Текст книги "Помни меня"
Автор книги: Лесли Пирс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 27 страниц)
Тенч мрачно кивнул.
– Мне очень жаль, Мэри. Я не могу подобрать слова, чтобы выразить свое сочувствие.
От искренности его голоса она расплакалась. В прошлом Тенч столько раз утешал ее, и вот теперь, когда он снова оказался рядом именно тогда, когда она так нуждалась в чьей-то поддержке, она не знала, что сказать.
– Ты всегда был таким хорошим другом, – произнесла Мэри сквозь слезы. – И теперь ты снова рядом.
– Я так скучал по тебе, когда ты уплыла из Сиднейского залива, – произнес Тенч. – Без тебя там все было по-другому. Ты не представляешь, какую суматоху ты наделала.
Мэри попыталась взять себя в руки и вытерла слезы.
– Джеймс, Уильям и остальные, они тоже здесь? – спросила она.
– Здесь Джеймс Мартин, Билл Аллен, Нат Лилли и Сэм Брум, – ответил Тенч.
По нерешительности в его голосе Мэри догадалась, что что-то не так.
– А остальные трое? – спросила она.
Тенч на мгновение отвел взгляд, будто боялся сказать правду.
– Они умерли, да? – Мэри тяжело опустилась на подушку, испытав глубокую скорбь. – Лихорадка?
Он кивнул.
– Уильям Мортон и Сэмюэль Берд умерли вскоре после того, как корабль выплыл из Батавии, – сказал Тенч, протягивая руку и сочувственно прикасаясь к ее плечу. – Джейми Кокс спрыгнул за борт в Зондском проливе. Может быть, он пытался сбежать, но, вероятнее, он просто сошел с ума от лихорадки.
Мэри в ужасе посмотрела на Тенча.
– О нет, – прохрипела она, – только не Джейми!
Джейми стал ей почти как брат, он был так привязан к ней и к Уиллу. На «Дюнкирке», а потом на «Шарлотте» и в Сиднейском заливе он ходил тенью за Уиллом. Джейми всегда больше походил на мальчика, чем на мужчину, даже когда жил в хижине с Сарой. Его милый невинный вид отличал его от других мужчин-заключенных. Было жутко думать о том, каким стал его конец.
– Остальные четверо в неважном состоянии, – продолжал Тенч, – но я думаю, что они скоро поправятся. Джеймс рассказал мне все о побеге и о том, что они обязаны тебе жизнью. Они передают привет тебе и Шарлотте и надеются, что, когда мы поплывем дальше, они смогут увидеть вас обеих.
Мэри повернула голову к Шарлотте, спавшей у нее на руке.
– Я не думаю, что она доживет до встречи с ними, не говоря уже об Англии, – прошептала Мэри.
Тенч не ответил, и, когда Мэри повернулась к нему, она увидела слезы в его глазах.
– Судьба оказалась так жестока к тебе, – сказал он тихо, – а ты была такой смелой. Пора поставить точку. Ты уже достаточно настрадалась.
– Я не ослышалась? – спросила она. – Этот моряк назвал тебя «капитан Тенч»?
Тенч нежно погладил ее по лицу.
– Ты такая же, как всегда, Мэри, в такой тяжелый для себя момент думаешь о ком-то еще. Да, я теперь капитан Тенч. Я очень рад, что мой новый ранг дает мне больше возможностей, например, я смог добиться, чтобы тебя поместили в эту каюту.
С этими словами он резко поднялся и ушел, а Мэри крепче прижала к себе Шарлотту и расплакалась. Спросит ли Тенч, почему они сбежали? Поймет ли он?
Мэри выплыла из Нового Южного Уэльса с восемью здоровыми мужчинами и двумя детьми. Возможно, на тот момент она плохо знала некоторых из них, а затем к некоторым привязалась больше, чем к другим. И все-таки они стали семьей, они выжили и доплыли до Купанга. Но теперь из них осталось только четверо: ангелочек Нат, шутник Джеймс, мужественный Сэм и неуживчивый Билл. Их стало вдвое меньше. И один ребенок. А теперь Шарлотта тоже была смертельно больна, а оставшихся мужчин должны повесить.
Мэри так гордилась тем, что разработала план побега. А на самом деле она их всех привела к смерти.
«Горгона» выплыла из Кейптауна пятого апреля. Сидя у открытого иллюминатора, Мэри слышала прощальные крики с причала, но она снова протирала Шарлотту прохладной водой и даже не выглянула. Она была занята только своей дочерью, пытаясь облегчить ее страдания.
Когда корабль отчалил, Мэри обнаружила, что к ней относятся с большой добротой. Ей приносили еду и воду, каждый день заходил корабельный хирург, и ей в любое время разрешалось подниматься на палубу.
Кроме Тенча, на борту оказалось много знакомых лиц. Это были люди, которые жили в колонии и сейчас по окончании срока службы возвращались домой. Среди них находился лейтенант Ральф Кларк – лицемер, который обращался с женщинами-заключенными как с грязью, но сам сделал одну из них своей любовницей. Кроме Кларка и Тенча, на корабле плыли десятки пехотинцев с женами и детьми.
Мэри была слишком подавленной, чтобы поговорить с ними и расспросить о своих старых подругах Саре и Бесси. Она видела некую иронию судьбы во всей этой ситуации. Если бы она стала женой-каторжницей Тенча или любого другого из офицеров, вместо того чтобы выйти замуж за Уилла, она бы все равно осталась в колонии, когда ее любовник вернулся бы домой. Вдова здесь или вдова там – по какой бы дороге она ни пошла, конец все равно один.
Мэри сомневалась, что Ральф Кларк сочувствует ей, потому что каждый раз, когда они сталкивались на палубе, он демонстративно отворачивался. Но все остальные были добры с ней. Однажды ее навестила жена капитана Паркера и принесла ей платье в бело-зеленую полоску и ночную рубашку для Шарлотты. Она держалась натянуто, но Мэри и не ожидала дружелюбия от женщины ее положения. Достаточно было уже того факта, что миссис Паркер преодолела страх заразиться и принесла одежду.
Сама Мэри постепенно поправлялась и с каждым днем чувствовала себя чуть лучше, но здоровье Шарлотты продолжало ухудшаться. Иногда она могла проглотить немного супа или фруктового пюре и не спала достаточно долго, чтобы Мэри успела спеть ей что-нибудь или рассказать историю. Но чаще девочка бредила и не могла сделать даже глоток воды.
В последующие несколько недель становилось все жарче, и хирург сказал Мэри, что заболели некоторые из детей моряков. К двадцать седьмому дню рождения Мэри в конце апреля пятеро детей умерли и были похоронены в море.
Тенч приходил каждый раз, когда выпадала возможность, и его искренняя забота о здоровье Шарлотты трогала Мэри до слез. Он часто передавал записки от Джеймса Мартина и других заключенных, которые также беспокоились о Шарлотте.
– «Поцелуй ее за меня, – прочел Тенч одну из записок Джеймса Мартина. – И скажи ей, что всем ее дядюшкам не терпится ее увидеть».
– Они здоровы? – спросила Мэри. Она хотела увидеть друзей и в то же время боялась, что они снова станут поносить Уилла. Но поскольку она не могла оставить Шарлотту ни на минуту, у нее была идеальная отговорка.
– Они заметно поправились, – сказал Тенч. – Жрут, как свиньи. Джеймс флиртует с дамами. Он имеет здесь такой же успех у женщин, как в Сиднее. Еще он поговаривает о том, что хочет написать мемуары, которые наверняка будет интересно читать Билл играет в карты с экипажем, а Сэм и Нат постоянно спят, Мэри улыбнулась. Ей было приятно слышать, что с ними тоже хорошо обращаются. А еще ее очень радовало, что они перестали думать о предстоящем наказании, пусть даже до Англии оставалось несколько недель.
В ночь на пятое мая Шарлотта наконец сдалась после долгой борьбы и умерла у мамы на руках.
Мэри еще час обнимала и качала ее маленькое тело, рыдая от горя. Она запускала пальцы в эти темные кудряшки, так похожие на свои, и вспоминала разные моменты короткой жизни дочери. Ее рождение на «Шарлотте», ее крещение, первые зубы и неуверенные шаги. Но больше всего она думала о времени, проведенном в Купанге. Там Шарлотта была по-настоящему счастлива, хорошо питалась и только в этот период своей жизни была свободна, как все остальные дети. Малышкой восхищался каждый, кто ее видел.
Теперь ей, по крайней мере, не придется оплакивать Мэри, когда ту повесят, и она смогла избежать нищеты сиротскою приюта или работного дома. Она будет в раю вместе с младшим братом.
И все-таки, хоть Мэри находила десяток причин, почему должна радоваться тому, что ее дочь умерла на корабле, ее сердце разрывалось на части. Все, что Мэри делала, было ради дочери. Шарлотта наполняла ее жизнь смыслом, и без нее осталась пустота.
Тело Шарлотты было предано морской пучине в тот же день, и почти весь экипаж, пассажиры и заключенные присутствовали при этом.
Было воскресенье, шел дождь, и Мэри стояла с непокрытой головой и с каменным лицом слушала, как капитан Паркер читал молитвы. Она сама зашила тело Шарлотты в кусок мешковины и выплакала над ней последние слезы. Сейчас в душе у Мэри было пусто, и она не могла понять, почему ее собственное сердце так упорно продолжает биться.
Даже когда этот маленький сверток скользнул за борт, Мэри не заплакала, не повернулась к Джеймсу или Сэму, ища утешения. Она думала о том, что хотела бы последовать за дочерью в морскую могилу. Но Мэри знала, что, если попробует броситься туда, кто-нибудь остановит ее, и от этого ей только станет еще тяжелее.
* * *
Агнес Типпет, жена одного из пехотинцев, смотрела, как Мэри уходит после службы, и повернулась к женщинам, стоявшим рядом.
– Ей совершенно все равно, – сказала Агнес возмущенно. – Ни одной слезинки! Я никогда не видела, чтобы ребенка хоронили с таким каменным лицом.
Ваткин Тенч услышал замечание Агнес.
– Замолчите вы, глупая женщина, – оборвал он ее оскорбленно. – Вы ни малейшего понятия не имеете о том, через что она прошла и что у нее на душе. Радуйтесь, что ваши дети здоровы, и не судите других.
Когда Тенч отошел, он услышал, как женщины перешептываются между собой, и с трудом сдержал слезы грусти и разочарования.
Он очень хорошо знал Мэри. Она не станет никому навязывать свое горе, и тем более ему. Тенч видел страдание на лицах Джеймса, Сэма, Ната и Билла и знал, что они пришли не только из-за маленькой девочки, которую полюбили и считали чуть ли не своим ребенком, но и из-за ее матери. Мэри спасла им жизнь, она была другом, сестрой и матерью каждому из них, и все они знали, что эта трагедия окончательно подорвала ее дух.
Год назад в Сиднее их побег стал огромным шоком для Тенча. Он считал, что знает Мэри и Уилла достаточно хорошо, чтобы догадаться, что они замышляют нечто подобное, но при этом у него не было ни малейших подозрений.
Тенч не очень полагался на то, что они доберутся до Голландской Вест-Индии, потому что по всем расчетам это было долгое и опасное плавание. И все же он понимал, почему они попытали предпринять его, и восхищался их храбростью.
Ему так не хватало Мэри. Не проходило ни дня, чтобы он не думал о ней. Тенч молился о ее безопасности и в глубине души верил, что она обязательно выживет, потому что знал, что почувствовал бы, если бы она умерла.
Даже когда Тенч собирал свои вещи перед отъездом из Сиднея, Мэри все еще занимала его мысли. Он вспоминал ее маленькое живое лицо, вспоминал, как загорались ее глаза, когда он заходил к ней в хижину. Он хорошо помнил ее стройные, красивой формы ноги, когда она задирала платье и брела по мелководью, чтобы помочь с неводом, и как ее темные кудри падали на лицо, когда она стирала белье. И все же больше всего он скучал по ее любознательному уму, сдержанному остроумию и стойкости.
Даже если бы Тенч знал, что она выжила, он никогда бы не подумал, что может снова встретиться с ней. Когда капитан Паркер сказал ему в Кейптауне, что они будут везти беглецов из Порт-Джексона обратно в Англию на суд, Тенч был крайне изумлен и почти не верил в это.
Ему казалось, что судьба постоянно сводит его с Мэри, что Господь в своей бесконечной мудрости всегда предназначал их друг для друга. Тенч укрепился в своем мнении, когда поговорил с выжившими мужчинами и узнал о плавании и о том, как Уилл и Эммануэль умерли в Батавии. Он, конечно, был расстроен оттого, что Мэри потеряла своего мужа и маленького сына, но соглашался с каторжниками, что Уилл предал их всех, и к тому же он не знал Эммануэля так хорошо, как он знал Шарлотту.
Потом на борт взошла Мэри, такая слабая, что она проста свалилась от истощения, и милая маленькая Шарлотта, девочка, которую многие считали ребенком Тенча, была смертельно больна. В данных обстоятельствах неуместно говорить Мэри о том, что у него на сердце. Все, что он мог делать, – это заботиться, чтобы у нее и Шарлотты имелось все необходимое для выздоровления, и находиться рядом, когда Мэри нуждалась в поддержке.
А сейчас, после смерти Шарлотты, было еще более неуместно говорить Мэри о своих чувствах. Она пережила плавучую тюрьму, долгое плавание до Нового Южного Уэльса и четыре года угрозы голодной смерти в колонии для преступников. У нее хватило дерзости на то, чтобы придумать фантастический план побега, и исключительно благодаря ее силе воли беглецы достигли намеченного места. Потом ее предал собственный муж, и она снова стала заключенной, ожидавшей повешения в Англии.
В глубине души Тенч понимал, что ничто из этого не могло бы подкосить ее. Он не сомневался, что, если бы дети Мэри выжили, она бы разработала очередной смелый побег и осуществила бы его. Но малыши оказались ее слабым местом. Когда Эммануэль заболел, ей нужно было ухаживать за ним. То же произошло и с Шарлоттой. Теперь, когда их обоих не было в живых, свобода потеряла для Мэри значение. Она пойдет на виселицу без страха. Смерть была единственным выходом для нее, и Мэри будет ждать ее с нетерпением.
– Ты не можешь сдаться и потерять ее, – пробормотал Тенч. – Ты должен найти выход, как вернуть ей вкус к жизни и желание бороться.
Через несколько дней Тенч столкнулся на палубе с Джеймсом Мартином и Сэмом Брумом. Они сидели, облокотившись о рундук, ничего не делая, просто наслаждаясь солнцем и свежим воздухом. Оба были невероятно тощими, пережитый ужас все еще читался в их глазах, и они выглядели намного старше, чем в Новом Южном Уэльсе. Но хотя они казались расслабленными, Тенч почувствовал какую-то враждебность между ними. Угадав, что это как-то связано с Мэри, он остановился поговорить.
После недолгого отвлеченного разговора о том, что на палубе осталось мало свободного места из-за коробок с растениями и кустарниками из Нового Южного Уэльса, и о том, выживут ли кенгуру в более холодном климате, Тенч упомянул о Мэри.
– Вы видели ее сегодня на палубе? – спросил он.
– Она поднималась на минутку, – сказал Сэм. – Но похоже, Мэри не хочет с нами больше общаться.
В его голосе прозвучало скорее уныние, чем жалоба, и Тенч догадался, что Сэм влюблен в нее. Он знал, что именно Мэри выхаживала Сэма, когда он приплыл со второй флотилией, и, вероятно, каждый мужчина полюбил бы женщину за это. Тенч симпатизировал Сэму за то, что тот был спокойный и добросердечным, а еще талантливым плотником, и сейчас Тенч невольно подумал, что Сэм, вероятно, стал бы лучшим мужем для Мэри, чем Уилл, если бы приплыл с первой флотилией.
– Она не хочет ни с кем разговаривать, – произнес Тенч, стараясь их утешить. – Горе делает некоторых людей замкнутыми.
– Или они хотят быть только с теми, кто может быть им полезен, – сказал Джеймс с легкой ухмылкой, глядя пристально на Тенча.
– Мэри не такая! – воскликнул Сэм, и его лицо вспыхнуло от гнева.
Тенч тут же увидел, в чем суть конфликта между Джеймсом и Сэмом: Джеймс считал Мэри такой же расчетливой, как и он сам.
Тенчу на самом деле никогда не нравился этот лукавый ирландец. Джеймс был забавным и умным, но хитрым как лиса.
– Сэм прав, Мэри не такая, – сказал Тенч твердо. – Ты должен лучше других знать об этом, Джеймс.
– Я не виню ее ни в чем, – пожал плечами Джеймс, и на его безобразном лице отразилась тень раскаяния. – Если бы в моем окружении был кто-то, кто, по моему мнению, мог бы спасти меня от петли, я бы лизал ему задницу, будь на то его воля.
Позже, сидя в своей каюте, Тенч невольно подумал о том, что сказал Джеймс. Он, конечно, был неправ насчет Мэри, она действительно не разговаривала ни с кем. Она замкнулась в своем горе.
Но в словах Джеймса была доля истины. Мэри мог бы помочь какой-нибудь влиятельный человек, который стал бы на ее сторону. Тенч сам был готов сделать для нее все, что угодно, но он всего лишь простой морской пехотинец, недавно произведенный в капитаны, и в Англии он не имел ни малейшего влияния.
Тенч мысленно перебрал имена всех своих знакомых, но никто из них не был выше его по положению, и поэтому не мог помочь Мэри.
Вернувшись к своему дневнику, как всегда в минуты волнения, Тенч перелистывал страницы назад, читая отрывки наугад. В колонии для преступников в Новом Южном Уэльсе создавалась история, и он хотел написать труд, который через многие годы мог бы стать ценным источником информации о первых годах колонии. Тенч никогда не рассматривал дневник как личный отчет о своем участии, скорее это было общее обозрение.
В общем и целом Тенч считал, что вполне справился с поставленной задачей. Может быть, когда он уйдет в отставку из военно-морского флота, он начнет писать статьи в газеты на эту тему. И вдруг его осенила мысль. Вот оно! Вот как можно добиться влиятельной помощи для Мэри. Он напишет содержательный очерк о ее судьбе, который опубликуют в английских газетах!
Несмотря на свое обычное спокойствие и сдержанность манер, Тенч почувствовал сильное возбуждение. Разумеется, он не может подписаться собственным именем, потому что наверняка существует какой-то закон, обязывающий офицеров действующей службы не разглашать информацию. Но никто не догадается, что он автор, если он напишет историю о побеге Брайантов в красочной и сенсационной манере. Газеты в любой точке Англии проглотят эту историю. Мужчины оценят ее дерзость, а женщины будут плакать о судьбе Мэри, потерявшей мужа и детей. Безусловно, ни один человек, имеющий сердце, не захочет, чтобы ее повесили после стольких страданий, через которые она прошла.
Тенч расплылся в улыбке. Это может сработать. Он должен сделать так, чтобы это сработало.
Мэри сидела в укромном уголке на корме корабля, глядя на быстро приближающийся берег Англии со смешанным чувством радости и тревоги. Был погожий солнечный июньский день, и ветра было как раз достаточно, чтобы подгонять корабль на хорошей скорости. Отличная погода для плавания. Она вспоминала множество таких дней, когда выходила на лодке с отцом.
Мэри очень много думала о родителях и Долли за эти годы. Узнали ли они, что произошло с ней? Если не узнали, может быть, они думают, что она бросила их ради светской жизни в Лондоне? Или даже предположили, что она умерла! Что бы они ни предполагали, им разобьет сердце новость о том, что Мэри ждет суда в ньюгейтской тюрьме в Лондоне.
В девятнадцать лет Мэри не понимала, что значит быть матерью. Она считала, что матери придираются к дочерям, хотят, чтобы их дочери вели себя как леди, готовили и шили, как они, и выходили замуж за респектабельных джентльменов, которые станут самодовольно похлопывать их по плечу за то, что они хорошо воспитали своих дочерей. Матери не хотели, чтобы их дочери получали удовольствие от жизни и искали приключений, потому что сами их не имели.
Теперь Мэри поняла: любая мать хочет, чтобы ее ребенок находился в безопасности и был счастлив. А все эти придирки – лишь попытки избежать опасности, способ проявления любви.
Мэри хотела бы сказать матери, что теперь она это понимает. Еще она хотела бы объяснить, что смерть на виселице ей не страшна. Только так она сможет избавиться от огромного чувства вины за смерть своих детей.
Все на корабле были так добры к ней, но Мэри хотелось, чтобы кто-нибудь назвал ее убийцей, потому что именно убийцей она и считала себя на самом деле. На тот момент, когда она планировала побег, ей казалось, что лучше рискнуть. Пусть ее дети утонут в море, чем будут медленно умирать от голода или болезни в колонии. Мэри продолжала так думать. И все же, несмотря на все ее усилия, на их долю выпали испытания, которые оказались намного страшнее, чем то, что могло бы случиться с ними в Новом Южном Уэльсе. И Мэри винила себя в том, что так сложилась их судьба.
Упавшая на нее тень заставила ее поднять голову. Это был Тенч.
– Ты такая задумчивая, – сказал он с улыбкой. – Поделишься со мной своими мыслями?
Мэри не могла сказать ему, что думала о детях, поэтому ответила первое, что пришло в голову.
– Я думала о своей матери.
– Хочешь, я напишу ей от твоего имени? – предложил он, присев на корточки перед ней.
Мэри покачала головой.
– Она не умеет читать, и ей некому будет отнести письмо.
– Тогда, может быть, я как-нибудь заеду к ней? – спросил Тенч.
– Я не могу переложить на тебя этот груз, – сказала Мэри, представив, как мать удивится, увидев Тенча. Она смутится из-за того, что такой джентльмен зашел в ее скромный дом, поэтому будет резкой с ним, будто ей все равно, что с Мэри. А потом, после его ухода, станет плакать целыми днями.
– Я только надеюсь, что меня осудят и повесят так быстро, что никто не узнает. Это будет лучше всего для моих близких и друзей.
– Только не для меня! – произнес Тенч взволнованно. – Я думаю, общественность будет сочувствовать тебе, и надеюсь, что тебя освободят.
Мэри рассмеялась отрывистым напряженным смехом.
– Это глупо. Ты отлично знаешь, что меня повесят или вышлют обратно. Я очень надеюсь на то, что повесят.
Несколько секунд Тенч не мог ей ответить. Его чувства к Мэри так часто менялись, что он сам иногда не знал, что же он чувствует к ней. Сегодня она выглядела очень красивой в этом бело-зеленом платье, с аккуратно завязанными белой лентой волосами, ее щеки были розовыми от солнца и ветра. Она немного поправилась после смерти Шарлотты и казалась полной противоположностью той нищенки в лохмотьях, которую он видел в Сиднейском заливе.
Но сейчас ее серые глаза потухли, в них больше не было огня. Даже ее голос звучал приглушенно. Для Тенча это было невыносимо.
– Трудно найти тему для разговора, после того как поговоришь о виселице, – сказал он, боясь, что расплачется и уронит себя в глазах Мэри.
– Может быть, это потому, что больше нечего добавить, – ответила она. – Наша дружба выглядела странно, правда? У нас всегда было разное будущее: у тебя впереди вся жизнь, а у меня пустота.
– Я никогда так не считал, – возразил Тенч грустно и даже с легкой ноткой возмущения в голосе.
– Я тоже когда-то так не считала, – вздохнула Мэри. – И все же я умею реально смотреть на вещи.
Тенч почувствовал свою беспомощность. Он помнил, какой смелой она была на «Дюнкирке». Он отлично осознавал, что Мэри всегда искала способ выжить, был ли это побег, работа на палубе, дополнительная еда или одежда. Именно эта бесхитростность и смелость с самого начала привлекли его к ней. Тенч не мог поверить, что она все это утратила. Но может быть, если он скажет ей, что в действительности к ней чувствует, он сможет вернуть прежнюю Мэри.
– Думаю, что ты не все видишь, – начал он осторожно. – Я испытываю к тебе особые чувства.
Она вопросительно посмотрела на него, и это придало ему сил.
– Я люблю тебя, Мэри, и всегда любил, – выпалил Тенч. – Как жаль, что я не сказал тебе этого давно, я не должен был позволить тебе выходить за Уилла.
Мэри молча уставилась на него. В ее взгляде не было ни недоверия, ни презрения. Она просто смотрела на него, будто хотела увидеть его насквозь, заглянуть в самую душу.
– Это правда, – настаивал Тенч. – Я хочу найти способ, чтобы тебя освободили, и тогда мы сможем быть вместе.
Мэри помолчала еще пару секунд, и Тенч затаил дыхание, ожидая ее ответа.
– Я не стою тебя, Ваткин, – произнесла Мэри мягким, но твердым голосом, и ему странно было слышать, как она произносит его имя. – Ты просто хочешь, чтобы у меня была надежда.
– Конечно, я хочу, чтобы ты надеялась. На наше совместное будущее, на наш брак, на настоящий дом, – проговорил он пылко.
Мэри устало улыбнулась. В его темных глазах горел огонь, который она давно мечтала увидеть, но сейчас было уже слишком поздно.
– Я надеюсь на тебя, – ответила она. – Надеюсь, что твоя карьера будет долгой и успешной и ты найдешь себе жену, которая будет принадлежать к твоему кругу и всем сердцем полюбит тебя.
– Но разве ты не видишь, что именно судьба снова свела нас? – сказал он твердо, схватив ее за руку и сжав ее. – Мы предназначены друг для друга, я знаю это.
– Я думаю, судьба снова свела нас вместе только для того, чтобы дать мне небольшое утешение при виде близкого лица, – возразила Мэри, коснувшись рукой его щеки. – Ты был мне самым лучшим другом.
– И это все? – спросил Тенч, полный обиды и разочарования.
Мэри на мгновение задумалась. Она не знала, что произойдет, если она скажет правду: причинит ли она ему боль или утешит его? И все-таки ее мать всегда говорила: лучше горькая правда, чем сладкая ложь.
– Я всегда хотела тебя, с самого «Дюнкирка», – призналась Мэри. – Шарлотта должна была быть твоим ребенком. Я испытывала любовь к тебе всю дорогу до Нового Южного Уэльса, и даже во время моего замужества. Если бы ты сказал, что хочешь взять меня во «временные жены», я думаю, что оставила бы Уилла ради тебя.
– Замечательно! – воскликнул он с восторгом. – Сейчас на нашем пути больше нет преград.
Мэри медленно покачала головой.
– Преграды есть, Ваткин. Я уже не та Мэри, которой была раньше, – сказала она почти с тоской. – Моя голова полна омерзительных воспоминаний. От меня прежней уже ничего не осталось.
– Я не понимаю. – Тенч покачал головой, испепеляя ее взглядом. – Если тебя освободят, все это пройдет.
– Возможно, лишь что-то из этого, – сказала Мэри, и на ее глаза навернулись слезы. Она так хотела бы, чтобы ее слова были неправдой. – Но ты любишь ту, прежнюю Мэри, а ее больше нет.
– Я не понимаю! – воскликнул Тенч и, ожидая объяснений, схватил ее руку и поднес к своим губам.
– Мэри, которую ты любил, была дерзкой девчонкой-интриганкой, – проговорила она со слабой улыбкой. – Она думала только о том, чтобы выжить, она боролась за жизнь всеми способами. Но в конце концов случилось слишком много такого, чего ты даже не можешь себе представить. Та Мэри, которая была раньше, умерла в Батавии. То, что ты видишь перед собой, – просто пустая раковина.
Тенч заглянул ей в глаза, увидел в них холод и инстинктивно понял, что она верит в то, что говорит.
– Позволь мне поцеловать тебя, – прошептал он, не заботясь о том, смотрит ли на них кто-нибудь, потому что был уверен, что поцелуй заставит ее изменить свое мнение.
Мэри кивнула. Поцелуй казался ей логическим концом их отношений. Сделав то, о чем она давно мечтала, она сможет забыть Тенча.
Тенч обвил ее руками и притянул к себе, и его сердце сжалось от желания разбудить ту озорную и безрассудно смелую девочку, которая взяла в плен его сердце и держала там столько лет. Губы Мэри были мягкими и податливыми, но, к его разочарованию, ее поцелуй действительно оказался прощальным. В нем чувствовалась нежность, но не было страсти. Это действительно было прощание. Тенч понял, что уже не сможет ни сказать, ни сделать ничего, что разубедило бы ее.
Он обхватил ее лицо обеими руками.
– Я сделаю для тебя все, что смогу, – пообещал Тенч. – Я буду писать тебе и навещать тебя.
– Нет, Ваткин, – сказала Мэри твердо. – Я не хочу этого. Ты был одним из лучших людей, которых я знала в своей жизни, и у меня столько ярких воспоминаний о тебе. Если меня повесят, эти воспоминания поддержат меня в последние минуты жизни. Давай остановимся на этом. Найди женщину своего круга, которая сможет сделать тебя счастливым.
Самой выдающейся чертой в характере Мэри, которой Тенч восхищался все эти годы, была ее решительность. Он знал, что именно эта черта сохраняла ей жизнь и помогала достойно справляться с тем, что на нее обрушивалось.
И Тенч понял, что сейчас Мэри была полна решимости. Если даже каким-то чудом он сможет помочь ей избежать Ньюгейта и виселицы, она все равно не позволит ему запятнать свое имя и испортить карьеру, женившись на ней. Тенч никогда не встречал такой самоотверженной и бескорыстной женщины.
Ваткин Тенч встал и подошел к поручням. Он хотел найти убедительный контраргумент, но ему это не удалось.
– Мы уже почти в Портсмуте, – сказал Тенч наконец, глядя на берег. – Я должен сойти здесь, а ты поплывешь дальше в Лондон.
Эта мысль была для него невыносимой. Он знал, что очень скоро ее снова закуют в цепи, как тогда, когда он впервые встретил ее.
– Храни тебя Бог, – произнесла Мэри дрожащим голосом за его спиной. – Тебя ожидают великие дела, Ваткин. А я всегда буду чувствовать себя счастливой, думая о том, что ты был моим другом.
