Текст книги "Пустыня смерти"
Автор книги: Лэрри Джефф Макмуртри (Макмертри)
Жанры:
Вестерны
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 28 (всего у книги 37 страниц)
3
Три дня Калл не мог ступить на правую ногу. На второй день перехода и мексиканцы, и техасцы ослабели настолько, что едва могли ковылять дальше. За день они одолели не более десяти миль.
– Если дело не улучшится, нам останется лишь сесть и умереть, – проговорил Длинноногий.
Сам он мог бы уйти в одиночку, но не хотел бросать своих боевых товарищей – хотя бы до поры до времени, пока ему не придется спасаться самому.
В разгар второго дня Джимми Твид, долговязый парень, вымотался вконец. Накануне он подвернул лодыжку, переходя неглубокую ложбинку; теперь она здорово, распухла, и он с трудом ступал на ногу.
Салазар, заметив состояние Джимми Твида, поспешил к нему. Он понимал, что вся их группа готова проделать то же самое, что только что проделал Джимми Твид, – сесть и ждать смерти. Но этого он не мог позволить ни своим людям, ни техасцам, которые продолжали быть пленниками, хотя их больше уже не связывали. Если техасцы начнут сдаваться, его солдаты могут последовать их примеру, и довольно быстро всем им придет конец.
– Вставайте, сеньор, – приказал Салазар. – Скоро устроим привал. Там отдохнете.
– Не могу, я остаюсь здесь, капитан, – безразличным тоном ответил Джимми Твид. – Я посижу здесь немного, вы и милю-другую не успеете пройти.
– Сеньор, я не могу разрешить вам рассиживаться здесь, – воспротивился капитан. – Мы тоже хотели бы остановиться, но вы пленник под охраной и где останавливаться, решаю я.
Джимми Твид в ответ лишь улыбнулся. Губы у него посинели от холода. Он глядел на Салазара невидящими глазами, будто того и не было рядом. Салазар видел, что солдаты наблюдают за ними. Джимми Твид даже не пошевелился, чтобы встать и идти дальше. Большинство техасцев уже ушли вперед, они не обращали на них внимания – каждый был занят своими проблемами и не замечал, что Джимми Твид присел и не может идти.
Не спеша капитан Салазар вытащил пистолет и взвел курок.
– Сеньор, – предупредил он, – убедительно прошу вас подняться и следовать дальше. Мне не хочется стрелять в вас, но я это сделаю, если вы не подчинитесь.
Джимми Твид взглянул на него – на какой-то момент он, похоже, решил подчиниться и уже положил ладони на землю, чтобы оттолкнуться и встать, но тут же прервал попытку.
– Я чертовски измотался, капитан, – произнес он. – Совсем выбился из сил.
– Вижу, – ответил Салазар и, подойдя к Джимми сзади, выстрелил ему в затылок.
При звуке выстрела техасцы обернулись. Джимми Твид ткнулся головой в землю – мертвый.
Салазар быстро пошел к группе техасцев, уставившихся на мертвое тело своего товарища, Джимми Твида.
– Его муки кончились, сеньоры, – промолвил Салазар, держа пистолет в руке. – Пошли дальше.
Мексиканские солдаты приготовили ружья к бою на всякий случай, если техасцы затеют бунт, но никто не собирался бунтовать. Длинноногий побагровел, его явно обуревала ярость, но он нашел в себе силы сдержаться. Другие техасцы оглянулись на тело Джимми, распростертое на песке, но повели себя довольно равнодушно. Некоторые, у кого ноги одеревенели от холода, испытали даже чувство зависти, смешанное с печалью. Трудно было оспаривать слова капитана Салазара. Страдания Джимми кончились, а их продолжались.
– Мы уже двоих не похоронили как следует, – заметил Черныш Слайделл. – Я всегда надеялся, что меня похоронят как положено, но теперь так не думаю. На похороны нет времени здесь, в этой лысой пустыне.
– Верно, – подтвердил Длинноногий, – наших товарищей никто не похоронил. Джонни и Джимми бросили на съедение диким зверям.
Гас был убежден, что все они обречены на гибель. В какую сторону ни глянь – вперед, назад, по сторонам – нигде ничего не видно. Только небо и пески. Пустыня смерти оказалась преисподней пустоты. Губы у Гаса посинели от холода, а язык распух от жажды. Вудроу Калл постанывал при каждом шаге, даже Матильда Робертс, самая сильная духом в отряде после Длинноногого, и та с трудом тащилась вперед, хотя и не жаловалась. Она молчала целый день.
Когда Джимми Твида застрелили, Матильда не оглядывалась назад. Ей и думать не хотелось о нем, о парне, с которым она не раз была близка, который носил ей кофе от костра и помогал седлать Тома, когда тот еще был у нее. Однажды он попросил ее благосклонности, когда она уже привязалась к Чадрашу, и потому она отказала ему. Он обиделся, словно мальчик, но уже через час перестал дуться и как ни в чем не бывало продолжал оказывать ей всякие мелкие услуги. Теперь же она сожалела, что отклонила его просьбу – Чадраш тогда спал и никогда не узнал бы об этом. Добрые и милые ребята, они не знали, как мало времени отпущено им на жизнь. Теперь вот и Джимми ушел в небытие. Матильда, делая шаг за шагом, помогала, как могла, Каллу идти, и они вместе устало тащились вперед.
Ночью исчезли Черныш Слайделл и шестеро его новых приятелей. Черныш полагал, что невдалеке на западе находится селение – он часто показывал в ту сторону, утверждая, что там вьются дымки, хотя никто больше их не видел.
– Это дымки из труб, – несколько раз повторял Черныш, подбирая себе компанию, чтобы вместе свернуть на запад.
– Да не дымки это из труб, там вообще нет ничего, это тебе так кажется, – уверял его Длинноногий. – У Гаса Маккрае зрение поострее твоего, но он в этом направлении не видит никакого дымка.
– Может, это маленькие облачка, – произнес Гас. Он любил Черныша и потому не хотел категорически разуверять его, он хотел, чтобы тот сам понял свою ошибку.
Черныш понял, что ему не убедить Длинноногого и Салазара в том, что на западе должно быть селение. Тогда он подружился с шестью ребятами из Арканзаса и успешно подбил их на побег.
– Черт побери, мне хочется еще Пожить и наесться как следует зубатки, выловленной из знакомой нам реки Арканзас, – сказал один из шестерки, молодой парень по имени Коттон Ловетт.
– Или, может, удастся поймать опоссума, – размечтался Черныш.
Ему как-то довелось побывать в Арканзасе, и он помнил, что опоссумов легко ловить. Мясо их было чересчур жирным – некоторые ребята согласились с ним, но они все так изголодались, что перспектива поймать жирного опоссума раззадорила всех.
В ту же ночь Салазар, опасаясь возможного появления Гомеса, расставил плотным кольцом своих солдат с ружьями наготове, повернув их спиной к центру кольца. На сей раз они сделали переход по пустынной гладкой местности, как и днем раньше, но теперь им по пути попадалось много лужиц с вонючей водой, и они брали ее оттуда для кофе. Из-за плохой воды у многих разболелись животы. Техасцы тоже пили эту воду и чувствовали себя скверно. Черныш Слайделл пытался подбить кое-кого из них на побег. Он уже не сомневался, что на западе есть селение. Но уговорить техасцев ему не удалось, поэтому в полночь он ушел вместе с шестью арканзасцами. Калл и Гас видели, как они уходили – в какой-то момент Гас тоже загорелся идеей уйти вместе с ними, но Калл его отговорил.
– Мы плохо знаем местность, но зато хорошо знаем, что там апачи, – напомнил ему Калл. – Это веская причина, чтобы остаться с отрядом.
– Может, я и ушел бы, да уж очень замерз, – оправдывался Гас. – Вдобавок, я обязан доставить тебя домой. Клара плохо обо мне подумает, если я не сделаю этого.
Калл ничего не ответил, но весьма удивился – нет, не преданности друга, а тому, что тот, замерзший, голодный, растерянный, угодивший в плен, все еще не теряет надежды на доброе к себе отношение со стороны девушки с оптового склада в Остине. Он принялся выискивать слабые места в чаяниях Гаса, которые казались ему очевидными: во-первых, к этому времени она могла уже забыть их обоих; во-вторых, могла успеть выйти замуж; в-третьих, надежды Гаса завоевать ее сердце так же призрачны, как и упования Черныша Слайделла разыскать селение с дружески настроенными жителями где-то на западе.
Всего этого он, разумеется, не сказал; в последнее время он понял, что люди, чтобы выжить, должны сильно верить во что-то и надеяться, что их мечтам и надеждам обязательно суждено сбыться.
Всю ночь они просидели вместе, а между ними спала Матильда Робертс. Несколько дней небо заволакивали облака, но на рассвете наступила ясная погода. При виде ярких солнечных лучей у людей поднялось настроение, хотя все еще было холодно и перспективы добраться до места назначения оставались довольно невеселыми.
Накануне капитан Салазар отхлебнул немножко протухшей воды, а утром поднялся таким усталым и ослабевшим, что едва доплелся до лагерного костра. А когда в животе начались колики и спазмы, вынужден был согнуться пополам, чтобы хоть как-то вынести боли.
Как бы ни было ему плохо, но солдатам его отряда приходилось еще хуже. Несколько мальчишек вообще не смогли от слабости подняться. Ночной побег пленных не интересовал их – им не было никакого дела и до Салазара.
– Они получили свободу лишь на время, – сказал Салазар Длинноногому.
– А как насчет нашего освобождения, капитан? – спросил Длинноногий. – Половина ваших людей умирает, да и половина наших тоже. Какой смысл держать нас и дальше в плену, когда мы все гибнем? Почему бы вам не отпустить нас на свободу, и пусть тогда каждый выживает как хочет? Может, один или двое все же доберутся до дома, если так поступить.
При разговоре присутствовали Калл и Гас, а также Верзила Билл. Капитан Салазар едва держался на ногах. Он не мог пройти даже милю, а им предстояло прошагать гораздо дальше. Просьба Длинноногого казалась им вполне разумной. Если их отпустят, они разобьются на двойки или тройки, раздобудут какую-нибудь пищу и выживут, а если двинутся всем отрядом, то скорее всего все сдохнут с голоду.
Салазар оглядел свой отряд – многие солдаты не могли даже подняться. У него оставалось от силы восемь парней, которые еще крепились и были способны нести службу. Техасцев было побольше, но не намного. Конца Пустыни смерти не предвиделось – до него могло быть и три дня пути, и четыре, и даже пять. Прежде чем ответить Длинноногому, он с минуту размышлял. Затем вынул пистолет из кобуры, проверил, полностью ли тот заряжен, и протянул рукояткой вперед Длинноногому Уэллейсу.
– Если хотите освободиться, сперва убейте меня, – сказал он.
Длинноногий с изумлением смотрел на больного, истощенного человека.
– Капитан, – произнес он, – я, должно быть, ослышался.
– Да нет. не ослышался, все правильно, – продолжал Салазар. – Я решил, что вас можно освободить, если больше всего вы хотите свободы. Но я мексиканский офицер и имею приказ доставить вас в Эль-Пасо. Здесь нет никого, кто бы отменил распоряжение, а отдавший этот приказ генерал погиб. Вы же сами видели, что сделали с ним апачи.
– Я знаю, – подтвердил Длинноногий. – Но если бы генерал был здесь и увидел, как мы все ослабли, он, возможно, и изменил бы свое решение.
– Возможно, и изменил, но не можем же мы вызывать его из ада и спрашивать, – заметил Салазар. – Отданные мне приказы остаются в силе. Я не могу освободить вас. Но тем не менее предоставляю вам возможность освободиться самостоятельно. Для этого вам надо всего лишь застрелить меня.
Длинноногий неохотно взял пистолет, не зная, как выполнить такое странное задание капитана. Он взглянул на Калла, потом на Гаса, Верзилу Билла, наконец, на Матильду Робертс. С момента захвата их в плен они не раз мечтали об удобном случае, чтобы убить капитана Салазара. Когда Калла стегали плетью, когда их заковывали в кандалы, когда убивали Джимми Твида, в такие минуты любой из них, не колеблясь, прикончил бы его. Но Салазар перестал быть бездушным, холодным капитаном, который заковывал их в цепи или связывал им руки по своей прихоти. Он так же переносил холод и голод, что и они, пил ту же воду и мучился от болей в животе. Он стал безвольным человеком, ослабевшим настолько, что спокойно распорядился убить себя.
– Капитан, не хочу стрелять в вас, – заявил Длинноногий. – Думаю, что бывали моменты, когда я мог бы проделать это с легкостью, но сейчас ваше состояние даже хуже нашего. Поэтому в данный момент я не испытываю никакого желания убить вас.
Салазар, оглядев техасцев, продолжал настаивать на своем.
– Если вы не желаете, найдутся другие, – проговорил он. – Может, капрал Калл пристрелит меня? Его исхлестали плетью, и от этого жить ему стало нелегко. Конечно же, он горит желанием отомстить. Ноги у него болят, а я заставляю его идти пешком. Передайте пистолет ему.
– Это Калеб Кобб сломал мне ноги, а не вы, – решительно заявил Калл. – Я убил бы вас в честном бою, но сейчас не могу взять ваш проклятый пистолет и просто так пристрелить вас.
– Тогда, может, капрал Маккрае? Ну, конечно же, он ненавидит меня столь сильно, что готов убить, – с улыбкой проговорил Салазар.
– Да, я бы убил, капитан, но слишком озяб и устал, чтобы стрелять в кого-либо, – отказался Гас. – Сейчас я хотел бы совсем немногого: добраться до дому и поскорее жениться.
Калл рассердился на Гаса за то, что тот опять поднял вопрос о женитьбе, да еще в такой момент, когда речь идет о жизни или смерти человека. Нет у них сейчас никакой возможности добраться до дома, и почему он так уверен, что девушка пойдет за него замуж, даже если они и попадут домой?
Тогда Салазар взял пистолет, подошел к Матильде Робертс и передал его ей.
– Убейте меня, сеньорита, – попросил он. – И после этого вы все станете свободными.
– Свободными от чего? – не поняла Матильда. – От вас я лично не жду никакой свободы – я ведь не военнопленная. Вот от чего я хотела бы быть свободной, так от этой проклятой пустыни, но если я застрелю вас, то с пустыней не покончить.
– Так застрелите меня ради возмездия, – предложил Салазар. – Застрелите, чтобы отомстить за своих погибших друзей.
– Не буду, все они погибли по глупости, – отказалась Матильда. – Все, кроме моего Чада, он погиб, потому что оказался не в том месте и не в то время. Если же вас застрелить, этим его не вернешь и не уменьшишь мою печаль по нему.
Тогда капитан Салазар взял пистолет и вложил его назад в кобуру.
– Вот если бы здесь был Калеб Кобб, он бы вас мигом ухлопал, – произнес Длинноногий, как бы оправдываясь.
Он подумал, что Салазар проявил себя храбрым офицером, не побоялся риска, ибо любой техасец, находясь в здравом уме, мог бы, не колеблясь, застрелить его. Разумеется, капитан страдал от голода и усталости не меньше других, рана у него на шее так и не зажила до конца – на воротник все время натекал гной. Наверное, он чувствовал свой неминуемый конец и хотел ускорить его. Человек может подвергать сомнению всякие варианты, но так и не докопаться до правды.
– Да, конечно, он застрелил бы меня, – согласился Салазар. – Но и в этом ему тоже не повезло. – Он осторожно пощупал свою шею и с гримасой отвращения посмотрел на гнойное пятно. – Возможно, я и ошибся, – продолжал он. – Возможно, что ему все-таки повезло. Как знать, может, ему просто хотелось, чтобы я прошагал двести тяжелейших миль и только потом загнулся.
– В то время он уже ничего не видел, капитан, – напомнил Длинноногий. – Он стрелял наугад. Думаю, он возрадовался бы, если бы убил вас на месте.
Капитан Салазар тяжко вздохнул и быстро взглянул на свое потрепанное войско.
– Ладно, – сказал он. – К сожалению, вы не приняли мои условия, а потому остаетесь пленными. Если бы вы убили меня, тогда меня сочли бы за мученика, а если я просто так отпущу вас, то запятнаю свою честь.
– Но не в моих глазах, – возразил Длинноногий. – Нет, если вы имеете в виду военную службу. Вы сделали все возможное и продолжаете делать. Вы взвалили на себя тяжкую ношу. Сомневаюсь, чтобы Калеб Кобб увел бы нас так далеко.
– Согласен с этим, – ответил Салазар. – Я сделал все, что мог, а полковник Кобб сюда вас бы не привел. Он удрал бы на банкет с генералами и, скорее всего, соблазнял бы там их жен.
Салазар жестом руки дал своим солдатам команду подниматься. Двое-трое солдат лишь тупо глядели на него, но остальные начали с трудом вставать на ноги.
– К сожалению, вы не мексиканский офицер, сеньор Уэллейс, – продолжал Салазар. – Вы не являетесь тем человеком, который будет судить меня. Я потерял большинство своих людей и многих пленников. Вот это мне генералы и поставят в вину, когда я приведу вас в Эль-Пасо. «Где же остальные?» – спросят они.
– Капитан, могу дать один совет, – предложил Длинноногий. – Давайте сначала доберемся до Эль-Пасо, а тогда станете волноваться насчет генералов.
Салазар улыбнулся и произнес:
– Подошло время выступать в поход.
4
Ближе к полудню того же дня, когда растянувшаяся почти на две мили колонна усталых людей с трудом пробиралась к югу, они наткнулись на трех коров, павших от голода и лежащих на расстоянии мили друг от друга. Трупы окоченели от ночного мороза. На тушах уже сидели ястребы-канюки, но, видимо, сели они совсем недавно. Хотя коровы были, что называется, кожа да кости, измотавшимся и голодным людям они показались ниспосланными свыше. Отставшие от колонны сразу же подтянулись, и все с остервенением накинулись с ножами на туши, стараясь соскоблить хоть немного мяса с холодных костей.
Капитан Салазар с немалыми трудностями восстановил порядок. Ему пришлось дважды выстрелить из пистолета, чтобы отогнать голодающих людей от туш. Когда разжигали костер, чтобы жарить кости с жалкими остатками мяса на них, Длинноногий заметил несколько летящих с юга птиц.
– Похоже, утки летят, – предположил он. – Где утки, там должна быть и вода. А если так, то у нас будет великолепный суп.
– У нас будет, по крайней мере, суп из говяжьих костей, – заметил Гас.
Вместе с Длинноногим он отправился в южном направлении и действительно – вскоре нашли пересохший ручеек, в русле которого кое-где остались лужицы с водой.
Отряд остановился на бивак на два дня, пока не сварили в котле все пригодные коровьи кости. Затем большие кости раскололи, чтобы извлечь костный мозг. Все были рады пище и отдыху. Два дня и две ночи вокруг лагерной стоянки крутились птицы, лишенные возможности полакомиться коровьими тушами. Днем вокруг лагеря бегали койоты и волки. Двое – койот и волк – осмелились подойти поближе. Длинноногий подстрелил обоих – получилась мясная добавка к бульону.
– Не знаю, стоит ли есть волчатину, – засомневался Гас. – Волк, он ведь жрет что попало. У него, может, отрава какая в животе, кто его знает.
– Ну и не ешь, если опасаешься, – отрезал Длинноногий, – нам больше достанется.
Калл ел суп из койота и волка безропотно. После отдыха состояние его больных ног, хотя они и не зажили окончательно, заметно улучшилось. Около русла ручейка торчало несколько засохших деревьев. Матильда срубила прочный разветвленный сук и смастерила из него некое подобие костыля для Калла. Она понимала, как ему не нравилось, что его поддерживают она и Гас. Калл вынужден был принимать их помощь, потому что иначе ею ждала смерть, но принимал ее, стиснув зубы. По его глазам было заметно, что гордость его уязвлена.
– Спасибо тебе, – сухо поблагодарил он, когда она преподнесла ему самодельный костыль. Но в глазах его читалась благодарность.
Гас заметил, как обрадовалась Матти, несмотря на сухость Калла, и в душе его возникла ревность. Сам он общался с ней охотно и по-дружески и ухаживал в той мере, в какой она допускала, и все же после смерти Чадраша она стала относиться к нему исключительно как друг, и не более того. Такое отношение раздражало его довольно сильно, он даже не стерпел и пожаловался Длинноногому. Калл и Матильда в этот момент сидели рядом и ели суп. Оба они не сказали ни слова, продолжая есть как ни в чем не бывало суп из волчатины из одной миски, которую подал мексиканский солдат-мальчишка.
– Почему она проводит все время с Каллом? – пожаловался Гас Длинноногому. – Калл к женщинам равнодушен. Редко когда я засекал его со шлюхами.
Длинноногий с минутку внимательно глядел на странную пару – крупную женщину и невысокого молодого человека.
– У Матти взыграло материнское чувство, – решил он. – Корова – и та в большинстве своем подпустит к себе чужого теленка, если тому нужна кормилица, и он подойдет к ней.
– Так мне как раз и нужна такая кормилица, – выпалил Гас. Теперь, когда у него в животе после супа урчало не так громко, в нем опять воспылала ревность. – Я ведь такой же телок, как и он, – мы с ним одного возраста.
– Так-то оно так, но ты ведь можешь ходить без особых усилий, а Вудроу не способен, – объяснил ему Длинноногий.
– Но пусть она хоть немного посидит со мной, а не все время с этим дурнем, – возмутился Гас. – Он даже словечком с ней не перекинется, а я могу болтать без остановки хоть весь день.
– Может, он и ответит, если она заговорит первая, – предположил Длинноногий.
Верзила Билл Колеман, растянувшись на земле и положив голову на руку, прислушивался к их разговору.
– Чего ты там ворчишь, Гасси? – спросил он. – Она и со мной тоже не сидит, но ты же не слышал от меня жалоб.
– Да заткнись, ты, Билл, что ты знаешь про женщин? – закинул пробный шар Гас.
– Я знаю, что они редко влюбляются в легкомысленных парней, – ответил Верзила Билл. – Если бы влюблялись, я давно бы женился. Но я не женат и потому собираюсь один встречать очередную холодную ночь.
– Вот видишь, он прав, – заметил Длинноногий. – Матти нравится Вудроу именно потому, что он практичен и продумывает все до мелочей.
– Ого, да я вижу, вы оба знаете все, – фыркнул Гас, пошел к Матильде и тяжело плюхнулся рядом с ней.
– Матти и ее ребятки, – улыбнувшись, сказал Длинноногий Верзиле Биллу. – Сомневаюсь, что она намерена остаться матерью сразу двух молокососов, когда пойдет на запад с таким грузом.
Верзиле Биллу не хотелось вообще поднимать вопрос о материнстве. Его собственная мать умерла от лихорадки, когда ему только-только исполнилось десять лет – и с тех самых пор он тосковал по ней.
– Если бы мама была жива, – говорил он с грустным видом, – думаю, я бы никуда не уходил из дома и занимался бы фермерским хозяйством. Она пекла нам пироги с фруктовой начинкой, когда была еще здорова. С той поры мне не доводилось пробовать таких вкусных пирогов.
– Надеюсь, тоска по этим пирогам закончилась, – заявил Длинноногий. – Мне не хочется даже думать про пирога с фруктовой начинкой и печеную картошку, пока мы не возвратимся в те места, где люди едят по-нормальному.
Коровьи туши обглодали до последней косточки в течение двух дней, а к утру третьего дня у них опять не осталось съестного. Однако они не унывали. Увидев диких уток, многие уверились, что уже подходят к краю пустыни. Техасцы начали разговоры о рыбной ловле и охоте на дичь, о свинине и курятине с такой уверенностью, будто еда сама свалится с неба.
Салазар слушал этот треп с мрачным видом.
– Сеньоры, Пустыня смерти еще не кончилась, – напомнил он. – Нам еще идти и идти до Лас-Крусеса. Когда доберемся туда, голодать больше не будем.
Еще целых три дня они шли по пустыне и не видели ни одного животного; вода, правда, была, но топливо не попадалось. К вечеру второго дня у них почти кончился кофе. Он теперь получался жидким-прежидким – почти бесцветным.
– Будь у меня газета, я бы всю ее перечитал до последней строки в поисках рекламы этого кофе, – промолвил Верзила Билл, искоса заглядывая в чашку.
– А я и не знал, что ты умеешь читать, Билл, – съязвил Длинноногий.
Верзила Билл был в замешательстве: по правде говоря, читать он не умел. Обычно если ему случайно попадала в руки газета, он просил какую-нибудь проститутку прочитать ее.
Калл испытывал голод, как и все другие в отряде, но благодаря смастеренному Матильдой костылю он воспрянул духом, хоть костыль и оказался неказистым и вскоре здорово натер ему кожу под мышкой. Однако не нашлось ничего, что можно было бы подложить. Тогда Матильда предложила разорвать на полоски свою рубашку и сделать из них подушечку, но Калл отказался. К концу третьего дня плечо у него ломило не меньше, чем ногу. Матильда, устав от его упрямства, оторвала от своей рубашки изрядный лоскут и подложила его на упор костыля вместо подушки, пока Калл спал.
Но даже с костылем Калл все равно отставал от группы техасцев. Он, правда, не плелся в самом хвосте колонны – позади него всегда ковыляли трое самых слабых из числа солдат-сопляков. Хотя Калл и не знал испанского языка, он все же перестал считать мексиканских мальчишек чужими и врагами. Они, как и техасцы, голодали и мерзли; он не думал, что они могут застрелить его, даже когда плелся, прихрамывая, позади всех и вроде мог бы убежать.
Время от времени он оглядывался, чтобы убедиться, что та тройка следует за ним. Он опасался, что они могут упасть и умереть, и понимал, что в таком случае никто не придет к ним на помощь – Салазар не разрешит останавливаться. Апачи не тревожили их четыре ночи подряд; в разговорах вокруг лагерного костра утверждалось, что они оставили их в покое либо решили, что преследовать такую жалкую кучку людей лучше не стоит. Лошадей у них больше не было, оставалось только оружие.
Но капитан Салазар не разделял оптимизма техасцев относительно Гомеса.
– Если он прекратил нападать, то лишь потому, что занят сейчас другими делами, – разъяснял он Длинноногому. – А когда переделает другие дела, начнет снова нас преследовать и всех постепенно поубивает. Не думаю, что он нападет на нас сразу, скорее, станет выжидать и убирать по одному.
Салазар выставлял на охрану усиленные посты, на что был мастак, зная при этом, что даже при усиленной охране половина его солдат заснет на своих постах. Но вот минуло четыре дня, а по утрам трупов солдат не находили.
– Если бы он следил за нами, четыре ночи выжидать не стал бы, – предположил Длинноногий.
Трое мексиканских солдат, ковылявшие за Каллом, валялись мертвые с двумя стрелами в теле у каждого. Они лежали лицами вниз, одетые.
– Хоть не перерезали горло, – проговорил Верзила Билл.
– Он просто торопился, – решил Салазар. – Ему важно было уложить капрала Калла, и он почти сделал это. Вы очень счастливый человек, капрал. Думаю, что это был все-таки Гомес, а он редко когда мажет.
– Я видел его, – сказал Калл. – Если бы я не повернулся, он подкрался бы ко мне на несколько шагов ближе и тогда наверняка пронзил стрелой насквозь.
– Если это был все же Гомес и вы видели его, тогда будете первым белым человеком, увидевшим его и оставшимся живым, – заметил Салазар.
– Ему такое не понравится, – предупредил Длинноногий. – Нам теперь нужно повнимательнее охранять тебя.
– Охранять меня не надо – я сам стану охранять себя, – решил Калл.
– Не мели вздор, Вудроу, – прервал его Длинноногий. – Этот старый ушлый апач может вернуться и попытаться довершить свое дело.
– Ненавижу Нью-Мексико, – произнес Гас – Если нет медведей, то появляются индейцы.
Тем же вечером Калла поместили в самом центре лагерной стоянки для его же безопасности; но он спал чутко, а во сне видел, как Гомес таскал на себе огромный горб Бизоньего Горба. Ему приснилось также, что вождь апачей выпустил в него стрелу, причем сон был настолько реальным, что Калл с перепугу проснулся. Затем, когда снова забылся сном, он увидел вождя команчей, целящегося в него из лука.
Настало серое утро. Замерзший, но радостный, что остался жив, Калл вспомнил, как как-то давно Длинноногому приснился сон, будто Бизоний Горб и Гомес ехали рядом верхом в Мексику для захвата пленников.
– А не снилось ли тебе, что Бизоний Горб и Гомес вместе сражались в бою? – спросил он Длинноногого.
– Да, снилось, но надеюсь, что до этого никогда не дойдет, – ответил тот. – А в одиночку им потребуется немало времени, чтобы разбить нас.
– Но и нам не одолеть их, – засомневался Калл. – Нас, правда, не убили, но их всего двое и они перебили большинство наших рейнджеров.
– Согласен, что они дикие, – заметил Длинноногий. – Но они тоже люди. Если выстрелить им в нужное место, они умрут так же, как я или ты. Их кожа отличается от нашей по цвету, но кровь у них тоже красная.
Калл понимал, что Длинноногий говорит сущую правду. Индейцы – тоже люди, пули убивают и их. Он сам выпустил пулю в сына Бизоньего Горба, и тот умер, как умерли и трое мексиканских мальчишек, павшие от стрел апачей.
– Застрелить апача не так-то просто, – произнес он. – Они довольно умело воюют за свои земли.
До сих пор индейцы одерживали верх над любым противником не потому, что пули не брали их; они побеждали благодаря тому, что действовали быстро, не мешкая, а воевали изобретательно и инициативно. Передвигались они быстро и бесшумно. И Брыкающийся Волк, и Гомес – оба уводили каждую ночь лошадей, уводили даже тогда, когда лошади находились всего в футе от самой строгой и бдительной охраны.
– Да, капрал прав, – подтвердил Салазар. – На их земле мы по сравнению с ними чужестранные новички. Мы мало что знаем о местных животных, и про другие вещи. Апачи же знают, какие сорняки съедобны, они умеют по запаху выискивать корнеплоды под землей, выкапывают их и едят. Они могут жить на этой земле, потому что знают ее. Когда же мы тоже научимся по запаху отыскивать корнеплоды и определять, какие сорняки можно употреблять в пишу, вот тогда и начнем воевать с ними на равных.
– Сомневаюсь, чтобы я когда-либо захотел изучать свойства сорняков, – буркнул Гас.
– Разговор у нас какой-то слишком мрачный. Думаю, мне лучше пойти прогуляться немного, может, и Матти захочет пройтись со мной, – сказал Длинноногий.
Ему не понравилось выслушивать, как захваливают индейцев просто из-за того, что рейнджеры считали, что их трудно убить. Разумеется, бывают и незаурядные индейцы, но большинство все же самые обыкновенные, и убить их особого труда не составляет. Да он сам был не прочь столкнуться и сразиться с тем же Гомесом, которою Калл обрисовал как низенького и кривоногого человечка.
– Сдается мне, что я смогу одолеть в бою любого кривоногого, – сказал он Верзиле Биллу Колеману, но тот счел это замечание довольно странным.
– Жаль, что у меня не сохранилась губная гармошка, – произнес в ответ Верзила Билл. – Что-то уж больно скучные речи мы ведем перед сном, какие-то однообразные.