Текст книги "Ыых покидает пещеру"

Автор книги: Лев Белов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 14 страниц)

Глава тридцать третья,
в которой Кшуа готовится дорого продать свою жизнь, а Вовка тайно завидует галке

То, что теперь нечего было и надеяться на спасение, стало ясно уже в ту сотую долю секунды, которая потребовалась ребятам для оценки создавшейся ситуации. Ситуация же сложилась кристально четкой: Вовка, Галка и Кшуа даже при самом высшем проявлении героизма не могли рассчитывать хотя бы на ничейный исход в стычке с двадцатидубинной ватагой неандертальцев. Особенно отягощало положение ребят то, что им, конечно, никто из охотников племени Каа муу не сможет простить спасения Кшуа.

Вовка взглянул на Кшуа и, несмотря на щемящую тоску в сердце, ощутил прилив мимолетной бодрости. Дикарь быстро справился со страхом. Видимо, уяснив, что теперь терять уже нечего, кроме своей жизни, он принял позу, не сулившую ничего приятного тому, кто к нему приблизится на расстояние вытянутой руки. Галка тоже заметила эту перемену.

– Отойди назад, – повернулся к девочке Вовка. – Я попробую пока заморочить им голову.

Сверчкова беспрекословно повиновалась, на какую-то минуту забыв, что Вовка ее подшефный.

Вовка сделал шаг вперед и, собрав в кулак свою волю, улыбнулся.

– Каа муу! – воскликнул он удивительно звонким для такой ситуации голосом. – Зуу хриа!

Гробовое молчание было ответом на его слова.

Мальчик внимательно пригляделся к стоявшим невдалеке Уау и Ыыху. Они держали в руках дубины и глядели куда-то мимо Вовки, а вид у них был скорее растерянный, нежели воинственный.

«Что за чертовщина? – мысленно удивился мальчик. – Молчат, будто воды'в рот набрали. Но мне-то сейчас надо говорить! Надо хотя бы объяснить, что стыдно таким взрослым людям, как они, убивать слабую беззащитную девочку».

О себе Вовка уже не думал.

– Каа муу! – снова заговорил мальчик. – Аль, – тут он простер руку в сторону Галки, – Аль… Кшуа… э-э-э… Аль Кшуа, так оказать, ай! – И он, обрадовавшись, что ему удалось более или менее сносно выразить свою мысль, громко повторил – Аль Кшуа ай! Она же спасла Кшуа. Да и с вами… э-э-э… мии кии. Не убивайте нас!

Неожиданно вперед выступил Уау. Неверной походкой он подошел к Вовке, и мальчик почувствовал: неандерталец не собирается применять силу, тем более, что рука, в которой он все еще держал дубинку, была бессильно опущена.

Кшуа, заметив, что его соплеменник настроен мирно, тоже опустил дубинку и с недоумением следил за Уау.

Между тем Уау положил свою дубинку на землю и, как-то странно, невнятно бормоча, с явной опаской подошел к Галке. Обведя ее недоверчивым взглядом, он хотел было дотронуться до руки Кшуа, но тот, недолго думай, с такой силой оттолкнул своего соплеменника, что Уау в одно мгновение очутился на земле.

«Пропали! – с щемящей тоской подумал Вовка. – Теперь они уже не станут с нами церемониться!».

Но тут произошло нечто совершенно ничем не объяснимое. Уау поднялся на ноги и, обращаясь к стояв– шим в оцепенении неандертальцам, произнес только два слова:

– Кшуа хи!

Этих двух слов было достаточно, чтобы дикари в одно мгновение побросали оружие и плашмя легли на землю. Даже Ыых, гордый вожак племени Каа муу, воле которого подчинялись все его сородичи, распластался на каменистой тропе и замер в этой живописной позе.

Ребята молча глядели на неандертальцев, не зная, чем объяснить столь удивительное превращение воинственных дикарей в раболепное скопище. Кшуа, по-видимому, был удивлен еще больше, ибо он уже совершенно не сомневался в намерениях своих соплеменников.

– Куй железо, пока горячо, – тихо произнесла девочка, только теперь сообразившая, что их жизни по какому-то странному капризу судьбы уже не угрожает никакая опасность со стороны внезапно утихомирившихся неандертальцев.

Галка подошла к лежавшему Ыыху и дотронулась правой рукой к его голове. Вожак вздрогнул, но не пошевельнулся. Ей потребовалось повторить свой жест, пока Ыых не приподнял голову и не убедился, что рядом с ним стоит эта удивительная, еще никем здесь не понятая девочка.

Ыых медленно, как бы нехотя, встал с земли. Он сделал шаг назад, едва лишь снова взглянув в сторону Кшуа. Недоверчиво посмотрев на Сверчкову, Ыых робко выдавил из себя те же слова:

– Кшуа хи?

– Кшуа хи! – подтвердил раненый дикарь, уже без всякой опаски подходя к Вожаку, с которым не разговаривал со дня своей мнимой смерти. – Кшуа хи Аль! – добавил он, выразительно глядя в глаза Ыыху и кивая в сторону Сверчковой.

– Каа муу! – вскричал Ыых. – Аиф! Неандертальцев словно подбросил подземный толчок – с такой поспешностью они вскочили на ноги, едва Ыых произнес последнее слово.

Теперь все двадцать охотников безмолвно стояли на горной тропе, а у их ног лежали смертоносные дубинки и копья.

– Кшуа хи! – закричал Уау, поднимая руки с растопыренными пальцами.

– Кшуа хи! – повторили дикари. – Хи! Хи! Хи!

– Нашли время хихикать, – пожал плечами Вовка. Подойдя к Галке, он с улыбкой произнес – Вот видишь, они нас уже не боятся!

Сверчкова смерила мальчика снисходительным взглядом, однако ничего не сказала в ответ, так как ее отвлек Вожак.

Ыых положил руку на плечо девочки и, повернув лицо к своим соплеменникам, закричал:

– Аль хи Кшуа!

– Аль хи! – повторили неандертальцы.

– И чего орать? – поморщился Вовка. – Все же стоят рядом.

Только исключительно тонкий психолог смог бы понять недовольство, охватившее Тутарева в те самые минуты, когда, казалось бы, следовало радоваться счастливому спасению от неминуемой гибели. Лишь тонкий психолог ощутил бы, что Вовка втайне испытывает зависть к девочке, имя которой с таким явным восторгом повторяли охотники племени Каа муу. Мальчик, конечно, понимал, что именно вселяло в неандертальцев такое глубокое уважение к Сверчковой. Было очевидно даже грудному младенцу, что дикари смотрят на Галку как на какое-то сверхъестественное существо, обладающее способностью воскрешать мертвых! Но кто-кто, а Тутарев прекрасно знал, каким образом вышло так, что ожил мнимо убитый Кшуа.

Ничего не поделаешь, есть еще такая категория людей, которые при самых благоприятных стечениях жизненных обстоятельств умеют находить повод к недовольству и жалобам на свою будто бы несчастную долю. А в то же время другие люди, у которых жизнь складывается совсем не так, как этого бы им хотелось, находят в себе силы всегда быть бодрыми и умеют улыбаться, глядя в лицо своей хмурой, непокладистой судьбы.

Как это нередко случается с завистниками, человек, к которому они испытывают это низменное чувство, тем больше возвышается, чем больше они желают ему всяких пакостей, и оттого их желчь становится гуще, а кровь жиже.

Автор рад сообщить, что все сказанное им по поводу зависти уже не имеет никакого, ну буквально никакого отношения к Вовке Тутареву, ибо это чувство, как показали дальнейшие события, захлестнуло его лишь на мизерную долю секунды. А с кем такого не бывало?

Уау неожиданно для Галки тоже подошел к ней и тоже положил свою волосатую руку на ее плечо. Но при этом он с такой выразительностью посмотрел в глаза Ыыху, что тот, немного помедлив, убрал руку с плеча девочки и отошел от нее на несколько шагов.

Это было еще более удивительным, чем поведение дикарей, которые, собираясь растерзать свои жертвы, вдруг бросились к их ногам и распластались на мелких камешках, усеявших тропу: Вожак повиновался Уау!

Глава тридцать четвертая,
посвященная воспоминаниям КШУА об ЫЫХЕ, УАУ, ГУА, ИУ и ЭУ, а также повествующая о приготовлениях к казни

Было совершенно непонятно, зачем неандертальцы стали вдруг спешить и часто поглядывать на небо, в котором скорее мог появиться старый дряхлый дирижабль, чем свежее облачко. Но Вовке и Галке ничего не оставалось делать, как молча наблюдать за действиями дикарей, ибо в эти минуты ребята не могли уже рассуждать логически, так как действительность топтала любые предположения.

Только одно поняли пионеры – сейчас все двинутся назад, к стоянке, туда, где ждут женщины, дети и старики. Зачем? На этот вопрос ответить не представлялось возможным.

Вовка, сосредоточив свое внимание на Ыыхе, поразился изменениям, которые произошли во внешности Вожака в течение каких-нибудь десяти минут. Ыых както сник и даже стал немного ниже ростом. Его недавно суровое волевое лицо превратилось в безвольный комок, в верхней части которого трагически теснились глубокие морщины, а в нижней комически дергалась редкая рыжеватая борода. В обратный путь все двигались почему-то в таком глубоком молчании, словно среди них находился покойник. Вовка и Галка не раз обменивались понимающими взглядами, однако этим самым они лишь подтверждали, что никто из них ничего не понимает в создавшейся обстановке.

Кшуа – это не вызывало сомнений – тоже не мог понять, что же теперь происходит. Сначала как будто бы все стало ясно: его собирались убить из-за истории с тем громадным муу, которого потом уничтожил юный пришелец. Затем выяснилось, что его, Кшуа, испугались такие сильные люди, как Ыых и Уау. Ыых испугался Кшуа! Да разве это укладывается в голове? Ыых, которого боялись все без исключения охотники племени Каа Муу, Ыых, который мог одним движением руки приговорить к смерти любого, кто осмелится ему не повиноваться, этот самый Ыых вдруг испугался его, Кшуа!

А Уау? Да ведь это именно он, Уау, не раз показывал Ыыху копье Кшуа и смеялся, пробуя на язык каменный наконечник, от которого даже и не пахло кровью. Все, все было загадочно, туманно, непонятно. Не мог понять Кшуа и того, почему сразу же не убили эту Аль, которая спасла его, а, значит, уже нарушила законы племени Каа муу. Конечно, Аль и Офх были какими-то особыми и очень сильными существами, но ведь у них так же, как у него, имеется по две руки и по две ноги, они тоже могут проголодаться, они тоже боятся громадных зверей и тоже бегут от них. Правда, Офх и Аль были отважнее любого человека Каа муу, но разве двадцать охотников не смогли бы справиться с двумя людьми?

Кшуа почувствовал, что у него разламывается на части голова, и решил больше не думать ни о чем, а покорно следить за тем, что происходит. Так он долго шел вместе со своими сородичами и юными пришельцами, пока его снова не одолели мысли об Ыыхе и Уау. Все-таки какой сильный человек был этот Ыых! Если нужно, он мог убить даже родного брата, а уж об остальных нечего и говорить – Ыых не щадил никого, кто осмеливался ему перечить.

Кшуа живо вспомнил, как однажды его брат, 1 уа, во время охоты на мии кии не послушался Ыыха и метнул копье в вожака рогатых. Было ясно, что сам Ыых не смог бы достать этого крупного мии кии своим копьем, так как находился от животного на слишком большом расстоянии. А вот Гуа был почти рядом и, конечно, не промахнулся. Но как тогда рассвирепел Ыых! Он велел прекратить охоту, заставил Гуа своими же руками сбросить убитого мии кии в пропасть, а потом приказал Уау размозжить голову Гуа, для чего одолжил на время свою собственную – самую тяжелую в племени – дубину.

После этого случая люди Каа муу голодали до тех пор, пока светлое пятнышко йо, которое освещало ночью землю, не стало похожим на кончик рога мии кии. Ведь вожак мии кии был первым, кого удалось убить во время той навсегда запомнившейся Кшуа охоты, а когда его сбросили в пропасть, все стадо умчалось с такой быстротой, что о его преследовании уже нечего было и помышлять. А потом начались дожди, и охота надолго прекратилась.

Кшуа очень жалел своего брата й не мог спокойно глядеть на Ыыха. Но мать, старая суровая женщина по имени Иу, у которой на набедренной повязке блестел клык убитого ею муу, объяснила своему сыну, что Ь1ых поступил правильно, приказав уничтожить охотника, посмевшего ослушаться его распоряжения. Для того он и Вожак, чтобы слово его было законом для всех.

Однако Кшуа долго не мог примириться с тем, что Ыых убил его брата. Гуа сначала было даже хотели сбросить в пропасть вслед за вожаком мии кии, но Уау запротестовал. Он объяснил, что Гуа не проявил себя трусом, а поэтому его надо положить туда же, где находятся другие охотники племени, погибшие от лап муу или от когтей баа. Ыых тогда нехотя согласился с доводами Уау и досадливо махнул рукой, разрешая хоронить Гуа в гроте. Кшуа помнил, как кто-то из его племени во время захоронения Гуа недовольно урчал и даже, кажется, произносил имя Ыыха. Но тогда в гроте было очень темно, и никто не мог определить, какой из охотников так открыто выражал свои чувства.

Кшуа немного удивило поведение Уау: ведь он сам же размозжил голову Гуа, а потом стал требовать, чтобы убитого захоронили с почетом, которым окружали люди Каа муу храбрых погибших охотников.

И снова старая Иу объяснила Кшуа, что Уау поступил правильно, так как действительно ее сын Гуа был храбрым охотником и заслуживал таких же почестей после смерти, как и другие соплеменники. И все же даже теперь воспоминания об убийстве Гуа обжигали сердце его брата.

Когда Кшуа уже, наконец, примирился с гибелью Гуа, новое событие взволновало его, да и не только его: во время пиршества, устроенного по случаю удачной охоты на мии кии, брат Ыыха, Эу, неосторожно потянулся за осколком черепной коробки с остатками мозга животного. Это заметил Ыых, который пользовался правом съедать самые лакомые куски мяса. Не проронив ни звука, Ыых взглянул на Эу злыми глазами, поднялся с земли и, схватив за волосы уже испуганного брата, поставил его на ноги. Затем Ыых поискал глазами свою дубину, взял ее в руки и с быстротой баа, прыгающего в гущу охотников, опустил ее на голову Эу. Несчастный свалился, обливаясь кровью, а Ыых снова присел на корточки и стал спокойно доедать остатки мозга мии кии, за которыми так опрометчиво потянулся было его брат. Один из охотников, увидев, что Эу еще шевелится, привстал, чтобы узнать, нельзя ли ему чем-либо помочь. Но Ыых так угрожающе заурчал на своего соплеменника, что тот снова присел на корточки.

Эу захоронили рядом с Гуа, и Ыых, присутствовавший на этом обряде, обронил несколько слов, из чего можно было понять, что он сожалеет о смерти своего брата, который проявил себя как отважный охотник, хотя и имел слабость зариться на чужие куски мяса.

Но почему же сейчас так изменился Ыых? Что заставило его столь быстро превратиться из грозного повелителя племени Каа муу в этого сгорбленного и слабого охотника?

Кшуа решил, что все станет ясным, когда они вернутся в пещеру.

Вовка и Галка тоже надеялись на это.

Кшуа первым заметил дымок костра, разложенного кем-то из людей племени Каа муу, и ткнул Вовку под ребро. Мальчик проследил за направлением взгляда дикаря. Увидев голубоватую дымку над ущельем, в которое они собирались спуститься, мальчик притронулся к локтю Галки.

– Догадываешься? – тихо спросил он.

– Конечно. Они думают, что сейчас им принесут тушу пещерного медведя или парочку козлов.

– А если это приготовления к казни?

– Кого? – похолодела Сверчкова.

– Откуда я знаю?

Несколько десятков шагов ребята прошли молча, следя только за тем, чтобы не оступиться и не рухнуть в пропасть, зияющую внизу с жутким гостеприимством. Когда же тропа стала шире, а спуск менее крут, девочка посмотрела на Кшуа и, содрогнувшись при одной мысли о том, что за сцену предстоит увидеть на стоянке, сказала:

– Неужели кого-нибудь… – Ей было страшно даже произнести это слово, и она умолкла.

– Свободно! – кивнул головой мальчик. – Ты же заметила, как все угрюмы. Значит, ничего веселого не предвидится.

К горлу девочки подкатил противный колючий ком и она собиралась уже заплакать, но ее внимание отвлек голос УАУ, который простер вытянутые растопыренные пальцы в сторону показавшейся вдалеке пещеры.

– Каа муу! – закричал он и злорадно оглянулся на

Глава тридцать пятая,
рисующая картину суда без протокола

То, что произошло вслед за возвращением неандертальцев на свою стоянку, так потрясло Вовку и особенно Галку, что они еще долгое время спустя не могли твердо ответить на один вопрос: это действительно было или им только показалось?

С одной стороны, перебирая в памяти случившееся, ребята готовы были дать на отсечение все четыре уха, что сами, своими собственными глазами, видели, как перед женщинами, детьми и стариками выступал Уау, с гневом обличавший Вожака во множестве преступлений, о которых раньше никто и не помышлял заикнуться.

С другой стороны, после отрывистой, страстной речи Уау события приняли такой оборот, что уже гораздо позже казались самим ребятам фантастическими.

Началось с того, что Уау громогласно объявил о воскрешении Кшуа, который погиб на глазах у охотников от лапы громадного муу. Женщины и старики подходили к Кшуа и ощупывали его своими руками, не доверяя глазам.

Освоившись с этой ролью, Кшуа охотно позволял прикасаться к себе. И только один раз, когда кто-то из троих ребятишек попытался притронуться к его колену, он дал такого пинка, что тот покатился кубарем и, может быть, скрылся бы с глаз, если бы один из дикарей не приостановил его ногой.

Вовка, заметивший эту сценку, сразу догадался, что перед ним тот самый мальчуган, который не так давно уже совершил подобное путешествие по его, Вовкиной.

По всему было видно, что мальчуган обладал таким запасом любопытства, которого могло ему хва-'тить на длину пути, равную экватору.

Когда церемония осмотра Кшуа была завершена, Уау подозвал к себе стоявшую невдалеке растрепанную маленькую старуху. Это была та самая «бабушка», которую Вовка приметил в первые же дни жизни среди неандертальцев. Галка сразу увидела, что на набедренной повязке старой дикарки висит косточка, напоминающая большой коренной зуб. Старуха медленно подошла к Уау и стала глядеть на него своими тусклыми безразличными глазами. Однако взгляд ее оживился, едва Уау в немногих словах объяснил ей что-то, кивая на Сверчкову.

Старуха, как показалось Вовке, грозно посмотрела на девочку и сделала резкий жест рукой – так, будто она с чем-то порывала раз и навсегда. Затем неандер-талка подошла к Сверчковой и протянула ей зажатый в кулаке предмет. Кулак разомкнулся, и ребята увидели на ладони старухи слегка пожелтевший от времени клык пещерного медведя, убитого ею в молодости.

Кшуа стоял рядом и не без умиления глядел На редкую церемонию. Еще никогда раньше никто не дарил кому бы то ни было охотничий трофей. Однако сейчас был особый случай: мать отдавала самую драгоценную реликвию в награду за чудодейственное спасение сына.

Да, это была старая суровая Иу. И у нее не имелось иной возможности отблагодарить девочку за то, что та вернула ей Кшуа, которого все считали погибшим.

Ыых, стоявший с опущенной головой поблизости, зло сверкнул глазами, едва заметив, как клык муу перекочевал с набедренной повязки Иу в руку Аль.

Уау, которому, судя по всему, понравился поступок Иу, поднял руки с растопыренными пальцами и закричал, обращаясь к своим соплеменникам:

– Каа муу!

Все дикари, включая и тех, кто возился у костра, поддерживая огонь, замерли в ожидании. И лишь Ыых, словно предчувствуя что-то страшное, глухо забормотал, стараясь не встречаться глазами с Уау.

– Каа муу! – повторил Уау. – Кшуа хи!

– Кшуа хи! – эхом отозвались неандертальцы.

– Аль хи Кшуа! – снова закричал Уау.

И снова эхом его слова были повторены дикарями. Вовка глядел на неандертальцев широко открытыми глазами и всем своим существом чувствовал, как слова Уау подогревают страсти людей племени Каа муу. 3 всех, кто стоял рядом с мальчиком, разгорячились лица, а глаза сверкали. Казалось, кликни сейчас Уау клич убить кого-нибудь из его сородичей, и через секунду от жертвы не останется и следа. Но Уау почему-то медлил, хотя теперь Вовка, например, не сомневался, что вот-вот произойдут кровавые события, – уж слишком возбужден был Уау и слишком напряженными казались лица неандертальцев.

– Аль хи Кшуа! – закричал Уау и показал рукою на Галку.

– Зуу хриа Аль! – раздался голос какой-то женщины.

– Зуу хриа Аль! – повторил хор женщин и мужчин.

Видимо, этого только и дожидался Уау. Повременив, пока его соплеменники несколько раз прокричат приветствие в адрес девочки, он снова поднял обе руки с растопыренными пальцами и уже каким-то зловещим, но в то же время радостным голосом прокричал:

– Иу, яудж!

Мать Кшуа медленно подошла к Уау, повинуясь его приказанию.

– Зуу хриа Аль! – громко и четко произнесла она, глядя то на Уау, то на Сверчкову, то на Вовку.

– Кшуа, яудж! – приказал Уау.

– Зуу хриа Аль! – воскликнул Кшуа, становясь рядом с Иу и впиваясь злыми глазами в Ыыха.

– Кшуа! – обратился Уау к чудом ожившему охотнику– Гуа ии?

– Гуа ии, – мрачно согласился Кшуа.

– Гуа ии, – усмехнулся Уау, злобно взглянув на Ыыха. – Гуа мии!

– Гуа мии! – согласился Кшуа и еще более мрачно посмотрел на молчащего Ыыха.

– Гуа мии Ыых! – негромко произнесла Иу.

– Гуа мии Ыых! – во весь голос повторил Уау. Выждав, пока уляжется "волнение дикарей, он спросил – Эу мии?

– Эу мии! – закричали неандертальцы. – Эу мии Ыых!

– Эу мии Ыых, Гуа мии Ыых, – подытожил Уау, с удовольствием следя за тем, как люди племени Каа муу волнуются, едва сдерживая долго зревшее негодование. – Фиу мии Ыых! – выкрикнул Уау, и толпа неандертальцев, услышавшая последние слова, зарокотала, забурлила, как кипящий водопад. В одно мгновение дикари оттеснили Вовку и Галку в сторону и плотным кольцом окружили Ыыха, который, как загнанный зверь, лязгал зубами и озирался вокруг, словно где-то рядом его могло ожидать спасение.

Кшуа по себе чувствовал, какой страшной местью бьются сердца, его сородичей: упоминание о маленькой дочери Уау, Фиу, которую Ыых убил только за то, что девочка случайно попала камешком в рот Вожаку и лишила его зуба, было последней каплей, переполнившей чашу терпения неандертальцев.

– Ии Ыых! – закричал Кшуа, поднимая двумя руками дубину.

– Ии Ыых! – нестройно повторили охотники, и тотчас над их головами взметнулись копья, дубинки и даже кулаки.

Уау выждал, пока его сородичи несколько раз повторят эти два слова, прозвучавшие, как приговор, ибо описанная сцена была ничем иным, как стихийно начавшимся судом, судом без протокола и прочих канцелярских излишеств.

Затем он успокоил людей, подняв руку с растопыренными пальцами и прокричав одно только слово:

– Джуу!

Неандертальцы притихли, ожидая приказаний Уау. А он, обведя глазами мужчин, женщин, стариков и детей, заурчал так, что следивший за его движениями Вовка побледнел. Затем Уау показал рукой на высоко взметнувшееся пламя костра и не очень громко, но внятно сказал:

– Каа муу! – Ыых ии ай, Ыых мии ай. Ыых фуа!!!

– Ыых фуа! – закричали дикари, и их дубинки, словно по команде, очутились на земле вместе с копьями.

– Ты понимаешь, что происходит? – шепнул Вовка.

– Они раздумали убивать Ыыха, – радостно улыбнулась. девочка, заметившая, как неандертальцы побросали оружие.

– Да, – сказал Вовка. – Они его не будут убивать. Его просто живым сожгут на костре. – И мальчик невольно содрогнулся.

Перед тем как упасть, Сверчкова издала страшный крик.