Текст книги "Константин Заслонов"

Автор книги: Леонтий Раковский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 11 страниц)

Константин Заслонов

Героическим

                      белорусским

                                            партизанам

 
Партизаны, партизаны,
Белорусские сыны!
Бейте ворогов поганых,
Режьте свору окаянных,
Свору черных псов войны!
 

Янка Купала

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

I

Сегодня сам начальник депо – Константин Сергеевич Заслонов – осматривал приготовленный для промывки паровоз.

На стойле ожидал не какой-либо устаревший товарный «Щ», которого железнодорожники звали попросту «щукой», а быстроходный, новейший «ФД».

Вокруг него с молотком и мелом в руке неторопливо ходил, тщательно осматривая паровоз, приемщик наркомата, а Заслонов лазил где-то под паровозом в смотровой канаве. Его свеча медленно подвигалась вперед.

Заслонов стучал по гайкам и бандажам, как дятел, – пробовал, всё ли в порядке. За ним, пригнувшись, ходил высокий, быстрый Толя Алексеев, старший машинист «ФД». Заслонов указывал ему на все неполадки.

В цех из конторы вошла с бумагой и карандашом в руке курносая Вера Шмель.

Она смотрела по сторонам, видимо, разыскивая кого-то. Ближе всех к ней оказались два молодых слесаря, работавших у верстака, – Женя Коренев и его друг Леня Вольский.

Женя был светловолос, словно из желтой мели, а Леня – черен, коренаст и более крепок, чем Женя.

– Ребятки, а где дядя Костя? – спросила их Вера. («Дядей Костей» все деповцы звали заглаза Константина Сергеевича Заслонова.)

– Где ж ему быть, как не под паровозом, – живо ответил Коренев.

Вера смотрела, не понимая: под которым? В «промывке» стояло четыре паровоза.

– Вон, под «ФД», – вскинул на нее глаза Леня.

Вера пошла вперед.

Она осторожно обошла тележку для перевозки дышла, стоящую на самой дороге, и направилась к «ФД».

– До дяди Кости у нас был начальником депо Иван Васильевич. Его называли – «Иван Грозный». Так он никогда не подписывал ни одной бумажки в цехе. Обязательно неси в кабинет! – сказал Леня, работавший в депо не первый год.

– Дядя Костя не формалист, – согласился Женя. – Я видел: он пришел в кино, а к нему и там ребята подходят с разными делами…

– Что это сегодня дежурный по депо носится, как угорелый? – спросил Леня.

– Опоздал поставить на промывку «Щ».

– Почему?

– Не успел. Скопилось много паровозов.

– Ну, и достанется же ему от дяди Кости! Я схожу в инструменталку, – сказал Леня уходя.

Женя остался один.

А Вера ждала у паровоза.

Заслонов только что показался из смотровой канавы. Он вышел наверх и, протягивая руку машинисту Алексееву, вылезавшему вслед за ним, продолжал:

– Обратите внимание, товарищ Алексеев, на подбивку паровозных букс. Освежите подбивочку. Машина у вас в хорошем состоянии. Я доволен! Вы ко мне? – сказал он, увидев Веру.

– Да. Подпишите, Константин Сергеевич!

Заслонов подписал бумагу и пошел из «промывки» к себе в кабинет, – сбросить комбинезон, в котором лазил под паровоз. Начальник депо шел, хозяйским глазом глядя вокруг. Он сразу же увидел – по цеху плавал дым. Это надымил переносный горн.

На соседнем стойле, против «ФД», стоял с обдерганной обшивкой и измятыми подножками маневровый «О» – многострадальная «овечка».

Котельщики выпрямляли и заклепывали погнутые во время маневровой работы подкладки под буферные стаканы и начадили.

Заслонов недовольно сдвинул черные густые брови. Его карие, всегда спокойные глаза сердито вспыхнули.

– Откройте вытяжной зонт: ишь, надымили как! – сказал он, проходя мимо котельщиков.

Увидев Женю Коренева, Заслонов остановился у верстака.

Коренев был самым молодым слесарем в бригаде: ему только что пошел семнадцатый год. Он работал слесарем всего два месяца.

Константин Сергеевич любил Женю за расторопность и сметливость.

– Женя, у тебя завтра футбол? – спросил он.

Женя был капитаном юношеской футбольной команды депо.

– После обеда играем с городскими.

– А утро свободно?

– Свободно.

– Тогда приходи пораньше – обновим «жар-птицу»! – улыбнулся Заслонов.

– Непременно приду, Константин Сергеевич! – ответил ему вслед Женя.

II

Уже полтора часа работала вторая смена. В депо всё шло заведенным порядком, и Константин Сергеевич позволил себе сходить домой пообедать.

Вечер был тихий. Жара, точно нехотя, спадала. Заслонов шел и с удовольствием думал, что завтра будет такой же солнечный, радостный день.

Он всегда ходил через станцию.

Когда Константин Сергеевич прошел пути, мимо него с грохотом промчался шестнадцатый скорый Брест – Москва. Из паровозной булки глянуло задорное, загорелое лицо помощника машиниста Сергея Пашковича, сидевшего за левым крылом.

Перрон сразу наполнился народом. Из вагонов на платформу прыгали пассажиры и, как всегда, спрашивали у проводников: «Долго стоим?», «Где буфет?»

– Товарищ ТЧ [1]1
  ТЧ – начальник депо.


[Закрыть], здравствуйте! – тронул кто-то Константина Сергеевича за локоть.

Заслонов обернулся. Перед ним, с портфелем в руке, стоял секретарь райкома – Ларионов, видимо, приехавший с шестнадцатым.

Это был седой человек лет сорока.

– Что, домой? – спросил он у Заслонова после первых приветствий.

– Вырвался пообедать. А вы, товарищ Ларионов, из Минска?

– Да.

– Я в Минске с полгода не был. Как он там?

– Не узнаете: строится, растет – день ото дня становится красивее!

– Как и вся наша страна. Так и должно быть! А урожай под Минском какой?

– Не хуже нашего. Хлеба и травы прекрасные. Будет у нас и хлеба и кормов вволю. Вам, железнодорожникам, придется потрудиться с перевозкой зерна.

– Перевезем. Скоро уж и вагоны под зерно начнут прибывать.

– А своих слесарей на уборочную готовите посылать?

– Готовим. Поможем.

– Дело доброе! Уборка уже не за горами.

Они вышли на привокзальный двор. Райкомовская «эмка» ждала у киоска.

Шофер улыбался, приветствуя обоих.

– Садитесь, товарищ Заслонов, подвезем, – предложил Ларионов.

– Благодарю, мне недалеко. Я хочу пройтись, вечер-то какой чудесный! Завтра я вдоволь накатаюсь на своей «жар-птице».

– У товарища Заслонова мотоцикл – красота! – похвалил шофер. – «Промет». Настоящая «жар-птица»!

– Как же, как же, знаю, видел! – ответил секретарь райкома, садясь в «эмку». – Так заезжайте к нам, товарищ Заслонов! – крикнул он в спущенное окно, когда машина легко взяла с места.

Константин Сергеевич направился домой.

Подходя к дому, он уже издали увидал своих: жена сплела с книгой у раскрытого окна, а «бусеньки», как называл Заслонов дочерей, играли в палисаднике. Младшая Иза – ей было полтора года – бегала, а восьмилетняя Муза делала вид, что ловит сестренку и не может поймать. Потом, вероятно, мама сказала им из окна: «Дети, папа идет!»

И обе девочки, увидев отца, кинулись к нему навстречу.

Иза неумело, но что было сил бежала впереди. Красный бант в ее волосах смешно подпрыгивал. А Муза – сзади, за нею, готовая подхватить сестру, если она будет падать.

Тогда Константин Сергеевич тоже пустился бежать им навстречу. Он не просто бежал, а при этом смешно приплясывал, выделывая ногами уморительные коленца.

Муза хохотала, глядя на то, что́ делает отец, а Иза была всецело поглощена своим бегом. Она взглянула на отца только тогда, когда очутилась у него на руках.

Константин Сергеевич схватил Изу на руки и, целуя, понес к дому. Он попрежнему не переставал смешно выплясывать.

III

– Женя! Женя! – позвали с улицы.

Женя чистил в коридоре костюм, собираясь итти к Константину Сергеевичу. Он вбежал в комнату и так, со теткой в руке, выглянул из окна.

Перед домом стояли его деповские товарищи – слесаря Коля Домарацкий и Алесь Шмель.

Коля – высокий, черноглазый паренек – первый в железнодорожном клубе актер. Алесь с виду неказист, но на все руки: ловок в работе, музыкант и остряк.

Алесь держал мандолину. Друзья, видимо, собирались повеселиться в выходной день.

– Куда это вы? – спросил Женя.

– Поедем с нами кататься на лодке, – предложил Коля.

– Не могу.

– Почему?

– Обещал быть в одном месте.

– Кому это обещал? – хитро сощурился Алесь.

– Дяде Косте, – не без гордости ответил Женя. – Поеду с ним на мотоциклете. Я ведь помогал ему красить машину.

– Вон оно что-о! – с завистью протянул Коля.

– Что тут особенного? – вмешался Алесь. – Мне дядя Костя дал книжку почитать.

– Да ну? – удивился Коля.

– Не веришь? Спроси у сестренки. «Педагогическая поэма» называется. Интересная! Куда же вы поедете с дядей Костей? – повернулся он к Жене.

– Должно быть, за Днепр, по шоссе…

– Ну что ж, поезжайте, глотайте пыль, а мы покатаемся на лодочке, – сказал Алесь и, наигрывая на мандолине веселый марш, ушел вместе с Колей.

Женя привел себя в порядок и глянул в зеркало. Он увидел те же голубые, быстрые глаза, русые волосы, стриженные «под польку», и на щеке знакомую царапину – след последней футбольной игры.

– Мама, я пошел! – сказал Женя, выходя из дому.

Константин Сергеевич Заслонов жил неподалеку, в маленьком деревянном доме.

Подходя к дому, Женя издалека увидал перед крыльцом красный «Промет». Возле него стоял, окруженный соседскими ребятишками, дядя Костя. Тут же были и его дочери – Иза и Муза.

– Во-время явился. Пришел бы чутеньки попозже, я бы уже укатил, – здороваясь с Женей, сказал дядя Костя. «Чутеньки» было любимым словечком Заслонова.

– Константин Сергеевич, как же можно опоздать? Приказ есть приказ, – весело ответил Женя.

– Ну, тогда поехали!

Дядя Костя повел мотоциклет. Женя повернул кепку козырьком назад и вскочил на багажник. Он сидел сзади за Константином Сергеевичем.

Красный «Промет» помчался по дороге.

– Жар-птица! Жар-птица! – кричали сзади мальчишки, напрасно старавшиеся догнать мотоцикл.

Железнодорожная линия, где пели рожки стрелочников, знакомые улицы и дома поселка побежали назад.

Еще несколько минут – и вслед за ними умчался мост через Днепр. Купающиеся ребятишки на одно мгновение мелькнули на берегу.

Какая-то шалая собачонка, выбежавшая из дома, тявкнула и пропала.

Впереди протянулась ровная лента шоссе.

Утро было ясное и тихое. Ветерок свистел в ушах у Жени, приятно холодил лицо и шею.

Тридцать километров незаметно остались позади. Солнце уже поднялось и основательно припекало. Становилось жарко. День выдался безветренный и душный.

Дядя Костя выключил мотор.

– Отдохнем, Женя! – сказал он, слезая.

Заслонов остановил мотоциклет на шоссе и ушел с Женей в тенёк придорожных берез.

– Что, разве плохо прокатились? – спросил он, ложась на траву.

– Очень хорошо, Константин Сергеевич! Великолепно! – ответил Женя, обмахиваясь кепкой. – Теперь бы только искупаться! – улыбнулся он.

– Искупаться, а потом почитать хорошую книжку!

– Да, – согласился Женя, умолчав о том, что летом он охотнее гонял бы мяч, нежели читал книгу.

Подложив под голову руки, Заслонов лежал и смотрел в небо. Легкие белые облачка таяли в голубом просторе. Где-то там, вверху, таяла и песня жаворонка, неутомимо взбиравшегося по своей невидимой лесенке.

– Ну, как твоя последняя авиамодель? – спросил Заслонов.

Он знал, что Женя в свободную минуту мастерит дома модели самолетов.

– Погибла! – смущенно почесал затылок Женя.

– Как так?

– Вчера бабушка сожгла…

– Почему?

– Она говорит: «Искала лучинок на растопку самовара, вижу – подходящие палочки… Взяла и сожгла…»

– Значит, придется делать новую? – смотрел, улыбаясь, Заслонов.

– Сделаю новую! Лучше сделаю! – уверенно ответил Женя.

– А ты знаешь, что я когда-то поступал в летную школу; тоже, как и ты, хотел быть летчиком? – спросил дядя Костя.

– Вот это дело! – загорелся Женя. – Летчиком быть, Константин Сергеевич, лучше всего! Летчик лучше всех защищает Родину!

– Родину каждый должен защищать лучше всего! – раздельно сказал Заслонов. – Ну, поехали! Довольно отдыхать! – поднялся дядя Костя.

Они сели на мотоциклет. Телеграфные столбы, какие-то подводы снова побежали назад. Навстречу им стремительно неслась Орша. Вот уже и мост через Днепр.

Еще издалека Заслонов увидал на площади толпу.

«Неужели такая очередь на автобус?» – подумал Заслонов.

Но тотчас же заметил: один автобус стоял у остановки, второй – поодаль, и никто не обращал на них внимания.

Все головы были подняты вверх, к радиорупору, висевшему на столбе.

Заслонов остановил мотор и прислушался. Из репродуктора несся бодрый, боевой марш.

Народ расходился. Лица у всех были возбуждены. Люди уходили с площади, продолжая горячо о чем-то говорить друг с другом.

– Что передавали? – спросил Константин Сергеевич у какой-то женщины, которая быстро шла от площади.

– Война! Фашисты на нас напали! Выступал товарищ Молотов, – ответила женщина.

Константин Сергеевич разогнал мотоциклет. Тот взревел сиреной и помчался на третьей скорости.

«В депо! Скорее в депо!»

Всё сразу стало иным: и голубое небо, и придорожные кусты.

«Поставить на пары́ запасной парк! Выпустить на линию возможно больше паровозов! Скорее за дело!» – думал Заслонов.

«Жар-птица» вихрем влетела в поселок.

Дядя Костя не повернул к своему дому, а помчался прямо в депо. Когда он перемахнул через переезд и уменьшил газ, то увидел, что к депо со всех сторон торопились железнодорожники.

Деповцы были озабочены, но полны решимости.

IV

Депо работало круглые сутки. Гудки отменили; да в них теперь не стало и нужды: всех рабочих перевели на казарменное положение, и они жили в мастерских.

Люди работали по многу часов подряд, не ожидая смены. Покончив с одним паровозом, тотчас же принимались за следующий. В столовую бегали тогда, когда выдавалась свободная минутка. Спали где придется, по большей части – прямо на дворе, возле депо. У всех была одна цель, одно стремление – поскорее выпустить на линию побольше паровозов, как постановили деповцы на первом митинге, который состоялся еще 22 июня, в «промывке».

ТЧ подавал своим рабочим пример. Он ни минуты не оставался без дела. Глядя на него, невольно думалось: «Да спит ли когда-нибудь дядя Костя?»

Надев рабочий комбинезон, Заслонов так и не снимал его.

Вот ТЧ только вылез из смотровой канавы, где внимательно выстукивал громадный «ИС», а через минуту Заслонов уже в другом месте: сам навешивает дышла на запасной паровоз «Щ».

Его видели с баббитовым молотком и гаечным ключом в руках. Не раз Константин Сергеевич брал лом, как простой слесарь. Спал он немного, забегая под утро в свой кабинет, хотя и здесь, на кожаном диване, спалось тоже не особенно спокойно: телефоны никак не могли угомониться даже ночью.

Домой Константин Сергеевич наведывался ежедневно, но на пять-десять минут, – больше не позволяла работа.

Оршанцы не ударили лицом в грязь: за двое суток поставили на пары́ весь большой запасной парк. Кроме того, они организовали охрану поворотного круга и здания депо и создали истребительный батальон для поимки диверсантов.

Но первые три дня войны прошли спокойно, как будто бы военная гроза была где-то далеко-далеко.

В ночь с 24 на 25 июня Заслонов, вконец утомленный, еле стоявший на ногах, прилег у себя в кабинете отдохнуть. Ему приснился нелепый сон, будто маленький домик нарядческой вдруг тронулся с места и с невероятным грохотом ударился в «промывку».

Заслонов вскочил.

Гулко били зенитки. Над головой противно гудели самолеты.

– Фашисты! Налет!

Он кинулся из кабинета.

Нигде не было видно ни пожара, ни следов разрушений: значит, бомба упала не на территории депо и вокзала.

Не успел Заслонов добежать до «подъемки», как где-то грохнула вторая.

В депо все были на своих местах, никто из рабочих и не подумал оставлять работу и уходить.

Бомбоубежища настоящего не было, только вырыли щели для укрытия от осколков; но железнодорожники даже их делали с неохотой:

– Чего рыть? И в смотровой канаве спрячемся. А если уж попадет, то всё равно.

Первый налет прошел для депо и вокзала благополучно. После него фашисты на несколько дней оставили Оршу в покое.

V

3 июля утром Заслонов залез в смотровую канаву осматривать «щуку». С ним ходил машинист паровоза Штукель – высокий человек лет тридцати пяти. У него был неприятный, узко прорезанный рот с сухими губами. Говорил Штукель всегда очень быстро, глуховатым, бесстрастным тоном. Слова сыпались с его синеватых губ точно с каким-то сухим треском.

Заслонов был недоволен паровозом Штукеля. Он резко говорил машинисту:

– Возвращающий аппарат передней тележки у вас загрязнен. Грозит безопасности. В плохом состоянии ваши часики, товарищ Штукель!

(«Часиками» Заслонов всегда называл паровоз).

И вдруг сверху донеслась пальба зениток: опять летели эти проклятые фашисты!

– Константин Сергеевич, вылезайте! Налет! – крикнул, нагнувшись к колесам, приемщик наркомата.

– Чорт с ними! Пусть летят! Некогда вылезать! – отозвался ТЧ и спокойно продолжал делать свое дело.

Наверху загрохотало, застучало. Штукель, съежившись от страха, ходил за начальником. Видимо, он больше беспокоился о себе, чем о паровозе.

– Константин Сергеевич! – вдруг окликнул сверху помощник Заслонова по ремонту, Сергей Иванович Чебриков. – Идите скорее!

– Что такое?

– Товарищ Сталин будет говорить! – крикнул Чебриков и убежал.

Заслонов кинулся вон из смотровой канавы.

Штукель тоже последовал его примеру, но побежал он не туда, где столпились, забыв о бомбежке, деповцы, а в противоположную сторону – к калитке, ведущей на двор.

Когда Заслонов подбежал к толпе, товарищ Сталин уже говорил:

«Фашистская авиация расширяет районы действия своих бомбардировщиков, подвергая бомбардировкам Мурманск, Оршу, Могилёв, Смоленск, Киев, Одессу, Севастополь. Над нашей родиной нависла серьёзная опасность».

Все невольно переглянулись. Было ясно, что каждый оршанец в эту минуту думал одно: «Сталин – с нами. Наш мудрый вождь! Он знает всё. Он помнит обо всех нас!»

Фашистские коршуны кружились над Оршей, бросали бомбы, а народ, затаив дыхание, слушал мудрые, полные любви к своему Отечеству и ненависти к лютому врагу, проникновенные слова вождя:

«В занятых врагом районах нужно создавать партизанские отряды, конные и пешие, создавать диверсионные группы для борьбы с частями вражеской армии, для разжигания партизанской войны всюду и везде, для взрыва мостов, дорог, порчи телефонной и телеграфной связи, поджога лесов, складов, обозов. В захваченных районах создавать невыносимые условия для врага и всех его пособников, преследовать и уничтожать их на каждом шагу, срывать все их мероприятия».

Когда налет окончился, Чебриков крикнул рабочим:

– Ну, ребятки, слыхали, что сказал нам товарищ Сталин? Мы должны быстрее продвигать транспорт с войсками и военными грузами. За работу!

Дядя Костя молчал. Он давно видел: речь вождя захватила, воодушевила народ. Никаких других слов не надо.

Деповцы с еще большим рвением кинулись к своим станкам.

VI

В этот же вечер Константин Сергеевич заглянул домой. Во время дневного налета одна бомба упала в том районе, где жили Заслоновы, и он беспокоился: как семья?

Домик стоял на месте – даже уцелели его стекла, – и все оказались живы-здоровы, но Раису Алексеевну не на шутку встревожили налеты. Она считала, что детей надо увезти из Орши.

Константин Сергеевич и сам видел опасность: фронт приближался. С запада тянулись поезда с эвакуируемыми женщинами и детьми, с оборудованием фабрик и заводов, с колхозным скотом. Шли санитарные поезда.

Фашисты заняли Борисов. До фронта осталось сто тридцать три километра.

Теперь Орша, как крупный железнодорожный узел, несомненно, станет еще больше и чаще подвергаться налетам.

Решили, что Раиса Алексеевна с детьми уедет завтра же.

Помогать жене укладывать вещи Константин Сергеевич не мог, – его ждала срочная работа в депо, и он ушел.

В эту ночь Заслонов, как всегда, был очень занят. Приходилось думать о многом, но сквозь мысли о деле прорывалась еще одна: скоро уедут его маленькие, дорогие «бусеньки». И тогда больно сжималось сердце.

Настало утро. Приближался час отъезда. Вот уже надо было итти за женой и детьми и собираться к поезду.

С тяжелым чувством шел домой Заслонов. На крылечке беззаботно играла маленькая Иза. Она издалека увидела папу. Сегодня папа был что-то невесел: он шел, не выплясывая, как бывало…

– Папочка, и ты поедешь с нами? – спросила Муза, когда отец подошел к ним.

– Да, да, поеду! – ответил Константин Сергеевич, крепко прижимая девочку к себе.

Они вошли в дом.

В комнатах был беспорядок. Ящики в комоде, шкапу, столах – выдвинуты. Оголенные, ничем не прикрытые кровати показывали неуютные, жесткие доски. Окна без занавесок были безобразно голы.

На обеденном столе стояли какие-то банки-склянки, которых раньше и вовсе, кажется, не было в доме; валялись катушки из-под ниток и прочее.

Пол устилал бумажный сор.

Столько лет обживались, обзаводились хозяйством, каждая вещица в доме казалась такой нужной, а вот настал час – и приходится бросать всё, довольствуясь тем, что вместилось в чемодан и узел, в который связали одеяла и подушки.

Правда, Муза носила в руках еще одну поклажу, – сеточку-провизионку. В нее был втиснут какой-то бумажный сверток, кусок мыла, детская губка, эмалированная кружка, несколько учебников Музы, а сбоку выглядывала смешная плюшевая морда истрепанного коричневого мишки с одним черным ухом.

Константин Сергеевич взял в левую руку чемодан, а на правой держал дочку, а жена несла узел. Пошли на станцию.

Их издалека увидал проходивший по путям дежурный по станции – Попов. Он подбежал к Раисе Алексеевне и взял из ее рук узел.

– Уезжайте, Раиса Алексеевна, уезжайте, тут оставаться уже опасно! – говорил Попов.

– А Надежда Антоновна собирается уезжать? – спросила Заслонова.

– Пока нет, Раиса Алексеевна: у нас ведь дочка взрослая.

– Не налетели б проклятые стервятники! – опасливо поглядывал на небо Попов.

– Они прилетают попозже, – успокоил Заслонов.

В ожидании поезда остались на перроне.

Муза сидела около отца и всё спрашивала:

– Папочка, а это вон что высокое?

Константин Сергеевич терпеливо объяснял:

– Водокачка. Там вода.

– Водокачка? – переспросила Муза. – А она не упадет, а?

– Нет, зачем же ей падать? – улыбнулся Заслонов.

И вот подошел поезд.

Константин Сергеевич внес в вагон вещи, устроил семью. Иза тотчас же села к окну. В вагоне ей всё было ново, интересно. Она радовалась поездке. А Муза сидела с заплаканными глазами.

Томительно-медленно тянулись последние минуты. Раиса Алексеевна в сотый раз напоминала о том, чтобы Константин Сергеевич берегся, чтобы писал…

Он не отходил от девочек.

Раздался второй свисток.

Заслонов в последний раз обнял жену, крепко прижал к груди своих дорогих «бусенек».

Поезд уже тронулся.

– Папочка, поезд уже пошел! – с тревогой твердила сквозь слезы Муза. – Иди же скорей!

Она говорила одно, а думала другое: ей не хотелось, чтобы папа уходил от них, но в то же время она знала, – папа должен быть в депо.

Константин Сергеевич рванулся к выходу.

Он привычно-легко спрыгнул на полотно и стоял, глядя вслед всё быстрее и быстрее удаляющемуся вагону. Вот в окне высунулась русая головка Музы, мелькнула рука с платочком, а потом всё пропало.

Заслонов повернулся и быстро зашагал к депо.