Текст книги "Своя радуга (СИ)"

Автор книги: Лев Соколов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 22 страниц)

Режим кормил народ. Особенно хорошо в крупных городах, а что происходило в мелких, мало кого интересовало. Народ медленно тупел и вымирал, но вымирал сыто, ярко, и даже как-то празднично. Режим кормил народ, и давал ему бухтеть свободой слова в свое удовольствие. Но почему-то режим никак не мог заслужить народную благодарность. То ли народ по извечной русской тяге к справедливости раздражал уровень воровства в верхах. То ли народ смутно чувствовал что нынешняя стабильность, похожая на сонную благость пивного алкоголика, – это время украденное у будущего. Благодарности не было. Режим в попытках добыть народную лояльность пытался заставить народ сравнивать. Для этого на государственные деньги режим снимал сотни фильмов и передач о том, как все ужасно было при прошлом, красном режиме. В этих фильмах и передачах краснозвездные упыри с дегенеративными рожами, миллионами гноили людей в лагерях, насиловали всех без разбору, и расстреливали из пулеметов, иногда проделывая первое второе и третье одновременно. То ли фильмы были с вывертом, то ли с вывертом был народ, но эффект от агитации почему-то получался строго обратный, – давно умерший хозяин красной страны неуклонно набирал популярность, добро улыбался в густые усы с плакатов, пыхал трубочным дымом с детских тетрадей, и поглядывал лукавыми грузинскими очами с автобусов в праздники дня победы. Но при этом…

Народ не любил нынешний режим но все же он его сравнивал. Сравнивал с тотальной разрухой, голодом и разгульным бандитизмом начала 90х. И, сравнив, терпел. Президент подновленный ботаксом, и вся его вертикаль власти, были чем-то вроде постылой нелюбимой жены. Недостатки который вроде очевидны, но ведь… худо бедно кормит, худо-бедно греет постель. А сменить, – будет ли новая лучше? Режим эту точу зрения педалировал и поддерживал всемерно – была создана оппозиция по принципу «цирк уродов». Глядя на которую перед каждыми выборами народ крестился, и думал: – «нет уж, лучше прежний чем вот такие мурла у кормила, – в стране слепых и одноглазый король». Постылый президент побеждал. Иногда впрочем постылому президенту давали отдохнуть, на его место запускали такого феерического идиота, что народ опять же проникался к прошлому симпатией. И трудно было обвинять народ, переживший девяностые, что он держится за стабильность, куда бы она не вела. За стабильность, платой за которую будет гибель их собственных детей… Неприятные и опасные решения всегда хочется оттянуть. Но время шло неумолимо. И за пределами страны первые игроки готовились серьезно перетряхнуть мир, чтобы и в новых условиях сохранить свои привычные ведущие места.

Большая и сильная Россия была никому не нужна. Наоборот, – нежелательна и опасна. Самым милым вариантом было бы иметь на месте России несколько среднеразмерных государств с написанной для каждого из них древней десятитысячелетней историей, взаимных угнетений и обид. Эти наследники древних претензий, которые постоянно грызлась бы друг с другом и бегали за «справедливостью» к мировому имперскому гегемону, как некогда удельные князьки бегали в Орду. Россию нужно было добивать, и ключами к её падению было все две трехбуквенных абривеатуры: – ВТО и ПРО. Всемирная Торговая Организация, после того как Россия в неё вступила, в кратчайшие сроки добила остатки российских производств, как технических так и продовольственных. После этого оставалось только перекрыть на совсем небольшое время поставки продовольствия в Россию из-за рубежа. И Россия, теперь уже зависимая от них полностью, сперва скорчилась в муках голода, а потом выплеснулась на улицы. Никто из силовиков не хотел драться со своим народом за постылевшую власть, как она – власть – ни призывала всех сплотиться в охране результатов ограбления народа. Режим кончился буквально за несколько ночей.

Теперь пришел черед растаскивать лишившуюся централизованного управления страну. Для этого нужно было только грамотно разыграть давно подготовленную националистическую карту. Улицы захлестнули националисты под флагами всех мастей. Держава расходилась в лоскуты. В центре, овеваясь черно-желто-белым флагом, под лозунгами «хватит кормить нацменов» и «Россия для русских», оформлялась независимая «Центророссия», примерно в границах древней Московии. На окраинах наоборот, радостно сбрасывали «вековое имперское ярмо». Польша со слезами умиления готовилась принять под крыло блудные литовские и белорусские земли. С севера крепла нерушимая угро-финская дружба, и великая Финляндия прирастала за счет карелов и меря, совместно с Эстонией окончательно перекрывая Балтику. Сибирская республика вставала на дыбы, как и медведь на её флаге. И Дальневосточная Республика поднималсь, обретая кровь и плоть. О еще меньших деятелях, вроде бегавших по Санкт-Петербургу ингермаландцах, которые грезили свободной экономической Северной Пальмирой, и о многих других, можно и не упоминать. Всем этим новым образованиям предстояло наконец вдохнуть воздух свободы и независимости ото всех… кроме, естественно, нового хозяина.

На случай, если во время смуты и перекраивания границ какой-нибудь местный русский папуас решил бы запустить ржавую советскую межконтинентальную ракету, план раздела страховала новая ПРО, развернутая у российских границ. Конечно был риск, что все-таки какая-то ракета прорвется. Но риск приемлемый, теперь уже вполне приемлемый, соотносительно профита. Да и кто мог отдать приказ на запуск, если не было внешнего вторжения, и все рушилось своими руками?

Что Стас мог сказать о том времени? Когда по стране прокатилась волна голодных бунтов, и рухнула власть… В юности, читая о развале Российской Империи Стас даже несколько удивлялся. Некоторые люди в те бурные годы по нескольку раз переходили из лагеря в лагерь. Неужели они сразу не могли определиться, на какой стороне им быть? Ведь красные хотели вот этого. А белые вот того… Когда страна впала в хаос, он быстро понял, какими наивными были его давние суждения. Хорошо читать о прошедшем в учебнике истории, где уже все – пусть и предвзято и тенденциозно, от воззрения автора – но все разложено по полочкам в стройной системе. Весь ужас развала, был как раз в том, что было почти нереально определиться – где твоя сторона. Хаос бурлил партиями и лозунгами. Все были за хорошее и против плохого. Тот кто громче всех орал о спасении и народном благе, оказывался самым паскудным провокатором. Политики и вожди меняли свой курс как идущая галсами лодка, ничуть не стесняясь поливать грязью свои же вчерашние лозунги. Новородившиеся «попы Гапоны» бегали стаями. Политик собиравший людей для сохранения единства страны, завтра мог объявить о тактическом союзе с махровыми краевыми националистами. И Стас, как офицер чувствовавший, что он должен что-то делать, сперва растерялся. Потом пару раз обжегся на провокаторах. Растерялся снова, впал в хандру, и в один прекрасный день узнал, что он как и многие является гражданином новообразованной Сибирской Республики. К новой республике прилагался НАТОвский экспедиционный корпус, призванный избранным народом правительством для «охраны границ и сохранения стабильности». Среди прочих, по улицам родного города Стаса, как у себя дома разъезжали и американские патрули. На груди крепких американских парней были нашивки с преимущественно испанскими именами. На их рукавах красовалась эмблема – медведь под которым на витой ленточке вилась надпись на русском «штыкь решаеть». Эта вот надпись на русском почему-то удивила и взбесила Стаса больше всего.

Объяснение странной нашивке неожиданно дал сосед, старичок-пенсионер, бывший школьный учитель, и знатный краевед-любитель. Стас заскочил помочь старику с ремонтом крана, и после окончания возни с прокладками, когда они сели на кухне заправиться чаем, как раз рассказал о иноземных солдатах с русской надписью на рукавах. Старичок мрачно кивнул, вскочил со стула, убежал в другую комнату и несколько минут шумел там, разгребая коллекционные краеведческие запасы. Что-то скрежетало, шумело, обрушивалось шелестящими бумажными водопадами, так что Стас даже заволновался, не погребло бы там дедка, под реликвиями истории.

– Вам помочь, Семен Зиновьевич? – Крикнул Стас привставая со стула.

– Нет-нет, не волнуйтесь. – Донесся голос старика. – Я сейчас! Да где же оно… А! Вот! Иду!

Вернулся старик на кухню протягивая Стасу руку:

– Вот, полюбуйтесь.

Стас взял в руку небольшую пластинку – значок. Та же самая эмблема, которую он видел на руке американца, но в цвете. Белый, – а вернее серебряный – полярный медведь шел по голубой эмали. В верхнем-левом углу на отдельном поле сидели три черных птицы, сильно напоминая эмблему автомобильной фирмы «Кадиллак». Внизу под медведем на завитой ленте бежали буквы «штыкь решаеть».

– Оно? – Спросил старик.

– Оно. – Кивнул Стас. – Откуда это у вас?

– Это ребята, ученики мои, подняли из земли. – Старик поправил очки. – Не штамповка, заметьте, добротная штучка. И медведь ведь из чистого серебра… Американцы потеряли. Только не сейчас, больше ста лет назад. Это значок с униформы 339-го полка 85-й пехотной дивизии армии США.

– Это в каком выходит году? – Спросил Стас, машинально потерев пальцем медведя.

– Август тысяча девятьсот восемнадцатого. Страны Антанты верные своему союзническому долгу ввели в Россию войска, чтобы помочь восстановить законную… ну и так далее. – Старик отмахнул рукой. – Тогда к нам пришли британцы, канадцы, австралийцы. Среди них был и американский экспедиционный корпус. Высадились а Архангельске и Владивостоке. Успели повоевать против большевиков. Ушли отсюда в девятнадцатом. У нас это потом как-то забылось. Заслонилось более крупными событиями. Частный эпизод гражданской войны… А они помнили. Понимаете? Американцы всегда помнят. Свято хранят все свои традиции, в этом они молодцы… Может быть потому, что они еще очень молодая нация. И они понимают, что традиция, общие праздники, общее понимание истории – это корни которые держат народ, не дают выкорчевать его из земли. А у нас за спиной история в несколько тысяч лет. И может быть у нас событий было слишком много. Их трудно все держать в памяти. Тем более, нам последние несколько десятилетий старались внушить, что это не важно. Сделать Иванами не помнящими родства, отсечь от корней. А этот знак… Это ведь не случайность. Я даже не уверен, что полк которому принадлежал знак дожил до наших дней. Вы ведь знаете, части, бывает, расформировывают. А бывает, – формируют вновь. Это знак – он как символ. И для нас, местных и для их собственных солдат. Мол, мы-американцы уже здесь были. Нас с вами связывает давняя история. Мы уже приходили вам. Помогать. Они ведь всегда приходят помогать… И я не удивлюсь, если скоро на улицах города появятся плакаты, на которых местное население сможет прочитать, почему у американских солдат нашивки с надписями на русском. Чтоб тоже прониклись. Вы понимаете?

– Да, понимаю, Семен Зиновьевич.

Старик пожевал губы, огладил седую бородку, поправил очки.

– Знаете, Станислав. Сейчас очень сложное время. Трудно разобраться что происходит. Но вот наша история… Она из-за своей протяженности трудно умещается в мозги, особенно разжиженные современным образованием. Она бремя. Но если её знать, – она и наша сила. Все уже бывало на нашей многострадальной Родине. И в смутные времена, определить, на какую сторону встать, может помочь только одно правило, вечное на все времена. Я скажу его вам, вот оно: – тот кто опирается на иностранные штыки, – всегда враг Родины.

Я вспоминаю историю времен наполеоновский войн. Вы ведь помните, Россия тогда воевала в составе антифранцузской коалиции. Но Наполеон – этот блестящий полководец, разбил союзников, и России пришлось временно заключить с Наполеоном союзный договор. И вот два императора, – французский и российский, Наполеон и Александр, вместе проводили смотр войск. Александр захотел посмотреть, что находится в ранце французского солдата. Но солдат оттолкнул российского императора. Императора! И Наполеон сказал Александру, – в ранце личные вещи солдата. Заглянуть туда не могу даже я. Красиво!.. Но вот Наполеон пошел в Россию. Со всеми своими прекрасными, прогрессивными идеями. Правда простым русским людям никто не рассказывал о «кодексе Наполеона», французские войска их просто грабили. И русские встали, поднатужились, и вышвырнули Буанопартье из России вон. А потом еще и до Парижа проводили. А потом – и до острова Святой Елены. Потому что с какими бы прекрасными лозунгами не приходил к тебе захватчик, – его нужно бить. Это аксиома народного выживания.

– Бить, – повторил Стас. – Но как скажите, бить, когда приходят эти иностранные штыки, – а за спиной народа, или лучше сказать, у него на хребте, засела кучка коррумпированных чинуш, которые развалили и распродали в стране все, до чего дотянулись их руки? И когда приходят иностранцы, то чинуши начинают трясти толстыми щеками, и громче всех верещать о патриотизме, о необходимости всему народу сплотиться чтобы защитить… то что эти чинуши у народа наворовали. У меня кроме омерзения это ничего не вызывает.

– Так! – Согласно кивнул Старик. Но давайте, Станислав, я приведу вам простую аналогию. Есть семья. В той семье есть красавица-жена, которую муж в свое время долго обхаживал и добивался, пока не получил. Но после свадьбы прошло время, и муж как-то подрастерял удаль и доблесть. Затюкали нашего Ваньку быт и домашние дела. Едва узнаешь прежнего красавца, который когда-то пленил девичье сердце. И даже у себя в семье всем заправляет уже не он. Все бразды взяла в руке сварливая теща. Она переехала в квартиру к супругам. Она отбирает у мужика всю зарплату, она попрекает его каждым куском. Она даже, позволяет себя указывать, когда мужику залезать на собственную жену, а когда и не залезать, чтоб не беспокоить, её – тещин – чуткий ночной сон. Теща цветет как маков цвет. Мужик хиреет. И даже собственная жена на него смотрит с презрением. Муж в доме есть. А мужика – нет. И вот, однажды в дом к нашей семье заглядывает сосед – подловатый здоровый амбал. – Старик провел руками по краю закрытого выцветшей клеенкой стола. – И этот сосед, он вроде даже нашему Ваньке-мужику сочувствует. Дает нашему несчастному всякие житейские советы. И даже выставляет мужику на стол большую бутыль с мутным первачом-самогоном, чтоб тот мог залить свои беды. А сам тем временем кидает масляные взгляды на красавицу жену… Надеюсь, аналогия понятна? Жена – это страна. Муж-Ванька – это народ. Теща – это те самые толстомордые чиновники и правительство. А амбалистый сосед – это иноземцы. Мне продолжать?

– Продолжайте Семен Зиновьевич, – Стас повертел в руке значок с медведем.

– Так я Вам продолжу. У нашего мужика есть выбор. Первый вариант – если он совсем опустился и скурвился, то может нализаться халявным самогоном, и уснуть в пьяных соплях на столе. А когда очнется мужик, то скорее всего увидит, что Амбал уже завалил его жену на кровать, задрал юбку, и сношает во всех позах. Тут наш мужик-рванина конечно может раззявить рот и полезть в драку, но какой из пьяницы боец? – Получит пару раз по сопатке, да уползет обратно к бутылке, себя жалеть…

Второй вариант, – злокозненному соседу не поддаваться, а слушать только родную тещу. Вот она бегает вокруг и вопит – не верь соседу, Ваня! Бей его! Спасай нашу семью! Ведь так хорошо живем втроем! Душа в душу! А бутылку первача я тебе сама потом поставлю, – хоть залейся! И если наш мужик дурак – то наподдаст соседу, и успокоится…

Третий вариант – это когда мужик вломит соседу, так чтоб неповадно было, а потом хорошенько оходит свою тещу по бокам. Этот вариант правда опасен тем, что теща может с соседом сговориться. Ей ведь, теще, хоть как, – пусть хоть сосед в квартире заправляет, но только чтоб при борще остаться. Тяжко мужику будет бороться, – в коридоре его сосед-амбал кулаками штампует, а с тыла теща сзади предательские удары поварешкой по голове налаживает. Дорого обойдется победа, а можно и вообще не сладить…

Поэтому самый лучший для мужика вариант – четвертый. Не дожидаться пока в дверь, на твою слабинку полезет сосед, а до этого поколотить тещу хорошенько, оходить её по бокам, построить в струнку, чтоб знала кто в семье хозяин. Тогда и жена зацветет, и сам Ванька над собой поднимется, и сосед лезть поостережется.

Но для этого четвертого варианта Ваньке ведь собраться нужно. Страх перед ужасной тещей преодолеть. Домашние дела отложить на малое время. Прекратить себя убеждать, что в семье все в порядке. Что ничего, другие вон, тоже так под тещами живут… Что под тещей, – это даже патриотично. Трудно Ивану собраться. – Старик мотнул головой. – Поэтому, какие наиболее вероятные варианты развития событий в нашей «квартире», – думайте сами.

– Сейчас, когда оккупанты ходят по улицам, сдается мне, что время для четвертого варианты мы уже упустили – с горечью сказал Стас.

– Да. И это наша вина. – Развел руками старик. – Всех нас, я имею в виду. В общем, и в частности. И меня, как историка – видимо я плохо учил детей. И вас, извините, – как военного – потому что у вас было оружие, и сила поменять ситуацию в стране, пока не стало слишком поздно. И вина всех кто радовался выморочной деградирующей "стабильности" на нефтяной игле… Но может быть мы еще не упустили время для третьего варианта. Я не могу давать вам советов, Станислав. Я слишком стар. Вон, даже кран сам не могу толком закрутить. Но если бы мог… Если бы я мог… Я вам одно скажу. Этот значок, который выкопали из земли мои ученики… Он лежал в земле не просто так. А вместе с его владельцем. И уложили его туда наши прадеды. Потому что она пришел к нам с оружием в руках. И нашим предкам было страшно, и у них были семьи, которые не хотелось оставлять. Но… все кто к нам приходил, ложились в землю, французы, немцы, американцы. Вы понимаете?

Стас посмотрел в глаза старику, и медленно кивнул.

– Да. Я понимаю.

Он протянул значок обратно старику, но тот отрицательно кивнул головой.

– Оставьте себе. Чтобы помнить.

– Не надо. – Сказал Стас. – Из музеев не надо уносить. Как раз чтобы помнили. Лучше я вам принесу современную нашивку с таким медведем.

Он положил значок на стол, и сильно припечатал пальцем.

Будто раздавил поганого смрадного клопа.

***

Стас собирал рюкзак… На территории бывшей Российской Федерации колыхал букет больших и малых войн, но… зацепились друг о друга как утопающие центральная Россия и Белоруссия, подтянулась часть Украины, и Казахстан. Вообще же, слишком много было людей, которые помнили развал еще Союза, и понимали чем обернется второй. Они не сохраняли гнилой морок Российской Федерации, и даже не пытались реанимировать некогда скончавшийся от рака мозга Советский Союз. Они просто боролись за справедливый государственный сплав народов, который позволит им не быть игрушкой в руках далеких чужих игроков. Называлось это хрупкое образование «ЕСР» «Евразийский Союз Республик». Но когда новый союз обозначил себя, стало ясно, – крови уже было много, – а теперь будет море, потому что душить его будут лихо и всерьез. Из малых войн быстро взревала крупная война… Стас собирал рюкзак, когда появился Одинцов.

Он появился у Стаса на квартире внезапно, и без предварительных телефонных звонков. Как чертик из табакерки. Одинцову Стас доверял, скорее всего это и была причина, почему его прислали. Говорили долго, Алена, – жена Стаса уложила детей, и ушла, чтобы не мешать. Глаза у неё были красные… На столе стояла открытая, но почти нетронутая бутылка водки – подняли чисто символически, за тех кого нет. После этого Одинцов переключился на дефицитное ныне – как и другие продукты – рассыпное печенье и, в перерывах между словами, оприходовал до дна всю вазочку. Он был тот еще плюшечник-сладкоежка, с училища совсем не изменился. Потом спели свою, которую написал еще Витька Андреев, земля ему пухом.

Эй, солдат, у нас случилось.

Две минуты тишины

Отдохни, представь, попробуй.

Будто нет сейчас войны.

Эй, солдат, споем о доме.

Где нас помнят, где нас ждут.

Где родные нас молитвой.

От лихого берегут.

Эй, солдат, а дом далеко.

Километры, города.

Только, все одно мы дома.

Велика у нас страна.

Эх, солдат, под волчьим небом.

Нам друзей терять пришлось.

Для того, чтоб волчье племя.

По России не прошлось.

Эй, браток, а наша дружба.

Кто тут не был, как поймет…

Друг, когда войной проверен.

Этот друг не подведет.

Эй, солдат, у нас случилось.

Две минуты тишины.

Отдохни, представь, попробуй.

Будто нет у нас войны…

Помолчали. А потом Одинцов спросил Стаса, что тот думает о происходящем, и что собирается делать. Стас ответил, что с новообразованной армией Сибирской Республики его ничего не связывает, – о происходящем думает непечатное, а сам уже преодолев сопротивление жены, собирался отправить её и детей к родителям в деревню, и перебираться через границу в ЕСР, – так по его пониманию присяги будет правильно…

– Но, ты ведь не просто так ко мне пришел? – Спросил Стас Одинцова.

– Не просто, – кивнул Одинцов.

***

За спиной зашевелились. Ладонь Черкеса легла Стасу на плечо, прервав воспоминания. Он обернулся. Черкес показал: – продолжаем движение. Снова медленно задвигалось перед глазами серое марево мертвых ветвей.

К полудню они вышли к цели. Сперва местность стала более ровной, деревья поредели, появилось возможность двигаться в полный рост, местность стала повеселее. А потом впереди посветлело, и они вышли к обрыву. Кол подтянул Стаса к себе, они залегли на кромке леса, и стали осматривать объект. В бинокль было видно отлично. Военные когда-то не поскупились. Посреди бескрайних лесов сияла огромная желто-серая проплешина. Когда-то здесь не просто вырубили лес, – начисто устранили возможность, что он сможет зарастить отвоеванную у него территорию: – весь грунт был снят до песка. Скорее всего, это было сделано давно, обрывистые трехметровые земляные края огромной выемки по срезу уже заросли мхом. Да и сама методика, концепция так сказать строительства… так демаскировать объект сверху могли только, когда еще не боялись наблюдения со спутников; позже военные объекты старались меньше выделять из природы. Посреди плеши находился складской комплекс, огороженный высоким забором. Караульные вышки по периметру прилагались. Насколько можно было видеть сверху, по участкам не скрытым огораживающим его высоким забором, внутри ограды были полузаглубленные бетонные ангары. От ворот к краю проплешины, и далее в лес, тянулась дорога, поднятое над песочным «озером» полотно, каменной подушки, поросшее зеленым мхом и травой. Вид у объекта был заброшенный. Бетон забора и ангаров время обработало как наждачной, и вбило в мелкие щербинки грязь, затемнив цвет. Крыши вышек были покрыты дождевыми отложениями, фонари на них были целы, но скопившаяся на стеклах грязь показывала, что их не включали годами. На зеленых створках металлических ворот красные звезды облезли и почти потеряли цвет. В будке контрольно-пропускного пункта перед шлагбаумом стекло полностью потеряло прозрачность. Шлагбаум почти потерял свою красно-белую окраску.

– Что скажешь? – Спросил у Стаса Одинцов.

Задание краевого центра было простым. Перед началом развала, на старый полузаброшенный склад, в глухом углу, по приказу некого генеральского чина перебросили партию новейших ПТРК, с беспроводной связью выстрела и блока управления, которая могла угробить любой современный танк, не говоря уж о бронетранспортерах. Зачем ПТРК забросили в глухомань, было непонятно. То ли инициатор пытался лишить Армию нового оружия перед высадкой американского экспедиционного? То ли наоборот, предчувствуя неизбежность оккупации прятал оружия для лучших дней? Спросить инициатора не представлялось возможным, так как после коллапса он исчез, и не всплыл ни среди администрации новой ДР, ни в рядах краевого центра. Исчез вместе с семьей, с концами. Свои люди информацию о переброски из армейских архивов аккуратно изъяли. Потому был неплохой шанс, что ПТРК до сих пор лежат на старом заброшенном складе посреди устаревшего хлама. Группе Одинцова поставили задачу – минуя дороги пробраться к складу, и выяснить – первое – находится ли под чьим-либо контролем в настоящее время склад, и – второе – если склад не охраняется, есть ли на нем указанные комплексы. Сперва хотели выдвинуться к складу под видом грибников, но администрация ДР, «в связи с увеличением напряженности обстановки» ввела для всех зональные пропуска. Всех вышедших за пределы своих зон задерживали до выяснения. Кроме того, если склад охранялся, то подойти к нему незаметно без защиты от современных средств обнаружения было почти невозможно. А объяснить оккупационным властям, откуда у «простых грибников» армейские термомаскирующие комплекты было бы затруднительно. В результате решили, что лучше уж идти, без дураков, с оружием. Несколько дней в лесу, без выхода на связь. Выяснить, и доложить. А уж как будут ПТРК вывозить в случае наличия, – уже не их дело.

– Так что? – Повторил Одинцов.

– Ну… – Стас глянул на Одинцова – Применим логику. Священный шлагбаум, который видит любой поверяющий, давно не крашен… значит, объект действительно давно только числится на балансе, и не охраняется. Или по крайней мере не охранялся, до последнего времени. Свежих следов длительного пребывания людей не вижу. Засада маловероятна. – Стас поудобнее устроил локти на мху. – Если бы противник знал о ПТРК, он бы либо поставил сюда открытый гарнизон для охраны, либо вывез бы все отсюда в более надежное место.

– Проверим через тепловизоры.

Стас кивнул, вытащил из чехла автоматный тепловизионный прицел, и щелкнул кнопкой включения. Тепловизор едва слышно мяукнул, и несколько секунд подготавливал рабочий режим. Одинцов тоже достал прибор, поднес к лицу, – сдвинул очки на лоб, и приставил глаз к окуляру.

Они осмотрели территорию и окрестные леса через тепловизоры, но не обнаружили ничего, крупнее птицы.

– Резерв по времени есть, – Решил Одинцов. – Пойдем ночью, До этого времени будем наблюдать посменно. Если есть засада, и в ней не спецы, то они не смогут столько времени не выдать себя. Кто-то проявится.

Стас кивнул.

– Береженого Бог бережет. И отдых не помешает.

***

У него было превосходное зрение. Он воспринимал картинку, раскладывал её на отдельные образы, различные варианты которых хранились в каталоге его памяти. Он умел учится, и сам дополнял каталог. Все на картинке делилось на подвижные и неподвижные участки, любое движение его распознающий аппарат обводил рамкой по силуэту, и опять же старался вычленить образы. Образы возможно могли быть видны частично, фрагментарно, из-за преград. Он учитывал и это. Приоритетными образами для него были боевая техника, оружие, и люди. Он был бесконечно терпелив. Он выполнял заложенное задание, и мог делать это достаточно гибко. Он проходил очередную проверку, – на длительное автономное дежурство – но этого он не знал. В этом не было необходимости.

Такие как он уже очень неплохо зарекомендовали себя в боевых действиях, но это всегда делалось под контролем операторов и при небольшой продолжительности операций. Он был усовершенствованным вариантом, с куда большей автономностью, за счет его новых «мозгов». Получив задачу, он как предполагалось, должен был решать её полностью самостоятельно. Нет уверенности, что он мыслил. Но вне всяких сомнений – существовал. Алгоритмы ветвились в его голове как вспышки молний, как деревья, который начинаясь с одного события «ствола» разбегались по «ветвям» вариантов «да», «нет», «неопределенно», корректировались проходя через дополнительные подразделы, снова ветвились, соединялись и разбегались вновь, разрастаясь до умопомрачительной разветвленной огромной «кроны», мерялись друг с другом приоритетами, и гасли, уступая места новым вводным, дающим новые побеги алгоритмов. На основе этих побегов он постоянно вел нескончаемый поток процедур: анализ-вердикт-коррекция.

Он замаскировался на опушке леса, на возвышенности, на краю большой проплешины с комплексом строений в центре. Это был центр заданной ему зоны. Главный модуль наблюдал за местностью неподвижно, взяв под контроль ведущую к комплексу дорогу, как наиболее вероятное направление появление противника. Четыре автономных вспомогательных модуля патрулировали территорию вокруг. Он бесконечно терпеливо оглядывал местность, используя для этого несколько каналов получения информации.

Вдруг, – на противоположном краю проплешины тепловизор зафиксировал след. Сигнатура была небольшой, и определив расстояние, и продублировав масштаб сравнением с деревьями по размеру, он проанализировал информацию. Прогноз – это мог быть небольшой теплокровный зверь, или же – фрагмент тела большего теплокровного, скрытого рельефом местности, или же – специальными средствами маскировки. Он осторожно и плавно шевельнул своими выносными камерами на гибких подвижных «щупальцах», поднимая одну и из них повыше, пробуя получить дополнительную информацию по оптическому каналу. Через доли секунды он смог вычленить из природных форм и фонов фрагмент – предположительно – рукава униформы, и фрагмент – предположительно – головы. Конструктор образов начал достраивать вероятностное изображение, анализирующий блок сравнив доступное изображение с образом каталога определил расцветку камуфляжа. Количество процедур в его вычислительном центре резко увеличилось. Лог статистики зафиксировал рост энергопотребления.

Контакт.

Переход в боевой режим.

Цель групповая. Две единицы пехоты, в униформе, с оружием, с тепловизионными приборами.

Открыта процедура «сопровождение цели», подпроцедуры «дальномер», «метеоролог», «стрелковая карта», «баллистический калькулятор,» раздел ."50BMG 12,7Х99мм ", подраздел «Mk 211 Mod 0 API», производитель: «Алайнт Текносистемс».

Сигнал по оперативному каналу, спутниковая связь.

Включена запись изображения.

Анализ противника:

Униформа, – летняя расцветка, РФ, территории-приемники.

Идентификационные нашивки, знаки различия – не наблюдается.

Анализ оружия:

АК калибра – предположительно – 5,45х39. – Опасность поражения выносных оптических сенсоров.

РПГ – предположительно – 18, 22. – Опасность пробития корпуса в местах не прикрытых активной защитой.

Открыта процедура защиты от поражения легким неуправляемым ПТРК.

Тактические рекомендации: держать как можно большую дистанцию. Категорически не допускать противника ближе 150 метров. Не подставлять противнику уязвимые места корпуса, не обеспеченные динамической защитой…