Текст книги "Замки на песке"

Автор книги: Лесси Скарелл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 8 страниц)

12

Днем Фройдис позвонила Сигурни и пригласила ее «на посиделки».

– Мы так давно не собирались втроем: только я, ты и малышка Агнесс, – пояснила старшенькая. – Посидим, поболтаем. Попьем акевита. Готова поклясться, что ты не пила акевит с тех самых пор, как мы стащили одну бутылочку из папиного бара!

Сигурни рассмеялась.

– О да, это точно! – подтвердила она. – Где ты его добыла?

– Да так, – кокетливо ответила Фройдис. – Один знакомый журналюга прислал.

– Ясно, – хмыкнула Сигурни. – А с чего ты вообще решила устроить вечеринку для своих любимых сестричек? – иронично спросила она. – Неужели тебе надоели многочисленные поклонники, и ты решила, так сказать, вернуться в лоно семьи?

– Что за ехидные нотки я слышу в твоем голосе? – парировала Фройдис. – И потом, разве я куда-нибудь убегала из нашего, как ты выразилась, семейного лона? Я-то как раз до сих пор ношу славную фамилию Лавранссон! К тому же мужчины для меня далеко не на первом месте. И ты прекрасно это знаешь.

– Знаю, знаю, – примирительно проговорила Сигурни. – Не кипятись. Просто у меня такое странное настроение: хочется шутить. Но получается совсем не смешно.

– Понятно, – отозвалась Фройдис и поинтересовалась: – Что там с Альфом? Что ты решила?

– Расскажу, когда приеду.

– Ага! Значит, тебе есть что рассказать! – шутливо разоблачила ее Фройдис. – И я даже подозреваю, какую новость ты принесешь нам с младшенькой… Кстати, об Агнесс. – Голос у старшей сестры стал вдруг серьезным. – Меня беспокоит ее состояние. Представляешь, она второй день прогуливает работу! Сидит у себя в комнате, как в норе, и выходит оттуда только для того, чтобы поесть!

– Депрессия?

– Не знаю. Во всяком случае, думаю, наша компания пойдет ей на пользу. Приезжай к шести, хорошо?

– Отлично, – ответила Сигурни и положила трубку.

Было три часа дня. Все оставшееся до встречи время Сигурни собралась провести с детьми, предоставив фру Бьернсон возможность спокойно почитать газету.

Они обосновались в саду, где Олаф уже несколько недель строил себе на дереве шалаш. Сигурни с удовольствием приняла участие в его забаве. Сын, увидев, как мама ловко связывает толстые короткие ветки пенькой, изготовляя веревочную лестницу, уважительно присвистнул.

– Мама, ты была моряком? – абсолютно серьезно спросил Олаф.

А Кари удивленно захлопала глазками и даже перестала на время укачивать любимую куклу Бридж. Сигурни рассмеялась:

– Нет, что ты! Просто в детстве я тоже увлекалась такими играми. Мы с тетей Фройдис как-то решили построить корабль. И представляешь себе: действительно построили! Правда, нам очень помог папа – твой дедушка Юхан. Он и научил меня вязать веревочные лестницы и еще разные морские узлы. Он знал в этом толк!

Олаф вдруг повесил голову и стал ковырять землю носком ботинка.

– Что случилось, милый? – Сигурни сразу почувствовала, что мальчик чем-то расстроен.

– А мой папа ничему меня не научил! – вдруг сказал он, бросив на мать взгляд исподлобья.

Сигурни смутилась.

«Бог мой, – подумала она, – ведь Альфу всегда было наплевать на детей! Как я могла так долго жить с этим человеком, терпеть его безразличие и эгоизм?!»

Но ей вовсе не хотелось говорить об Альфе гадости, особенно детям. Поэтому Сигурни сказала, присев рядом с сыном и обняв его за плечи:

– Понимаешь, Олаф, твой папа – не такой, как все, он человек творческий, художник и ничего вокруг не замечает. Он не умеет получать удовольствие от постройки шалаша или игры в прятки. У него другие увлечения. Он слишком серьезный и замкнутый в своем мире. Это нужно понять и с этим нужно смириться.

Но Олаф был еще слишком мал для смирения. Он прижался лбом к материнскому плечу и спросил:

– Тогда почему мы не можем завести собаку? Такую, как Сьюрри у старичка Берна? Раз папа живет в своем мире, ему не должна мешать собака. Ведь собака будет жить с нами, в нашем мире, тут.

Сигурни стиснула зубы. Она пока что не торопилась сообщить детям о разводе и о том, что теперь папа будет жить отдельно. Ей казалось, что это обязательно ранит их маленькие сердечки, ведь она прекрасно знала, каково это – лишиться родного отца. Конечно, Альф не уйдет из их жизни навсегда. Сигурни была уверена, что он обязательно будет навещать детей. Да и они будут скучать… Ей и в голову не могло прийти, что Олаф и Кари ничуть не привязаны к своему равнодушному отцу.

– Я тоже хочу собаку! Я тоже хочу Сьюрри! – вставила Кари.

– Хорошо, мои дорогие, – вздохнула Сигурни. – Мы обязательно заведем домашнего любимца. Обещаю! Я попрошу одного хорошего дядю, – добавила она с нежной и немного лукавой улыбкой, – и он купит нам собаку. Самую лучшую собаку на свете.

– Какого дядю? – спросил Олаф. – Дядю Магнуса?

Сигурни изумленно воззрилась на сына.

– Откуда ты знаешь дядю Магнуса? – строго спросила она.

– Он со мной познакомился. Сказал, что он твой старый друг. Это не так? – Олаф настороженно посмотрел на мать. – Он плохой?

Сигурни отвела взгляд и тихо сказала:

– Дядя Магнус – хороший человек. Думаю, ты можешь с ним дружить. Если хочешь. – Она помолчала и задумчиво повторила, как будто обращаясь к себе самой: – Да, он хороший…

– Тогда пригласи его в гости! – неожиданно предложил Олаф. – Он мне нравится. Он научил меня точить карандаш ножиком! Я потом показал Виллу Нильсену, самому крутому мальчишке из нашего класса. А он так не умеет! Он только точилкой! – И Олаф радостно засмеялся.

Сигурни не нашлась, что ответить, и снова принялась вязать веревочную лестницу. Пригласить Магнуса в гости?.. Какая чепуха!

К шести часам у Фройдис уже все было готово. Блеснув своими дизайнерскими способностями, она украсила гостиную цветами и воздушными шариками. Стол ломился от всяких вкусностей, а в центре, между вазой с фруктами и блюдом с марципанами, возвышались целых две бутылки отменного золотистого акевита. В комнате витал аромат праздника – и его источником в первую очередь была сама Фройдис.

Она была просто обворожительна. Платье из зеленой шерсти сидело на ней великолепно. Широкий черный пояс охватывал тонкую талию. На обнаженных запястьях и щиколотках сверкали изящные серебряные браслеты. Несмотря на то что все утро и весь день Фройдис только и делала, что бегала по магазинам, а потом стояла у плиты – ведь одно из ее достоинств еще и умение прекрасно готовить! – она буквально сияла от радости. И причиной ее прекрасного настроения была не только предстоящая встреча с сестрами. Не иначе здесь был замешан тот самый «журналюга» из Осло.

Сигурни приехала ровно в шесть. У нее была несвойственная многим женщинам привычка – никогда не опаздывать. Зная об этой ее особенности, Фройдис уже поджидала сестру у раскрытой двери.

Они нежно обнялись и прошли в гостиную.

– Ого! Сколько цветов! – восхитилась Сигурни. – Фройдис, это просто великолепно!

– Пустяки, – улыбнулась старшенькая. Хотя ей было приятно, что сестра оценила ее старания. – Позвольте за вами поухаживать. – И Фройдис с шутливой галантностью предложила Сигурни стул.

– О, благодарю, – подхватила гостья. – Надеюсь, ножки у стула не подпилены?

Обе сестры залились веселым смехом.

Фройдис тоже села к столу и, все еще смеясь, стала резать яблочный пирог.

– А где Агнесс? – поинтересовалась Сигурни.

– Сейчас придет, – ответила старшенькая и, нарочно повысив голос, крикнула: – А если она не явится сама, я притащу ее за ногу!

Сестры снова рассмеялись.

Не прошло и минуты, как в комнату тихо вошла Агнесс. Она села к столу и только после этого поздоровалась с Сигурни.

– Привет, сестричка, – безмятежно отозвалась та. – Фройди сказала, что ты хандришь. Не здоровится?

– Нет, со мной все в порядке, – ответила Агнесс, опустив глаза.

Фройдис положила на тарелку большой кусок пирога. Сигурни, глядя на аппетитную выпечку, ощутила зверский голод. Еще бы! Ведь она целый день ничего не ела… ну, разве что пару печенюшек с капучино… да салатик из креветок и яблока.

«А еще йогурт и три бутерброда с ветчиной!» – напомнила ей неумолимая совесть.

Но рука Сигурни все равно потянулась к тарелке.

– Но-но-но, – остановила ее Фройдис. – Я отрежу тебе другой кусок, поменьше. Ты у нас и так пышечка. А этот «Титаник» мы отправим на съедение крошке Агнесс. Ей нужно хорошо питаться!

Агнесс, вздрогнув, расширенными глазами посмотрела на сестру.

– Откуда ты знаешь? – не своим голосом спросила она.

– Знаю – что? – ни о чем не догадываясь, проговорила Фройдис, ставя перед младшенькой тарелку с большим куском. – Что ты похожа на дистрофика? Да, знаю.

Сигурни хихикнула и взяла в руки штопор.

– А я бы не отказалась иметь такие формы, как у Агнесс, – вздохнула она, откупоривая бутылку.

– Это не формы. Это полное отсутствие форм! – продолжала подтрунивать Фройдис. – Хотя, учитывая твой аппетит, ты быстро наела бы себе прежние округлости!

– И кто-то еще упрекал меня в ехидстве! – добродушно рассмеялась Сигурни, наполняя бокал Фройдис.

– Это у нас семейное! – отозвалась та.

– Давай бокал, Агнесс.

Агнесс взяла бокал, но, вместо того, чтобы передать его Сигурни, отставила в сторону.

– Что такое? – удивилась Фройдис.

– Мне нельзя, – тихо, но твердо ответила Агнесс.

На мгновение в комнате стало очень тихо. Фройдис и Сигурни поняли, что Агнесс сейчас скажет им что-то очень важное.

И Агнесс сказала:

– Я беременна.

У Сигурни из рук со звоном выпала вилка. Фройдис не донесла до рта кусочек пирога.

– Ты шутишь?! – в один голос воскликнули сестры.

У Агнесс на глаза навернулись слезы. Она помотала головой и спрятала лицо в ладонях.

Первой в себя пришла Сигурни. Она бросилась к сестре и нежно прижала ее к груди.

– Агнесс! Это такое счастье! Поздравляю!

Фройдис встряхнула головой, откидывая назад рыжие локоны.

– Да, действительно, – тихо проговорила она. – Это настоящее счастье… Когда ты узнала?

– Только вчера, – ответила Агнесс, поднимая глаза.

На ее маленьком личике обозначилась робкая улыбка. Сестры ничуть не рассердились, они поняли ее! Они готовы разделить с ней эту неожиданную радость!

– А кто отец ребенка? – продолжала Фройдис свой маленький допрос. – Надеюсь, ты его хотя бы знаешь?

– Вы все его знаете! – почти весело ответила Агнесс. – Это Улав Йорт!

Сигурни как будто стукнуло током. Она резко отстранилась от сестры, продолжая сжимать ее плечи. Сердце в этот момент как будто замедлило свой стук, голова налилась свинцом и стала немыслимо тяжелой.

Фройдис изумленно распахнула глаза. Ее взгляд заметался между сестрами, как голодный тигр между двумя ланями. Но этому тигру было жаль несчастных ланей! И все-таки он не мог их не съесть. И Фройдис пожирала сестер глазами с мучительным двойственным чувством любопытства и вины. Что же будет?

– Это случилось на дне рождения у Сигурни, продолжала Агнесс, не замечая, какой эффект произвели ее слова. – Я сама не знаю как… но…

Сигурни вдруг вскочила на ноги и убежала в кухню. С ее губ, как стон, сорвалось одно-единственное слово: «Не-е-ет».

– Сиди здесь, – сказала Фройдис младшей сестре, поражаясь неумолимой строгости своего тона, и устремилась вслед за Сигурни.

Та стояла у распахнутого настежь окна. Октябрьский вечерний ветер хлестал по щекам. Ее трясло, как в лихорадке. Губы были закушены – чтобы не сорваться на крик.

Повернув к Фройдис заплаканное лицо, Сигурни проговорила:

– Как?! Как он мог?!

От ее слов веяло горечью, ужасом, обидой, отчаянием. Они, словно струи горячей крови, вырвались прямо из раненого сердца и выплеснулись в тишину комнаты.

У Фройдис поплыло перед глазами, уголки губ потянулись вниз. Она ринулась к сестре и обхватила ее руками, прижавшись лицом к мокрой щеке.

– Почему, почему он мне ничего не сказал?! Я ведь считала его своим другом… Черт! Чер-р-рт! – Фройдис зарычала, как взбешенная пантера. – Какие они скоты! Какие они твари! Гады! Уроды! Все, все, все!.. Улав Йорт ответит за это!

Гнев и ненависть с головой захлестнули Фройдис. Если бы Улав вдруг появился сейчас на кухне, она задушила бы его собственными руками!

– А как же Агнесс? – вдруг спросила Сигурни, глотая слезы.

Вопрос повис в воздухе, но обе сестры знали на него ответ. Они никогда и никому не позволят обидеть свою младшую сестренку! Они сделают все, чтобы помочь ей.

– Как ты думаешь, Фройди, он знает?

Фройдис заглянула сестре в глаза. Господи, сколько в них было боли! И одновременно – сколько теплоты, сочувствия и любви!

Фройдис все поняла. Она поняла, что Сигурни готова пожертвовать своим счастьем. Она готова вырвать его из своего сердца – ради Агнесс и того чуда, что зародилось у нее в животе.

– Сигурни, ты – святая, – тихо и печально сказала Фройдис. – Побудь здесь. А я схожу к Агнесс и спрошу у нее…

– Хорошо, – кивнула сестра. – Только не говори ей, что мы с Улавом… были любовниками. Ладно? А если она спросит, почему я заплакала… объясни, что у меня стресс, истерика… Я ведь подала на развод с Альфом.

– Это правда?

– Да.

– Правильно. Так и надо! К черту их всех!

И Фройдис, развернувшись, решительно пошла обратно в комнату – ко второй своей сестре и второй любовнице Улава Йорта.

Агнесс сидела все в той же позе, будто пригвожденная к дивану. Когда в комнату вошла Фройдис, она подняла на сестру большие испуганные глаза и спросила:

– Что с Сигурни?

Фройдис присела рядом.

– У нее истерика. Она разводится с Альфом, – объяснила она.

– Разводится!.. – ахнула Агнесс. – Как же так? Почему?

– Я тебе потом объясню. Лучше скажи: Йорт в курсе, что ты ждешь от него ребенка?

– Нет, я еще не успела ему сказать… Мы с ним должны встретиться завтра… Послушай, Фройди, – Агнесс вдруг вцепилась в руку сестры, будто надеясь найти в ней спасение, – может быть, мне не стоит ему говорить? Может быть, мне нужно сделать… – Она запнулась, не решаясь произнести страшное слово, – сделать аборт?

У Фройдис перед глазами замелькали трагичные, почти стертые картинки из прошлого: медсестра в маске, шприц, больничный коридор… Она во чтобы то ни стало обязана помешать тому, чтобы Агнесс сделала аборт. Нельзя допустить смерти ребенка – еще одного ребенка. Никакого аборта!

– Никакого аборта! – услышала Фройдис у себя за спиной.

Она обернулась. В дверях, прислонившись к косяку, стояла Сигурни. Ее лицо было бледным и мокрым от слез, а подбородок решительно выдвинут вперед. В глазах тлело приглушенное отчаяние.

«Какая она красивая! Какая сильная. И какая… несчастная!» – вдруг восхитилась Фройдис. В этот момент она почувствовала, как две слезы выкатились из глаз и медленно побежали вниз, к подбородку, оставляя за собой влажные исчезающие дорожки.

13

Фройдис напоминала Улаву молнию. С громом. В ярком, слепящем свете-вспышке. Она ворвалась к нему в кабинет без стука, проигнорировав его секретаршу – пожилую ответственную фру Хоргви. Уж как девушка проскочила мимо этой старушки – непонятно. Обычно фру Хоргви чуть ли не грудью встает на защиту и покой Йорта. Она, растопырив руки, грозно преграждает дверь и голосом, от которого любому становится не по себе, спрашивает: «Вам назначено?» И если встреча не была зафиксирована в журнале посещений, то гость в этот день ни за что не попадал к Улаву. Фру Хоргви многих раздражала, поэтому Йорт нередко слышал упреки в свой адрес: дескать, пора бы взять секретаршу помоложе, с которой и развлечься можно было бы от скуки. Но Йорта его нынешний секретарь вполне устраивала, и потом, было забавно слушать, как она громким голосом запрещает посетителю войти.

Поэтому появление взбешенной Фройдис было для него неожиданностью. Он ничего не мог понять из ее сумбурной скороговорки.

– Фройди! Успокойся!

Улав усадил ее на стул. Но она тут же вскочила и метнула на него гневный взгляд:

– Не ожидала от вас такой низости, господин Йорт! Черт тебя подери! Да как ты мог так поступить с моей сестрой!.. С обеими моими сестрами?!

– Фройди, да что случилось?

– Что случилось?! – Фройдис была вне себя.

Схватив со стола стеклянное пресс-папье, сделанное в виде бабочки, она со всего размаху швырнула его об пол. Стекляшка разлетелась на кучу мелких осколков.

– Фройди! – Улав бросился к ней и схватил за плечи.

Но она оттолкнула его.

– Я скажу тебе, что случилось! – Она уже перешла на крик, и ее совершенно не волновало, что кто-нибудь их может услышать. – Сначала ты спишь со мной! Потом – с Сигурни! Теперь – с Агнесс!! Как ты мог, Улав? Боже мой! Как я могла так ошибиться в тебе?!

– Фройди…

– Она верила тебе! Она любит тебя! А ты, ты… Господи! Я тебя ненавижу! Какой же ты гад! С Сигурни такое творится! Если бы со мной, я бы пережила – привыкла. Но только не она!

– Фройди!

– Что «Фройди»? Какая я тебе «Фройди»?!

– Что произошло?

– Я не для того познакомила тебя с Сигурни, чтобы ты спал с Агнесс!

– Я сорвался! – Теперь и Улав вышел из себя, не сдерживая крика. – Помнишь, я приходил к тебе? И хотел рассказать, посоветоваться, что делать дальше? Но пришел Альф!

– Сигурни плохо. Она… – Фройдис опустилась на стул, закрыв лицо руками.

– Я не знаю, как это случилось… Мы с Сигурни выпили лишнего на празднике и повздорили слегка из-за нерешенной проблемы с Альфом.

Фройдис тихо плакала. Он впервые видел ее слезы. Она никогда раньше не позволяла себе такого.

В кабинет заглянула фру Хоргви:

– Господин Йорт, все в порядке?

– Да, да… Принесите воды, пожалуйста.

Улав присел перед Фройдис на корточки. Погладил по рыжим кудряшкам. Какое-то щемящее, почти отцовское чувство, шевельнулось в его душе. Она сидела перед ним такая беззащитная, такая хрупкая, такая несчастная. И плакала.

– Ведь она самый дорогой для меня человек… – Фройдис всхлипнула и вытерла слезы. – Я ее очень люблю. И когда ей плохо – мне тоже плохо. А сейчас все хуже некуда!

Фру Хоргви внесла графин с водой и два стакана.

– Меня ни для кого нет, – бросил ей Улав и, налив воды в стакан, протянул его Фройдис.

Она взяла, но, не отпив ни глотка, поставила на стол.

– Я поеду к ней. Поеду к ней прямо сейчас, упаду в ноги… – Улав подошел к окну, потом к стеллажу с альбомами репродукций. – …И буду умолять ее простить меня…

Фройдис подняла на него глаза. Сейчас это была совсем не та насмешливо-ироничная светская львица, которую он знал. Теперь она походила скорее на крохотного, затравленного зверька или на маленькую, потерявшуюся девочку. Он молчал.

– Агнесс беременна… от тебя.

Альф ушел из дома. Он не стал ни спорить, ни ругаться с Сигурни. Он просто собрал свои вещи и переселился жить в мастерскую. В конце концов, не ей же переезжать. С детьми…

Он сидел среди своих картин и пил. Снова коньяк. Из тонкого, пузатого стакана. С коньяком легче. И с сигаретой. Они спасают.

Может, Сигурни еще одумается и позовет его обратно. Что она без него? Да ничто! Да она и недели одна не протянет. Прибежит и будет еще прощения просить!

Но было как-то гнусно на душе. Все произошло слишком быстро, и он сразу потерял и Фройдис – шикарную любовницу, и Сигурни – замечательную жену. В один день – обеих. Альф усмехнулся и плеснул себе еще коньяка.

Скоро выставка. Единственная возможность доказать всем и самому себе, что он чего-то стоит. Что он не рисовальщик комиксов, а истинный художник. И тогда он всем им покажет, что с ним нельзя вот так: просто бросить – и все!

Да что они о себе думают?! Две сестры.

Альф закурил.

Руки дрожат.

Нехорошо…

Альф был словно в каком-то дурмане. И даже внутренний противный голосок помалкивал.

Он залпом выпил коньяк и снова наполнил бокал. И вдруг пыл его пропал. Сигурни-то как раз сможет без него. А он без нее? Это он – ничто! Пустое место! Человек, который ничего в этой жизни не добился.

Но… тут ему выпал шанс! Они все еще увидят, на что он способен. Особенно Сигурни и Фройдис, эти две любимые им, столь по-разному, но любимые женщины. Он докажет, что достоин их уважения и любви.

Альф вздрогнул от этой мысли. Как же он хотел этого!.. Настоящей, чистой любви – какую дарила ему Сигурни десять лет назад. И которую он не ценил тогда, а просто принимал как должное.

Альф, застонав, будто раненый зверь, в сердцах швырнул бокал в одну из своих картин. Осколки стекла брызнули в стороны. Он крепко сжал бутылку, борясь с желанием и ее запустить в стену. Потом, отхлебнув коньяка, закричал от бессильной ярости.

Прислонившись к стене, Улав медленно оседал по ней.

Агнесс беременна…

Он ничего не видел вокруг. Ни многочисленных картин, развешанных по стенам. Ни Фройдис, сидевшую на стуле с видом затравленного зверя.

Только Сигурни… Милая, любимая Сигурни стояла у него перед глазами.

Агнесс ждет ребенка… от него.

Боже… О Боже!

Аборт?

Нет! Никогда! Он не может Агнесс предложить такого. Ведь это его ребенок.

Боже! Что же делать?

«Сигурни. Сигурни. Сигурни», – болью стучало в висках.

Он, словно в трансе, сидел у стены на полу. Не двинуться. Не вдохнуть. Не выдохнуть.

– Что ты будешь делать? – будто прочитав его мысли, тихо спросила Фройдис. – Агнесс тоже моя сестра, – вдохнула она. – Тоже моя сестра!

– Я не знаю… Это же мой ребенок!

Она с отчаянием посмотрела на него.

– Я… – Улав подавленно замолчал.

– А Сигурни? Как же Сигурни? – чуть ли не выкрикнула Фройдис.

– Она поймет. Она с Альфом, и не собирается от него уходить.

– Сигурни подала на развод.

Улав не сказал ни слова. Он почувствовал, как его сердце бухнулось куда-то. И летит, летит в пропасть пустоты. И нет этому конца. И не будет.