Текст книги "Константин Заслонов"

Автор книги: Леонтий Раковский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 11 страниц)

VII

Как Женя ни пытался связывать проволокой ботинки, они развалились окончательно и с обеих сторон: с пятки и с носка. Конечно, если бы в них не играть в футбол, ботинки еще безусловно послужили бы, а так приходилось выбрасывать вон.

Работать же в депо без ботинок, когда кругом металл и тяжелые детали, было вовсе несподручно. Оставалось одно: надеть выходные, праздничные.

Женя так и решил. Он урвал утречком минуту и побежал домой переобуться.

С первого дня воины все деповцы жили на казарменном положении, и Женя впервые пришел домой.

Обрадованные мать, бабушка и сестра тотчас же принялись угощать его: поставили на стол молоко, приготовились жарить любимую Женей яичницу-глазунью.

Как ни отговаривался Женя, что он сыт, что в деповской столовой теперь кормят даже лучше, чем до войны, что ему некогда засиживаться – дорога каждая секунда, – всё-таки пришлось подчиниться.

Он переобулся, умылся и уже хотел сесть за стол, но это время на крыльце послышались шаги, и в квартиру постучались.

Женя распахнул дверь. В комнату вошли двое милиционеров – мужчина и женщина. Мужчина был лет тридцати пяти, женщина – моложе.

Бабушка, мать – Анна Ивановна, сестра – Катя и сам Женя смотрели с удивлением на непрошеных гостей: своих, оршанских, милиционеров они знали наперечет, а эти были совершенно незнакомые.

– Здравствуйте, товарищи! – козырнул мужчина. – Будьте добры, укажите нам дорогу на Красное. Мы милиционеры, ушли из Минска, который занят фашистами.

– Из Минска! – всплеснула руками Анна Ивановна.

– А на чем же вы приехали? – спросил Женя.

– Мы шли пешком, – ответил мужчина. А женщина только смотрела куда-то в сторону и как-то особенно сладко улыбалась.

– Садитесь же, пожалуйста! Отдохните с дороги! Минск ведь не близкий свет! – засуетилась бабушка.

Милиционеры стояли в нерешительности перед накрытым к завтраку столом.

– Садитесь, покушайте с дороги молочка, – предложила Анна Ивановна.

– Вот и яишенка готова, – несла бабушка на стоя сковороду с глазуньей.

Милиционеры переглянулись и сняли фуражки.

– Помойте руки с дороги. Вы же запылились! Мама покажи, где рукомойник! – обратился к матери Женя.

Милиционеры пошли за Анной Ивановной в коридор, где был рукомойник. Когда они вышли, Женя шепнул Кате:

– Беги в конвойную команду. Это шпионы.

Катя взглянула на Женю и, ни слова не говоря, юркнула в спальню.

Милиционеры, умыв руки, вернулись в комнату и сели за стол.

Бабушка и Анна Ивановна наперебой угощали путников и расспрашивали их о Минске, о войне.

Милиционеры расписывали ужасы бомбежек и пожара Минска, говорили, что не сегодня-завтра фашисты будут в Орше, что надо уходить.

Женя сидел возле милиционера, яичницы не ел, только пил молоко. Он плохо слушал, что говорят «гости», и ждал, когда же, когда придут красноармейцы.

И вот эта минута настала: дверь широко распахнулась и в комнату вошли четверо красноармейцев и лейтенант.

Бабушка и Анна Ивановна испуганно вскочили.

– Руки вверх! – сказал лейтенант, направляя на «милиционеров» наган.

Те послушно подняли руки вверх. Их заставили выйти из-за стола, обыскали, – кроме наганов в кобурах, другого оружия у «милиционеров» не оказалось.

Мужчина всё время ругался, доказывая, что это ошибка, что они милиционеры из Минска, и настаивал, чтобы тут же проверили их документы, но лейтенант не сдавался:

– Ступайте, там разберемся!

И обоих «гостей» под конвоем повели из дому.

Бабушка и Анна Ивановна были удивлены до крайности.

– Откуда ты взял, что это шпионы? – кинулись они к Жене.

– Видна птица по полету! Скоро узнаете, что я прав! – убежденно говорил Женя, собираясь уходить в депо.

– Женечка, а ты ведь так ничего и не ел. Съешь яишенки, вот осталась, – предложила Анна Ивановна.

– Что ты, мама! – вспыхнул Женя: – Чтобы я ел ту же яичницу, что и шпионы? Выброси ее вон!

– Верно, Женечка, верно! Я ее сейчас выкину в помойное ведро. А ложки кипятком ошпарю! – говорила бабушка, с брезгливостью собирая со стола.

Через час весь поселок знал: пол видом милиционеров оказались самые настоящие шпионы.

Женя был в депо героем дня. К нему подходили токари, слесаря, машинисты – просили рассказать, как он поймал фашистских шпионов.

Подошел и Заслонов.

– Почему они пришли к вашему дому? – спросил он.

– Дом Кореневых – самый крайний от поля – ответил за друга Леня Вольский.

– А как же ты, Женя, всё-таки догадался что это шпионы?

– Уж очень на них. Константин Сергеевич, всё было новенькое с иголочки. И сами говорят, – шли пешком из Минска. Это ведь двести девять километров, а на сапогах ни пылиночки. И лица не запылены, не усталые. Потом выговор: говорят по-русски чисто, но как-то очень уж старательно. А женщина эта сказала вместо «мед» – «миод». И самое главное, – очень они напуганы фашистами. Так советский человек не думает! Советский человек не боится фашистов! – горячо сказал Женя.

– Молодец! – хлопнул его по плечу Заслонов.

VIII

Советская Армия мужественно задерживала фашистские полчища, но фронт всё-таки приближался.

Дыхание войны обжигало Оршу, и железнодорожники оршанского узла уже попадали в бой.

В Борисове отличился машинист «ФД» – Толя Алексеев.

Он оказался со своим паровозом на станции Борисов в те часы, когда фашисты занимали город.

Все груженые поезда ушли. Оставался только один состав порожняка, который «ФД» должен был увести.

Через железнодорожный путь с визгом проносились снаряды: шла артиллерийская перестрелка между советской и фашистской артиллерией.

Но не это было препятствием для вывода состава.

В товарный состав, ушедший из Борисова, сразу же за железнодорожным мостом, попал фашистский снаряд. Несколько вагонов сгорело, а задние сошли с рельсов и стояли, наклонившись на соседний путь. Они почти загородили дорогу.

Пробиваться через такое препятствие было рискованно.

Но что же делать? Оставить свой родной комсомольский «ФД» врагу? Никогда!

В ушах Алексеева еще звучали слова товарища Сталина о том, чтобы не оставлять врагу ни одного паровоза, ни одного вагона.

Его бригада – помощник Пашкович и кочегар Белодед – тоже не допускали мысли, что можно уйти с паровоза.

– Поедем! Пробьемся! – уверенно говорили они.

И Алексеев решил ехать.

Он мчался со скоростью шестьдесят километров в час.

Страшный удар потряс паровоз. Сзади что-то трещало, крошилось, ломалось, но «ФД» несся вперед.

Мощный советский паровоз выдержал и это испытание.

Поцарапанный, с вмятинами на тендере, он всё-таки благополучно вывел из Борисова состав.

Когда Алексеев вернулся в Оршу, Заслонов, крепко пожав ему руку, сказал:

– Молодец, Толя!

Алексеев улыбнулся и ответил:

– Не я молодец, а советский «ФД»!

В Орше уже шла эвакуация. Мосты через Днепр и Оршу были заминированы. Учреждения уезжали на восток.

Спешно эвакуировалось и депо: Заслонов получил приказ начальника Западной железной дороги.

Рабочие снимали станки, подъемные краны и прочее ценное оборудование цехов. Заслонов мобилизовал всех работоспособных членов семей железнодорожников, – они выносили из складов и грузили в вагоны запасные части.

– Товарищ Сталин не случайно упомянул про Оршу. Он помнит о нас, он надеется на нас. Не оставлять врагу ни одного станка, ни одного болта! – говорил Заслонов товарищам.

Он обходил деповские закоулки и заставлял погружать всё до самой малейшей детали.

В напряженной, лихорадочной работе прошла неделя.

Депо с каждым днем всё больше и больше пустело.

К вечеру 11 июля все деповские и станционные сооружения стояли пустыми. Заслонов успел вывезти всё до последней тормозной колодки. На территории депо оставался лишь остов никуда не годного «ФД», который был поврежден фашистами во время последней бомбежки.

В субботу 12 июля из Орши еще отправился поезд с разной деповской мелочью, а вечером собирался уходить последний пассажирский, эвакуировавший железнодорожников. Станция Орша уже находилась в ведении военного коменданта.

На всем обширном пространстве оршанских путей стоял только единственный небольшой состав: один классный и два товарных вагона саперов-подрывников.

Заслонов всю эту неделю спал еще меньше, чем предыдущую, и теперь валился с ног от усталости.

Отправив товарный состав, он лег тут же, в нарядческой, на лавке. Все телефоны были сегодня сняты и уже отправлены по направлению к Смоленску, а потому Заслонов спокойно проспал несколько часов.

Его разбудил Чебриков:

– Вставайте, Константин Сергеевич, собирайтесь! Минут через сорок отправляемся. Слышите, как гремит?

Заслонов поднялся. Уже вечерело. Орудийная канонада, несколько дней глухо доносившаяся до Орши, сегодня стала слышна совершенно отчетливо.

– Не задерживайтесь, не опоздайте! – сказал ему, торопясь из нарядческой, Чебриков.

– Я только за вещами схожу, – ответил Заслонов.

А в уме вдруг мелькнула иная мысль: «А что если в самом деле поехать не с пассажирским поездом, а с  п о с л е д н и м, с подрывниками?»

Константину Сергеевичу было больно оставлять врагу свое депо. Ему хотелось собственными глазами убедиться в том, что саперы подорвут мосты, водоемное здание, эстакаду и что фашистам достанутся руины, а не депо Орша.

Заслонов пошел собираться в дорогу.

С момента отъезда семьи он за всю прошедшую неделю ни разу не заглянул к себе в осиротевшую квартиру.

Теперь он шел, и волнение охватывало его.

Константин Сергеевич прекрасно знал, что дом пуст, но невольно ускорял шаг, словно кто-то ждал его там, в этом небольшом домике.

Но никто не встречал Заслонова у крыльца. Он открыл ключом дверь и шагнул в комнату.

В непроветривавшихся, нагретых солнцем комнатах стояла духота. На подоконниках валялись дохлые мухи.

Заслонов снял со стены рюкзак, вынул из комода белье, отложенное женой. Подошел к письменному столу. Все фотографии жена увезла, на стене висели пустые рамки.

Пересмотрел книги. Положил в рюкзак «Вопросы ленинизма» и томик Пушкина. Сел у стола и стал смотреть содержимое ящиков.

Слева лежали инструменты: гаечные ключи, молотки, плоскогубцы, стамески, напильники. Так недавно всё это было нужно, а теперь его красный «Промет» уже передан в армию.

«Это всё ни к чему!»

Константин Сергеевич захлопнул ящик.

Справа помещались шахматы, краски, кисточки, стояли флаконы с тушью. Он с грустью глянул на всё.

«Не до этого!»

Открыл средний ящик. Тут лежали разные бумаги и бумажки – квитанции об уплате за квартиру, старые письма. Пересмотрел всё, – не смогут ли чем-нибудь воспользоваться фашисты. Кое-что порвал. Невольно задержался на письмах. Вот от матери из Мурманска, вот от дяди Коли из Ленинграда, вот от друга юных лет, веселого Геннадия Ипполитовича.

Прошлое…

Взял в руки старую записную книжку – еще из Рославля, когда служил там ТЧ. Полистал ее и хотел уже бросить назад, в ящик, но остановился на одном листке. Его рукою было четко написано:

«Три желания:

1. Хочу увидеть и услышать не по радио, наяву И. В. Сталина.

2. Хочу быть инженером по образованию, предварительно поездить, до учебы, 1,5 сода на «ФД» машинистом и обязательно на «ИС» – обязательно.

3. Стать настоящим, хорошим, идеологически выдержанным, в полном смысле слова большевиком.

И все три желания мои, по-моему, осуществимы. Это будет, если я буду честен, чуток, внимателен и классово бдителен. В настоящее время я своей работой не удовлетворен, потому что я техник 2-го разряда, а несу работу инженера, – это мало. Работать я могу и умею, и не было ничего, чтобы у меня не выходило.

29/XII 1936 г.».

Константин Сергеевич задумчиво сунул книжечку в боковой карман тужурки.

Со станции донесся призывный гудок, – поезд собирался уходить. Заслонов даже не пошевелился.

Он просидел так довольно долго. Потом встрепенулся.

Сложил в рюкзак всё, что брал с собою, и пошел к выходу. На пороге остановился, оглянулся назад, словно за тем, чтобы сильнее запечатлеть в памяти это разоренное гнездо, из которого его и семью выгонял наглый враг.

А сколько тысяч таких гнезд уже разорено! Сколько крови и слез, сколько бескрайнего горя несут с собою фашисты!

Возмущение и гнев охватили Заслонова. Он круто повернулся к выходу.

«За все наши муки… За всё заплатим!» – думал он.

У Заслонова с детства была эта ярость. По натуре спокойный, уравновешенный, он умел сдержать себя. Но если какое-либо сильное чувство захватывало его, Заслонов отдавался этому чувству целиком.

В детстве Константин Сергеевич рос недрачливым мальчиком. Однако стоило кому-либо из товарищей вывести Костю из равновесия – обидеть, оскорбить, как он бросался в бой, не глядя на то, что обидчик старше и сильнее его.

И часто случалось так, что в мальчишеской драке перед его напористостью отступал более сильный противник.

Теперь Заслонова охватила лютая ненависть к наглому врагу, который терзал его Родину. И он решил драться с ним не на жизнь, а на смерть.

– Ничего, наше дело правое! Разобьем! – невольно сказал он вслух и открыл выходную дверь на крыльцо.

На крылечке спокойно сидел Женя Коренев. За плечами у него болтался тощий рюкзак.

– Ты как здесь? Ты разве не уехал? – удивленно спросил Константин Сергеевич.

Женя встал.

– Катя уехала, а я незаметно остался… Я не хотел без вас… – смущенно процедил Женя, ковыряя ногтем перила.

– Ладно! – горько улыбнулся Заслонов: – Поедем и мы! Пошли! – приказал он.

Солнце уже зашло. В вечернем воздухе еще отчетливее доносились со стороны Борисова орудийные раскаты.

Привокзальный поселок казался совершенно вымершим: на улицах не было видно ни души. Кругом стояла какая-то настороженная, гнетущая тишина.

Так же необычайно тихо и безжизненно было на путях узла. Не светились уютные огоньки стрелок, не слышалось бодрой переклички маневровых паровозов и рожков стрелочников.

На просторах оршанских путей одиноко затерялся небольшой состав подрывников.

Заслонов и Женя шли, не говоря ни слова. Заслонов – впереди, Женя – немного сзади. Они ступили на перрон. Их шаги гулко отдавались в тишине.

Заброшенным, нежилым стало огромное здание вокзала. Сквозь раскрытые настежь двери чернели пустые залы с окнами, заделанными фанерой.

Саперы возились у водокачки.

Константин Сергеевич пошел в комнату дежурного по станции, откуда слышались голоса: кто-то говорил по полевому телефону.

Навстречу ему вышли комендант и саперный капитан.

– Что опоздали? – увидев ТЧ, спросил комендант.

– Решил уезжать с вами. Может быть понадобится моя помощь.

– Добро! Как и полагается, командир уходит последним.

– Что ж, нам только лучше: авторитетный консультант на месте, – прибавил саперный капитан. – А это кто с вами? – спросил он, глядя на Женю.

– Это мой… – немного запнулся Заслонов, – мой адъютант, Женя Коренев!

– Хорошо! Пойдемте, товарищи, вы нам поможете! – сказал саперный капитан.

И все направились к водокачке.

«Вот теперь водокачка упадет непременно! И даже очень скоро упадет!» – подумал Заслонов, невольно вспомнив слова дочери.

IX

Последние поезда, вышедшие из Орши, не дошли до Вязьмы. Враг, заметив скопление эшелонов на линии Смоленск – Вязьма, выбросил восточнее Ярцева парашютный десант.

Десант повредил железнодорожный путь. Несколько десятков поездов, шедших друг за другом на Москву, было задержано.

Когда поезда остановились, Заслонов кинулся в самую голову составов. Он подходил к каждому паровозу и говорил бригаде:

– Хлопцы, не тушить и не оставлять паровозов! Прорвемся!

К счастью, погода стояла пасмурная, нелетная. Появилась надежда на то, что десант не получая подкрепления, будет смят.

Поврежденный путь кое-как исправили, и нескольким передним эшелонам посчастливилось проскочить дальше. Но к утру погода опять прояснилась, фашисты сбросили подкрепления и снова разбили путь. Остальные эшелоны оказались отрезанными.

Из железнодорожников, успевших проскочить в Вязьму на поездах и пешком, часть была оставлена управлением дороги на месте, а часть – откомандирована в Москву.

В августе перевели в столицу и Заслонова – инспектором по приемке паровозов.

Приехав сюда, Константин Сергеевич узнал, что Раиса Алексеевна благополучно добралась с детьми до Москвы, а отсюда уехала с семьей своего брата в Ташкент.

В московском депо работало человек пятнадцать оршанцев. Они водили поезда до Вязьмы и Дорогобужа.

После того как фашисты заняли Белоруссию, Заслонов не находил себе места. Мирная работа на транспорте как-то уже не удовлетворяла его. Хотелось большего.

Разумеется, Заслонов понимал громадное значение железной дороги в деле обороны страны, но ему всё-таки хотелось бить врага своими руками, быть бойцом на самой передовой линии. Обычная деповская работа представлялась ему всё-таки далекой от борьбы.

Заслонову казалось, что все оршанцы должны были еще под Ярцевом уйти в партизаны и теперь громить фашистские поезда, рвать мосты.

Мысль о партизанской деятельности не давала ему покоя. Партизан-железнодорожник – страшная сила на вражеских путях. Кто лучше сможет организовать диверсии на транспорте, как не сам железнодорожник?

Как только Константин Сергеевич встретился в Москве с оршанцами, он сразу же рассказал им о своей мысли.

– Нам надо помочь Красной Армии отвоевать советскую землю. Мы должны это сделать. Организуем партизанский отряд, проберемся в тыл врага и будем пускать его эшелоны под откос. Сделаем так, как учит нас товарищ Сталин. Наша обязанность – создать невыносимые условия для фашистского транспорта в оккупированной Белоруссии!

Заслонов говорил с одним товарищем, с другим, и все поддерживали его.

– Действуйте, Константин Сергеевич, возглавьте всё, поговорите, с кем надо, а мы готовы! – отвечали ему оршанцы.

– Наш дядя Костя ярый. Если он что задумал, – обязательно добьется! – говорили о своем ТЧ паровозники.

Заслонов начал действовать.

Руководители Политотдела и Управления Западных железных дорог горячо поддержали его начинание.

Тогда Заслонов написал письмо Наркому товарищу Л. М. Кагановичу:

«Дорогой Лазарь Моисеевич!

Наша страна в огне. Жизнь требует, чтобы каждый гражданин, в ком бьется сердце патриота, кто дышит и хочет дышать здоровым советским воздухом, стал бы на защиту нашей Родины.

Я, начальник паровозного депо Орша Западной железной дороги, Заслонов Константин Сергеевич, прошу Вашего разрешения организовать мне партизанский отряд и действовать в районе от Ярцева до Баранович в полосе железнодорожных линий, станций и других железнодорожных сооружений.

Временно прошу 20—25 человек отборных «орлов» – храбрых паровозников, умеющих держать в своих руках не только регулятор, но и пулемет, владеющих артиллерийским делом, танком, автомашиной, мотоциклом и связью.

Я Вас заверяю от имени храбрых из храбрых, просящих меня передать Вам, что клятву партизан, присягу выдержим с честью.

…Головы своей зря не подставим, а, если придется, то будет она потеряна за Великую железнодорожную державу, за Родину, за Сталина!

К. Заслонов».

Товарищ Каганович, который давно знал и ценил Заслонова, поддержал его хорошую мысль создать партизанский отряд железнодорожников.

Решено было перейти с несколькими товарищами линию фронта, пробраться лесами и болотами в Оршанский район и там создать партизанский отряд.

В организационную группу Заслонов выбрал из оршанцев четверых: заведующего водоснабжением оршанского узла Петра Шурмина, двух машинистов – Толю Алексеева, который получил за борисовское дело орден Ленина, его напарника Нороновича – и слесаря комсомольца Женю Коренева.

Сначала он не думал брать Женю, – боялся, что пареньку будет не под силу такой необычный переход. Но Женя со слезами на глазах просил дядю Костю взять и его:

– Вы не смотрите, что мне семнадцатый год. Я худой, но жилистый! – говорил он. – А потом вы же сами сказали тогда: «Коренев – мой адъютант!» Ведь адъютант вам будет нужен! И в группе у вас нет ни одного комсомольца! – как последний, самый веский довод привел он.

Заслонов улыбнулся и согласился взять Женю.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

I

Два месяца пробирался Заслонов с товарищами по лесам и болотам во вражеский тыл.

Сначала стояла осенняя непогодь, моросил дождь, а потом ударили морозы. Приходилось ночевать под открытым небом. Нельзя было ни обогреться, ни обсушиться: разжечь костер – значит, привлечь внимание врага. Питались кое-как, всухомятку, а зачастую – впроголодь. Выходить из лесу приходилось нечасто: прифронтовая полоса кишела фашистскими войсками. Но когда заслоновцы появлялись в какой-либо деревне за продуктами или в разведке, население всегда радушно принимало их и помогало во всем.

Появление советского вооруженного отряда, направляющегося в глубокий тыл врага, производило на крестьян большое впечатление. Они уже три месяца жили под пятой оккупантов. Фашисты постоянно твердили им, что Красная Армия разбита, что Москва давно взята, что Советской власти уже нет, – а тут перед ними стоят большевики, которые идут из самой Москвы.

К половине ноября заслоновцы, измученные тяжелым, изнурительным походом, подошли к деревне Заполье. Отсюда до Орши оставалось не более тридцати километров.

В пути никто не мог бы сказать Заслонову, что́ делается в оршанском депо, а здесь выяснилось всё. В Заполье у Чебрикова жила родственница, которая бывала в Орше.

Оказалось, что оккупанты заставляют всех железнодорожников возвратиться на службу, так как у них не хватает своих специалистов.

Это известие натолкнуло Заслонова на мысль изменить весь план борьбы. Уходя из Москвы, он предполагал организовать в Оршанском районе партизанский отряд.

Теперь же возникал другой план, более дерзкий и смелый, но суливший в случае удачи прекрасные результаты.

«А что если устроиться всей группе непосредственно в Орше и здесь, на крупном железнодорожном узле, наносить удары по врагу? Уйти в лес партизанить – никогда ведь не поздно!»

Заслонов решил, что он и вся его группа должны явиться в Оршу и поступить на работу в депо.

Момент для возвращения оказался подходящим: многие железнодорожники, отрезанные осенью фашистским десантом у Ярцева, не вернулись в Оршу, а укрылись у родственников в окрестных деревнях, а теперь вынуждены были явиться к месту работы. Заслоновцы легко и свободно попадали в их число.

Вся группа одобрила план дяди Кости. Решили итти в Оршу не все вместе, а по одиночке и разными дорогами.

Только Константин Сергеевич шел с Женей, – думал на первое время остановиться у Кореневых: их дом был удобен, потому что стоял на краю улицы у самого поля.

– А что если оккупанты заняли ваш дом? – заметил Заслонов.

– Не займут! – поспешил успокоить Женя: – Он у нас маленький: две комнаты и кухня.

– Фашист – наглец, он не постесняется взять и последнюю комнату!

Шли они под видом плотников: Женя взял пилу, Константин Сергеевич – топор и рубанок. Внешний вид их соответствовал выбранной профессии. К тому же у Заслонова, не брившегося все эти месяцы, выросла длинная черная борода.

– Похоже, отец с сыном идут в город на заработки! – сказал, глядя на них, Шурмин.

– Он и вправду мой сын! – прижал паренька к своему плечу Заслонов.

Женя весь зарделся от удовольствия.

Не доходя до Орши, Заслонов и Женя закопали в лесу оружие, оставив себе только пистолеты «ТТ».

Со смешанным чувством подходили они к Орше. Было тяжело смотреть на свой город, занятый врагом, но в то же время всё-таки хотелось поскорее увидеть родные сердцу места.

Женя ждал встречи с матерью и бабушкой, а Заслонову не терпелось посмотреть, удалось ли фашистам исправить на станции и на путях то, что, по его указаниям, взрывали подрывники, уходя из Орши последними.

Было еще одно: хотелось увидеть врага вблизи.

Они заметили оккупантов еще до того, как ступили на оршанские улицы. У крайнего дома, на огороде, стояла группа военных в серо-зеленых шинелях. Они что-то рыли. Возле них бегала овчарка – громадный серый зверь. Увидев идущих по улице людей, овчарка сразу глухо залаяла и кинулась было к изгороди, но ее остановил властный оклик хозяина: прохожие не показались фашисту подозрительными.

– Двуногая собака глупее четвероногой, – тихо сказал Женя.

– Но двуногая опаснее, – не поворачивая головы, ответил Заслонов.

Они пошли по улице.

Вот и Орша!

Где-то за этими домишками и опустелыми огородами пробегали гулкие железнодорожные пути, откуда доносятся свистки паровозов.

Но до них еще так далеко!

– Только бы застать твоих дома! – беспокоился Заслонов.

– А куда им деться? Разве в живых уже нет…

На улице народу было мало. Им повстречалось лишь несколько женщин. Одна из них, жена помощника машиниста Пачковского, очень пристально посмотрела на Заслонова и Женю. Миновав ее, Заслонов слегка поверил голову, – Пачковская продолжала смотреть им вслед.

– Стоит и смотрит.

– Неужели узнала? – встревожился Женя.

– Всё возможно.

Когда они свернули в ту улицу, где жили Кореневы, Женя схватил Заслонова за руку:

– Часовой!

Против дома Кореневых, у школы, ходил с автоматом на груди часовой.

– А ты думал, – фашисты школу для белорусских детей откроют? – ответил Заслонов и продолжал спокойно итти к дому.

Часовой не тронул их, и они вошли в калитку. Бабушка оказалась дома, а матери Жени, Анны Ивановны, не было: она ушла к соседям. Когда Заслонов и Женя умылись и поели, бабушка собралась сходить за Анной Ивановной.

– Я закрою дом на замок, а вы ложитесь и отдыхайте с дороги, – сказала она и ушла.

Но Заслонов и Женя не стали отдыхать. Они ушли в спальню, завесили единственное окно, выходящее на огород, и принялись чистить свои пистолеты.

За этим занятием их и застали возвратившиеся Анна Ивановна и бабушка. Увидев оружие, женщины оторопели.

Когда после первых приветствий все уселись, бабушка сказала, боязливо косясь на пистолеты:

– И зачем вам эти револьверы, скажите на милость?

– Мы пробирались лесами и болотами. Без оружия как же итти? – ответил Заслонов.

Давеча он сказал бабушке, что пришел с Женей только вдвоем.

– Вывешено объявление: у кого найдут оружие, сразу – расстрел, – сказала бабушка, испуганно глядя на пистолеты.

– Кажется, фашисты неплохо расстреливают и безоружных, – усмехнулся Заслонов.

– Сохрани господи, найдут или узнают! – твердила бабушка в страхе.

– У нас не найдут! – уверенно ответил Женя, кончавший собирать вычищенный пистолет.

Он попробовал отвести ствол, – всё в порядке. И вдруг раздался выстрел. Пуля угодила в пол.

Все обомлели.

Бабушка в ужасе отшатнулась. Анна Ивановна сидела бледная, схватившись за голову руками. Сконфуженный Женя в недоумении смотрел на пистолет, не понимая, как это он мог выстрелить.

Заслонов криво улыбался.

Это длилось секунду. В следующую Заслонов, сидевший рядом с Женей, выхватил из его рук пистолет и поднялся.

– Надо спрятать. Могли услыхать выстрел!

Все очнулись от оцепенения и засуетились.

Куда спрятать пистолеты на случай обыска? Под кровать? На печь? В подполье?

Не годится!

Каждый старался придумать место понадежнее, а сам, в то же время, с тревогой прислушивался: не стучат ли, не ломятся ли уже в дверь эсэсовцы?

– Мамаша, давайте пустой котел! – живо сказал Заслонов бабушке.

Старуха осторожно шагнула на кухню, боязливо поглядывая на окно, в котором маячили голые сучья сирени. Она проворно достала из-под лавки котел. В нем была картошка.

– Высыпайте картошку на пол! – командовал Константин Сергеевич.

Он положил оба пистолета и обоймы с патронами, предусмотрительно завернутые в тряпку, на дно котла, а сверху засыпал картошкой.

– Ставьте в печь. Фашист жаден, картошка не сало, – на нее он не польстится!

Бабушка с опаской взяла котел и понесла его к русской печке, далеко отставив от себя, точно он обжигал ее.

Через секунду страшные пистолеты очутились в печке за заслонкой.

– Мама, выйди во двор, посмотри, как там! – попросил Женя.

Анна Ивановна накинула на плечи платок и вышла. Все молчали, с тревогой ожидая, что же будет. Женя не мог от огорчения и стыда поднять глаз: сидел красный, как рак. Анна Ивановна быстро вернулась.

– Всё спокойно. Должно быть, не слыхали!

– У нас тут кругом стреляют. Каждый день!.. – повеселела бабушка.

– Это, щука, тебе наука!.. Из-за глупости могли бы влопаться. Вперед надо быть осторожнее! – строго сказал Жене Заслонов.

– А всё-таки зачем смерть за собой таскать? Закопали бы лучше где-нибудь эти револьверы, – сказала бабушка, всё еще косясь на печь.

– В этих пистолетах наша жизнь, маменька, а не смерть! – ответил Заслонов.