Текст книги "Ыых покидает пещеру"
Автор книги: Лев Белов
Жанр:
Детские приключения
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 14 страниц)
Глава двадцать четвертая.
в которой выясняется, что галка сверчкова была идеальной девочкой
Никогда в жизни Вовке не приходило в голову, что из-за какой-то девчонки он будет переживать так, словно без нее нельзя шагу шагнуть! И все-таки это случилось. Он, который, будучи еще в лагере, не мог без гримасы презрения глядеть на этих противных девчонок, теперь сидел на траве и плакал так горько, что если б его слезы попали в огромный лагерный котел, пищу можно было бы уже не солить.
Целые сутки миновали с того знаменательного дня, когда своим удачным броском Тутарев заткнул глотку пещерному медведю и тем самым поставил себя на одну доску с самим Ыыхом.
В другое время мальчик, конечно, уже не раз перебрал бы в памяти события минувшего дня.
Он вспомнил бы, как Ыых вырезал у животного большое, величиной с Вовкину голову, сердце и почтительно преподнес мальчику этот кровавый трофей вместе со страшной звериной головой.
Он вспомнил бы и о том, как равнодушно отнесся Ыых к Галкиному исчезновению.
Судя по некоторым словам и жестам Вожака, на это не следовало даже обращать внимания. Возможно, она где-нибудь спит (Ыых закрыл глаза и засопел), а, может, набрела на пищу и ест (он зачавкал). Однако Вовку эти объяснения не удовлетворили, хотя Ыых и причмокивал сладко-сладко, показывая, как хорошо сейчас девочке.
И Тутарев, несмотря на явное недовольство Ыыха, стал громко звать Галку, бегая от дерева к дереву и раздвигая колючий кустарник. Но все его призывы откликнуться были тщетными.
Удрученный исчезновением Галки, Тутарев возвращался с неандертальцами в пещеру, опустив голову и глотая слезы. Он видел все, что ему попадалось на пути, словно через потные очки, и события воспринимал как калейдоскоп сновидений.
Так, он почти не удивился, когда понял, что дикаря, убитого медведем, никто не собирается нести на стоянку. Не был удивлен Тутарев и тогда, когда на его вопрос о причине столь бессердечного отношения к погибшему Ыых зло поморщился и отвернулся. Почему? Если бы погибший проявил трусость, тогда другое дело. А то ведь он единственный из всех кинулся к чудовищу. Странно.
Но все эти мысли пронеслись в голове, как в тумане. Вовка снова, уже в которой раз, подумал, что теперь, когда Галка погибла (тут мальчик судорожно вздохнул и на всякий случай сплюнул три раза в сторону), он остался один-одинёшенек среди неандертальцев без какой-либо надежды когда-нибудь возвратиться домой.
Да и зачем теперь возвращаться?
Что он скажет родителям Галки, если они спросят, куда девалась девочка? Что ответит на вопросы начальника лагеря?
И почему он, Вовка, строго-настрого не приказал ей сидеть в пещере, пока мужчины выслеживали зверя, оставившего загадочные следы? Неизвестное чудовище так и не обнаружили, а появление пещерного медведя принесло столько горя – убит один охотник и бесследно исчезла Галка.
…Вовка сидел на траве недалеко от входа в пещеру и горько плакал. Он не хотел думать ни о чем и ни о ком, кроме Галки. И ничто – буквально ничто – не могло его вывести из этого скорбного оцепенения. Если даже специально придираться, Галка Сверчкова – самая идеальная девочка из всех, кого когда-либо встречали на земле. Где же она, где?
Тутарев огляделся, бессмысленно моргая мокрыми глазами. Невдалеке сидели на шкуре Ыых и Уау. В десяти шагах старая женщина очищала каменным ножом шкуру гигантского пещерного медведя, только вчера вселявшего ужас во всех мужчин племени Каа муу. Позади Вовки несколько неандертальцев мастерили каменные наконечники для копий. Слышался треск, скрежет кусков кремня, которыми орудовали охотники. Один из них сосредоточенно сопел, держа в руках, словно напильник, острый каменный нож и обрабатывая им длинную – видимо, от медвежьей ноги – кость, зажатую между колен.
Возле охотников копошились дети – все те же трое голых ребятишек. Время от времени неандертальцы от– гоняли их от себя, прикрикивая или угощая легкими тумаками. Однако те почти не обращали внимания на подзатыльники и снова усаживались вблизи, стараясь подбирать осколки кремня и копировать движения взрослых.
Поймав себя на мысли, что он перестал думать о Галке, Вовка опять болезненно поморщился и тяжело вздохнул.
Тут к его ногам подкатился камешек, и мальчик отвлекся, разглядывая его. Скорее всего, камешек бросил один из малышей, игравших возле охотников. Но вот упал второй камешек, причем, как заметил Вовка, никто из детей даже не взмахнул в этот момент рукой. Тута-рев оглянулся. Поблизости не было никого, кроме тех же Ыыха, Уау, пожилой женщины и охотников. На лице Вовки отразилось крайнее недоумение. Он уже решил, что все это ему померещилось, как вдруг почувствовал легкую боль. Нагнувшись, он увидел у левой ступни небольшой зеленоватый камешек. Вовка ахнул: это была галька, искусно завернутая в тряпочку. Быстро развернув тряпочку, Тутарев внимательно ее рассмотрел. На ней виднелись буквы, нанесенные красной краской!
После мучительных попыток Вовка разобрал следующее:
И хотя Тутарев ничего не понял из странного послания, в одном он уже не сомневался: записку написала Галка. А раз так, значит, идеальная девочка цела и даже, может быть, невредима! Оставалось расшифровать текст. Но эта задача уже не казалась такой сложной.
Глава двадцать пятая,
повествующая о съеденной записке и, как ни странно, о лорде Гленарване, леди Элен, майоре Мак-Наббсе и шкипере Джоне Манглсе
Мальчик принялся домысливать содержание записки, подставляя к имеющимся буквам другие и следя за тем, что получается из новых сочетаний. Довольно быстро он сообразил, что к буквам «чером» достаточно приставить слог ве, как они превратятся в слово вечером. Не стоило большого труда догадаться, что «Св… ваГ» – это всего-навсего подпись Сверчковой Галины. Слово «есть» пока что было непонятно – не то оно означало глагол «имеется», не то здесь проскальзывал намек на еду, не то угадывалось окончание какого-то другого слова. Но что' означает, скажем, «ди» или «зах»? А «жд», «ст», «де» и «мя»?
Вовка чувствовал– себя в гораздо более трудном положении, чем лорд Эдуард Гленарван, которому в свое время пришлось ломать голову над разгадкой смысла записки капитана Гранта. Лорду Гленарвану все-таки помогали родственники – его жена леди Элен, двоюродный брат майор Мак-Наббс– и капитан Джон Мангле. Что же касается Вовки Тутарева, то он был совершенно одинок и поэтому совмещал в себе и мудрого лорда Гленарвана, и добрую леди Гленарван, и храброго майора Мак-Наббса, и опытнейшего шкипера Джона Манглса, вместе взятых. Если уж на то пошло, то Вовка был заодно и несчастным капитаном Гарри Грантом. Разница заключалась лишь в том, что капитан Грант потерпел кораблекрушение у берегов дикой Патагонии, а пионер Тутарев провалился в горную котловину и попал к диким неандертальцам. А это далеко не лучший вариант.
Вовка, как это случалось с ним в минуты, когда он бился над трудной задачкой, засопел и стал моргать глазами. Странное дело! – ему почудилось, что рядом с ним кто-то тоже сопит, да еще погромче, чем он.
Вероятно, все дети, вне зависимости от их цвета кожи, происхождения, наклонностей и привычек, обладают одним общим свойством – всегда появляться там, где им кажется интереснее, и именно в тот момент, когда их присутствие меньше всего необходимо.
Пока Вовка сидел на траве и с апатичным выражением лица наблюдал за всем, что происходило вокруг, юные дикари как ни в чем не бывало возились около взрослых, занятых изготовлением оружия, и мешали им как только могли. Но стоило Тутареву, обрадованному каменно-тряпичным посланием Галки, уединиться, чтоб сделать попытку прочесть ее записку, как он обнаружил, что этой расшифровкой увлечены и те, кому она адресована не была.
Обернувшись, Вовка увидел за своей спиной три пары глаз, выражавших крайнее любопытство. Это были, конечно, они, вездесущие и во все нос сующие мальчишки. И хотя эта тройка не имела ровно никакого отношения к прогрессу и цивилизации, Тутареву на какую-то секунду показалось забавным, что именно они, малолетние неандертальцы, возможно, смогут помочь ему разгадать текст полученной от Галки записки.
Вовка улыбнулся и протянул одному из малышей лоскут, на котором Сверчкова излагала свою просьбу или делилась новостями. Малыш взял тряпочку, понюхал ее… и, к ужасу Вовки, поднес ко рту. Но в этот момент другой мальчишка, злобно сверкнув глазами, мгновенно выхватил тряпочку и не мешкая затолкал в свой рот! Тутарев не успел даже вскрикнуть. Неандертальский лакомка проглотил Галкино послание, скорчив при этом такую мину, будто только что отведал пирожного.
Легко представить, как почувствовал себя Вовка, поняв, что теперь, даже предприняв наиболее решительные меры, он уже все равно не сможет окончательно расшифровать текст Галкиного послания!
Надо полагать, что читатели, отбросив любые условности, простят нашего героя за его невольный, но явно антипедагогический жест. Убедившись в том, что записка пропала навсегда, Вовка дал такого пинка мохнатому обжоре, что тот катился по траве до тех пор, пока Тутареву не показалось, будто это не человеческое тело, а крутящийся волчок.
После этой сцены интерес юных неандертальцев к Вовке быстро иссяк. Они, пугливо оглядываясь, побежали за своим однокашником, который все еще продолжал катиться, подпрыгивая на рытвинах и кочках и превращаясь в уже почти невидимую точку.
Оставшись один, Вовка собрал в кулак свою волю и глубоко задумался. Где и как можно встретиться с Галкой, которая, видно, имела очень серьезные причины не показываться на глаза неандертальцам? Главное – конспирация. С этим понятием он давно был знаком по книжкам о хитроумных шпионах. Тутарев решил взять за основу проглоченной записки слово «вечером». Ясно, как дважды два, что Галка хочет встретиться только вечером. И поэтому ничего не остается делать, как дожидаться захода солнца, чтоб, воспользовавшись мраком, незаметно скрыться. А там уж Галка разыщет его сама. Теперь надо подумать, как снабдить ее пищей.
Когда солнце покатилось к вечно притягивающему его горизонту, люди племени Каа муу собрались вокруг костра, над которым, жирно поблескивая, висел огромный кусок медвежатины.
Ыых подозвал Вовку жестом руки и усадил рядом с собою и Уау. Он явно набивался в друзья к могущественному истребителю пещерных медведей. Уау глядел на мальчика по-собачьи туманными глазами, давая этим понять, что весьма и весьма расположен к Вовке. Что касается Тутарева, то он не обращал на знаки внимания почти никакого внимания, ибо его отвлекло более интересное зрелище. К костру, пугливо вздрагивая, ползли трое малышей. Какой из них проглотил тряпичную записку, Вовка теперь уже не мог определить. Но было ясно, что каждый боится. Все же запах пищи оказался сильнее страха, и неандерталята, превозмогая ужас, вернулись на стоянку.
Стемнело. Неандертальцы, облизываясь и сопя, потянулись в пещеру.
Вовка, который старался поменьше съесть и побольше припрятать для Галки, незаметно извлек из-под камня, на котором сидел, два куска жареного мяса и завернул их в заранее приготовленные широкие и толстые листья. Ловко затолкав добычу в карманы, он сделал вид, что направляется к пещере, но затем стремительно нырнул в сторону.
Сердце колотилось так, будто спешило вдвое перевыполнить суточную норму перегонки крови, но Вовка не обращал на это внимания. Он бежал прочь от пещеры, спотыкаясь и прихрамывая, ибо на одном из поворотов больно ушиб ступню.
Оставив стоянку далеко за собой, он остановился и перевел дыхание. Насколько хватало глаз, виднелись фантастически капризные, каждую секунду меняющиеся силуэты скал, освещенных боязливой луной, которая то и дело пряталась за строгие степенно плывущие облака. Пейзаж несколько разнообразили кустарники, рассеянные там и тут, и низкие деревья с раскоряченными ветвями. Вовка прислушался. Ни звука! Не иначе как природа, уставшая от дневного шума, решила сыграть с ним в молчанку.
Вдруг мальчик вздрогнул: где-то совсем недалеко пыхтело какое-то неведомое существо. Мальчик не успел как следует разобраться в происхождении этих странных звуков, поскольку вслед за тем ощутил удар по ноге. Он поднял камешек, причинивший боль, и дрожащим голосом прошептал:
– Кто это?
Ответа не последовало. – Галка, ты?
Она подошла почти неслышным шагом сзади и положила руку ему на плечо. Да, это была Сверчкова!
– Откуда ты появилась? – воскликнул Тутарев.
Галка как-то странно посмотрела на него и ничего не сказала.
– Ты что, не слышишь? Сверчкова продолжала молчать.
– Да что с тобой?! – удивился Вовка, – Объясни! На Галкиных глазах сверкнули при лунном свете слезы.
Не говоря ни слова, она взяла Вовку за руку и потащила за собой. Они прошли метров пятьдесят вдоль скалы по той самой тропе, которая, как теперь понял мальчик, вела к гроту, где нашел свое последнее пристанище Бжийя.
Поймав на себе вопросительный взгляд Вовки, девочка остановилась, присела на корточки и принялась шарить рукой по земле. Вскоре она отыскала острую гальку, очистила от камешков маленькую площадку и стала писать на песке, пользуясь галькой, как мелом.
«Я не могу говорить», – прочитал Тутарев при ярком лунном свете Вовка взял у Галки гальку и начертал:
«Что случилось?»
«Отнялся язык», – стерев написанное Вовкой, ответила. Сверчкова. «Шутишь?» «Честно!»
Далее объяснения на песке приняли такой характер: «Отчего?»
«Испугалась мамонта». «Это не мамонт». «Не ври».
«Пионерское слово».
«А кто?»
«Медведь»
«Какой медведь?»
«Обыкновенный, пещерный.»
«Да тот в десять раз больше!»
«Показалось с перепугу.»
«А ты не испугался?»
«Я его убил.»
«Ха-ха! И хи-хи!»
После трехминутного перерыва, во время которого ребята сидели повернувшись друг к другу спиной, Галка снова взяла в руку острый камешек, и песочная беседа возобновилась.
«Ты принес поесть?»
«Конечно», – написал Вовка и извлек из кармана два куска жареной медвежатины.
Сверчкова развернула листья и моментально съела один кусок. Вытерев губы рукавом, она аккуратно завернула оставшийся кусок и протянула Вовке.
– Спасибо, я недавно ел, – сказал он, возвращая мясо обратно.
«Это не для тебя», – написала девочка.
– Ты боишься сразу много есть после голодания? – смекнул Вовка.
«Надо оставить Кшуа», – нацарапала на песке Галка.
Вовка посмотрел на Сверчкову взглядом психиатра, у которого больной попросил разрешения съесть хотя бы полкило Эйфелевой башни, и тихо спросил:
– У тебя голова не болит? «Успокойся.»
А что такое «оставить Кшуа?» «Скоро поймешь. Идем за мною!»
– Нет, ты скажи! «Успеешь».
– Ты не притворяешься, что не умеешь говорить? «Нет. Я же дала пионерское слово».
– Покажи язык!
Галка высунула язык. Это был обыкновенный, вполне нормальный полусиреневый-полумалиновый язык. Но Вовке он показался слишком коротким, и он, изловчившись, схватил его своими не совсем чистыми пальцами за кончик и потянул к себе. Язык не поддавался.
Только теперь, впервые в жизни, Вовка понял истинное значение слов: «Из нее слова не вытянешь».
Галка долго отплевывалась и вытирала губы.
Глава двадцать шестая,
убедительно доказывающая, что убитый охотник может воскреснуть при наличии благоприятных обстоятельств
«Вот теперь, – подумал Вовка, – она в самом деле идеальная – молчит, как рыба, не пристает ни с какими вопросами, при ней можно говорить, что хочешь, а она даже не ответит…»
Вовка почувствовал, что его толкнули в бок. На него в упор смотрела Галка. Она показала пальцем вверх.
Он посмотрел на луну и снова ощутил толчок– Судя по направлению Галкиного указательного пальца, глядеть надо было не на луну. Вовка долго пялился в точку, на которую показывала Сверчкова, пока наконец не различил отверстия в скале на высоте человеческого роста.
– Что это? – спросил он волнуясь.
На какую-то сотую долю секунды его охватил страх при мысли, что это тот самый грот, где была захоронена жертва снежного барса. Но он вспомнил, что там у вхо– да был камень, а здесь его не видно, и успокоился.
Галка расчистила ру– ками несколько квадратных сантиметров на тропе и, снова вооружившись острым камешком, нацарапала:
«Крикни Кшуа».
– Не понимаю, – развел руками Вовка.
«Он, наверное, спит», – написала девочка, стерев предыщущий текст.
Кто? – спросил Тутарев.
«Кшуа».
– Это человек? Или медведь? – снова спросил Вовка.
«Дурачина! – вдруг вырвалось у Сверчковой, к ее собственному изумлению. Но Вовка удивился еще больше и даже не обратил внимания на явное оскорбление.
В это время из отверстия скалы высунулось какое-то нелепое существо. Вовка попятился, хватаясь руками за острые выступы гранита. Это было нечто, смахивавшее на голову неандертальца, только вместо глаз и носа виднелось странное сочетание пятен, а там, где должны были быть волосы, уши, щеки, свисали обрывки толстых листьев.
– Проснулся! – облегченно вздохнула Галка. – Значит, теперь ему уже лучше.
– К– к… кто э… э…? – пролепетал Тутарев. – Да я же тебе говорила! Кшуа.
– Какой Кшуа?
– Которого убил медведь. Твой, пещерный. Вовка с недоверием взглянул на высунувшееся из отверстия существо и вздрогнул.
– Как же так? – тихо проговорил мальчик– Его убили, а он живой? Воскрес, что ли?
– Я ему помогла, – скороговоркой ответила Сверчкова. – Но это длинная история. Пока подсади меня.
Ему надо сделать перевязку и дать поесть.
Вовка нагнулся. Девочка проворно влезла ему на спину, а затем встала на плечи. Кшуа подал ей мохнатую руку, и она очутилась в гроте.
Через несколько минут Вовка тоже находился в пещере. Он озирался, стараясь привыкнуть к мраку. Галка взяла у Тутарева сверток с мясом и протянула Кшуа. Тот в мгновение ока расправился чавкая с пищей и закусил мясо теми самыми листьями, в которые оно было завернуто.
И только после этого Галка начала свой рассказ, во время которого Кшуа не отрывал от девочки взора, если только органом зрения действительно служили ему бесформенные пятна, отнюдь не украшавшие это жалкое подобие человеческого лица.
– Ты п-понимаешь, – начала, слегка заикаясь, девочка, – мне показалось, что на тебя напал самый н-настоящий мамонт! Я хлестнула его по морде и… бросилась в кусты.
– Ну что. ты болтаешь, – пожал плечами Вовка. – Какой мамонт в горах? Опять ты за свое.
– Так это мне только показалось…
– Ну, ладно. Что потом?
– Через пять минут вернулась…
– Что? – скривил губы Вовка. – Ты вернулась через пять минут?
– Конечно! Как только пришла в себя, так и вернулась.
– Хорошо, – махнул рукой мальчик, – ты вернулась обратно через пять минут на следующий день. Дальше!
– Ты думаешь, это остроумно? – с обидой в голосе заметила Галка.
– Ой, ну рассказывай быстрее! – вскричал Вовка.
– Ладно. В общем, смотрю – никого нет, а на земле кровь.
– Обожди, – перебил Вовка. – Я же кричал, звал тебя, где ты была?
– Рядом.
– А почему не откликнулась?
– Язык… э-э-э… забуксовал.
– Так надо было идти на голос.
– Боялась.
– Кого, меня?
– Мамонта.
Вовка не выдержал и сплюнул, нервно теребя вихры непослушных волос, то и дело падавшие на лоб.
– Продолжай. Значит, никого не увидела.
– Конечно, никого.
– А Укушуа? То есть, Кукушуа? – Вовка кивнул на неандертальца.
– Не Укушуа, а Кшуа…
– Кшуа, Кшуа! – радостно повторил дикарь. – Аль Кшуа ай, Кшуа ии. Зуу хриа, Аль!
– Ты что-нибудь поняла?
– Он говорит, что я спасла его от смерти.
– Но ведь он действительно был убит! Ты знаешь, как его хватанул лапой этот зверюга!
– Я тоже думала, что умер. Потом гляжу… шевелится. В общем, еле-еле перевязала его этими листьями, принесла в пригоршнях воды (там недалеко родничок оказался), и он уснул. А когда проснулся, я ему говорю: дескать, пошли на стоянку. Не захотел.
– Почему?
_ Он долго мне объяснял. Еле разобралась.
– Ну?
– Видишь ли, он боится, что его убьют.
_ За что? Ведь Кшуа оказался самым храбрым из всех.
– В том-то и дело. Все разбежались, а он бросился на чудовище.
– Так за это они пятки ему должны целовать!
– Нет. Понимаешь ли, Кшуа проявил в данном случае неуместную храбрость. Раз Вожак струсил, обязан был струсить и рядовой дикарь. А то получается, что он лучше Вожака. Понимаешь?
– Ничего не понимаю.
– Недаром из троек не вылезал. Долблю, долблю – а у тебя никаких сдвигов. Ну, слушай. Кшуа подорвал своей излишней смелостью авторитет Ыыха. Ясно? И за это Ыых возненавидел Кшуа и хочет его убить. Ясно?
– Но ведь это нелепо! – поразился Вовка.
– Конечно, нелепо. Но мы не позволим. Долой зависть!
– Долой!
– Обожди-ка, – сказала Сверчкова, к чему-то прислушиваясь.