тут же представил себе, с каким лицом будет слушать Вадим мою новую просьбу: пожалуйста, очень прошу, не выпускай из тюрьмы Смагина, пусть еще посидит.

Что он, интересно, подумает обо мне? Ведь настоящую причину назвать нельзя.

– Не нужно, – сказал я. – Наш прокурор – человек с характером. Сказал нет – значит, не выпустит.

– А вдруг?

– Я вам точно говорю. У него в таких делах вдруг не бывает…

Глеб Максимович назначил нам следующую встречу, сказал, как искать его в экстренном случае, и, пожелав успеха, проводил к выходу.

Мы с Арвидом молча дошагали до переезда.

– Что ж, – я, прощаясь, подал ему руку, – жди с удачей! Как говорится, на людей посмотрю, себя, молодца, покажу.

– У нас говорят: не хвались уезжая, а хвались приезжая.

– А у нас еще говорят: типун тебе на язык!… Кстати, можешь там съесть мою порцию блинов, – великодушно разрешил я. – Если ее еще не слопали Кимка с Фронтом.

И отправился прямым ходом в тюрьму. Не мог я уехать из города, не успокоив предварительно свою встревоженную совесть.

Время было неурочное, мне бы ни за что не дали свидания, сколько бы я ни упрашивал, если бы случайно не оказался на месте знакомый начальник тюрьмы, тоже бывший фронтовик.

– Очень нужно? – только и спросил он.

В ответ я провел пальцем по шее.

– Привести арестованного! – скомандовал он начальнику караула.

И вот Андрей, вытянувшись, стоит передо мной в следственной комнате. Напряженное, похудевшее за эти дни лицо, ждет новостей. Хороших? Дурных?

– Садись, садись. – Не зная, как начать, я прошелся по тесному помещению. – Словом, ты ни в чем не виноват.

Он вскочил, обрадованный, глаза заблестели.

– Вот видите!

– Погоди, – приступил я к самой трудной части разговора. – Не виноват, но посидеть еще придется.

– Как? – растерялся он.

Можно было сослаться на всяческие формальности, которые надо выполнить. Но не хотелось ему врать, я и без того чувствовал себя перед ним в моральном долгу.

– Есть некоторые обстоятельства, Андрей…

Я не договорил, понимая, что не имею права ничего больше сказать. Но он догадался сам:

– Чтобы те, настоящие убийцы, успокоились?… И долго?

– Дней пять-шесть, – сказал я наугад. – Может, меньше. Может, чуть больше.

– А маме вы скажете? Зое?

– Нельзя. Слушок пойдет…

Человеком он оказался сознательным, и мы с ним быстро нашли общий язык. Я вздохнул с облегчением. А если бы он сказал: «Нет, не хочу, выпускайте»? Как бы я тогда выглядел? Ведь выпустить все равно нельзя…

Но и оставлять Андрея в неведении я тоже не мог, хотя и возникала мысль, что поступок мой с точки зрения чистой службы легко осудить. Парень и так настрадался достаточно, в том числе и по моей вине…

И еще один визит предстоял мне до того, как отправиться на штурм проходящих поездов.

С усатым часовым у ворот госпиталя мы быстро договорились. Он знал меня еще прыгающим на одной ноге.

– Иди, сынок. Только Куранову, смотри, не попадайся.

Именно ему я и попался. К тому же в самом неудобном месте – на лестнице. Никуда не скрыться!

Пришлось приветствовать нарочито бодрым тоном:

– Здравия желаю, товарищ подполковник!

– Вы зачем здесь? – придрался он сразу.

– Так… Навестить…

– Часы посещений все те же, с трех дня до шести вечера, – отчеканил Куранов своим ровным металлическим голосом. – Кто вас пропустил?

– Э… Через офицерский проход.

Не мог же я подвести усача!

– Да? Тогда им же немедленно возвращайтесь обратно.

– Товарищ подполковник! – взмолился я. – Мне сегодня ехать в Энск.

– Вас никто не держит.

– А у Седого-боевого там жена… У капитана Григорьева, – уточнил я без особой надобности; весь госпиталь называл так веселого капитана.

Куранов пожевал губами.

– Десять минут, – наконец смилостивился он.

– Спасибо!

И заспешил вверх по лестнице.

В «ГРГН» уже почти никого из стариков не осталось. Один Седой-боевой по-прежнему сыпал шуточками-прибауточками из своего гипсового дота. Дела у него пошли на улучшение, ему уже разрешалось полусидеть при помощи специально сконструированного приспособления из гладко оструганных досок.

Ох и обрадовался же Седой-боевой, когда узнал, зачем я пришел к нему, даже подрастерялся слегка. Начал письмо жене диктовать – бросил; вчера только отправил, о чем больше писать, новостей за день не накопилось.

– Что ж ты не предупредил? – стал сокрушаться он. – Гостинец бы сыночку собрал. А сейчас где сестру-хозяйку искать?

Объявили общий сбор по палате, хоть и Седой-боевой ругался, протестуя. У кого сахар нашелся, у кого пачка печенья, у кого леденцы, у кого даже карандаши цветные. А поступивший на днях со Второго Украинского фронта капитан-кавалерист, раненный в плечо, пожертвовал для общего дела вместительную женскую сумку, личный свой трофей, отобранный у плененной фашистской штабной красотки.

– Хлопцы! – подозрительно тихо тянул Седой-боевой на своей койке. – Хлопцы!…

Вошел Куранов, посмотрел на меня недовольно.

– Я сказал – десять минут.

– Иду уже, товарищ подполковник. Вот только адрес записать.

Он стоял у двери, пока не выжил меня из палаты, а в коридоре пошел следом, словно решил лично выпроводить из здания. Я, насколько мог, убыстрил шаг – нужен мне очень этот почетный эскорт!

– Обождите, – остановил Куранов.

Приблизился, сказал тихо:

– Если узнаете неприятные новости, не передавайте ему. Он едва сдвинулся с мертвой точки. Достаточно легкого психического толчка…

– Но ведь он почти сидит уже! И настроение прекрасное!

– Капитан Григорьев из тех, которые считают, что нечего портить людям настроение своими бедами. У каждого их и так предостаточно… Счастливого пути!

И двинулся от меня, прямой, напряженный, сухой, проверяя на ходу пальцем, нет ли пыли на идеально чистых, белоснежных стенах.

Часовой внизу укоризненно покачал головой:

– Эх, сынок! Говорил ведь – не попадайся!

– Влетело?

– Наряд вне очереди.

– Но я же сказал ему – через офицерский проход.

Усач хмыкнул:

– Тоже мне! Тот проход еще неделю назад зарыли, бестолковщина!

И сердито подтолкнул меня в спину, прикрывая ржаво заскрипевшую створку ворот.