Текст книги "Последний брат"

Автор книги: Лев Соколов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 16 страниц)

– Ты глупец, брат. У Аллаха любой правоверный в конце концов попадает в рай. Праведники сразу, грешники, искупив мукой. Я не боюсь грехов, готов за них ответить. Аллах дает запрет, плату за его преступление, и свободу выбора. Вот почему Ислам – вера железных мужей. Под девятибунчужным знаменем чингиз-хагана муголы захватили полмира. А под знаменем Ислама и моей рукой поставят на колени всю вселенную! Ты и твои братья были преградой на этом пути. Смирись и прими.

– Трижды слепец, – процедил Амар. – Ты решил лепить из завоевателей полумира настоящих мужчин, заставляя их насильно принимать Ислам? Да у тебя рыбья уха вместо мозгов! Что же это за железные мужи, которые меняют веру по приказу? Где их хребет и честь? Древнюю доблесть муголов ты хочешь обратить послушным тебе во всем трусливым стадом! Хочешь стать единственным волком во главе стада овец!

Среди стоявших кругом воинов послышался разноголосый гул.

Урах сжал руку на рукояти сабли и сделал шаг к брату. Теперь они стояли не более чем в шести локтях друг от друга. Не так Урах представлял себе этот разговор. Не так должен был вести себя последний брат. Не следовало говорить с ним на виду у воинов. А может, и вообще не следовало. Да и что, собственно, ожидал Урах от него услышать?..

– Ты бы лучше думал о своем хребте, – проскрежетал он, и в голосе был могильный холод. – Уже тем, что живешь, ты касаешься порога моего гера! Ты все проиграл. За твою дерзость я мог бы предать тебя позорной смерти. Но ты мой брат, и умрешь достойно как подобает родичу хагана.

– Слишком многих ты посылал на смерть, – сказал Амар. – Попробуй-ка сам её на вкус…

Амар развел руки, и веревка с ложным узлом свалилась с запястий, правая рука гибкой змеей скользнула в левый рукав. Глаза Ураха расширились, он гневно выдохнул, и его сабля стальной рекой, журча, понеслась прочь из ножен. Урах успел достать клинок до половины, когда рука Амара выскочила обратно из рукава и метнулась хагану в лицо в резком броске. Воздух зашипел, и в лице Ураха засело три длинных черных иглы. Одна прорвала ухо, вторая вошла глубоко под левый глаз, третья вонзилась рядом с носом.

– Ааа-а! – Урах-Догшин завопил, неловко поднес левую руку к лицу, наткнулся там на иглы и от новой вспышки боли едва не выронил саблю.

Он зарычал, как взбешенный медведь, и пошел на Амара, выдергивая иглы из уха, из щеки, из-под глаза. Каждая извлеченная и отброшенная сопровождалась новым рыком. Последняя игла под глазом, видимо, что-то повредила, потому что когда Урах её дернул, глаз закатился куда-то в сторону, и прямо уже не смотрел. Воины вокруг зачарованно вздохнули, и некому было окрикнуть их и отдать приказ. Все превратились в зрителей. Даже Трофим с Улебом, которые знали, что случится, так и застыли на коленях, глядя.

– Сын греха! – прорычал Урах и шагнул к Амару. Кровь текла из разорванной мочки уха, страшно косил глаз.

– Зря ты так про отца, – негромко сказал Амар, отходя на шаг.

Урах сделал за ним еще пару шагов, но вдруг рык его перешел в хрипение, он пошатнулся, и ломко повалился на колени. Сабля выпала из пальцев, хаган схватился за горло.

Амар шагнул обратно к нему и сильным пинком в грудь заставил Ураха повалиться на спину.

– Отравил… – просипел Урах. – Отсосите… Лл-екаря… Мм-о-о-олока…

– Не наш яд, брат. – Амар наклонился и поднял саблю хагана. – Из Джун-Го. Молоко не поможет.

Урах синел лицом, царапал ногтями горло. Амар стоял над ним, наблюдая. В какой-то момент Урах оторвал правую руку от шеи и бросил её к поясу, где висел кинжал, но ухватить рукоять уже не смог, дернулся еще пару раз и затих на траве, в нелепой позе, с подогнутой под себя ногой.

– Иди к своим, Урах… – сказал Амар, в последний раз поглядев мертвому хагану в лицо, а потом поднял его саблю, выпрямился и обвел взглядом стоявших вокруг воинов.

Трофим опомнился, и ткнул стоящего рядом Улеба локтем в бок.

– Хватит таращиться, поднимай зад, – пробормотал он. – Сейчас нас будут убивать. Ты же не хочешь умереть на карачках?

Улеб кивнул и вытащил из рукава нож.

Они с Трофимом поднялись с колен и заозирались. Вокруг стояла стена людей. Неосознанно друзья стали двигаться ближе к Амару. Вскоре они оказались почти спина к спине. Больше делать было нечего. Трое с одним мечом и одним ножом против нескольких сотен.

– И что дальше? – тихонько спросил Улеб Трофима.

– Предполагалось, что нас сразу убьют, – ответил вместо Трофима Амар. – А это все уже не по плану.

– Чего они ждут?

– Не знаю.

– Чего вы ждете?! – Словно отвечая на их мысли, закричал в круге ночной страж, вынимая саблю. – Они убили нашего хагана!

По толпе прошла волна вынимаемых сабель и поднимаемых топоров. Окрик вывел остальных стражей из ступора. Из кольца начали выбираться люди и двинулись к центру, где, прижавшись друг к другу, стояли трое.

– Остановитесь! – Вдруг послышался крик. Растолкав воинов, на свободное пространство вышел крепкий пожилой мугол в поношенном хуяге. – Остановитесь, братья! Хаган Урах мертв, – сказал он, оглядываясь по сторонам. – Зачем же убивать его брата?

Степняк со знаком ночного стража, который первый подал голос, быстро и гневно обернулся.

– Что ты несешь?! Он убил хагана!

– Это было их дело. Я когда-то присягал их отцу. Он не обрадовался бы, узнав что его дети убивают друг друга. И я им помогать в этом не стану. С чего мне пятнать свой клинок кровью мальчишки?

– Да ведь он подло убил Ураха! – завопил страж. – Не в открытом бою сразил он брата, а исподтишка уязвил дрянной джунгонской иглой!

– А разве Урах сам схватил брата? – возразил старый мугол. – Разве вызвал он его на поединок в поле как удалец? Нет. Без доблести привели ему мальчишку, как стреноженную овцу. Да только под овечьей шкурой оказался волк. Так что не подлость это, а военная хитрость. И на неё мальчишка имел право.

– Правильно сказал… Точно… Хорошо сказал… – загудела людская стена.

Но кто-то возразил, и взорвалась разноголосица.

– Что ж ты молчал, пока был жив хаган Урах? – наливаясь темным, прокричал страж, сжимая саблю, и все снова смолкли. – Тогда ты не был таким храбрым. Как твое имя, трус?

– А меня не больно-то звали в хаганский гер спросить совета, – спокойно ответил мугол. – Далеко теперь простому воину до хагана. А за имя мое мне не стыдно – я Мархуз [40]40
  Мархуз – остепившееся романское имя Маркус. Романские, греческие, и еврейские имена у муголов обычно давали своим детям христиане несторианского толка, которых в степи было весьма много, до того как произошла исламизация.


[Закрыть], сын Гэрэла.

– Мархуз? – повторил, точно выплюнул, ночной страж. – Христианин! Неверный! Не успел хаган смежить очи, как вы снова повылезли!

Это он неудачно сказал. Воины вокруг неодобрительно загудели, и Трофим вдруг с удивлением заметил, что здесь ночной страж явно оказался в меньшинстве.

– Вылез? – переспросил Мархуз. – Я, сынок, из седла в походах не вылезал, пока ты на своей почетной службе жиром наливался. Я выслужил право в голове хошуна [41]41
  Хошун, – глубокое боевое построение для атаки, колонна с клином в голове. Соответственно там, в первых рядах и было самое опасное в момент атаки место.
  Со временем, уже в армии Тимур-аксака, слово кошун сменит значение, и станет обозначать войсковое соединение. Еще позже административно-военную, а потом и просто территориальную единицу деления, округ, уезд


[Закрыть]! А что напомнил, как хаган Урах относился к нам, христианам, спасибо. Это ведь он выкинул меня из тумэна багатуров, отнял черного жеребца, за то, что я не захотел стать муслимом! Но он умер, и Бог ему судья, – уже спокойней сказал Мархуз. – Хотел он смерти брата – тебе ли после смерти Ураха его грехи длить? Вложи саблю в ножны.

– Верно. Верно! Не станем мы поднимать руку на сына Хурана-Бохо! – раздался низкий голос, и из толпы вышел здоровяк с бочкообразной грудью. – Урах-хаган, хорош ли был, плох ли – теперь ответит за все свои поступки перед вечным Небом. А мальчишка-то про веру все правильно сказал…

Страж растерянно посмотрел на здоровяка и повернулся обратно к Мархузу.

– Ты нашептал им! Предатель и неверный! Предатель вдвойне! – Тяжело глядя на Мархуза, выдавил страж. – Аллахом клянусь, я сейчас омочу в тебе свой клинок!

Мархуз покачал головой и спокойно ответил:

– Зачем шептать, люди сами видят. А кровь, сынок, – из ножен Мархуза с шелестом вылетел слабо изогнутый, видавший виды, со щербинами в двух местах, но ухоженный, клинок, – это уж дело такое, как получится.

По стене людей прошла вторая волна, когда клинки достали простые воины, не из стражи, а из внешних тумэнов. И тут стена распалась на отдельных людей и группы, которые настороженно, недобро глядели друг на друга. Амар, Трофим, и Улеб озирались.

Сотник ночной стражи Сахир-Буюрук все так же стоял у палатки и смотрел на толпящихся воинов. К нему подскочил десятник стражей.

– Бег, что нам делать?

Сахир поморщился. Что делать?.. Хаган Урах умудрился навлечь недовольство людей, вмешиваясь в вопросы веры. Он поставил Ислам выше прочих вер, и муслимы начали стекаться в ставку хагана, а дети иных богов уходить на окраины улуса. И вот горячий хаган лишь с сотней своих муслимов из ночной стражи, чтоб ему было сподручней ловить брата, поднял отдаленный гарнизонный отряд из трехсот человек, всех по большей части христиан или сынов Тенгри. Урах сделал это, и умер от руки брата, оставив все земные заботы. А он, Сахир-Буюрук, теперь стоит в центре разгорающейся давно накипевшей свары. Прошли, кажется, времена, когда все муголы проносили выбранного им хагана на кошме. Теперь отдаленные гарнизоны могли узнать о новом правителе только когда он уже пришел к власти. Потому, может, с них и спрос не велик… Но они, ночные стражи, хранители покоя ставки, давали присягу на верность лично хагану Ураху… И значит, они должны защищать его даже мертвого. Сто ночных стражей и триста простых воинов. Стражи – элита, но против – триста. Что будет, если дело дойдет до мечей? Понятно, на чьей стороне перевес. И… очень не хочется складывать здесь голову ради мертвого хагана, который, скажем прямо, отличался не лучшим характером для правителя, да будет к нему снисходителен Аллах, милостивый и милосердный!.. Вот стоит недалеко бег Балтач, командир этих трехсот. Сахир в самом начале попросил его утихомирить своих людей, но он лишь нахохлился, и пробормотал: «не могу». Может, и правильно, что не рискует, слишком долго это все копилось. А может – может, но не хочет.

– Что нам делать, Сахир? – повторил десятник.

Ударила тетива, свистнуло, и у ног Амара в земле, дрожа, засела стрела. Пустивший её ночной страж выронил лук и с удивлением уставился на свою кисть, торчавшую теперь под неправильным углом, и наконец завопил. Стоявший рядом здоровенный мугол сбил ему прицел, ударив по руке рукоятью секиры, но даже рукояти ему хватило, чтоб переломить кость, как кроличью лапку.

– Я – Алпар… – загремел в толпе громовой голос владельца секиры, и его было легко увидеть, потому что он возвышался над толпой на целую голову, – …говорю тем, кто сражался со мной стремя к стремени и ходил в походы головой к хвосту: не запятнаю я сегодня свой клинок кровью Амара-Мэргэна, сына хагана Хурана, и никому не дам этого сделать! Кто носит честь в себе, а не возит в тороке, чтоб извлекать только когда удобно – становись со мной!

Громогласный багатур встал рядом с Амаром и двумя ромеями. Рядом тут же оказался заваривший кашу бывший гвардеец Мархуз. Сотник Сахир увидел, как одобрительно закивали простые муголы, еще не растерявшие степной нрав в завоеванных странах, как потянулись к возвышавшемуся в толпе Алпару люди.

– Воевода? – растерянно спросил Сахира десятник. – Что делать…

Сахир все взвесил, тяжело вздохнул и пошел на Алпара. Протиснулся, посмотрел тому снизу вверх в глаза, резко повернулся, и набрав воздуха, раскатил на всю округу своим могучим командирским голосом:

– Молодец, Алпар! Мой дух на твоих устах – даже я не сказал бы лучше! Кто дорожит честью предков – становись к нам!

Тот самый страж, что так горячо спорил с Мархузом, потрясено застыл. Сахир видел его глаза, но выдержал взгляд твердо; опыт, накопленный с возрастом позволял. А рядом с уже собирались стражи, привычно потянувшиеся за командиром. «Ну что же, – подумал Сахир. – Свою жизнь и жизни своих я сберег, а там – еще посмотрим…».

Хунбиш-Бильге видел, как Сахир подошел к Амару и принялся славить его во всю мощь своей луженой глотки. Чувства Хунбиш испытывал смешанные. С одной стороны миновала угроза хаганского гнева. С другой же был потерян владыка, в которого столько вложено… Гнев Ураха ему бы, скорее всего, удалось укротить, подставив вместо себя чурбана Нэргуя. А вот укротить смерть еще не удавалось никому… Хунбиш поглядывал на Амара, который периодически появлялся и исчезал, заслоненный людскими спинами. И вдруг в какой-то момент, Амар сам нашел Хунбиша-Бильге взглядом, и тот поспешил отвести глаза. Во взгляде Амара было обещание.

«Тяжело глядит, – подумал Хунбиш. – И смотри, как быстро оброс сторонниками… Этак, они его еще и на кошме пронесут. А он наверняка мне всё припомнит при случае. Да и среди его новых друзей найдется желающий выслужиться. Ох, как бы не сломали мне хребет, как бы не сжали мне шею этой ночью… Нет, надо бежать, пока шум и неразбериха. Немало сокровищ припасено у меня на черный день. Мир везде примет меня, а там с моим умом я быстро поднимусь наверх. А может, и не придется далеко бежать. Горлопаны с саблями вокруг, конечно, опьяняют мальчишку, да только это лишь малая частичка муголов. Велик улус, и много найдется здесь разных интересов, и много недругов найдется у мальчишки. Визири прежнего хагана, гвардейцы прежнего хагана, владетельные нойоны, которых выдвинул хаган… Надо ехать к ним. Так что, может, и не придется бежать далеко. Но первым делом – уехать от этих волчат…»

В толпе среди воинов мелькнул Нэргуй. Не принимая участия в общем споре, он кого-то внимательно высматривал в толпе. Это еще больше подстегнуло Хунбиша. Он поспешно отвернулся, прикрыв лицо, помянул недобрым словом свой заметный наряд и начал пробираться через толпу.

«К лошадям, – подумал он. – Как можно быстрее, к лошадям…».

Хсю-Ва глядела на лежавшее на земле тело Хагана. Несколько ночных стражей стояли рядом с ним, охраняя своего усопшего владыку от толпившихся вокруг людей. Они не пошли за Сахиром… Но их было не больше десятка из всей сотни. «Чего стоит человек, который не умеет выбрать людей?.. – совсем недавно говорил Урах, разглагольствуя в своей палатке. – Чего стоит человек, которого его нухуры отдадут в минуту опасности?.. Великий человек создает себе верных людей из всех, кто его окружает…» И вот, Урах лежит. Часа не прошло, как мертв, и ему верны лишь десять из сотни. Достаточно ли этого количества для того, чтоб он мог считаться великим? Этого Хсю-Ва не знала. Да и мысль эта исчезла, уступив место более насущным. Старое благополучие умерло. Нужно снова устраивать свою судьбу. А ведь брат Ураха, возможно, будет…

Трофим поворачивался из стороны в сторону, осматривая окружающих бессмысленными глазами. Он чувствовал себя голодным, усталым и грязным. Поэтому ему одновременно хотелось есть, спать, мыться, и он даже не знал, чего больше. Потому что можно одновременно есть и мыться. А вот спать и мыться нельзя. И есть во сне нельзя…

Но это был уже бред. Просто то, что должно было произойти, то, чего он ждал, не случилось, а слишком много ушло сил на подготовку себя к неизбежному. Слишком много было потрачено сил, телесных и духовных. И теперь он оказался словно выброшенным из происходящего. Но больше всего утомляли люди, их гомон. Тишины – вот чего хотелось больше всего. Выйти, вырваться из этого кольца людей и просто лечь на склоне.

Подбегали к Амару новые люди, хлопали его по плечам, клялись в верности, кто-то из старших вспоминал его отца, и говорил, что похож… Протиснулся вперед низенький усатый мугол, и свирепо зыркнув на Трофима с Улебом, попросил разрешения зарубить двух подлых предателей, которые связали и выдали Амара. Тут Трофим очнулся, но Амар сказал, что они не предатели, а ближайшие нухуры, которые выдали его по сговоренному плану, и Трофим снова поплыл, а низенький мугол тут же к ним проникся почтением и что-то говорил лестное, и все вокруг тоже стали их хвалить и дружески похлопывать. И все меньше было сторонников у мертвого Ураха, и все больше друзей у Амара. Поэтому гул стих, спорить больше было некому. Лишь несколько стражей остались у тела своего мертвого хагана, но они молчали. А потому гул снова усилился, потому что воины стали кричать: «Амара хаганом!»

Клич разносился вокруг, раз за разом. Те, кто сперва замешкались с переходом к Амару, теперь, чтобы загладить свою нерасторопность, громче всех кричали ему здравницы.

Трофим взглянул на Улеба, и увидел на его лице, как в зеркале, отражение своих чувств. Он посмотрел на Амара, и увидел, как тот собран и напряжен, и как остро ловит все происходящее вокруг.

«Это потому что для нас с Улебом сейчас передышка, – подумал Трофим. – А у Амара даже на неё права нет. Для него все только начинается. Надо и мне собраться. Уж слишком быстро все повернулось в одну сторону, может оборотиться и в другую». Эта мысль его несколько подстегнула, и он тряхнул головой, отгоняя пелену. В голове чуть прояснилось, и пришла запоздалая мысль, что он все-таки жив. Они живы. Живы. И наконец то, чуть отодвинув усталость, в него влилась радость бытия.

Он хлопнул Улеба по плечу.

– Живем, друже!

Улеб посмотрел на него, провел своей могутной рукой по шее, потом утер пот со лба, зацепив и глаза, и сказал с мягкой, необычной для него улыбкой.

– Живем, брат.

А потом подумал и пробормотал:

– Стоим как голые, надо добыть мечи…

Амара хлопать было несподручно, по крайней мере, на виду у муголов, дабы не рушить пиетет. Трофим глядел на него, и видел озабоченную складку меж бровей.

– Живем?! – спросил его Трофим.

Ничто так сейчас его не радовало, как говорить это и слышать подтверждение.

– Живем! – впитав его радость, согласился Амар, но тут глянул куда-то ему за плечо и озабоченно нахмурился.

– Чего? – обеспокоился Трофим, и Улеб тут же подвинулся к ним поближе.

– Вон, – кивнул Амар, – стоит.

Трофим оглянулся и увидел у палатки черноволосую девицу Ураха, с глазами вразлет, фигуристую, дикую и симпатичную на свой степной лад. Девица увидела, что на нее смотрят, и тут же улыбнулась так, что у Трофима, несмотря на всю усталость, внутри шевельнулось мужское. А ведь это ему краем досталось, потому что смотрела девица прицельно на Амара. Но он помнил, как совсем недавно эта девица смотрела на них из-за спины Ураха, и тот взгляд был без всякой жалости и сострадания.

– Нужно срочно узнать, кем она была брату, – тоскливо пробормотал Амар. – Если окажется, что женой, придется и мне брать её в жены.

– Зачем? – удивился Трофим.

– По наследству, – буркнул Амар. – Такой обычай.

– А чего, гарная девка, – приценился Улеб.

– Ты б на такой женился? – спросил Амар.

– Ага. На ночь.

– А дольше?

– Да ну!.. – вскинул руки Улеб.

– Вот-вот. Нет… Нужно срочно узнать… Сахир! – позвал Амар командира ночной стражи, который стоял не так близко, чтоб мешать разговору Амара с друзьями, но и не так далеко, чтобы пропустить что-то важное для себя.

Сахир-Буюрук славился своей невозмутимостью и способностью сохранять равнодушным лицо. Много прожито, многое видено. Но когда мальчишка, только что избегший смерти и у которого теперь была тысяча дел (потому что не так уж и далеко отступила смерть), прошептал ему тот вопрос, который казался наиболее важным, Сахир-Буюрюк не выдержал и гулко, во весь голос, от души, захохотал.

* * *

Трофим еще раз обернулся назад посмотреть, как удаляется Амар со своими новыми нухурами. Лошади разносили их все дальше. Трофима и Улеба в одну сторону, Амара с мугольскими воинами – в другую. Как раз посредине разделившего их расстояния остался небольшой курган – последнее место упокоение Урах-Догшина. Друзья разъезжались, судьба вела их в разные стороны. Теперь, после смерти брата, Амар, наверное, мог бы вернуться в Романию. Но здесь была его земля, и он обречен был завершить то, что так странно началось. Обязывали его и новые, пока немногочисленные сторонники. От успеха Амара и того, кто станет новым правителем, зависело, станут ли его нухуры героями или предателями. Поэтому, насколько Амар вел их, а насколько они вели Амара, пока понять было трудно. Амар ехал к своему старому деду по матери, и пока никто не ведал, во что это все выльется. А Трофим с Улебом направлялись обратно в Романию, так как оставались служивыми людьми, и полученный приказ сопроводить Амара домой был исполнен, хоть и не так, как это планировалось, а как вышло.

Амар хотел им дать сопровождающих, но они отказались. Ехать с мугольскими удальцами им почему-то совсем не хотелось… Тогда Амар дал им знак доверенного лица хагана (с которым Сахир-Буюрук расстался после долгого ворчания) и посоветовал ехать почтовыми лошадьми, опережая весть о смерти Ураха, пока знак еще имеет силу. А заодно дал охранную грамоту и от себя, честно предупредив о её невысокой пока цене.

– Пока, – сказал Амар, многозначительно подняв палец и улыбаясь…

Трофим обернулся, и увидел, что всадники были уже почти не видны, сделавшись черными точками, и только вилась по земле облачком пыль, выбитая из-под копыт, да змеилось над головами воинов знамя отряда. А собственного знамени у Амара еще не было.

– Не хотелось мне его покидать, – признался Трофим.

– Беспокоишься? – спросил Улеб.

– Будто ты нет.

– Теперь у него гораздо больший эскорт, чем был наш.

– Дело не в размере, дело в верности. Он ввязался в опасную игру.

– Она была опасной с самого начала. Только мы не знали… Он не ввязывался. И она сама его нашла, по рождению. Любой, кто будет сейчас претендовать на трон, будет видеть в нем угрозу. – Улеб пожал плечами. – Может, не так плох его отряд. Там ведь были люди, которые вступились за него, когда еще ничего не было решено.

– Да, я посоветовал ему приблизить тех десятерых, которые встали за него первыми, и все равно держать с ними ухо востро.

– Если даже с ними востро, то что с остальными?

– Держать на крепком поводу. Чего улыбаешься?

– О Фоке думаю, – еще шире ухмыльнулся Улеб. – На желчь бедняга изойдет. Так обмишуриться… Кем он уехал отсюда? Беглецом для муголов. Обычным солдатом для императора. А мы с тобой кем едем? Посланцами к василевсу от великого хагана.

– Претендента в хаганы, за которым еще и тысячи воинов нет. А знаешь, сколько всего тысяч в бескрайнем улусе?

– Да не важно. Видел, как воины за Амара вступились? Все придут под его руку. Быть ему хаганом.

– Ну-ну… – ответил Трофим, и еще раз обернулся назад, туда, где небольшой отряд ехал навстречу горизонту, норовя достигнуть таинственного места, где сливалась воедино зеленая равнина и голубое небо. – Дай-то Бог.

2011 г.

.