Текст книги "Уборка в доме Набокова"
Автор книги: Лесли Дэниелс
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 21 страниц)
Джон при деле
Я заправила машину под завязку и поехала к Джону, в его новый офис. Зачем пенсионеру офис – это выше моего понимания. Может, для того, чтобы задирать перед всеми нос: я вот могу больше не работать, но работаю.
У здания, где находился офис, стояло несколько джипов последних моделей. Я встала на свежепомеченное место для инвалидов, – наверное, оно предназначалось для отца Айрин. Я знала, что Джон обедает в час и заканчивает работу в пять. Было без десяти пять.
Джон сидел в своем кабинете ко мне спиной и говорил по телефону. Приглаживал пятерней свои темно-каштановые волосы. Волосы были единственной частью его внешнего облика, которой он гордился, – раз в месяц стригся в салоне за шестьдесят долларов, а не за обычные восемь у простого онкведонского парикмахера.
Офис – не придерешься. Длинный стол со стопками бумаг, сложенными листочек к листочку. Каждая стопка посвящалась какой-нибудь резиновой штуковине, которую Джон изобрел на пользу индустрии автомобилестроения. Сверху на стопке лежала сама штуковина.
Я видела: Джон заметил, как я вошла. Над письменным столом висело зеркало, чтобы никто не проник внутрь без его ведома. Я помахала ему в зеркале, он прекратил приглаживать и без того гладкие волосы. Сказал в телефон: «Убедитесь, чтобы к понедельнику им доставили образцы шин» – и повесил трубку.
– Барб, – сказал он.
Я никогда еще не видела Джона удивленным; тот день не стал исключением.
Я села, хотя меня и не приглашали. Стул мой стоял слишком близко к нему, он чуть отодвинулся. Я зажала его между письменным столом и дверью, для Джона это было непереносимо.
Я поставила на колени свою сумку «хорошей мамочки» и объявила, что нам нужно поговорить о детях. Он бросил на меня настороженный взгляд. Я видела: он незримо призывает на подмогу специалистов – адвоката, суд по семейным делам, Айрин – и напоминает сам себе, что не обязан со мной разговаривать.
– Мне кажется, дети несчастны, – объявила ему я.
Он промолчал.
– Я намерена пересмотреть соглашение о распределении родительских обязанностей. Мне кажется, они должны проводить со мной больше времени.
Жаль, что я не курю, не жую жвачку и даже не кусаю ногти. Оставалось только дышать.
– Да что ты знаешь о счастье? – Джон умудрился ввернуть смешок в эту реплику.
Когда-то Джон был всегда прав. Это было одной из основ наших былых отношений: мы оба знали, что Джон всегда прав. Только теперь это было не так.
– Я наладила свою жизнь, – сказала я. – Обстоятельства мои изменились.
Джон отодвинул стул, увеличивая расстояние между нами до максимума.
– И вообще, речь не обо мне, – продолжала я. – Дети должны общаться с матерью ради чувства защищенности, ради нормальной самооценки. – Тут я, конечно, хитрила, пользуясь вязкими фразочками со своей старой работы. – Ты сам видишь по тому, как они ведут себя в школе, что у них далеко не все в порядке.
Он встал, протиснулся мимо моих колен и большой сумки. Я не хотела выпускать его, пока не продвинусь вперед, но, похоже, не получилось. Джон взял ключи и новую спортивную куртку – подозреваю, что выбрать ее ему помогла Айрин. Куртка была ярко-красная. Джон этого не знал, у него дальтонизм в легкой форме.
– Ничего нового ты мне не сказала. Твоя жизнь – полный хаос. У тебя даже нет планов на будущее, откуда же тебе знать, что хорошо для детей? – Он отцепил от пояса мобильник и положил в карман своей крикливой куртки. – Даже Матильда возвращается от тебя с поносом, потому что ты кормишь ее черт знает чем.
Подумаешь, пара кусков хлеба. Я-то полагала, инстинкт не позволяет животным есть то, что для них вредно.
Я подумала о своих детях, о том, какими они стали печальными. Мой Сэм, моя маленькая Дарси. Подошла к Джону и встала лицом к лицу.
– Можно устроить жизнь справедливее для них и для меня. Для всех нас, – сказала я.
Джон побренчал монетами в кармане. Не припомню, чтобы он когда-либо раньше вот так дергался. Он сообщил мне, что мы уже «сто раз толкли эту воду в ступе». Наклонился и ухватил меня за плечо – так хватают за шею куренка, крепко и совсем недружелюбно. Предложил мне найти адвоката и «пустить на ветер еще денег, которых у тебя все равно нет».
А я и забыла эту Джонову черту: он всегда бьет точно под дых, чтобы соперник уж наверняка не поднялся с мата.
Я выдернула руку.
– Что ж, – сказала я.
Выпрямилась в своем прикиде «хорошая мамочка пришла в суд» и вышла из его офиса.
Без драки не выйдет, что же, будем драться. Я готова. Некоторые женщины всю жизнь живут с мужчинами, которые ими командуют. Вообще-то, приятно, когда тобой командуют, самой можно расслабиться и ни о чем не думать.
Девица
На следующее утро я заглотнула овсянки с чаем – завтрак пастухов-овцеводов – и отправилась на работу. Отключусь-ка я от постороннего, как это делают мужчины, сделаю вид, что у меня день как день, позавтракаю – и за дела.
Мне многое нравилось в моей работе, но эти одинокие утра в охотничьем домике, до начала рабочего дня, были особенно хороши. Я готовила верхние комнаты и гостиную, потом разбирала свои записи. Начала я собирать статистику ради прикрытия, на случай, если кто-нибудь поинтересуется, что именно я тут изучаю, но постепенно процесс меня затянул.
Я уже рассортировала почти все данные за прошлую неделю – код клиентки в отдельной графе, колонки с предпочтениями, примечания. Отметила, что дама с носками побывала у нас еще дважды, но от стираного белья перешла к более обыкновенным вещам. Профессор Бигз нас больше не посещала, и славу богу, но ее начальница заглядывала каждую неделю ради «Клинтона» (сеанса без совокупления) [27]27
Намек на сексуальный скандал 1998 г., едва не повлекший за собой импичмент президента США Билла Клинтона и вызванный его «недостойным поведением» во время встреч в рабочем кабинете Белого дома с двадцатипятилетней стажеркой Моникой Левински.
[Закрыть]. Что касается клиентского выбора, Уэйн лидировал с небольшим отрывом, но Сид и Дженсон обошли его по количеству повторных заказов. Сид занимал первую строку в «булочном рейтинге» – ему клиентки испекли больше всего булочек. По этому показателю его рейтинг просто зашкаливало. И еще у всех неуклонно росло количество «Р».
Раз в неделю являлась некая девица и проскальзывала с Сидом наверх. Я ни разу с ней не говорила, зато заметила, что между другими парнями существует явный сговор – отвлекать меня, когда она появляется. Я видела только, как она уезжает: белый «лексус» заносит на гравии от резкого рывка. Она всегда заказывала «люкс-обслуживание», двести долларов, полтора часа. В небогатом городке она была единственной, кто раскошеливался на «люкс» каждую неделю. Но интересовало меня не это. Меня интересовал ее возраст, окружавшая ее тайна и то, что с виду она мне казалась знакомой.
Она приезжала по вторникам, в четыре. Сейчас было два, Сид разминался у камина, медленно вращал плечами. Это он проделывал в начале каждого рабочего дня. Не знаю зачем, ради работы или ради соблюдения спортивного режима, я не спрашивала. Дженсон развел огонь и пошел наколоть еще дров. Тепла и так хватало, но пламя создавало уют.
Сид растягивал мышцы шеи, нагибал голову сначала в одну, потом в другую сторону. У гребной сборной начался сезон соревнований, и я чувствовала, какие у парня крепкие, эластичные шейные мускулы, будто канаты привязаны к плечам.
– Кто эта барышня? – спросила я.
Он вытянул над головой могучую руку. Комната будто бы уменьшилась.
– Вы что, ревнуете?
Ну вот, опять обычная мужская тактика: наступление – лучший способ обороны. Этим он мне напомнил Джона. Я решила подыграть ему.
– Еще бы. Я же в тебя влюблена.
Он перестал растягиваться и посмотрел на меня. Похоже, не понял, шучу я или нет. Я и сама-то не понимала.
– Кто она такая? Вряд ли ей больше двадцати одного.
– Девятнадцать. – Теперь он разминал язык. Какое-то идиотское упражнение из йоги, на которое Дженсон просто молится. – Здешняя.
Да, эти юноши, конечно, избалованы с самого детства, но меня покоробило такое пренебрежение к местному населению.
– Где вы познакомились?
– Здесь. Она меня заказала. Слышала обо мне.
Судя по тону, Сид лгал или недоговаривал. Разобраться бы – первое или второе. Теперь он растягивал заднюю поверхность бедра, соответственно, лица его я не видела.
– Чем занимается в Онкведо ее семья?
– Поддержанием правопорядка.
Недаром она показалась мне знакомой.
– А она, случайно, не дочь начальника полиции?
Не выпуская лодыжек, Сид выгнул спину. Сильное тело выглядело и безмятежным, и самодовольным. Мне страшно захотелось его опрокинуть.
– Нас из-за этого могут закрыть, Сид.
Он чуть сместил вес на левую ногу, растягивая правую.
– Она уходит довольная, – заметил он.
– А ее жених? Ее родители? Ты настолько наивен, что думаешь – все это может сойти нам с рук?
Будь я настоящей сутенершей, у меня был бы сейчас наготове какой-нибудь подленький прием – угроза, принуждение. Я же могла воздействовать на Сида – полного сил и такого красивого, что и сам небось не рад, – только убеждением.
– Я даю ей то, о чем она просит.
– А о чем она просит?
– О том же, о чем и все вы, – о полном подчинении. – Он положил ладони на пол у самых ступней, одним изумительным движением переместил вес на руки, подтянул колени к груди и поднял ноги к потолку. Глаза мои оказались на уровне его потрясающей, безукоризненной задницы.
И тут я поняла, как устала. Устала проводить столько времени в обществе молодых красавцев. Устала от того, что все вокруг занимаются любовью. Устала от ответственности. Мне захотелось шлепнуть его по заду, я сама не понимала, что это – агрессия или вожделение.
– Пожалуйста, встань по-человечески, чтобы я могла с тобой поговорить.
Он поставил ноги на пол и встал преднамеренно близко, чтобы я чувствовала запах его пота. Восхитительных запах. Вдохнешь – и тебе начинает казаться, что ты в состоянии пробежать марафон, переплыть озеро, испечь шарлотку на сорок человек.
– Она или я. – Я не решалась взглянуть ему в разрумянившееся лицо. – Хочешь здесь работать – бросай это дело. Трахай ее в свободное время.
Я поняла: впервые в жизни я предъявляю мужчине ультиматум. Внутри все скрутило.
Блестящие глаза Сида так и врезались в меня.
– Пойдем наверх, – сказал он.
Мне бросали вызов.
– Нет, – выдохнула я ему прямо в открытый рот. – Нельзя. Даже если бы мне этого хотелось, я бы не стала, ты студент, а я…
– Спелая вишенка, – докончил за меня Сид.
Пожалуй, мне все-таки хотелось пойти с ним наверх. Покалывало в животе и между ног.
– Нет, – отрезала я. – И я, и ты…
– Мы авантюристы, Барб. Секс-воители. – Сид нависал надо мной, держась за спинку дивана (дорогого набивного дивана «Ингрид» с бархатной обивкой, то была моя самая крупная покупка в «ИКЕА»), на котором я сидела. Я сама не поняла, как он загнал меня в это положение.
Мы оба ждали, что я теперь стану делать.
Я его начальница, напомнила я себе. А потом мозг вдруг выдал идеальное трехмерное изображение лица Грега Холдера. Можно было даже разглядеть глаза – они наблюдали за мной, благорасположенно, но очень пристально. Я дышала ртом, чтобы Сид больше не сбил меня с панталыку своим благоуханием.
– Если она сегодня придет, я скажу, что ты занят, – произнесла я. – И если ты не будешь наверху, попрошу тебя пойти туда, как только увидишь ее машину.
– Думаете, можно меня спрятать? – Сид стоял в десяти сантиметрах от меня. Я прекрасно была знакома с этой тактикой, помнила со времен Джона.
– Это мое дело, – сказала я строго. – Я твоя работодательница. Если не хочешь подчиняться моим требованиям, уходи прямо сейчас.
– Барбара, – голос стал чуть не воркующим, – да не заводитесь вы.
Он вытянул руку, наверное, хотел дотронуться до моего плеча, я попробовала уклониться, и пальцы его скользнули по моей груди.
Чертовы шлюховатые соски стояли торчком, и мы оба это поняли. Сид выдохнул, я вдохнула, оба с открытыми ртами. Я чувствовала, какой жар идет изнутри его тела. Снова жар, вот, приехали.
Я положила руку ему на грудь, оттолкнула. Крепкий как холодильник, и все же он подался назад. Я вытянула руку на всю длину, теперь нас разделяло с полметра.
– Вот, – сказала я, – какое расстояние должно быть между нами.
Вошел Дженсон с дровами, и я сбежала на кухню. Прибыли остальные, я поздоровалась, не выходя. Слышала, как кто-то, возможно Дженсон, пошел наверх в душ. В кухне я собралась с мыслями, причесалась, выпила стакан воды, накрасила губы, потом стерла помаду.
Музыка в гостиной не играла, я слышала тихий гул голосов. Он совсем стих, как только я переступила порог. Они подняли на меня глаза, и во взглядах я прочла сплоченность, от которой мне сделалось не по себе. Меня исключили из круга. Зазвонил звонок, прибыли две постоянные клиентки и отправились наверх с Дженсоном и Сидом. Спустились в три часа.
Я подала закуску – как обычно, поджаренный хлеб. А относительно самой себя решила, что хватит. Перейду-ка на сыроедение, во всяком случае на сырой хлеб: тостер сжирает чертову пропасть времени. Сид возился с музыкальной системой. В комнате чувствовалось напряжение, которого раньше не бывало, даже в первые дни. Сид на меня не смотрел. Собственно, и никто не смотрел, только Тим спросил, а нельзя ли еще масла.
Снаружи мелькнула яркая вспышка – солнечный луч отразился от капота белого «лексуса», подъезжавшего к парковке. Я посмотрела на Сида: заметил ли? Заметил, но в его молодом теле не дрогнул ни единый мускул, только большие пальцы продолжали плясать по айподу.
– Сид… – начала я, но тут дверь со стуком отворилась. В дверях стояла та самая девица. Светлые волосы, края глаз приподняты к вискам. У нее были идеальные по форме, полновесные груди – девушки получают такие от любящих отцов в подарок на шестнадцатый день рождения. Хихикнув, она потянулась к Сиду. Похоже, даже и не заметив меня.
Я узнала девушку с газетной фотографии, которой к Рождеству под венец, – «Лили». Винченцо. И разумеется, благо мы в Онкведо, ее отец и есть тот самый инспектор Винченцо, а теперь начальник полиции Винченцо, который меня разыскивал. Я шагнула вперед:
– Простите, он сегодня не может. Потянул сухожилие.
(Я припомнила травму, описанную в «Любительской гребле» на странице сто шестьдесят семь.) Девушка нерешительно огляделась.
– Ладно, тогда его. – Она указала на Тима. Я услышала за спиной низкий звук, явно исходивший от Сида. Он напоминал рычание.
– Он занят по предварительной записи. Клиентка скоро приедет.
Комната звенела от напряжения. Я подошла к девице, загородив ее собой от мужчин. Вблизи она оказалась не столько красивой, сколько сексуальной, поразительно чистой и свежей, в безукоризненно сидящих джинсах с заниженной талией – и никаких складок жира между ними и короткой кашемировой кофточкой. Огромный бриллиант на пальце выглядел почти вульгарно.
– Мы сегодня не сможем вас обслужить, простите, у нас все занято. Если хотите забронировать время, позвоните, пожалуйста, заранее.
Я положила руку на дверной косяк – она вынуждена была сделать шаг назад и остановиться в проеме открытой двери.
– Вам отец звонил? – Она бросила на меня взгляд, на треть невинный, на две трети вызывающий.
Я хотела уже захлопнуть дверь перед этим свеженьким, пропитанным коллагеном телом; она меня не смутила, смутило то, что я увидела у нее за спиной: рядом с «лексусом» остановилась «миата», из нее вылезал Руди. Я схватила барышню за изящное запястье.
– Прошу вас, входите. – Я втащила ее внутрь и захлопнула дверь. – Наверх, – приказала я Сиду. – Вместе с Лили, и немедленно.
Лили с Сидом удалились, а я повернулась к остальным:
– Приехал ваш тренер, у нас проходит эксперимент по сбору статистических данных, вперед.
Они похватали компьютеры и прочую электронику и разбежались по диванам – сосредоточенные, фантастически уверенные в себе.
Я выглянула в окно. Из «миаты» показался лысоватый затылок Руди, ниже красовалась новая кожаная куртка. Руди выпрямился во весь рост, слегка выпятив грудь, – можно подумать, ему сейчас дадут медаль.
Я встретила его на пороге – махнула рукой и выжала из себя улыбку.
– Проходи! – позвала я не своим голосом. Потом метнулась к айподу и тыкала кнопки, пока из колонок не загремел голос Шаде Аду.
Руди вошел, поздоровался со своими гребцами. Я услышала из-за спины какие-то слова про статистику и «вечернюю тренировку».
Заставила лицо растянуться в улыбке. С губ сама собой сорвалась реплика из «Унесенных ветром»:
– Чем я обязана такой чести?
– Привет, Барб, – отозвался Руди. Он рассматривал старые балки, гранитную кладку камина и новую мебель. – У тебя, кроме салона красоты, тут еще и учебный центр?
– Все в одном флаконе, – ответила я.
Руди подошел к камину, взял в руки айпод. Голос Шаде стих почти до шепота и не мог уже перекрывать стоны, доносившиеся сверху.
Руди посмотрел на лестницу, потом на меня.
– Процедурные кабинеты у нас наверху, – сказала я.
– Болезненные процедуры.
– Восковая эпиляция – это не шуточки. – Что правда, то правда. – Идем, покажу вид на озеро с заднего крыльца, – предложила я, в надежде увести его от эротических звуков.
Руди пошел со мной на кухню, остановился у древнего холодильника.
– Электричество жрет, как четыре новых. – Он открыл дверцу, рассмотрел изношенный уплотнитель. – Такие штуковины давно не выпускают, новую резину нипочем не достанешь.
Похоже, Руди разделял пристрастие моего мужа ко всяческим резинкам.
Я открыла заднюю дверь и вышла на маленькое крылечко. Оно нависало над крутым обрывом. Ограждение из узких планок, неструганые доски пола.
Руди тоже вышел на крыльцо. Отсюда озеро просматривалось до самой южной оконечности.
– Солидный причал. – Руди перевесился через перила. – Подправить бы не мешало, а вообще, сюда можно подойти даже на длинной байдарке. – Я услышала, как над головами у нас открылось окно. – Отсюда до нашего тренировочного пирса две мили. – Держа большой палец на отлете, Руди указал в дальний конец озера, где находился университетский гребной центр. – Можем плавать сюда во время тренировок на выносливость. И глубины здесь хватает.
Над нами Лили снова возвысила голос, ритмично, с придыханием, – дело явно шло к развязке.
Руди вопросительным жестом указал на потолок.
– Бразильская восковая эпиляция зоны бикини – это настоящая пытка, – сказала я.
Не исключено, что и это правда.
Он с сомнением приподнял бровь:
– У тебя тут что, бордель?
Я не стала отпираться.
– У нас самый разгар сезона. Впереди первенство университетов. А тут все мои лучшие гребцы, кроме Сидни Уокера. Если они будут этим заниматься, они не смогут нормально выступать: это мешает сосредотачиваться.
Хлопнула входная дверь, я услышала два женских голоса.
Черт, совсем забыла, что начальница профессорши Бигз частенько захаживает по вторникам после заседания кафедры, на котором, разумеется, председательствует.
– Стоять. – Я подняла руку, будто говорила не с Руди, а с Матильдой.
Выскочила вон, в надежде как можно вежливее объяснить завкафедрой и ее спутнице, что у нас возникли непредвиденные обстоятельства, не могли бы они прийти в четверг, я попытаюсь вознаградить их за неудобства. Но они уже отправились с обычными партнерами наверх.
Я повернулась, хотела вернуться в кухню. За плечом у меня стоял Руди.
– В жизни не видел таких невзрачных проституток, – сообщил он, когда социологический факультет скрылся из виду.
Сид с Лили неторопливо спустились по лестнице. Его руки лежали на ее плечах. С губ Лили исчезла вся помада, выглядели они еще пухлее, чем раньше, – помятый синеватый оттенок. Над поясом низко сидящих джинсов торчал краешек кружевных трусиков.
– Вот эта получше, – одобрил Руди.
Лили не удостоила его вниманием.
– Увидимся через неделю, – сказала она Сиду, причем в голосе звучало: как же пережить такую разлуку? Выскользнула в дверь, вся такая аккуратненькая и гладенькая.
– Здравствуйте, сэр, – поздоровался Сид. – А вы тут зачем?
– Хотел задать тебе тот же вопрос, – отозвался Руди.
– Эпиляция спины, – твердо сказала я; тут на меня уставились оба. – Увидимся через неделю, Сид, не забудь захватить музыку.
– Да, очень она волосатая, – проговорил Сид, не двигаясь с места.
Теперь мы смотрели на него.
– Ступай домой, – приказала я Сиду, хотя, в принципе, имела в виду их всех.
– Так это бордель, – Руди говорил сам с собой, – А Барб – содержательница.
– Спа-салон, – поправила я. Никто меня не услышал.
– И ты за это платишь? – спросил Руди у Сида. – Такой красавец, студент, спортсмен? Да не смеши меня.
– Я тут работаю, – сказал Сид. – Отличная подработка.
– Так это онаплатит? – Руди указал на парковку, с которой как раз выезжал белый «лексус»; голос его сорвался на писк.
– В Онкведо такое заведение просто необходимо. У нас работы хоть отбавляй. – Я задрала подбородок.
– Моя команда! – Руди просто кипел. – Из-за тебя у них снизится выносливость, упадет уровень тестостерона. Весь сезон пойдет насмарку. Мы провалим первенство.
– То, что секс отрицательно влияет на спортивную форму, – это вчерашний день. Последние исследования показали: больше секса – больше тестостерона, больше энергии, больше выносливости – собственно, всего больше.
– Кто сегодня пропустит тренировку – выгоню. – Руди зашагал к машине, выразительно качая лысеющей головой. – Она еще и платит, – донеслось до меня.
Как только за его «миатой» улеглась пыль, я отправила парней по домам. Отыскала кусок картона и написала неброское объявление для клиенток, которые еще приедут: «Спасибо, что посетили нас. Удачного дня!» Звучало это как-то нелепо, я перевернула картонку и вывела: «Сожалею, мы временно закрыты». Собрала свои блокноты, заперла входную дверь. Прикрепила картонку к опоре крыльца, где ее было лучше видно.
Усевшись в машину, я еще раз посмотрела на охотничий домик. Красивое место, тихое, живописное. Столько здесь всего наслучалось. Столько изменилось в моей жизни. Я далеко ушла от тех времен, когда моей единственной крепостью была моя машина.
На фотографиях, где Набоков пишет или просто сидит в машине, он выглядит умиротворенным. Наверное, ему было привычно перемещаться с места на место, делать краткие остановки, не врастая в почву. Я могла его понять.
Теперь моим кабинетом будет моя машина. Я позвонила в Нью-Йорк адвокату по литературным делам. Трубку снял Макс, его ассистент. Я объяснила, что мне нужен адвокат – провести в местном суде дело по возвращению родительских прав, может ли он порекомендовать кого из здешних?
– А это, собственно, где? – поинтересовался Макс; видимо, у него в голове вся география заканчивалась в западной части Десятой авеню.
Я объяснила.
– А аэропорт там есть? – поинтересовался он.
Я ответила утвердительно. Не стала пояснять, что к нам летают только совсем маленькие самолеты.
– Я возьмусь, – сказал он. – Мне это пойдет в зачет как работа на общественных началах.
Спрашивать, разбирается ли он в семейном праве, теперь было вроде как неудобно – он же предложил помочь мне бесплатно. В смысле, именно так я поняла выражение «на общественных началах». Мне совсем не хотелось опираться всем весом на тощего юного Макса, но так уж вышло.
Я сообщила ему, когда назначено слушание, поблагодарила и повесила трубку, – впрочем, он повесил свою первым. Время – деньги. Чьи-то деньги, не мои.