Текст книги "Помни меня"
Автор книги: Лесли Пирс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 27 страниц)
– Мы свободны, – сказал Уилл дрожащим голосом, будто сам слабо в это верил. – Господи, мы свободны!
Мэри не могла раскрыть рта, она лишь улыбнулась. Она повернула голову и оглянулась, но не увидела ничего, только черные скалы и проход, через который они прошли.
Мэри не чувствовала грусти, уезжая, – это было не в ее характере: сожалеть о сделанном. Имело значение только то, что ждало их впереди. Но она все же подумала о Тенче, представила, как он спит сейчас в своей кровати, и ее сердце сжалось от тоски.
Она никогда не видела, как он спит, бреется, моется, не видела его без одежды. В ее памяти он всегда был в своей красной куртке, белых бриджах и высоких начищенных сапогах и прогуливался по набережной. А еще Мэри помнила его мягкие карие глаза и прикосновение его руки к своей. И все его добрые поступки.
Мэри жалела только о том, что не попрощалась с ним, ни разу не сказала ему, как он важен для нее. Но эти мысли были глупыми, потому что он не смог бы участвовать в побеге.
Мэри еще раз оглянулась назад, мысленно посылая ему слова прощания и зная, что никогда больше его не увидит. Потом она повернулась вперед и громко закричала, выражая свой восторг по поводу приобретенной свободы.
Хотя Мэри не знала, смогут ли они пройти весь путь до Купанга, достаточно было уже того, что сработал ее план и они вышли из гавани. Она посмотрела на восемь ликующих мужских лиц и поняла, что вышла победительницей. Пусть она не умеет читать и писать и вести корабль, как Уилл, и, вероятно, никто из мужчин не признавал ее участия в плане побега, но она-то знала правду. Будь что будет, но Мэри позаботится о том, чтобы они обрели безопасность и долгожданную свободу.
Мэри прижалась губами ко лбу Шарлотты, зная, что долгие недели ей постоянно нужно будет следить за детьми.
– Мэри, ты ничего не хочешь сказать по поводу моего гениального плана? – крикнул Уилл.
В первое мгновение она хотела возразить, что это был не его план. Но затем Мэри вспомнила слова своего отца: сражение выигрывают благодаря стратегии, а не превосходством сил.
– Молодчина, Уилл, – сказала она и тепло улыбнулась ему. – Ты умный и храбрый.
Глава двенадцатая
После двух дней в море Мэри чувствовала абсолютно то же самое, что испытывала в повозке по пути из Эксетера на «Дюнкирк», Как и тогда, все начиналось с надежды на спасение, а потом все тело стало болеть от слишком долгого сидения на одном месте. Ночью она промерзала до костей, днем солнце и ветер обжигали ее лицо. И все же по дороге в Девонпорт ей не приходилось успокаивать, забавлять и контролировать детей. Если Эммануэль все время оставался на одном месте, у нее на коленях, то Шарлотта постоянно вертелась.
Время от времени Мэри засыпала на пару часов, когда засыпали дети, но все время просыпалась, вздрагивая от страха, что рулевой тоже задремал и их несет на скалы.
И все же, несмотря на неудобства, она, безусловно, не хотела оказаться снова в Сиднейском заливе. Погода была хорошей, и их подгонял сильный северо-восточный ветер. Все мужчины находились все еще в приподнятом настроении и беспрестанно обсуждали, как жители колонии восприняли их побег.
– Капитан Филип наверняка рвет и мечет, – проговорил восторженно Джеймс Мартин.
– Я надеюсь, что Сара не очень обидится на меня, когда найдет мою записку, – сказал Джейми Кокс с легкой грустью в голосе.
– Хорошо, что ты устоял перед соблазном и не рассказал ей обо всем до нашего отправления, – произнесла Мэри, стараясь утешить его. Она знала, что Джейми обожает Сару Янг и ему, скорее всего, было трудно оставить ее.
Хотя покидая колонию Мэри думала, будто хорошо знает всех этих людей, она скоро убедилась, что у них есть черты характера, которых она раньше не замечала. Джеймс Мартин, уродливый ирландец, всегда веселился и рассказывал забавные истории, но он был распутником, гонялся за женщинами и за выпивкой и всегда лез в драки. И вдруг он стал очень заботливым и внимательным и часто брал Шарлотту или Эммануэля за руки, чтобы Мэри отдохнула.
Рыжеволосый веснушчатый Сэмюэль Берд казался ей очень угрюмым, и она никогда не понимала, почему Уилл о нем такого высокого мнения. А сейчас, когда они были свободны, он смеялся не меньше остальных и, хотя не разговаривал много, слушал других и поддерживал разговор.
Билла Аллена и Ната Лилли она знала хуже других, и они казались прямой противоположностью друг другу. Билл был коренастый и лысый, с таким приплюснутым носом, будто по нему долго молотили кулаками. По сути, он полностью соответствовал своему прозвищу Железный Человек. Нат со своим ангельским лицом, большими глазами и длинными светлыми волосами походил на девушку, и Мэри считала его педерастом. Но он легко уживался с людьми, с которыми его назначали работать, и все его любили. А еще он был очень предан Уиллу.
И Нат и Билл обладали более крепким здоровьем по сравнению с другими людьми, прибывшими со второй флотилией, и Мэри так и не поняла почему. В случае с Натом, вероятно, об этом лучше было вообще не спрашивать.
Этих каторжников Мэри выбрала для побега именно из-за их умения выживать. И все же сейчас она поняла, что они удивительно чуткие люди. В самое первое утро они соорудили навес, чтобы защитить детей от солнца, и позаботились о том, чтобы еда распределялась по справедливости.
Уильям Мортон был, без сомнения, одним из самых умных заключенных. Он выглядел непривлекательно из-за большого выпуклого лба, выпученных глаз и узкого, крепко сжатого рта. К сожалению, он не обнаружил новых положительных качеств при более близком знакомстве: Уильям любил поспорить, и Мэри боялась, что он вскоре восстановит кого-нибудь против себя.
Даже тихие и задумчивые Джейми Кокс и Сэм Брум, которые, казалось, легко шли на поводу у других, начали самоутверждаться. Один раз Джейми набрался храбрости и велел Уиллу прекратить хвастать, а Сэм Брум сказал Джеймсу Мартину, чтобы тот подбирал выражения в присутствии Мэри и детей. Мэри не сомневалась, что за последующие несколько недель она обнаружит что-то еще более удивительное в каждом из них.
Время от времени мужчины мечтали о том, чем они займутся, когда вернутся в Англию. Все они знали, что глупо и легкомысленно возвращаться в свой родной город, где их могут снова арестовать. Все решили остановиться в Лондоне, где они смогут раствориться в толпе, а с новым именем у них есть возможность начать все сначала.
Мэри не могла заставить себя думать, что далекое будущее станет для нее светлым и радостным. Ее беспокоило отсутствие денег и лохмотья вместо одежды. Чтобы снова не вернуться в преступный мир, всем им требовалась огромная удача.
И все же, несмотря на свои душевные терзания Мэри иногда грезила о том, как идет по мощеной улице к пристани Фоуэя и ведет детей за руки. Она представляла, как стоит у открытой двери и видит мать, которая склонилась над кастрюлей, кипящей на огне. Она повернет голову, увидит их и вскрикнет от удивления и восторга. Конечно, это было нереальной и причудливой мечтой, но эти мысли помогали Мэри не думать о том, что у нее болит спина, и согревали ее.
На третий день погода изменилась, пошел дождь и подул сильный ветер. Уилл был озабочен тем, что лодка перегружена.
– Мы должны найти какую-нибудь сушу, чтобы переждать непогоду, – сказал он.
Чуть позже Уильям Мортон, сидевший на носу лодки, вдруг заорал, что видит место, которое, возможно, им подойдет.
Все посмотрели, куда он указывал, и увидели маленькую бухту с галечным пляжем. Уилл подплыл ближе, чтобы проверить, нет ли подводных камней, и, поскольку их не было, он согласился, что место идеальное.
– Будем надеяться, что там есть таверна, – воскликнул Джеймс.
Все рассмеялись от его слов, даже Уильям Мортон, который до этого времени не реагировал на шутки Джеймса.
Уилл подвел лодку как можно ближе к пляжу, потом Джеймс поплыл к берегу, держа в руках веревку, чтобы вывести лодку на мелководье.
– Здесь были аборигены, – произнес Джеймс, когда все они благополучно выбрались на пляж. Он указал на обугленные остатки костра и множество рыбьих костей.
– Ну сейчас их здесь нет, – сказал Уилл, тщательно осматривая бухту. – И потом, я достаточно знаю их язык, чтобы сказать им, что мы не замышляем ничего дурного.
Дождь перестал, снова вышло солнце, и Мэри гонялась за Шарлоттой по пляжу, смеясь от радости, которая переполняла ее при мысли о том, что они проведут эту ночь на суше. Там был ручей со свежей водой, которой они наполнили бочку и умыли лица, успевшие покрыться соленой коркой, а Мэри нашла растение, напоминавшее капусту. Уилл, Билл и Джеймс доставали невод, Уильям разводил огонь, Сэмюэль Берд и Нат собирали дрова, а Сэм Брум и Джейми Кокс сделали примитивный навес под деревьями.
Рыбалка была удачной, мужчины вернулись с большим количеством серой форели. Они взяли немного риса из своих запасов, добавили листья «капусты» и устроили настоящий пир.
– Если бы здесь было пиво и парочка пышногрудых девок, я мог бы сказать, что я счастлив, – заявил Джеймс, растянувшись на песке после еды.
Мэри захихикала. Раньше она не всегда одобряла поступки Джеймса, но теперь все больше ценила его. Ее согревал его оптимизм, и было так приятно коротать время, слушая его рассказы. Мэри всегда считала, что у него невзрачный вид: костлявое перекошенное лицо, большие уши и нос, и толстые темные брови, сросшиеся на переносице. По словам матери, это верный признак того, что человека ждет виселица, и, вероятно, так оно и было, потому что Джеймс находился на волоске от смерти. Но его непривлекательная внешность с лихвой компенсировалась его обаянием. Мэри уже больше не удивляло то, что так много женщин в колонии охотились за ним.
В ту ночь они все хорошо выспались, прижавшись друг к другу в своем убежище рядом с костром. Мэри лежала и ждала, когда придет сон, Уилл прижался к ее спине, а дети устроились между ней и Сэмом. Она наслаждалась теплом и сытостью и была невероятно счастлива. Мэри не просто освободилась от ненавистной колонии: что-то освободилось внутри нее.
Ребенком она всегда жалела, что не родилась мальчишкой, потому что хотела ходить на рыбалку, лазить по скалам и попадать в приключения. Девочкам же приходилось отказываться от всего этого. Они должны были подражать своим матерям и мечтать о том, чтобы вырасти и найти себе мужа. Мэри предполагала, что когда она уедет в Плимут, то станет свободнее, но этого, конечно же, не произошло. Все эти годы, с тех пор как ее посадили в тюрьму, ей приходилось признавать превосходство мужчин, чтобы выжить. Но сейчас она была вместе с восемью мужчинами и знала в глубине души, что в ближайшие недели они будут зависеть от нее. Мэри уже чувствовала, как они ею восхищаются. Она видела по их глазам и по манере обращения с нею, что они знали: план побега разрабатывала она, как бы громко Уилл не утверждал обратное. Когда настанет ее очередь править лодкой, они поймут, что она умеет это делать почти так же хорошо, как Уилл.
Но ее главным преимуществом было ее страстное желание добраться до Купанга. Мужчины, возможно, тоже хотели этого, но их стремление нельзя сравнить с той мощной мотивацией, которая управляла поступками Мэри. Этой мотивацией были ее дети, и она собиралась бороться с любыми трудностями, отчаянно рисковать, чтобы выжить и оказаться в безопасности. Мэри прикрыла рукой сразу обоих, Эммануэля и Шарлотту, и тепло их маленьких тел успокоило ее и добавило ей решительности.
– Сколько мы уже плывем, Уилл? – спросил Нат Лилли уставшим и севшим голосом. Он уже не походил на ангела. Его когда-то золотые волосы потускнели и высохли от соли, а нежная кожа была покрыта волдырями. – Впечатление такое, что прошел уже целый год.
Уилл вел судовой журнал, в который он старательно через день все записывал, и, если бы не он, никто бы не знал, какой сегодня день и даже месяц.
– Уже за месяц перевалило, – ответил Уилл, с силой налегая на весла, потому что весь день ветер был слабым. – Сегодня второе апреля.
– И сколько же нам еще плыть вдоль побережья? – спросил Нат, кривя презрительно губы и глядя на берег. Не прошло и часа, как он заметил, что сколько бы они ни плыли, все вокруг выглядело одинаково.
– Не задавай мне таких идиотских вопросов, – ответил Уилл раздраженно. – Откуда мне знать, ведь карт нет.
– Ну здесь ведь уже плыл кто-то, и он должен знать, тысяча здесь миль или пять тысяч, – сказал Нат угрюмо.
– Должен-то должен, но забыл об этом рассказать, – ответил Уилл кратко. – Ну-ка, заткните рты и гребите быстрее.
Мэри была у руля, Эммануэль сидел у нее на коленях, а Шарлотта в ее ногах играла с куклой, которую Джеймс сделал из веревки. Мэри слышала разговор между Натом и Уиллом так же, как слышала уже много раз вопросы о том, какое точное расстояние до Купанга. Они все нуждались в отдыхе, и она изо всех сил надеялась, что они скоро найдут место, где смогут переждать пару дней.
Со дня их первой остановки в бухте, которую они назвали бухтой Удачи, они взяли себе за правило: пару дней плыть, потом два дня отдыхать, если попадется какое-нибудь подходящее место с пресной водой. Пока они плыли, напряжение нарастало: они были жесткими, холодными и резкими друг с другом. Но как только они ступали на сушу, отрицательные эмоции, казалось, исчезали.
Уилл все больше беспокоился по поводу лодки, потому что она стала давать сильную течь. А Уильям Мортон обратил их внимание на муссоны и сказал, что, по его мнению, он один думает наперед. На лодке, возможно, прекрасно плавать в Сиднейском заливе, но она не предназначена для долгого путешествия с таким количеством людей на борту.
Позже в тот же день они зашли в большой залив, такой же красивый, как и Сиднейский, и все тут же повеселели.
– Нам нужно вытащить лодку из воды и законопатить ее швы, – сказал Уилл, затем посмотрел на Мэри и добавил: – А ты можешь выстирать всем нам одежду, девочка моя.
Мэри укололи его слова, но она ничего не сказала в ответ. Она в любом случае выстирала бы всем одежду, но такими приказаниями Уилл пытался поставить ее на место.
Она хорошо знала, что с ним происходило: он терял бодрость духа. Мужчины перестали хвалить его за то, что он их вывез, А еще, возможно, он размышлял, что, если бы не побег, его срок уже подошел бы к концу. И конечно, он был обеспокоен, сможет ли лодка выдержать до Купанга.
Мэри подумала, что Уилл, наверное, мечтал, чтобы кто-нибудь предложил остаться до конца зимы в таком заливе, как этот. Но сам бы он не произнес этого, боясь показаться трусом. А еще ему не нравилось, как мужчины обращались с его женой.
Все началось примерно через неделю после отплытия, когда Джеймс занозил себе руку веслом. Мэри достала занозу, и он все время называл ее «мама Мэри». С тех пор каждый раз, когда что-то происходило, они спрашивали ее мнение. Для Мэри это казалось вполне понятным: в конце концов, она единственная женщина среди них, и у нее было достаточно знаний в области медицины, которые она почерпнула на «Шарлотте» и в колонии благодаря хирургу Уайту. Но Уилл, похоже, думал, что это происходило потому, что они имели на нее виды.
А еще он поднял шум по поводу того, что все они, кроме Уильяма Мортона и его самого, соперничали за то, чтобы сидеть рядом с ней в лодке, и занимались Шарлоттой, пока Мэри кормила Эммануэля. Мэри отлично знала, что ни один из них не делал этого, желая стать ее любовником. Это был просто дружеский жест, а то, что они старались сесть рядом с ней, когда она кормила Эммануэля, вероятно, объяснялось тем, что эта сцена напоминала им их матерей. А еще им, наверное, надоело постоянно изображать из себя героев, как это делал Уилл. Разговаривая с ней, они могли на время расслабиться. Мэри не могла понять, почему Уилл видел в этом нечто дурное.
Билл рассказал ей по секрету, что он раньше был скотом с женщинами, но, вероятно, он вел себя так потому, что его отец все время бил мать. Нат признался, что позволял некоторым морякам использовать себя как женщину на корабле, потому что лишь таким способом он мог получать дополнительную еду и выбираться из трюма на воздух. Сэм Берд сказал Мэри, что, когда времена стали совсем тяжелыми, он крал еду из чужих хижин и теперь ему очень стыдно.
Мэри вовсе не стала думать хуже о них после этих рассказов, какими бы они ни были ужасными. Она чувствовала, что откровенность сплотила их еще крепче.
Как только они вышли на берег, соорудили навес и разожгли огонь, Мэри положила Эммануэля в его повязку, привязала к себе и, оставив Шарлотту играть на пляже рядом с мужчинами, вытаскивавшими лодку, пошла поискать чего-нибудь съестного.
Она нашла много листьев сладкого чая и немного кислых ягод, которые так ценил хирург Уайт, но, не обнаружив ничего похожего на капусту, она вернулась.
Вдруг Мэри увидела группу аборигенов, наблюдавших за ней из-за деревьев. Она тут же всполошилась, поскольку ее спутники находились на некотором расстоянии, но помахала рукой, что у аборигенов в Сиднейском заливе означало дружеский жест, и улыбнулась им. Мэри догадалась, что туземцы были просто поражены ее появлением и не испытывали враждебности, и поэтому просто пошла обратно по пляжу к мужчинам.
На следующий день аборигены подошли ближе. Они подползли по пляжу, внимательно наблюдая, как мужчины чинят лодку. Мэри стирала одежду, и каждый раз, когда развешивала что-нибудь на кустах сушиться, она улыбалась им.
– Что ты вытворяешь? – рявкнул вдруг на нее Уилл. – Тебе мало, что вокруг тебя восемь мужиков? Или ты еще и парочку этих хочешь?
– Не будь дураком, Уилл, – сказала она устало. – Я улыбаюсь просто чтобы показать, что у нас нет дурных намерений, как ты, возможно, и сам знаешь.
Уилл продолжал дуться на нее до конца дня, несмотря на то что они поймали достаточно рыбы и хорошо поели вечером, а какую-то часть засолили впрок. Положив вечером детей спать, Мэри немного посидела у огня. Мужчины снова обсуждали, сколько еще осталось плыть, и она не вмешивалась в этот разговор. Чувствуя сильную усталость, она отошла от костра, чтобы облегчиться, прежде чем устраиваться на ночь.
Была чудесная ночь, на небе сияла полная луна. Вместо того чтобы сразу пойти под укрытие, Мэри присела на скалу, чтобы насладиться тишиной. Мэри очень редко удавалось побыть в тишине. С того самого дня, как ее арестовали в Плимуте, вокруг нее всегда был шум и сутолока. Даже в ее хижине в Сиднее ей редко выпадала возможность побыть одной.
На лодке каждый ее жест был на виду у мужчин. Они вежливо отворачивались, когда она облегчалась или мылась, но они находились рядом, лишь в футе от нее. Все время кто-то разговаривал, спорил, пел или храпел. Даже ее тело не принадлежало ей: Эммануэль или был у ее груди, или карабкался на руки, или спал у нее на коленях, а Шарлотта почти все то время, когда не спала, требовала ее внимания. Даже мужчины использовали Мэри как подушку, облокачиваясь на нее.
Глядя на звезды и слушая мягкий плеск волн о берег, Мэри воображала, что она снова в Корнуолле. Она снова замечталась и представила себя в маленьком коттедже. Дети мирно спали в настоящей постели наверху, а Уилл ушел на рыбалку. Мэри так ясно все это видела: вот горит свеча, огонь поблескивает красным, и маленькие искорки, на которые падал воск, превращались в картинки.
Когда они с Долли были маленькими, они всегда соревновались, кто увидит лучшую картинку в этих искорках. Долли видела людей, идущих в церковь или танцующих вокруг майского шеста, а Мэри всегда видела рыб, животных или птиц. Ей было интересно, как воспримет Долли рассказы о странных животных, которых здесь называют кенгуру, или об этих больших птицах, которые не летают, но бегают быстрее человека. И о миллионе красивых птиц, таких необычных и ярко окрашенных, что у нее захватывало дыхание при виде их.
– Он не придет!
Сердце Мэри ушло в пятки от звука сердитого голоса Уилла. Она не слышала, как он подошел.
Мэри встала и повернулась, а он шел к ней.
– Кто не придет? – спросила она.
– Сэм, конечно, а ты будто не знаешь, – зарычал Уилл на нее. – Я его поймал, когда он уползал встретиться с тобой, и уложил его на лопатки.
– Я никого здесь не жду! – сказала Мэри возмущенно. – Думаешь, мне не надоело, что вокруг меня целыми днями люди?
Уилл ударил ее так быстро, что она не успела ни двинуться с места, ни уклониться. Удар кулаком пришелся ей по щеке и опрокинул ее на спину.
– Ты моя женщина, – прошипел он и кинулся на нее, задирая ей платье.
Мэри и так была в шоке оттого, что он ее ударил, но, когда до нее дошло, что он собирается сделать, она испытала настоящий ужас.
– Не надо, Уилл, – умоляла она его. – Не надо так.
Мэри пыталась выбраться из-под него, но он был слишком крепкий и тяжелый. Он тут же с силой вошел в нее, кусая ее за шею, как дикое животное, и его пальцы вонзились ей в ягодицы, будто он желал причинить ей еще больше боли.
Когда он кончил, то поднялся и ушел, не сказав ни слова в свое оправдание.
Мэри лежала, слишком потрясенная, чтобы шевелиться. Потом она пошла к морю и вымылась. Ее глаза были сухими, но ее сердце обливалось кровью, потому что она никогда не думала, что ее Уилл способен на такой жестокий поступок. Их нежные любовные ласки были единственным, что хоть немного скрашивало жизнь в колонии. Это помогало забыть о голоде, о физической боли и о безнадежности их ситуации. Если Уилл хотел ее этой ночью, ему достаточно было об этом сказать, и она с радостью ускользнула бы с ним.
Мэри знала, что он не совершил ничего необычного: в Сиднее она видела многих женщин с разбитыми губами или синяком под глазом. По откровениям некоторых из них Мэри понимала, что они знают лишь грубый секс. Но их мужчин нельзя сравнить с Уиллом, они были людьми того сорта, что украдут еду у собственных детей без угрызений совести.
Мэри услышала тихий звук, оглянулась и увидела, что Уилл вернулся и стоит немного поодаль на пляже.
– Давай, возвращайся со мной, – позвал он.
Уилл протягивал к ней руку. Было слишком темно, чтобы Мэри могла видеть выражение его лица, но его поза была нерешительной, будто он стыдился самого себя.
– Почему, Уилл? – спросила она, подойдя к нему. Мэри не чувствовала ни ненависти, ни злости, ее просто захлестнула огромная волна разочарования.
– Я не знаю, – сказал он почти шепотом. – Думаю, я просто вспылил из-за Сэма.
Мэри не произнесла ни слова, пока они шли обратно под навес. Ей нужно было время, чтобы обдумать случившееся.
Когда Мэри проснулась на следующее утро, она была одна с детьми, которые еще спали. Уилл уже трудился над лодкой с Уильямом и Джеймсом. Она не увидела остальных мужчин и догадалась, что они пошли ловить раков.
Мэри осторожно коснулась своего лица. Щека вспухла и болела, но кожа была цела.
Чуть позже, когда Мэри сидела на корточках, пытаясь разжечь огонь, к ней подошел Уилл. Он постоял рядом с ней секунду или две, глядя на нее, но она не обращала на него внимания.
– Ты меня ненавидишь? – спросил он наконец.
– А чего ты ждешь? – парировала Мэри, поднимая на него глаза. У него был всклокоченный вид. Но впрочем, они все так выглядели – с обветренной и обожженной солнцем кожей и измученные из-за недосыпания. Всем мужчинам нужно было подстричься и подровнять бороды, но Уилл выглядел странно еще и потому, что обычно очень тщательно заботился о своей внешности.
И все же он осунулся не только из-за усталости. Глаза у Уилла были тусклыми и запавшими, Мэри видела их такими лишь раз – после порки.
Он пожал плечами.
– Я не знаю.
– Мы через многое прошли вместе, – сказала она. – И еще многое у нас впереди. И если мы не будем держаться друг за друга, мы не справимся.
– Так ты простишь меня? – спросил Уилл слегка озадаченно.
– Я не знаю, смогу ли простить тебя, тебе нужно это заслужить, – ответила Мэри резко. – Но мы поговорим об этом потом.
Уилл всплеснул руками.
– Ну что ты за женщина! Ты не плачешь, не орешь. Я те6я не понимаю.
– Зато я тебя понимаю, – парировала Мэри. – И я не плачу и не ору, потому что знаю, что ничего этим не добьюсь.
Она действительно видела его насквозь. Мэри знала, что он боится, как бы она не посягнула на его лидерство. Изнасиловав ее, он как бы дал ей понять, что она должна подчиняться ему. Но Мэри не собиралась подчиняться.
Днем вернулись аборигены. Мужчины дали им немного рыбы, которую поймали, и туземцы в ответ подарили пару больших крабов.
На следующее утро аборигены спустились к пляжу и помогли беглецам спустить на воду лодку, помахав им, когда они уплывали. Путешественники не знали, что это был последний раз, когда на берегу, куда они приставали, их принимали по-дружески.
Удача, сопутствовавшая им вот уже месяц, вдруг отвернулась от них. Погода испортилась, подул сильный ветер, и пошел ливень, и, хотя они видели много привлекательных пляжей, волны были слишком высокими, чтобы можно было попытаться причалить. Лодка все еще протекала, и, когда они в конце концов нашли залив, тут же появились аборигены и начали швырять в них копья, пытаясь отпугнуть их. В отчаянии мужчины выстрелили из мушкетов над головами туземцев, и те разбежались, но на следующее утро вернулись в большем количестве, так что путешественникам оставалось лишь бежать.
Сильный шторм застал их врасплох. Волны походили на огромные зеленые горы, они поднимали и швыряли лодку, как игрушку. Мэри держала Эммануэля привязанным к груди и крепко обнимала Шарлотту, в страхе, что ее смоет за борт. Она сомневалась, доживут ли они до рассвета.
Плавание казалось им нескончаемым кошмаром. Небо стало таким черным, что даже днем было темно почти так, как ночью, Эммануэль и Шарлотта орали от ужаса, а потом когда у них иссякли силы, они просто дрожали и слишком окоченели, продрогли и промокли, чтобы спать.
Пресная вода почти кончилась, но они бы не могли подойти к берегу, потому что боялись разбить лодку о камни, скрытые прибоем. Уилл стал на якорь на некотором расстоянии от берега, и двое мужчин храбро поплыли к берегу, чтобы наполнить бочку пресной водой, но тут снова появились туземцы с копьями и им пришлось спешно отступать.
В последующие несколько дней Мэри заметила, что Уилл погружается в состояние апатии. Он оставил Уильяма и Джеймса контролировать ситуацию, и иногда ветер так сильно относил их от берега, что земля вообще скрывалась из виду.
– Возьми себя в руки, Уилл! – прикрикнула Мэри однажды. – Нас несет на рифы, лодку же проткнет!
Он что-то пробормотал о том, что, для того чтобы побороть муссон, нужна скорость. Мэри это замечание показалось идиотским, поэтому она взяла управление в свои руки и направилась назад к относительной безопасности берега. К этому времени лодка уже наполнялась водой как сверху, так и снизу ватерлинии, и они подвергались реальной опасности утонуть.
И как раз в тот момент, когда казалось, что все потеряно, они увидели устье реки. Тогда Уилл наконец собрался, взял руль и умело провел лодку между мелями, где вода была глубиной не более пяти-шести футов. В конце концов, падая с ног от усталости, они смогли затащить лодку на берег реки.
Там оказалось много пресной воды, но они не смогли поймать рыбу или найти что-либо съестное. И все же им было достаточно съесть немного риса и остатки соленой свинины, просохнуть, вытянуться на суше и поспать.
На следующее утро мужчины снова взялись за ремонт лодки. Вся смола, которую они брали с собой, уже закончилась, но изобретательному Джеймсу пришла в голову идея использовать вместо нее мыло. Они знали, что им придется потрудиться, чтобы найти еду, а Мэри очень беспокоилась за Эммануэля и Шарлотту, которые, похоже, приходили в себя не так быстро, как взрослые. Дети казались безучастными. Шарлотта съела лишь пару ложек риса и снова уснула. Эммануэль лежал на руках у матери и даже не пытался взять грудь.
– С ними все будет в порядке, – сказал Джеймс, пытаясь утешить. – Они просто измождены. Пусть они поспят.
На следующее утро лодка прошла лишь пару миль, когда муссон нагнал их. Снова пошел проливной дождь, а такого сильного ветра они вообще не видели. Волны снова были как горы, ветер гнал их вперед, и берег опять скрылся из виду.
В первые двое суток Мэри сконцентрировала все свое внимание на детях. Она укрывала их брезентом, пела им песни и качала их. Но когда она увидела, что все мужчины падают духом, она поняла, что должна заставить их бороться, чтобы выжить.
– Мы можем справиться! – крикнула Мэри. – Что толку сдаваться? Хорошо уже то, что ветер дует нам в спину. Давайте облегчим лодку и выбросим все лишнее.
Они выбросили запасную одежду и личные вещи, но вода продолжала хлестать в лодку, и тогда Мэри сняла шляпу и начала вычерпывать.
– Ну, давайте! – орала она на них. – Вычерпывайте, все вместе! Речь идет о нашей жизни!
Один за другим они присоединились к ней, сначала безучастно, но потом, когда они увидели, что лодка поднимается на воде, заработали быстрее.
– Вот так! – кричала Мэри. – Давайте, Сэм, Джейми, Уильям, вы что, хотите пойти на корм рыбам? Если хотите, можете сдохнуть, когда мы высадимся на берег. Но мы не можем погибнуть здесь просто потому, что устали.
Целых восемь дней они не видели суши. А дождь все шел, и Мэри продолжала подгонять мужчин криками. Ее руки отваливались от постоянного вычерпывания воды, ее голос охрип, но Мэри знала, что победа будет за ней. Пока она будет выгребать воду, не остановится ни один мужчина, а лодку продолжало уносить вперед.
С наступлением ночи они снова увидели берег, но прилив был таким сильным, что они не смогли даже попытаться подойти ближе. Уилл бросил якорь и с помощью крюка закрепил лодку на ночь в надежде, что к утру ветер хоть немного утихнет и они смогут выйти на берег.
Беглецы легли в надежде хоть немного отдохнуть, но незадолго до рассвета они услышали зловещий скрежет якоря, который тащило по скалам, и лодку тут же понесло на рифы.
– Сейчас ее продырявит и мы все утонем! – истерически забрал Уилл, перекрикивая рев ветра. – О Господи, почему я на это решился!
Мэри на четвереньках добралась до мачты и, держась за нее, встала на ноги. Она посмотрела сверху вниз на съежившихся, перепуганных мужчин и рявкнула на них, перекрикивая ветер:
– Это просто вода, ветер и дождь! Мы уже столько пути прошли, неужели мы позволим шторму победить нас? Не сидите как трусы, поднимайте якорь и будем плыть дальше!
Пока они сражались со стихией, взошло солнце, и, когда небо прояснилось, ветер немного утих.
– Продолжайте вычерпывать, – орала Мэри окончательно севшим голосом. – Мы выберемся на берег, я обещаю вам.
– Слава Богу, – пробормотал Джеймс через несколько часов, когда они заплыли в залив, окаймленный пляжем с белым песком. – И спасибо тебе, Мэри, за твою смелость, за то, что заставила нас бороться до последнего.
