Текст книги "Замки на песке"

Автор книги: Лесси Скарелл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 8 страниц)

14

Наконец настал тот день, который так ждала Агнесс и который должен стать либо самым счастливым днем в ее жизни, либо наоборот.

Прежние мысли о том, что ей нужно выглядеть настолько сногсшибательно, чтобы Йорт тотчас ее возжелал, совсем оставили Агнесс. Она больше не собиралась притворяться той, кем не была на самом деле. Если Улав захочет принять ее в свою жизнь, он должен принять ее такой, какая она есть. Эта мысль даже немного успокоила Агнесс. Но внутри нее, в самой душе, все равно что-то трепетало, словно испуганный голубок, и не давало усидеть на месте. С пяти до семи вечера она бесцельно бродила по дому, ничего не замечая вокруг и слепо натыкаясь на предметы. Фройдис сделала ей свежевыжатый сок и приготовила запеканку, но Агнесс даже не притронулась к еде.

«Улав не любит меня, – размышляла она, будучи откровенной сама с собой. – Но может полюбить! У него доброе, открытое сердце. И он непременно полюбит нашего будущего ребенка, а заодно и меня, как его мать. А большего мне не надо. Мне не нужна его страсть. Мне нужна его нежность, забота. Улав, как любой мужчина, не устоит перед взглядом обожающей женщины, готовой ловить каждое его слово, целовать его руки, просто потому, что это егоруки. Я постараюсь стать хорошей женой».

Когда часы показали половину седьмого, Фройдис решила, что ей лучше уйти. Она не собиралась пересекаться с Улавом. К тому же девушка не была уверена в том, что сможет сдержаться и не устроить некрасивую сцену. Рассудив, что если такое случится, то, не дай бог, как-нибудь навредит Агнесс, старшая из сестер Лавранссон поправила перед зеркалом прическу и отправилась в медицинский центр – тот самый, в котором накануне была Агнесс. Фройдис чувствовала, что ей срочно нужно расслабиться. А для этой цели места, лучше медцентра на улице Освей, не придумаешь. Во-первых, там есть прекрасный массажный кабинет. А во-вторых, там работает доктор Барс, с которым Фройди давно связывали теплые и необременительные отношения.

Улав чуть опаздывал. Агнесс терпеливо ждала, вглядываясь в сумрак улицы. Наконец, на дороге показался его серебристый «Форд». У Агнесс екнуло сердце, к щекам прилила кровь. Улав вышел из машины. В руках у него был букет – маленький, аккуратный и очень похожий на флердоранж. Пока он шел от автомобиля до крыльца дома, Агнесс наблюдала за ним, гадая, о чем он думает и в каком настроении пребывает. Когда Йорт позвонил в дверь, девушка несколько раз глубоко вздохнула, приложив руку к животу, и пошла открывать.

– Здравствуй, – сказал Улав.

Он протянул Агнесс цветы и слегка коснулся ее щеки сухими губами.

Йорт был как всегда обворожителен. Джинсы, рубашка, мягкая кожаная куртка – ничего особенного, но на нем все смотрелось потрясающе! А эти глаза с янтарным оттенком! И этот прекрасный свежий цвет лица, как у юноши или греческого бога!.. Глядя на своего избранника, Агнесс понимала, что лучшего отца для своего ребенка трудно пожелать.

– Куда ты хочешь пойти? – заботливо спросил Улав. – В ресторан? Или в кино? Или еще куда-нибудь?

Агнесс почувствовала, как от его голоса по телу разлилось тепло. Простой вопрос поставил ее в тупик. Куда она хочет пойти? Куда угодно. Или никуда. Главное, чтобы он был рядом. Чтобы говорил с ней таким вот заботливым, мягким тоном и вот так же заглядывал ей в лицо, будто пытаясь найти в нем разгадку некой великой тайны.

– Я не хочу никуда идти, – наконец произнесла Агнесс. – Давай посидим здесь. То есть, конечно, не в холле… Пойдем в гостиную.

– Да, – кивнул Йорт. Его лицо было серьезным и сосредоточенным. – Так будет даже лучше.

Они прошли в комнату, где по-прежнему в вазах стояли цветы, а на стенах покачивались разноцветные воздушные шарики. Но в воздухе больше не витал праздник: слишком много вчера здесь было пролито слез. И здесь было разбито сердце Сигурни Эвенсон.

Улав и Агнесс сели на диван. Агнесс предложила Йорту запеканку и сок, стоявшие на столе. Поблагодарив, он отказался. Повисла тишина. Оба чувствовали себя неловко. Ведь они были практически чужими друг другу, но вместе с тем их уже связала прочная нить.

У Агнесс запершило в горле. Она отпила сока. Тихо покашляла в кулачок.

На журнальном столике громко завибрировал мобильник Фройдис – она забыла его, поставив заряжаться. Это было как знак. Хватит тянуть, хватит молчать. Нужно скорее сказать ему те важные волнительные слова, которые она хотела, и услышать его ответ. Или не услышать.

– Улав, – вздохнув, начала Агнесс, – я должна тебе кое-что сказать.

– Не надо, – ответил Йорт. В этот момент он почему-то смотрел на каминную полку, где стояла фотография супружеской четы Лавранссон, лица которых светились любовью и счастьем. – Я все знаю. Я знаю, что… – Он замялся, подбирая правильные слова. – У нас будет ребенок.

– Фройдис тебе сказала? – спросила Агнесс, припомнив, что старшая сестра отлучалась куда-то утром, а потом вернулась молчаливая и подавленная.

– Да. Не сердись на нее. Она же…

– …из лучших побуждений. Ты это хотел сказать? – Агнесс улыбнулась. – Мне все равно, кто первым сказал тебе о моей беременности. Главное, что ты все знаешь… Даже лучше, что Фройдис проявила инициативу. У тебя было время подумать.

– Я подумал, – кивнул Йорт. – И кое-что решил.

Она молча ждала. Что же ты решил, Улав?

Йорт взял Агнесс за руку, грустно посмотрел ей в глаза и произнес:

– Все будет в порядке, я о тебе позабочусь.

Агнесс вздрогнула. Когда-то уже это было, и она слышала такие же слова.

«Во сне, – промелькнула в ее голове мысль. – Я видела это во сне».

Улав, ощутив волнение Агнесс, приобнял ее за плечи.

– Давай попробуем… быть вместе.

Услышав эти желанные слова, Агнесс почему-то ничего не почувствовала. Для новых переживаний в ее сердце, мыслях и душе просто не было места, настолько они были переполнены сиянием настоящей, большой любви.

– Не молчи, Агнесс. – Голос Улава звучал напряженно, от волнения у него задрожала нога.

– Что это значит «быть вместе»? – прямо спросила Агнесс. Ей не хотелось недомолвок. – Что ты имеешь в виду?

– Это значит, что у нашего ребенка будет фамилия Йорт, – ответил Улав. – Это значит, что я… – он снова покосился на старую фотографию, а потом заглянул в незабудковые глаза Агнесс, – делаю тебе предложение.

– Мне нужно ответить: «Я подумаю»? – Агнесс нашла в себе силы пошутить.

На нее вдруг волной накатила та самая бесшабашность, присущая Фройдис, а в глазах даже засверкали горячие искорки.

Йорт заметил эту перемену. Агнесс вдруг показалась ему гораздо симпатичнее, чем раньше. Если бы она распустила волосы и вместо безразмерной блеклой кофты надела коротенький топик и юбочку, а лучше – простую белую майку с веселенькими шортами… о, перед такой пай-девочкой трудно было бы устоять. Особенно когда в ее глазах прыгают бесенята, а на щеках цветут розы.

– Я люблю тебя, Улав, – искренне и горячо проговорила Агнесс. – И я постараюсь… очень постараюсь, чтобы тебе было хорошо со мной.

«Может быть, она лучше их обоих, – пришла ему в голову неожиданная мысль. – Лучше Фройдис и лучше Сигурни. В ней есть что-то и от той, и от другой. Но она… чище, искреннее, серьезнее. И она по-настоящему любит меня».

И он осторожно, ласково погладил ее по животу.

15

Альф проснулся от чудовищной головной боли. Опять это чертово похмелье. Он медленно, со скрипом и стонами, поднялся с кровати и осмотрелся. Картины, картины, картины. Мастерская. На полу он увидел свои джинсы, с мольберта снял свитер. И заметил черную туфлю на шпильке, валявшуюся рядом с постелью. Альф поднял ее, повертел в руках. С кровати послышался слабый вздох. Эвенсон с досадой откинул шелковую простыню, под которой оказалась красивая брюнетка. Она сладко посапывала во сне, словно невинное дитя.

– О, черт!

Альф присел на постель. Он даже имени ее не помнил! Но, судя по сбившимся простыням, ночка выдалась жаркой!

Он еще раз хмуро взглянул на спящую брюнетку, потом глазами пробежался по мастерской. Около одной из картин, приготовленных к выставке и уже запакованных, стояла початая бутылка коньяка. Вот к ней-то Альф и направился.

Сигурни, как часто теперь бывало, смотрела телевизор, не видя, что происходит на экране. Она была совершенно раздавлена событиями, столь стремительно обрушившимися на ее голову.

Она глядела на экран, но мысли ее витали далеко.

Сигурни думала о Йорте. Она понимала намерения Улава жениться на Агнесс и, более того, одобряла их. Но пока она была не в силах его простить.

Думала об Агнесс. И тоже понимала ее. И ни в чем не винила. Ведь сестра не знала, что Сигурни и Йорт были любовниками уже долгое время. И что еще раньше – Улав и Фройдис… Сигурни невесело рассмеялась. Каков жук, этот Улав Йорт!

Фру Бьернсон, видя подавленное состояние Сигурни и списывая его на предстоящий развод с Альфом, старалась как можно больше проводить времени с малышкой Кари и Олафом. Мальчик остро чувствовал настроение матери и все время ходил хмурый. Даже не улыбался. Но каждый раз послушно гулял вечером с фру Бьернсон и сестренкой по берегу моря. Он часто глядел на большущий валун, где тетя Фройдис зарыла свою страшную тайну. И в его глазах стояла такая печаль, порой даже скорбь, что фру Бьернсон, глядя на него, украдкой смахивала слезу.

Сигурни думала и о Магнусе. Скорее даже о предложении Олафа пригласить его в гости. А почему бы и нет?

Позвать в гости… Что в этом такого?

У нее все равно никого, кроме детей, не осталось. Ведь Магнус – хороший. И он любит ее. Может, и она сумеет полюбить его?

Агнесс записалась на курсы дыхательной гимнастики, надеясь, что и любимый Котик-Улав будет ходить с ней на занятия, как другие мужья, чьи жены обучаются там. И на уроки автошколы. Пожалуй, она единственная из этой несчастной семьи была сейчас счастлива.

Она крутилась как белка в колесе, вся в заботах о предстоящей свадьбе. Вечерами она была у портнихи, которая шила ей платье.

Она сменила свой строгий синий костюм на удобные джинсы, зеленый свитер и кроссовки. Вместо неизменного «пучка» на затылке волосы теперь спадали на плечи мягкими волнами. Легкий макияж подчеркивал миловидность ее лица, придавая ему необычайную привлекательность.

При всей своей занятости предсвадебными хлопотами, Агнесс продолжала ходить на работу. И с радостью замечала, что коллеги теперь относятся к ней гораздо дружелюбнее, чем раньше.

Агнесс улыбалась. И почему она раньше вот так вот круто не изменила свою жизнь? И все было бы хорошо! Чего она боялась? Она нежно погладила свой пока еще незаметный плоский живот. Вероятно, так должно было быть.

Агнесс была счастлива, не замечая того, как осунулась и побледнела Сигурни; не замечая Фройдис, которая в последнее время ходила по дому мрачнее тучи, забыв о своих многочисленных мужчинах, обрывавших телефон звонками; не замечая некоей отрешенности милого «Котика». Агнесс упрямо гнала от себя мысль о том, что он не любит ее. «Время сделает свое дело», – говорила она себе и улыбалась.

Улав долго стучал в дверь мастерской, прежде чем Альф открыл ему. То, что увидел Йорт, привело его в ужас.

– Господи, Альф! Выставка через неделю! На кого вы похожи?! Как вы себя ведете?!

Эвенсон смотрел на него осоловелыми глазами и пьяно улыбался:

– Улав! Улав, дружище! Не кричи, лучше выпей со мной! Я ведь развожусь…

Йорт, почувствовав резанувшую боль, с досадой стиснул зубы:

– А я женюсь…

– О… – понимающе произнес Альф, потом, качаясь, пошел к распахнутому сейфу («Мадонна» уехала на выставку) и достал коньяк. – Только у меня стаканов больше нет.

– А!.. – с каким-то отчаянием махнул рукой Улав.

Он взял предложенную бутылку, отвинтил крышечку и глотнул прямо из горлышка.

– О! – На этот раз Альф одобрительно хлопнул Йорта по спине: наш человек!

Коньяк обжег внутренности и ударил в голову, снимая многодневное напряжение. Улав, сев на пол, сделал еще пару глотков янтарного напитка. В это момент Альф понимал его как никто другой.

– Я женюсь на Агнесс Лавранссон, – сообщил Йорт, проглотив коньяк и передавая бутылку Альфу.

– Да ну?! – Тот мягко рассмеялся. – Значит, и до третьей сестры дошло дело. А я все гадал, когда же она себя покажет. И какую же часть твоей жизни она разбила?

– Что? – Улав вздрогнул.

– Они все такие: если что-то берут, то разбивают вдребезги! – Альф сел радом с Улавом. – Я ненавижу их семью! Они приносят несчастье. Беги от них, Йорт, беги без оглядки! Они уничтожат тебя, как уничтожили меня!

– Я не могу. – Улав взял бутылку. Коньяк снова обжег горло. – Я связан с ними навсегда…

Больше они ни о чем не говорили. Они просто сидели у стены и пили, понимая друг друга без слов.

Фройдис в задумчивости постукивала пальцами по рулю своего красного «Бентли», стоявшего во дворе. Да, в последнее время она хандрила и почти никуда не выходила из дома. Ни прогулки, ни массаж, ни шоколад не помогали развеять мрачные мысли.

Что-то нужно было делать, что-то менять…

Она всегда жила весело и беззаботно. Крутила-вертела мужчинами, как ей хотелось. Встречалась с ними, спала, после чего бросала, словно смятый носовой платок.

Так она мстила ему – первому, американцу Рику, приехавшему посмотреть Норвегию. Мстила за две недели небесного счастья и любви. И за скомканный год боли и унижения. И за детей, которых у нее нет и больше уже никогда не будет.

Потому она всячески терзала представителей «сильного пола», издевалась над ними, как могла. Доставив им наслаждение, сталкивала с пика блаженства в черную пропасть отчаяния.

Она была гордячкой – Фройдис. Вся в мать француженку – и внешностью, и характером.

Когда-то ей попался в руки дневник Мишель Костри. До чего же были схожи их судьбы! Только вот Мишель повезло – она встретила Юхана Лавранссона и родила ему трех дочерей. Найдет ли она, Фройдис, своего Юхана? Даже если счастье улыбнется ей, она никогда не сможет подарить своему избраннику детей.

По щеке девушки сбежала горькая слеза. Фройдис смахнула ее и до отказа вжала педаль газа своего красного «Бентли». Надоело сидеть дома…

Успокоиться. Успокоиться и начать жить заново.

16

После долгой апатии, Сигурни с головой ушла в домашние хлопоты, стараясь забыться. Ей прекрасно были известны и другие способы отвлечься от тягостных мыслей: например, сидеть и пялиться в телевизор, что она и делала долгое время, или снять стресс легкими наркотиками (достать их гораздо проще, чем алкоголь), или уехать куда-нибудь далеко-далеко, или завести нового любовника. Когда подобные мысли тревожными птицами проносились у нее в голове, Сигурни только усмехалась. Она не могла позволить себе ни наркотиков, ни путешествий, ни любви на стороне – да и не хотела. Ведь у нее дети, и сейчас как никогда она нужна им здесь – здоровая, полная сил, всегда готовая поддержать, ободрить, развеселить.

Незаметно пролетели три будних дня, и наступили выходные. Улав не звонил и не искал встреч, Альф тоже пропал. После двух мучительных тоскливых ночей Сигурни вдруг почувствовала облегчение – словно в ее душе пролился живительный долгожданный дождь после душного дня. Она поняла, что ни Эвенсон, ни Йорт в ее жизни не занимали главного места, а значит, она способна обойтись без них. Несмотря на то что воспоминания об Улаве по-прежнему доставляли ей боль. Но теперь это были только воспоминания. Прошлое. Она знала, что у них с Йортом больше нет настоящего, а их будущее, о котором она мечтала, погребено под камнепадом измены.

Теперь перед ней открывался новый путь, свободный и широкий. Ей предстояло начать новую жизнь – без Альфа и Улава, без опостылевшего мужа и предателя-любовника.

В субботу Сигурни сводила детей в луна-парк. Они ели мороженое, смеялись, бродили, держась за руки, и покатались на всех, какие там только были, аттракционах. Встречные мужчины бросали восхищенные взгляды на Сигурни, несмотря на то, что она была с детьми. Один кавалер даже схлопотал от своей дамы пощечину за то, что «пялился» на эту «корову». Сигурни, услышав пренебрежительный отзыв о себе, ничуть не расстроилась. Заинтересованные взгляды мужчин ее абсолютно не волновали. Сигурни знала, что сегодня она необычайно привлекательна и женственна. Но сейчас она дарила улыбки только одному мужчине. Маленькому, кудрявому ангелу – Олафу, который сегодня меньше чем когда-либо напоминал ей Альфа: ведь его отец не умел так открыто и искренне улыбаться и так ласково смотреть на нее. Или умел, но разучился. Разменял свое умение на выпивку, любовниц и нелюбимую работу.

Вечером дети, с помощью своей неутомимой мамы, достроили шалаш. Олаф долго упрашивал Сигурни, чтобы она разрешила ему остаться в нем на ночь. Но погода переменилась, и холодный морской ветер продувал шалаш насквозь. Сигурни опасаясь, как бы ребенок не простудился, запретила ему ночевать на дереве. Олаф загрустил. Тогда Сигурни спросила, как он хотел бы провести завтрашний день, намекнув, что исполнит любое его желание. И Олаф предложил позвать в гости дядю Магнуса.

Сигурни попыталась возразить:

– Милый, у дяди Магнуса наверняка свои дела… Может быть, лучше покатаемся на лодочке?

– Ну ма-ама, – обиженно протянул Олаф. – Ты же сказала, что я могу попросить, о чем угодно. Я хочу увидеть дядю Магнуса! Я по нему соскучился! И хочу показать ему шалаш!

– Соскучился? – Сигурни была озадачена. И когда Олаф успел так привязаться к Ланссону? – Ну, если так… Только ты сам его пригласишь, ладно?

– Ладно! – просиял Олаф.

Утром, позавтракав порцией оладий с большим стаканом молока, мальчик взялся за дело. Он достал из кармана мобильный телефон и со всей серьезностью стал листать записную книжку, бормоча себе под нос: «Здравствуйте, это Олаф, приходите в гости… Здравствуйте, дядя Магнус. Это Олаф. Не хотели бы вы прийти ко мне в гости…» Сигурни, не дожидаясь начала их разговора, пошла в сад. Через пять минут к ней прибежал радостный Олаф.

– Он согласился! – сообщил сын, обхватив маму руками. – Он придет в четыре часа. А еще он обещал принести Раджу, Норвежца и Бриз, – выдал Олаф нечто непонятное.

– Кто эти странные ребята? – иронично сощурившись, спросила Сигурни.

– Это не ребята. – Сын укоризненно посмотрел на нее. – Это самолеты! Как же так, мама! – воскликнул мальчик. – Ты дружишь с дядей Магнусом и даже не знаешь, что он строит самолеты!

– Он строит самолеты?

Олаф надулся. У него в голове не укладывалось, как можно не знать о таком классном хобби! Уж он-то прекрасно знает, чем увлекаются его друзья.

– Я правильно сделал, что позвал дядю Магнуса в гости, – рассудил маленький Олаф. – Наверное, вы с ним давно не виделись. А с друзьями надо видеться. А то можно совсем потеряться.

Выяснилось, что «Раджа», «Норвежец» и «Бриз» – это мастерски сделанные миниатюрные копии самолетов, размером не больше вытянутой руки Олафа. «Раджа» был яркий, облепленный стразами и бусинами. Магнус, немного смутившись, объяснил, что самолет от нечего делать украсили две его ученицы. При других обстоятельствах Сигурни обязательно сострила бы по этому поводу, но теперь их с Магнусом отношения претерпели некоторые изменения. Теперь они выстраивались по какому-то, пока неизвестному им обоим алгоритму.

«Норвежец» и «Бриз» были попроще, чем «Раджа» – синие, с широкими крыльями и белыми полосами на бортах. Самолеты управлялись с помощью дистанционного пульта и могли взлетать довольно высоко.

Олаф был в полном восторге.

Как только Магнус возник на пороге, одной рукой прижимая к себе самолеты, а другой – большую куклу в каком-то невероятном наряде, да еще с букетом лилий под мышкой, дети буквально повисли на нем. Кари тотчас же забыла свою любимую Бридж, а Олаф немедленно потащил Магнуса смотреть шалаш. Ланссон даже не успел обмолвиться парой слов с Сигурни. Он только вручил ей букет, и вот уже был в саду, наблюдая, как ловко маленький Эвенсон карабкается вверх по веревочной лестнице. Кари вертелась тут же, допытываясь у Магнуса, почему он такой рыжий.

– Потому что мой папа тоже был рыжий, – лаконично ответил Магнус и, взяв девочку за руки, немного покружил ее в воздухе.

Кари запищала от восторга.

– А папа твоего папы тоже был рыжий? – спросила она, звонко смеясь.

– Тоже! – подтвердил Магнус.

– А папа папы твоего папы?

– Кари! – В сад вышла Сигурни с двумя маленькими штормовками в руках: розовой и зеленой. – Оставь господина Ланссона в покое. Ты не знаешь, – обратилась она к Магнусу, – какая она приставучая. Если начнет что-нибудь выспрашивать, то уж докопается до самой сути! – Сигурни улыбнулась.

– Дядя Магнус! – позвал Олаф, спустившись с дерева. – Давайте запускать самолеты!

– Может быть, сходим к морю? – предложила Сигурни, помогая детям надеть штормовки.

Идея была принята на ура. Олаф побежал вперед, подхватив самолеты Магнуса. Кари устремилась за ним.

Немного поколебавшись, Ланссон предложил Сигурни опереться на его руку. Она молча кивнула – почему бы и нет? – и взяла Магнуса под локоть, ощутив, как напряглись его мускулы.

Они медленно побрели вслед за детьми.

– Как поживаешь? – спросила Сигурни.

Нельзя сказать, чтобы ей действительно было интересно знать, как поживает Магнус, но молчать было неловко.

– Все так же, – неопределенно ответил Ланссон. – А ты?

Сигурни глубоко вздохнула и неожиданно для самой себя сказала:

– Так себе. Я развожусь с мужем… и моя сестра Агнесс ждет ребенка от моего любовника.

Магнус изумленно посмотрел на Сигурни.

– И это ты называешь «так себе»? – спросил он, по обыкновению слегка иронично, и в то же время глаза его смотрели очень серьезно.

– Мое спасение – дети, – отозвалась Сигурни. – Если бы не Олаф и Кари, я… мне было бы очень плохо.

– Ты справишься, – твердо сказал Магнус. – Ты сильная, и поэтому у тебя все будет хорошо.

Сигурни была тронута его словами. Между ней и Магнусом как будто растаяла невидимая стена, и она поняла, что не только простила его, но и даже успела соскучиться по нему. И еще: этот человек – единственный, кому она может излить душу.

Ланссон, чтобы отвлечь Сигурни, стал рассказывать о своей двоюродной сестре, у которой подрастают трое забияк-сынишек. От его слов веяло прямодушием и добротой. Шагая рядом с ним, она уловила едва ощутимый, давно забытый, но такой родной запах школы. Когда Ланссон закончил рассказ о своих забавных рыжих племянниках, Сигурни поведала ему об Альфе, Улаве и сложных взаимоотношениях между нею и каждым из них. И хотя ее слова причиняли Магнусу боль, он не показывал виду и слушал, не перебивая. Ведь ей нужно было выговориться, а ему… ему просто хотелось быть рядом, пожалеть ее, успокоить, приласкать.

Едва Сигурни закончила свою исповедь, к ним подбежал Олаф. Он протянул матери дистанционный пульт управления и воскликнул:

– Мама! Ты должна попробовать поднять в воздух «Раджу»! Это так здорово!

– Как-нибудь в другой раз, милый. – Ей совсем не хотелось сейчас развлекаться.

– Поднять самолет не так-то просто, – заметил Магнус и, хитро подмигнув Олафу, сказал, обращаясь к Сигурни: – Неудивительно, что ты испугалась.

– Испугалась?! – Она тотчас взяла в руки пульт. – Ничего подобного! Сейчас я вам покажу… – Сигурни нажала кнопку, но ничего не произошло. – Что такое?

Магнус и Олаф весело засмеялись.

– Мама! – воскликнул мальчик. – Ты держишь пульт антеннкой на себя, как будто сама хочешь взлететь! Надо направить на самолет.

– Вот так. – Магнус перевернул пульт и нажал кнопку.

В воздух, сверкая стразами, взмыл величественный «Раджа».

Домой они вернулись только под вечер и сели пить чай в гостиной. Дети порядком утомились и вскоре уснули, «валетом» разлегшись на диване. А Сигурни продолжала непринужденно болтать с Магнусом, и совершенно не хотелось отпускать его. За долгое время ей впервые было так легко, так спокойно. В душе наступил штиль, и над горизонтом показалось долгожданное солнце.

«Рыжее солнце», – вдруг пришла в голову мысль, и Сигурни чуть смущенно из-под ресниц взглянула на Магнуса.

Тот неприятный случай на катере совершенно стерся у нее из памяти – как наваждение, как дурной сон. Она поняла, что Магнус действительно не желал ей зла. Его заботливый, полный нежности взгляд сейчас был убедительнее всяких слов.

«Он – мой друг, мое солнце, – снова подумала Сигурни. – Пропал из моей жизни, закатился за горизонт, а потом появился снова, чтобы прогнать тьму, сгустившуюся вокруг, и согреть меня». В порыве нежности Сигурни провела ладонью по его волосам.

Он в этот момент рассказывал какую-то занимательную историю из школьной жизни, и тут же умолк. Ее прикосновение задело его до самого сердца. Взгляд у Магнуса стал еще теплее, еще ласковее. Сигурни улыбнулась. Ее глаза засветились ответной теплотой и лаской.

Блаженную тишину прервал звонок в дверь.

– Кто бы это мог быть? – недоуменно проговорила Сигурни и пошла открывать, гадая на ходу: либо это кто-то из соседей, либо Фройдис.

Но к ее ужасу, на пороге стоял Улав.

– Сигурни! – в его голосе слышались металлические нотки, словно произнести ее имя было нелегко. – Я пришел, чтобы расставить все точки над «i».

«Зачем? – Ее взгляд равнодушно скользнул по лицу Йорта – не обжигая, не согревая и даже не холодя. – Все точки уже расставлены. Нам не о чем говорить и нечего выяснять».

– Нам не о чем говорить и нечего выяснять, – вслух повторила Сигурни.

Ее голос звучал спокойно, но в нем ощущалась глубоко затаенная печаль – печаль о потерянном счастье, которая не пройдет уже никогда.

– Можно, я хотя бы войду?

Не ожидавший такого холодного приема, Улав переминался с ноги на ногу. Он был настроен на слезы, крики и битье посуды, но никак не на безразличие!

Его зализанные волосы, его карие глаза, гладко выбритое лицо, широкие плечи… все это стало чужим и ненужным. Сигурни смотрела на него – и ничего не чувствовала.

Сзади раздалось деликатное покашливание.

– Сигурни, все в порядке? – спросил Магнус, появившись в холле.

Она благодарно взглянула на него. Улав тоже во все глаза уставился на Ланссона.

– Да, все нормально. Мы с господином Йортом, кажется, уже все уладили. Подожди меня в комнате, Магнус, я скоро приду.

– Понятно, – тихо произнес Йорт, когда Ланссон скрылся в гостиной. – Быстро ты…

– Во всяком случае, это уже не твое дело. – Сигурни хотелось поскорее закончить этот разговор. – Теперь мы с тобой – чужие люди. Надеюсь, Агнесс никогда не узнает, что нас связывали какие-то отношения.

Йорт на мгновение закусил губу. Слово «какие-то» больно царапнуло его, оставив на душе горечь.

– Прости меня, – глухо сказал он и хотел взять Сигурни за руку. – Если можешь… умоляю…

Она отстранилась и тихо сказала:

– То, что было между нами, это не было любовью. По крайней мере, настоящей любовью. Хорошо, что все произошло именно так. Желаю вам с Агнесс счастья. Я прощаю тебя и… прощай. Навсегда.

Сигурни медленно закрыла дверь, теперь уже окончательно оборвав ту невидимую нить, связывавшую ее с Улавом Йортом. Все было кончено.

«Навсегда?» – спросила себя Сигурни.

Навсегда.

Когда совсем стемнело и Магнусу пора было уходить, Сигурни чуть было не попросила его остаться – но удержалась. Они долго прощались, стоя в дверях: Магнус – уже на улице, Сигурни – в доме.

– Можно, я загляну к вам завтра? – спросил Ланссон, уже зная ответ.

– Конечно. – Ее губ коснулась мягкая, теплая улыбка.

Она была необычайно хороша в этот момент. Притягательна. Чуть уставшая, расслабленная, без макияжа. Такая родная, такая чудесная. От нее волнами исходил удивительный аромат, не сравнимый ни с какими духами, – аромат любимой женщины.

Магнус немного подался вперед, наклонился к ней – и на секунду замер. Ее лицо было так близко, что взгляд синих глаз проникал в душу, отзываясь в ней сладкой истомой, пухлые губки чуть приоткрыты… И Магнус нежно, бережно прикоснулся к ним своими губами.