Текст книги "Константин Заслонов"

Автор книги: Леонтий Раковский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 11 страниц)

VII

Заслонов собирал силы.

Весь март ушел на пополнение и укрепление отряда.

Походив по деревням, заслоновцы увидали, какой любовью к Родине и ненавистью к фашистским захватчикам горит советский народ. Грабежи и насилия, виселицы и тюрьмы, угон молодежи в рабство в Германию – всё это звало к борьбе, к сопротивлению наглому врагу.

Народ поднимался. Сопротивление росло и крепло от день от дня. Из-под Витебска, Лепеля, Рудни – отовсюду шла молва о партизанских отрядах.

По рассказам местных колхозников, в лесах ближайших районов уже действовали отдельные, не связанные между собою, группы народных мстителей.

Там партизанами командовал какой-то «лейтенант с усиками», в другом месте – колхозник Денис, в третьем – районный киномеханик.

Секретарь райкома Ларионов предложил Заслонову объединить все эти партизанские группы под своей командой.

Отряд Заслонова рос.

Слух об отряде дяди Кости уже катился по Оршанскому, Сенненскому, Богушевскому районам.

Стояли теплые весенние дни. В канавах, не смолкая ни на минуту, шумела вода. Над оттаявшими, влажно-черными полями звенела ликующая песня жаворонка. Снег небольшими пятнами белел кое-где в кустах и лощинах. Проселочную дорогу окончательно развезло – ни пройти, ни проехать.

Женя Коренев и Леня Вольский шли в деревню Залужье к своему связному Остапу Крупене, бывшему колхозному бригадиру, за новыми данными о фашистских гарнизонах в Сенно, Смольянах и Богушевске.

Вся семья Крупени – жена, семнадцатилетняя дочь Галя и двенадцатилетний Юрка – помогала партизанам.

Немцы в Залужье не стояли. Но всё портил староста: он недолюбливал Остапа, чувствуя в нем врага.

Женя и Леня только к ночи едва дотащились по грязи до Залужья. Хата Крупени стояла на краю деревни.

Партизан здесь уже ждали: глиняный черепок, висевший на заборе, – условный знак – показывал, что в хату можно входить смело.

Узнав у Крупени все новости, партизаны хотели было пускаться в обратный путь, но хозяева уговорили их остаться переночевать.

– Переночуйте, отдохните – куда там итти! – убеждала хозяйка.

– Ночью по такой дороге какая ходьба! Только ботинки совсем разобьете да измучитесь понапрасну, – резонно говорил Остап.

Отправляя их на разведку, дядя Костя не ставил им условия обязательно к утру вернуться назад, – слишком тяжела была дорога по непролазной грязи.

И друзья заночевали.

Так приятно было лечь спать, хотя и не раздеваясь, но лечь на сено, а не на колючие еловые ветки! Так приятно чувствовать под головою не слежалый, пахнущий плесенью, жесткий ком старой соломы, а настоящую мягкую подушку!

Проснулись разведчики с солнцем. Их разбудил горластый хозяйский петух, каким-то чудом уцелевший от прожорливых фрицев.

Женя и Леня встали бодрые, полные сил и пошли умываться.

Хозяйка усадила их за стол подкрепиться на дорогу.

Друзья кончали завтракать, когда в хату вбежал перепуганный Юрка, которого отец послал узнать, что слыхать на другом конце деревни.

– Староста идет с двумя солдатами! Уже около Сымонихи! – залепетал испуганный Юрка.

Женя и Леня выскочили из-за стола, невольно хватаясь за пистолеты и гранаты.

– Товарищи, погодите! – кинулся хозяин.

Он открыл дверцу в подполье, которое было устроено с боку у печки.

– Лезьте сюда!

Раздумывать было некогда: отбиваться от фрицев – значит, провалить своего связного. Женя и Леня прыгнули в темную яму, где лежала картошка и другие овощи. Дверца захлопнулась над их головой.

– Попались! – плюнул с досады Леня.

– Ти-ише! – зашептал Женя.

В это время по полу что-то протащили, и над их головами какая-то вещь мягко стукнула о дверцу. Закрылись последние узенькие щелочки света. В подполье стало еще темнее, а голоса наверху – приглушеннее.

«Опрокинули мешок с зерном, закрыли подполье», – сообразил Женя.

Вслед за этим раздались шаги и послышались голоса.

– Пришли!

Они стали прислушиваться к тому, что́ происходит наверху.

– Ну, хозяин, подавай самогону! – глухо донесся чей-то низкий голос.

– Наверно, староста, – подумал Женя.

– Откуда у меня самогон? – спокойно ответил Крупеня.

– Давай по-хорошему, а то искать начнем, хуже будет.

«Сейчас всё перероют. Обнаружат нас. Придется рубануть их», – подумал Женя.

– Ищите, – ответил равнодушно Крупеня.

– Какой у нас самогон? – волнуясь, заговорила хозяйка.

Ее голос слышался отчетливее всех, – видимо, она сидела возле мешка.

– Вот что выдумали: «самогону»! Мы же не гнали!

– Не хотите угостить, сами найдем! – сказал тот же низкий голос.

И по хате заходили. Слышно было, как открывали шкапчик, как лазили на печь.

«Сейчас, сейчас»…

Что-то лопотали солдаты. Женя уловил только одно:

– Шнапс, шнапс!

Рука крепко сжала пистолет.

Крупеня отвечал всё тем же бесстрастным тоном.

Потом все вышли – очевидно, направились шарить в чулане и на чердаке.

Голоса на некоторое время затихли.

Но вот опять над головой затопали шаги – непрошеные гости вернулись в хату.

– У тебя самогонка бывала! – сказал низкий голос.

– А теперь нет.

– Когда была, мы в хате не держали, – вдруг прозвенел тоненький голосок Юрки.

– А где?

– На гумне, в стогу.

– А ну, веди посмотрим, не осталось ли там чего!

И опять наверху настала тишина.

«Молодец, Юрка: догадался увести проклятых!»

Женя провел рукою по вспотевшему лбу, шее. Впервые схватился: кепка-то осталась на лавке.

И вдруг над головой зашуршало, дверца поднялась, сверху посыпалось какое-то зерно, и друзья увидали бледное от испуга лицо хозяйки:

– Пошли на гумно. Лезьте скорее на чердак, – там уже смотрели!

Женя и Леня одним махом выскочили наверх, кинулись на чердак. В сенях, у маленького оконца, сторожила Галя, – она смотрела на гумно. Женя глянул из-за ее плеча. У небольшого стога сена стояли Юрка, отец, староста и два солдата. Фашисты ретиво кололи сено штыками.

Женя взобрался за Леней по лестнице на чердак. Тут было не то, что в тесном подполье, – есть где развернуться. Возле длинной печной трубы стояли прялки, разобранные кросна. На веревке висели сухие, прошлогодние веники.

Друзья легли на песок потолочного настила за лежак трубы, как за бруствер, и приготовились к бою.

С улицы донесся плач Юрки.

– Говори, щенок, где? – кричал всё тот же низкий голос.

– Я же сказал, что нет.

– А где?

– Нигде у нас нет!

«Вот подлюга, паренька трясет!» – стиснул зубы Леня.

Голоса стали приближаться к дому. Еще раз подошли к хате. Солдаты что-то недовольно говорили, но уже уходили прочь.

Бедный Юрка продолжал всхлипывать.

– Товарищи, где вы?

На лестнице показалась голова Крупени.

– Мы тут, – встали друзья.

– Ушли проклятые! Слезайте, будем кончать завтракать. Есть еще клецки с салом!

– Да ну их! – махнул рукой Вольский.

Когда спустились вниз. Женя обнял заплаканного, но сияющего Юрку.

– Молодец. Юрка! Сообразил!

– Откуда они взяли, что у нас самогон? – спросила Галя.

– Пьяницы. По всей деревне ищут, – ответил отец.

– У тебя же была одна бутылка, – почему ты им сразу не отдал, чертям этим? – сказала Остапу жена.

– Хватит им и сала, что взяли. Килограммов пять было. А самогонка есть, я бы ее отдал, – пропади они с ней вместе! – да бутылка стоит вот где! – топнул ногой по дверцам подполья Остап. – В углу за кадкой!..

– Как они наших шапок не увидали? – спросил Вольский.

– У Жени кепка – ее прятать не надо, а на вашей железнодорожной я сидела, – покраснела Галя и, смеясь, протянула Лене порядком измятую фуражку.

– Э, ничего, – она всякое видела! – ответил Леня.

К вечеру друзья благополучно вернулись в отряд.

VIII

Заслоновцы уже обстрелялись в мелких повседневных стычках с фашистами и приобрели кое-какой боевой опыт.

Дядя Костя решил, что настало время провести более значительную операцию.

Хотелось помериться силами с хорошо вооруженным военным гарнизоном, а не разрозненными группами фрицев или отрядами полицейских.

– А то получается, что мы бьем полицаев да отдельных офицеров. Совсем, как в фашистской считалке: «Айн-цвай – полицай, драй-фир – официр!» – шутил Константин Сергеевич.

Штаб остановил свой выбор на гарнизоне, охранявшем железнодорожный мост на пятьдесят втором километре линии Витебск – Смоленск.

Разведчики Алеся собрали о нем точные данные.

Гарнизон насчитывал тридцать фашистов с двумя станковыми пулеметами и одним минометом.

Мост с обеих сторон защищали дзоты. Земляные откосы были опутаны несколькими рядами колючей проволоки, на которую фрицы навесили пустых консервных банок и жестянок. При малейшем прикосновении к проволоке вся эта «посуда» поднимала неистовый трезвон.

На правом берегу реки, под откосом, стояла казарма гарнизона. От нее вверх на мост вела длинная деревянная лестница.

Заслонов подробно и точно разработал план атаки и познакомил с ним всех своих бойцов.

Прежде всего, партизаны прерывают связь с ближайшими станциями: Богушевской – с одной стороны и Стайками – с другой стороны.

И хотя фашистские поезда уже избегали ходить ночью, но, на всякий случай, партизаны минировали с обеих сторон железнодорожное полотно.

Затем десять партизан с одним пулеметом под командой Нороновича занимают опушку леса на левом берегу, против казармы гарнизона. Оттуда можно будет держать под пулеметным обстрелом лестницу, ведущую от казармы на мост.

Когда главные силы Заслонова начнут обстреливать мост, фашисты поспешат из казармы по лестнице на помощь караулу. Тут Норонович и преградит им дорогу пулеметным огнем.

Фашистский миномет, конечно, станет нащупывать пулемет Нороновича, и тогда Заслонов должен взбежать с остальными партизанами на мост и забросать миномет и дзоты гранатами.

В день, назначенный для атаки, партизанская разведка вела наблюдение за мостом с утра.

К своему исходному рубежу ушел заранее Норонович. Главные силы со вторым пулеметом выступили под вечер.

В лагере осталось четверо: Марья Павловна, двое больных партизан и дед Куприянович, которого дядя Костя назначил комендантом лагеря.

Уже было темно, когда группа со всеми предосторожностями подошла к мосту и расположилась справа от него.

Вечер был теплый. Где-то мирно квакали лягушки. Звенели и немилосердно жалили комары.

Заслонов волновался, как тогда, когда впервые взялся деповскими силами производить сложный подъемочный ремонт громадного «ФД».

Как-то будут держать себя в открытом бою его железнодорожники?

Он наблюдал за товарищами. Деповцы по виду бы спокойны.

В двадцать два часа фашистский патруль, хотя и не так беспечно, как проходил месяц тому назад, но всё-таки не чуя опасности, прошагал по полотну к мосту, возвращаясь с обхода.

В двадцать два часа двадцать минут обе подрывные группы должны были с двух сторон заминировать железную дорогу и порвать фашистскую связь.

В двадцать два часа тридцать минут начиналась атака.

Минутная стрелка дошла до шести.

Заслонов дал знак.

Партизаны начали перебегать от опушки к самой колючей проволоке и встали, скрытые насыпью. Затем на полотно полезли Коля Домарацкий и Леня Вольский. Они первые открыли стрельбу по часовым на мосту.

Заслонов не успел оглянуться, как мимо него наверх проскользнул Женя, – он не мог отстать от друзей.

Тишину апрельского вечера разорвали выстрелы.

На мосту поднялся переполох. Ударили в рельс – часовые били тревогу. И тотчас же заговорил фашистский пулемет: он бил по трем партизанам, укрывавшимся за рельсами.

В ответ на это с противоположного берега застрочил пулемет Нороновича. Видимо, гарнизон попытался бежать наверх, на выручку своим.

Фашистский миномет тоже вступил в дело – открыл огонь по группе Нороновича. Мины с воем неслись в лес.

Фрицы были введены в заблуждение: теперь они думали, что главные силы партизан наступают со стороны Богушевска.

– Пулемет наверх! – скомандовал Заслонов.

Пулеметчики вымахнули с пулеметом на насыпь и ударили по минометчикам с тыла.

Миномет смолк. Огрызался только пулемет.

Партизаны бросились вперед: «Ура-а!»

Заслонов узнал голос Жени, – адъютант был впереди.

Дядя Костя побежал вместе со всеми.

Фашистские пули свистели вокруг.

В дзот полетели гранаты, – он замолчал.

Пулеметный расчет второго дзота, который был обращен в сторону Богушевска, сам прекратил стрельбу, – фашисты кинулись наутек.

Гарнизону некуда было деваться. Проволочное заграждение, спускавшееся до самой реки, отрезало им дорогу.

Партизаны расстреливали фашистов сверху. Казарма горела.

Взвод Нороновича был уже на мосту. Партизаны собирали трофеи и минировали мост.

Гарнизон был истреблен.

Заслоновцы стали поспешно отходить, – мост должен был вот-вот рухнуть.

Дядя Костя прыгал с насыпи последним.

Вслед раздался сильный взрыв: вверх полетели какие-то доски, камни. Мост рухнул.

Партизаны Заслонова выдержали с честью первый бой с гитлеровской регулярною частью.

IX

Однажды утром к заслоновским постам прибежал связной Петька, мальчик из деревни, расположенной у самой железной дороги.

– Мне надо к дяде Косте! – запыхавшись, выпалил он.

Петьку привели к Заслонову.

– Дядя Костя, из Богушевска приехали на машинах. Будут прочесывать лес.

– Много приехало? – спросил Заслонов.

– Много-много. Полная деревня. Будут прочесывать.

– Так, так. Прочесывать, говоришь? – машинально переспросил Заслонов, думая чем-то своем. – Ну, молодец, Петрусь, спасибо! Беги, брат, домой! – хлопнул он по плечу расторопного паренька.

– Придется отойти? – вопросительно посмотрел на Заслонова Лунев.

– Это первая атака фашистов – и сразу отходить? – Черные брови Заслонова совсем сошлись у переносья. – Не резон! Запомните, товарищи: без боя не будем отдавать  н и  о д н о г о  пункта! Пусть фашисты боятся нас, а не мы их! Подводы с припасами немедленно отправить в сторону Сенно. В Куповатский лес. Где Куприянович? Пускай дед командует обозом! А мы будем гостеприимными, – встретим гостей у порога!

Разведка тотчас же поспешила навстречу врагу. Сзади за нею цепью двинулись партизаны.

В лагере остался с обозниками Куприянович. Дед неторопливо, по-хозяйски укладывал партизанские пожитки, собираясь в дорогу.

Когда Заслонов, уходя, оглянулся, он увидал, как Марья Павловна Птушка, покраснев от натуги, тащила к подводам большой чугунный котел.

План Заслонова был такой: партизаны встречают фашистов в двух километрах от своей базы – у лесной прогалины. Завязывают с ними перестрелку, задерживают их, чем дают возможность Куприяновичу уехать подальше. Потом с боем, медленно отходят к лагерю. Хотя партизан вдвое, а может быть и втрое, меньше, чем фрицев, но на их стороне преимущество: здесь знакома буквально каждая тропинка, каждый кустик, а оккупантам всё внове.

Подходя к партизанскому лагерю, они невольно на какое-то время должны будут задержаться. В этот момент заслоновцам надо оторваться от врага.

Все пулеметы Заслонов сосредоточил на своем левом фланге, потому что справа партизан защищало болото.

Заслонов шел с пистолетом в руке. Старая ватная куртка была распахнута, пограничная фуражка сдвинута на затылок.

Подошли к прогалине. Залегли.

Вскоре вернулась разведка. Алесь доложил командиру:

– Идут!

Но уже и без доклада было ясно, что фашисты близко: в лесу стоял шум и треск, слышались голоса фрицев, свистели одиночные пули. Фашисты, не видя врага, палили в белый свет, как в копеечку.

Они довольно беззаботно высыпали на прогалину. И в ту же минуту заслоновцы ударили по ним из автоматов и винтовок. Несколько солдат упало. Фашисты отхлынули назад и залегли.

И тотчас же, словно заикаясь, но всё-таки быстро-быстро залопотал пулемет. Началась перестрелка.

Фашисты засы́пали пулями. Весенний лес дрожал от выстрелов.

Партизаны стреляли реже, – приходилось беречь патроны.

Заслонов стоял за вывороченным корневищем громадной сосны. Женя Коренев лежал неподалеку за толстым пнем. Он неторопливо стрелял, старательно прицеливаясь.

Однажды, перезаряжая винтовку, Женя мельком взглянул на дядю Костю. Заслонов увидал: лицо у Жени было возбужденное, голубые глаза глядели весело, без страха.

«Молодец, не робеет!» – подумал Константин Сергеевич.

Перестрелка продолжалась около часу. Куприянович с его мешками и горшками ушел уже очень далеко.

Фашисты попытались обойти левый фланг Заслонова, на котором был комиссар, но партизанские пулеметы отбили их.

Наконец Заслонов приказал отходить – нечего было зря терять патроны. Партизаны, отстреливаясь, отходили.

Вот и знакомые, обжитые шалаши, мятая, истертая солома, ломаные розвальни, потухший костер.

Пока фашисты палили по пустым шалашам, покрытым побуревшей хвоей, несмело приближались к ним, ожидая засады, заслоновцы быстро оторвались от врага.

X

Под вечер отряд Заслонова подошел к условленному месту – Великому Селу.

Не доходя до деревни, заслоновцев встретила Марья Павловна. Она сама попросила у Куприяновича выйти навстречу отряду. Марья Павловна очень беспокоилась за мужа. Иван Иванович никогда не держал в руках ружья: в армии не служил, охотником не был; а тут нате – пошел в бой! Увидев мужа живым и невредимым, Марья Павловна расцвела.

– Немцев ближе Смольян нет. Мы стоим туда дальше, в лесочке, вон там, возле Рая, – говорила она Заслонову.

– Только возле Рая? А мы поведем вас в самый рай, – пошутил Заслонов.

Отряд, минуя деревни Великое Село и Рай, вошел в большой Куповатский лес и расположился в нем. Дорог в лесу не было. Только на противоположной его стороне через деревни Утрилово – Куповать – Кузькино проходила проселочная.

Принялись обживаться на новом месте.

Весной устраиваться в лесу значительно проще, нежели зимой. Не надо рыть землянки: тепло и в шалаше. Не надо опасаться следов.

В Куповатский лес пришли из Орши Шурмин с несколькими железнодорожниками.

Заслоновцы с радостью встретили товарищей.

После первых приветствий Шурмин вынул из рюкзака новые, защитного цвета галифе и протянул их Константину Сергеевичу:

– Вот вам подарок от оршанцев!

– Спасибо, спасибо. Пригодятся нам, – сказал Заслонов.

Вечером он позвал к себе в шалаш Нороновича, которого назначил командиром одного из отрядов. У машиниста совершенно износились брюки: заплата на заплате.

– Возьми, Василий Федорович! – Заслонов протянул ему галифе, которое принес Шурмин.

– Дядя Костя, зачем? Так это ж вам… – замялся Норонович.

– Не разговаривай, бери! У меня еще целые, видишь, – указал он на свои железнодорожные черные штаны, вправленные в сапоги. – А ты – командир отряда, а ходишь в рваных! Бери, – приказал дядя Костя.

Нороновичу пришлось подчиниться.

Сюда же, в Куповатский лес, Иван Тарасович Ларионов прислал со своим связным радиста и рацию, доставленные через фронт.

Перед Заслоновым стояла высокая русая девушка лет восемнадцати.

Она четко отрапортовала, что прислана в распоряжение полковника Заслонова.

– Вот и чудесно! – просиял дядя Костя. – Наконец-то мы будем иметь прямую связь с «Большой землей». Получим взрывчатку, боеприпасы…

– Будем регулярно слушать сводки Информбюро. Сможем своевременно обо всем оповещать население, – развивал свои планы комиссар Алексеев.

– Вас как зовут? – спросил Заслонов.

– Валя.

– Вы будете у нас с Марьей Павловной. Марья Павловна! – позвал Заслонов.

Марья Павловна поспешила на зов командира.

– Вот познакомьтесь – наша радистка, Валя. Поступает на ваше попечение.

– Здравствуйте, Валечка! – пожала ей руку Птушка. – Вы, вероятно, хотите покушать, отдохнуть?

– Нет, спасибо! Прежде всего я хочу посмотреть, как наша рация…

– Правильно! Дело прежде всего! – похвалил дядя Костя.

Ему хотелось поскорее связаться с «Большой землей».

– А ну, ребята, помогите!

Женя и Леня только и ждали этого.

– На месте они помогут, а вот как будет в походе, когда по болоту шлепать придется? Кто понесет всю эту музыку? – пошутил Норонович.

– А что в походе? Никого просить не станем, донесем куда надо! – откликнулся с елки Леня.

С их помощью Валя быстро натянула антенну и через несколько минут уже выстукивала позывные.

С этого дня у Заслонова наладилась регулярная связь с «Большой землей». Теперь Заслонов получал задания от штаба и мог согласовать свои действия с операциями Советской Армии.

А комиссар мог своевременно распространять среди окрестного населения сводки Информбюро и чаще проводить беседы о том, что делается на «Большой земле» и как вся Советская страна дает отпор гитлеровским захватчикам.

XI

После теплого, благостного апреля настал холодный май. Куда девались и солнце и тепло! Грязно-серые тучи затянули небо, полил дождь, стало холодно и неуютно.

– «Май, май – коню сена дай, а сам на печь удирай!» – ежась под холодным ветром, вспоминал старую белорусскую поговорку дед Куприянович.

– Когда цветет черемуха, всегда холод, – прибавил Птушка.

Но от этих верных народных замечаний партизанам не становилось легче. Все ходили нахохлившись, в сырой, непросохшей одежде.

В один из таких непогожих дней вернулись из разведки Алесь и Сергей Пашкович.

Вместе с ними явился на базу молодой курносый парень в плащ-палатке и лихо сидящей на голове пилотке. Был он среднего роста, чуть повыше Алеся.

С обоих разведчиков текло. Зимняя шерстяная кепка Алеся утратила всякие очертания – сморщилась, как старый обабок. Брюки были мокрехоньки, ботинки – в грязи.

Не в лучшем виде предстал перед командиром соединения и Сергей. Сухими у них обоих оставались лишь автоматы.

А курносый паренек производил впечатление сухого, хотя и пилотка и плащ-палатка почернели от дождя.

Заслонов с комиссаром и начальником штаба стояли у землянки.

По выправке курносого, по его твердому шагу всем было ясно, что это кадровый военный. Заслонов нашел еще одно подтверждение: сапоги у незнакомца были чисты.

– Товарищ командир, разрешите доложить, – как-то особенно по-военному начал сегодня Алесь, останавливаясь перед Заслоновым.

Пока отряд состоял из одних железнодорожников, которые работали под начальством Константина Сергеевича не первый день и в представлении кого Заслонов так и остался командиром, дисциплина поддерживалась сама собою. Как и в депо, слово дяди Кости было для железнодорожников законом.

Но с тех пор, как в отряд начали поступать посторонние люди, для которых командир отряда Заслонов был совершенно незнакомым человеком, Константин Сергеевич стал строить свои взаимоотношения с подчиненными на военный лад.

В первые дни Заслонову, хотя по натуре и дисциплинированному и собранному, но всё-таки сугубо гражданскому человеку, были смешны все эти «разрешите обратиться», «есть» и прочее. Но очень скоро Заслонов понял, что в военной обстановке всё это является неотъемлемой частью дисциплины и что так удобнее и легче.

И теперь, слушая Алеся, Заслонов думал: «Молодец! Ишь навострился!»

– По вашему приказанию товарищ Коноплев доставлен! – браво доложил Алесь и отошел в сторону.

Курносый стоял перед Заслоновым.

Несколько дней назад один из связных передал Заслонову, что к нему хочет перейти небольшая группа партизан, базирующихся у них в лесу. Заслонов приказал вызвать к себе на базу командира этой группы. И вот теперь он стоял перед Заслоновым.

С первого взгляда Коноплев понравился Константину Сергеевичу; его открытое лицо располагало к себе.

«Бравый хлопец, не кисель! Не струсит, не сдаст».

Заслонов любил таких боевых.

Коноплев сделал шаг вперед, четко приставил ногу и, приветствуя, отрубил:

– Товарищ командир, старший лейтенант Коноплев прибыл в ваше распоряжение!

Заслонов протянул руку:

– Очень рад! В армии где служили?

– Командиром разведки.

– Добро!

Заслонов подошел к своим разведчикам, которые стояли в стороне.

– Что это, хлопцы, вы такие мокрые, а вот товарищ старший лейтенант вроде сухой? – улыбаясь, спросил Заслонов.

– Как не вымокнуть, когда целыми днями – из куста в куст? – нахмурился Сергей. – Это ведь, Костя, не на паровозе!…

– Константин Сергеевич, важно, чтоб разведчик вышел сухим из дела, а что у него брючонки мокрые, – это разведчику по штату положено! – бодро ответил Алесь, выжимая свою кепку. Из кепки текло что-то бурое. – По крайней мере хоть мазут деповский с себе смоем!

– А поглядите-ка, – не унимался Заслонов, – у товарища Коноплева сапоги и те блестят.

– У меня голенищ нет, нечему блестеть, – поднял ногу, обутую в солдатский ботинок, Алесь.

– А ведь и на старшего лейтенанта, поди, дождь лил. Не так ли? – обернулся Заслонов к Коноплеву.

– Точно товарищ Заслонов, кропил. Мои ребята вторую неделю под дождем мокнут, всё на ходу, нигде не приземлились окончательно. Но мокнем и как-то все не промокаем. Сами смеемся: настоящая «шестнадцатая непромокаемая дивизия…»

Все рассмеялись.

– А почему шестнадцатая? – спросил комиссар.

– Нас всего шестнадцать: пятнадцать бойцов и я, – ответил старший лейтенант.

– Ну, пойдемте, товарищ Коноплев, потолкуем чутеньки, – пригласил к себе в землянку Заслонов.

Алексеев и Лунев пошли вслед за ними.

Группа Коноплева была принята в заслоновское соединение. Коноплев к ночи привел своих молодцов в Куповатский лес.

Утром Заслонов поговорил с каждым из них.

У такого бравого командира и бойцы оказались соответствующие. Они были разных родов оружия и из разных мест: калининские, полтавские, московские, томские, ленинградские.

– Ну, располагайтесь, товарищи! – сказал Заслонов и пошел вместе с начальником штаба к себе.

К Коноплеву подошел командир заслоновской разведки – Алесь Шмель – со своим помощником Сергеем Пашковичем.

– Мы хотим попросить вас, товарищ Коноплев, побеседовать с нами. Вы разведчик старый, а мы еще мало опытные…

– Давайте! Давайте! – охотно согласился лейтенант.

Шмель привел его к шалашам разведчиков. Их тотчас же окружили партизаны.

– Ну что же сказать? Идя в разведку, прежде всего проверить оружие, снаряжение и собственные карманы, – начал Коноплев.

– Чтоб ничего не бренчало, – догадался один из разведчиков.

– Да, верно! Подходить к деревне…

– Не с концов, а с середины, – подсказал другой.

– Еще до того, как входить, – поправил Коноплев: – слушай, – лают ли собаки. Если лают, – значит, в деревне чужие люди…

– Фрицы приехали: «яйка, масло», – вполголоса, но так, что все услышали, вставил Сергей Пашкович.

Алесь недовольно покосился на товарищей.

– Но нехорошо, если уже не тявкает ни одна собачонка, – значит, нарочно всех собак заперли. Входить в деревню – тут уж правильно говорили – надо с середины, а к хате – со стороны огородов, где нет окон.

– Само собою!

– Конечно!

– Знаем! – раздались голоса.

– Входя в деревню вечером, держи винтовку или автомат как можно ниже к земле, чтоб издали не было, видно, что несешь. А войдешь в хату, не спеши закрывать дверь: а вдруг увидишь такое, что надо немедля назад. Пока нашаришь в полутьме в незнакомой хам щеколду, тебя и стукнут! Если понадобится где-либо у знакомого человека спросить дорогу, сразу не спрашивай ту, которая тебе нужна…

– Насчет этого мы уже ученые!

– Три-четыре спросишь…

– Верно!

– А вот, товарищ, скажи мне, – как надо итти по лесу, чтоб тихо было? – спросил подошедший Куприянович; не стерпело старое охотничье сердце.

– Итти мелкими шагами, – ответил Коноплев.

– Так, так. И главное, ребятки, идучи, не хватайтеся за сухой валежник и не трогайте пней. Пень часто гнилой. Тронешь его, а он и рассыплется, затрещит… А по болоту как? – хитро смотрел на лейтенанта дед.

Коноплев улыбнулся:

– В болоте надо итти с кочки на кочку.

– И по кустикам, сынок! Вот то-то! – гордо обвел всех глазами Куприянович. – Я, брат, – старый охотник, все знаю. Кабы мне годков полсотни скинуть, я бы пошел в дело…

– А если придется переходить речку или озерко, где надо, чтобы не услышали, – знаете, как итти по воде? – продолжал Коноплев.

– Э, товарищ дорогой, у нас озер и речек много! Под Лепелем тут все скрозь рыбаки, знают, как ходить по воде. Не раз с бреднем таскались. Идешь и ноги суешь по дну вот так, – показал Куприянович.

– Верно, дедушка. Как на лыжах идешь, так надо итти и по воде.

– Ну, на лыжах я, хромой, не ходок! – замотал головой Куприянович.

– Товарищи, а по компасу вы ходить умеете? – быстро спросил Коноплев, оглядывая всех.

Разведчики потупились.

– Как мышь по цимбалам, – ответил за всех Алесь.

– Зачем нам компас, если мы тут до самого Лепеля всё знаем! – сказал один из колхозников.

– А карту читать?

– Слабо ориентируемся, – признался Пашкович.

– Ну так вот, давайте и займемся компасом и картой. Это азбука разведчика, ее надо обязательно всем знать!

Куприянович не стал слушать дальше, шагнул в сторону.

– Антон Куприянович, куда же ты? – окликнул его Алесь.

– Вы молодые, учитесь. А старику зачем компас, если солнце есть? А карта – мне его карта больше голову закрутит! – махнул рукой дед и отошел от разведчиков, которые тесным кольцом окружили лейтенанта Коноплева.