Текст книги "Загадочный материк"
Автор книги: Лев Хват
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 22 страниц)
К двум полюсам
Летом 1909 года Эрнст Шеклтон триумфатором вернулся в Англию. Многотысячные толпы лондонцев, наэлектризованных прессой, встречали его, как национального героя. Газетные корреспонденты и фотографы следовали по пятам полярника. Его доклады о тайнах шестой части Света и походе к Южному полюсу привлекали обширную аудиторию; отличные диапозитивы и фильмы, показывающие уголок неведомого мира, жизнь пингвинов и тюленей, покорили публику.
Научные организации крупнейших стран избрали Шеклтона своим действительным или почетным членом, наградили его высшими отличиями; двадцать золотых медалей явились признанием заслуг исследователя. Он совершил турнэ по европейским столицам: Париж, Берлин, Вена, Будапешт, Рим, Копенгаген, Стокгольм. С радушным гостеприимством принял английского полярника Петербург, куда его пригласило Русское географическое общество.
Закончив европейское турнэ, Шеклтон отправился за океан – в Соединенные Штаты и Канаду.
Американское общество в то время находилось под свежим впечатлением замечательного путешествия Роберта Пири. Двадцать три года отдал он достижению Северного полюса. Накапливая опыт и совершенствуя снаряжение, Пири с каждой новой попыткой уходил всё дальше от побережья Гренландии. Наконец, 6 апреля 1909 года отряд из шести человек – самого Пири, врача-негра Мэтью Хенсона и четырех эскимосов – с помощью сорока собак добрался по дрейфующим льдам в центр Арктики. На полюсе Пири пробыл лишь тридцать часов, и научные результаты его похода были весьма скромны. Но он установил, что Центральная Арктика занята океаном и развеял миф о существовании земли вокруг Северного полюса.
Теперь в Соединенные Штаты прибыл англичанин, совершивший поход по ледникам и горам загадочного материка к противоположной точке земного шара – в центр Антарктиды. Хотя ему не удалось достигнуть цели и Южный полюс всё ещё ждет своего победителя, нельзя не поражаться удивительному мужеству и упорству этого человека. Американские газеты публиковали обширные интервью с исследователем, помещали портреты Пири и Шеклтона, маршрутные карты двух полярных походов.
На страницах печати снова появилось имя Руала Амундсена, первооткрывателя Северо-западного прохода. Норвежский полярник с шестью спутниками отправился в 1903 году на небольшом промысловом судне «Йоа» к западу от берегов Гренландии через ледовые моря. Двигаясь вдоль северного побережья американского материка, «Йоа» после трех вынужденных зимовок достигло Аляски и вошло в Тихий океан. Теперь выдающийся путешественник готовил новую экспедицию – на судне «Фрам» («Вперед»), прославленном арктическим дрейфом Фритьофа Нансена в 90-х годах прошлого столетия. Амундсен намеревался войти во льды севернее Берингова пролива и вместе с ними дрейфовать через Центральную Арктику. «Фрам» стоял во фьорде норвежской столицы Христиании (ныне Осло), принимая снаряжение, продовольственные запасы, оборудование и десятки гренландских собак; упряжки могли понадобиться для достижения Северного полюса, если бы дрейф понес судно на значительном расстоянии от цели, как сложилось у Нансена.
Но и эта экспедиция оказалась не последней в цепи полярных путешествий 1909–1910 годов. Весь мир облетела весть: из Англии к Южному полюсу снова отправляется большая группа исследователей. Во главе ее стоит Роберт Скотт. Семь лет назад он отважился проникнуть в глубь ледяной пустыни и проложил первые сотни километров огромного и страшного пути к сердцу Антарктиды. Правда, все эти годы о нём почти ничего не было слышно, но сейчас исследователь полон решимости обогатить науку новыми открытиями и довершить то, что не удалось Эрнсту Шеклтону: пройти к той южной точке, где сходятся все меридианы земного шара.
Итак, почти одновременно две экспедиции: норвежская – на север, английская – на юг. Их руководители Руал Амундсен и Роберт Скотт – признанные всем миром исследователи. Их подвиги вошли в историю борьбы человека со стихийными силами, служат примером непреклонной воли, упорства, мужества.
Оба знаменитых путешественника, преисполненные взаимным уважением и доброжелательством, с интересом следят за планами друг друга: какие цели ставит коллега, какие новые средства и методы собирается он применить? Не умаляя себя, Амундсен считает Скотта более опытным полярным исследователем. В свою очередь англичанин восхищен необыкновенной энергией, предусмотрительностью, железной волей норвежца, хотя и сам обладает этими достоинствами.
Многое отличает английскую и норвежскую экспедиции: и объем исследований, и характер снаряжения, и, наконец, избранные ими районы деятельности – Скотт и Амундсен отправляются в противоположные области земного шара. А объединяет их благородная цель – познание, неведомого. Не может быть и речи о каком-либо соперничестве. Честолюбие, личная слава? Разумеется, оба полярника стремятся к ней, но ведь если удастся осуществить задуманное, славы с избытком хватит на всех участников экспедиций!.. Оба они в расцвете жизненных сил: англичанину 42 года, норвежцу 38 лет. Остается только пожелать друг другу наилучших успехов и заслуженной победы…
На первом плане – интересы науки
Утверждают, будто полярные страны таят непобедимое очарование: человека, побывавшего там, снова тянет в суровые края. Для Роберта Скотта изучение Антарктиды стало жизненной целью. Около шести лет прошло со времени возвращения «Дисковери», и все эти годы он разрабатывал план новой экспедиции. Скотт тщательно анализировал причины поражений полярных исследователей, не забывая и слабые места своего первого похода. Он трезво оценивал достоинства и недостатки различных транспортных средств, снаряжения, всевозможных видов продовольствия. До мельчайших деталей изучал маршрут Шеклтона: что не позволило ему пройти последние 179 километров, когда тягчайшие подъемы на Великое плоскогорье были уже позади? Что надо предусмотреть для полного успеха?
Долго пришлось Скотту ждать, пока выношенные годами замыслы начали претворяться в жизнь. Всем, что у него было, пожертвовал исследователь ради высокой цели. Когда для снаряжения экспедиции понадобились дополнительные средства, он, не колеблясь, отдал свое состояние. Нет, не с легким сердцем он оставил самых дорогих, близких – молодую жену и своего маленького сына…
1 июня 1910 года экспедиция рассталась с Англией. Судно «Терра Нова» («Новая Земля») шло к Новой Зеландии, чтобы затем двинуться на юг, к острову Росса. Два года провел там Скотт на «Дисковери», оттуда пытался он проникнуть в центр Антарктиды…
С ним шесть офицеров, двенадцать ученых, четырнадцать человек обслуживающего персонала; это береговая партия. Судовую партию, состоящую из тридцати человек, возглавляет командир «Терра Нова» Гарри Пеннел. Старый друг и соратник по первой экспедиции Эдвард Уилсон, доктор биологии, стоит во главе группы ученых, от которых зависит успех исследований. Конечно, можно быть знатоком человеческих характеров и ошибиться, но Скотт уверен, что он не просчитался, подбирая участников экспедиции, особенно зимовщиков. Кто-то из них пойдет вместе с ним на полюс…
Наилучшее научное оборудование, снаряжение и обмундирование, запасы продовольствия, топлива, строительных материалов – всё, что может предусмотреть человек, есть у экспедиции. Основной транспорт дожидается в Новой Зеландии: пятнадцать низкорослых, но выносливых лошадок доставил из Северного Китая русский конюх Антон Омельченко; другой русский – каюр Дмитрий Геров – привез более тридцати сибирских собак. Автомобиль Шеклтона оказался совершенно непригодным в снегах. Скотт взял двое моторных саней на гусеничном ходу; быть может, эта техническая новинка и окажется полезной, но главное – маньчжурские лошадки: они потащат сани с грузом. Скотт надеялся, что эти пони пройдут лучше, чем у Шеклтона. На собачьи упряжки он рассчитывал мало.
Взяв в Новой Зеландии пони и ездовых собак, Скотт двинулся к острову Росса, где тридцати трем участникам экспедиции предстояло зимовать.
На третьи сутки, вечером, налетел шторм и к полуночи забушевал во всю мощь. Гигантские волны вздымали судно на белесых хребтах, яростно швыряли в бездну, перехлестывали через палубу. Люди часами не отходили от животных, помогая им удержаться на ногах. Одну собаку сорвало с привязи и унесло, две лошади околели. Смыло десять тонн угля, триста литров керосина, ящик спирта для научных препаратов.
Когда океан утих, гидрологи занялись глубоководными исследованиями. Не теряли времени и биологи: за Полярным кругом появились среди льдов исполинские синие киты, хищные косатки подстерегали тюленей-крабоедов, изредка высовывалось длинное и гибкое туловище морского леопарда. Над судном парили буревестники. На льдину выбросило красивую серебристую рыбу, и Скотт приказал остановиться, чтобы подобрать её. Невод приносил биологам много интересного для познания жизни подводного царства Антарктики.
Микроскопические водоросли служат пищей для мириад маленьких креветок, за счет которых живут некоторые виды тюленей, пингвины и множество рыб. Между ними идет постоянная борьба. Вот пингвин схватил трепещущую рыбку, но не успел он насладиться своей добычей, как сам стал жертвой морского леопарда. А у этого сильного и крупного животного тоже есть грозные враги – косатки; их опасается даже синий кит.
Как только судно останавливалось, Эдвард Уилсон спускался на лёд и, словно волшебник, приманивал пингвинов Адели. Доктор ложился ничком и начинал… петь. Комичные «нелеты» вприпрыжку сбегались на его голос. В часы вынужденных стоянок с кормы доносилось хоровое пение:
У неё колокольчики на пальцах рук,
Кольца у неё на пальцах ног,
И едет она на слоне…
Целые толпы восхищенных пингвинов внимали дружному хору.
– Вот благодарная публика! – заметил Лоуренс Отс, капитан драгунского полка.
– Послушай, Фермер, а можно обучить их аплодировать? – улыбнулся лейтенант Генри Боуэрс.
– Не выйдет, Пташка: ручки коротенькие…
Крепко сдружились будущие зимовщики за долгие месяцы плавания; многие получили от приятелей прозвища. Неунывающего, подвижного, постоянного запевалу Боуэрса назвали «Пташкой». Лоуренс Отс, рослый, отлично сложенный, получил три новых имени: «Титус», «Солдат» и «Фермер». Общего любимца, веселого умницу доктора Эдварда Уилсона величали «Дядя Билл» и «Дядюшка»…
Скотта радовали проявления дружбы. Что может быть хуже, если в экспедиции возникают ссоры, вражда! Нет, он не ошибся в выборе спутников – каждое новое испытание, выпавшее экспедиции, убеждает его в этом. Все захвачены работой, увлечены делом до самозабвения… Вряд ли Скотт хвалил их в глаза, но, оставаясь наедине со своим дневником, он не скрывал восхищения: «Все вместе взятые представляют удивительный подбор… Каждый силится помочь всем остальным, и никто до сих пор не слыхал ни одного сердитого слова, ни одной жалобы… Отрадная возможность писать с такой высокой похвалой о своих товарищах».
Начальник экспедиции воздавал по заслугам не только своим соотечественникам, но и трудолюбивым, старательным русским, на которых легли заботы о транспорте. «Я убедился, что нашим русским молодцам подобает не меньше похвал, чем моим англичанам», – отметил Роберт Скотт в дневнике. «Наш вечно бдительный Антон… Ну, не молодчина ли этот Антон!.. Славный малый…» – писал он в разные дни о конюхе Омельченко. «Славный и очень сметливый малый», – отзывался начальник экспедиции о каюре Дмитрии Герове. «Антон и Дмитрий всегда готовы притти на помощь, они оба прекрасные малые…»
Страницы дневника отражали не только события в жизни экспедиции, но и надежды, сомнения, радости, сокровенные мысли Скотта. «Слишком было бы злой насмешкой со стороны судьбы дозволить такому сочетанию знаний, опытности и энтузиазма пропасть даром, ничего не свершив».
В конце декабря «Терра Нова» вышла из паковых льдов. Накануне нового, 1911 года показались берега Антарктиды. В чистом прозрачном воздухе четко выделялась гора Сабин, хотя до нее было больше 200 километров. 4 января судно подошло к юго-западному берегу острова Росса. На мысе, названном именем Эванса, старшего офицера «Терра Нова», выгрузили имущество и построили дом. База оказалась почти на 25 километров севернее места зимовки «Дисковери».
Для перевозки грузов по льду Скотт использовал, кроме лошадей и собак, моторные сани. Одни из них благополучно прошли, но под другими лед треснул, и сани рухнули в полынью. Хотя на моторы мало надеялись, потеря была огорчительна. Беспокоило и поведение лошадей: некоторые оказались нервными, норовистыми, непослушными. Уцелеют ли эти животные за восемь-девять месяцев, оставшихся до похода на полюс?
В середине января Скотт и Сесил Мирз, тренировавший собак, отправились с упряжкой на крайнюю южную оконечность острова – мыс Армитидж. Приятно посетить знакомые места, заночевать в доме, добротно построенном восемь лет назад экспедицией «Дисковери»! Этим убежищем воспользовался отряд Шеклтона; вернувшись в Англию, они рассказали, что дверь была выломана ветром, тамбур занесло, и им пришлось забраться внутрь через окно.
– Вот так штука! – воскликнул Мирз, когда они приблизились к дому. – Внутри всё забито смерзшимся снегом, его из пушки не прошибешь! Уходя, они даже не заделали окно…
Скотт с горечью смотрел на последствия непростительной халатности шеклтонского отряда.
– Мне так хотелось найти старые постройки невредимыми, – сказал он. – Очень грустно, что всё, сделанное для удобства, уничтожено. Самая элементарная культурность требует, чтобы люди, посещающие такие места, берегли плоды человеческого труда для будущих путешественников. Меня страшно угнетает, что наши предшественники пренебрегли этим простым долгом.
Проведя ночь под открытым небом, Скотт и Мирз вернулись на мыс Эванса. Их новый дом показался Скотту самым комфортабельным помещением, какого только можно желать.
– Кто же это постарался в наше отсутствие создать уют? – спросил он.
– Все понемногу, – засмеялся Боуэрс. – В нашем убежище царит мир, спокойствие, комфорт…
Внезапный удар
Скотт определил состав западной и восточной партий. Отряд геолога Тейлора займется обследованием горного хребта и ледников Земли Виктории. Вторая партия, под начальством лейтенанта Виктора Кэмпбелла, пойдет на борту «Терра Нова» к восточному побережью моря Росса, чтобы высадиться на полуострове Эдуарда VII.
Сам начальник экспедиции во главе партии из двенадцати человек двинулся на юг для закладки продовольственного склада за 79-й параллелью. Хотя собачьи упряжки неплохо тянули сани с грузом более 200 килограммов, у Скотта не лежало к ним сердце: они драчливы, непослушны, из спокойных животных внезапно превращаются в бешеных, рвущих, грызущихся чертей.
Вероятно, неудачный опыт применения упряжек в первой экспедиции отвратил Скотта от этого вида транспорта, признанного всеми арктическими путешественниками. Или ему, как и Шеклтоиу, была невыносима даже мысль о том, чтобы питаться в походе собачиной?..
– Что выскажете о наших упряжках, капитан? – спросил Мирз в пути. – Понадобятся они для большого дела?
– Очень сомневаюсь, Сесил, что они окажутся полезными, зато лошади наверняка будут важным подспорьем, – сказал Скотт. – Смотрите, как они бодро, даже весело ступают гуськом – одна по следам другой.
– Однако на снегу, где человеческая нога едва оставляет след, лошади проваливаются по колено, а то и глубже…
– Знаю, Мирз, вашу склонность к упряжкам! Немало груда вы положили, тренируя их… Посмотрим, как поведут себя собаки дальше. Сейчас я воздержусь от окончательного суждения.
Но, видимо, начальник экспедиции уже сделал выбор; недаром он отмечал в дневнике неудачи упряжек и успехи лошадок, а иногда – старательную работу тех и других. В записях Скотта отразилась ещё одна черта его характера: гуманное отношение к животным; этот мужественный, не склонный к сентиментальности человек страдал, видя, как лошади или собаки надрываются от усилий. Немало переживали за своих подопечных Антон Омельченко и Дмитрий Геров.
Скотт решил испробовать специальные лошадиные лыжи. Для эксперимента выбрали самую унылую лошадку, вполне оправдывавшую свою кличку «Скучный Уилли». Результат получился замечательный: Уилли преобразился, повеселел и стал легко расхаживать там, где прежде беспомощно барахтался в снегу. Даже заведомые консерваторы, высмеивавшие лошадиные лыжи, уверовали в это средство. Собачьи упряжки потеряли ещё один шанс.
Более тонны продовольствия, топлива, запасного снаряжения, фуража оставил отряд под широтой 79°29 . Чтобы сложить гурий, камней, конечно, не нашлось; двухметровый опознавательный знак соорудили из снежных кирпичей и ящиков. Это место назвали Лагерем одной тонны…
Налегке отряд быстро возвращался к зимовке. Уже недалеко было до острова Росса. В очередной этап двинулись около 10 часов вечера. Дорога плохо различалась в сумерках. Две упряжки бежали рядом. Впереди показалась неясная ледяная гряда. Внезапно средние собаки упряжки Скотта скрылись из глаз, и в ту же секунду исчезли пара за парой все остальные собаки… Трещина! Только Осман, сильнейший вожак, сумел удержаться у самого обрыва смерзшегося снега. Сани застряли на остатках провалившегося «моста». Повисшие между ними и Османом животные жалобно выли. Две собаки, выскочив из сбруи, упали на следующий мост и едва виднелись в глубине.
Первым делом надо было освободить Османа от стянувшей его шею веревки. Несчастный пес задыхался и хрипел. Начальник экспедиции сорвал ремни со спального мешка, оттянул ими веревку и разрезал хомутик вожака. Спасен! «Альпийскую веревку!» – крикнул Скотт. Сани поставили поперек трещины. Мирз немного спустился и прикрепил конец веревки к постромкам. Собак пару за парой вытащили наверх. Оставались последние две – на нижнем мосту, метрах в двадцати от поверхности. Хватит ли длины веревки?.. Да, с избытком! Сделав на ней петлю, Скотт спустился в трещину… «Ну, не скулите, будете живы!..» Людям казалось, что спасательная операция заняла какой-нибудь десяток минут, а она продолжалась почти полтора часа.
Наутро отряд подошел к Безопасному лагерю – близ зимовки. Тяжелая ноша легла в этот день на сердце Роберта Скотта.
– Есть новости, не очень приятные, – глухо проговорил доктор Аткинсон, встретивший отряд. – «Терра Нова» вернулась две недели назад. Лейтенанту Кэмпбеллу не удалось высадиться на Земле Эдуарда… У них была встреча… Впрочем, вот вам от Кэмпбелла…
– Какая встреча? – удивился начальник экспедиции, развертывая письмо лейтенанта.
Ровные строчки неожиданного послания запрыгали перед глазами Скотта. Всю свою волю напрягал он, чтобы достойно перенести внезапный удар и внешне оставаться спокойным…
Руал Амундсен в бухте Китовой, на окраине Ледяного барьера! Руал Амундсен – герой Северо-западного прохода! Неутомимый исследователь, у которого опыт полярных путешествий не уступает личному мужеству, а энергия и целеустремленность смогут противостоять всем козням антарктической природы… Но почему он очутился здесь, когда совсем ещё недавно пресса была полна сообщениями о предстоящем дрейфе Амундсена через Северный полюс? Почему он направился сюда?..
Его план итти с упряжками великолепен! У него девяносто семь собак – по крайней мере втрое больше… Кто бы подумал, что можно благополучно доставить к Барьеру столько собак!.. И норвежцы на целый градус южнее – на сто с лишним километров ближе к полюсу! А, главное, с упряжками можно выступить в путь раньше, чем с лошадьми… Да, план Амундсена серьезная угроза!
Вот так судьба преподносит горькие сюрпризы… Он, Роберт Скотт, готовился к борьбе со стихиями, а его вынуждают к соперничеству с неожиданным претендентом на славу завоевания Южного полюса. Как претят ему эти гонки, этот антарктический гандикап… Будь здесь ретивый газетчик, он угостил бы публику хлестким анонсом: «Амундсен получает шестьдесят миль фора!..»
Лицо Скотта приняло усталое выражение. Доктор Уилсон взял его за локоть.
– Идем в палатку, Роберт, чай согрет.
– Какая невероятная случайность! Ведь не зайди «Терра Нова» в Китовую бухту, мы пребывали бы в полном неведении…
– Возможно, так было бы даже лучше, – с сомнением проговорил Уилсон.
– Ясно одно: пуститься с ним вперегонки расстроило бы все наши планы. Ведь не за этим мы пришли сюда!
– У меня и мысли не было, что появление норвежцев может повредить исследованиям.
– Боюсь только, что экспедиция наша много потеряет в глазах публики, – к этому надо приготовиться, Эдвард!.. Хотя в конечном счете важно то, что будет сделано, а не людская хвала…
Вечером Скотт записал: «22 февраля… Всего разумнее и корректнее будет и далее поступать так, как намечено мною, – будто и не было вовсе этого сообщения; итти своим путем и трудиться по мере, сил, не выказывая ни страха, ни смущения…»
О многих замечательных открытиях, трогательных эпизодах и драматических событиях последующих тринадцати месяцев поведал капитан Скотт на страницах своего дневника. Но лишь один раз за всё это время упомянул он о своём сопернике, да и то мимоходом, – 4 декабря, в лагере «Бездна уныния»… А потом опять словно позабыл о нём – вплоть до рокового дня 16 января, когда судьба нанесла Скотту новый удар, непоправимый и сокрушительный.