Текст книги "Замки на песке"
Автор книги: Лесси Скарелл
Жанр:
Короткие любовные романы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 8 страниц)
6
– Тетя Фройдис, тетя Фройдис!
Маленький Олаф, стоявший рядом с рыжим, длинным мужчиной, увидев ее, побежал навстречу. Она невольно рассмеялась, глядя, как большущий синий рюкзак перелетает то на одну сторону, то на другую за спиной мальчика. Фройдис присела на корточки и приняла Олафа в объятия, еще раз поразившись, как он похож на Альфа. Та же смуглая кожа, те же волнистые черные волосы, только глаза – тут она улыбнулась – лавранссовские, ярко-ярко-голубые. Фройдис поправила на нем курточку и встала.
– Тетя Фройдис! Пойдем на море. Я домой не хочу!
– А почему не хочешь? – удивилась она.
– Там мама с папой опять кричат друг на друга.
– С чего ты взял? – Девушка протянула ему руку, чувствуя, как Олаф обхватывает ее своей теплой маленькой, но уже крепкой ладошкой. – Ты же еще не был дома и не можешь знать, что делают папа с мамой.
– Знаю, знаю, – огорчился мальчик. – Они теперь каждый день кричат. Тетя Фройдис, тетя Фройдис, ну пойдем на море! – заканючил Олаф. – Ну пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста!
Фройдис улыбнулась, взглянув в его печально-просительные глазки, и только тут заметила, что рыжий мужчина уже стоит рядом.
– Ну, хорошо, хорошо…
– Ура! – закричал Олаф, прыгая на месте и все еще держа ее за руку.
– …ты предупреди маму, а я пока с дядей поговорю.
Мальчик кивнул и деловито полез в рюкзак за мобильником. Это мама подарила ему, когда он пошел в школу.
Фройдис улыбнулась Рыжему. Он протянул руку:
– Магнус Ланссон. Я работаю здесь. Учителем физики.
– Фройдис Лавранссон. Очень приятно.
– О, так вы сестра Сигурни… – Магнус почему-то покраснел и опустил глаза.
– Да, старшая. – Фройдис стало смешно, настолько забавно вел себя Рыжий.
– Мы с Сигурни учились в институте вместе, потом некоторое время работали здесь… совсем немного.
– Ага… – Фройдис попыталась замаскировать просившийся наружу смех кашлем.
Видимо, неудачно, потому что Магнус быстро взглянул на нее и отвел глаза, невнятно что-то пробормотав.
– Тетя Фройдис, мама разрешила. – Олаф потянул ее за руку. – Ну, пошли, пошли!
Магнус смущенно взглянул на Фройдис и протянул ей белый, длинный конверт.
– Простите, фру Лавранссон…
– Называйте меня просто Фройдис.
Магнус слегка улыбнулся.
– Фройдис… вы не могли бы передать это Сигурни?.. Это касается Олафа, – добавил он и снова покраснел.
– Конечно!. – Она сунула конверт в сумочку и, уже увлекаемая мальчиком, добавила: – Вы милый, Магнус. Но врать совсем не умеете. Я передам письмо. Обещаю, что ее муж не узнает об этом.
Магнус, покраснев еще больше, улыбнулся, и зашагал к школе.
Фройдис сидела на прохладном песке и наблюдала за Олафом. Он бегал по берегу, оставляя кроссовками смешные следы, которые быстро исчезали, опять превращаясь в гладкую поверхность. Он выискивал редкие камушки причудливой формы и каждый раз со смехом тащил находку на суд к Фройдис.
И она чувствовала себя почти счастливой. Почти как тогда, когда пела для сестер. Она любила Олафа – этого живого, веселого мальчишку. Когда Фройдис оставалась с ним наедине, то запросто могла представить, что он не просто племянник. Сын.
Она откинула голову, подставив красивое лицо еще тепловатому осеннему солнцу. Пальцы утонули в холодном песке, который так приятно обволакивал руки. Фройдис прикрыла глаза.
Ей часто приходилось слышать: «Фройди, пора бы и тебе завести ребенка!» В ответ она всегда лишь смеялась и отмахивалась: «Рано еще, пожить надо, нагуляться!» Если бы они знали… Фройдис невесело улыбнулась. И у нее были свои тайны, о которых она не говорила даже Сигурни – своей любимой сестре. Она вообще никогда никому об этом не рассказывала. И очень хотела бы забыть.
…В шестнадцать лет юная, взбалмошная, обворожительно-красивая Фройдис влюбилась. Да-да, впервые по-настоящему влюбилась. Его звали Рик. Американец, приехавший посмотреть Норвегию и случайно попавший на студенческую вечеринку в Осло, на которой была и Фройдис.
Ошибка юности. Ошибка молодости. Он оказался совсем не прекрасным принцем из сказки. Не благородным рыцарем из средневековых романов. И он любил ее ровно столько, сколько было нужно ему.
От его взгляда внутри Фройдис все замирало. По телу разливалась истома. Она бледнела, краснела и ладошки покрывались липким потом, и потому она без конца бегала в туалет: сполоснуть руки ледяной водой и отдышаться, согнать волнение с лица.
Когда он взял ее за руку на их первом свидании, Фройдис не могла пошевелиться. Она просто шла рядом с ним, ощущая его теплое прикосновение и зная, что она самая счастливая девушка в мире. Он что-то рассказывал ей, но она не понимала, что именно. Только его низкий, чарующий голос и его рука. Ее ладошка тогда то и дело становилась влажной, и Фройдис делала вид, что поправляет выбившуюся прядь волос, а сама незаметно вытирала ее об джинсы. И он снова брал ее за руку. И снова Фройдис улетала куда-то. И хотела идти вот так с ним всегда…
А потом он уехал. Вернулся в свою Америку. Обещал писать. Обещал вернуться и забрать ее. Обещал никогда не забывать, ведь она самая-самая чудесная девушка, которую он встречал.
А Фройдис тихо сделала аборт. Никто ничего не заметил. Никто ничего не узнал. И Рик ни разу не позвонил, не ни одной строчки. Забыл… Ведь она была всего лишь самым-самым чудесным приключением в Норвегии.
– Тетя Фройдис. – Маленький Олаф сел рядом с ней на свой огромный рюкзак.
– Что, малыш? – Она хотела потрепать его по темным волосам, но рука была вся в песке.
– Ты грустная…
Фройдис улыбнулась:
– Немного.
Она обтряхнула ладошки и, обхватив колени, посмотрела на море. Оно было синее-синее и уходило далеко-далеко, сливаясь с небом. Иногда чайки залетали на золото солнца черными силуэтами. Фройдис захотелось плакать.
– А у тебя есть тайна? – спросил вдруг Олаф.
Фройдис вздрогнула. Он будто видит ее насквозь.
– А у тебя?
– Так не честно! Я первый спросил!
Она рассмеялась:
– Да, есть.
– Страшная?
Фройдис задумалась, продолжая смотреть на сверкающее море. Снова захотелось плакать. Она крепко-крепко зажмурилась, скрывая мелькнувшее отчаяние в глазах:
– Очень.
– Потому и грустишь.
Олаф сел в ту же позу, что и Фройдис. Несколько секунд помолчал, словно обдумывая что-то. Потом резко встал, нацепил рюкзак и потянул девушку за руку.
– Ты уже хочешь домой? – спросила она.
Он быстро покачал головой, заставляя Фройдис встать и бежать за ним.
Олаф привел ее к огромному валуну, непонятно откуда здесь появившемуся, и показал ей абсолютно круглый, черный, гладкий камешек:
– Смотри, это твоя страшная тайна!
Фройдис улыбнулась.
– Давай ее закопаем! – И Олаф, плюхнувшись на колени, начал разрывать песок прямо возле валуна.
Фройдис села рядом. Когда они вырыли достаточно глубокую ямку, мальчик опустил туда камешек и засыпал его песком.
– Все, – удовлетворенно кивнул он и посмотрел на Фройдис ясными голубыми глазами. – Если тебе когда-нибудь станет грустно, ты просто забери эту свою страшную тайну и выбрось ее в море. И снова все станет хорошо!
Фройдис крепко-крепко обняла Олафа:
– Спасибо, малыш!
И повторила про себя, словно прочитывая кому-то молитву: «Так и сделаю, так и сделаю. Выброшу свою страшную тайну, и пусть она утонет! И пусть ее не будет больше!»
7
Всю неделю Агнесс думала только об Улаве. После сумасшедшей ночи, которую они провели вместе (по спине у Агнесс пробегали мурашки, когда она вспоминала запах мокрого песка, сливающийся с ароматом разгоряченного мужского тела), Улав не звонил и не попадался ей на глаза. Агнесс специально посещала места, где, как ей казалось, могла пересечься с Йортом. Но желанная встреча все не происходила.
Агнесс и сама не могла понять, чего она ждет от Улава. Повторения той ночи? Пожалуй, но не только. Ей просто хотелось увидеть его, поговорить с ним, прикоснуться к нему. Агнесс чувствовала, что скучает. Так скучает, что готова плакать ночью в подушку и лезть на стену от глухого отчаяния. Это было так удивительно для нее! Она никогда никого не любила в своей жизни, никогда не влюблялась. И вот, когда ей исполнилось двадцать пять, запоздавшее первое чувство наконец пришло.
«Надо спросить у Фройдис номер его телефона, – уставившись отрешенным взглядом в монитор компьютера, подумала Агнесс. – Но как? Ведь она не скажет его просто так. Обязательно засыплет вопросами: зачем, почему? Что бы такого придумать?»
– Агнесс, с вами все в порядке?
Девушка подняла глаза и увидела своего шефа. Роберт Свенд смотрел на свою подчиненную с суровым беспокойством. Его густые темные брови, почти сросшиеся на переносице, низко нависали над небольшими проницательными глазами. Четкая линия рта выдавала в нем человека серьезного и даже черствого. Когда он говорил, его губы оставались почти неподвижными, поэтому работники турфирмы «Нибелунг» за глаза называли своего шефа Чревовещатель или просто Вещатель.
– Что? – Агнесс непонимающе взглянула на господина Свенда.
– Я спросил, все ли у вас в порядке, – с неподражаемой интонацией произнес Чревовещатель, нахмурив свои лохматые брови, отчего они опустились еще ниже. – Впрочем, я и сам вижу. Можете не отвечать.
– Вот и отлично, – тихо ответила Агнесс, мельком взглянув на шефа. – Мне все равно нечего вам сказать.
Хмурый Свенд развернулся и направился в свой кабинет, громко стуча каблуками. Коллеги, сидящие с Агнесс в одном кабинете, переглянулись между собой. Что происходит с их исполнительной и трудолюбивой, высокомерной и скучной «серой мышкой»? Вот уже неделю она витает в неведомых облаках и не спешит по первому зову исполнять приказы грозного Вещателя! А сейчас, кажется, вообще вывела его из себя! И что же? Совсем недавно Агнесс понеслась бы за шефом, чтобы вымолить прощение. А теперь – даже бровью не повела, даже не извинилась.
Вместо этого Агнесс, под недоуменными взглядами коллег, взяла с подставки свой мобильный и принялась печатать эсэмэс-сообщение.
«Фройдис, привет, – уверенно набрала девушка. – Скинь мне номер господина Йорта. Он зачем-то нужен Свенду. Если не добуду номер, мне влетит».
Через несколько секунд от Фройдис пришел ответ. Она поверила сестре и без лишних расспросов прислала ей номер Улава. Еще бы! Ведь наша «девушка-фейерверк» считает, что Агнесс интересуется только своей работой. Списать все на шефа было отличной идеей!
Мысленно Агнесс послала Свенду воздушный поцелуй, сдобренный ехидной улыбочкой. Потом она сохранила номер Йорта в своем телефоне. Подумав, она поместила его в группу «Любимые». Вместо имени Агнесс поставила ласковое «Котик».
Теперь нужно было дождаться конца рабочего дня.
Исполнив свою задумку, Агнесс немного успокоилась, и решила все-таки приступить к своим обязанностям. Она стала просматривать письма, присланные на электронную почту двести два письма! Агнесс даже не поверила, увидев эту цифру. Господи, как же она раньше успевала читать всю эту корреспонденцию! Да еще такую скучную! Деньги, деньги, деньги – весь разговор только о деньгах. Кто-то ищет спонсора, кто-то предлагает свои услуги, кто-то соглашается, кто-то отказывается. И цифры, постоянно цифры! Как же они надоели!
Агнесс проработала в «Нибелунге» три года, оказавшись здесь сразу после института. Благодаря своей сообразительности, исполнительности и учтивости она быстро поднялась по служебной лестнице – и это было только начало! Агнесс метила в руководители, а Свенд как раз собирался расширяться и уже вел договоры о покупке разорившейся турфирмы «Гольфстрим». Шеф не скрывал своего намерения назначить Агнесс главой возрожденного «Гольфстрима». Надо лишь немного подождать. Нужно было время, чтобы сделка прошла с наибольшей выгодой для «Нибелунга».
Но Агнесс вдруг поняла, что она не хочет ждать. И не хочет быть начальницей. И вообще ничего не хочет, кроме одного: любить и быть любимой. Она поняла, что из-за этой работы, этих цифр, этих денег – о которых только и говорят и которые нельзя пощупать, – ее жизнь стала скучной и какой-то ненастоящей. Она ужаснулась, взглянув на себя со стороны. Сидит такая строгая и суровая, как уменьшенная копия Вещателя, и постоянно что-то считает! А этот пучок! А этот синий костюм! Боже, ведь этот цвет ассоциируется с «синим чулком»! То-то на нее никто не обращает внимания…
Агнесс чуть не расплакалась. Закрыв лицо руками, она просидела так около минуты. Но природное честолюбие взяло верх над сомнениями и комплексами.
«Ничего, – мысленно успокоила себя Агнесс. – Я всем докажу, что достойна любви! Улав Йорт будет моим! Во что бы то ни стало!»
Она решительно отняла руки от лица и увидела, что перед ней стоит Виржиния, секретарша Свенда, абсолютно флегматичная особа, похожая на замороженную рыбу.
– Господин Свенд обеспокоен вашим состоянием, – сухо произнесла та, холодно глядя на Агнесс. – Он настоятельно рекомендует вам пройти медосмотр.
Агнесс приподняла брови.
– Для этого господин Свенд разрешает вам взять лишний выходной. Завтра.
Агнесс покосилась на дверь начальника. Что ж, оказывается, Чревовещатель не такой уж черствый человек!
– Все затраты, естественно, за счет фирмы, – добавила Виржиния и медленно поплыла к кабинету начальника.
«Вот и отлично. А то что-то давно я не была у стоматолога, – подумала Агнесс. – К тому же… раз у меня выходной… – Она улыбнулась своим мыслям. – Быстренько обегу всех докторов, а потом позвоню Улаву и назначу ему свидание! Нечего ждать у моря погоды. Пора брать инициативу в свои руки».
8
Альф выскочил из дома злой и небритый. Черт бы побрал эту Сигурни! Сколько можно придираться? Ведь мелочь же! Подумаешь – встал поздно! Хотя это была лишь зацепка, чтобы снова, в который раз уже за эту неделю, выяснить отношения! Почему нельзя просто сесть и решить все проблемы? Почему у них все происходит через скандал?!
А ты сам-то? – зашептал внутри противный голосок. – Сам-то ты пробовал решать проблемы тихо и мирно?
Альф завел мотор машины и рванул с места так резко, что мелкий гравий брызнул из-под колес на зеленую лужайку.
– Заткнись, – прошептал Альф, сжимая мохнатый руль.
Разборки всегда начинаешь ты. Первый срываешься и начинаешь…
– Заткнись!!
Ты катишься в пропасть, Альф! Ты никому не нужен! Даже детям… Они боятся тебя, Альф! Боятся собственного…
– Заткнись, заткнись, заткнись!!! – заорал Альф, в ярости стуча по рулю.
Когда он пришел в себя, голос исчез. Альф дышал прерывисто и тяжело. Он смахнул выступившие на лбу капельки пота. Дрожащей рукой потянулся к бардачку, достал плоскую металлическую флягу, кое-как открутил крышечку и глотнул, другой рукой продолжая вести машину. Коньяк обжег горло и разлился внутри теплой волной. «Я что, схожу с ума?» Альф сделал еще пару глотков и, завинтив крышечку, сунул флягу на место. Вздохнул. «Нет, не схожу. Просто психую. Это все Сигурни! Сигурни во всем виновата!»
Он вспомнил ее глаза. Голубые-голубые, как летнее небо после дождя. У Альфа глаза тоже голубые, но ничего похожего на ее цвет. У него они сверкали мрачноватым блеском, и если в них долго всматриваться, то можно увидеть множество золотистых крапинок. Не одну женщину его глаза, только эти его глаза, свели с ума.
Ему было двадцать восемь, когда он впервые встретил малышку Сигурни. На выставке картин модного тогда французского художника Николя Тусье, в Осло. Уже в то время Альф был преуспевающим рисовальщиком комиксов, тогда же он лелеял мечту стать настоящим художником. Но до сих пор он всего лишь рисовальщик… Альф мрачно усмехнулся.
Десять лет назад он посещал все возможные выставки. Изучал, наблюдал, следил за новыми веяниями. И однажды увидел ее – Сигурни Лавранссон. Она стояла перед «Вечерним пейзажем» Николя Тусье и явно наслаждалась им. Джинсы обтягивали ее аппетитную попку, а яркая футболка едва выдерживала напор великолепного бюста.
Ах, эта ее грудь, которую он так любил!
Темные волосы свободно обрамляли милое личико. А какие глаза! Когда он увидел эти небесные глаза, то сразу захотел написать ее. Альф тогда подошел к ней, зная, что она не останется равнодушной к нему. Так и случилось.
Два года они просто встречались. За это время он написал ее портрет, который до сих пор считал одной из лучших своих работ. Он дарил ей цветы. А она дарила ему себя. Он мог часами наслаждаться ее телом, ее душой – ею. Это было счастливое время. Еще никогда его так не тянуло ни к одной женщине. Потом они поженились, через год родился Олаф. И что-то изменилось. Чувства словно поблекли. Альф стал заглядываться на других женщин, более того – спать с ними. Но не переносил, если кто-нибудь смотрел на Сигурни. Жуткая ревность захлестывала его всего. «Это мое, – думал он. – Только мое, и ничье больше».
А теперь они ругаются почти каждый день.
Альф притормозил у невысокого желтого здания. Поднялся на самый верхний этаж – третий. Здесь была его мастерская. Он запер за собой дверь и зажег свет. Повсюду были его картины. Многие просто стояли на полу, повернутые к стене. Возле окна находилась огромная кровать с красными шелковыми простынями. Там он обычно устраивал натурщиц, и нередко сам не упускал возможность примоститься рядом, дабы лучше изучить формы, которые ему придется изобразить на холсте, как объяснял он девушкам.
На полу валялись сжатые, перекрученные тюбики, под заляпанным разными красками мольбертом раскиданы кисточки.
Альф стянул свитер, джинсы… Он привык творить обнаженным, это заводило его.
Агнесс с самого утра чувствовала себя неважно. Болела голова. И так как Свенд дал ей отгул, она решила остаться дома. Теперь Агнесс сидела на кухне, наблюдая, как Фройдис пьет кофе и явно куда-то собирается.
– Ты уходишь?
– Да. – Фройдис улыбнулась. – Альф предложил меня написать, и я согласилась.
– А работа как же?
– Ты что, младшенькая, я же в отпуске! Забыла?
Агнесс хмуро посмотрела на свой нетронутый чай.
– Видимо, забыла.
– Заработалась ты совсем. Кстати, – Фройдис взглянула на сестру, – ты-то почему до сих пор дома?
– Да я что-то плохо себя чувствую.
– А что такое?
Агнесс поморщилась. Фройдис только сейчас заметила, как сестра бледна. Но мысли тут же унесли ее к Альфу. Как она сейчас придет к нему в мастерскую, разденется и ляжет на ту чудесную кровать с шелковыми простынями. Как Альф, этот смуглый и такой непохожий на других норвежцев, мужчина, подойдет к ней, весь измазанный краской и… Фройдис нравилось заниматься с ним сексом, хоть она и не любила Альфа.
А потом, после нескольких горячих часов на алых простынях, она скажет ему все, что давно собиралась сказать…
– Вчера в пиццерию с коллегами ходили, – донесся до нее голос Агнесс. – Анна сразу поняла, что с пиццей что-то не то, а мы, дуры, не послушали ее. Халгерд звонила, ей тоже плохо.
– Агнесс, а что ты вообще в пиццерии забыла?
– Есть хотела, вот и зашла.
– Ты и пицца – вещи несовместимые!
– Да иди ты! – взвилась Агнесс. – Я к тебе, как к человеку, а ты…
– А что я? – Фройдис взглянула на сестру. – Ладно, проехали. Серьезно, может, врача вызвать? Ты неважно выглядишь.
– Да нет. Я уже в норме. Голова только побаливает немножко.
Фройдис допила кофе, встала и чмокнула сестру. Ей хотелось скорее туда, в мастерскую. Она думала об Альфе… и Сигурни… Интересно, догадывается та или нет, что родная сестра спит с ее мужем? Наверное… А что тут скажешь? Сама не без греха.
Впрочем, Фройдис чувствовала, что Альф уже не так возбуждает ее, как раньше. Она насытилась им. Как ребенок игрушкой. Малыш любит только своего маленького медвежонка, он играет, спит, ест только с ним. А потом ему дарят какого-нибудь жирафа. И медвежонок, истерзанный и не такой уже красивый, заброшен в дальний угол и забыт. Фройдис улыбнулась, вспомнив журналиста из Осло, с которым познакомилась недавно на какой-то очередной вечеринке. Приятный мужчина этот Дагни Дантес… Но он – в Осло, а Альф – тут, в Ловфьерде.
Громкий стук в дверь вывел Альфа из творческого транса. Он внимательно оглядел жесткие, завихренные контуры рисунка. Ядовито-зеленый смешивался с желтым, желтый переходил в красный. «Цвет крови, – подумал Альф, кидая кисть в воду. Набрасывая халат, машинально отметил: – Не тот зеленый, не тот… Надо искать выход из этого цвета. Фройдис, наверное». – И он открыл дверь.
– Альф! Альф! Ну что же вы не открываете?! – возбужденный Улав влетел в мастерскую. – Я стучу, стучу! У меня такие новости, а вы не открываете!
Альф успокаивающе поднял руку:
– Тише, тише, Улав! Во-первых, как вы узнали, что я здесь?
– Альф! Да какая разница! Ведь…
– Как вы узнали, что я здесь?! – не дав ему договорить, повторил свой вопрос Эвенсон, туже затягивая халат.
– Ваша жена сказала, что вы уехали в мастерскую.
– Вы что же? Были у меня дома?
Ревность начала закипать в нем, грозя вот-вот вырваться наружу. Альф собрал все свои силы, чтобы не сжать кулаки. «Мое!»
– Я позвонил, хотел с вами встретиться, а вы здесь. Это такая удача! – продолжал тараторить Улав, ничего не замечая.
Альф оглядел собеседника тем же внимательным взглядом, что и картину минуту назад.
– Так что привело вас сюда?
– Альф! – Улав в возбуждении схватил его за плечи, встряхнул, тут же отпустил и бросился к его картинам, кидая горящий взгляд то на одну, то на другую. – У вас будет персональная выставка!
Альф так и стоял у двери, пораженно глядя на гостя. Персональная выставка? Собственная? Своя? О чем он говорит?!
– Мне стоило огромных трудов договориться с хозяином галереи! Он думал, что это будут комиксы. Но я его убедил, что у вас есть серьезная живопись. Очень неплохая, так я ему сказал, и показал пару фотографий. И он…
– Что? Я ничего не понимаю! – пробормотал Альф, стремительно приблизившись в Улаву.
– …согласился…
– Улав, Улав, подождите! Объясните все толком. Что? Когда? Где?
– Да что тут непонятного? – Слегка раздраженно Йорт зашагал по комнате, опустив глаза и заложив руки за спину. – Выставка в Беринге. В художественной галерее частного лица. Через месяц.
– Через месяц? Так скоро?
– Месяц – недолгий срок! Но я думаю, что вам хватит, чтобы подготовить картины. Я помогу. Альф…
Эвенсон уже перебегал глазами с полотна на полотно, отмечая, что пойдет на выставку, а что – нет. «Мадонна» – несомненно. «Лунный вечер» – вряд ли. А вот «Солнце в зените» – возможно, да… И конечно же – «Портрет Сигурни». Эта работа без раздумий и обсуждений подходит для выставки. Но ведь сначала нужно встретиться с владельцем галереи, обговорить детали, да и…
– Альф!
– Что?
– Это удача!
И Альф впервые за долгое время искренне, открыто улыбнулся:
– Несомненно!
…Альф подхватил Фройдис на руки, едва она вошла в его мастерскую. Он улыбался… как-то иначе, чем всегда. Улыбался так, как раньше – в молодости.
Он сразу потянул молнию на ее кофточке. Он хотел Фройдис, хотел секса, хотел счастья.
Фройдис высвободилась из его объятий.
– У меня выставка через месяц! Улав договорился!
– Я рада. Улав искренне восхищается твоим искусством. Но… я пришла не за этим. – Фройдис снова отвела его руки. – Я ухожу от тебя.
– Да ладно, ты шутишь.
Альф обнял девушку. Фройдис легко оттолкнула его.
– Я ухожу! Я встретила другого человека. И ты меня просто достал! Ты – низок! И я никогда тебя не любила. Не ищи меня.
Фройдис ушла, хлопнув дверью.
Он, ошеломленный, стоял посреди мастерской. Потом потянулся за бутылкой коньяка, которая всегда стояла в сейфе за его «Мадонной».
