Текст книги "Константин Заслонов"
Автор книги: Леонтий Раковский
Жанры:
Военная проза
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 11 страниц)
XIX
Заслонов был в постоянном контакте с секретарем райкома. Энергичная, неутомимая Надежда Антоновна Попова бесперебойно поддерживала эту связь. Она передавала секретарю райкома результаты партизанской работы Заслонова на Оршанском узле, собранные заслоновцами сведения о передвижении фашистских войск, местонахождении складов, а Заслонову приносила от секретаря райкома дальнейшие указания и поручения.
В феврале Ларионов захотел повидаться с Заслоновым. Они условились встретиться в воскресенье 15 февраля в том же Дрыбине у Куприяновича.
Заслонов отпросился у шефа и в воскресенье утром, взяв с собой мешок, пошел будто бы за продуктами в деревню.
Когда Константин Сергеевич пришел в Дрыбино, он застал у Куприяновича, кроме Ларионова, двух незнакомых крестьян, видимо, братьев. Они пришли к секретарю райкома по своим личным делам.
Увидев Заслонова, Иван Тарасович поднялся со скамейки и сказал крестьянам:
– Вот так бы решил ваше дело советский народный суд. Если вы – советские люди, то поступайте, как велит наш закон.
– Благодарим, товарищ секретарь! – ответил одни из братьев и повернулся к выходу.
Второй секунду молчал, вертя в руках шапку: по всей видимости, совет секретаря райкома меньше устраивал его, чем брата, но, уходя, и он поблагодарил:
– Спасибо за совет!
И они оба вышли.
– Как видите, я тут всё: я собес и нарсуд, – улыбнулся Иван Тарасович, здороваясь с Заслоновым.
– А как же бы вы думали, товарищ? – несмотря на свою хромую ногу, живо подскочил к секретарю райкома Куприянович. – Вы – наша Советская власть.
Затем так же ловко, как-то на одной пятке, повернулся к печке, у которой сидела его жена, и стал выпроваживать ее из хаты:
– Иди, посиди у Марьи. Будешь мешать тут!
– Антон Куприянович, зачем вы гоните хозяйку из дома? Мы с товарищем Заслоновым побеседуем тихонько в уголке, – урезонивал Куприяновича секретарь райкома.
Но Куприянович стоял на своем.
– Какие же разговоры шопотом!
Жена вышла из хаты. Накинув па плечи кожушок, ушел и сам хозяин. Слышно было, как он топал на крыльце – сторожил, чтобы кто-либо не помешал важному разговору.
Заслонов остался с Ларионовым с глазу на глаз.
– Значит, в общей сложности, вы за январь месяц вывели из строя около шестидесяти паровозов? – сказал секретарь райкома.
– Пятьдесят восемь и один воинский эшелон на ветке № 11.
– Молодцы! Продолжайте и дальше так! Хорошо еще придумали вы заморозить водоснабжение.
– Это фашистам большой удар. Бывают дни, когда поезда с войсками не могут отправиться из Орши, потому что нет паровоза. Ждут, пока паровоз вернется с водой из Славного или Красного.
Иван Тарасович улыбался довольный.
– Теперь вам, товарищ Заслонов, очередное поручение. Наша авиация начнет сейчас бомбить Оршу: ведь у фашистов осталась одна основная линия Орша – Смоленск. Надо помочь Советской авиации.
– Все точки, где и что у оккупантов находится, я переслал вам с Поповой. Вы получили?
– Да, да, всё в порядке, всё передано. Но для верности надо бы еще наладить сигнализацию.
– Мы будем сигнализировать, чем можем: электрическими фонариками. А машинисты будут открывать топки паровозов.
– Я вот что еще раздобыл для вас, – сказал Ларионов, подавая Заслонову две ракетницы и патроны к ним.
– Вот за это спасибо! – благодарил Заслонов, пряча подарок в свой мешок.
– Затем надо усилить нашу контрпропаганду.
– Мы, Иван Тарасович, распространяем сводки Информбюро, разъясняем положение, где только представляется возможность: в депо, в пути, на базаре. А лучший агитатор – налеты нашей авиации. Все видят, что Красная Армия сбила с фашистов спесь. Да и раненых полным-полна Орша. Как бы фрицы ни пели, что их дела хороши, но раненых никуда не спрячешь!
– А как в депо: вам еще доверяют?
– Пока что доверяют.
– Никаких происшествий не было?
– Было одно.
– Какое? – насторожился Ларионов.
– Предателя одного чуть не поколотил, – улыбнулся Заслонов.
– Вы? – удивился секретарь райкома: он знал, что Заслонов горяч, но умеет владеть собой. – Кого это?
– Машиниста Штукеля, который работает в депо сменным нарядчиком. Грязный, подлый и мелкий человечишко! Один из тех, о которых в поговорке сказано, – он и от яйца отольет! Этот негодяй ударил ни за что машиниста Струка, пожилого человека. Я чуть сдержался, чтобы не стукнуть предателя, но только отчитал. Жаль, нельзя было сказать Штукелю всё, что о нем думаю. – Пришлось ругать, но под иным соусом. «Вы что, – говорю, – хотите вооружить против нас машинистов?!»
– А шеф как на это?
– Поддержал меня. Не потому, конечно, что ему жаль нашего человека, а просто побоялся, что к ним не пойдут работать.
– Игру вы ведете великолепно, но прошу вас, будьте начеку. Чуть заметите, что вас начинают разгадывать, немедленно уходите из Орши. За Оршу не держитесь, оставьте там своих людей, а сами с ядром отряда – в лес. Из лесу вы сможете в любом месте бить по коммуникациям врага. Ну, вот, кажется, и всё. Главное, повторяю: помогите во время налетов!
– Сделаем, всё сделаем!
– Надо помочь нашей Советской Армии: в ней вся сила, а мы, партизаны, только ее помощники.
– Конечно!
Заслонов глянул в окно:
– Пора двигаться назад, – долго задерживаться не годится. – Он встал. – Будьте здоровы, Иван Тарасович!
– Желаю успеха, Константин Сергеевич! – крепко пожал ему руку секретарь райкома.
Заслонов вышел из хаты. На крыльце его задержал хозяин.
– Товарищ начальник, куда? – расставил руки Куприянович, не пуская Заслонова.
– Домой.
– А перекусить?
– Некогда, Антон Куприянович!
– Э, браток, успеешь, – это не к поезду. Не пущу! Сказано: гость – невольник…
– Поздно будет. Я не в гости приходил, а по делу. Дело важнее желудка!
– Так хоть в торбу насыплю чего, а то что ж: сюда с пустой и назад с пустой? Не годится: фриц не поверит, что ходил за продуктами.
– Пожалуй, он прав, – улыбнулся Иван Тарасович, вышедший провожать Заслонова.
Пришлось вернуться в хату.
Куприянович затопал по хате – только разлетались полы его кожушка. Он насыпал в мешок Заслонова муки, положил сала.
– Довольно, спасибо, довольно! – благодарил Константин Сергеевич, но Куприянович совал то какие-то блины, то картошку.
– Молчи, товарищ начальник! Это не в депо, тут я хозяин!
XX
Накануне Дня Красной Армии советские самолеты сбросили листовки, в которых предупреждали население о том, что Орша будет подвергаться бомбежкам и чтобы поэтому население уходило из города.
Заслонов уговаривал Полину Павловну уйти на несколько дней к матери, жившей в деревне, в трех километрах от Орши.
– Вы женщина. Зачем вам зря подвергаться опасности? – убеждал он.
– А как же вы тут будете?
– Как-нибудь, – улыбнулся Заслонов. – С работы ведь не уйдешь!
Полина Павловна послушалась Заслонова – ушла в деревню. В доме остались одни мужчины.
Заслонов продумал со своим штабом, чем и как они могут помочь Советской авиации.
Многие железнодорожники давно имели ручные электрические фонарики, – оккупанты продавали их на базаре. Решено было, что, когда по сигналу воздушной тревоги фашисты попрячутся в бомбоубежище, комсомольцы будут из разных мест сигналить ручными фонариками, указывая расположение депо, вокзала и «четного парка», где стояли воинские эшелоны.
А Шмель и Домарацкий взялись пускать ракеты на здание депо.
Те же из паровозников, которые во время налета окажутся на паровозе, должны были почаще открывать топку, чтобы наши самолеты видели на путях огонь.
К вечеру 22 февраля все фрицы, свободные от ночной работы, потянулись из Орши в деревню, боясь бомбежки. Заслоновцы посмеивались, глядя на это организованное бегство фашистов.
23 утром Заслонов, идучи на работу, с особым чувством смотрел на четный парк, где сгрудились фашистские воинские эшелоны, на серые цистерны с бензином, всё это сегодня взлетит на воздух!
В этот вечер Константин Сергеевич задержался в нарядческой и пошел домой в двенадцатом часу ночи. Соколовский еще не приходил с работы, а обер-фельдфебель сидел дома. Он уже был в туфлях, но еще не ложился спать и весьма обрадовался приходу Заслонова.
– А-а, герр руссише шеф! Граем? – сразу же предложил он.
– Сыграем. – ответил Заслонов, раздеваясь.
Константин Сергеевич не хотел ложиться спать до налета и с удовольствием принял приглашение.
Сели играть в шахматы.
Константин Сергеевич как-то научил Шуфа известной детской песенке:
Черный рыжего спросил:
– Чем ты бороду красил?
Обер-фельдфебелю очень понравилась эта песенка. Всякий раз, как они садились за шахматы, Шуф, пощипывая свою рыжеватую бороду, начинал декламировать:
Черны рызиго просиль:
– Чем ти породу красиль?
– Я на золнышке лежаль,
Ферху породу тержаль…
Минуты казались Заслонову часами. Он никак не мог дождаться, когда прилетят наши.
Наконец заревела станционная сирена, и гулко ударили зенитки. Обер-фельдфебель растерялся. Он вскочил со стула и, первым делом, задул лампу, хотя окна были закрыты ставнями. Потом, натыкаясь на вещи, стал впотьмах искать сапоги, видимо, собираясь бежать в убежище.
В планы Заслонова не входило в эти часы оставаться одному без свидетелей.
Надежное, железобетонное бомбоубежище было только на станции, но бежать туда сейчас – безрассудно. У дома Соколовских, в палисаднике, между грушей и яблоней, была вырыта узкая щель. Сидеть в щели на морозе – не особенно-то приятно.
– Куда вы собираетесь? Оставаться на месте – безопаснее.
Обер-фельдфебель нашел сапоги. Натягивая их на ноги, он хотел было что-то возразить Константину Сергеевичу, но успел лишь сказать: «А-абер…», – как раздался потрясающий удар, за ним другой, третий, четвертый…
Домик весь вздрогнул. С шумом открылась и пушечным выстрелом грохнула, закрываясь вновь, входная дверь. В шкафу зазвенела посуда.
Шуф с одним сапогом на ноге повалился на кровать.
Заслонов оставался сидеть у стола перед шахматной доской. Он смотрел в темноту, улыбался и с удовольствием отсчитывал в уме: «Р-раз! Еще раз! Так их! Так!»
А обер-фельдфебель при каждом разрыве ругался по-немецки.
Сквозь щели ставен в комнату пробивались отблески близкого пожара. Заслонов с удовлетворением подумал: «бензинчик».
Зенитки неистовствовали.
Когда налет кончился, Заслонов и Шуф вышли на крыльцо. От железнодорожных путей домик Соколовских отделяли огороды, и с крыльца был виден почти весь узел.
Там стоял полный переполох. Еще догорали какие-то вагоны. На фоне пожара виднелись суетящиеся фигуры. Слышались крики фашистов, тревожные гудки паровозов. Над лесом полыхало огромное зарево.
Обер-фельдфебель стоял, потрясенный.
– О-о, колоссаль! – смог только с огорчением сказать он, и вернулся в дом.
Константин Сергеевич пошел вслед за ним.
Сгорели цистерны с бензином, сгорела часть вагонов, стоявших неподалеку от них, но разрушила ли бомбежка какой-нибудь цех, увидеть было нельзя. Итти же самому теперь в депо казалось Заслонову неосмотрительным.
Обер-фельдфебель так расстроился, что не захотел доигрывать партию. Стали ложиться спать.
Заслонов уже лежал в постели, когда пришел Соколовский.
Константин Сергеевич спросил у него, что разрушено в депо.
– Разворотило подъемку и смотровое № 14, – весело рассказывал Соколовский.
Шуф за стенкой, оказывается, тоже слушал сообщение Соколовского. Он, разумеется, не понимал, что такое «подъемка» и «смотровое № 14», но всё возмущался и посылал проклятия «Иванам».
– О, чорт возьми!
– Опять же в цистерны попали. С одного разу! Вагонов на путях наломало и сожгло!.. И над лесом – дым и огонь. Что там в лесу было, кто его знает!
– О, чорт!
Заслонов-то прекрасно знал: в лесу у фашистов были склады боеприпасов, фуража и прочего военного имущества.
– А наши сбиль какой самольет? – крикнул из своей комнаты Шуф.
– Чорта с два! – выпалил Соколовский.
– О-о два, цвай! Вьеликольепно-карашо! – обрадовался обер-фельдфебель.
Заслонов махнул Соколовскому рукой: мол, не объясняй, пусть дурак думает!
Соколовский не стал говорить, – он весело подмигивал Заслонову, потрясая кулаком.
Заслонов радовался: значит, партизанская сигнализация оправдала себя! Значит, железнодорожники помогли своему старшему брату – Красной Армии!
XXI
Алексеев вернулся из очередной поездки ночью 23 февраля, после бомбежки. Депо стало неузнаваемым: основной его цех «подъемки» и здание «смотрового депо», где производился технический осмотр прибывающих с линии паровозов, были сильно повреждены.
Груды кирпича засыпали пути и канавы, под ногами хрустело битое стекло. Голодные, раздетые пленные под конвоем эсэсовцев очищали пути от мусора и кирпича.
Алексееву очень хотелось бы поговорить с кем-либо из товарищей, но было уже поздно, и он прямо отправился домой. А утром, чем свет, ушел в Грязино на целые сутки по делам организации лесной базы.
В Грязине подготовка базы шла полным ходом. Шеремет скопил на мельнице для партизан Заслонова двадцать пудов муки. Алексеев рассказал товарищам о том, как наша авиация на славу разбомбила фашистов в Орше.
Днем в Грязине были слышны взрывы и зенитная пальба. Советские бомбардировщики снова сделали налет на Оршанский узел.
______
На следующий день, 25 февраля, Алексеев часам к трем пополудни вернулся в Оршу. Когда он пришел домой, хозяйка шопотом сказала ему:
– Вчера арестовали Заслонова.
У Алексеева захолонуло сердце.
– А еще кого?
– Говорят, его одного.
Алексеев переоделся и пошел к Чебрикову. Надо было узнать обо всем подробнее и решить, что делать дальше. Он рассчитывал застать Чебрикова дома, потому что Сергей Иванович тоже был сегодня свободен от поездки.
Так и оказалось: Сергей Иванович сидел дома. Он был сильно встревожен.
– Слыхал, что вчера произошло? – спросил Чебриков.
– Слыхал. Кто арестовал дядю Костю?
– Гестапо.
– Где сидит?
– Сидел в полевой комендатуре.
– А теперь?
– В депо, в нарядческой…
– Как, дядю Костю выпустили? – радостно кинулся к Чебрикову Алексеев.
– Избили и выпустили. Увидишь: голова повязана.
– Ах, мерзавцы! А ты с ним говорил?
– Удалось мельком.
– В чем его обвиняли?
– Ему говорят: вы сигнализировали советским самолетам.
– Вот дьяволы, кое-что знают!
– Да. А дядя Костя отвечает: «Как же я мог сигнализировать, если во время налета играл в шахматы с обер-фельдфебелем Шуфом?» Вызвали обер-фельдфебеля. Он подтвердил, что Заслонов всё время был дома. И дядю Костю выпустили. Улик-то – никаких.
– А что, поймали кого-либо из ребят с фонарями?
– Нет.
– И больше никого не арестовали?
– Нет.
– Кто-то донес на дядю Костю.
– Нашлись мерзавцы вроде Штукеля.
– Что будем делать дальше?
– Дядя Костя уйдет. Я покамест остаюсь для диверсий. А ты и все, кто наиболее подозрителен немцам – Шурмин, Коренев, Норонович, Пашкович, Шмель и другие, – готовьтесь уходить.
От Чебрикова Алексеев направился в депо: может, удастся как-нибудь перекинуться словом с дядей Костей.
Входить в нарядческую Алексеев опасался: дела никакого у него не было, – в нарядческой при всех не станешь же говорить о партизанских делах. Надо полагать что за Заслоновым сегодня все-таки усиленно следят. Алексеев прохаживался по коридору не отходя в нарядческую, и думал, как бы вызвать Константина Сергеевича в коридор.
В томительном ожидании прошло несколько минут. И вот из нарядческой наконец вышло двое немецких железнодорожников. Один шагнул в коридор, а второй на секунду задержался у порога. Он широко раскрыл дверь и, держась за ручку, еще что-то говорил с Фрейтагом.
Алексеев подошел к двери и глянул в нарядческую.
Заслонов стоял у своего стола и смотрел на немца, остановившегося на пороге. Голова у Константина Сергеевича была повязана. Лицо побледнело и осунулось, но в глазах горела неукротимая решимость. Дядя Костя остался верен себе: драться, так драться до конца!
На короткое мгновение глаза Алексеева и Заслонова встретились. Фриц кончил разговор и, закрыв дверь, ушел.
Алексеев медленно пошел к выходу. Сзади за ним хлопнула дверь – из нарядческой кто-то вышел. Алексеев, не оборачиваясь, продолжал итти вперед. Человек, вышедший из нарядческой, нагонял его.
– Я уйду сегодня, а ты уходи с ребятами завтра, – обгоняя Алексеева, тихо сказал Заслонов.
XXII
Вместе с Алексеевым уходило четырнадцать ремонтников и паровозников. Анатолий накануне предупредил их, и они все ушли поодиночке в Дрыбино еще ранним утром.
Сам Алексеев рискнул немного задержаться. Ему хотелось посмотреть, что́ станут делать фашисты, когда узнают об исчезновении Заслонова.
Кроме того, надо было пустить гестапо по ложному следу, – так заранее сговорились с Константином Сергеевичем на случай его ухода из Орши.
Алексеев поручил нескольким товарищам, временно остающимся в Орше, распространить разные версии о том, куда скрылся Заслонов. Хотелось проверить это и самому еще больше подлить масла в огонь.
Он оделся, как для поездки: сумку от противогаза перекинул через плечо, котелок, с которым, по примеру немцев, паровозники не расставались, привязал к сумке, «ТТ» положил за пазуху и пошел в депо.
О том, что Заслонов не явился на работу, уже все знали. Депо было в возбуждении. Говорили только о Заслонове. Судили и рядили на все лады.
– Должно быть, опять арестовали!
– Кабы арестовали, разве Штукель не знал бы, а то бегают все – и шеф, и этот сухопарый.
– Арестовали бы, если б нашли. Еще ночью пришли за ним к Соколовским, а его и след простыл. Ищи ветра в поле! – с явным сожалением, что гестапо так обмишурилось, сказал Мамай.
«Значит, дядя Костя хорошо сделал, что ушел вчера! – подумал Алексеев. – Надо и мне сматывать удочки!»
– Говорят, видели в угольном складе.
– Эсэсовцы всё депо обыскали, – нет.
– А я слыхал: Заслонов испугался бомбежки и ушел в деревню, – заметил простодушный машинист Струк.
«Ишь, чорт, как близко берет!» – посмотрел на старика Алексеев. И, чтобы направить разговор на другую тему, сказал:
– Куда там итти! – так избили человека. Лежит больной.
– А где лежит? – живо обернулся к нему Мамай.
– В Орше, – а где же? Вчера не дошел до Соколовских.
– Говорили, он подался на Оршу-Западную.
В дверь заглянул Штукель – должно быть, подслушивал. Он быстро окинул всех своими кофейными глазами и, увидев Алексеева, строго сказал:
– Алексеев, через час поедешь в Борисов с порожняком!
– Я готов, – ответил Анатолий и пошел из комнаты, будто бы вслед за Штукелем, который юркнул в нарядческую.
Всё, что произошло ночью, после ухода Заслонова, он уже знал. Оставаться дольше было не к чему и небезопасно.
Алексеев быстро вышел из депо.
– Через час в Борисов! Как бы не так! – усмехнулся он, быстро шагая в Дрыбино.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
I
Алексеев не стал заходить в Дрыбино. Он знал, что товарищи, вышедшие из Орши ранним утром, не будут дожидаться его, а вместе с Константином Сергеевичем уйдут подальше, в Грязино. Туда направился и Анатолий.
Сегодня он шел быстрее, чем обычно. Чуть стемнело, а он уже входил в Грязино.
Хата Шеремета была полна народа.
Первый, кого увидел Анатолий, был хромой Куприянович. Старый железнодорожник стоял посреди хаты с трубочкой в руке и, конечно, рассказывал что то веселое, потому что все смеялись.
Увидев Алексеева, Куприянович круто на одном каблуке повернулся к нему:
– Гляди, у нас гостей – со всех волостей! – обвел он рукой вокруг.
Действительно, тут было несколько местных парней, давно записанных в отряд Заслонова, человек шесть окруженцев и все свои оршанцы. В красном углу на лавке сидел Заслонов. Голова у дяди Кости была повязана, но глаза смотрели бодро.
– Антон Куприянович, и ты с нами? – спросил Алексеев сбрасывая у порога сумку и котелок с плеч.
– А то как же? Старый конь борозды не портит. Ты не гляди, что я хромой. Я, браток, тебя из любого болота выведу! Я охотник! Сцепщиком уже быть не могу, но партизаном – за милую душу!
Алексеев подошел поздороваться с Константином Сергеевичем.
– Рассказывай! – усадил его рядом с собою Заслонов.
Анатолий рассказал последнюю оршанскую новость о том, что прошлой ночью из гестапо приходили к Соколовским за Константином Сергеевичем.
– Во-время ушел!
– Да, на этот раз уже не выпустили бы! – сказал Заслонов.
– Что и говорить, заиграли бы дьяволы человека! – махнул рукой Куприянович.
– А теперь – близок локоть, да не укусишь!
– Заслонов еще поставит фашистам добрый заслон! – усмехаясь, неторопливо сказал Норонович.
Большое оживление вызвал рассказ Алексеева о том, как мечутся по депо шеф и Фрейтаг, как рыщет всюду, подслушивая и подсматривая, Штукель.
– Забегали!
– Еще не так забегают!
Потешались над тем, какие слухи пошли распространять об исчезновении Заслонова.
– Это хорошо! Через день еще прибавят. Наплетут не такого! – смеялся Заслонов.
Выставив посты, спать легли пораньше.
Ночь прошла спокойно.
Весь следующий день решили готовиться к уходу в лес: надо было осмотреть одежду и обувь, наладить снаряжение, почистить оружие.
Утром Заслонов подал хороший пример, стал бриться: сбрил усы и черную бороду. Открылся его волевой, с ямочкой посредине, подбородок. Константин Сергеевич сразу же помолодел. Шеремет достал у кого-то в деревне для Заслонова новую пограничную фуражку с зеленым верхом, потому что кепка, которую носил Константин Сергеевич, была потрепана и стара.
– Вот теперь наш начальник – во всей форме! – одобрил Куприянович.
Заслонов вертел в руках обновку и о чем-то думал. Потом сказал улыбаясь:
– Вспомнилось, как однажды я ни за что загубил свою новую кепку.
– Подбросил, должно быть, вверх, а кто-либо ударил из ружья в лёт и разбил? – спросил Куприянович.
– Нет, сам постарался. Можно рассказать в назидание потомству. Было это в Витебске в 1932 году. Жил я на квартире у будущей своей тещи, Анны Захаровны. Собирался сделать предложение Раисе Алексеевне. Купил новую кепку. Помню, – такая коричневая с большим козырьком. Хорошая кепка. Надумал сначала поговорить не с Раисой, а с ее мамашей.
– Правильно: тешу задобрить – полдела свалить! – поддержал внимательно слушавший Куприянович, который любил рассказать, но зато умел и слушать.
– Пришел я на квартиру, вижу – момент подходящий: старуха одна. Я и начал. Веду речь исподволь, издалека. То да се. Говорю и не вижу, что руки теребят кепку.
– Заволновался, стало быть.
– Да, волнения хватило: парню двадцать два года, студент, до этого никогда не сватался, поволнуешься… Вертел, вертел, наконец благополучно завершил дело – договорился, успокоился, глядь – а козырек-то у кепки начисто оторвал. И сама кепка мятая, будто ее корова жевала!.. – окончил Заслонов и, как всегда, первый же рассмеялся. – Помните, ребята, – обратился он к молодежи, – будете свататься, кепок зря не рвать!
После завтрака комиссар отряда Алексеев, прихватив с собою комсорга Женю Коренева, пошел беседовать с колхозной молодежью. Они разъясняли положение на фронте и в советском тылу.
А все остальные партизаны принялись чистить оружие. Деревенские мальчишки, со вчерашнего дня не отходившие от партизан, притащили по приказу Куприяновича целый ворох тряпок и пакли.
Они заодно принесли и все свои запасы оружия: гранаты, тесаки патроны, – всё, что собрали по дорогам и в лесу, когда через деревню проходил фронт.
Хата превратилась в оружейную. Всем заправлял Куприянович. Старый охотник показывал, как надо чистить винтовку.
Мальчишки не уходили из хаты, жались по углам, готовые услужить партизанам – подать, принести что-либо. Приход заслоновцев был для них большим праздником.
Кое-кто из взрослых покрикивал на ребят: «Не лезьте под ноги!», «Уйдите прочь!» – но Заслонов заступился за них:
– Не гоните! Пусть присматриваются. Это наши самые надежные связные!
Хотя на обоих концах деревни были выставлены посты, но мальчишки бегали за околицу смотреть, – не идут ли, не едут ли.
И первые увидели:
– Мужик и баба идут!
К удивлению всех, это оказались муж и жена Птушки.
– Вот и Птушки прилетели! – пошутил Норонович.
Все обрадовались мастеру и его жене.
– Марья Павловна, как вы решились? – спросил Заслонов.
– А что же мне одной оставаться? Я пригожусь, Константин Сергеевич: одежду починю, постираю, сварю что-нибудь… Стрелять вот только не умею да и, по правде сказать, боюсь…
– Обойдетесь и без этого, – ответил Заслонов. – С вас, Марья Павловна, мы начнем нестроевой взвод.