Текст книги "Помни меня"
Автор книги: Лесли Пирс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 27 страниц)
– А я сначала посмотрю, что такое Ботанический залив, – сказал Уилл. – Если я смогу рыбачить, построить себе приличный дом и выращивать кое-какие овощи, возможно, там будет не так уж и плохо.
– Но мы не знаем, что из себя представляют заключенные с других кораблей, – поделилась своими опасениями Мэри. – Здесь все из Девона и из Корнуолла и почти все неплохие люди. Но я слышала, что женщины на «Дружбе» хуже некуда, особенно из Лондона. Их заковывают в кандалы за драки друг с другом. Как только мы сойдем в Ботаническом заливе, придется с ними уживаться.
– Держу пари, ты с любым справишься, – сказал Уилл. – Я тоже. Так что проживем.
Спустя несколько дней Тенч заговорил с Мэри. Он спросил, нравится ли ей путешествие, и объяснил, что редко появляется на палубе, потому что у него слишком много обязанностей в других местах.
– Ты хорошо себя чувствуешь? – спросил Тенч, внимательно посмотрев на нее. – Хирург сказал мне, что ты ждешь ребенка.
Мэри смогла только кивнуть. Она почувствовала некоторое облегчение оттого, что ее тайна наконец раскрылась, но она боялась, что он спросит то же, что и Уайт.
– Я не сужу других, – сказал Тенч мягко, будто догадываясь, о чем она думает. – Я просто беспокоюсь о тебе. Тебе повезло, что на борту Уайт, он хороший хирург. Ты получаешь достаточно еды?
Мэри снова кивнула. Она не верила своим ушам и боялась раскрыть рот.
– Если тебе что-нибудь понадобится, приходи ко мне, – произнес Тенч, прикоснувшись к ее плечу. – Я попробую достать тебе в Рио немного фруктов. В таких долгих путешествиях всегда грозит цинга. Но капитан Гилберт, похоже, хорошо знает, что нам нужно, лучше, чем кто-либо другой.
Он ушел, и Мэри, глядя на его прямую спину, аккуратно подстриженные темные волосы и сияющие чистотой белые бриджи, пожалела, что носит ребенка не от него.
По дороге в Рио они несколько раз попадали в ужасный шторм. Корабль швыряло из стороны в сторону в бурном море, и трюмы залила вода, смывая женщин с коек. Снова и снова заключенные думали, что они погибнут, ведь каждый треск корабельных балок казался сигналом, что корабль ломается на части. Даже Мэри, не страдавшая раньше морской болезнью, почувствовала недомогание и рвала, пока в желудке уже ничего не осталось, и так ослабела, что была не в силах двигаться.
Но шторма прошли, и за ними последовал период мертвого штиля, когда корабль почти не двигался с места. Именно в один из таких дней, когда Мэри стояла у поручней на палубе, наблюдая то за остальными кораблями флотилии, то за дельфинами и морскими свиньями, Тенч предложил ей поискать себе мужа среди мужчин-заключенных.
У него не часто появлялась возможность поговорить с ней, а когда им удавалось перемолвиться словом, это всегда было лишь несколько минут. Но с того дня, как Тенч сказал ей, что знает о ее беременности, он всегда передавал ей что-нибудь каждый раз, когда видел ее. Иногда это был кусок твердого сыра или пара корабельных галет. Несколько раз он приносил яйца, сваренные вкрутую. Тенч беспокоился о ее здоровье, и этого было достаточно для Мэри. Она не хотела, чтобы он получил из-за нее выволочку от капитана.
– Ты представляешь себе, как будет в Ботаническом заливе? – начал Тенч, глядя не на нее, а на море и на стоящие на якоре остальные корабли флотилии. – Я имею в виду, ты учла, что мужчин будет намного больше, чем женщин?
Мэри покачала головой.
– По трое мужчин на каждую женщину, – продолжал он, хмурясь, будто был этим сильно озабочен. – Я подозреваю, что для вас, женщин, это может оказаться проблемой.
Мэри с изумлением поняла, что Тенч намекает на возможность насилия.
– А вы, пехота, разве не будете за нами приглядывать? – спросила она.
– Мы сделаем все, что в наших силах, – сказал он серьезно. – Но даже с самыми благими намерениями мы не сможем находиться рядом с вами всюду и всегда.
Мэри передернуло. Она знала от Уилла, что многие арестанты – отчаянные парни, но и женщин таких было много. Больше всего Мэри боялась кражи еды и личных вещей, но теперь Тенч дал ей понять, что воровство будет не единственной проблемой.
– Неплохо бы тебе подумать над тем, чтобы выйти замуж, – сказал он.
На какую-то долю секунды Мэри решила, что он делает ей предложение, и ее сердце подпрыгнуло.
– Замуж? – повторила она.
– За кого-то из заключенных, разумеется, – сказал Тенч быстро. – Твоему ребенку нужен отец.
Мэри почувствовала, что краснеет, и надеялась, что он не поймет почему.
– Но я почти никого из них не знаю! – произнесла она с возмущением.
Тенч глянул через плечо, проверяя, не следит ли кто за ними.
– Мне пора идти, – проговорил Тенч. – Подумай над тем, что я сказал, хорошо?
Тенч ушел, прежде чем Мэри успела ответить.
Мэри действительно обдумала то, что сказал Тенч. Чем больше она об этом думала, тем больше его слова обретали смысл. Вполне вероятно, что мужчины, которых долгое время держали взаперти и не подпускали к женщинам, могли быть опасны, как и некоторые из женщин.
Но Мэри желала Тенча, она чувствовала, что это любовь на всю жизнь и никакой другой мужчина не сможет вызвать у нее таких чувств. Но Мэри была реалисткой: возможно, она ему нравилась, и вполне может быть, что он даже питал к ней какие-то романтические чувства, но у нее не было времени, которое понадобилось бы, чтобы влюбить его в себя так сильно, чтобы он перешагнул черту и женился на женщине-каторжнице. Кроме того, через три года он должен вернуться в Англию, а ей останется еще четыре года каторги.
Среди мужчин-заключенных, которых Мэри знала, только Уилл Брайант вызывал у нее восхищение. Он был сильным и ловким, к тому же умел читать и писать, владел настоящим ремеслом, и их объединяла общая любовь к лодкам и морю. А еще он был красив и обладал лидерскими качествами.
Чем больше Мэри думала об Уилле, тем сильнее убеждалась, что он будет идеальным мужем. Конечно, вряд ли он считает ее хорошей партией, она ждет ребенка, и он не от Уилла. И Мэри не такая уж привлекательная. Но должен же быть какой-то способ заставить его считать, что она станет ему хорошей женой.
Все восемь недель до Рио Мэри не думала практически ни о чем, кроме того как убедить Уилла стать ее мужем. Из-за ее положения хирург Уайт дал ей разрешение оставаться на палубе весь день в хорошую погоду и увеличил ее рацион. Это означало, что она могла видеться с Уиллом ежедневно. Мэри чинила его сети, разделывала рыбу, часто давала немного еды из своего дополнительного рациона и льстила ему.
Почти каждый день она открывала в Уилле какую-то новую грань. Его хвастовство бывало утомительным, он думал, что может делать практически все, что угодно, лучше остальных, но он был сильным, практичным и неглупым. К тому же в его характере чувствовалось что-то мягкое. Уилл всегда интересовался, как она себя чувствует, и однажды спросил, может ли он положить руку ей на живот, чтобы услышать, как бьет ножкой малыш, и изумился, почувствовав это. Он защищал тех, кто слабее, и был веселым человеком, редко пребывая в унынии.
Когда корабль пришвартовался в Рио, на каторжников снова надели цепи, люки задраили и команда сошла на берег. Заключенным периодически разрешали выходить на палубу на короткое время, и те, у кого имелись деньги, могли купить продукты у смуглых мужчин, подплывавших к кораблю на маленьких лодочках, чтобы поторговаться.
У некоторых более счастливых каторжников были родственники достаточно близко от Девонпорта, которые привезли им перед отправлением корабля новую одежду, еду, деньги и другие вещи. У некоторых имелись денежные запасы, которые им удалось не растратить во время пребывания в тюрьме на «Дюнкирке». Уилл был одним из них – он сказал Мэри, что держит деньги в мешочке под рубашкой. Он купил апельсинов и половину отдал Мэри. Еще он вручил ей кусок белого хлопка.
– Нашьешь одежды для малыша, – сказал Уилл со странной робкой улыбкой.
Когда Тенч вернулся на борт, слегка ослабевший после пьянок и загулов с другими офицерами, у него тоже был для нее подарок – одеяло для ребенка.
– Уилл купил мне хлопка, чтобы я сделала приданое для малыша, – добавила Мэри, после того как поблагодарила его, еле сдерживая слезы. – Я счастлива, что у меня есть два таких хороших друга.
Вот за Уилла ты и должна выйти замуж, – сказал Тенч резки, застав ее совершенно врасплох.
Замуж! – воскликнула Мэри, будто это никогда не приходило ей в голову. – Да с чего бы он вдруг захотел жениться на мне, если вокруг столько красивых и бездетных женщин?
– Потому что ты умная, с тобой хорошо и спокойно, – ответил Тенч, и его карие глаза сверкнули. – Именно такие качества хотел бы я видеть у своей будущей жены.
– А как насчет любви? – спросила она, жалея, что не умеет флиртовать, как это делают другие женщины, чтобы заманить мужчину, которого они хотят.
– Я считаю, что любовь приходит, когда двое людей отлично ладят друг с другом, – сказал он серьезно. – Я думаю, многие путают страсть с любовью. Это две совершенно разные вещи.
– Разве они не существуют вместе? – спросила Мэри.
– Иногда, если очень повезет, – улыбнулся Тенч. – К сожалению, многие из нас получают или одно, или другое, но никогда и то, и другое вместе. Или, что еще хуже, чувствуют и то, и другое к человеку, который просто им не подходит.
Мэри показалось, что он пытается сказать ей, что именно это он испытывает по отношению к ней.
– Но наверняка, если испытываешь к человеку такие сильные чувства, он может ответить взаимностью, – проговорила она пылко.
– Возможно. – Тенч пожал плечами и посмотрел на Рио. – Если сможешь поехать с этим человеком туда, где твое происхождение не имеет значения.
Их разговор резко прервал появившийся на борту капитан Гилберт. Тенч должен был подойти и поприветствовать его, а Мэри проскользнула обратно на корму корабля, чтобы посмотреть на Рио через бухту и подумать, захотел бы Тенч взять ее туда.
Но если он этого хочет, почему он подталкивает ее к мыслям об Уилле? Таковы особенности мужского поведения? Но Мэри уже давно поняла, что Тенч не такой, как остальные мужчины. Они выплыли из Рио четвертого сентября, а через три дня, вечером, у Мэри начались роды.
Сначала это было не так уж и плохо. Мэри тихо лежала рядом с Бесси и ей даже удалось подремать. Но через несколько часов после полуночи у нее начались сильные боли, и ей пришлось встать и держаться за одну из корабельных балок, чтобы боль хоть немного утихла. Утром послали за хирургом Уайтом, но он объявил, что все нормально и что первые роды всегда длятся дольше. Он приказал двум женщинам, которыми случайно оказались Мэри Хейден и Кэтрин Фрайер, собрать соломы, на которой будет лежать Мэри.
Корабль сильно качало, а Мэри Хейден и Кэтрин относились к роженице с полным безучастием. Еще хуже было то, что люки закрыли из-за сильного ветра, поэтому в трюме стало темно и душно.
– Удовольствие ты уже получила, – сказала Мэри Хейден злорадно. – Теперь придется помучиться.
Мэри всегда понимала: эти две женщины считают ее виновной в своих злоключениях, сколько бы они не повторяли, что все это уже в прошлом и забыто. Каждый раз, когда Мэри благодарили или хвалили другие заключенные, она ощущала зависть своих бывших подруг. Она догадалась, что для них ее роды – это возможность поквитаться. Они надеялись, что Мэри опозорится и больше не будет вызывать того восхищения, которое испытывали к ней остальные.
Но Мэри не собиралась доставить им такое удовольствие. С каждой новой схваткой она скрипела зубами и сдерживала стон.
Боль нарастала, и каждая схватка становилась чуть сильнее. В конце концов Мэри была вынуждена лечь и уцепиться за связанную узлом веревку, которую одна из женщин постарше предусмотрительно обвязала вокруг балки, чтобы Мэри могла за нее тянуть. Сара сидела рядом, промокая ей лоб и давая по глотку воды.
– Уже недолго осталось, – прошептала она подбадривающе. – Если хочешь кричать – кричи, не обращай внимания на этих двух стерв.
Мэри подумала, что может умереть в родах, и на какое-то мгновение между схватками в ее голове промелькнула мысль: как некоторые женщины решаются рожать больше чем одного ребенка? И как раз тогда, когда она почувствовала, что больше не может, возникло новое ощущение, будто она хочет натужиться.
Она слышала, как другие женщины, и среди них ее мать, говорили об этой части родов, и знала, что это означает: ребенок рвется наружу. Вдруг ее захлестнула волна нежности к малышу, который у нее внутри, и она исполнилась решимости как можно скорее вытолкнуть его.
– Он идет, – прошептала Мэри Саре и со следующей схваткой стиснула зубы, подняла ноги высоко вверх, потянула за веревку и с силой натужилась.
За одеялом, которым Сара предусмотрительно завесила Мэри, чтобы отгородить ей немного личного пространства, женщины были заняты ужином, и где-то на заднем плане Мэри чувствовала запах тушеного мяса и слышала чавкающие звуки. Тряска корабля, казалось, повторяла все, что происходило в ее теле, и Мэри была рада, что темнота скрывала это, по ее мнению, неловкое зрелище.
Она услышала, как Сара велела кому-то пойти за хирургом, но Уайт пришел не сразу и тут же удалился, дав Саре несколько кратких инструкций и фонарь, чтобы присвечивать.
– Не оставляйте меня! – завопила Мэри, когда он отошел.
– Женщины помогут, – сказал он резко. – Я здесь даже не могу стоять в полный рост.
– Скотина! – Сара плюнула в его удаляющуюся спину. Но тут же повернулась и нежно вытерла Мэри лоб. – У тебя ведь есть я, – сказала она, стараясь ее утешить. – Я знаю, что делать, милая, с тобой все будет хорошо.
Боль была жгучая, и Мэри казалось, что она огнем проходит через ее кожу, когда Сара вымыла ее ягодицы и бедра прохладной водой. Мэри сильно и долго тужилась, и наконец почувствовала, как ребенок идет, и услышала крик Сары о том, что видна головка.
У Мэри возникло ощущение, что из нее вытягивают большую скользкую рыбу. Боль утихла, и она услышала голоса по ту сторону одеяла.
– У тебя девочка! – заворковала Сара с восторгом. – Такая красивая, большая.
Свет от фонаря был тусклым, но Мэри увидела, как Сара поднимает нечто похожее на кролика без шерсти. Потом вдруг это нечто разразилось криком, сердитым, вызывающим, будто испытав ужас от зрелища темного корабельного трюма.
– Она будет жить, – сказала Сара с облегчением в голосе и отдала ребенка Мэри. – Ну, как ты ее назовешь?
Мэри какое-то время не могла ответить. Она молча с трепетом смотрела на своего ребенка. У девочки были густые черные волосы. Она была багрово-красной при слабом свете фонаря и колотила по воздуху своими маленькими кулачками. Мэри казалось невероятным, что этот сердитый маленький комочек вырос внутри нее.
– Я назову ее Шарлоттой, – произнесла она наконец. – Как корабль. – Тут перед ней всплыло лицо Грэхема, нежно склонявшееся над ней той ночью, когда, вероятно, был зачат их ребенок, и добавила: – Шарлотта Спенс.
– Спенс? – спросила Сара. – Что это за имя?
Мэри не рискнула ответить на этот вопрос.
– Можно мне теперь попить? У меня пересохло в горле.
Чарльз Уайт вернулся поздно ночью в свою каюту из трюма, где он констатировал, что ребенок Мэри благополучно появился на свет. Он налил себе стакан виски и уселся писать свой дневник.
«Восьмое сентября, – начал он. – Мэри Броуд. Родила чудесную девочку».
Он с минуту сидел и не мог думать ни о чем другом, случившемся в тот день. Мэри, которая лежала, качая своего ребенка, в этом грязном зловонном трюме, полностью заняла его мысли. Его часто вызывали на роды на протяжении многих лет – и светские дамы в шикарных домах, и крестьянки в лачугах, – и он помогал им всем. Его всегда волновало появление новой жизни. Сейчас он чувствовал угрызения совести из-за того, что бросил Мэри на произвол судьбы. Она была, безусловно, хорошей женщиной, выделялась среди своих подруг благодаря уму и спокойным, сдержанным манерам.
Возможно, он не стал ей помогать потому, что знал: маловероятно, что ребенок проживет больше чем несколько недель. Детская смертность была достаточно высока и на суше, но на корабле с крысами, вшами, гнилой водой и всевозможными болезнями, которые затаились, поджидая очередное ослабевшее тело, у новорожденного ребенка оставалось мало шансов. На корабле произошло уже достаточно много смертей, большинство из-за болезней, занесенных каторжниками с других плавучих тюрем. Но до Ботанического залива оставался еще долгий-долгий путь.
А когда они прибудут, положение станет еще хуже. Необходимо строить дома, возделывать и засевать землю. Аборигены, возможно, окажут враждебность, а погода будет беспощадной к ним. Вряд ли все это является идеальной средой для того, чтобы растить маленьких детей.
Но Уайт решил, что Мэри станет отличной матерью, ведь у нее было так много замечательных качеств. Он снова подумал, кто отец ребенка, и решил, что это Тенч, поскольку тот находился на «Дюнкирке» с Мэри. Он явно ждал новостей о ней, и его глаза зажглись, когда Уайт рассказал ему о новом пассажире. Тенч поинтересовался, каковы пол и имя ребенка и хорошо ли себя чувствует Мэри.
И все же Уайту казалось, что Тенч не мог стать любовником каторжницы. Это был честный молодой человек, с врожденным чувством собственного достоинства, больше интересовавшийся справедливым обустройством мира, чем флиртом с женщинами. Но он питал какие-то чувства к Мэри Броуд, в этом нет сомнения. И это вполне понятно, если даже такой закоренелый старый холостяк, как Уайт, заинтересовался ею.
Чарльз тяжело вздохнул. В этой грандиозной идее – опустошить корабли-тюрьмы и послать всех неблагонадежных граждан на другую сторону света – было очень много слабых мест. Никто в точности не знал, какой климат в этой стране и какие там аборигены, и неизвестно, пригодна ли там земля для возделывания. Это была игра с большой ставкой не только на жизни заключенных, поскольку в Англии почти никто о них не беспокоился, но и на жизни тех, кого послали охранять в стране порядок.
Капитан Артур Филип, командующий всей флотилией, самолично высказывал беспокойство по поводу недостаточности провианта, инструментов и одежды на грузовых кораблях и о плохом их качестве. Кроме того, среди заключенных было мало квалифицированных ремесленников.
Чарльз мрачно уставился на незаполненную страницу дневника. Если бы все заключенные оказались такими, как Мэри Броуд и Уилл Брайант, – умными, находчивыми людьми, возможно, этот проект имел бы шансы на успех. Но к несчастью, большая часть каторжников были отъявленными негодяями, отбросами английского общества. По сути, идея оказалась обречена на провал еще до того, как ее привели в исполнение.
Через пять недель, когда корабль подплывал к Кейптауну, Мэри стояла у поручней с Шарлоттой на руках и восхищалась красотой пейзажа.
Заходящее солнце делало небо розово-лиловым. Все одиннадцать кораблей шли сейчас близко друг к другу, и их паруса волновались на ветру. Море было бирюзового цвета, и косяк дельфинов прыгал и нырял вокруг «Шарлотты», будто устраивая особенное представление. Уже несколько дней они видели дельфинов, а еще китов, и это зрелище никогда не надоедало Мэри.
– А ты даже не смотришь, – нежно упрекнула она крепко спавшую Шарлотту, которая была завернута в одеяло, подаренное Тенчем.
Ужасы, пережитые во время родов, уже почти забылись. У Мэри было достаточно молока, и Шарлотта чувствовала себя прекрасно. Мэри уделяла ей все свое внимание.
Она никогда не думала, что сможет испытывать столько чувств к своему ребенку. Мэри редко клала ее, поскольку боялась, что другие женщины засунут малышке свой грязный палец в рот или уронят ее, если возьмут на руки. Один из моряков сделал для ребенка маленькую колыбельку, но, хотя Мэри ставила ее на палубе днем и клала туда ребенка, завесив куском полотна от солнца, по ночам она слишком беспокоилась из-за крыс и крепко держала Шарлотту на руках.
Капитан Гилберт сказал, что девочку можно покрестить, когда они доберутся до Кейптауна, поскольку на борт флотилии взойдет священник. Это тронуло Мэри: она ожидала, что к ребенку арестантки будут относиться с презрением, как будто он не совсем человеческий.
– Я полагаю, мы сможем увидеть Стол-Гору завтра утром, – неожиданно произнес за ее спиной Тенч. Мэри не услышала, как он подошел. – Она и выглядит как стол, – продолжал он. – У нее плоская вершина, а когда она окутана дымкой, кажется, будто это скатерть, по меньшей мере, мне так говорили. Я раньше не был в Кейптауне.
– Ты сможешь изучить его, – сказала Мэри с тоской. – Увидеть животных и все остальное. Она знала, что Тенч любит все исследовать и записывать в своем дневнике, где он был и что видел. Мэри никогда не встречала людей, которые бы с таким энтузиазмом смотрели на новые незнакомые места.
– Ты не всегда будешь заключенной, Мэри, – проговорил он мягко. В его голосе прозвучало сочувствие. – Когда поселение в Ботаническом заливе начнет процветать, а твой срок подойдет к концу, перед такой женщиной, как ты, откроются неограниченные возможности.
– А ты к тому времени уедешь домой, – ответила Мэри, пытаясь сохранить непринужденный тон.
– Думаю, что да, – сказал Тенч. – А ты будешь частью новой общины, и я не сомневаюсь, что ты выйдешь замуж. Возможно, у маленькой Шарлотты появится братик или сестричка. – Он наклонил голову к девочке, которую Мэри держала на руках, и поцеловал ее в лобик. – Выходи за Уилла Брайанта, Мэри, вы будете хорошей парой.
С тех пор как родилась Шарлотта, Тенч никогда не упоминал об Уилле, но то, что он явно держал этот факт в голове, доказало Мэри, что он говорил на этот счет совершенно серьезно.
– Ну и как мне это сделать, даже если предположить, что это хорошая идея? – спросила она.
Тенч на мгновение задумался.
– Я бы открыл все карты. Указал ему на преимущества человека, у которого есть жена. Особенно такая, как ты.
Мэри ответила полуулыбкой.
– Если бы я была дома, я бы считалась незавидной невестой, Я плохо готовлю, не умею шить и не гожусь для всяких женских дел.
– В Ботаническом заливе нет особой необходимости в ведении домашнего хозяйства, – возразил Тенч с грустной усмешкой. – Там будут процветать только самые жесткие, только те, которые смогут адаптироваться лучше других. В тебе есть стержень, Мэри, да и решительности тебе не занимать. Уилл знает это, он восхищается тобой. Я не думаю, что его придется долго уговаривать.
– А как бы поступил ты, если бы женщина предложила тебе жениться на ней? – спросила она, улыбаясь, будто это всего лишь шутка.
– Ну, это смотря, какая женщина, – рассмеялся он. – Если бы она оказалась богатой и красивой, я был бы польщен.
– Значит, простая девушка-арестантка не имеет никаких шансов? – спросила она, стараясь изо всех сил представить это как шутку, но все равно ей не удалось скрыть обиду в голосе.
Тенч не ответил, и Мэри стало стыдно.
– Извини, я смутила тебя, – сказала она.
К ее удивлению, Тенч повернулся к ней и мягко прикоснулся ладонью к ее щеке.
– Я сказал, что был бы польщен, если бы меня попросила богатая и красивая девушка. Но я точно так же гордился бы, если бы это оказалась девушка-заключенная, которая мне нравится. Но я не принял бы предложение ни от одной из них, – произнес он, глядя ей прямо в глаза. – Не потому, что она мне безразлична, и не потому, что я считал бы ее ниже себя, а просто потому, что я не из тех, кто женится, Мэри. Я слишком много хочу увидеть. Я не создан для семейных уз.
– Ты можешь окончить жизнь одиноким стариком, – сказала Мэри, чувствуя комок в горле и сдерживая слезы.
– Да, это так, но, по меньшей мере, я не обреку свою жену на одиночество, пока буду ездить по свету, – ответил Тенч и улыбнулся. – И не оставлю детей без отца.
Крещение Шарлотты состоялось на четвертый день стоянки в Кейптауне. Преподобный Ричард Джонсон взошел на борт в воскресенье утром и провел службу для команды и заключенных всей флотилии.
Мэри была единственной заключенной без кандалов. Ей сняли их на время службы, но потом должны были немедленно надеть. Она поработала над своей внешностью, вымыв волосы, так что они засияли, и надела серое хлопковое платье, которое ей подарил Грэхем на «Дюнкирке». Ей бы хотелось, чтобы оно было не таким помятым, поскольку ей пришлось спрятать его в трюме, когда выдавали широкие бесформенные платья из грубой материи для женщин-заключенных.
Преподобный Джонсон обратил свою проповедь к заключенным, говоря, что Ботанический залив станет для них прекрасной возможностью начать новую жизнь, если они раскаются в грехах, которые стали причиной их присутствия здесь. Он убеждал мужчин выбрать себе жен, поскольку только в браке они смогут найти счастье и удовлетворение.
Мэри ощутила на себе взгляд Уилла, когда шагнула вперед с Шарлоттой на руках, чтобы приступить к церемонии крещения. Когда преподобный Джонсон полил водой головку девочки и та начала орать, заглушая его слова, Мэри молча помолилась не только за безопасность Шарлотты, но и о том, чтобы Уилл захотел взять ее в жены.
Мэри неуверенно поднималась по наклонному трапу с ребенком на руках, поскольку ступеньки были скользкими, но она рвалась на свежий воздух. Целую неделю ей не удавалось поговорить с Уиллом, потому что они попали в шторм и им пришлось оставаться внизу.
Уилл был на палубе и снова рыбачил. Услышав шаги за спиной он повернулся с широкой улыбкой:
– Приятно выбраться на воздух, правда?
– Я бы ни минуты больше не выдержала там, внизу, – сказала Мэри, рассмеявшись. – Все равно что есть суп, который стоит уже неделю.
– Мы с тобой из одного геста, – произнес Уилл, одобрительно глядя на нее. – Как малышка?
– Прекрасно, – ответила Мэри, переведя взгляд на спящую девочку, которую она привязала к себе платком для большей надежности. – Интересно, есть ли маленькие дети на других кораблях?
– Я слышал, есть несколько, – сказал Уилл. – Так что Шарлотте будет с кем играть, когда она подрастет.
– А если люди начнут вступать в брак, как советует преподобный, скоро детей станет больше, – добавила Мэри.
Уилл рассмеялся.
– Многие ждут не дождутся церемонии венчания. Держу пари, что и года не пройдет, как мы окажемся просто завалены младенцами.
– Но на каждую женщину приходится по трое мужчин, – отметила Мэри. – Держу пари, что жены будут в большом спросе.
Мэри занервничала, потому что как раз подвернулся подходящий момент для разговора, но она боялась произнести то, что было у нее на уме.
– Я справлюсь, сказал Уилл. – Выстрою их всех в одну шеренгу.
Его высокомерие укололо Мэри.
– Тогда выбирай тщательно, – произнесла она. – У тех женщин, которые сидят внизу под палубой, осталось мало здравого смысла, а те, которые на других кораблях, могут оказаться еще глупее.
– Вот ты была бы неплохой партией для любого, – неожиданно заявил Уилл. – У тебя есть голова на плечах, и ты не такая неряха, как большинство арестанток.
Мэри сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться.
– Я могла бы стать хорошей женой для тебя, – выпалила она. – Я разбираюсь в лодках и рыболовстве. Мы из одной местности, и офицеры нас обоих любят.
Уилл, казалось, был сражен наповал таким предложением. Он смотрел на нее, широко открыв рот.
– Ты хочешь, чтобы я на тебе женился? – спросил Уилл наконец, и его голос слегка задрожал.
– С тобой может случиться и худшее, – сказала Мэри, пунцово краснея. – Я здоровая и сильная. Я могу тяжело работать, чтобы добиться того, чего хочу. Конечно, у меня есть Шарлотта, и, возможно, мужчины не хотят чужих детей… – Она вдруг замолчала и не могла придумать никаких других причин, по которым он должен выбрать ее, к тому же ей было слишком стыдно просить.
– Вот это да! – воскликнул Уилл, расплываясь в улыбке. – А я-то думал, что ты слишком гордая, ни перед кем не кланяешься.
– Я и не кланяюсь, – проговорила Мэри быстро. – Ты мне нравишься, и в моем предложении есть здравый смысл.
– Я бы хотел жену, которой буду не только нравиться, – сказал Уилл. – Я хочу, чтобы она страстно меня любила.
Мэри была готова к отвлеченным разговорам, чтобы убедить Уилла согласиться на ее предложение, но она не смогла бы изображать бурную страсть к нему. При виде этой самодовольной усмешки она почувствовала себя глупо.
– Мы больше года были добрыми друзьями, – произнесла она, подумав пару минут. – Разве ты хотел бы иметь друга, который будет лгать тебе?
– Конечно, нет, – сказал он, не переставая, однако, при этом самодовольно усмехаться. – И все-таки я хочу жену, которая будет страстно меня любить.
– Может быть, со временем, – ответила Мэри, густо покраснев, потому что знала, что он ринется к другим мужчинам и расскажет об этом разговоре. – У нас пока не было возможности познакомиться друг с другом поближе…
Но прежде чем Мэри смогла добавить что-либо еще, они услышали предупреждающий окрик от одного из морских пехотинцев, Они явно стояли слишком близко, поэтому он был обеспокоен.
– Мне нужно идти, – сказала Мэри. – Подумай над моими словами.
Несколько следующих недель выдались тяжелыми, с сильными штормами и шквалами, перемежавшимися периодами штиля, когда корабль почти не двигался с места. Количество выдаваемой свежей воды было урезано, чтобы сэкономить ее, еда начала портиться. Временами Мэри сильно нервничала, потому что у нее снижалось количество молока и она слишком боялась того, что ее ожидало.
Большинство женщин были такими пустоголовыми, что, по всей видимости, представляли себе, что едут на готовое место. Мэри знала, что им придется жить в палатках и что, вероятно, какое-то количество взятой в запас еды пропадет по дороге, а много животных погибнет. До рождения Шарлотты ей в голову никогда не приходила мысль о возможности кораблекрушения, но сейчас она боялась этого при каждом шторме. Воды, в которых они шли, почти не исследованы, никто из команды здесь раньше не был. Никто ничего не знал вплоть до того, были ли аборигены каннибалами и есть ли там хищники, которые могут разорвать их на части.
Но еще худшим в некотором отношении казалось то, что Уилл так ни слова и не сказал ей относительно ее предложения. Мэри не знала, означает ли это, что он все еще думает или же он считает это слишком смешным даже для обсуждения.
